Текст книги "Дубликат (СИ)"

Автор книги: Андрей Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

А.Даллес

Генералы обсуждали возможности переговоров с фон Шверином и решили, что, если удастся убедить его сдаться со воем корпусом, дабы предупредить дальнейшее кровопролитие и разрушения, можно будет в образовавшуюся брешь направить достаточно мощные американские силы, чтобы взорвать весь Западный фронт и положить конец войне. Чрезвычайно сложным был один пункт этого плана, а именно каким образом встретиться с немецким генералом. Нам было хорошо известно, что гестапо и войска СС охраняли всех армейских генералов и крайне подозрительно относились к их действиям. Американский офицер с белым флагом, желающий вести переговоры, может не встретить хорошего приема, и, вероятнее всего, ему даже не удастся дойти до человека, который может принять решение. Меня спросили, не соглашусь ли я отправиться через линию фронта, и я, естественно, был крайне увлечен этим предложением. Было решено, что, если штаб верховного главнокомандования союзных экспедиционных сил даст разрешение, стоит предпринять попытку.

Но этому не суждено было осуществиться. Шли дни, а запрос из группы армий в штаб верховного главнокомандования оставался без ответа. Наконец нам сообщили, что придется консультироваться с русскими, а они настолько подозрительно относятся к любым действиям подобного рода, что наверняка не одобрят никакой попытки добиться капитуляции немецких войск – пусть даже частичной – перед одними американцами.

В период «Битвы за Выступ» и после у нас в штабе группы армий часто появлялся генерал Джордж Паттон. Когда немцы перешли в наступление в Арденнах, 3‑я армия генерала Паттона сама вела наступление, пытаясь пробиться в Саар. Когда стали ясны масштабы немецкого наступления, генерал Эйзенхауэр приказал армии Паттона прекратить наступление и повернуть на север, чтобы отвлечь на себя часть немецких войск, прерывающихся с юга в район «Выступа». Паттон решил перевести свой штаб из Нанси в Люксембург. Через несколько дней создалось положение, которое всегда будет повергать в смущение теоретиков штатных и командных колледжей: в одном городе, на расстоянии нескольких кварталов друг от друга разместились штабы группы армий, армии, корпуса и дивизии.

Генерал Паттон регулярно посещал наши утренние «летучки» и весьма оживлял их. Даже внешне Паттон выглядел как настоящий солдат. Ростом он был более шести футов, ярко выраженный блондин с голубыми глазами. Но всему этому крайне не соответствовал его очень высокий голос. У генерала была привычка во время доклада довольно громко обмениваться с генералом Брэдли своими замечаниями. Я обнаружил, что он комментирует многие мои утверждения относительно истинных и предстоящих действий немцев.

Наибольшее беспокойство нам доставляла 11‑я немецкая танковая дивизия, прозванная нами «дивизией-призраком» за то, что она обладала удивительной способностью появляться на самых неожиданных участках фронта. Мы всегда самое большое внимание уделяли выяснению вопроса, где находятся немецкие танковые войска. Офицеры, докладывающие разведывательные сведения, имели приказ особое внимание обращать каждый раз на «потерю» танковых соединений противника или на обнаружение их на новом месте. Однажды утром, когда Паттон присутствовал, я упомянул в докладе, что «потеряна» 11‑я немецкая танковая дивизия на южном участке фронта группы армий и что, по оценке разведки, ее отвели, чтобы нанести удар по флангу 3‑й армии. Все присутствовавшие на докладе могли услышать громкое восклицание Паттона: «Ничего, пусть приходят. Побольше их, проклятых сукиных детей, переколотим!»

Больше всего я люблю вспоминать генерала Паттона на «летучках», когда речь шла о положении на русаком фронте. В разгар «Битвы за Выступ» нас весьма интересовал вопрос, могут ли русские возобновить наступление на востоке, что, естественно, несколько ослабило бы нажим противника на Западном фронте. Хотя русские скупо информировали нас о событиях на Восточном фронте и даже не сообщали номера частей немецких войск, дислоцированных на востоке, мы тем не менее с пристальным вниманием следили за ходом событий на том театре военных действий. Повторные запросы в штаб верховного главнокомандования с просьбой направить нам информацию о русских, ничего не дали. Поэтому мы черпали информацию, в основном слушая по радио немецкие и русские коммюнике о ходе боевых операций на Восточном фронте. Мы наносили на карту данные, казавшиеся наиболее правдоподобными, из немецких и русских передач, а затем сопоставляли их с известными нам сведениями из собственных разведывательных источников.

Приближалось рождество, когда однажды генерал Паттон после утреннего доклада сказал, обращаясь к генералу Брэдли: «Послушай, Брэд, а не могут ли эти ребята подготовить нам сводку о положении на Восточном фронте?» Генерал Брэдли обратился к генералу Сиберту, который обещал составить доклад через пару дней. Перед самым Новым годом генералы нашли время выслушать наше сообщение. На задней стенке комнаты для докладов была вывешена карта боевых действий на Восточном фронте. Когда доклад закончился, генерал Паттон задал лишь один вопрос. Он спросил: «Когда, по вашему мнению, русские начнут наступление?» Мы подготовились к такому вопросу, изучив периоды времени, отделяющие одно наступление русских от другого, исходя при этом из потребностей в подвозе припасов и пополнении личного состава и техники. Мы знали также, что в Польше русские стоят на берегу Вислы и что они будут ждать, пока лед не достигнет такой толщины, чтобы по нему могли пройти танки. Генералу Паттону я ответил, что, по имеющимся оценкам, следующее наступление русских начнется в течение второй недели января. Наступление началось 12 января. Буквально на следующем докладе генерал Паттон, войдя в комнату, указал прямо на меня и сказал: «Послушай, Брэд, присматривай за этим парнем – он, должно быть, коммунист. Он знал, когда русские начнут наступление».

Некоторое время спустя я узнал, что генерал Паттон оказал мне высокую честь, попросив перевести меня в его штаб, но генерал Брадли оказал мне еще более высокую честь, сказав, что не хочет со мной расставаться.

В марте 1945 года генерал Брэдли перевел свою штаб-квартиру в Намюр (Бельгия). Во время «Битвы за Выступ» его критиковали за то, что его штаб-квартира оказалась выдвинутой слишком далеко вперед. Город Люксембург находился примерно на равном расстоянии от штабов 1‑й и 3‑й армий, но всего в 18 километрах от немецких позиций – не дальше от фронта, чем армейские штабы. Поэтому теперь он выбрал для своей штаб-квартиры город, находившийся ближе к центру района операций и дальше от фронта, чем подчиненные ему три армии, которые должны были повести наступление на Рейн. Читая по долгу службы все разведывательные материалы, поступающие в штаб, я обратил внимание на весьма трезвое исследование, подготовленное английским Объединенным разведывательным комитетом, о состоянии работ по созданию реактивных самолетов в Германии.

Мы знали, что немцы форсированными темпами работают над созданием реактивной авиации, но никто серьезно не предполагал, что в результате может возникнуть угроза абсолютному превосходству союзников в воздухе. Авторы доклада, или «оценки», Объединенного разведывательного комитета считали, что существующая угроза серьезнее, чем обычно предполагалось. Я решил, что надо сделать краткий обзор этого материала в докладе на следующее утро, чтобы генералы знали о существовании такого документа и могли ознакомиться с ним, если пожелают.

Реакция оказалась поразительной. Все сразу же обратили внимание на английский материал, и не хватило экземпляров для всех желающих прочесть его. После войны генерал Брэдли признался мне, что это сообщение было одним из самых тревожных сигналов из всех, которые ему приходилось выслушивать. Сейчас, когда открыты немецкие архивные материалы, можно сделать вывод, что, если бы Гитлер не вмешивался в вопросы самолетостроения, немцы располагали бы такими силами реактивной истребительной авиации, которые могли бы создать серьезную угрозу превосходству союзников в воздухе.

В марте 1945 года 12‑ю группу армий посетила делегация конгресса. Наш штаб был заранее предупрежден, что большая и внушительная группа сенаторов и членов палаты представителей находится в Европе и что они хотят приехать в штаб группы армий заслушать доклад генерала Брэдли об обстановке. Генерал предупредил всех своих офицеров для докладов, чтобы они были готовы помочь ему в случае необходимости, и мы стали ждать прибытия наших законодателей. В группе находились такие широко известные деятели, как Клэр Люс, Леверет Солтонстол и Эндрю Мэй.

Доклад от начала до конца сделал сам генерал Брэдли, и наше присутствие не было необходимым. Полковник Джеймс Мадгет, офицер для доклада 3‑го отдела штаба, и я просмотрели позже наши записи и убедились, что доклад генерала был блестящим как в разведывательном, так и в оперативном плане.

Большой интерес представляли задаваемые вопросы. Один вопрос, заданный после весьма пространной речи одним конгрессменом, мне кажется, навсегда засел у меня в голове. Отметив, что они видели тысячи наших танков, простаивающих на полях Франции в так называемой зоне коммуникаций, этот джентльмен пожелал узнать, зачем нам так много техники, когда в Соединенных Штатах ощущается нехватка сельскохозяйственных машин; заводы, выпускающие такие машины, не могут получить достаточно стали, потому что она идет на танки. Генерал Брэдли ответил кратко и по существу. Он оказал: «Если вы сможете сказать мне, сколько танков мы потеряем в боях завтра, послезавтра и так далее до конца войны, тогда я точно определю наши потребности в танках. Но, поскольку наши потери невозможно предугадать, нам просто необходимо иметь резерв, чтобы восполнять потери. В противном случае мы будем проигрывать сражения».

К середине апреля война практически шла к концу. По всему фронту на западе немецкие войска прекращали сопротивление, а на востоке русские подходили к Берлину. Многим частям союзных войск был дан приказ прекратить наступление, чтобы они не столкнулись с русскими и чтобы не произошли инциденты. В это время много внимания уделялось освобождению военнопленных и спасению людей, находившихся в фашистских концентрационных лагерях. Генерал Брэдли не только направлял сотрудников своего штаба для осмотра захваченных концентрационных лагерей, но и сам посетил многие лагеря.

В начале мая мы получили сообщение, что 3‑я армия захватила концентрационный лагерь в Эбензе в Австрии. Мне и еще одному офицеру приказали выехать на место и осмотреть лагерь. Наша штаб-квартира в это время находилась в Бад-Вильдунгене, поблизости от Касселя, в северной части Центральной Германии. Полет до Эбензе на легком самолете должен был занять несколько часов, поэтому мы вылетели с рассветом, залетели в Нюрнберг, чтобы заправиться горючим, и потом приземлились на поле возле Гмундена. Когда мы подлетали к Гмундену, я был поражен, наблюдая, как внизу, по дороге на запад двигалась целая немецкая армия. На протяжении многих километров грузовики, набитые войсками, шли бампер к бамперу. Между ними ехали легковые автомобили различных марок, очевидно офицерские штабные машины. Некоторое время мы летели над этой колонной, и поле, на котором мы приземлились, находилось рядом с дорогой, по которой все еще двигалась колонна.

80‑я американская пехотная дивизия выслала к месту приземления джипы, и мы, выехав на дорогу, поехали вдоль немецкой колонны, двигавшейся в обратном направлении. Оказалось, что это была 6‑я немецкая армия, шедшая назад из Вены, чтобы сдаться американцам, а не русским. Обезоруженные солдаты были плотно набиты в грузовики. Офицеры, выглядевшие безупречно в военных мундирах, сидели в штабных автомобилях. Я даже почувствовал, что в сравнении с ними выгляжу хуже в своей полевой форме. Все немецкие офицеры имели на поясе оружие.

Миновав Гмунден, мы двинулись на запад вдоль озера Траун. Зрелище было восхитительное, ничего общего не имевшее с войной и человеческими страданиями. В водах озера отражались горы австрийского Тироля. Хорошенькие австрийские девушки в купальных костюмах загорали на пирсах и плотах. Разноцветные паруса яхт красиво оттенялись голубизной озера. Нам не пришлось долго наслаждаться природными красотами, поскольку навстречу стали попадаться узники концентрационного лагеря, бредущие по дороге: они хотели скорее покинуть лагерь, не дожидаясь, когда военная администрация отправит их к дорогим и любимым, если, конечно, кто-либо из них уцелел. Большинство узников были все еще одеты в полосатые тюремные костюмы, и, вероятно, у них было мало шансов увидеть свой родной кров.

Мы прибыли в концлагерь, расположенный поблизости от соляных копей, разработку которых вели заключенные, чей каторжный труд имел только один выход – смерть. Команда медиков, занимавшаяся санитарной очисткой лагеря и пытавшаяся оказать помощь наиболее истощенным заключенным, показала нам бараки. Нас привели в один из них, только что приведенный в порядок; на нарах лежали новые матрацы и было постелено чистое белье для уцелевших заключенных. Им разрешали вернуться на свои койки. Только после того, как они вымоются, сделают прививки, получат витамины и чистое нижнее белье. Тем не менее мы увидали на койках трех мертвецов – узники были, должно быть, настолько истощены, что медицина была уже не в силах помочь им.

Мы прошли по всему лагерю и говорили с некоторыми заключенными. Здесь были люди из всех стран Европы. Состояние их – от сносного до невозможно плохого – зависело от срока пребывания в концлагере, куда попадали исключительно политические заключенные. Всех их немцы решили уничтожить нечеловеческим трудом в копях при недостаточном для сохранения жизни рационе.

Я и сегодня вижу лица этих людей и ощущаю зловоние, исходящее от умирающих и мертвецов. Мне, стоявшему рядом и беседовавшему с ними, было неудобно за свой упитанный и цветущий вид. Большинство заключенных были сплошь кожа да кости, глаза безжизненные и глубоко запавшие. Казалось, что говорят они и ходят ценой величайшего напряжения. Когда ночью мы возвращались назад, на аэродром, сердца наши разрывались при виде скорчившихся у обочины дороги трупов тех, кого еще недавно мы видели бредущими домой.

Тогда – да и сегодня – было трудно определить, что следует делать: предаться гневу против народа, допускающего, чтобы такое происходило в его стране, или уйти в сферу удобных философских размышлений относительно того, что всякий раз, когда нация позволяет своевольному меньшинству устанавливать диктатуру, человечество неизбежно расплачивается жестокой ценой. Немцы часто утверждают, что они не знали о зверствах, совершаемых нацистами. Генерал Паттон заставил всех жителей одного немецкого города, расположенного неподалеку от концентрационного лагеря, пройти через этот лагерь. Некоторые из них не выдержали и, вернувшись домой, покончили с собой в качестве акта личного искупления грехов их лидеров. Тот, кто хотя бы раз видел концентрационный лагерь с еще находившимися там живыми человеческими мертвецами, никогда не забудет этого потрясающего зрелища.

На обратном пути мы пережили несколько неприятных минут, когда было неясно, успеем ли мы достичь нашего посадочного поля до наступления темноты, поскольку ни световых сигналов, ни других средств обеспечения посадки там не было. Но мы успели, хотя нас и задержал бесконечный поток бомбардировщиков, совершавших посадку и взлетавших с аэродрома в Нюрнберге. Эти бомбардировщики выполняли сугубо мирную миссию, доставляя в Лондон и Париж тысячи освобожденных английских и французских военнопленных. Это было захватывающее зрелище. Вдоль всех взлетных полос группами по числу мест в самолете стояли люди. Садится самолет, люди карабкаются на борт, и самолет улетает. Улетали и прилетали самолеты с предельно коротким, насколько позволяли правила безопасности, интервалом времени.

Поскольку даже немецкому верховному командованию стало ясно, что победа союзников неизбежна, стало поступать все больше сообщений о том, что фашисты готовят крепость в Альпах и намереваются отойти туда для последнего боя. В некоторых сообщениях даже говорилось о широких фортификационных работах и возможных зловещих последствиях. Видимо, действительно кое-кто из окружения Гитлера лелеял мечту о создании такой крепости, но все это так и осталось мечтой. Некоторые историки сегодня пытаются утверждать, что союзники из страха перед крепостью позволили русским захватить Берлин. Но это неправда. Внимание разведки было обращено на возможное строительство крепости лишь в связи с необходимостью держать командование в курсе всех возможностей противника, а сама угроза этой крепости не вызывала большого беспокойства.

Война в Европе шла к концу, и многие начали беспокоиться о дальнейшей своей судьбе. Прошел слух, что генералу Макартуру предложили штаб 12‑й группы армий для руководства планируемой на Тихом океане операции по высадке на Японские острова. Но, согласно этим слухам, Макартур отказался от этого предложения, заявив, что у него уже есть свой штаб. В некотором отношении этот отказ имел свои отрицательные стороны, поскольку речь шла о штабном аппарате, в условиях боевых действий руководившем тремя полевыми армиями, являвшими собой самые крупные сухопутные силы в военной истории США, причем такие силы, которые могли бы привнести свой приобретенный ценный опыт в войну на Тихом океане. Авторы же такого предложения, несомненно, забывали, что Макартур уже располагал в ходе военных действий по освобождению Филиппин двумя армиями и командовал войсками, разбросанными по площади, в несколько раз большей территории всей Европы.

Генерал Сиберт поинтересовался моими дальнейшими планами после того, как наш штаб будет расформирован, и сказал, что, пожалуй, может предложить мне должность начальника разведотдела дивизии или помощника начальника разведки корпуса или армии. Оба эти предложения заинтересовали меня. Для офицера военной разведки нет более заманчивой должности в условиях боевых действий, чем должность начальника разведотдела дивизии. Но незадолго до этого генерал Донован, директор УСС, будучи в нашем штабе проездам на Дальний Восток, настоятельно рекомендовал мне вернуться в УСС, с тем чтобы отправиться на Китайско-Бирманско-Индийский театр военных действий. Мне, прослужившему уже более двух с половиной лет за границей, его предложение показалось более заманчивым потому, что, как он заверил меня, я отправлюсь на новое место работы через Соединенные Штаты, где и проведу отпуск. И я предпочел последнее предложение.

8 мая поступило официальное сообщение о капитуляции Германии. Теперь, когда война закончилась, мы все ощутили какое-то разочарование. Мы смотрели из окон своего номера в отеле в Бад-Вильдунгене и думали о том, как приятно не соблюдать больше светомаскировки. Но тут вдруг сотрудник военной полиции стал барабанить в нашу дверь, потребовав, чтобы мы соблюдали затемнение. Мы возразили, что война кончилась, но он сказал, что выполняет приказ. Опустив шторы, мы выразили надежду, что кто-нибудь проинформирует коменданта при штабе об окончании войны.

Генерал О.Брэдли дарит Маршалу Советского Союза И.С.Коневу джип от американской 12-й группы армий

Дэвид Андерсон из Эн-Би-Си предложил мне выступить по радио на Соединенные Штаты вечером в день победы, предложив охарактеризовать европейский «местный колорит», то есть рассказать о том, что должны были чувствовать участники движения Сопротивления в Европе после завершения смертельной схватки. Я смутно вспоминаю смысл этого выступления, но помню, что затем отправился выпить в Пресс-центр. Присел я рядом с Фрэнком Джиллардом из Би-Би-Си. Первое, что он сказал, было: «Послушай, Кирк, настало время ударить по ним».

Его слова захватили меня врасплох, ибо до этого проблемы, связанные с взаимоотношениями между нами и русскими, совершенно не волновали меня, если не считать одной из них – нежелания русских передавать нам информацию.

Я спросил: «Фрэнк, что ты имеешь в виду?»

Он ответил: «Я имею в виду, конечно, ударить по русским. Они совершенно открыты. С нашими шестнадцатью танковыми дивизиями мы смогли бы дойти до самой Москвы».

Общая атмосфера не совсем соответствовала настроению моего английского друга. Маршал Иван Конев, командующий группой советских войск, противостоявших нашей 12‑й группе армий, прибыл вместе со своим штабом на званый прием в честь победы, устроенный генералом Брэдли. На приеме выступал оркестр Глена Миллера и гостей развлекал Микки Руни.

Военные действия закончились, и теперь я просто сидел и ждал нового назначения. Генерал Сиберт считал, что это время можно использовать для подготовки одного-двух исследовательских докладов. Мое воображение было поражено разворачивавшейся перед моими главами картиной разгрома и распада немецких вооруженных сил, и я сказал генералу, что, пожалуй, составлю доклад, посвященный анализу этих событий. Он благословил мой замысел, и менее чем через три недели я положил ему на стол доклад объемом 75 страниц с картами и схемами под названием «Разгром немецких армий на Западе». Это был образчик «спешно написанной истории», но я пришел в восторг, узнав впоследствии, что доклад был отпечатан в нескольких тысячах экземпляров и широко использовался. В декабре 1965 года я был несказанно поражен, когда в Браунском университете представитель Голливуда, желавший побеседовать со мной о «Битве за Выступ», извлек на свет экземпляр этого доклада, полученный на время от одного из моих коллег.

Итоговый доклад получился еще более солидным. Мы побывали во всех разведывательных подразделениях штабов всех дивизий, корпусов и армий нашей 12‑й группы армий и подготовили всеохватывающий отчет об их разведывательных операциях. В отчете анализировались источники боевой разведывательной информации и порядок ее использования в ходе военных действий. В 1960 году я ссылался на этот доклад в статье о боевой разведке, опубликованной штабным и командным училищем армии в Форт-Ливенуорте в журнале «Милитари ревью».

В июле 1945 года основные подразделения штаба 12‑й американской группы армий были расформированы и влились в состав соединения, получившего впоследствии наименование Армия США в Европе. Мне предписывалось немедленно направиться на Китайско-Бирманско-Индийский театр военных действий через Внутреннюю зону. 17 июля 1945 года я прибыл в Соединенные Штаты Америки.