Текст книги "Псы кармы, блюстители кармы (СИ)"

Автор книги: Андрей Нимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 11.

Торм.

– Oh, shit! It something brand new... ("Черт, это что-то новенькое" – англ.) – Торм был обескуражен. Третий! Третий человек, который может быть его целью. Будто кто-то, кто посылал ему сны-ориентиры, решил посмеяться над ним.

– But such cannot be! ("Но такого не может быть!" – англ.)– Эмоциональный контакт с Бобом был настолько полным, что Торм даже думал по-английски.

Этого действительно не могло быть – сны приходили из сфер, несопоставимых с предположением об обмане. Ему нужен был совет Ясона. Старик повидал много такого, о чем Торм и не догадывался.

Проснулся он оттого, что рядом кто-то разговаривал. Голоса тихие, почти неразличимые. Их было два, мужской – казавшийся знакомым, и ломкий иссушенный голос, принадлежавший пожилой женщине. Торм открыл глаза и по изменившимся интонациям, понял, что это не осталось незамеченным. Над ним склонилось темное, обветренное лицо, все в рубчик глубоких морщин. Черные дальнозоркие глаза заглянули в его зрачки. Затем лба коснулись твердые пальцы, повертели его голову в стороны и оставили в покое.

– Хорошо, – произнес второй голос, – приходит в себя. Как я и думала.

– Смотри, мать, – произнес другой человек, – я должник его. Пускай все пойдет хорошо.

– Не беспокойся, рома. Отдыхай. Тебе тоже нужен отдых.

Торм хотел посмотреть на того, кого она назвала Ромой, но сил цепляться за твердый берег сознания не оставалось и его снова унесло в океан сна.

...Указания больше не приходили. Раз или два он ловил обрывочные картины того, как Боб едет в купейном вагоне мимо больших и маленьких станций, ест всякую гадость, в изобилии продаваемую на перронах. Даже ощутил что-то вроде приступов изжоги. Но все это было скорее причудами воспаленного дневного сознания, не желавшего до конца успокаиваться под пологом забытья, выдергивающего и переиначивающего события, уже явившиеся Торму во снах.

– Молодец! – это было первое услышанное им слово, когда он, наконец, очнулся, почувствовав себя здоровым, на низком лежаке у оклеенной газетными вырезками стены.

Славик сидел напротив на складном стульчике и уплетал лапшу из большой деревянной чашки.

– Я тут дежурю, старуха сказала, что сегодня ты придешь в себя окончательно.

Торм огляделся. Стена с газетными вырезками справа от него была явно фанерной и принадлежала древнему вагончику. Напротив, по левую сторону, располагался еще один лежак с грудой скомканных одеял. Такими же оказался укрыт и сам Торм. Впереди была перегородка, а в проем за ней виднелась маленькая кухонька с походной электроплитой, погребенной под слоями сгоревшего жира. В окошки на высоте примерно метра полтора лился солнечный свет – не очень яркий, переменчивый, такой, который бывает, когда за окном растут деревья.

– Мы у моих родственников в таборе, – пояснил Славик. – Это вагончик Матери.

– Твоей? – голос Торма, который прежде ему частенько приходилось сдерживать, умеряя его силу, едва звучал.

– Нет. Просто Мать – ее так называют. Она колдунья, лечила тебя. Влила, наверное, цистерну всяких травок.

Только сейчас Торм обратил внимание, что углы вагончика и весть потолок завешан пучками каких-то сушенных листьев, стеблей, пожухлых цветов.

– Так ты и вправду цыган? – спросил Торм, разглядывая все эти "богатства".

"Мышиных хвостов и жабьих лап нет, слава Богу, – пошутил он про себя, – интересно, обнаружила ли она, кто я? И если так, то почему помогла? Кто станет лечить транса, чтобы он продолжил свои злодеяния? Только другой транс. Но тогда лечили меня не травками, а кое-чем посильней..."

– Я цыган по матери, а отца и вовсе не знал, он умер рано, – между тем говорил Славик, – все детство прокочевал. Потом в Москву подался, хотел оседлой жизнью пожить. Но там теперь такой же табор, как и в степи...

Торм слушал его, погружаясь в полусонное забытье. И вдруг мысль простая и болезненная, вырвала его из этого состояния. В том, что случилось, было что-то нелогичное.

Его ранили в живот, хотя защитный кокон находился в отличной форме, и пули обязаны были пройти мимо. Но тут все понятно. Он хотел защитить Славика и единственное, чем мог ему помочь, это развернуть свой кокон и прикрыть его линиями судьбы. От удара головой о борт грузовика Торм потерял сознание, но, должно быть, все-таки успел выполнить задуманное. В том, что, оставшись без линий защиты, он схлопотал кусок свинца, ничего удивительного не было.

Непонятно другое – как он выжил? Единственное, чем это можно было объяснить, пока Торм находился в беспамятстве, его тело "пило" чужие силы. А значит, кто-то принесен в жертву.

Торм проглотил колючий комок, выросший в горле, и оглядел беззаботно жующего лапшу Славика. С его товарищем все было в порядке. От сердца немного отлегло – пришла мысль, что, возможно, натренированное десятилетиями тело и при полной "отключке" сматывало нити осторожно, со всех по чуть-чуть.

– А где другие? – спросил Торм.

Славик вздохнул и поставил лапшу на окно.

– С Лысым все в порядке. А Вася... он умер.

Торм не своим голосом спросил:

– Как?

– Глупо, вот как, – Славик явно был раздосадован, – его и задело-то совсем не сильно. Не ранение, а срамота одна – зад прострелили. Я его к племяннице своей определил. Он хоть и не наших кровей, но мужик был что надо, а ей уже давно замуж пора. Думал, на почве перевязок они и сойдутся. А когда Васек подлечился, они с Лысым напились и в соседнюю деревню на мотоцикле рванули – за добавкой. Губит вас, русских, водка! И ведь знаете же, что это так, а толку... В общем, перевернулись они. Лысому хоть бы хны, а Васек шею свернул – никакая колдунья не поможет.

– А меня навещать заходил?

– Нет, – покачал курчавой шевелюрой Цыган. – Старуха никого ближе, чем на пять метров, никого к вагончику не подпускала. Я, вот, только второй день как прихожу.

Торм вздохнул посвободнее. Ближе пяти метров... – это многое проясняло.

– Мне надо поговорить с ней, – сказал он.

...Дальнозоркие глаза женщины – черные угольки, подернутые пеплом времени, смотрели на него чуть насмешливо.

– Сразу догадалась? – спросил Торм, – с интересом разглядывая ауру матери. Она была не из их числа – вместо тугого серого кокона под украденными нитями судьбы перед ним сияла колонна чистого голубого света. Не очень яркая, но спокойная.

– Как не догадаться было, – ответила старуха, – я вашего брата за версту чую.

– Чего же умирать не бросила?

– Ты мальчику нашему помог, и тех двоих, небось, тоже спас – я же понимаю, что такой старый вампир, как ты, просто так пулю в пузо схлопотать не может. Или ошиблась?

– Не ошиблась, – Торм поморщился, ему не нравилось слово "вампир", пусть оно хоть три тысячи раз отражало его сущность.

– Судя по тому, что Слава рассказал, у тебя и выхода-то не было – раз уж в кузов залез. Убей они шофера, кто бы машину вел? Но зачем ты вообще им помогать стал? Ушел бы спокойно, выпил бы десяток-другой рабов, а то и охранников, да и дело с концом. Они бы после такой подпитки в тебя и из пушки в упор не попали.

После этих слов Торм приподнялся на кровати и заглянул в глаза знахарке.

– Я не из тех, кого ты зовешь вампирами. Мы называем себя цивильными трансами, и хоть внешне не отличаемся от "дикарей", разница есть. Я не убил бы никого там, скорее умер сам.

Эта маленькая речь утомила Торма, и он снова опустился на подушку. Мать молчала, о чем-то задумавшись. Торм мог бы оглядеть ее в ментальном поле и определить, какого рода мысли одолевали эту седую голову. Но он уважал старуху, и не стал этого делать.

Знахарка встала, пошла к двери, с порога уронила:

– Пока отдыхай, я пришлю Славку с едою.

– Постой, – Торм понял, что так и не спросил главного, – как ты меня вылечила? Рана ведь была в живот, без чужих линий мне бы не выкарабкаться.

– Так и есть, – отозвалась старуха, – никого к тебе не подпускала, свое отдавала. Так что долг за ребят вернула. Считай, в расчете.

Глава 12.

Сван.

– Яйца на затылки ложили?

– Что!?

– Ложили, спрашиваю?

Мы переглянулись и покачали головами:

– Нет, – сказал Мей.

– И даже не клали, – сумничал я, чувствуя, что на лицо наползает ехидная ухмылочка – идея друга сходить к бабке с самого начала вызывала у меня сомнения.

– Значит, не очень-то в магию верите, – резюмировала "бабка", – и ко мне, стало быть, пришли, потому что других вариантов не осталось. В церкви были? Не помогли вам там?

– Не помогли, – в глазах у Мея все сильнее разгорался огонек любопытства. Да уж, в наблюдательности и умении делать правильные выводы нашей ведунье не откажешь.

Кстати, несмотря на словечко "бабка", которым Мей охарактеризовал ее, наша хозяйка была еще отнюдь не старухой – дамой лет сорока-пяти, фигуристой, ухоженной, с черным лаком на ногтях и маленькими крестиками из страз поверх лака. Одета в темно-синее открытое платье, а поверх него кружевной платок – черный же, но с мелкими легкомысленными цветочками. Ноги в домашних тапочках, а на голове модная стрижка. Губы накрашены, глаза таинственно подведены, но без перебора с косметикой. Духами какими-то пахнет – приятными, черт побери, даже под ложечкой сладко сжимается. Ощущение было, что перед нашим визитом она как раз собиралась поехать в модный клуб или к любовнику, да вот – отвлекли.

Тамара – так звали прорицательницу, разглядывала нас серьезно, но непонятно было на предмет чего – искала своим третьим глазом причины, которые привели к ней, или просто высчитывала, сколько денег можно содрать. Наконец ведунья поправила платок на веснушчатой груди – Мей на нее довольно откровенно пялился – и тяжело вздохнула.

– Правильно, что не помогли. У них профиль другой, они благодать распределяют. А если где нечистый постарался, то это к нам. Ну, есть еще экзорсисты, конечно. Но это не ваш случай. Сами крещеные? Да вижу, вижу, что крещенные. Иначе и разговаривать бы не стала.

Тамара откинулась в кресле со спинкой из черного, как эбонит, дерева, положила руки на стол и закрыла глаза. Вопреки ожиданиям, на круглой поверхности стола я не увидел ни кинжалов, ни черных свечей, ни магического шара, ни прочей колдовской белиберды. Только чистая белая скатерть из настоящего льна, вышитого по бокам голубыми ласточками. Веселыми такими, жизнеутверждающими. И вообще гостиная в этой просторной, с минимумом мебели квартире была очень светлой. День клонился к вечеру, но через высокие полукруглые окна с витражами в верхней части лилось так много солнечного сиянья, будто сейчас стояло ясное морозное утро. А ведь когда мы входили сюда, небо затянуло в тучи, как в форму офицера СС. Из столовой, проход в которую был виден с моего места, пахло лавандой и свежей выпечкой одновременно. По бокам у стен стояли шкаф, секретер, пара диванчиков с подлокотниками – все из настоящего, старого дерева. Настолько солидное, что рука невольно тянулась ощупать гладкую, полированную поверхность – такие вещи в новомодных салонах стоят немыслимых денег. Иконостас с Божьей Матерью и Младенцем, святым Николаем-Чудотворцем, исцелителем Пантелеймоном занимал один из углов напротив окон. В другом – примета времени, музыкальный центр. Большие и маленькие колонки разбросаны по стенам, а проводов не видно – под обоями, должно быть. В центре комнаты большой светло-зеленый ковер с глубоким ворсом и стол, за которым мы втроем и сидели.

– Мои предки были богатыми людьми. А я умею сохранить вещи, – Тамара правильно истолковала наши любопытные взгляды по сторонам, – давайте к делу. Вижу, аура у вас обоих повреждена. И неслабо. Кто-то силы из вас тянет, под беду подводит. Есть у вас недруги, на которых думаете?

Мы опять синхронно покачали головами.

– Понятно. Это не сглаз – его любой с сильной волей навести может, даже нечаянно – достаточно человеку зла пожелать. С такой малой бедой справиться мне было бы несложно. У вас все хуже.

– А откуда вы знаете? – спросил я. – Вы же нас не смотрели еще.

– Смотрела, только вы этого не заметили, – Тамара глянула мне в глаза. Нормальные такие глаза, только серьезные очень. Не колдовские совсем. Хотя кто их, ведунов, знает – какие у них гляделки быть должны.

Тамара перевела глаза на Мея, молча перебирая руками складки на скатерти. Мы ждали.

– Можно попробовать выкатывание яйцом, заговорами вас почистить, на кладбище или в лес к раздвоенному дереву сводить, – продолжила она. – Можно воск в воду лить. Только думается мне, что не поможет это вам. Другое тут нужно.

Ну вот, теперь все ясно. Нас начинают банально "крутить на бабки". Мол, работа предстоит большая, надо бы добавить, хозяин. Отсчитывай рублики, если не хочешь считать последние деньки...

– И... что от нас требуется? – я постарался облегчить ведунье ее работу. Чтобы быстрее с этим покончить.

– Нужно найти человека, который на вас порчу навел, – ответила Тамара, – узнаете, кто он, выследите его, возьмите немного земли или снега с его свежего следа и идите с этим ко мне. Сразу же! Не будет дома – звоните, вот телефон, – она протянула нам обоим по визитке.

– Нам одной хватит, – попытался было вернуть свою Мей.

– Берите каждый, – Тамара чуть ли не силой втолкнула нам в пальцы картонки с простым тиснением. – Больше пока ничем помочь не могу. Если за неделю не сыщете, подумаем, может, отправлю вас к отшельнику одному в Елец. Большой силы человек. Божий. Я вам тогда помочь не сумею, но он, может быть, сможет.

– А как нам узнать, кто на нас наговор сделал? – Мей уже начал подниматься.

– Подумайте, кому вы могли вольно или невольно зло сделать. Да так сильно, что он вам большой беды желает.

– А если таких нет?

Тамара задумалась, заколебалась, будто что-то взвешивая.

– Не знаю... Бывает так, что это близкий вам человек, – наконец сказала ведунья, – очень сильный потенциально, но неопытный, и занявшийся оккультизмом совсем недавно. Не ерундой вроде заговоров на удачу, а чем-то мощным, что очень много энергии требует. Может быть, он из вас тянет силы, сам того не зная. Не думая, откуда они у него появляются. Если у вас с ним тесная духовная связь, такое не исключено. В любом случае, найти и остановить его надо. Иначе... сложно сказать, что случится. То ли оторвется он от вас по каким-то причинам, то ли допьет до дна.

– Допьет... – меня передернуло от этого словечка. Ладно, пора подводить черту – ту, что обычно бывает перед суммой счета. – И сколько мы вам должны?

Тамара покачала головой:

– Ничего. Получится если все, тогда сами решите, сколько дать.

– Похоже на: "с покойников не беру", – пробормотал Мей, поворачивая к выходу.

– Эй, – окликнула Тамара, – сядьте.

Мей послушно присел на краешек стула.

– Вы пока не покойники, – она подалась всем телом вперед, так что скрипнула ткань обивки, и очень весомо продолжила, – и если будете относиться серьезно к тому, что я вам сказала, ими не станете... Но думать, что я вам здесь пудрю мозги, чтобы снять с вас деньги – ошибка.

Тамара прикрыла на секунду глаза, приложив тонкие пальцы к вискам, будто у нее внезапно заболела голова. Завораживающий жест, женственный. Я засмотрелся на ее хрупкие руки, тонкую линию носа и губы, форму которых еще только начинало менять время. Интересно, сколько ей на самом деле? Если и правда лет сорок пять, как мне показалось сначала, то она могла бы быть моей матерью... или стать любовницей.

– Ну, давайте... Ко мне сейчас прийти должны...

Я стряхнул минутное наваждение и поспешно пошел к выходу. Мей был уже за порогом, а я как раз натянул пальто и поправлял кепку, когда Тамара спросила:

– Телефон мне решил подарить?

– ???

– Ты трубу на столе у меня забыл.

Она сказала это и продолжала стоять, видимо, не собираясь нести мне телефон.

– Подадите?

– Нет. Сам возьми. Все, что ко мне принес, уноси сам – примета такая есть.

– У кого? – что-то я не слышал о подобных приметах.

– У нас, у ведунов.

Я снял ботинки, нехорошо про себя высказываясь о ведунах и их приметах, и вернулся в комнату. "Моторолла" лежала там, где я ее оставил – прямо напротив моего стула, на самом виду. Не заметить ее – это еще надо было постараться. Заворожила она меня, что ли?

Я сунул трубку в карман, повернулся и едва не сбил с ног Тамару – она стояла прямо за моей спиной.

– Извините...

А она ведь совсем маленькая – мне едва до подбородка доходит, а я свои метр восемьдесят великанскими не считаю.

– Постой, – Тамара схватила меня за кисть, да так крепко впилась пальцами в ладонь, что, кажется, содрала с нее кусочки кожи, – не хотела тебе говорить при друге.

Она заглянула мне в зрачки – так глубоко, что аж дрожь проняла – теперь понятно, чем ведуньи от простых смертных отличаются.

– Откажись от него, – сказала женщина.

– Что?!

– Откажись от своего друга, выбрось его из сердца, забудь, не встречайся с ним!

– Да вы что?! Мы не педики!

– Я не о том, – она нетерпеливо боднула головой воздух, оглянулась на коридор, где поскрипывал дверью в ожидании Мей, – тебе нужно порвать с ним все связи. Он – твоя проблема. Он из тебя силы тянет. Пока есть духовный контакт, с этим не справиться. Все ритуалы я сделаю, но главное, чтобы ты сам захотел.

– Как Мей? Он не может... – к своему стыду я сказал это шепотом. Чтобы не было слышно в коридоре.

– Может! Если не он сам, то кто-то за ним, через него.

Ведунья отпустила мою руку. За несколько секунд, проведенных в ее крепких пальцах, та успела занеметь.

– Позвони мне, когда решишься. Но помни – времени мало.

Совершенно выбитый из себя самого, я вышел на лестничную площадку. В голове стоял такой шум, как в российском парламенте конца девяностых. Все внутренние голоса говорили сразу, наплевав на регламент. "Спикер" – здравый смысл – неубедительно взывал к порядку, но, кажется, в него плеснули соком, потому что он вскоре заткнулся. Оглушенный, я вышел на улицу, и только здесь зимний вечер немного охладил пляску мыслей в моем разгоряченном "доме советов".

Мей шел угрюмый – ему тоже, похоже, впечатлений хватало.

– Она нас даже не спросила, в чем же наши проблемы выражаются, – раздраженно проговорил он, когда мы миновали уже квартала четыре.

– Угу, – я на минуту задумался, пытаясь понять, что этот факт может означать. Выходило, что и хорошее и плохое – или то, что ведунья наша шарлатанка, или, что ей и спрашивать-то ничего не надо – итак все знает.

– Ты ей поверил?

Я лишь пожал плечами – ответ и самому мне был не известен.

– Слушай, – Мей остановился, – мне к тестю надо. Чуть не забыл... Просил меня подъехать сегодня. Ну, давай, увидимся.

Он вяло пожал мне руку и двинулся обратно по улице.

– Эй! Остановка-то в другой стороне.

Мей приостановился в замешательстве. Потом махнул рукой:

– Там рынок цветочный. Куплю цветок теще. Кактус.

Я посмотрел в его удаляющуюся спину. Она была сгорбленной, будто идти приходилось против ветра, хотя никакого ветра не было. Промозглое воскресенье подходило к концу. Солнце, глянувшее на нас через окна Тамары, проглотила клубящаяся в небе чернота. Фонари разгорались все сильнее, пятнами желтой тоски забрызгивая тротуар. На кирпичной стене дома горела фосфорная надпись "Встретим мЭлениум достойно!". Под ней сней краской был нарисован худой пацан в вязаном "горшке" на голове, азартно глотающий "колеса". С прошлого года, когда человечество шумно разменяло очередное тысячелетие, она немного истрепалась, но стирать ее никто собирался. В душе поднялось раздражение против всех придурков, пишущих гадости на стенах. По мне уж лучше "х..." и "п...", чем такие нарколозунги. Про "х...." и "п..." детишки еще в детском садике узнают. В отличие от призыва въехать в новое тысячелетие на "колесах", ничему новому молодежь они научить не могут.

Я оглядел стену, подумывая о том, не стереть ли надпись самому. Нет, не получится – нитрокраска въелась накрепко. Разве что замазать... Мне вдруг безо всякого перехода страшно захотелось снова оказаться в теплом "золотом лесу". Ворошить ногами опавшие листья, прислушиваться к гудению паутины между ветвями. Или неожиданно перенестись домой, в угол дивана, под большое плюшевое одеяло. Сделать себе пол-литра чая с лимоном, развернуть Кабана лицом к двери и пускай он отгоняет от нее все напасти. К черту! Я не верю, что Мей может желать мне зла. А если кто-то тянет силы из меня через него, а он об этом не подозревает, я его не брошу. Не позволю, чтобы этот кто-то "допил" друга. Моя хата не с краю. С тех самых пор, когда Мей отбил меня от трех пьяных придурков, которым не понравилась сережка в моем ухе. И когда неделю отпаивал меня водкой после смерти матери. И потом, когда занимал мне деньги, урывая из не очень-то шикарного семейного бюджета. Никогда не была моя хата с краю и не будет.

Ветер, дремавший в подворотне, вырвался оттуда, и залепил мне рванным пакетом в лицо. Я снял этот плевок насмешницы Фортуны, и хладнокровно отбросил в сторону. Господи! Что бы ты не приготовил мне, дай силы перенести это достойно...