Текст книги "Мертвый континент 1 (СИ)"
Автор книги: Андрей Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Ну и дела, – вздохнул Павел. – Даже не знаю, чем занять свободное время! Тьфу, мать твою!
Рассуждения прерывает шорох. Павел оборачивается. Недалеко, шагах в двадцати замечает странный продолговатый холм, смахивающий на могильный. Шорох и странные звуки доносятся оттуда. Павел подходит, нога цепляется за что-то. Опускает глаза – вроде полено или толстая палка, но откуда здесь палки? В сумраке трудно разглядеть, но острые глаза замечают тусклый блеск. Павел склоняется – на земле лежит оторванная рука, на запястье знакомый браслет. Бросается к холму, руки работают как бешеные, земля и камни летят во все стороны. Не прошло и полминуты, как из земли показалась тело в том самом БК-2. Чудо костюм пробит в нескольких местах, бронепластины покорежены, блестят рваные края. Правой руки нет, в плече огромная дыра, затянутая белым пластиком, таким же, как на лице у Павла. Шлем вроде цел и невредим, только царапины.
Александр лежит неподвижно. Павел садится рядом. Шлем соединен с бронекостюмом наглухо, также перчатки и обувь. По сути дела, это скафандр для защиты человека от любых отрицательных воздействий внешней среды. Снять его может только сам владелец или обученный человек. Павел впервые видит этот БК-2 и не имеет даже приблизительного понятия, как что отстегивать или откручивать. Ничего не придумав, глупо стучит пальцем по забралу, потом еще глупее – спрашивает!
– Сашка, ты как?
В ответ молчание. Павел собрался было сказать то же самое, только громче, как из-под шлема раздался голос:
– Спасибо, хреново.
– Фу, живой! – обрадовался Павел, – а я уж было подумал…
– Это не надолго, ты правильно подумал.
– Да ладно тебе, скоро наши прилетят и все будет хорошо. Не забивай голову дурным.
– У тебя связь есть?
– Не-а, у меня только «соска» была и та вдребезги.
( «соска» от английского SOS. Так на жаргоне называется радиомаяк, который имеется у каждого военнослужащего, включается автоматически на определенной частоте, если ранение опасно для жизни. Служит также для определения места нахождения в/с.)
– И моя разбита.
– А шлем?
– Сдох. Ничего не видит, не слышит. В костюме работает только медицина.
– Здорово, – покачал головой Павел, – шлем снять?
– Нет. Мне нельзя шевелиться, продырявили в решето. А ты как, руки, ноги, голова целы?
– Целы, только морду поцарапало.
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул Александр, – а теперь слушай внимательно старшего по званию. Никакого реактора нет. Есть что-то другое. Что именно, разведка определить не смогла. Неизвестный объект появился в этом районе недавно. По характеру излучения можно предположить, что это ядерный реактор устаревшей модели или МБР с ядерной боеголовкой большой мощности. Более точные данные получить не удалось. Задача была определить объект и по возможности уничтожить. Тебе не показалось странным, что на выполнение обычного задания послали целый взвод «чистильщиков» во главе с подполковником из главка?
– Объяснили, что новый командующий решил регулярно отправлять штабников на задания, чтобы жиром не обрастали. А взвод «чистильщиков» … Рейдов маловато последнее время, а солдатам нельзя терять спортивную форму, вот и направили больше, чем обычно. А что за фигня с ракетами, откуда они здесь?
– Давно, еще в середине прошлого века, на восточном побережье США оборудовали стартовые позиции межконтинентальных баллистических ракет и противоракет. Потом вертикальные пусковые шахты соединили горизонтальными стволами, проложили дороги, построили подземные хранилища, даже заводы по обслуживание стартовых комплексов. От Мексиканского залива до северной границы Канады протянулась сплошная линия подземных коммуникаций – склады, заводы, стартовые позиции, железные дороги. Тысячи километров! Ракеты перевозили с места на место по строго секретному расписанию, что бы противник – СССР – не мог определить их точного расположения. Под землей была целая страна, в которой, при необходимости, можно было разместить несколько сотен тысяч человек! То же самое сделали и на Западном побережье, но землетрясения уничтожили все. На Востоке подземелья сохранились, но большую часть затопил океан. Их неоднократно зачищали, многое уничтожено, но! До сих пор не обнаружена карта – схема, на которой подробно указаны все объекты оборонительного рубежа Восточного побережья. Значит, что-то сохранилось. Что именно, мы не знаем. Под землей остались люди и чем они там занимаются, мы тоже не знаем.
– Эка новость, – усмехнулся Павел, – в старых развалинах и подземельях живут мутанты, все знают.
– То в городах. Стратегические военные объекты были хорошо защищены, при Катастрофе пострадали мало. Есть серьезное подозрение, что сохранились запасы ядерного оружия, производственная база, подземные ядерные электростанции, склады с продовольствием, одним словом, все, что необходимо для нормальной жизнедеятельности значительного количества людей и эти люди настроены враждебно по отношению ко всему остальному человечеству. То, что недавно обнаружила разведка, больше похоже не на реактор, а на ракету с водородной боеголовкой мощностью в десятки мегатонн! Взрыва такой силы достаточно, чтобы уничтожить остатки Европы и половину России. И таких ракет здесь может быть несколько!
– Наш флот перехватит, – отмахнулся Павел.
– А если нет? А если стартует сразу полдюжины ракет, одна взорвется над эскадрой – от флота пыль останется, а остальные без препятствий долетят до континента?
– Хорошо, хорошо, я с тобой согласен и полностью разделяю твои опасения. Нам-то что с того?
– Ну, ты даешь, военный! Те, кто выжил, ненавидят нас. Используя старые ракетные шахты, подземные транспортные коммуникации, строят временные опорные пункты ближе к побережью с целью защиты от рейдов «чистильщиков». Заполучили оружие массового поражения. Это очень опасно. Мы должны их уничтожить!
Павел громко, с волчьим завыванием, зевает во всю пасть. Луна опять скрылась за облаком, на этот раз толстым, плотным, как забродившее тесто для пирога. Вокруг потемнело, стих ветер и стало вроде как уютнее. Павел повозился, устраиваясь удобнее, лег. Голова коснулась мягкой земли, гудящая от недавнего напряжения спина блаженно вытянулась. Ноги удобно устроились на плоском камне.
– Ты, Сашенька, и вправду сильно ранен, – начал неспешное повествование Павел голосом провинциального психоаналитика, – потому забыл, что я дал в морду не просто какому-то хмырю, а сыну самого командующего. Любой дурак, даже в жопу военный, поймет, чем эта история закончится. Приказ о моем увольнении по дискредитации придет вот-вот. Это первое. Второе: у меня нет оружия, снаряжения, связи, даже простого ножа нет! На мне только легкий … нет, легонький, бронежилет, который защищает от укусов насекомых. И ты хочешь, чтобы я, гражданский человек, полез в шахту? Вот так, без штанов и в шляпе?
Ответом было молчание. Павел приподнялся, взглянул. Сашка лежит без движения, словно надгробное изваяние. В углублениях и вмятинах на броне скопился пепел и пыль. Дунул ветер, сухая грязь поднялась легким облачком, унеслась вдаль.
– Эй, Саша! – тихонько позвал Павел, – твоя скорлупа может еще час работать, ты сам говорил, так что дохлым не прикидывайся. Ты должен быть жив.
– Я жив, – раздался глухой голос из-под шлема, – просто думаю, как бы вот так ответить, чтоб не обидеть.
– Скажите, какой вежливый, – буркнул Павел, укладываясь на место, – тут жить осталось полтора часа, а он о тактичности думает.
– Мне еще меньше… ладно, не об этом речь. Паша, ты никогда не думал, почему, поступая на службу, мы принимаем присягу, а увольняясь, даже в полную отставку, со снятием с воинского учета, от присяги не освобождаемся?
– Ну, военным бюрократам неохота возиться с документами или еще чего … Не знаю!
– А я знаю. Звания, должности, служебные обязанности – вторичны. Главное, что определяет сущность мужчины – обязанность защищать Родину. При любых обстоятельствах, независимо от состояния здоровья и всего остального. Неважно, кто ты. В Отечественную Войну даже уголовники требовали отправить их на фронт. Конечно, не все. Но ведь и не все люди настоящие, много … мусора.
Как должно быть стыдно тому, кто не ОБЯЗАН защищать Родину!
Когда службе в армии подлежали все мужчины, достигшие восемнадцати лет, они принимали присягу. С этого момента обязаны защищать Родину, пока живы. Наша армия давно контрактная, никого не заставляют служить, но если мужчина считает себя … не знаю, как правильно… ну, мужиком, а не конем с яйцами, он обязан помочь стране! А ты, офицер, рассуждаешь о пустяшных званиях, должностях! О премиальных еще спроси.
– Жрать иногда хочется, – мрачно сообщил Павел. – А еще неплохо бы иметь запасные штаны. Пока одни кладут жизни, другие зарабатывают миллионы, покупая и продавая чего-то там. А есть такие, которые и вовсе дома сидят, пособие получают.
– И ты завидуешь? Дурак! Знаешь, когда жена родила первого и его принесли на кормление, она увидела на пальце, на ноге, бирку с фамилией. Таким человек приходит. Когда умерла ее мать, тело поместили в больничный морг. Ну, до похорон. Укрыли простыней, а к пальцу на ноге привязали бирку с фамилией. Таким человек уходит…
– Ну, пошла философия! – недовольно перебил Павел. – Это я и без тебя знаю. Только от бирки до бирки жизнь идет и хотелось бы, знаешь ли…
До слуха донесся тихий скрежет металла о камень. Павел быстро взглянул на Сашку. Искореженный шлем, сильно обгоревший, весь в трещинах, медленно поворачивается. Черные дыры с рваными краями внимательно и страшно уставились в лицо и Павлу стало как-то нехорошо. Прерывающийся от боли голос глухо забился под изуродованным железом:
– Древний поэт сказал: жизнь – это миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь… Ты военный, поэзией не интересуешься, верно? Что было, того уже нет, что будет – еще нет. Мы с тобой здесь и сейчас. Тебе решать, как жить дальше. А тем, кто живет на пособие, не завидуй. Знаешь, у пчел есть трутни. Ничего не делают, только мед жрут. А пчелы их не трогают! И почему так, ни один биолог … или ботаник, как правильно? … толком не знает. Выходит, для чего-то необходимы. Так и наши… трутни… для чего-то нужны. Не суши мозги над ерундой. Лучше скажи, вот если правы священники и после смерти тела наши души встретят на небесах предков, не стыдно будет смотреть в глаза? Ведь там не спрячешься.
– Да что ты меня моралью своей долбаешь, в самом деле! Я же сказал – без штанов и в шляпе. Ну, куда голому-то в пекло лезть?
– Дай слово, что выполнишь мою просьбу. Тогда у тебя будут и штаны и палочка-выручалочка, и еще кое-что.
– Да ладно, фокусник-иллюзионист! – раздраженно махнул рукой Павел. – Штаны… палочки… или это у тебя юмор такой, кладбищенский?
– Причем здесь юмор? Ты, Паша, как и все военные, очень долго соображаешь. Видно, сильно били по голове общевоинскими уставами. Ладно, объясняю на пальцах – если ты обещаешь выполнить все, что я тебе скажу, ты получишь необходимое снаряжение и оружие. Все ясно, военный?
– От такого слышу, – недовольно буркнул Павел. – Выкладывай, чего у тебя там.
– Так ты даешь слово?
Павел вздохнул, поднял глаза к небу. Луна куда-то исчезла, только редкие звезды дрожат неземным светом, словно от страха. Внезапно в полной тишине раздались звуки хлопающих крыльев, порыв воздуха мягко толкнул в лицо, пыль поднялась облачком, а потом откуда-то с высоты донеслись странные резкие звуки, словно громадная ворона подавилась костью и теперь истошно каркает, пытаясь избавиться от чужеродного тела в горле. Неприятное чувство неизвестности, неведомой опасности охватило Павла. Кольнул страх, но вспыхнувшая злость затмила все остальные чувства, волосы на загривке вздыбились, словно волчья шерсть. Тело, только что расслабленное и болящее, пошло буграми мускулов, боль исчезла, задавленная мощной дланью чего-то странного и удивительного, некого чувства, неизвестного ранее.
– Даю слово, что выполню все. Рассказывай и побыстрее, летают тут всякие, – не сказал, а прорычал Павел.
Изуродованный шлем едва заметно шевельнулся. Слабый свет звезд упал под другим углом и показалось, будто страшная маска из железа и пластика улыбнулась уголками рваных дыр.
– Ну, слушай, – раздался слабеющий голос, – неподалеку живет один мой знакомый. Интересный дядька, потомок русских эмигрантов в Америке. Его папка уехал в Штаты на заработки, да так и остался. Он был неплохим ученым, настолько неплохим, что американцы без лишних проволочек дали гражданство и предложили работу в закрытом научном центре. Папаша согласился, его жена, тоже физик, работала вместе с ним. Родился сын, уже американец, выучился и стал работать вместе с папочкой и мамочкой. Однако с возрастом стал все больше интересоваться Россией и постепенно интерес перерос … ну, не знаю, в любовь, что ли. Одним словом, отпрыск сильно невзлюбил страну своего рождения, стал открыто смеяться над американцами, считая их тупыми, жирными свиньями, живущими за счет других народов и эмигрантов. Зреющий конфликт удавалось сдерживать только благодаря связям папы и мамы. Кроме того, сынок оправдал самые смелые надежды родителей, став одним из лучших ученых страны. Обладал буквально энциклопедическими знаниями.
Когда случилась Катастрофа, семейка в полном составе была в лаборатории, глубоко под землей, в хорошо защищенном бункере и потому спаслась. Научный центр представлял из себя целый городок, в нем жили семьями. Со временем люди начали умирать – кто от возраста, кто от тоски по утраченной родине. Одним словом, отпрыск ученой семьи остался один. Теперь это пожилой дядька, умный, хитрый, но, как и все настоящие ученые, немного чокнутый. Катастрофу цивилизации США воспринял, как справедливое Божие наказание за грехи. Этот человек – наш. Вот к нему ты и пойдешь, понял?
– Понял, – кивнул Павел, как будто Александр мог видеть. – Только откуда у старого мудака – если я правильно понял – может быть что-то полезное для меня?
– Его лаборатория и производственный комплекс уцелели. Пока наши разберутся, что к чему, ты должен сам начать расследование. Этот чудак регулярно снабжается последней научной информацией через Сеть. Все нужные технические прибамбасы доставляются незамедлительно. Используются возможности «Варяга». Короче говоря, это – наша техническая база в данном районе. Разумеется, секретная. Чудик … э-э … Петр Васильевич Соловейчик, кстати, снабдит тебя всем необходимым. Вопросы?
– Как к нему попасть?
– У меня с внутренней стороны бронекостюма, в кармане лежит платиновый цилиндрик, там карта и координаты.
– Рекомендации?
– Этот самый цилиндрик. Его делал Соловейчик. Мы должны были направиться к нему после выполнения задачи.
– Мы – это кто?
– Ты со стажерами должен был вернуться в часть. Не злись, это не я решал.
Павел вздохнул.
– Да я и не злюсь, чего уж там … Но если выберусь, то – не со зла, конечно – я покажу кой кому …
– Паша!
– Молчу, молчу! Это все?
– Да.
– Тогда вот что, Саша. Полсотни верст не крюк для бешеной собаки, в смысле, я вполне могу тащить тебя в нору старого муд … чудака. Оставаться здесь нельзя.
– Даже не думай об этом, – после секундной паузы ответил Александр, – я не медик, но кое-что понимаю. Я жив, пока лежу неподвижно, чуть тронешь – все.
– Да что за ерунда…
– Паша! Лучше скажи, ты все понял?
– Понял, понял, все сделаю в лучшем виде. Ты …
Павел осекся. Недвижимое тело вдруг ожило. Мучительно медленно, словно преодолевая неимоверную тяжесть, Александр приподнялся, опираясь на локоть. Голова чуть повернулась, раздался глухой стон. Блеснул свет на сколах металла, разбитая лицевая панель засветилась багровым цветом и вдруг погасла. Рука подломилась, Александр упал. Бронированная спина ударилась о камни, коротко звякнуло железо, захрустел песок. Мгновение Павел неверяще смотрел на недвижимое тело. Нутром он понимал, что друг мертв, но верить все равно не хотел.
– Эй, Сашка! – позвал тихонько, – ты что, ты дурака не валяй.
На четвереньках, помогая себе руками, как обезьяна, быстро подобрался ближе, осторожно прикоснулся кончиками пальцев. Конечно, глупо думать, будто через бронекостюм что-то почувствуешь, но ледяной холод ударил по незащищенной коже, словно электроток высокого напряжения. Павел отдернул руку, обессилено опустился на землю. « Все, вот теперь точно остался один»! – пронеслось в голове. Рывком поднялся, встал в полный рост. Вокруг кромешная тьма, ни огонька, ни искорки, только ущербная луна щерится с высоты и далекие звезды моргают маленькими крысиными глазками. Взгляд невольно остановился на месиве земли, камней и человеческих останков, из которого едва сумел выбраться. Показалось, что холм уже немного просел под собственной тяжестью, вершина осыпалась по краям. Заметил светлое пятнышко. Не отдавая отчета, зачем и для чего, тупо идет на свет. Отбросил землю, пальцы касаются холодной стали. Берется удобнее, тянет. Из земли показывается лезвие солдатского ножа, сжатая ладонь на рукояти. Осторожно, чтобы не сломать, отгибает застывшие пальцы. Клинок острый, как бритва, длиной в локоть, шириной у основания с ладошку ребенка, покрыт синеватыми пятнами ожогов. Прежний хозяин, сгорая заживо, последним предсмертным усилием успел сжать рукоять.
Через час могила готова. Павел осторожно опускает тяжелое тело на дно, аккуратно снимает шлем. Последний раз глядит на белое, как мел, Сашкино лицо. Руками засыпает яму, ровняет могильный холмик. В голову кладет изуродованный шлем. Молча стоит. Подходит к холму, в котором осталась вся команда «чистильщиков» и стажеры, и совсем недавно был сам.
– Простите, мужики, мне одному не управиться. Лежите уж как есть… – прошептал Павел. Повернулся, зашагал прочь.
Глава 3
Бледная, словно сжатые губы, полоса света появляется на востоке. Павел переходит с бега на шаг, останавливается. Вокруг по-прежнему стылая тишина, на километры простирается серая пустыня. Достал из внутреннего кармана черный цилиндр, скрутил колпачок. Указательный палец вдавил кнопку, раздался тихий щелчок. Из маленького отверстия на конце вырвался тонкий лучик и тотчас развернулся веером. Полукруг превращается в прямоугольник, наливается светом, красками и вот перед глазами появляется цветная карта местности. Павел легонько постукивает пальцем по цилиндрику, карта увеличивается в масштабе, условные обозначения становятся крупнее. Посередине бежит тонкая красная линия, изгибается, поворачивает, снова прямо и, наконец, упирается в жирную оранжевую точку. Микрочип в цилиндре проложил маршрут движения, а оранжевая точка – конечный пункт. Павел смотрит на карту, взгляд скользит по красной линии.
– Тьфу, зараза! Ну, зла не хватает… – бормочет Павел.
Экран гаснет, цилиндр исчезает в кармане.
Было от чего разозлиться. Тараканьи мозги навигатора в компании тупорылого спутника ГЛОНАСС проложили маршрут так, что бы человек не поцарапал свою драгоценную шкурку о камешки и чахлые кустики, которых здесь аж полторы штуки на квадратный километр. В результате маршрут, и без того длиной в сорок восемь верст, стал больше еще на полсотни километров. Компьютеру наплевать, что нет еды и воды, ему главное, чтоб идти было удобнее!
– Не-ет, так дело не пойдет, – пробормотал Павел, опять доставая навигатор.
Поколдовал минуты три над ним. Теперь красная нить пролегла прямо, словно направление главного удара. Павел удовлетворенно хмыкнул, еще раз внимательно посмотрел на карту. Вообще-то, особенно радоваться было нечему. Маршрут хоть и сократился, но всего на десяток верст с небольшим, но теперь предстояло пройти без малого тридцать километров пустыни, затем преодолеть сухой каньон глубиной сто метров, а потом месить грязь почти пятнадцать верст по болоту. Разум трезво говорил, что запросто может убиться, достаточно подвернуть ногу и все. Каньон – пропасть, один неверный шаг и конец. Болото кишит злобными, кровожадными тварями, пройти без потерь шансов нет. Но сердце ликовало, кричало и пело, что пятьдесят километров или меньше – это ерунда, десять часов с копейками, бег трусцой от инфаркта для старушки! Павел шумно вздохнул, покрутил головой.
– Да сколько той жизни, мать ее! – громко произнес он и плюнул. – Авось прорвемся!
Когда-то Мертвый континент был цветущей землей с почти идеальными условиями для жизни. Конечно, хватало пустынь и болот, но большую часть материка занимали плодородные равнины, с которых собирали по два урожая в год. В новую страну хлынул поток авантюристов и ученых, великих умников и самых страшных преступников. Все, кто не нашел себя в старом мире, устремились на новые земли. Здесь уживались все нации, религии, а идеология была одна – свобода. За несколько десятилетий – это мгновение по меркам истории – те, кто был никем у себя на родине, построили удивительную страну, в которой рабство уживалось со свободой, граничащей с анархией, а величайшие научные открытия с религиозным фанатизмом. Весь мир с изумлением смотрел на государство, в котором по странной иронии судьбы полностью воплотился лозунг коммунистов: мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем. На Земле появилась новая цивилизация с другой культурой, искусством и наукой. Очень скоро остальные народы поняли, что они плетутся в хвосте, пользуясь крохами с чужого стола. Новая общность людей, названная по имени первооткрывателя материка, быстро достигла таких высот в науке и технологиях, что мир со страхом и удивлением взирал на чудо, не понимая, как такое могло произойти.
В старом мире рушились прежние идеологии, распадались государства, возникали новые. Противоречия достигали такой силы, что войны вспыхивали с ужасающей силой. Государство за океаном росло, крепло и вот уже ни одно событие в мире не происходило без его участия. Новая цивилизация воплотилась в империю планетарного масштаба, сопротивляться которой становилось все труднее и труднее. Казалось, еще чуть-чуть и весь мир вынужден будет принять новый образ жизни, новое мышление и даже новый язык. Появилось такое странное понятие, как реальный суверенитет. Вообще-то, суверенитет или независимость, они или есть или нет. Нереальной независимости не бывает, как не бывает и нереального суверенитета, это бред какой-то. Но нельзя же сказать человеку в лицо, что он – раб! Обидится, в драку полезет. В глубине души он понимает, что раб, но сказать вслух ни за что не решится. Так и с государствами. Попробуйте открыто назвать страны старого континента колониями новой цивилизации, какой шум поднимется! Найдутся тысячи профессиональных болтунов – журналистов, писателей, политологов и прочих, которые с пеной у рта и до потери сознания станут доказывать, что это не так, совсем не так. Самое интересное, что докажут. Ведь они тоже рабы, но высокооплачиваемые и с иллюзией свободы – ездят заграницу, в эту самую новую цивилизацию.
Когда в огромной, размером с одну шестую часть суши, стране был социализм, все население верило в коммунистическую идеологию и искренне считало ее единственно верной. Потому что так внушали с самого детства, потому что другого не видели. И только те, кто был на самом верху, знали истинную цену социализма.
Уже несколько поколений выросло в условиях, когда новая цивилизация господствует в экономике, культуре, в идеологии. Новые люди просто не знают, как жить самостоятельно, без постоянной опеки из-за океана. Для них такая жизнь нормальна, они другой не видели. Когда хозяин покупает раба, он обязан обеспечить его едой, одеждой и жильем. Должен научить работать, научить правилам поведения, научить новому языку, одним словом, заставить его жить по-другому. Потомки этого раба, рожденные в неволе, будут считать, что так и надо, это и есть свобода. Главное, разрешить рабам развлекаться, есть вдоволь и плодиться, а за проступки строго не наказывать. И еще: почаще демонстрировать, как трудно живется тем, кто остался за оградой, как тяжело им добывать хлеб насущный и вообще, как это опасно, жить по ту сторону забора. Так было в государстве победившего социализма и так было во всех странах старого континента, что стали колониями заокеанской империи. Рожденный в рабстве мнит себя свободным, а если и чувствует некое смутное беспокойство – что-то не так! – то профессиональные агитаторы и пропагандисты, всякие там журналисты, публицисты и просто грамотные дураки быстро промоют мозги. А главное, новая цивилизация положит на тарелочку кусок хлеба с толстым слоем масла и икры. Возможность много и вкусно жрать – вот самый сильный стимул оставаться в клетке как людям, так и целым народам!
Не зря Моисей таскал за собой евреев по пустыне аж сорок лет, не зря. Он каленым железом выжигал рабскую печать с души народа. И выжег навсегда! Только евреям удалось сохранить культуру и обычаи, то есть остаться народом, не имея собственного государства на протяжении двух тысяч лет. И не важно, что говорят об Израиле всякие там арабы и европейцы. Важно, что он есть, а великая цель – собственная независимая страна! – оправдывает любые средства. По крайней мере, в глазах самих евреев, а остальные, которые только болтают о свободе, пусть подавятся от зависти!
… когда ноги налились тяжелой водой и мышцы свело судорогой, Павел остановился. Подлый ветер сразу переменил направление, подул в спину. Густое облако пепла, что до сих пор оставалось позади, неспешно надвинулось. Голые руки и шею неприятно защекотало, вулканический пепел темно-серым покрывалом накрыл с головой. Павел скривился, поспешно отошел в сторону, стараясь не пылить еще больше.
Мертвый континент весь покрыт такой пылью. Треть поверхности залил раскаленной магмой гигантский вулкан, еще треть поглотил океан. Оставшееся от огромного материка пятно суши укрыто толстым слоем вулканической пыли. Дожди и время спрессовали в корку. Длинная, в несколько лет, зима расколола серый панцирь и когда сошел снег, из трещин вылезли растения. Там, где есть вода, болотные травы выросли до размеров деревьев. Где посуше, мхи толщиной в несколько метров. Они опаснее любой трясины, из них невозможно выбраться, если ступил, а проворные хищные насекомые, что в изобилии населяют мох, сожрут за считанные минуты. Все остальное – каменная пустыня, покрытая толстым слоем пыли и песка. Жизни здесь нет. А если есть, то очень агрессивная.
Павел посмотрел вокруг. Ровная пустыня простирается до горизонта, словно футбольное поле для великанов. Изредка попадаются на глаза валуны и невысокие холмики – все, что осталось от горного кряжа, что когда-то располагался здесь. Злой пустынный ветер от не фиг делать закручивает черные пылевые смерчи. Они, словно шайтаны в стремительном кружении, носятся над пустыней, сбиваясь в стайки или сливаясь в один страшный жгут, но чаще просто бродят по мертвой поверхности, глотая и выплевывая пыль. Вот и сейчас с полдюжины таких, похожих на стоячих змей, колышутся вдалеке.
Павел садится на небольшой камень дать отдых ногам. Кусок застывшей лавы с острыми краями больно давит и щипает. Павел ерзает, пытаясь усесться удобнее, не получается. Чувствуя, что еще немного и порвет штаны, встает. Вполголоса ругается, как будто его кто-то услышит, раздраженно плюет. Комок грязной слюны пробкой вылетает из пересохшего рта, на месте падения появляется маленькое пылевое облачко, словно пуля упала на излете. Краем глаза замечает движение наверху. С высоты, прямо из свинцовых туч, вываливается что-то продолговатое, с длинным хвостом и широкими кожистыми крыльями. Шеи у неведомого существа нет, вытянутая, как у крокодила, морда растет прямо из туловища. Раздается резкий вопль, похожий на карканье подавившейся вороны. Точно такой, как прошлой ночью, когда в последний раз говорил с Сашкой. Летучая тварь закричала еще раз, словно оповещая всю округу, что это двуногое ее добыча. Кожистые крылья вытягиваются, складываются уголком и воздушная гадина стрелой несется вниз. Павел замирает, глядя на приближающуюся смерть. Тварь уже близко, поджатые лапы выпрямляются, крючковатые пальцы растопыриваются, громадные кривые когти разворачиваются веером. Каждый раза в полтора больше, чем солдатский нож у него за поясом. Жизни остается на один вздох…
Молниеносно срывает бронежилет вместе с курткой. Застежки, пришитые намертво суровыми нитками, летят на землю мелким дождичком. Короткий взмах рукой, зубы лязгают над ухом, волна воздуха бьет в грудь. Павел отпрыгивает, падает в пыль, катится в сторону, вскакивает. Пальцы сжимают рукоять ножа. Тварь взмывает вверх, валится на бок и летит по кругу. Морда задрана, судорожно дергается, челюсти открываются и захлопываются с сухим стуком. Сделав полный круг, чудовище прекращает попытки проглотить бронежилет, плюется. Мокрый кусок изжеванного кевлара падает прямо под ноги Павла. Он смотрит и не верит своим глазам – модифицированный кевлар, прочнейшая на свете ткань похожа на использованный кусок туалетной бумаги. Бронепластины дополнительной защиты, тоже, кстати, из модифицированной стали, разгрызены в кусочки, словно чипсы.
Тем временем летающий крокодил отплевался, пришел в себя после неудачной попытки закусить и приготовился к следующей атаке. С неба раздается злобное рычание, обозленное неудачей чудище несется вниз, словно баллистическая ракета на последней стадии полета. Павел бросается прочь. Бежит, делая замысловатые зигзаги, будто заяц, убегающий от ястреба. Но, в отличие от зайца, понимает, что это не спасет. На ровной, будто ледяной каток, поверхности, шансов нет.
Подул ветер. Прохладный воздух превращается в холодный поток, упирается в грудь, не дает бежать быстрее. Павел уже слышит за спиной свист рассекаемого воздуха, страшные когти вот-вот сожмутся на плечах и тогда конец. Внезапно перед глазами появляется темная стена, по голому торсу больно хлестнуло песком, мелкими камнями, в ушах завыло и засвистело. Ослепленный, сбитый с ног, Павел падает на бок, по привычке откатывается. Поток жесткого воздуха подхватывает, тащит дальше. Чтобы не содрать заживо кожу, Павел катится по земле, кувыркается, лишь бы не волокло по каменным волнам застывшей лавы. Каким-то чудом удается стать на ноги. Бросается прочь от страшной карусели. Когда ощутил, что вырвался из холодных лап ветра и каменная дробь не сечет безжалостно голое тело, осторожно открывает глаза.
Получилось вот как. Пока он спасался бегством от летающего гада, переменилось направление ветра или просто налетел порыв, непонятно, но те полдюжины небольших смерчей, что танцевали неподалеку, сбились в кучу и получился один. Невеликий смерч такой, всего метров двадцать в диаметре. Но он вобрал в себя прилетевший ветер, налился силой и ринулся навстречу двум дерзким букашкам, что вздумали суетиться неподалеку. Хитрому человечку удалось вырваться из объятий, а вот летающей твари не повезло. Не веря своим глазам, Павел наблюдал, как смерч ухватил чудище, смял, закружил. Раздался истошный вопль, донесся слабый треск ломающихся костей. Огромные кожистые крылья, что так легко несли зверя по воздуху, мнутся, словно кусок бумаги. Смерч подхватывает с земли куски застывшей лавы размером с человеческую голову, безжалостно швыряет в зверя, еще и еще… Павел содрогнулся, представив себя на месте летающего хищника. Ведь мог оказаться, если б не выскочил вовремя! А летучего крокодила крылья подвели. Смерч утащил зверя на высоту двадцатого этажа и небрежно выплюнул безжизненное тело. Кувыркаясь, лопоча остатками крыльев, изуродованное чудовище рухнуло на поле застывшей лавы. Облако пыли и мелких камней взлетает в мутное небо, земля содрогается от удара. Смерч медленно ползет в сторону, постепенно замедляя вращение и успокаиваясь, словно древний языческий бог, только что получивший кровавую жертву. Черный столб распухает, теряет пугающую темноту и вот распадается опять на шесть тонких смерчиков, что расползаются во все стороны постепенно истаивают.
