Текст книги "Перерождение (СИ)"

Автор книги: Андрей Назаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

  Не прошло и пяти минут, как Снорре уже пожалел, что повёл девушку именно этим путём. Несмотря на вечерний час народу было очень много, и им было сложно протолкнуться к нужной улочке. Снорре взял Младу за руку, чтобы не потеряться, и она была не против.

  Неожиданно в мельтешении торговцев и покупателей мелькнуло знакомое лицо. Высоченный, седой, но ещё не старый торговец предлагал муку и свежеиспечённый хлеб. Крупные черты открытого лица и большой орлиный нос. Волхв присмотрелся. Не было сомнений.

  – Гуно! – крикнул радостно Снорре, узнав мельника, и замахал рукой. – Это Гуно, мой знакомый.

  Они начали пробиваться сквозь толпу в сторону прилавка с мукой. Снорре увидел, что Гуно тоже узнал его и с широкой улыбкой ждал, уперев руки в бока. Однако, по мере того, как они приближались, выражение лица мельника изменилось. Улыбка спала, а лицо будто окаменело. Оно просто перестало выражать что-либо. Гуно словно не верил своим глазам, глядя через плечо Снорре. Волхв и девушка остановились напротив прилавка. Любопытствующая бойкая бабушка уже второй раз спрашивала, сколько просят за килограмм муки, а Гуно всё так и стоял, как будто увидел приведение.

  – Глухой что-ли? – снова крикнула бабка с корзинкой, а потом и вовсе махнула на него рукой. – А, будто муки не у кого в городе купить. Понаедут больные невесть откуда. Ишшо на рынок пускають.

  Снорре смутился. Проследил за взглядом Гуно и увидел Младу. Её глаза бегали из стороны в сторону. По лицу нельзя было понять, что произошло. Девушка будто не верила своим глазам и ждала, чтобы её разбудили или просто ущипнули, чтобы доказать, что это не сон.

  – Сияна, доченька моя! – Гуно неуклюже натолкнулся на прилавок, словно хотел пройти сквозь него. Потом наощупь обошел стойку с выложенными буханками тёплого хлеба, роняя краюхи на землю. Шагнул навстречу девушке и обнял своими здоровущими руками. Она же всё никак не могла опомниться. С опущенными руками она уткнулась Гуно в плечо, и только слёзы струились у неё из глаз, наполняя их прозрачной бирюзой.

  Этот момент Снорре запомнил на всю жизнь.

  Девушку звали Сияна. Её похитили больше двух лет назад, когда ей было семнадцать. Она вспомнила всё до последнего момента. Своё детство, уход матери, мельницу... Но последнее что она помнила – это как высоченная женщина с рыжими глазами просит её помочь донести корзину с продуктами до гостиного двора на окраине Медовых Зориц, в котором она, якобы, остановилась. Дальше Сиаяна как ни старалась, ничего не могла восстановить. Дальше было только пробуждение в тёмной и пахнущей сыростью хате на болотах несколько дней назад.

  Отец теперь не выпускал её из объятий. Его глаза часто увлажнялись. Всё не веря своему счастью, он то и дело брал дочь за плечи: «Дай на тебя посмотреть. Дай погляжу. Как же ты изменилась, Сиянушка. Ну ничего. Ничего. Теперь мы заживём. Помнишь нашу мельницу? А помнишь, как мы с тобой рыбу у заводи ловили? Теперь я тебя никому не отдам». Потом он обнимал волхва и в сотый раз благодарил его: «Снорре, что хочешь проси. Ты для меня жизнь мою вернул. Ты как сын мне теперь». И снова глаза его наполнялись теплом и влагой.

  На душе у Снорре разлилась необычная благодать, которую он не чувствовал никогда ранее. Радость за нашедших друг друга по счастливой случайности отца и дочь наполняла его. Это было самой высокой наградой всего прошедшего предприятия. Волхв смотрел на них и мог только улыбаться в ответ на бесчисленные слова благодарности.

  Когда, наконец, эмоции улеглись, мельник свернул свой прилавок, и они направились в дом, где Гуно Манчак снимал комнату и часть склада у своего давнего друга.

  – Так что же ты, волхв, не говоришь-то мне!?

  – Про что?

  – Так ведь про мельничного.

  Снорре как будто шибануло. «Боги! Так вот же оно!» – вдруг осенило его.

  – Да, да. Мельничный сказал, что он послужит мне, если я помогу тебе, Гуно. Мне нужно лишь узнать у тебя его имя, – затараторил возбужденно Снорре.

  – Имя? Хм, но ведь и нет у него имени.

  – Нет? Подумай, Гуно, что-то должно быть.

  – Хм, да не помню что-то... Какое же имя он хочет...

  Тут Сияна весело подтолкнула отца в плечо.

  – Пап, а ты помнишь, как я в шутку назвала нашего мельничного в детстве, когда ты мне в щелочку между досками амбара показал, как он проказничает у нас в кладовой? – засмеялась она.

  Гуно Манчак почесал в затылке, и они почти одновременно произнесли.

   – Дядюшка Мель!

   – А иногда звала просто – Меля, – добавил Гуно, не переставая улыбаться.

  Почти мгновенно за спиной у Снорре послышался шум. Внутри его рюкзака что-то заклокотало, зашипело. Они быстро развязали рюкзак и увидели почти забытый волхвом небольшой бутыль с мукой, заваленный другими вещами: пара книг, несколько свёртков с заклинаниями, теплая накидка и огниво. Бутыль бурлила изнутри фиолетово-бардовыми сполохами и вибрировала. Они быстро отошли в безлюдный узкий переулок, каких было множество в Ларракии, и осторожно положили рюкзак на землю. Через некоторое время бурление прекратилось. Бутыль чуть просвечивала. Было видно, как внутри мука окрасилась в светло-фиолетовый цвет. Появились яркие как звёздочки искрящиеся вкрапления, то угасающие, то снова вспыхивающие.

  – Готово... – тихо произнес Снорре, словно не хотел вспугнуть волшебство. – Я узнал имя духа... Теперь мы связаны. Если просыпать горсть муки и назвать мельничного по имени, я смогу его призвать.

  Волхв поднял глаза на Гуно с Сияной.

  – Призвать? – заинтересовалась девушка.

  – Спокойствие, – улыбнулся Снорре в ответ. – Обещаю по пустякам не тревожить вашего хозяина мельницы. Только в самых экстренных ситуациях. Он в бутылку, как джин, не переезжает.

  – Ну вот и тебе радость, – хлопнул его по спине Гуно и они зашагали дальше.

  С тех пор как волхв приручил мельничного, что было всего третьим известным случаем приручения духов в Республике за последний век, слух о нём вышел за пределы Левэра. Он стал известен повсюду как Снорре Мельник и считался самым многообещающим волхвом на здешних землях, а при грядущих событиях такие люди скоро станут на вес золота и даже намного, намного дороже.

  Сверчки и цикады

  257 год (конец лета) от Союза Пяти Королевств

  Королевство Ливеллия

  "Великое озеро Тáйдушо! Безграничное! Иссиня-черное в непогоду и свинцово-синее в солнечные летние деньки, а в Ливеллии таких дней куда больше, чем во всех других королевствах. Страна всегда утопала в сочной зелени юга. Эти краски! Эти цвета! По легенде Тáйдушо образовалось из капли дождя, которая попала на золотой волос первой из Семиликих богов – Цартэ. Капля впитала всю красоту и нежность прародительницы и упала на землю, превратившись в прекрасное озеро. Поэтому озеро почти все сезоны тёплое как руки любимой женщины, как свежий хлеб. Разве что зимой ветер мог потрепать лёгкие эльфийские парусники, а то и сковырнуть кверху днищем лодку зазевавшегося рыбака. Говорят, у озера в эти дни такой нрав, потому что в нем первой искупалась не Цартэ, а Шахнáэ – богиня ночи. И всё же Тáйдушо – единственное место во всех пяти королевствах, где можно круглый год наслаждаться прекрасной погодой и благостью природы... Да... Скоро снова начнет созревать инжир и миндаль.

  Ничто не могло и не может сравниться с этим краем", – с чуть грустной улыбкой закончил свой рассказ Хэвес яль Гомифьен.

  – Дедушка Хэвес, а расскажи ещё про Великую Войну, – Эльнаэ задрыгал ногами под одеялом от нетерпения.

  – Поздно уже, принц, – улыбнулся Хэвес. – Отец потом расскажет.

  – Неееет, он никогда не рассказывает. Он вообще злится, когда я его об этом прошу, – не унимался Эльнаэ.

  – Ну, хорошо. Хм-хм, – Хэвес прочистил горло и заговорил, понизив голос. – Ты помнишь, как я рассказывал тебе о заселении этих земель: о Первой Волне миграции, когда на земли теперешних пяти королевств впервые пришли эльфы и гномы, о Второй Волне, принесшей людей с запада. Люди заселили дельту реки Дόован и территории к западу от неё.

  – И поэтому их назвали Речной народ, – добавил принц.

  – Верно. Это было очень давно. Тысячи лет назад. Ни один из живущих эльфов не помнит тех времён.

  – Да-да, дедушка, мне бы про войну, – заёрзал под одеялом маленький Эльнаэ.

  Хэвес задумался.

  – Война... Войны не случаются сами по себе... Сначала люди и эльфы жили мирно. Людям было достаточно своих равнин и берегов Смирного моря. Они торговали с гномами, научились строить корабли лучше эльфийских, создали прекрасную армию, заложили столицу – Твердрек.

  – Речная твердыня, – снова добавил принц.

  – Да, так и переводится – твердыня на реке... Прошло шестьсот лет, и людям стало не хватать места. Прежде всего они шли за новыми пашнями – им надо было возделывать больше земель, чтобы прокормиться. Они двинулись на юг – на земли эльфов, а эльфам это не понравилось.

  – Дедушка, а мы не могли поделиться землёй, ведь её так много? – спросил озадаченный Эльнаэ.

  – Что ж, это непростой вопрос. Совсем не простой... Когда ты станешь королём, думаю, к тебе придёт это чувство. Чувство обладания землёй, которой ни с кем не хочется делиться. К тому же, если ты подаришь раз, будь уверен, к тебе заявятся и попросят ещё, либо придут другие и скажут «и нам давай».

  – А продать?

  Хэвес яль Гомифьен вскинул брови в удивлении, что его внук в свои семь лет высказывает вполне разумные мысли.

  – Прекрасная идея, Эльнаэ, но нет – эльфы не стали ничего продавать... Началась война, позже названная Великой. Кажется, за это лето я вам уже рассказал о всех значимых битвах: Цвиклиг, битва за Крюсфодр, стояние у ДольфВей"ена. Повторяться не буду. За двадцать один год войны люди показали себя выносливее, упорнее, хитрее эльфов. Они переманили на свою сторону степной народ – ильгукков, пообещав неприкосновенность их степных территорий. Под флаги речного народа встали и гномы.

  – Дедушка, а почему гномы дрались за людей? Чем мы им не угодили?

  – Видишь ли, за многие годы до Войны, ещё до переселения людей на эти земли, мы жили с гномами бок о бок. Но, по правде говоря, эльфы всегда считали гномов низшей расой. Эльфы устанавливали неравные права, относились к гномам свысока. Потом пришли люди, и между ними и гномами завязалась торговля. Они как будто лучше понимали друг друга. Эльфам же, похоже, было всё равно. Это наше упущение, что мы не заметили сближения гномов и людей, что были несправедливы и что не нашли в себе силы пойти на компромиссы.

  Хэвес сделал паузу, наблюдая за принцем и пытаясь понять, правильно ли Эльнаэ воспринимает его слова. Принц заговорил неожиданно серьёзно:

  – Люди первые напали на нас. Они жадные и подлые захватчики! Папа говорит, что если бы...

  – Я много раз слышал, как твой отец фантазирует на исторические темы. Давай не будем об этом. История не знает слова «если», – прервал его Хэвес, слегка нахмурившись.

  – Хорошо, деда, – насупился Эльнаэ, – вчера ты закончил рассказ на последней битве у ДольфВей"ена. Расскажи, что было дальше. Пожааалуйста.

   – Дальше..., – вздохнул Хэвес и продолжил рассказ. – Дальше эльфы капитулировали. Эльфы, люди и гномы создали Союз Пяти Королевств, подписали пакт о ненападении и заключили Вечный Союз. С этого момента и начинается новое летоисчисление нашего мира. С тех пор прошло ровно двести пятьдесят семь лет. Я родился после тех событий, но хорошо помню рассказы своего отца. По условиям Вечного Союза гномы сохраняли за собой весь север – Бурые горы, получали Намарскую равнину и обильные лесные угодья к западу от Бурых гор. Люди ликовали. Они приобрели обширные восточные земли с древними эльфийскими крепостями, густыми и богатыми зверьем лесами и сильно расширились южнее Стеффских холмов. Именно тогда более прогрессивная часть их населения отправилась на юг заселять и развивать новые пространства. Говорят, переселенцы заспорили о формах государственного правления и захотели отделиться. Так образовалось два государства: Драбант, располагающийся на исконно людских территориях – в дельте Дóована и Республика Левэр – южнее.

  Люди вытеснили эльфов с их исконных земель, и мы были вынуждены мигрировать далеко на юго-восток. Ещё во время войны, двигаясь на восток, мы достигли гор и впервые встретили горных эльфов. Они приняли нашу сторону, но было уже поздно – перевес на стороне людей к тому моменту оказался подавляющим, а до окончания войны оставалось совсем недолго... Итак, Союз Пяти Королевств. Да, были созданы пять государств: Бурые горы – страна гномов на севере, людские государства Драбант и Республика Левэр заняли срединные земли, наша эльфийская Ливеллия – на юго-востоке и горный Айнах Ад"Дир – на востоке.

  Хэвес приподнял свечу, чтобы взглянуть не спит ли его внук, но принц лежал с открытыми глазами, задумчиво глядя в одну точку. Эльнаэ молчал, и тогда Хэвес продолжил.

  – После окончания Великой Войны люди заняли прежнюю столицу лесных эльфов – ДольфВей"ен, что, как ты, конечно, знаешь, означало «Раскинувшаяся шаль», и нарекли её по-своему – Ларракия. Сегодня это главный город образовавшейся Республики Левэр. Когда-нибудь ты побываешь там вместе с отцом во время очередного официального визита... Тебе понравится. Ларракия всё также хороша и всё также похожа на белоснежную шаль из острокрыших домов, раскинувшуюся по берегу Дόована... Впрочем, сразу после войны эльфы уже не могли любоваться красотами своего города. По условиям мира все эльфы были депортированы. Многие даже не успели забрать свои вещи. Условия мира были действительно жёсткими для нас. Пришлось срочно искать новую столицу для нового королевства. Так мы основали тот город, в котором ты живешь, столицу Ливеллии – Дèвитмэль, – Хэвес понизил голос. – Теперь давай спать, уже очень поздно. Как ты себя чувствуешь?

  – Голова не прошла. И очень жарко, – тихо ответил принц. – Но, если ещё немного расскажешь, что было дальше, я, наверное, усну.

  Из-за произошедшего Хэвес не хотел утомлять внука долгими рассказами. Принцу нужен был отдых. Лечебный отвар начнёт действовать во сне намного лучше.

   – Эльнаэ, сейчас тебе важен покой. Если быстро заснёшь, завтра обещаю рассказать про войну Тáтэ – войну с орками, которая началась спустя шестьдесят пять лет после создания Союза. Расскажу, как за шесть лет войны наша Ливеллия потеряла почти половину населения, а Айнах Ад"Дир был полностью опустошён.

  – Самое интересное... – мечтательно пробурчал Эльнаэ.

  – Да, это долгая история. Думаю, тебе будет интересно узнать, как в конце концов все пять королевств объединились перед лицом общего врага и дали бой, как образовали Линию Несвернувшейся Крови – границу, проходящую по всему восточному краю гор Айнах Ад'Дира и по сей день охраняемую от орков...

  – А можно чуть-чуть сегодня начать, – не сдавался принц. – Ну, чуточку.

  – Спать, – уверенно и неумолимо ответил дед. – Я на балкончике у тебя ещё постою, пока ты не заснешь.

  Он подошел к окну и приоткрыл его, чтобы впустить свежий воздух позднего лета и магический, почти осязаемый лунный отсвет. Отсвет как будто качнул шторы (нет, это был всё же ветер) и мягко прилег на резной шкаф, как домашний кот уютно укладывается на коленях хозяина. С башни дворца, расположенного на высоком холме, открывался прекрасный вид на береговую линию озера.

  Хэвес нахмурился и вгляделся в берег, местами совсем скрытый за высокими акациями. Хоть он и отозвал половину поискового состава, в темноте всё ещё можно было разглядеть светлячки факелов. Тёплый свет огня, то затухающего, то вспыхивающего ярче, подействовал на него успокаивающе. Огоньки медленно передвигались по ночной мгле. Хэвес даже улыбнулся неожиданной мысли – ему вдруг захотелось перегнуться через перила балкона и с высоты дворца подуть на этих маленьких светлячков, как дуют у костра на умирающие угли, чтобы те разгорелись ярче. Но вот снова вспомнился страшный рассказ внука, и на переносице Хэвеса образовались две вертикальные складки, придающие его благородному лицу ещё больше мужественности. В зелени глаз смешалась необъяснимая тревога и тусклые отсветы факелов. Все знали, когда появляются эти две складочки на переносице – Хэвес яль Гомифьен встревожен. Очень встревожен. Эльф, не прикрывая за собой двери, снова обернулся к внуку и уже в четвёртый раз за вечер повторил:

  – Эльнаэ, ты твёрдо уверен в том, что произошло? Твой рассказ – это... Это... Точно не вымысел? Может, играли во что-то? Возможно, солнце сильно пекло?... Голова не болела?

  Эльнаэ только фыркнул и отвернулся к стенке:

  – Спроси ещё раз у Авилѐро, если хочешь.

  Хэвес выждал пару секунд и прикрыл дверь балкона, оставив щёлку. Снова взглянул во тьму. Постоял в тишине, которая принадлежала этой ночью только сверчкам и цикадам. Они всё играли и играли на своих скрипках. Хэвес глубоко выдохнул. Вынул из внутреннего кармана камзола трубку и закурил. Дед принца был, прямо скажем, не эталонным эльфом Ливеллии. Он не увлекался магией, не играл на музыкальных инструментах, не любил стихи и древние песни предков, не любил кошек и вообще домашних животных, что было абсурдом для зажиточных лесных эльфов. Но самым необъяснимым было то, что он имел возможность, но так и не завёл себе фамильяра. А ведь сильный фамильяр – это лучший помощник в жизни. Эти духи сказочных животных, в которых могла быть заключена часть души и магических способностей эльфов, играли большую роль в жизни немногих из оставшихся великих жрецов, а также эльфов королевской династии. Очень немногих... В своё время люди постарались на славу... Сначала они перебили большую часть жрецов во время Великой Войны, а затем ввели квоту на обучение новых. Разрешалась одна школа магии и ведовства! Всего одна! В таких условиях эльфы могли радоваться только тому, что им удалось довести переговоры до зеркальных мер по отношению к Речному народу. Только одна школа у людей и одна у эльфов – и все!

  Всем было понятно, кто в данном случае теряет больше. Конечно эльфы, ведь их магические способности были куда сильнее людских. Вековые традиции, многие празднества, связанные с магией, знания ведовства и умение общаться с природой и богами – всё стало постепенно забываться и почти сгинуло спустя два столетья.

  Это было сокрушительное поражение. Это были унизительные условия, но ради мира их надо было исполнять. Сразу после войны эльфы собрали большой совет, на котором постановили, где оставить главную школу жрецов, которых называли теургами. И так в течение года закрылись все училища кроме, пожалуй, самого сильного и почитаемого – Школы Пятнистого Василиска в городе Эмлен. Именно там теурги продолжали вызывать фамильяров себе в помощь или приговаривать их в помощь знатным эльфам королевских кровей. Не за бесплатно, конечно.

  Однако Хэвесу это было безразлично. Можно только подумать, Хэвес – отец короля, носивший приставку «яль», то есть старейший из рода Гомифьен, и без фамильяра!? Он мог позволить себе что угодно, но вместо этого он удил рыбу, занимался своей небольшой винодельней, а на досуге ездил в ближайшие городки в образе простого торговца. Там Хэвес, как он сам выражался, мог и пива дерябнуть, да и вообще посмотреть, чем его страна дышит. Отцу короля было всего лишь двести тридцать два года. Это не старость, это всего лишь зрелость эльфа. «До трёхсот дотянуть – легче, чем в ладоши хлопнуть», – говорил Хэвес и был прав. Эльфы спокойно могли дожить до трёхсот лет, а некоторые жили и более. Сам процесс старения у эльфов замедлялся ближе к двадцати, а большая часть жизни их проходила в том биологическом возрасте, в котором людям и гномам приблизительно от двадцати пяти до сорока пяти лет. Потом у большинства эльфов происходило «затухание». Ближе к двумстам восьмидесяти на лице эльфов уже можно было видеть морщинки и тот взгляд, который говорит, как много он видел и как скучно и даже больно видеть всё это снова и снова. В основном поэтому браки эльфов с людьми были случаем редким, хотя одно время считалось, что полукровки – наиболее сильные и выносливые создания в генетическом плане. И всё же в подобных союзах эльфы не могли переносить быстрое старение людей, их меняющиеся привычки, их немощь, их неминуемое старческое ворчание, наконец, их зависть. Люди в свою очередь не выносили извечного спокойствия эльфов и их размеренность жизни, ведь за свои триста лет они всё могут успеть. Эльфы не любили торопиться и строить планы. Они любили просто жить.

  Хэвес тряхнул головой, отгоняя череду бессвязных мыслей и постарался снова восстановить рассказ внука. «Так, сначала они увидели... Нет, Эльнаэ увидел что-то блестящее в воде. Ага... Он подумал, что это драгоценная брошь или золотая монета, или даже драгоценный кристалл... Что дальше? Да, он нырнул. Наверняка было неглубоко. Хотя я ему говорил... Ладно. Он нашарил что-то мягкое и потянул, – Хэвес с усилием старался вспомнить, о чём ему говорили внук и его друг Авилеро. – Авилеро сказал позже, что Эльнаэ вытащил со дна что-то смятое, неприятное, пахнущее тиной и разложением. Вытащил... как будто за волосы!?»

   Это в точь слова Авилеро. За волосы...

  Едва уловимые крики на берегу заставили его отвлечься. Эльф прищурился, стараясь понять, что происходит. Двое подбежали ближе к воде. Засветили, замахали факелами. Один зашел в воду по пояс... Нет... Ничего... Снова разошлись. Тишина. Сверчки и цикады.

  «Что было дальше? Если ребята не врут, то брошь действительно была. В виде черепахи. Но вместе с ней Эльнаэ вытянул на сушу что-то еще. Что? Авилеро стоял рядом и мог поклясться, что видел брошь на каких-то лохмотьях... и ещё... предплечье, подобие руки. Что за выдумки... Что там могло быть? Кажется, они говорили о половине лица. Часть зубов!? – Хэвес мотнул головой, отгоняя картины, нарисованные воображением, – Бред какой-то». Он, тихо ступая, вернулся в комнату внука. Эльнаэ уже спал. Хэвес секунду постоял у его кровати, тревожно осматривая ожог на плече, смазанный заживляющими маслами. Ожог был неправильной формы, в виде... На секунду показалось, что он напоминал фигуру сгорбленного человечка. Потом ожог продолжался вертикальным шрамом вверх.

  – Да что же это?! – пробормотал в отчаянии Хэвес. – Что я скажу Ластреннэ? Что я скажу своему сыну?

  Он задул свечу и вышел.

  Гулко и одиноко звучали шаги в каменном переходе, который связывал правое гостевое крыло дворца с основным зданием. Переход нависал тёмным рукавом над небольшим садом, в который уже давно забрался мрак, и только ночные цикады пилили и пилили воздух своими ненастроенными скрипками.

  Свежесть ночи приятно охладила строгое лицо эльфа. Его тёмная фигура то появлялась, то снова пропадала за чернеющими колоннами Дворца Трёх Теней. Это было небольшое поместье не дальше, чем в ста километрах от столицы эльфийского королевства, с колоннадой и красивыми витиеватыми балконами на вторых этажах. Располагался дворец на невысоком холме, а фасадом выходил на берег озера. Эльфийский принц Эльнаэ и его лучший друг Авилеро в то лето, впрочем, как и в последние три-четыре года, гостили здесь. Это было прекрасное место для отдыха на природе. Мальчишки весь день могли купаться в ласковых водах озера, а вечерами у костра слушать байки Хэвеса о былых временах. Вход в воду на северном берегу озера был, конечно, не такой приятный, как на южном с его знаменитыми песочными пляжами, но хозяин дворца при выборе места строительства отдал предпочтение впечатляющим видам, открывающимся с холма, а не золотым пескам.

  Хэвес вошел в парадный зал, увидел, что шателен – первый смотритель двора – находится, как обычно, за своим письменным столом. Свеча на столе шателена колыхнулась, и смотритель поднял голову от своих бесконечных записей. Хэвес бросил на ходу:

  – За господином Ноэлем послали? Когда будет?

  – Господин Фъён Шалиф Ноэль будет ближе к утру, светлейший. Мы отправили лучшего скакуна... – сказал смотритель.

  – Сразу шли ко мне, – перебил его, уже поднимаясь по лестнице, хозяин дворца, – Авилеро тоже.

  – Парень давно спит. – Шателен встал.

  Хэвес остановился и молча обернулся на слугу.

  – Понял. Разбудим.

  Вверх по винтовой лестнице. Дубовая дверь. Вот он – просторный, чистый и уютный кабинет главной башенке дворца с прекрасным видом на озеро. Хэвес погрузился в кресло и снова отметил, насколько прозорлив был смотритель Вьюм, оставивший несколько незажженных свечей и огниво на его письменном столе. Эльф зажег одну их свечей. Бурые тона дуба северных лесов Ливеллии, из которого была выполнена мебель, тускнели в колеблющемся свете.

  Это был тяжелый день. Хэвес прикрыл глаза. «Надеюсь, старый теург помнит, как снимать проклятия... или что бы это ни было», – подумал он. От приятной усталости его почти сразу стало клонить в сон. Снова стали всплывать страшные образы, суматоха дня, плач Эльнаэ, неясные и сбивчивые причитания Авилеро: «А потом...потом оно схватило принца! Запахло палёным. Я испугался... я... Я ничего не мог сделать! Эльнаэ схватил меня за руку, и я почувствовал, как через него меня тоже что-то жжет. Представляете!? Как будто... как будто изнутри меня начали выжигать калёным клинком. Вот тут. Сзади. На спине. Я услышал в голове шёпот... Словно какие-то заклинания на неизвестном языке... Мы вырвались... и побежали».

  ***

   Было больно и одновременно приятно проснуться. Ощутить себя живой... или живым. И это всё. Не было ничего более, кроме ощущения жизни. Движения... Рождение... Наверное, это было оно. А потом сквозь пелену этой мути вдруг что-то ярко и тепло осветило, а значит, у него или неё было зрение. Стало легко. Но боль не уходила. Боль везде. А значит оно смертно. Везде вода. Плеск. Включился защитный механизм, и оно передало часть себя тем, кто был рядом. По-другому было нельзя. Это был риск, ведь они могли убить, затоптать... Но они не убили... Потом были крики этих существ, и они убежали... Потом.

   Потом надо было только ждать.

  ***

   Чуть подальше от воды – уже там, где колосились луговые травы, что-то зашевелилось. Полевая мышь бежала по своим ночным делам, останавливаясь, замирая и обнюхивая корешки растений. Её не отпугнул сильный запах тины и разложения. Мышь была любопытной. Мышь зашевелила носиком и подняла голову, пытаясь обнюхать нечто, смутно напоминающее часть человеческого тела. Её малую часть. И вдруг это нечто выдохнуло. Только мышь могла это почувствовать, таким слабым был выдох, и она почувствовала этот теплый воздух, исходящий откуда-то изнутри. Мышь рванулась в сторону, но было поздно. То, что напоминало руку, схватило её и сильно потянуло к себе. К подобию рта... Пока без зубов. Но это пока.

  ***

   Прошло несколько лет. Инстинкты, заложенные в нём или в ней, позволили выжить. Начал пробуждаться разум. Зрение, слух были уже почти идеальными. Мышцы набирали силу каждый день. Оно жило у мелкой заводи, обросшей кустарником ольхи и камышом. Нужна была вода, ведь постоянно хотелось пить. К тому же, для начала проще было питаться самыми доступными видами жизни – лягушками, например. Они были отвратительны. Теперь оно понимало это, потому что вскоре появился вкус. Появились зубы. Но пока не появилось понимание, зачем оно здесь... Была только боль и желание прожить еще один день.

   Ещё не было ног, и оно передвигалось на двух руках. Однажды оно забрело в лес в поисках пищи. Там пришлось опять долго ждать, а оно это умело. На третьи сутки повезло. Удалось поймать больного олененка, видимо, заплутавшего в чаще. После этого дело пошло быстрее. Кровь и мясо живого существа дали намного больше жизненных сил, чем холодные хрящи лягушек, и оно переселилось в лес.

  ***

   Прошло ещё несколько лет, и оно обрело ноги. Оно обрело Цель. Оно знало «Зачем» и знало «Что делать». Цель была велика. И выполнить могла её только великая сила, которая и была заключена внутри него... или неё. Оно ещё не разобралось до конца только с этим, а что касается Силы – оно и было Силой.

   Выйти в первый раз к подобным себе было не страшно. Страх, как таковой, ещё не был знаком. Да и многие другие более сложные чувства тоже. А раз их не существовало, должно быть они просто были не нужны. Знаком был голод, знаком был инстинкт охотника, знакомо было желание подчинить себе всё вокруг, как будто так было когда-то давно и отголоски этого чувства приятно грели всё внутри. Оно пока не знало языка, но умело проникать в их головы и потрошить всё, что можно было в них найти. Оно пришло к ним. Эти странные двуногие разбегались, кто куда, и тогда оно в первый раз улыбнулось. Они были смешными. Эль...ф.. – кажется, так они себя называли – «эльф». Что-то знакомое. Эти создания были нужны для чего-то. Для Цели. Для возвращения к «Благодати Творцов». Странные слова всплывали в памяти и приобретали смысл с каждым днем, неделей, годом. Оно поймало несколько эльфов, но как-то неловко. Они перестали двигаться. Стали холодными через день. Они были невкусными.

   Творить! Оно начало творить, и это было тоже приятно. Одно из тех немногих ощущений, которые доставляли удовольствие. Из холодных ненужных тел можно соткать тело побольше. И уже туда вдохнуть свою Силу. Силу, которая таится внутри него ... или её. Эту Силу можно было извлечь и направить вовне, в этот тусклый и простой мир. Силой можно было творить. Она была древнее и сложнее чем что-либо в этом мире. Но она подчинялась воле, и это было самое важное. Не один раз взошёл месяц, прежде чем сотканное, слепленное месиво из тел стало теплеть и зашевелилось с помощью Силы. Много ночей ушло на работу. Пришлось собрать много тел, прежде чем получился Он. Даже жаль, что поселение опустело. «Жаль» – это тоже было чем-то неизведанным, неприятным. Новое чувство.

  – Я н а зову т-т-тебя.... Шшшшмель! – наконец произнесло оно и улыбнулось своему созданию то ли женскими тонкими, то ли уже мужскими потрескавшимися губами.

  Иногда Оно пыталось произнести то, что успело выучить, пока они, – эти сломанные, истерзанные эльфы, – доживали свои последние дни в связанных на скорую руку плетёных сетках, подвешенных на высокие и крепкие ветви дубов. Оно обучалось речи.

   Шмель. Это слово оно подслушало когда-то у гуляющей по лесу пары эльфиек. А теперь их части пошли на создание Шмеля. Всё просто.

   Но довольно... Само собой возникло чувство времени и чувство необходимости действовать. Пора! Надо найти того, с кем оно связано навеки. В ком таится часть его (или её) Силы, переданная когда-то давно...

  ***

   ... И всё же чего-то не хватало. При своём пробуждении оно отдало часть своей Силы. Отдало её кому-то из эльфов, потому что только они могли выловить его останки из глубин Тайдушо. Теперь же для обретения полноты Силы надо было найти этот её осколок. Но как бы оно не вслушивалось в отголоски своей же Силы, оно было глухо. Отчаяние и злоба начали занимать слишком много места...