Текст книги "Дубликат (СИ)"

Автор книги: Андрей Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Придя к власти, президент Кеннеди не сразу воссоздал совет, но с большой поспешностью сделал это после катастрофы в заливе Кочинос. Первым председателем нового совета он также назначил доктора Киллиана, и, когда Киллиан в 1963 году ушел в отставку по личным причинам, он передал пост председателя совета Кларку Клиффорду, бывшему помощнику президента Трумэна и выдающемуся вашингтонскому адвокату. В состав нового совета также входили видные американские деятели: генерал Дулиттл, бывший заместитель государственного секретаря Роберт Мэрфи, бывший директор Бюджетного бюро и министр армии Франк Пейс, бывший помощник президента по вопросам национальной безопасности и министр армии Гордон Грей, занимавший ранее пост помощника директора ЦРУ Уильям Лангер, вице-президент лабораторий компании «Белл» Уильям Бейкер, президент компании «Полароид» Эдвин Ленд и генерал Максуэлл Тэйлор.

В соответствии с предписаниями президента Кеннеди, подтвержденными президентом Джонсоном, совет заседал раз в месяц в течение 1–2 дней, после чего, как правило, представлял доклад президенту.

Мой аппарат в ЦРУ являлся основным подразделением, в котором решались все вопросы взаимоотношений между Управлением и советом при президенте; аппарату генерального инспектора ЦРУ также вменялось в обязанность отвечать на все другие запросы о предоставлении информации и освещении состояния дел. Входившие в состав совета обычно сильно занятые деятели нашей страны ежемесячно, помимо 1–2‑дневных заседаний совета, уделяли несколько дней для выполнения своих обязанностей в отношении разведывательной системы, а также для того, чтобы быть в курсе всего, что происходит в ЦРУ, чтобы иметь возможность доложить президенту свои точки зрения. Я всегда считал, что их работа носит конструктивный характер и весьма полезна. Но, справедливости ради, я не могу утверждать, что рекомендации совета всегда встречались с удовольствием или пониманием разведывательными органами.

Одна из самых тяжелых моих обязанностей в качестве мастера на все руки при мистере Даллесе заключалась в ведении дел с организацией, созданной во время второй мировой войны и конкурировавшей с УСС. Генерал Джордж Стронг, занимавший в 1942 году пост начальника разведывательного управления министерства армии США, настолько возненавидел УСС (а впоследствии ЦРУ), что поклялся никогда не прибегать к услугам этой организации, создав свою собственную разведывательную систему в 1942 году. В результате возникла одна из самых необычных организаций в истории федерального правительства. Она была создана совершенно вне рамок нормальной государственной структуры, пользовалась всеми прикрытиями и средствами связи, которые обычно используются разведывательными службами, и тем не менее никогда не контролировалась Вашингтоном.

Когда в 1947 году создавалось ЦРУ, руководители этой армейской организации, ведя соответствующую обработку членов конгресса, делали все возможное, чтобы уничтожить в зародыше сам замысел о создании ЦРУ. Когда же им это не удалось, они пытались повлиять на назначение директора Управления. Организация Стронга субсидировалась другими правительственными ведомствами. Когда директором ЦРУ стал генерал Смит, руководители армейской организации сообщили, что хотят работать совместно с ЦРУ и для ЦРУ. Генерал Смит попросил Даллеса изучить деятельность этой внешней организации и дать рекомендации. Даллес привлек и меня к этому делу. После длительного изучения было решено субсидировать эту группу, чтобы посмотреть, что полезного она может сделать. Во взаимоотношениях с ними мы сталкивались со многими трудностями. Они настаивали на том, чтобы мы, получая их разведывательные сводки, не требовали раскрытия источника информации по той причине, что в ЦРУ якобы не обеспечена безопасность. Более того, они постоянно меняли мнимый адрес указываемых источников, их характеристику, полагая, что в противном случае мы сможем обнаружить подлинный источник. Когда наши специалисты при редактировании уничтожали или изменяли какую-нибудь сводку этой организации, их обвиняли либо в политической неблагонадежности, либо некомпетентности. В течение года, до того как я попал в госпиталь, занимаясь налаживанием взаимоотношений с организацией Стронга, я дважды менял метод подхода к ней. При этом я постоянно подвергался нападкам извне за те ошибки, которые, по их мнению, совершало ЦРУ, и изнутри – за терпимое отношение к организации, которую наши сотрудники считали непрофессиональной разведывательной службой.

Вернувшись после болезни и заняв пост генерального инспектора, я обнаружил, что взаимоотношения между ЦРУ и этой вспомогательной организацией были крайне напряженными. Ни один из сотрудников ЦРУ не мог сказать доброго слова в адрес этой организации, которая в свою очередь отвечала на это всевозможными обвинениями и категорическим отказом сотрудничать. Руководителям этой внешней организации и этого оказалось мало, и они решили перенести борьбу в конгресс. Нам пришлось защищать ЦРУ против организации, которая полностью зависела от поддержки нашего Управления.

Даллеса подвергли в конгрессе интенсивному допросу, и ему пришлось выслушать весьма нелестные замечания со стороны некоторых сенаторов, односторонне информированных шефом этой вспомогательной организации. Сенаторы даже не удосужились проверить факты перед заседанием комиссии.

Даллес вновь попросил меня взять на себя обязанности по поддержанию связи с этой организацией. На этот раз я ввел систему тщательной перепроверки всех представляемых этой службой разведданных на основе всей другой информации, получаемой из других источников. Я приказал подразделению, занимавшемуся обработкой сводок, печатать все имеющее ценность из материалов этой организации и регулярно сообщать мне о качестве получаемых от нее сводок.

Вскоре руководители данной организации внесли ряд предложений, казавшихся им конструктивными, для осуществления которых они планировали получить значительные суммы. Их гневу не было границ, когда ЦРУ отказало им в денежных средствах. Мне пришло в голову привлечь в качестве посредника в этом деле одного армейского генерала, служившего в то время в ЦРУ и, как было хорошо известно, пользовавшегося в этой организации большим авторитетом. Генерал прекрасно справился с возложенной на него миссией, доказав, что предложения, поступившие оттуда, не представляют большой ценности. Нашим друзьям было сказано, что впредь мы не будет финансировать их, после чего мы вновь подверглись резким нападкам.

Сенатор Маккарти, находившийся в то время в зените своей карьеры демагога, вызвал к себе Даллеса и передал ему список 12 человек, которые, по его словам, работая в ЦРУ, представляют собой угрозу безопасности. Даллес принес эту бумажку в Управление, передал ее мне и поручил разобраться. Я тщательно проверил указанные в списке фамилии по личным делам и выяснил, что два человека действительно служат в Управлении, два других когда-то работали в нем ранее, об остальных же мы вообще никогда даже не слышали!

Выполняя поручение Даллеса, служба безопасности заново перепроверила тех двоих, которые работали в Управлении. Изучая фамилии в списке, и особенно то, что о них было сказано, я все больше убеждался, что где-то прежде уже читал нечто подобное. Имелось какое-то сходство в формулировках, а обе фамилии, как мне показалось, уже упоминала наша вспомогательная организация. Мы проверили архивы, и, конечно же, формулировки обвинений оказались полностью идентичными с так называемыми докладами, «перетряхивавшими грязное белье», которые вспомогательная организация подсовывала нам о наших собственных служащих, а большинство фамилий в списке принадлежало тем же самым «зловещим людям».

Я решил, поступив, возможно, глупо, взять дело в свои руки и назначил в одном вашингтонском отеле встречу с представителями нашей вспомогательной организации. Я отравился Один на встречу, захватив с собой копию записки сенатора Маккарти. Там я вручил ее шефу подразделения, которое, как предполагалось, «работает на нас», и обвинил его в том, что это он передал записку сенатору Маккарти. Немного пошумев, он признался, что сделал это, но стал утверждать, что это не только его прямое право, но и обязанность. Далее он сказал, что предлагал сенатору Маккарти, чтобы вся его организация работала на сенатора, не занимаясь ничем другим, кроме расследования в отношении служащих государственного аппарата США.

Этот случай произошел вскоре после того, как мы поставили эту организацию в известность о том, что разрываем с ней контракт и что в дальнейшем ни о каком субсидировании не может быть и речи. Однако это не помешало им продолжать бомбардировать нас различными предложениями и вести закулисную подрывную борьбу, в основе которой лежало утверждение, будто они располагают ценной разведывательной сетью, которой Соединенные Штаты пренебрегают. Мы, конечно, уже прекрасно знали не только то, что речь шла, за малым исключением, о ложной разведсети, которая иногда давала ценную информацию, но мы также знали, что значительная часть их так называемых разведывательных источников не что иное, как «бумажные мельницы» – организации беженцев и эмигрантов, передававшие материалы, выдаваемые за разведывательные сводки. Сообщения эти представляли небольшую ценность, были ненадежны и весьма часто преследовали цель навязать какую-то определенную точку зрения.

Ни одна разведывательная организация не может позволить себе игнорировать потенциальные источники информации, особенно если они претендуют на сферы, находящиеся в области жизненно важных интересов. Но если передаваемые организацией материалы постоянно оказываются малоценными или вовсе не имеющими никакой цены, единственный практически верный способ действий в таком случае – прекратить всякие взаимоотношения с этой организацией и сэкономить деньги налогоплательщиков.

Именно так мы и поступили в данном случае.

Работа генерального инспектора требовала ознакомления с деятельностью нашей организации за границей. Я считал весьма важным, чтобы эта сторона деятельности Управления контролировалась как можно чаще: требовалось не только обеспечить успех зарубежной деятельности ЦРУ, но также, что еще важнее, гарантировать хорошую координацию разведывательной системы США за границей. Для личного участия в инспекционных проверках я был наделен чрезвычайными полномочиями, ибо неофициально узнал, что заместитель директора ЦРУ, генерал Чарлз Кэйбел, подготовил на меня аттестацию, подписанную Даллесом, в которой говорилось, что я уполномочен по своему усмотрению делать буквально все в нашей организации «без необходимости совершать поездки». Генерал Кэйбел полагал, что, передвигаясь в каталке, я не могу путешествовать.

Через несколько недель я уже улетел в двухмесячную поездку, во время которой посетил все страны Латинской Америки. Это было в 1956 году. В 1957 году я объездил всю Западную Европу, в 1958 – Центральную Америку и район Карибского моря, в 1959 – почти весь Африканский континент, а в 1960 году – всю Юго-Восточную Азию и снова большую часть стран Западной Европы, не говоря о том, что исколесил все Соединенные Штаты.

Вспоминая о годах работы на посту генерального инспектора Центрального разведывательного управления, я с удовлетворением отмечаю, что деятельность нашего аппарата и многие наши рекомендации привели к существенному улучшению работы организации. Пожалуй, не меньшее удовлетворение я испытываю от сознания того, что наш инспекционный аппарат послужил образцом по крайней мере для двух других правительственных ведомств, построивших по нашему примеру свою службу инспекции.

Тем не менее я никому не пожелаю долгой службы на посту генерального инспектора. Чтобы эффективно осуществлять свою деятельность, генеральный инспектор должен действовать твердо и объективно, даже если это ведет к потере друзей. Генеральный инспектор, который докладывает лишь о том, чего хочет инспектируемое подразделение, не оправдывает своего назначения. Крайне важно, чтобы ЦРУ имело самого преданного делу генерального инспектора.

Возможно, самый полный отзыв о моей службе в качестве генерального инспектора был дан Джоном Маккоуном в ходе интервью со Стюартом Олсопом из «Сатедей Ивнинг Пост». Олсоп готовил статью, рассказывающую о том, что сам он называл борьбой между Маккоуном и Макнамарой за власть в Вашингтоне. Он детально интересовался руководящим составом ЦРУ. После интервью я узнал, что Олсоп спросил Маккоуна, какого он мнения обо мне, отметив, что я выгляжу в глазах других «человеком, весьма склонным к полемике». Ответ Маккоуна был краток и многозначителен: «Этот человек не смог бы пробыть более восьми лет на посту генерального инспектора ЦРУ и не стать склонным к полемике».

Глава 7. Куба Батисты

Фидель Кастро пришел к власти на Кубе 1 января 1959 года. Бежавший из Гаваны Батиста к тому времени уже лишился поддержки большинства кубинского народа, выступившего против усиления тирании и террора, с помощью которых диктатор тщетно пытался подавить «Движение 26 июля». Мне все это было очень хорошо известно, поскольку в 1956, 1957 и 1958 годах я регулярно совершал поездки на Кубу с целью, помочь правительству создать эффективную организацию для борьбы с коммунизмом и наблюдал прогрессирующее ослабление режима Батисты.

Я решил лично руководить одной инспекторской проверкой нашей деятельности в Латинской Америке, запланировав 6‑недельную поездку, которая начиналась в Гаване, а завершалась в Мехико и в ходе которой я посетил все страны Южной Америки. Когда я обсуждал маршрут поездки с директором ЦРУ Алленом Даллесом, он обратил внимание на обстановку в Гаване и сказал, что поездка даст хорошую возможность проверить, как президент Кубы Фульхенсио Батиста выполнил обещание, данное в свое время Джону Фостеру Даллесу, государственному секретарю. Батиста обещал Джону Фостеру Даллесу создать эффективный орган для борьбы с коммунистической деятельностью на Кубе. К июню 1956 года в этом направлении Батистой еще почти ничего не было предпринято, если не считать того, что внушительная сумма денег была потрачена на организацию, существовавшую лишь на бумаге. Основная часть денег, по-видимому, просто не дошла до тех, кому она предназначалась.

Даллес заверил меня, что он попросит своего брата написать письмо президенту Батисте, и мы обсудили конкретные вопросы относительно того, что можно предпринять, чтобы усилить роль кубинской организации, известной под названием БРАК («Buru Para Repression de los Actividados Communista» – «Бюро по подавлению коммунистической деятельности»). B правительственной иерархии Кубы БРАК занимал невысокое положение, так что полковнику, возглавлявшему эту организацию, было, вероятно, нелегко добиться аудиенции у президента (бывшего сержанта). Даллес предложил убедить Батисту передать БРАК в непосредственное подчинение кому-либо из членов кабинета и возвысить роль организации и ранг ее шефа. Он предложил мне проконсультироваться в отделе латиноамериканских стран и ехать, как только будут готовы конкретные предложения.

Куба сразу же покорила меня. Экзотическая тропическая растительность, красота Гаваны, очаровательный веселый народ – все это заставило меня тут же подумать: вот страна, куда я бы хотел и приезжать почаще, и жить подольше.

Я остановился в отеле «Насиональ» в номере с видом на гавань. Несмотря на обилие игорных столов и преобладание среди гостей американцев – преобладание, создававшее впечатление, что сюда переместился весь Лас Вегас, – своеобразие города от этого не меркло.

«Наш человек в Гаване» встретил меня в аэропорту с неприятными новостями. Оказалось, что наш посол Артур Гарднер, состоятельный фабрикант из Мичигана, отдал приказ, чтобы никто из сотрудников посольства не поддерживал никаких контактов с политическими кругами Кубы, находящимися в оппозиции к Батисте. Позиция посла как лица, аккредитованного при правительстве Кубы, была, конечно, вполне оправданной. Политика США в то время заключалась в том, чтобы оказывать полную поддержку, включая и военную помощь, правительству Батисты. Фидель Кастро с горсткой людей высадился на Кубе и обосновался в горах Сьерра-Маэстра. Он вызывал большой интерес населения и повсеместно пользовался поддержкой на Кубе. Правительство подозревало каждого, кто вступал в контакт с сочувствующими Кастро людьми, и считало, что поддержание сторонниками Кастро каких-либо отношений с американским посольством будет означать оказание поддержки и поощрение оппозиции, действующей против Батисты. Считая главной своей целью сохранение наилучших отношений с местным правительством, посол Гарднер самым приемлемым способом для достижения этого счел запрет всех подобного рода контактов.

Фульхенсио Батиста

С точки зрения разведки, однако, такой подход представлялся абсурдным и неразумным. Местный шеф ЦРУ оказался в трудном положении, ибо распоряжения посла распространялись на всю деятельность посольства и на весь его персонал. Игнорирование его приказов могло бы квалифицироваться как прямое неподчинение, и, если бы посол принял близко к сердцу подобный случай, он мог бы потребовать, чтобы Вашингтон отозвал нарушителя. Но, с другой стороны, если бы наш человек подчинился этому приказу, Соединенные Штаты лишились бы важной и необходимой информации о политических взглядах той группы, которой предстояло играть все более важную роль в формировании ситуации на Кубе. Я решил вмешаться в это дело.

Моим первым официальным шагом было посещение посла – впоследствии это стало для меня правилом. Меня ввели в его кабинет, представили и оставили наедине. Это дало мне возможность объяснить ему, зачем я здесь, рассказать о роли и обязанностях генерального инспектора и попросить его о сотрудничестве и помощи. Я воспользовался также случаем и заверил его, что ЦРУ считает важным, чтобы люди Управления работали с ним и с посольством в самом непосредственном и тесном контакте.

Посол Гарднер оказался откровенным и прямолинейным человеком. После того как закончился обмен любезностями (он сердечно приветствовал меня), я объяснил цель моего визита и тут же поднял вопрос о контактах с представителями оппозиции. Я указал ему, что назначение Центрального разведывательного управления в том и состоит, чтобы собирать информацию, которая не может быть получена из официальных источников или с помощью открытых контактов. Я сказал, что если его запрет распространить и на сотрудников Управления, то посольство и госдепартамент будут получать лишь ту информацию, которую захочет дать правительство Батисты, и Соединенные Штаты утратят представление о подлинной ситуации на острове. Я отметил, что контакты с оппозицией означают выслушивание и выведывание информации и отнюдь не означают оказание поддержки, которая в действительности и не оказывалась. Конечно, не исключается, что контакты сами по себе могут быть истолкованы как форма оказания поддержки. Несомненно, кое-кто из участников «Движения 26 июля» будет бахвалиться своими друзьями и своими знакомствами с представителями государственных органов США, делая вид, что они оказывают поддержку, которой фактически нет. Справедливо также, что невозможно предписать людям нормы поведения, и некоторые сотрудники разведки, возможно, не всегда будут придерживаться строго нейтральной позиции, поддадутся каким-то личным симпатиям или антипатиям. Но я подчеркнул в разговоре с послом, что наши люди хорошо обучены тому, чего не следует делать, и находятся под строгим контролем. Я заверил Гарднера, что наши люди будут проявлять величайшую осторожность и осмотрительность и сделают все возможное, чтобы не поставить в неудобное положение его, посла, и его миссию. Гарднер без особого энтузиазма воспринимал мои аргументы, но, к счастью, вопрос был решен.

Покончив с ним, я сообщил послу о планах привлечения президента Батисты к делу совершенствования БРАК и дал ему прочесть письмо государственного секретаря. Он тут же с восторгом поддержал эту идею и распорядился позвонить в президентский дворец, чтобы назначить встречу. В наши планы входило предложить президенту передать БРАК в непосредственное подчинение Сантьяго Рею, всеми уважаемому министру государственного управления и способному юристу. Мы также намеревались настаивать, чтобы во главе организации был поставлен генерал-майор Диас Томайо, человек, обладавший твердым характером и верный своему воинскому долгу. Эти предложения посол Гарднер сразу же одобрил.

Визит в президентский дворец поразил меня. Три месяца назад студенты попытались убить президента Батисту и организовали налет на дворец. Им удалось добраться до второго этажа (личные апартаменты президента находились на третьем этаже), когда их остановила охрана. После этого инцидента были введены новые строгости с точки зрения обеспечения безопасности. Посольский лимузин под американским флагом еще за квартал до дворца был остановлен возле заграждений из колючей проволоки солдатом с автоматом в руках. Нас еще дважды останавливали, прежде чем мы достигли дворца.

Посол Гарднер проявил большую предусмотрительность, договорившись, чтобы нас пропустили во дворец через задний ход, где было лишь несколько ступенек. Мне на моей каталке было несравненно легче подняться здесь, нежели через официальный парадный вход с двадцатью или тридцатью ступеньками.

Автомобиль свернул в проезд позади дворца и я с удовольствием заметил, что у входа имеется только одна ступенька, но зато вокруг дверей толпилось по крайней мере отделение солдат. Дело в том, что именно этой дверью воспользовались мятежные студенты, которые приехали, спрятавшись в большом автофургоне.

Нас встретил начальник протокольного отдела, облаченный в безукоризненный белый костюм, на который я смотрел с завистью, поскольку белые костюмы не очень подходят для передвижения в каталке. Мы поднялись на лифте на второй этаж и вошли в большую, красиво обставленную комнату, соседнюю с кабинетом президента. Мне было любопытно узнать, почему мы ожидаем приема именно здесь, ибо я был уверен, что должна существовать меньшая по размерам и менее парадная комната для ожидания. Все стало ясно после приема, когда нас провожали через официальный выход, где находилось около десятка охранников в штатском. Они, очевидно, заняли маленькую комнату, считая, что это лучшее место для охраны президента.

Через несколько минут дверь президентского кабинета открылась и вышел посетитель. Посол Гарднер подошел к нему и обменялся приветствиями. Позже он объяснил мне, что это был Джулио Лобо, кубинский «сахарный король». Он совещался с президентом Батистой по вопросу об урожае сахарного тростника. Экономика Кубы почти целиком зависит от сахара.

Затем министр Сантьяго Рей проводил нас в кабинет президента. Мне было интересно увидеть Батисту, о котором я в течение многих лет немало слышал и читал, а перед приездом на Кубу освежил свою память, изучив соответствующий материал. Особенно интересно мне было посмотреть, как этот бывший сержант, дважды захватывавший власть, будет вести себя. Он уже четыре года находился на посту президента. В 1952 году, когда выяснилось, что на выборах он, вероятно, займет лишь третье место, он организовал переворот.

Батиста пошел нам навстречу, чтобы приветствовать нас и пожать руки. По-английски он говорил свободно, чему, несомненно, немало способствовало пребывание в изгнании во Флориде. Он тоже был облачен в безукоризненно белый костюм и казался холодным, спокойным и собранным. Он приказал подать кофе и предложил нам кубинские сигары. Батиста и посол Гарднер заговорили о портрете Хосе Марти, висевшем на стене, о том, как лучше его осветить. Я вспомнил, что Марти являлся одним из лидеров, возглавлявших на Кубе движение за независимость против Испании, и что он так же, как и Фидель Кастро, высадился в провинции Ориенте на востоке острова и пытался сколотить партизанский отряд. Мне было интересно, думает ли Батиста, разговаривая с послом, об этом совпадении или, быть может, он предпочитает помнить, что Марти был убит до того, как Куба стала свободной.

Мы уселись за кофе, закурили сигары, и посол Гарднер сообщил президенту Батисте, что я привез ему письмо от государственного секретаря Даллеса. Он выразил удовольствие и, когда я вручил письмо, прочел его с интересом. Затем последовал обмен довольно высокопарными фразами, по-видимому, всегда сопутствующими обсуждению любого нового предложения, внесенного одним правительством на рассмотрение другого. Батиста сказал, что правительство Кубы будет приветствовать любую помощь, которую Соединенные Штаты смогут оказать в деле борьбы с коммунизмом. Я ответил, что Соединенные Штаты готовы сделать все возможное для оказания помощи, и заявил, что мы обладаем большим объемом информации относительно методов и тактики коммунистов, которой рады поделиться, и что мы будем всячески содействовать подготовке кадров для БРАК и обеспечению руководства этой организацией. В Вашингтоне существует глубокое убеждение в необходимости гораздо более активных мер, и я прибыл сюда, чтобы обеспечить с нашей стороны всю возможную помощь. Он ответил, что рад моему прибытию на Кубу и тому, что я привез это послание, и сказал, что поручит министру Рею работать со мной над этим вопросом. Я сказал, что готов работать с министром Реем и что до моего отъезда мы представим ему письменные предложения по вопросу об усилении БРАК. На этом наша встреча закончилась, и мы вышли из дворца сквозь ряды сотрудников секретных служб.

Следующие несколько дней заняла подготовка предложений относительно БРАК. Предложения эти были просты и в то же время имели важнейшее значение. Предлагалось подчинить эту организацию министру государственного управления. Во главе ее должен стоять генерал, и она должна получать достаточные средства, позволяющие ей иметь возможность действовать эффективно. Она должна располагать средствами, чтобы платить достаточно высокую заработную плату, и, следовательно, привлечь способных сотрудников, предпочтительно юристов и специалистов-следователей. Мы предложили, чтобы личный состав состоял в основном из гражданских лиц, а не из военных. При этом мы исходили из предпосылки, что таким путем можно создать лучшую организацию, которая не будет подвержена действию таких разрушительных факторов, как ограниченный срок пребывания военных на одном посту и постоянная смена кадров. Большой упор был также сделан на необходимость для любого органа, занимающегося расследованиями или разведывательной деятельностью, систематического ведения досье. Наконец, мы долго ломали голову над тем, как дипломатичнее сказать, что эта организация должна сосредоточить свое внимание на борьбе против коммунистов и что ее не следует использовать как оружие против всякой оппозиции правительству, как это имело место в отношении СИМ (Служба военной разведки) и Бюро расследований. Мы решили подчеркнуть, что работа, связанная с борьбой против коммунистов, носит сугубо специализированный характер, и поэтому следует эту организацию ориентировать исключительно на ведение такого рода работы. Мы дискутировали по вопросу о включении в рекомендации какого-либо запрета против применения силы (чем весьма грешила работа СИМ), но решили, что момент для этого неподходящий и что мы и без того высказали достаточно много критических соображений.

Завершив подготовку предложений о совершенствовании работы БРАК, мы встретились за ленчем с Сантьяго Реем и передали ему наши предложения. Он держался приветливо и настаивал, чтобы я вместе с ним представил предложения президенту Батисте. Но график моей поездки требовал, чтобы я отправился дальше в путь утром на следующий день, и, кроме того, было важно, чтобы кубинцы в этом деле сами проявили инициативу. Поэтому я отклонил это приглашение. Когда мы выходили из ресторана, шофер автомобиля наклонился, чтобы открыть дверцу, и в лучах солнца блеснула вороненая сталь пистолета, висевшего у него на плечевом ремне. «О, он не хочет рисковать, – сказал мой друг. – Между прочим, кто-то стрелял в него на прошлой неделе».

На следующее утро я отправился на юг, в Каракас.

Через пять недель, вернувшись в Вашингтон, я узнал из весьма подробного сообщения, пришедшего из Гаваны, что Батиста пунктуальнейшим образом следует всем сделанным рекомендациям. Правда, подбор сотрудников продвигался медленно, но Сантьяго Рей лично занялся данным вопросом, и это вселяло надежду на то, что удастся пригласить на службу многих способных молодых юристов. Я принял меры к тому, чтобы обещание по оказанию помощи Кубе было выполнено, и запланировал поездку на Кубу в начале следующего года.

Когда я вновь прибыл в Гавану в апреле 1957 года, там действительно был достигнут определенный прогресс. БРАК перебралось теперь в собственное здание, что, несомненно, являлось признаком возросшего престижа, а этого не должно недооценивать ни одно правительство. Но здесь имелись и отрицательные стороны, заключавшиеся в том, что у коммунистов в их пропаганде появилась мишень для нападок, а в их целях – мишень для проникновения.

Мы осмотрели все помещения, затем ознакомились с обстановкой, причем в процессе введения нас в курс дела говорило больше начальство, чем работники, выделенные для докладов. Мне как генеральному инспектору это не понравилось, так как такое положение означало, что мы знакомимся с официальной версией. Но это была их собственная организация, и, поскольку мы желали сохранить ее таковой, трудно было что-либо переделать. Чтобы глубоко разобраться во всем, необходимо было провести несколько небольших совещаний с руководителями отделов. Мне как бывшему офицеру для докладов также не понравилось, что начальство часто прерывало и поправляло докладчиков.

Вернувшись к себе, мы сравнили записи, и офицер связи, специально прикрепленный для работы с БРАК, изложил нам свои впечатления. Он отметил достигнутый прогресс, но подчеркнул, что он был мучительно медленным, даже, скорее, опасно медленным. Генерал-майор Диас Томайо был назначен шефом организации, но оставался на этом посту лишь несколько месяцев, а затем был переведен на пост командующего военным округом Ориенте, где положение становилось все серьезнее в связи с действиями мятежников Кастро. Имелись также признаки того, что БРАК с чрезмерным энтузиазмом берется за расследование некоторых дел. Мы полагали, что следует больше внимания уделить вопросу привлечения и подготовки специалистов по расследованию и наблюдению. Требовалось также как можно скорее собрать в одном месте досье из всех слишком многочисленных расследовательских организаций.