Текст книги "Хозяин Леса. История большой любви и маленькой лжи (СИ)"

Автор книги: Андрей Ренсков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

–Живой? – Я облегчённо выдохнул. – Ничего не сломал?

–Да вроде нет. Блин, истфак, ты что, больной, что ли?

–Извини, брат. – Я похлопал его по голой грязной спине. – Сам не понял, как получилось. Рефлекс сработал.

–Да, истфак, – сказал он, выковыривая из волос комья земли. – Похоже, ты ещё больше дурак, чем я.

К нам уже бежали, я слышал, как со всех сторон приближаются тяжело дышащие озабоченные люди. И, когда чья-то рука грубо развернула меня, схватив за плечо, я не стал сопротивляться, решив, что это Палыч. За долю секунды до того, как моя голова взорвалась, я узнал Серёжу, но отреагировать на летящий из темноты кулак уже не успел.

Уворачиваясь от ударов, я прохрипел:

–За что?

–За то, что ты есть, – совершенно спокойно ответил он, занося ногу над моим лицом. – Откуда ты взялся, а?

–Отошёл от него, быстро! – Звенящий голос татарина вклинился между визгом Оли и пыхтением Горбунова. Потом послышался мягкий шлепок, и удары прекратились.

–Да я его сейчас порву за Саньку!

–Я тебя сейчас сам порву, придурок!

–Отставить! Смирно! Два шага назад шагом марш!

А вот это, кажется, уже Палыч. Кавалерия могла бы прибыть к полю боя и пораньше, но спасибо уже и на том, что не бросился помогать своему любимчику. Жилистая рука ухватила меня за предплечье. Опираясь на неё, я попытался подняться, но понял, что горизонт заваливается и лучше бы мне ещё немного посидеть.

–Как себя чувствуешь? Голова не кружится, не тошнит?

Я попытался ответить, что нет, но рот оказался полон крови. Пришлось её сплёвывать, собирая языком со щёк. Заодно подвигал челюстью. Кажется, опять повезло, хотя снаряд угодил ровно в ту же воронку.

–Всё нормально, Максим Павлович. Жить буду. Только уберите от меня Серёжу, пожалуйста.

Палыч, присевший рядом на корточки, повернулся к бледному, кусающему губы, Горбунову. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.

–Ты зачем это сделал?

–За Саньку! – Горбунов выпалил это, яростно сжимая кулаки. Если бы я не был уверен, что он играет, поверил. – За Саньку порву любого!

–Серёжа, ты успокойся, – мягко сказал Палыч. – Вот он стоит, твой Санёк, жив-здоров. Ты за что человека покалечил?

–Это – человек? Макс, ты чего? Вот ты – человек... – Горбунова трясло, как припадочного. – А этот...

–Серёга... – Похоже, что происходящее стало шоком даже для Аверина. – Серёга, я бы за тебя тоже глотку порвал, без вопросов – но это же игра! Зачем так психовать??

–Да пошли вы все на... – Оскалившись, как загнанный волк, Горбунов злобно выматерился и, растолкав столпившихся вокруг, исчез в темноте. Неплотное полукольцо из шокированных зрителей снова сомкнулось за его спиной. Хоть бы кто помощь предложил... Нет, все просто стоят и смотрят.

–Ну, что смотрите? – отчаянно шепелявя, спросил я. – Жалко, что темно, а то на телефон бы сняли, да?

–Ребята, вы что делаете? – Палыч с болью смотрел вслед уходящему по ночному полю Горбунову. – Вы что, звери? Если бы я знал, Женя, что ты такой проблемный, никогда не взял бы с собой. Что опять не поделили?

–А вы вон у неё спросите, – показал я на Марину. – Что, в этой ситуации я тоже неправ, а?

–Шизофреник, – печально констатировала она. – И Серёжу я на тебя тоже натравила?

–Брейк! – Палыч поднял руки. – В лагере разберётесь. Хорош гусь: только что словил, и снова на рожон лезет.

Потом мне помогли подняться, подхватив с двух сторон, и на этот раз я смог удержаться на ногах. Из разрыва в тучах мелькнула луна – словно подглядывала за мной. Я провёл рукой под носом, вытирая мокрое, потом посмотрел на ладонь. Нет, не кровь, обыкновенные сопли.

–Дайте куртку, холодно.

–Стой тут, – приказал Рифат. – Сейчас сбегаю.

Поняв, что матч вряд ли возобновится, притихшие игроки потянулись следом – разбирать одежду. За ними вдогонку размашистой походкой зашагал Палыч. Мы остались с Мариной наедине. Но, то ли Серёжин удар сдвинул что-то в моей голове, то ли так сошлись звёзды, только я внезапно понял, что больше не хочу с ней разговаривать. Ни о чём.

Она тоже не изъявила желания общаться, поэтому никто не проронил ни слова: каждый думал о своём. В этот момент выглянувшая из-за облаков луна подмигнула мне и безнадёжно чужой девушке, такой же холодной и недоступной. Привлечённая струящимся с неба бледным светом, Марина подняла голову, и свет лёг на её лицо, прилип, как гипсовая маска. Я с ужасом понял, что вижу ту же картину, что и позавчера, под своими окнами.

–Марина, ты...

–Что? – спросила она, повернувшись. Тень упала на щёки и лоб, смывая безжизненную бледность, и наваждение сгинуло.

–Нет, ничего...

Было ли это дежавю, о котором упоминала Марина, или просто игра света и тени, я не знаю. Продлилось это не более секунды. Потом, в лагере, когда на моей распухшей челюсти рисовали йодовую сетку, оно посетило меня ещё раз – в качестве воспоминания. И ночью, в третий раз – как сон.

Время дождя.

Завтракать пришлось холодными консервами и подмокшим хлебом: из-за вечерней драмы забыли проверить плёнку над поленницей, и ночью её сорвало порывом ветра. Неприкосновенный запас дров в хозпалатке тоже подмок, хотя палатка была окопана, накрыта полиэтиленом и стояла на возвышении – всё, как положено. Стоило задуматься либо о диверсии, либо о сглазе. Не знаю, на каком варианте остановился мрачный Палыч, только виновных он искать не стал. Дело ограничилось тем, что мы рассовали условно сухие дрова по рюкзакам и получили приказ выступать через полчаса.

Суровое настроение руководителя и хмурое тёмное небо, однотонное, безо всякой надежды на просвет, совсем не способствовали дружескому общению. Помню, что перекинулся с Рифатом парой фраз, когда доскребал со дна баночки последние волокна скумбрии – и всё, вроде бы. Остальные тоже ушли в себя, старательно роясь в рюкзаках в поисках непромокаемых вещей: дождевиков, накидок.

С Серёжей я не общался. Так, кинул на него пару косых взглядов, но он никак не отреагировал. Марина в этом плане удивила меня гораздо больше, потому, что подошла первая.

–Сильно болит?

–Не очень, – соврал я. На самом деле челюсть болела зверски. Но больше раздражала не боль, а опухоль, за ночь, расползшаяся по всей щеке. Из-за неё было трудно открыть рот.

–Врёшь ты всё, – сказала Марина, теребя в пальцах завязку от дождевика. – Вон, как щека распухла. Можешь не верить, конечно, но мне тебя всё-таки жалко. Даже сама удивляюсь.

Я промолчал: сказать хотелось многое, а челюсть работала плохо.

–Хорошо, – поморщившись, сказала она. Наверное, подействовал мой взгляд. – Ладно. Я во всём виновата. У меня только один, ма-а-аленький вопрос: в чём конкретно?

Я покосился на разбирающего палатку Рифата. Он был полностью увлечён работой, насвистывая какую-то народную мелодию. Иногда мне кажется, что она у татар вообще одна-единственная: настолько все похожи. Но прятаться ни от кого больше не хотелось – надоело.

–Марина, я вчера просто сорвался. Наговорил, сам не знаю чего. Ни в чём ты не виновата.

Холодные мокрые пальцы коснулись моей щеки. Всё внутри сжалось от желания накрыть их ладонями и согреть дыханием. И от понимания того, что это невозможно.

–Женя, ты хороший, правда. Может быть, со временем, я и смогла бы полюбить тебя. Но через месяц мне надо будет уехать, может даже навсегда. Зачем мне сейчас связывать себя какими-то отношениями? Чтобы потом по скайпу общаться?

Наблюдая за ней, я сделал ещё одно открытие: когда она говорит серьёзные вещи, звучит это мелодраматично. Никогда не любил мелодрам.

–Зачем ты об этом? – Я задал этот необязательный вопрос только, чтобы она замолчала. Мне вдруг стало противно слушать её слова. Не потому, что они были фальшивыми – скорее, она действительно верила в то, о чём говорила. Просто стало противно, и всё тут.

–Хочу, чтобы ты не злился, ни на меня, ни на Серёжу. Я его с восьмого класса знаю. Он не такой человек.

–Не такой человек, – повторил я и, покрутив рукой у своей несчастной челюсти, спросил: – А это откуда? Само вылезло? Может, это флюс?

–Я не знаю, почему он тебя ударил, – ответила Марина. – Он же очень хороший, Серёжка, добрый. В жизни не видела, чтобы он кому-нибудь сделал что-то плохое.

–Может, он и хороший, – сказал я, набравшись смелости накрыть её пальчики ладонями. – Я его только с плохой стороны знаю. Только мне кажется, что твой Серёжа – тормоз. Может, я ему ещё давно сказал что-нибудь плохое, а обиделся он только вчера. Я не могу помнить всего, что говорю.

–Когда мы учились в девятом классе, они с братом разбились на машине, – сказала Марина и осторожно высвободила пальцы. – Брат насмерть, а Серёжу спасли ремни. После этого он долго молчал, потом отошёл, потихоньку. Он не тормоз, Женя, просто у него психика так устроена. Видит что-то хорошее и прыгает от счастья, как ребёнок. А если происходит то, чего он не понимает, его заклинивает. Он просто не знает, как себя вести.

–Хочешь сказать – это я плохой? – Я машинально поскрёб челюсть, и левая сторона головы взорвалась неожиданной болью.

–Я хочу сказать, что он видит только белое и чёрное, а других цветов для него не существует. Потому я и зову его про себя – сэр Галаад Непорочный, верный рыцарь. Он очень хороший друг. У меня всего два человека, которым я могу доверять – он и Лариска Селиванова. Не знаю, что у вас случилось, но не ссорьтесь больше, мальчишки, ладно?

Вроде бы и правильные вещи она говорила, но меня всё равно взяла злость. Наверное, не понравилось, что о каком-то лунатике, едва не разбившем мою голову, Марина рассказывала с такой нежностью, до которой мне как до Китая раком.

–А Палыч? Ему ты насколько доверяешь?

–Его я тоже давно знаю, – сказала она, погрустнев. – Накинь что-нибудь, ты мокрый уже насквозь.

–Обязательно, – кивнул я, и она, кивнув в ответ, пошла собираться. Так как накинуть мне было нечего, пришлось надеть под куртку свитер: так, возможно, хоть спина под рюкзаком сухая останется. Очень кстати вспомнилась и другая фишка, знакомая по зимнему футболу: целлофановые пакеты, натянутые на носки. Что касается банданы, её польза состояла лишь в том, что вода стекала по узлу на затылке вниз, на рюкзак, и не попадала в глаза.

Перед выходом я решил поговорить с Палычем, по поводу переправы. Тем более, что отмазка была железная.

–Максим Павлович, я хотел поговорить.

–Да, Женя... – Палыч присел на корточки, засовывая палатку в чехол, и что-то у него не срасталось, из-за конструкции, похожей на зонтик. Да, похоже, поставить этот автомат можно быстро, а вот, для того, чтобы запихнуть в чехол, надо попотеть. Ну, это ничего – ведь кругом и так вода.

–Я не смогу, наверно, сегодня переправу натягивать.

–Что так? – рассеянно спросил Палыч, убрав со лба слипшиеся волосы. – Разучился?

–Вот, руку вчера повредил. Упал неудачно, когда мы с Серёжей... Палец болит, зараза. И посинел весь, видите?

–Да, вижу, – согласился он, даже не взглянув. – Какая уж тут переправа – пока дойдём, будем все насквозь. А там, прямо по маршруту, болото. Если развезёт – утонем в грязи. Эх, не вовремя этот дождь...

Я вежливо выслушал всё до конца и сказал:

–Да мы справимся, Максим Павлович.

–Ну да, конечно... Что у вас с Серёжей вышло, кстати? Он никогда буйным не был, насколько я его помню.

Дался всем этот Серёжа. Чикатило вон тоже никогда не был буйным, поэтому его десять лет и ловили. Я бросил взгляд на своего свежеприобретённого друга. Он, как ни в чём не бывало, деловито сворачивал палатку.

–Не знаю. Он просто дал мне в челюсть, и я вырубился.

–Надеюсь, этого не повторится больше?

–Это не ко мне вопрос, – повторил я вчерашнюю фразу. – Я пацифист по натуре: никогда первый человека не ударю.

–Иногда это необходимо, – задумчиво сказал Палыч, застёгивая молнию на чехле. Как я понял, в этот момент его мысли витали где-то вокруг того болота. – Ступай к Оле, проверьте ещё раз, чтобы все продукты были герметично упакованы. Сахар, соль, крупа, спички...

Так и пришлось тащиться к хозпалатке, чтобы потратить минут двадцать на приведение припасов в непромокаемый вид. Злопамятная Пономаренко общалась сквозь зубы, несмотря на мой статус безвинно пострадавшего: ещё помнила вчерашнюю обиду. В итоге, собравшись самым первым, вышел я одним из последних, насилу успев управиться. Знал бы, что так получится, ни за что не пошёл бы разговаривать с Палычем.

Как только мы растянулись по раскисшей лесной дороге, дождь сразу усилился, как будто ждал, когда мы останемся без защиты палаток. Ливень барабанил по рюкзаку и промокшей насквозь бандане, так что пришлось натянуть поверх банданы кепку. От воды она не спасала, но давала защиту от мягких настойчивых прикосновений холодных капель к моему черепу.

Дорога шла под уклон, и воды становилось всё больше. Местность, куда мы спускались, была пропитана влагой. Она медленно заполняла мои следы, она стекала вниз, отрываясь от поникших листьев, она наблюдала за нами, поблёскивая из-под гнилых пеньков, из многочисленных луж, покрытых кругами. Мы приближались к болоту, Палыч был прав.

Несколько раз он тормозил колонну, и, расстелив на поваленном стволе запаянную в пластик карту, устраивал совещания с активом: высказывал своё мнение, а собравшиеся подле кивали. Как я понял, он склонялся к тому, чтобы обойти болото, но опасался, что этот крюк существенно собьёт нас с маршрута. К тому же, подходящей для этого манёвра дороги не было, только старые просеки, сплошь заросшие густым молодым лесом. Впору просить Хозяина Леса, чтобы вывел на неё.

В конце концов, дорога, ведущая в нужном направлении, нашлась, но Палыч, вместо того, чтобы обрадоваться, снова полез в планшет за картой. Её изучение продлилось дольше обычного и вызвало короткое, но бурное обсуждение, даже мутный Серёжа вставил пару слов. Наконец, Палыч махнул нам рукой – сворачиваем. Похоже, что это решение далось ему нелегко, и было вынужденным.

Не знаю, что ему не понравилось: дорога была, как дорога. Изрядно заросла высокой травой, но идти вполне можно. Давным-давно её разбили тяжёлые гусеницы, но с тех пор колея почти исчезла, остались лишь широкие ямы с оплывшими краями. Что в этой дороге было замечательного, так это то, что она поднималась в гору, прочь от мерзкой сырости.

Прибавив шаг, я быстро нагнал ушедших вперёд. Улучив момент, когда Палыч немного оторвётся от нас, я поравнялся с Мариной:

–Что происходит – то?

Она сбилась с шага, сделала вид, что поправляет рюкзак, и, удостоверившись, что Палыч не слышит нас, ответила:

–Поворачиваем. Будем болото обходить.

–Это понятно, – сказал я нетерпеливо. – Только Палыч, вроде, и сам тому не рад. Или мне кажется?

–Дороги этой нет на карте, вот и беспокоится.

Я стёр с лица капли дождя. На секунду показалось, что, приклеившись к пальцам, отошла отслоившаяся, пропитанная водой, кожа.

–Что за карта?

–Обычная километровка, генштабовская.

–Так она же старая, советская ещё. Мало ли: тогда не было дороги, а сейчас появилась.

–Палыч говорит, её тут вообще быть не должно. Место глухое, тут ехать просто некуда.

–Ну, она хоть туда, куда надо ведёт, эта дорога?

–Да, вроде бы. Если компас не врёт.

–А если врёт?

–У Палыча джи-пи-эс есть, но он его редко включает, чтобы не разрядился. И правильно – компас надёжнее.

–Сурово, – оценил я. – А смотреть, с какой стороны ствола растёт мох, наверное, ещё надёжнее?

Через несколько минут лес начал расступаться, и вдалеке показалась большая поляна. Только сейчас я понял, как устал и замёрз: не очень комфортно тащить на себе, кроме рюкзака, ещё и промокшую до нитки одежду. Интересно, удастся ли уговорить Палыча на привал?

Этой мыслью я поделился с пыхтящим, как ёж, Рифатом. Тот даже слушать не стал, сразу отмахнулся.

–Нет, даже не надейся. Если всё так, как твоя говорит, значит, пока не спустимся вниз, привала не будет. Терпи.

–Да я-то дойду. Ты вон на Олю посмотри.

То, что темп движения заметно снизился, было заметно уже по тому, что дистанция между Пономаренко и нами сократилась. Сейчас стало хорошо заметно, что толстуха находится на последнем издыхании.

–Дойдёт, – уверенно сказал Рифат. – Сейчас у неё второе дыхание включится, вот увидишь.

–А если не включится?

–Значит, будешь нести её на руках – твоя же подружка...

–Ах, ты...

Тут впереди раздался странный треск, потом звук падения чего-то грузного во что-то жидкое, и сразу после этого – отборнейший трёхэтажный мат, затмивший по витиеватости и громкости всё, что я собирался сказать татарину. Переглянувшись, мы поспешили вперёд.

Аверин стоял на краю громадной лужи, мокрый с ног до головы. Жирная грязь стекала с него, оставляя на лице и накидке серые полосы. В отчаянии он стряхивал её ладонями, и с растопыренных пальцев во все стороны летели брызги. Но это помогало мало: грязь лишь размазывалась, и лицо ушастого превратилось в индейскую маску.

–О-о!! Смотри, Женяка – уорфэйс!!! Коммандос, ёпта!

–Не смешно ни хрена! – Аверин, судя по выражению физиономии, балансировал между двумя противоположными состояниями, сдерживая то ли слёзы, то ли нервный смех. Татарин, сбавляя обороты, дружески похлопал его по плечу – единственному чистому месту.

–Ладно, ладно... Чего случилось – то?

Вместо ответа ушастый продемонстрировал ногу – на чёрной штанине зияла огромная дыра. Вырванный из неё клок лежал тут же, рядом, намотанный на какую-то ржавую проволоку, убегающую в заросли.

–Это что – колючка, что ли? Откуда она тут взялась?

–Да ... её знает, откуда, – чуть не плача, ответил Аверин. – Я за этот костюм двенадцать восемьсот отдал, понимаешь? Надел первый раз...

Подошедший Палыч без слов отодвинул присевшего на корточки татарина, нагнулся и, поднатужившись, дёрнул за подозрительную проволоку. В кустах что-то хрустнуло, чпокнуло, и на дорогу, раздвигая ветки, выползла чёрная гнилая коряга – словно вырванный зуб, привязанный за нитку.

–Что это, Палыч? – Аверин уже забыл о своей беде.

–Ворота. Были. Теперь, по крайней мере, понятно, куда ведёт дорога. Вытри лицо, Саша – смотреть тошно.

–А куда она ведёт?

–Ну, что-то было здесь раньше, – нехотя ответил Палыч. – Знаете, что? Давайте-ка пошустрее пройдём эту полянку.

–Ну, уж нет, – простонала доковылявшая до нас Оля. Опираясь на мою руку, она наклонилась к луже, и громко прочистила горло, из которого, судя по звуку, что-то вылетело. – Я сейчас умру, Максим Павлович. Давайте привал сделаем, пожалуйста. Десять минут, не больше.

–За полянкой сделаем, – пообещал Палыч. – Смотри, какая дрянь тут водится. Полезешь в кусты расслабиться, и наткнёшься голым задом.

–Ну, пожалуйста, – заканючила Оля. – Я не буду по кустам лазить.

–Всё, Оля, – сказал Палыч. – Вперёд, орлы. Пятнадцать минут быстрого шага, и будет вам привал, обещаю.

Орлы закряхтели, но, не осмелившись перечить, героически двинулись вперёд, и деревья вскоре расступились перед ними. Поляна оказалась не просто большой – огромной. И, судя по хорошо заметным столбикам с оборванной колючей проволокой, эта поляна была рукотворной. А когда-то, давно, она была ещё больше – как минимум, наполовину.

–Это что? – Я показал на скрывающееся среди молодых осинок странное сооружение, выполненное из наспех приваренных друг к другу металлических уголков. Чёрное от времени и сырости, оно вздымалось в высоту метров на десять. Несмотря на проросшие сквозь конструкцию деревца, его трудно было не заметить.

–Скорее всего – геодезический пункт, – рассеянно ответил Палыч. – Но что он здесь делает? Странно. Если верить карте, высота в пяти километрах отсюда. Ну-ка, подожди...

Он остановил группу, приказав не расходиться и, в который раз за сегодня, раскрыл планшет. Впервые я увидел эту пресловутую генштабовскую карту так близко, и ровным счётом ничего в ней не понял. Какое-то нагромождение, переплетение линий, да ещё и не цветное. Впрочем, если Марина говорит, что карта и компас по сравнению с GPS рулят, ей виднее.

Так, сбившись в кучку, закрывая раскрытый планшет от дождя, мы простояли минуты две: я, Марина и сопящий Горбунов, демонстративно вставший так, чтобы не смотреть на меня. Никто не произнёс ни слова. Остальные, воспользовавшись тем, что руководитель отвлёкся, занялись прямым нарушением его приказа: начали разбредаться по поляне. Капли, прорвавшиеся сквозь заслон из наших тел, падали на прозрачный пластик и разбивались. Палыч смахивал брызги ладонью, но на поверхности всё равно оставалась дрожащая плёнка, искажающая контуры лесов и оврагов.

–Непонятно, – сказал он, наконец. – Ну, нет этой местности на карте. Похоже, секретное что-то, ребята.

–Максим Павлович, а что такое геодезический пункт? – Надо же, Серёжа подал голос. Сегодня, кажется, первый раз.

–Визуально обозначает точки на местности. Обычно – высоты.

–А зачем?

–Чтобы ракета знала, где ей лететь. Вы вот что – приглядите, чтобы люди не разбредались. Надо привязку к местности сделать и сразу уходим.

Ни Марина, ни Горбунов и не подумали двинуться с места. Вот тебе и актив. А сам Палыч, тут же забыв о распоряжении, полез в рюкзак за джи-пи-эсом. Я, на всякий случай, обернулся: самый ответственный, наверное.

Рифат с Олей сидели под раскидистым дубом и что-то жевали. Оля, слушая рассказ хитро поблёскивающего глазками татарина, устало хихикала. Неподалёку сидел Лягин, сложив руки на коленях. От команды отбился разве что Аверин, гуляющий возле одинаковых зелёных холмиков настораживающе правильной формы. Но, вроде бы, и ему не угрожала никакая опасность.

Тем временем у Палыча в руках появился странный чёрный прибор с небольшим экраном – нечто среднее между палёным китайским смартфоном и детектором артефактов из игры "Сталкер". Выглядел пресловутый навигатор серьёзно и внушал уважение. Только вот, судя по злости, разгоревшейся в глазах Палыча, по тому, как он тряс чудо вражеской мысли и стучал по чёрному пластиковому боку – не работал.

–Давай, давай! – Мне показалось, что сейчас непослушный джи-пи-эс будет запущен в сторону ближайшего дерева и разлетится вдребезги.

–Аккумулятор, – подсказал из-за моей спины Серёжа.

–Не должен был сесть... Дайте что-нибудь острое, – приказал взявший себя в руки Палыч. И тут же сорвался снова:

–Аверин, твою мать! Вернулся обратно, быстро!

–Да всё нормально, Палыч!

–Макс, возьми, – Марина выдернула из кармашка рюкзака крохотный перочинный ножик. Палыч воткнул маленькое лезвие в щель, поддевая крышку аккумуляторного отсека. Крышка долго не поддавалась, выгибалась дугой, но, в конце концов, что-то щёлкнуло, и она упала на траву.

–Не понял... Это что – прикол, что ли такой?

Палыч медленно обвёл нас тяжёлым и мрачным, как небо над нашими головами, взглядом. При этом его ноздри раздувались, будто у погружающегося в бешенство быка.

–Где аккумуляторы, засранцы?

–Мы не брали, – растерянно сказал Горбунов. Встав на цыпочки и опираясь на мои плечи руками, он изо всех сил вытянул шею, чтобы лично убедиться: ячейка, в которой должен был находиться аккумулятор, пуста. Чтобы удержать его тело на себе, пришлось сделать шаг вперёд.

–Макс, он же у тебя всё время в рюкзаке лежал, – сказала Марина, и в её голосе проскочили нотки недоумения.

–Лежал, – сказал Палыч, играя желваками на щеках. – И долежался. Ребята, это уже не шутки, это уже вредительство.

–Макс...

–Аверин!!! Я кому сказал – вернись сюда! – Палыч поднялся во весь рост, роняя с коленей и планшет с развёрнутой картой, и вскрытый навигатор. Похоже, пропажа аккумуляторов взбесила его не на шутку. – Бегом!!!

–Да ладно, Палыч, – весело отмахнулся ушастый, и не подозревающий о творящейся драме. – Прикинь, тут люки какие-то, а на крышках звёзды с серпом и молотом! И цифры – 1969. Там по-любому интересное что-нибудь лежит, только их хрен откроешь! Заварено и бетоном залито – прикольно, да?

Сначала, если честно, я не придал значения его словам – ну люки, и люки. Мгновенная реакция никогда не входила в число моих достоинств. Но Палыч всё понял сразу, и его лицо приобрело цвет отделочного кирпича. Застыв с поднятой рукой, он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Видимо, их там оказалось слишком много.

–Ой, – тихо сказала Марина: до неё тоже дошло.

Я в недоумении переводил взгляд со стремительно бледнеющих щёк Марины на искривлённый рот Палыча, который открывался и закрывался совершенно беззвучно. Пока, наконец, не дошло и до меня: я вспомнил здоровенный мост через речку-вонючку, "стратегический", как назвала его Марина. Потом этот мост путём несложных логических усилий обрёл связь с люками из 1969 года. И вот тогда мне стало по-настоящему...

–Подъём!!! – Похоже, нужные слова, наконец, сумели преодолеть затор в распухшем горле Палыча. – Подъём!!! Ко мне, бегом марш!!!

Услышав звериный рёв руководителя, все подняли головы, но никто и не подумал оторвать от земли пятую точку. Аверин, которого трубный глас застал с поднятой ногой, втянул голову в плечи, да так и застыл – как цапля.

–Палыч, ты чего?

–Аверин, я сказал – бегом сюда!!! Все остальные – тоже!

Сидящие под деревом начали медленно подниматься. Крик застал их, наконец получивших хоть какое-то убежище от дождя, врасплох.

–Чего случилось-то? – завопил татарин в ответ.

–Некогда, Рифат! Бегите сюда, быстро!

–Вы прикалываетесь, что ли?

В общем, после этого даже мне стало ясно, что прогнать их с поляны получится только пинками. Если под чугунными крышками скрывается что-то серьёзнее списанных сапог, то это надо делать очень БЫСТРО, тем более что мы находимся здесь уже несколько минут.

Разумеется, Палыч понял это раньше меня. И, коротко выматерившись, побежал к Аверину, застывшему среди зелёных холмиков с глупой улыбкой на лице. Под ногу попался выпотрошенный навигатор, и был безжалостно раздавлен, вмят в пропитанную дождём землю.

–Макс, что делать? – заорала Марина.

–Людей уводите! – Не останавливаясь, Палыч махнул рукой, показывая, в какую сторону. – Там овраг! Спускайтесь вниз! Саша, твою мать! Бегом ко мне, сколько раз говорить!

Но Аверин впал в ступор. Если он чего и сделал, так это испуганно оглянулся по сторонам, а с места не сдвинулся. Тоже поступок. Если бы ко мне мчался на всех парах матерящийся злой мужик с непонятными намерениями, то я бы, скорее всего, рванул бы, не думая – но не к нему, а от него.

В конце концов, Палыч, уцепив за воротник, сорвал исследователя люков с крышки и отшвырнул прочь. Я был уверен, что ушастый сейчас будет пахать носом землю. Но тут его снижающуюся траекторию выправил прилетевший сзади пинок. От ботинка полетели во все стороны комья грязи, ноги Аверина заработали, и он, непонятно как, удержал равновесие. И понёсся к лесу, судя по ошарашенному лицу, так ничего не поняв.

Ребята под деревом повскакивали, словно ужаленные, лихорадочно натягивая на плечи лямки рюкзаков.

–Да что происходит-то? – завизжала Пономаренко.

–Радиация! – истошно заорал я первое, что пришло в голову. – Отходы! Тут хранилище, по ходу!

Моя тактика оказалась на порядок эффективнее: не успел я закончить, как все трое уже неслись следом за нами. Даже под зад пинать никого не пришлось. Краем глаза я увидел, как Марина, присев на колено, собирает с земли рассыпанное содержимое планшета и, не глядя, закидывает в рюкзак.

–Да брось ты это всё! – Я ухватил её за рукав, пытаясь поставить на ноги. Но она отмахнулась, куртка затрещала, и рука предательски соскользнула: подвёл больной палец. В награду мне достался страшный взгляд:

–А выбираться ты отсюда, придурок, как будешь?

Ну, вот что тут прикажешь делать? И когти рвать давно пора, потому, что становится реально страшно. И, с другой стороны, Марина тоже права: без карты, компаса и прочих туристических примочек выбраться из леса будет непросто. Тем более что хвалёный джи-пи-эс приказал долго жить.

В общем, я опустился на колени рядом с Мариной – если не знаешь, что делать, поступай так, как велит тебе твоё сердце. Но бегущий к нам Палыч издалека замахал руками и заорал:

–Бросайте всё, и валите! Я сам!

Сказано – сделано: я подхватил Марину под мышки и отшвырнул её в сторону. Она сопротивлялась, но не очень активно – видно, и сама была в шоке. Мимо нас, тяжело дыша, и постоянно оборачиваясь, протопали Рифат с Лягиным. А Оля приотстала, потратив все силы на первый рывок.

–Пацаны! – Скорее всего, придётся пожалеть об этом решении, но по-другому никак не получалось: некстати проснувшаяся совесть вцепилась в мою душу цепкими зубами. – Присмотрите за Маринкой, а я – за Олей!

–Давай, брат, конечно! – очень легко согласился татарин, тут же попытался обнять Марину за талию и получил по рукам. – Что? Я просто хотел помочь снять рюкзак!

Подарив ему убийственный взгляд, Марина побежала к лесу, легко и красиво. Мне же не досталось вообще никакого взгляда. Не то, чтобы я сильно рассчитывал на него, так – надеялся. И, наблюдая за тремя разноцветными рюкзаками, прыгавшими на плечах убегающих от меня людей, я испытал что-то, похожее на разочарование.

А потом, боясь передумать, развернулся, и побежал к Оле, которая, кажется, была уже готова рухнуть. На бегу я представил себе, как возможное гамма-излучение сейчас пробивает навылет мои внутренние органы. Картинка получилась, будто из учебника, яркая, наглядная.

–Давай рюкзак, – прохрипел я. Бег по пересечённой местности с отягощением за плечами выматывает очень быстро, даже людей подготовленных, даже крутых многоборцев.

–Нет... У тебя и так тяжелее всех...

–Давай, говорю! – заорал я прямо в её ухо, и она, закатив глаза, обмякла, придавливая своим весом к земле. Пришлось залепить ей пощёчину. Вышло это совершенно спонтанно, но результат принесло. Белые полосы на её щеке, оставшиеся от моих пальцев, мгновенно налились красным, Оля со всхлипом вздохнула и перестала падать.

–Оля, давай, ну пожалуйста...

–Я... не... могу, – сказала она. Из её левого глаза выпала и покатилась по щеке большая слеза. Мне самому захотелось заплакать, от безысходности. Ну, не тащить же её на себе!

–Вы что там сопли жуете? – раздражённо окликнул нас ковыряющийся в рюкзаке Палыч. – Бегом, бегом!!!

–Она не может, – в отчаянии крикнул я. – Ей плохо!

Не говоря ни слова, Палыч вскочил и, на ходу закидывая за спину рюкзак, подбежал к нам. Вовремя: Оля снова завалилась, на этот раз вбок.

–Держи её! Руку свою давай! Да нет, под ремни, под ремни просунь!

Поддерживая Олю, мы вцепились друг другу в предплечья и зашагали, сначала потихоньку. Потом Палыч увеличил темп, пришлось и мне. Шла Пономаренко нехотя, словно озорующая пьяная баба: подгибала ноги, норовила соскользнуть. Это был ад, если честно.

–Оля, блин, обними меня за шею! Мне тяжело...

–Ага, – бездумно кивнула она, будто отходя от тяжёлого сна. – Что?

–Куда её? – простонал я, закидывая пухлую руку на свою шею.

–Вон к той опушке, – сказал Палыч сквозь зубы. Я опустил глаза, а потом и вовсе закрыл, чтобы не считать оставшихся до леса шагов.