Текст книги "Псы кармы, блюстители кармы (СИ)"

Автор книги: Андрей Нимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

– Какой старик? Говори! – Бац сграбастал за плечи этот полутруп, чувствуя, что способен сейчас оторвать его от земли и с размаху швырнуть о стену. Но Ираклий лишь осклабился ему в лицо.

– Я скажу. Пусть тебе будет приятно. Мы вышли на твоего друга еще полгода назад. Проверили его и поняли, что это тот самый парнишка, которого кое-кто безуспешно искал не один год. Неудавшийся эксперимент по созданию сверх-вампира. Его мама и папа в свое время умудрились самостоятельно перейти порог смерти – редчайший случай. От них ждали потомства, но едва появился мальчик, они скрылись. Старик нашел их сынка, а мне поручил обратить его – так, чтобы он не догадался, что все случившееся с ним не случайно. Нам ведь не нужен соратник, который будет точить на нас зуб, правда?

– Сван бы узнал, кто это сделал...

– Конечно. Узнал бы, что это ваш друг Даня. Но не то, что самого Даню обратил и поддерживал я. Жаль, я переоценил себя. Не ожидал, что мальчишка оформится так... быстро.

– Ты – гад, – обреченно обронил Бац.

– Отвали, – глаза Ираклия снова начали затуманиваться, зрачки закатились, стремясь укрыться за веками. Серые псы придвинулись ближе. Он почти прошептал, – дай умереть спокойно.

– Если скажешь, кто этот старик.

Ираклий закашлялся, изо рта струйкой вытекла пенистая красная жижа:

– Что с того, что скажу? Ты к нему не подступишься, только сдохнешь зря.

– Говори! – Бац тряхнул транса так, что тот едва не отдал черту душу.

– Василий Кириллович Еров. Красная 202, квартира 15. Давай, валяй. Одним дураком на свете будет меньше...

Серые псы были уже прямо за спиной Баца. Угрожающие громады их тел походили на стаю грозовых туч. Ираклий сильно задышал, его пронзали конвульсии. Из окровавленного рта вперемешку с хрипами вырывались комья розовой пены. Бац отступил, и Псы Кармы скрыли от него тело.

Он пошел к двери, и только здесь осознал, что снаружи кто-то лупит по ней чем-то тяжелым. Бац отодвинул засов, и, сбив его с ног, в каменный зал ворвались люди в камуфляже...

Коробка вторая. «Порт Кавказ, 2002 год, начало февраля».

...Сонный таможенник похлопывает себя рукой по внушительному форменному животу. Он недавно поел и ему теперь страшно лень копаться в сумках проходящих досмотр граждан. Паром в Крым отправляется только через час. Но этим озябшим людям уже смерть, как надоело торчать в стареньком здании морвокзала, больше напоминающем бомжатник. Они хотят пройти досмотр и побродить, наконец, у моря. Это в основном туристы – автобус привез их из Краснодара как раз к тому моменту, когда погрузка на паром закончилась, и они теперь целых четыре часа должны дожидаться следующего. Такой вот прикол от тех, кто составляет расписание движения.

Похожий на сарай пропускной пункт продувается соленым ветром. А сегодня с моря еще и наволокло тумана. Бр-р-р...

Бац смотрит, как мужчина запускает руку в одну из двух спортивных сумок стоящего перед ним парня. Оценивающим взглядом обшаривает лицо владельца. Вынимает руку и кивает:

– Спасибо, другую не надо. Следующий.

Следующий – Бац. На нем тоже останавливается оценивающий взгляд, но ему все равно. С недавних пор его не пугают такие взгляды, он сам может посмотреть так, что таможенник забудет о нем сию же секунду.

– Что везем?

– Оружие, – спокойно отвечает Бац.

Тот хмыкает и продолжает тему:

– Лишь бы не сало – ввоз импортного категорически запрещен.

Бац раскрывает сумку с аккуратно сложенными вещами. Одежда, зонтик, красиво оформленное подарочное издание "Гладкоствольное и нарезное оружие России". Завернутый в домашний свитер пистолет лежит тут же, на самом верху. Таможня вяло отодвигает его в сторону, обшаривает дно сумки и "дает добро".

– Интересуетесь оружием?

– Дядя охотник. Подарок.

– Ну, удачной охоты.

Бац кивает и идет мимо. Спасибо, как нельзя кстати...

Коробка третья. «Оружейный магазин, Краснодар, 2002 год, начало февраля»

– Вали отсюда, пока я ментов не вызвал... – крупный мужчина в жилетке с тысячей и одним карманом перегнулся через стойку, приблизил свое лицо к лицу Баца и обдал его кисловатым утробным духом.

– Как знаешь... – Бац сделал несколько шагов к двери, потом обернулся и в упор посмотрел на продавца. Он был уверен, что тот приторговывает "левыми" стволами, он уже научился видеть колебания, и жадность, и страх – всю ту гамму эмоций, что окрашивала ментальное поле людей в неверные синевато-фиолетовые тона. Он еще плохо читал этот новый для него язык. Но все же читал. И учился говорить на нем.

– Если вдруг кто-то заинтересуется, – произнес он, – передай, что я дам тысячу "баксов" за ПМ и две обоймы. Вот мой сотовый. Можешь передать ментам, если хочешь.

Он сунул бумажку с номером в карман камуфляжной куртки, висевшей на стенде у входа. Аккуратно застегнул карман и закрыл за собой дверь.

Когда он проходил мимо полуподвальных окон оружейного магазинчика, продавец все еще стоял за стойкой. Но карман куртки был расстегнут...

Коробка четвертая. «Чай с вареньем. Краснодар. 2002-й год, конец января».

Варенье было каким-то непонятным, но очень вкусным.

– Из чего это? – спросил он.

– Клюква, сестра с севера присылает. У нас-то, в наших краях ее нет.

Старушка заботливо пододвинула к нему вазочку.

– А Кирилыч и не говорил мне ничего, что родственник к нему прийти должен. Как уехал неделю назад в Крым, так и не звонил еще. Ну, да я ему кто – хозяйка всего лишь квартирная. Чего передо мной отчитываться.

– Странно все-таки, – проговорил Бац, прихлебывая чай из большой глиняной кружки, – он человек обеспеченный, а в Краснодаре на съемной квартире остановился. С хозяйкой.

– А ничего особенного. Я его уже который год знаю, еще в перестройку у меня постояльцем был. По делам каким-то коммерческим приезжал, тогда-то у него столько деньжат не водилось. Привык за годы, доверяет мне. Да к тому же тут за ним уход, уют обеспечен. Это ведь только кажется, что если деньги есть, то человек сразу в "Интуристе" останавливается. Домашнего тепла никакой вышколенный персонал не заменит. А у меня пять комнат – и ему и ребятам его места хватает.

– Он с ними в Крым поехал?

– С ними, а как же? У них там симпозиум какой-то.

– Позвонить бы мне ему...

– Сейчас, сейчас, – старушка сползла со своего стула и двинулась к комоду, – телефон гостиницы он оставил, только вот позовут ли его...

В руку Баца легла заветная бумажка – огрызок страницы календаря за пошлый год, на котором фломастером поверх рецепта утки в яблоках был написан номер.

Он едва успел придумать, как объяснить, почему не может прямо сейчас позвонить "дядюшке", но тут хозяйка квартиры сама ему помогла.

– Ты уж извини – Украина другое государство, все-таки. Так что телефон не предлагаю.

– Да что вы... – с облегчением ответил Бац.

– А вареньица поешь, поешь!

"Вот она, старушачья логика. Дружба дружбой, а телефонные переговоры – врозь", – подумал Бац, запуская ложку в вазочку, полную засахаренной клюквы.

Коробка пятая. «Крым. Судак. Генуэзская крепость. 2002-й год. Начало февраля».

Свет памяти выхватил косую надпись на боку, и Торм тут же почувствовал – вот оно!

Он коснулся этого воспоминания несмело, опасаясь, что за простенькой упаковкой скрывается нечто разрушительное. Отрывал одну "полосу бумаги" за другой, пока объемная картинка не встала перед ним во всей полноте. Это было то самое. Это объясняло все.

Крым. Судак. Генуэзская крепость. 2002-й год. Начало февраля. Он стоит за крепостной стеной у обрыва, почти отвесно уходящего вниз. Камни срываются из-под его ног и грохочут по склону. Впереди – сторожевая башня, древние камни, которые помнят столько, сколько может запомнить лишь камень. И ветер. И небо. Но не человек.

Перед ним – трое. Недоуменные, только что протягивавшие серые любопытные щупальца для знакомства. На них кожаные пальто, о которые бессильно бьется ветер. Под пальто – пистолеты. Он понял это сразу, но преимущество было на его стороне. Они не ожидали агрессии, не ожидали, что он выхватит "ствол" и выпустит маленькие комочки смерти в их сторону. Теперь они лежат в пяти метрах, сраженные свинцом. Трое неуязвимых, которых он обманул, послав вместе с пулями сгустки жизненной силы. Их свитые в вихри тела схватили эту наживку и поплатились.

Торм отступил от края, пытаясь подавить в себе жалось к корчащимся на земле людям. "Это вампиры, они только кажутся живыми, – твердил он как заклинание, – во мне нет жалости, нет жалости..."

Торм поднял руку с пистолетом, направив ствол на четвертого, последнего, того, кого они защищали.

Человек поднял голову от раненных, над которыми склонился. Торм видел, как он толчками наматывает жизнь на бледнеющие коконы. Но на всех не хватало. Он узнал его – у старушки Клавдии Ильиничны, обладательницы вкусного варенья и неистребимого доверия к людям, была фотография постояльца. Василий Еров был красив особой, отмечающей лишь очень немногих пожилых мужчин красотой: выбеленные волосы, волной уходящие со лба на затылок, темное оливковое лицо южанина, стройная сильная фигура. Аргонавт, состарившийся в странствиях. Глаза этого греческого героя человека разделяла сейчас пистолетная мушка.

– Кто ты? – спросил он, и Торм услышал печаль в его голосе.

– Сейчас узнаешь... – слова из пересохшего горла вышли хриплыми, судакский ветер тут же подхватил их, изломал, как сухой кустарник и расшвырял в стороны.

Оставалось лишь нажать на курок. Но Торм не успел. Что-то темное и огромное прорвалось сквозь сияющий кокон человека, ударило по рукам, по лицу, по телу. Он выронил пистолет и отступил. Снова посыпались камни. Тело ломало от страшной боли, хотелось кричать – страшно, разрывая голосовые связки, вместе с кровью выплескивая судорожную муку. Он чувствовал, что земля уходит из-под подошв, стены крепости уплыли наискось в сторону и вниз, небо наползло на глаза. Кто-то схватил его за пальто, темное лицо оказалось рядом, но потом руки соскользнули, и осталось одно лишь небо – хмурое февральское небо Судака.

Эпилог.

Торм.

Он вышел в жаркий летний день, еще до конца не придя в себя. Что-то сказал удивленному Мею на прощание. Кажется, попросил самому заявить обо всем приставам. Пошел куда-то, не выбирая дороги. Голоса прошлого звучал в нем и сильнее всех был печальный голос Ясона, спрашивавший опять и опять: «Кто ты?». Наконец-то, спустя тридцать лет он знал ответ. Знал, что за цель у него в этом городе. Знал, что Мей и Сван, и Вовка-американец, их прошлое и судьбы, сны, которые он видел – лишь путеводная нить, приводящая к самому себе. У судьбы тысячи дорог, но рано или поздно они сходятся в одной точке. Душа сама выбирает время, когда это произойдет. И время Торма пришло. Теперь все стало на свои места. Осталось лишь сделать шаг. Каким он будет? Транс живет до тех пор, пока считает, что имеет право жить. Не утратил ли он это право? Было ли оно у него все эти годы?

Торм задел ногой кем-то брошенный прямо на дороге кирпич и почти не заметил боли в отбитых пальцах. В голове зазвенел вызов.

– Слушаю...

– Ты побывал там? Я же просил...

– Ты и так слишком долго скрывал от меня правду.

– Торм, я могу объяснить, – Ясон говорил, тяжело дыша. Он шел куда-то или даже бежал.

– Зачем? Я уже не мальчик и умею делать выводы.

– Я буду у тебя через две минуты, я уже почти вижу тебя, Зеро сказал, куда ты пошел.

– Те трое... они были наставниками?

– Да.

– Они умерли?

Дыхание, дыхание, одно лишь дыхание и, наконец, ответ:

– Да. Из-за этого и пришлось лишить тебя памяти. Я знал, что ты не смиришься.

– А тебе нужен был такой человек, как я.

– Я пожалел мальчишку, которого обвели вокруг пальца! Ты тридцать лет спасал других и заслужил прощенье.

– Как ты мог допустить, чтобы я убил их?

– Мы не ожидали... – в голосе Ясона прозвучала старая, не пережитая до конца вина, – я ведь не всемогущ, Торм. Ты казался таким несчастным, мы решили, что идешь за помощью. А потом все случилось слишком быстро. Кто мог предположить, что погибнут три опытнейших наставника?! Тот прием – пули в оболочке из энергии Кармы – ты первый до него додумался.

– Мне плохо, Ясон... Столько скелетов в прошлом. Скажи, после подвала у меня было столько силы, куда она подевалась? Почему я трансформировался? Кто-то отнял ее? И его я тоже убил?

– Никто не отнял, Торм. Твоя защитная система дала сбой. Это как с алкоголизмом – если часто пить, то организм перестает производить "природный" алкоголь сам. И тогда попадаешь в зависимость. Та защита, которую дал Сван, спасла и убила тебя. Механизм воспроизведения линий кармы перестал работать, и когда чужая энергия кончилась, ты трансформировался.

– Я хочу уехать, Ясон.

– Конечно, мы обсудим это. Тебе надо отдохнуть.

– Нет. Я просто уеду и все.

– Торм, нет твоей вины в том, что ты хотел отомстить, и этим воспользовались. Ты был молод, ты был в шоке. Тот человек, Ираклий, не мог ко мне подобраться. Умирать, но найти способ натравить тебя на меня – он достоин уважения... Ты прав, прости меня, старика, – давно надо было поговорить, но я боялся, откладывал...

Торм отключил связь. Он стоял в проходе между домов. Две серые стены уходили вверх, будто откосы ущелья. Впереди, он чувствовал, его ждал Ясон. Но можно было свернуть и уйти от разговора. Зачем он, действительно? Узнать в подробностях, как старик нашел его у подножья горы, как доставил в больницу, выхаживал. Выяснить, как именно он стер воспоминания, или вернее не стер, а поставил защиту от них, закрыл на замок темный чулан, в котором хранится память? Это лишь техника, частности. Важно то, что тридцать лет назад он убил троих невинных людей, своих товарищей. Сколько молодых трансов ушли к "выродкам" из-за этой потери? Конечно же, его обманули, может даже, Ираклий успел сделать что-то, что притупило его критицизм и заставило поверить. И все же их кровь на его совести. С этим теперь нужно как-то жить. Но в том-то и дело, что жить не хотелось.

"Одиночество, вот что меня окружает, – простое осознание, которое Торм гнал от себя, встало перед ним во весь рост, – и оттого такая тоска. Если бы хотя бы помогали молитвы... Но я одинок даже перед Творцом. В моем свинцовом гробу итак было тесновато. А теперь добавилось мертвецов, значит, станет совсем невыносимо. Как же это странно: все время ходить рядом со смертью, бояться нечаянно убить и не знать, что УЖЕ делал это – намеренно!"

Он смотрел на проход-ущелье. Куда идти? Остаться наставником? Но сможет ли он? Бросить все? Бросить...

В просвет между домами виднелись деревья и детские качели. Двое мальчишек оседлали облезшую проволочную лодочку и толкали ее – вперед-назад, вперед-назад. В облаках прямо над ними запуталось солнце. Впереди, там, где Ясон и жизнь наставника, было хмуро и неприветливо.

За спиной остался унылый пустой двор, где лишь ветер гонял меж деревьев и скамеек столбики пыли.

И надо всем этим свинцовая крышка неба. Она была повсюду, куда бы он не пошел. А значит, какая разница?

"Есть разница, – чувство долга, двигавшее им все эти долгие тридцать лет одиночества, заговорило в Торме, – Ты уйдешь, и никто тогда не поможет Ли. И другим мальчишкам, которых обманывают, как когда-то тебя. Ты не хозяин своей судьбы, до тех пор, пока нужен им".

Он вздохнул и вошел в проем между домами. Солнце внезапно выбралось из-за облака и ударило прямо по глазам, ослепив Торма. Впереди появился человек, но золотой свет мешал разглядеть, кто это.

– Ясон? – окликнул Торм, закрываясь ладонью.

Человек не ответил, он быстро приближался, почти бежал. Торм отступил в сторону, чтобы пропустить прохожего. И только тут понял, что это был Ли.

Он не успел ничего сказать. В вытянутой руке парня оказался пистолет, из его маленького злого дула в окружении сияющей ауры силы одна за другой вылетали пули. "Жизнь со смертью", – он узнал прием, который сам придумал тридцать лет назад. Расстояние было слишком маленьким, чтобы мог уклониться или поставить защиту. Тело транса приняло энергию Кармы вместе со свинцом. Один, два, три толчка отбросили его на бетонный тротуар. Если бы не солнце, он почувствовал бы опасность и не подпустил юнца так близко. Коварное светило снова спряталось в облака, и он увидел полные слез отчаянные глаза.

– Это тебе за отца...

Стены-склоны рухнули куда-то вниз, и перед ним снова оказалось небо – такое же равнодушное, как тогда в Крыму. "Как все похоже, – подумал Торм, – будто у старухи-судьбы маразм, и она прокручивает со мной один и тот же сценарий. Тогда я был мстителем, теперь стал жертвой. И оба раза все не так, как должно было быть".

Он вдруг понял, что если бы отступил, не вошел в проход, то остался бы жив. Умирать от руки того, ради которого решил остаться – какая ирония!

Сквозь вату, заложившую уши, Торм слышал удаляющийся топот. А потом над ним склонилось темное лицо в ореоле седых волос.

–Потерпи, – прошептал Ясон, – как же ты так?

–Не наказывайте его, не наказывайте. Последняя... воля... – произнес он, умирая.

Свинцовый полог небес давил, прижимал к земле, уничтожал. А потом косой солнечный луч разорвал его и лег на тротуар рядом с Тормом. Это было как во сне, когда он становился Сваном: золотой столб и кружащиеся в нем пылинки – дверь в чудесный заколдованный лес...

Луч передвинулся и коснулся лица Торма. Он не слепил, а просто баюкал его уставшие глаза. Тянул за собой. Лицо Ясона растаяло в этом свете, а потом проступила лесная опушка, и ветви деревьев, все ронявшие и ронявшие свою вечную листву. Торм вдруг понял – тот лес, который видел Сван, и вправду не настоящий. Настоящий был здесь, сейчас, перед ним. На опушке кто-то стоял – кто-то, кто уже давно ждал его здесь.

Торм поднял взгляд к небу и увидел, что сковывавший его свинец исчез, и оно опять голубое.

И только сейчас он осознал, что все не так, как казалось. Этот лес – награда. Тридцать долгих лет наказания истекли, и он снова свободен.

– Я, кажется, знаю, куда попадают проклятые после смерти, – сказал Торм, надеясь, что Ясон еще может слышать его, – туда же, куда и все остальные.

Он сделал шаг к человеку на опушке. Интересно, почему мертвые никогда не идут навстречу, а ждут тебя? И кто более мертв – облеченные плотью или свободные от нее?

– Я все спрошу, – сказал себе Торм, – у меня теперь есть, кому ответить...

Конец.

Декабрь 2005.