Текст книги "Дубликат (СИ)"

Автор книги: Андрей Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

В период моего пребывания на посту генерального инспектора Центрального разведывательного управления последнее переживало не только внутренние трудности. В зените своего могущества был тогда сенатор Джозеф Маккарти, и любимым объектом его нападок являлось ЦРУ. Сенатор не упускал случая поставить вопрос об Управлении, концентрируя внимание на якобы имеющих место недостатках в обеспечении безопасности нашего учреждения. Вскоре после моего возвращения на службу Даллес спросил меня, не возьму ли я на себя лично все функции, связанные с контактами с Маккарти; не соглашусь ли я действовать в качестве непосредственного помощника Даллеса, чтобы защитить Управление от нападок Маккарти. Это было в апреле 1953 года.

9 февраля 1950 года в речи, произнесенной в Уиллинге, Западная Виргиния, Маккарти заявил, что обладает неоспоримыми доказательствами того, что в государственном департаменте имеется 205 коммунистов. Это было началом маккартизма, началом волны страха в органах исполнительной власти федерального правительства США.

С тех пор маккартизм во всем мире стал синонимом безответственных нападок на невиновных людей. Одним из основных объектов своей деятельности Джозеф Маккарти сделал разведку. Правда, благодаря исключительному упорству и мужеству Аллена Даллеса (он был директором ЦРУ в заключительный период эры маккартизма) он не смог добраться до ЦРУ.

Поскольку я являлся «ответственным за контакты с Маккарти» в ЦРУ и в течение двух лет уделял много времени и сил разбору всевозможных обвинений и инсинуаций, распространявшихся сенатором против ЦРУ, я считаю важным сохранить для истории приводимые ниже факты.

В этот период не один Маккарти видел повсюду коммунистов. Республиканская партия – и это будет ее вечным позором – взяла курс на то, чтобы выставлять коммунизм в качестве козла отпущения за все провалы политики США. Тот факт, что никто из республиканских лидеров, включая президента Эйзенхауэра, не противодействовал сенатору из Висконсина, означал, что последний пользовался полной свободой действий против чуть ли не любого человека в государственном аппарате или за его пределами, располагая к тому достаточными основаниями или вовсе не имея их.

В ряду тех, кто станет утверждать, что в государственном аппарате США в то время не было коммунистов или что коммунистическое проникновение не представляло собой угрозы ни тогда, ни сейчас, или что об этой угрозе не следует предупреждать заблаговременно, – в ряду этих людей я буду самым последним. Но метод, с помощью которого можно было решить все эти вопросы, должен заключаться в тщательном и кропотливом расследовании, беспристрастном и объективном рассмотрении их непременно людьми, не имеющими предвзятого мнения, а затем уже выноситься в точном соответствии с законом для решения в высшие сферы правительства. Я участвовал во многих заседаниях, в ряде случаев в качестве председателя комиссий ЦРУ по вопросам лояльности личного состава, и должен сказать, что, к чести этой организации, она относилась к делу «очищения» своих рядов спокойно и тщательно.

Нападки сенатора Маккарти на государственный департамент настолько серьезно подорвали репутацию и моральное состояние работников этой организации, что даже сейчас, когда прошло более десяти лет, государственный департамент все еще полностью не оправился от потрясения. Расправа и увольнение всех специалистов по Китаю в госдепартаменте, несомненно, являются одной из причин, объясняющих неуспех дальневосточной политики США в последние годы. Джона Пэтона Дэвиса, сына миссионера и одного из талантливейших специалистов по Китаю, пять раз «судили» в комиссиях, пока не вынудили Джона Фостера Даллеса найти такую комиссию, которая объявила, что Дэвис внушает опасения с точки зрения безопасности. После этого Даллес вынужден был его уволить и тем самым удовлетворить жажду крови со стороны Маккарти, Маккарена и других деятелей конгресса.

Я следил за деятельностью сенатора от штата Висконсин во время моего длительного пребывания в госпитале, и, говоря откровенно, у меня не было ни малейшего желания познакомиться с ним поближе. Я встретился однажды с Маккарти на приеме, устроенном одним из правительственных органов. Когда я вернулся на службу в ЦРУ в марте 1953 года, Маккарти начинал кампанию против министерства армии, крупного и потому заманчивого объекта, которое наотрез отказалось произвести в офицерское звание Дэвида Скайна, человека из его окружения. Однако более крупным и гораздо более заманчивым объектом, особенно с точки зрения создания большей рекламы его личности – и это прекрасно знал Маккарти, – было ЦРУ. К сожалению, в то время нашлось немало людей, пожелавших подлить масла в огонь, разожженный Маккарти.

ЦРУ прошло до этого мучительный период роста и реорганизации и благодаря усилиям генерала Смита было основательно очищено от недостаточно компетентных работников. Эти люди быстро нашли дорогу к кабинету сенатора из Висконсина и наговорили ему об ошибках и трудностях, переживаемых ЦРУ. Будучи сенатором США, Маккарти имел право знать о работе ЦРУ, но все же наиболее правильным путем получения информации было бы получение ее через установленные каналы, а не от недовольных бывших служащих Управления.

Генерал Смит учредил подразделение, которое было известно под довольно-таки непривлекательным названием «Совет по уничтожению». Он поручил этому подразделению производить тщательную проверку деятельности Управления и в случае, если она обеспечивает лишь минимальную эффективность или вовсе не обеспечивает таковой, давать рекомендации либо продолжать заниматься этой деятельностью, либо прекратить ее. Совет оправдал свое название, и в результате его деятельности многие виды работ были прекращены. Естественно, что кое-кто из подразделений, деятельность которых была прекращена, счел, что была допущена несправедливость, и отправлялся к сенатору Маккарти с жалобами на Управление. Кто-то из них, возможно, передал экземпляр доклада «Совета по уничтожению» людям из окружения сенатора в Вашингтоне, так называемому «подполью Маккарти».

«Подполье Маккарти» состояло из группы сторонников сенатора, не находившихся у него на жалованье, но в некоторых случаях субсидировавшихся за счет богатых друзей Маккарти. Эти сторонники действовали, по существу, как состоящие в штате государственного аппарата расследователи выдвигавшихся обвинений в коммунистической или подрывной деятельности. Они фактически представляли собой еще один штат сотрудников сенатора в дополнение к тем, которых он был вправе иметь как председатель подкомиссии сената по вопросам деятельности государственного аппарата.

«Подполье Маккарти» чаще всего пользовалось сомнительными и недостойными методами. Имея прочные связи в Вашингтоне и в правительстве, эти люди не гнушались даже возвести обвинения на своих сослуживцев или других лиц в коммунистической деятельности или нелояльности в случае, если они были не согласны с их взглядами. Маккартисты, в частности, с подозрением относились буквально к каждому либералу в федеральном правительстве.

Один из методов «подполья Маккарти» представлял собой грубую форму шантажа. Например, некто звонил сотруднику ЦРУ по телефону и говорил, что знает о его любовных связях или о том, что тот много пьет. Звонивший по телефону предупреждал, что не будет сообщать об этом куда следует, если сотрудник придет и расскажет все, что ему известно о ЦРУ. Насколько я помню, сотрудники ЦРУ, которые получали такие звонки, немедленно докладывали о них в управление службы безопасности ЦРУ.

Помимо «подполья Маккарти», имелась еще одна группа, действовавшая совместно с сенатором из Висконсина. Она состояла из людей, считавших, что они могут управлять ЦРУ лучше, чем должностные лица, назначенные президентом или директором. Группа эта имела самый пестрый состав; в нее входили как те, кто обладал некоторым опытом разведывательной работы, так и те, кто никогда не имел ни малейшего отношения к разведке и тем не менее считал себя специалистом.

Я вспоминаю случай с одним человеком, который был приглашен на работу в Управление, поскольку обладал определенными лингвистическими способностями и производил впечатление квалифицированного работника. К несчастью, это произошло в ранний период существования ЦРУ, до введения в этой организации широкой системы проверки и отбора кадров. Получилось так, что этого человека взяли на работу, не разобравшись в его личности и способностях. Первый раз он проработал 6 дней. Этого оказалось достаточно, чтобы его непосредственный начальник пришел к выводу, что он не соответствует требованиям, и расстался с ним. Несколько недель спустя было проявлено малодушие, и его снова взяли на работу, причем на этот раз он продержался всего три дня. Приобретя, как мы видим, «глубокий» опыт разведывательной работы, этот человек засел за письменный стол и написал книгу, в которой осуждал Управление за применяемые им методы и разъяснял, как правильно следует работать. Затем он вернулся в Управление и потребовал, чтобы ему уплатили за книгу. Получив отказ, он попытался затеять судебное дело по обвинению Управления в нарушении контракта. За одну лишь настойчивость ему следует дать высокую оценку.

Имел место и другой случай, когда человека также дважды принимали на работу, но дважды он по собственной воле брал расчет. Этот человек был компетентным административным работником низшего уровня. Когда он в третий раз пришел наниматься, его ужасно расстроило то обстоятельство, что Управление не желает воспользоваться его услугами. Он буквально затопил ЦРУ безбрежным потоком писем, телеграмм и телефонных звонков. В течение долгого времени, даже более долгого, чем этого требовали разумные рамки, Управление отвечало ему непреклонным, но вежливым отказом. Я положил конец этому, просто отдав приказ впредь не отвечать этому человеку ни в какой форме, ибо к тому времени в его досье имелось уже более двухсот письменных жалоб.

Эти два примера характеризуют сотни других подобных дел, касавшихся лиц, которые либо считали, что могут справиться с работой лучше, чем это есть в действительности, либо полагали, что они имеют «право» быть принятыми на службу не только в федеральное правительство, но даже в ЦРУ.

В начале 50‑х годов аппарат сенатора Джозефа Маккарти, находившийся в Вашингтоне, как магнит притягивал к себе всех подобных людей.

Атмосфера того времени напоминала в какой-то степени атмосферу времен Французской революции, когда доносы и суды приводили людей на гильотину. Правда, в Вашингтоне гильотины не было, но людей ждала не лучшая судьба, ибо сплошь и рядом рушилась вся их карьера и жизнь.

В основе кампании, проводившейся Маккарти против ЦРУ, лежала одна главная идея: в Управление проникли коммунисты, которые всячески вредят его деятельности. Эта идея, безусловно, являлась частью общей кампании Маккарти, ставившей перед собой цель – свалить вину за все промахи правительства США на коммунистов. Маккарти не предпринимал каких-либо попыток обсудить выдвигавшиеся им обвинения с работниками Управления. При встречах Маккарти с Даллесом беседа почти всегда превращалась в монолог Маккарти, пресыщенный обвинениями и не подкрепленный ни единым фактом. Стремление Маккарти взять под обстрел министерство армии было не чем иным, как попыткой выйти вместе со своими обвинениями на общенациональную арену, попыткой выдвинуть в следовавших одно за другим заявлениях утверждение о том, что коммунисты проникли и в ЦРУ. 10 мая 1954 года он заявил: «В ходе административного разбирательства было отмечено, что значительное число служащих разведывательного отдела армии, подозреваемых в принадлежности к коммунистам или левым, было переведено в ЦРУ».

Этот типичный для его методов удар бил сразу по двум целям – по армии и ЦРУ. Сенатор, возможно, не отметил и не мог отметить по незнанию того, что каждый сотрудник ЦРУ независимо от того, где он (или она) ранее служил и какую проверку прошел, подвергся после окончания второй мировой войны новой, самой тщательной проверке в Управлении. За время после окончания второй мировой войны и до периода ожесточения мер по проверке безопасности и лояльности при администрации Эйзенхауэра ЦРУ перепроверило весь свой личный состав. Если оно и допускало ошибки, то только в направлении излишней заботы о чистоте своих рядов.

Маккарти не упускал ни одного случая публично подвергнуть нападкам ЦРУ. Все они формулировались одинаково, в виде туманных намеков на то, что в ЦРУ орудуют коммунисты. Управление не имело возможности публично отвести эти обвинения, но после каждого такого выпада в адрес ЦРУ Даллес писал сенатору и просил его представить доказательства в подтверждение его заявлений. Чтобы придать своей просьбе больший вес, директор ЦРУ настаивал, чтобы Маккарти передал имеющиеся у него материалы для расследования в ЦРУ, а если же он не хочет представить их для проверки в Центральное разведывательное управление, то пусть представит их в ФБР. Все послания Даллеса остались без ответа.

Однако Даллес твердо решил не дать возможности сенатору Маккарти использовать ЦРУ в целях саморекламы. Воспользовавшись случаем, когда на одном собрании присутствовало около 600 сотрудников Управления, он заявил, что уволит любого, кто пойдет к Маккарти без его личного на то разрешения. Более того, он попросил присутствующих передать сказанное своим сослуживцам. Это был смелый шаг, так как до слуха сенатора, не питавшего никакого почтения к званиям и рангам, почти наверняка должны были дойти слова Даллеса. Маккарти продолжал рычать и лязгать зубами, кидаясь на ЦРУ и его работников, но сделать он ничего уже больше не мог.

Во время выборов в конгресс в 1954 году республиканцы утратили большинство в сенате, и Маккарти передал пост председателя подкомиссии по вопросам деятельности государственного аппарата сенатору Джону Макклеллану из Арканзаса. Сразу же после открытия сессии вновь избранного конгресса в январе 1955 года Даллес направил Макклеллану просьбу обратить внимание на переписку директора ЦРУ с его, сенатора, предшественником и попросил рассмотреть материалы о ЦРУ, которыми пользовался Маккарти, и в случае, если они заслуживали разбирательства, передать их либо в ЦРУ, либо в ФБР. Через несколько месяцев от Макклеллана пришло письмо с извинениями. Он писал, что долго разыскивал материалы и только что обнаружил их в личном секретариате своего предшественника. Он обещал рассмотреть их и, если материалы заслуживают разбирательства, сообщить об этом. Больше мы ничего по этому вопросу не слышали.

Потребовалось почти два года, чтобы наладить в конце концов работу аппарата генерального инспектора. Нам все время не давали проводить инспектирование в сфере оперативной службы. Только благодаря проявленному нами упорству эта сфера была открыта для нас, и мы смогли организовать регулярную и систематическую проверку всех звеньев Управления.

По-видимому, не все наши инспекторские поездки были организованы одинаково хорошо. За все время пребывания на посту генерального инспектора я отказался санкционировать два доклада по итогам инспектирования, будучи уверен, что работа была проведена не на должном уровне и результаты проверки могут создать еще больше путаницы и трудностей. Были, насколько я помню, еще два доклада, которые было бы лучше не выпускать, но в целом я с большим удовлетворением оглядываюсь на всю проделанную в этот период работу.

Многие из моих сотрудников часто ощущали разочарование в связи с тем, что, по их мнению, слишком мало внимания в подразделениях и отделах обращалось на рекомендации генерального инспектора. И тем не менее свыше 80 процентов наших рекомендаций было претворено в жизнь; часто сам факт проведения инспекции побуждал подразделения совершенствовать свои методы работы и перестраивать организацию. Мне представляется, что этот последний момент имел ничуть не меньшее значение, чем любой другой. Несомненен, однако, и тот факт, что некоторые наиболее важные рекомендации не были осуществлены, и как результат остались трудности, которые впоследствии весьма отрицательно сказались на деятельности Управления.

Деятельность аппарата генерального инспектора не сводилась целиком к инспектированию. Кроме этой работы, мы выполняли также некую смешанную функцию бюро жалоб и священника. До сведения всех сотрудников Управления было доведено, что, если они не в состоянии уладить те или иные вопросы с начальством, они могут прийти с ними к генеральному инспектору. Ежемесячно к нам приходило довольно много людей. Но многие жалобы, как нам удавалось установить, поступали от сотрудников, еще не пытавшихся разрешить свои вопросы с их непосредственным начальством. Им тут же предлагали решить свои вопросы с начальниками, а затем уже обращаться к нам.

Имелась и другая категория людей, которые просто нуждались в отеческом совете. Такие советы работники моего аппарата давали широко и разумно. Во многих случаях речь шла о сугубо кадровых вопросах, которые, безусловно, мог на месте решить соответствующий начальник, не желавший, однако, уделить достаточно внимания этой работе.

В других же случаях вопросы поистине относились к компетенции священника. Это были различные проявления человеческой трагедии, всевозможные несчастья, происходящие в любом большом обществе или организации. Я хорошо помню случай с одним молодым человеком. Он поступил на службу в управление исследований, а затем в процессе обучения узнал, что наша организация занимается в том числе такой деятельностью, какую он никак не мог воспринять из этических соображений. Он изложил свои взгляды начальнику, который, немало обеспокоившись, обратился ко мне и спросил, что делать. Я сказал, чтобы он прислал ко мне молодого человека, и у нас состоялся разговор, продолжавшийся несколько часов, в ходе которого мы обсудили моральные и этические стороны этого вида деятельности. Я указал ему, что некоторые виды деятельности ЦРУ абсолютно необходимы для безопасности Соединенных Штатов и что без них, по моему мнению, страна окажется перед угрозой серьезной опасности. Я напомнил ему, что, если бы мы жили в условиях открытого всемирного общества, не было бы реальной необходимости содержать органы разведки и что, очевидно, к такому положению должны стремиться все люди. До тех пор пока мы не достигнем подобной утопии, существование ЦРУ будет необходимо для национальной безопасности. Я подчеркнул в разговоре с ним, что все, что ЦРУ делает, оно делает по указанию Совета национальной безопасности и что комиссии конгресса информированы о работе ЦРУ.

Мой последний совет молодому человеку заключался в том, что, если он не может со спокойной совестью работать в организации, делающей то, с чем он не согласен, ему следует переменить профессию. Он так и поступил. Он ушел из Управления и занялся другой работой, что, по моему мнению, было разумно. Однако свою позицию этот человек счел необходимым обосновать в газете. Шеф вашингтонского бюро этой газеты связался с полковником Стенли Гроганом, который в то время осуществлял связь между ЦРУ и прессой. Гроган в свою очередь обратился ко мне, чтобы выяснить подробности этой истории, и предложил пригласить ко мне газетчика. Я рассказал представителю газеты все факты по этому делу и кратко повторил то, что говорил молодому человеку. Этот материал в газете не был помещен.

Не раз бывали и дела посложнее. Некоторые люди не выдерживали напряжения, связанного с режимом секретности в работе Управления; это напряжение оказывалось чересчур сильным и вызывало психические расстройства. На этот случай Управление постоянно держало в штате хороших психиатров, регулярно проверявших эмоциональную устойчивость сотрудников, а также лиц, желающих поступить в Управление. Однако эта работа одним медикам была не по силам.

Поэтому мы настойчиво обращали внимание начальников на важность каждодневной проверки состояния их сотрудников и своевременного предупреждения соответствующих подразделений Управления в тех случаях, когда заметят, что кто-то из их сотрудников переживает трудности.

Однажды мне позвонил начальник одного из управлений и спросил, не может ли он немедленно встретиться со мной, чтобы обсудить вопрос о подозрительном поведении одного из его сотрудников. Человек этот служил в управлении исследований, и, если не считать, что информация, которую он иногда обрабатывал, содержала секретные сведения, ничего другого зловещего в его работе не было. Оказалось, однако, что его все время угнетала мысль о том, будто в отношении представляемых им материалов проявляется дискриминация. На этой почве он стал обвинять не только шефов, но и своих сослуживцев в принадлежности к коммунистам. Положение непрерывно ухудшалось и вскоре стало отражаться даже на его семейной жизни. В тот день утром жена этого человека позвонила его начальнику и рассказала, что ее муж носит при себе пистолет и сразу же по приходе домой требует, чтобы зашторили окна, так как, по его утверждениям, за ним следят коммунистические агенты.

Мы тут же связались с медицинской службой и службой безопасности, затем разыскали этого человека и попросили его зайти ко мне. При нем действительно был пистолет, и он был серьезно болен. Нам удалось убедить его отдать пистолет. С помощью его жены и отца он был госпитализирован. Болезнь его зашла настолько далеко, что до того как его поместили в госпиталь, он успел обвинить меня, моих сотрудников, медицинскую службу и службу безопасности в том, что все мы – коммунисты.

Мы никогда не узнаем, что явилось причиной его болезни: напряженная работа в ЦРУ или тяжелое ранение, полученное им при выходе из немецкого окружения во время второй мировой войны, или оба эти обстоятельства вместе взятые. Во всяком случае, здоровье его поправилось, и он смог получить работу в другом месте. К счастью, в ЦРУ благодаря большому вниманию к состоянию здоровья сотрудников подобные случаи были сведены к минимуму. Поскольку этот человек утверждал, что к его материалам относятся предвзято, инспектора проверили соответствующие материалы и проконсультировались с группой экспертов из другого ведомства. Утверждения о дискриминации оказались просто одним из проявлений болезни этого несчастного человека.

Помимо выполнения обязанностей генерального инспектора, я привлекался к участию во многих других видах деятельности ЦРУ, особенно связанных с кадровыми вопросами и подготовкой личного состава. Вскоре после моего возвращения на службу в 1953 году мне предложили занять пост председателя Совета профессионального кадрового состава ЦРУ. В состав этого органа входили старшие чиновники, представляющие все основные звенья ЦРУ. Его обязанность заключалась в том, чтобы разработать и обеспечить осуществление программы постоянной кадровой службы. Этот совет являлся преемником органа, созданного еще генералом Смитом и постоянно испытывавшего серьезные затруднения в развертывании работы вследствие сопротивления, оказываемого некоторыми управлениями, добивавшимися для себя полной автономии и самостоятельности. Попросту говоря, эти управления хотели пользоваться всеми благами, вытекающими из того, что они являлись составной частью ЦРУ, но при этом не желали нести никаких обязанностей.

Я собрал членов Совета профессиональной кадровой службы и сказал им, что мы будем заседать каждую неделю, пока не наладим осуществление программы постоянной кадровой службы. Благодаря нашим стараниям в ЦРУ была осуществлена программа медицинского обслуживания и страхования жизни, которая почти на пять лет опередила соответствующие мероприятия федерального правительства в этой области. Мы не только заключили с одной большой группой компаний по страхованию жизни ряд привлекательных для наших служащих соглашений, но и активно провели разъяснительную работу среди наших людей, убедив многих из них воспользоваться для собственного блага этой программой. Я помню, например, как один молодой человек, недавно вернувшийся из заграничной командировки и отказавшийся от всех страховок, свалился замертво во время игры в бейсбол на стадионе в Вашингтоне. Он оставил жену и двух детей фактически без гроша. Но он был исключением, ибо наша кампания проходила успешно.

Совет занялся разработкой положения о порядке выхода в отставку, специально приспособленного к потребностям Управления, и к 1954 году был подготовлен соответствующий законопроект. Только в 1964 году конгресс наконец принял этот закон благодаря упорным усилиям Джона Маккоуна, тогдашнего директора ЦРУ. Для принятия этого закона потребовалась поддержка на самом высшем уровне.

Наш совет занимался также анализом конкурентной системы продвижения по службе, подготовкой аттестаций о соответствии сотрудников занимаемым должностям (это всегда очень трудная задача в государственном аппарате), выявлением некомпетентных и не справляющихся с установленными требованиями служащих и всеми другими вопросами, связанными с правильной кадровой политикой. К июлю 1954 года мы разработали программу постоянной кадровой службы, и Аллен Даллес согласился официально объявить о ее вступлении в силу на собрании, состоявшемся в большом зале министерства сельского хозяйства, на котором присутствовало большинство старшего руководящего состава ЦРУ. Нам программа казалась разумной, но было бы самообольщением сказать, что она являлась идеальной и что ей не были присущи некоторые недостатки. Тем не менее она представляла собой важный шаг вперед хотя бы в силу того простого факта, что нам удалось свести воедино многие различные элементы нашей организационной структуры.

Даллес обязал аппарат генерального инспектора заниматься также всеми вопросами, связанными с проверкой деятельности Управления внешними органами. В эти годы мы оказывали всяческое содействие внешним Организациям, которые постоянно интересовались теми или иными аспектами работы ЦРУ. Общественность не представляет себе, насколько часто правительственные органы подвергают всевозможным проверкам специальные органы.

Через Центральное разведывательное управление прошло великое множество инспекционных групп и комиссий, но по-прежнему мы слышим шумные требования новых и новых проверок. Хотя я являюсь убежденным сторонником хорошей системы инспекций и считаю, что периодический контроль, проводимый извне объективной группой, идет на пользу любой организации, все это хорошо до определенного предела. Я не намерен критиковать какую-то конкретную группу, занимавшуюся проверкой ЦРУ, а хочу просто отметить, что деятельность только одной группы инспекторов обошлась однажды федеральному правительству почти в миллион долларов: заработная плата членов инспекционной комиссии, дорожные расходы, время, затраченное сотрудниками на письменные и устные ответы по поставленным вопросам, и другие косвенные расходы. Со всей достоверностью могу сказать, что чистая отдача правительству и налогоплательщикам от этих расходов близка к нулю. Хотя составленный этой комиссией доклад был прочитан многими авторитетными людьми, его быстро положили под сукно, и очень немногие содержавшиеся в нем рекомендации были реализованы.

Как мы уже упоминали выше, в 1947 году президент Трумэн создал для изучения оперативной деятельности ЦРУ специальную группу в составе трех человек: Аллена Даллеса, Уильяма Джексона и Маттиаса Корреа.

В составе первой и второй комиссий Гувера действовали две специальные группы по вопросам безопасности и разведки. Первая комиссия, так называемая специальная группа Эберштадта по вопросам обороны, была создана в 1948 году. Она в общих чертах познакомилась с состоянием разведывательной системы в США и сделала ряд рекомендаций об усилении ЦРУ, о необходимости уделить больше внимания научной разведке. Вторая комиссия действовала в 1954–1955 годах во главе с генералом Марком Уэйном Кларком. Она гораздо шире и детальнее изучила состояние разведывательной системы и деятельность ЦРУ.

В 1954 году генерал Джеймс Дулиттл возглавил специальную инспекторскую группу, в состав которой входили такие выдающиеся деятели, как Уильям Френк, впоследствии министр военно-морского флота, посол Уильям Поули и Моррис Хедли. Эта группа интенсивно работала в течение ряда месяцев, также сосредотачивая свое внимание прежде всего на оперативных аспектах деятельности ЦРУ. Она сделала целый ряд важных основополагающих рекомендаций.

B 1956 году президент Эйзенхауэр учредил постоянный орган, Совет консультантов по вопросам внешней разведки при президенте, который должен был периодически докладывать ему о деятельности разведывательных служб, особенно ЦРУ. В состав совета президент Эйзенхауэр назначил ряд крупнейших деятелей страны: Роберта Ловетта, бывшего министра обороны и заместителя государственного секретаря; Бенджамина Фэйрлеса и Эдварда Райерсона, руководителей крупных сталелитейных компаний; трех отставных военных – по одному от каждого вида вооруженных сил: бывшего главнокомандующего вооруженными силами США на Дальнем Востоке генерала Джона Хэлла, ныне покойного вице-адмирала Ричарда Коннели, последний военный пост которого – президент военно-морского колледжа, и генерала Дулиттла. Первым председателем совета был назначен доктор Джеймс Киллиан, президент Массачусетского технологического института. По мысли Эйзенхауэра, этот орган должен был быть надпартийным, в связи с чем в его состав всегда входил один представитель демократической партии. Первоначально им являлся посол Джозеф Кеннеди, вышедший из совета во время съезда демократической партии в 1956 году, когда его сын выдвинул свою кандидатуру на пост вице-президента; затем Дэвид Брюс, который вышел из совета, чтобы стать послом в Германии, и, наконец, Колгейт Дарден, шесть раз избиравшийся в Конгресс от штата Виргиния, бывший губернатор штата Виргиния и бывший канцлер Виргинского университета.

На первой встрече с членами совета работники ЦРУ, вводя их в курс дела, буквально уморили их: беседа продолжалась около восьми часов и членов совета до предела напичкали данными о работе ЦРУ. К счастью, совет быстро оправился после такого «крещения» и выработал регламент работы, который предусматривал встречу членов совета с руководством ЦРУ примерно раз в месяц на 1–2 дня для изучения наиболее важных проблем, затрагивающих ЦРУ и другие разведывательные органы. Совет создал постоянно действующий секретариат, первоначально возглавлявшийся бригадным генералом Джоном Кассиди, который затем стал заместителем коменданта солдатского клуба в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия. Затем секретариат возглавил Патрик Койн, долгое время работавший в ФБР и являвшийся советником по вопросам безопасности при Совете национальной безопасности с момента его создания. Совет сделал немало фундаментальных рекомендаций президенту, который, получая от совета объективное мнение о том, насколько хороша его разведывательная система, имел полное представление о деятельности ЦРУ.