Текст книги "Перерождение (СИ)"

Автор книги: Андрей Назаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

  Авилеро потрогал щёку и, увидев на пальцах остатки сажи, вытер её рукавом. Четвертак и Ясномысл пожелали сменившим их дозорным удачи и быстро засеменили сначала вдоль стены, а потом вниз по деревянной лестнице к небольшому дому, где обычно отдыхали караульные бастионов. Из трубы обильно валил дым. Внутри трещали поленья.

  Над лесом уже зардели мягкими розовыми полутонами ростки рассвета.

  – Кыыыыык ууум! – где-то вдали не унимался леший, такой редкий и опасный гость в этих местах. Леший обыкновенно не выходил к людям. Лес – его стихия. По эльфийским поверьям это было и не доброе и не злое создание. Оно не любило только две вещи – когда сильно шумят в лесу и когда ломают деревья. А так, ежели встретишь его ненароком среди бурелома, может и не тронет.

   Авилеро махнул рукой страже на Огневице – единственном бастионе, который был виден с Толстого Ригдара достаточно, чтобы рассмотреть сторожевых на нём. Дозорные с юго-восточного бастиона поприветствовали в ответ. На Бивнях охрану не ставили, так как было понятно, что восточной стороной через лес войска противника не пойдут. Если же бросить взгляд с южного бастиона на северный, то взгляд хоть и мог пройти над крышами домов вплоть до Смелого Юма, но людей на башне было не разглядеть – в длину форт простирался почти на километр.

   По полям начала стелиться утренняя дымка. Было красиво и покойно. Поэтому Авилеро и выбрал эти места после долгих лет скитаний. Здесь он обрёл то, что мог называть домом. Поступил на службу, растворился в быту тихого форта Байу. Его приняли без лишних вопросов и бумажной волокиты. В основном из-за того, что в этот отдалённый край королевства мало кто стремился. Любой воин был ценен. В форте жили в основном семьи военных Драбанта, но также служило несколько эльфов и даже двое братьев ильгукков, – Яль и Нэнне – прибывшие из Великой Северной Степи. Однако, как только поползли известия о войне, некоторые семьи лесных эльфов решили вернуться на родину. Держать их не стали – свои же! Столько лет жили бок о бок вместе с людьми. Но кто-то и остался. Из Айнахцев (горных эльфов) в форте остался только напарник Авилеро – молодой эльф по имени Блёмер Дау. Имя звучало слишком мощно для небольшого вертлявого юнца с волнистыми светлыми волосами, и поэтому многие его звали просто Льдинка. Слишком уж он был хитёр и юрок. Словно таящий лёд мог ускользнуть сквозь пальцы в любой сложной ситуации. На самом деле Блёмер не планировал задерживаться настолько, но его акробатическая цирковая труппа, путешествовавшая через Байу на север в Дорсвиль, в одну ночь собрала манатки и покинула форт, забыв разбудить одного из своих ведущих акробатов. Видимо, было куда спешить. А утром следующего дня был принят посол из столицы. Указом короля была объявлена всеобщая мобилизация и введено чрезвычайное положение первой степени. Всех эльфов высшим указом перестали выпускать из форта до новых распоряжений. Считалось, что они могут выдать важную информацию о численности квартировавшегося гарнизона и о конструкционных особенностях крепости. Большинство эльфов это приняли без скандалов. Оставалось ждать, что будет дальше.

   Ещё солнце не зажгло маковки мачтовых сосен, как в некоторых домиках потянуло дымками из труб. Из домов выходили мужики и женщины. Кто умыться, кто покормить коз. Община была небольшая – двадцать три дома для семей, да две казармы для гарнизона. Всего сто пятьдесят пять воинов, не считая женщин и детей.

   – Может, и надо было тебе в ту ночь уехать. А, Блёмер? – прищурился Авилеро, глянув на приунывшего от холода напарника.

   – Ничего. Обойдется... – Блёмер помолчал немного. – Ави, у тебя есть...ну эта...Сказать-то сложно. Тяга к стране своей? Ну вот, люди тут, твой народ там. Пошел войной получать то, что у него отняли. Ведь так, наверно... Я думаю, мы тоже с гор спустимся не людей защищать.

   Молодой эльф снова умолк. Стыдливо потупил взгляд и вдруг торопливо затараторил:

   – Да я не то чтобы... Ты не подумай. Думаю, надо мир поддерживать... Не знаешь, в общем, как повернется. Мне не понять, наверно.

   Авилеро всё это время молчал. Казалось, он и вовсе не слышал этих опасных слов. Всматривался в предрассветную дымку, стелющуюся клубами по полям. Она выкатывалась из дальнего края леса на юге, клубилась, валилась комками по прогалинам, то скрывала, то раздевала лоскуты снега и черноту земли. Лес колыхало ветерком. Не враг ли там? Нет... Всего лишь оленьи рога показались и пропали в ветвях.

   – Во-первых, кроме как со мной даже не смей на эту тему с кем-то говорить, понял? – тяжело начал Авилеро. – Ты бы не успел и первых двух предложений закончить, как оказался бы в карцере. Ага... Тяга к стране... – Авилеро ещё больше нахмурил брови. Черты лица его заострились. Тонкие губы скривились набок: Понимаешь, я люблю место, где живу. Своих друзей здесь. Эти леса. Поля. Даже этого лешего. Но ни Ливеллия мне это дала и ни Драбант, а боги – Цартэ-прародительница и Мииету, что бережет землю и всю эту красоту вокруг нас.

  – Боги, значит, – горный эльф отвернулся, явно не заинтересованный в этой версии.

  – Да, но не в этом дело, – Авилеро понизил голос. – Ты пойми. Что даст сейчас война? Тысячи смертей, разрушенных городов. Снова делить этот лес? А дальше? Думаешь, люди не захотят всё вернуть? Пройдет десять-двадцать лет. И снова война? Это ослабит все Пять Королевств. А знаешь, что потом?

  – Я не хочу воевать.

  – Я тоже.

  Они переглянулись и улыбнулись друг другу.

  – Ну, а что потом?

  – Если все Пять Королевств ослабнут, через горы придут орки. И никакая Линия Несвернувшейся Крови их не остановит, потому что её некому будет защищать.

  – Верно, Ави. И в кого ты такой рассудительный? – толкнул его локтем Блёмер, и оба рассмеялись.

  Через несколько часов пришла их смена. Авилеро вместе с Блёмером дошёл до своего дома, который он делил с семьёй местного плотника, и попрощался, но на пороге вдруг заметил, что Блёмер пошёл не в сторону своего дома, а свернул в переулок.

  – Эй, Льдинка! Опять по делам? – хитро прищурил глаз Авилеро.

  – Дааа...Это так... – замялся молодой эльф. – Друзей навещу.

  – Ну-ну, – Авилеро развернулся и тихонько открыл дверь.

   ***

  Рутинно зачинался следующий день: с постуков топора, с завитков дыма из труб, с покриков хозяек, выводящих скот за стены форта. Лошади призывно ржали в загоне, располагавшемся в поле недалеко от северо-восточного бастиона. Конюх с помощником уже несли им пучки сена на завтрак. Война если и была (была ли она?), то, казалось, очень далеко. Форт Байу жил своими ежедневными заботами: радостями и страстями.

  Первые ростки тревоги, первый приторно-горький отвратительный привкус войны жители почувствовали в тот день, когда одним утром в главные ворота Байу затарабанили множество рук. Это были руки беженцев из приграничных деревень Гайях и Кун Сиу – маленькие селения, примыкающие к северной границе Ливеллии. Грязные, не спавшие, голодные люди, успевшие скрыться в лесу до того, как деревни были окружены. Многие беженцы оставались одеты в ночные белые рубахи. Жители форта сочувственными взглядами провожали эту небольшую кучку людей, но не только сочувствие сквозило в их глазах... Там уже поселился страх.

  Беженцев временно расселили по двум казармам. Двоих же незамедлительно вызвали в главный зал донжона узнать подробности.

  – Кто-нибудь может сказать примерное количество!? Сколько было солдат? – уже начал повышать голос Военег – правая рука капитана форта. Он неустанно теребил свою седую курчавую бородищу, по которой его можно было безошибочно отличить даже издалека. Такие же густые, но короткие, брови домиком сходились на лбу, поднимая кожу гармошкой и делая его лицо добродушным. И как бы ни хотел начальник стражи казаться суровым, все его знали под таким родным и тёплым именем – дядюшка Военег. Многим воинам в форте Байу он заменял отца. Все без исключения уважали и любили его, и во многом поэтому дисциплина была превосходной. Караулы безотказно сменяли друг друга, ежедневные тренировки в стрельбе и бое на мечах, физподготовка – все выкладывались как могли – и люди, и эльфы. Даже после вестей о войне часть эльфов осталась защищать этот форпост и свои семьи только благодаря тому, что они чувствовали себя за старым добрым Военегом, как за горой.

  – Мне... Я не могу сказать, господин. Всё было быстро. Как во сне. Мы бежали не оглядываясь. Они что-то кричали вслед, – запинаясь и оглядывая всех собравшихся в широком зале донжона, отвечал крестьянин из Кун Сиу. – Могу одно сказать – это были эльфы. Много эльфов... Куда ж нам тепереча?

  – Как они выглядели? Доспехи? Сколько на конях? Геральдика?

  – Чаво?

  – Что на щитах изображено? – разочаровано вздохнул Военег и показал на стул. – Садись.

  В зале находилось ещё пятеро: девушка из другой деревни, также взятая на допрос (с первых же слов она начала всхлипывать, и поэтому её решили сначала усадить за стол и напоить чаем); капитан Кессен Фойердаль – начальник форта; секретарь, давний друг и советник капитана – Давош Жильтик; ведающий всеми административными делами, в том числе неприкосновенными съестными запасами, а также богатой коллекцией эльфийских золотых монет ведырзойского периода – бурмистр Имелик Дзыба и главный скороход форта – Кильд Соттивельда.

  – Да што ж мы леснушечих не узнаем што ли, господин военачальник? Знамо дело нашенские эльфы-то, из Кривого Леса. Примкнули, стало быть. Рожи злыыыя. Пару узнал даже. Ходили к нашим девкам по вечерам. А на щите-то, да что у них. Птица шо ли. Сойка, кажись, будто на стреле сидит, – мужик замолчал и снова заморгал на всех по очереди слезящимися глазами.

  – Ещё был кто с другими знаками отличия? – спросил спокойно Кессен.

  – Нее. Господин начальник, не видал, – в усталых глазах крестьянина снова вспыхнули страх и тоска. – Господин, что ж с нами...

  – Спасибо. О вас позаботится Имелик, – перебил его капитан форта. – Имелик, обеспечь ужином и завтраком. Боюсь, барышня, нам ничего нового к уже сказанному не добавит.

  Он посмотрел на всхлипывающую девушку, а та в подтверждение его слов тихонько мотнула головой, но всё же неожиданно заговорила:

  – Мы вышли за полчаса до подхода востроухих. Мужиков наших предупредили из Кун Сиу те, кто успел бежать. Нас решили отправить подалее, а мужики-то наши-то захотели остаться просить, чтобы избы не жгли, – слеза красиво навернулась на её щеке и кривой уже проторенной дорожкой, резко виляя то вправо, то влево, покатилась к уголку губ. – Мы ушли и притаились в кустах. Подумали, можеть обойдётся. Дуры бабы... Когда увидали, как небо засветилось от огня и услышали крики, все бросились бежать. Кто куда... Не знаю, гнались ли они.

  Девушка замолчала, потупив взгляд куда-то в сторону сапог Военега.

  Капитан Фойердаль молча кивнул.

  – Имелик, будь добр, проводи гостей, – обратился он к бурмистру.

  Трое вышли в густеющий сумрак ранней ночи. Тихонько скрипнув, за ними захлопнулась дверь. Кессен присел и положил руки на стол. Примечателен и странен был вид его рук, заканчивающихся сомкнутыми крупными кулаками. Обычно он клал руки на стол свободно ладонями вниз. На безымянном пальце мрачно тускнел красноватый агат. В зале плясал огонь от громадного камина, отражаясь в глазах вепря, голова которого висела на стене сбоку. Тишину нарушали только треск поленьев и уютное рокотание Миямы – любимой кошки капитана. Она уже запрыгнула к нему на колено и во всю тёрлась о рукав кафтана. Фойердаль вздохнул и, уставившись в огонь, бездумно начал гладить свою любимицу, а потом заговорил, казалось, что с огнем:

  – Завтра всех женщин и сопляков моложе шестнадцати отправить из форта на большак до Дорсвиля... Нет... Это далеко... До крепости Брунь. Да! Она ближе всех. Выдать все повозки и сколько нужно лошадей... С ними двадцать воинов. Приказать, чтобы шли без привала и без ночевки первые два дня. На третий пусть заночуют, там уже недалеко будет.

  Он не замечал ошеломлённых взглядов присутствующих и продолжал говорить. С огнём.

  – Судя по посланию, мобилизация в Драбанте должна закончиться только дней через пять. Други мои,...

  Открылась дверь и, впуская ночной мрак и холод, вернулся Имелик. Сквозняк всколыхнул языки огня в камине, и уродливые тени вдруг хороводами заплясали по стенам и потолку. Бурмистр спешно захлопнул дверь и начал снимать шерстяную накидку, недоверчиво наблюдая за смолкнувшим капитаном и притихшими людьми вокруг него. Имелик Дзыба застыл в своей неизменно прямой, как струна, позе аиста. Скинул набок волнистые длинные волосы и вопросительно глянул на Кессена.

  – Кха, хм, – как будто очнулся капитан. – Друзья, при таком плане мобилизации наша армия просто не успеет подойти к форту, если даже у короля и есть план выставить оборонительные позиции на этом рубеже. В чем я сильно сомневаюсь. Сами знаете, господа, что наши земли находятся на отшибе королевства, и загонять армию в этот мешок не станет никакой уважающий себя главнокомандующий. У нас тут лес вокруг... Большими силами не развернешься. Отступать тоже некуда. Полагаю, король, вернее, генерал Сигур Колючий – как мне доложил посол, именно Сигур командует сейчас Восточной ратью – двинет силы к форту Роспел. Это намного проще. Там и манёвренности для армии больше, и форт не такая развалюха как наш старичок Байу.

  – Бедный старикашка Байууу, – задумчиво и тихо, почти про себя, повторил советник капитана Давош Жильтик.

  Все ждали продолжения. Жильтик не сильно разбирался в военном деле, поэтому решение могло исходить только от Фойердаля. Капитан обвел присутствующих взглядом и остановился на Военеге.

  – Что думаешь?

  – Хм... Надо дать бой здесь... И ждать подкрепления. Мы не знаем, какими силами идут эльфы, но я уверен – это не основные силы Ливеллии. Может и сдюжим, – медленными и тяжелыми словами размышлял Военег, поглаживая бороду.

  – Согласен.

  – Основные силы пойдут напрямик через Малый Север, через Благодатную Равнину на Ларракию. Это лакомый кусок... Земли принадлежали их предкам... Но это далеко от нас, и как там сложится, один всевидящий Нотук знает. Республика точно даст бой. Здесь же нам противостоит лишь малая армия. Чем она может быть?

  – Мы точно знаем от этих бедолаг, что это местные лесные эльфы. Кто же еще? Сойка на стреле – точно Армия Петляющего Леса, – добавил Имелик. – Уверен, что к ним присоединилось Камышовое войско с Сапфировых озёр, а эти земли Ливеллии вторые по населению. Расспросите, не помнят ли беженцы синих гребней на шлемах или камышей на щитах и флагах. Эти эльфы обычно довольно шумные. В основном, конные...

  Военег, греющий руки у камина, смахнул отлетевшую ему на рукав искру и чертыхнулся.

  Давош Жильтик хлебнул из бокала с чухорским вином, немного поцокал языком и заговорил своим слегка надменным, картавым голосом:

  – Достопочтенные, мы опхеделенно в изоляции. Опхеделенно не обладаем всеми данными для каких-либо увегенных гешений. Я бы довехился логике и интуиции нашего капитана и Вашей, уважаемый Военег. Вы люди служивые... Одно хочу сказать, капитан пгав, что всех гхажданских – завтра же за вогота! Я готов возглавить пгоцессию... – он попытался не делать паузы и не сбивать тон голоса, но молнией зыркнул на Военега, – А тут уж мы сами обогону будем держать, – не совсем логично соединив предложение уехать с гражданскими, покинув Байу, и каким-то образом одновременно со всеми держать оборону форта, закончил Жильтик. При этом, на слове «оборону» его голос странным образом усилился и оброс какими-то мужественными нотами, но взгляд был растерян и замутнен.

  Все ждали реакции Кессена Фойердаля. А капитан не хотел реагировать. Имелик, стоявший рядом с Жильтиком, откровенно скривил рот в ухмылке. Он уже было хотел сказать, наконец, подобранную колкость, идеально, по его мнению, подходящую под ситуацию, но капитан его всё же опередил:

  – Значит, решено. Кильд Соттивельда, – капитан повернулся к скороходу, – забирай Буяна, быстрее его нет никого. Выезжай под утро. Выспись хорошенько, братец. Скачи что есть мочи до форта Роспел, пока нас не обступили. Скажи, мы принимаем бой и будем держаться до прихода сил Твердрека. Друзья, – поднял голову Кессен, и в глазах у него блеснул злой и в то же время озорной огонёк, – готовьтесь к осаде!

  ***

   Итак, что такое осада? Осада – это чувство, похожее на то, когда ты заперся в чулане, в то время как грабители ходят по дому. Они знают, что ты в чулане, но не могут подобрать ключ. Они, возможно, смогут взломать чулан, но случается, что дверь выдерживает. И тогда остается ждать и надеяться, что они уйдут. Почему? Ты надеешься, что им наскучит, или они побоятся, что их заметят соседи? Или просто у них кончится еда. Но есть нюанс. Грабителям очень нужно в чулан, потому что это война, а ты их противник, а еще в чулане много сокровищ. Так что, гости подождут...

  Жители форта Байу ждали.

  На пятый день убывающей луны, в один из последних дней, когда снег всё еще колючими лохмотьями лежал на полях и крышах домов, в самом форте Байу и вокруг него кипела работа.

  По расчетам Фойердаля у оборонявшихся был только день, максимум два на подготовку. Было странно, что армия Ливеллии ещё не подошла к форту, но какими бы ни были причины, этим надо было воспользоваться. Ранним утром, взяв с собой только вещи первой необходимости, большинство женщин, все дети и старики форта в сопровождении двадцати конных воинов с обозами вышли по неширокой тропе на северо-запад по направлению к границе с Республикой Левэр и крепостному городу Брунь. Процессию возглавил Давош Жильтик – давний друг и советник капитана Кессена Фойердаля. Капитан же смотрел на вереницу обозов с балкона своей башни, окаймляющего её по кругу для обзора на все части света. Такие башни обыкновенно располагались в самой середине крепостей и назывались «донжон». Кессен щурил подслеповатые глаза, становясь похожим при этом на косоглазых степняков-ильгукков. С высоты башни ему было отчётливо видно, как процессия из обозов, переваливаясь с боку на бок, медленно скрывается за стволами деревьев. Фойердаль выдохнул. Пар изо рта быстро растворился в утреннем воздухе: «Когда же потеплеет...» Кессен не стал прощаться с Давошем, сославшись на занятость. «Если боги позволят, свидимся,» – думал Кессен, и отмахивал другие мысли – мысли с привкусом горечи: «Как он мог бросить нас сейчас? Как? Уйти после стольких лет служения форту, стольких лет дружбы? Уйти в такой момент? Как будто некому было возглавить эти обозы... Чёрт с ним, пусть Семиликие судят...»

  Фойердаль бодрой походкой прошёлся по балкону на другую сторону и взглянул на юг. На этой стороне донжона было ветрено, и он поднял воротник кафтана, прикрыв широкие небритые скулы. Повсюду раздавались стуки топоров. Из подвалов донжона выносили давно заготовленные двухметровые жерди, которые надо было теперь заострить, нагреть, чтобы они стали твердыми как железо, и вкопать в землю на склоне прямо за стеной. Колья вкапывались под углом в сорок пять градусов сразу после рва с водой таким образом, чтобы те всадники, которые перебрались через ров, не смогли подойти к стене.

  Но на этом защитники форта не остановились. В поле начались работы по созданию систем канав шириной в полтора метра, чтобы их трудно было перепрыгнуть. Люди рыли два подобных рва, а между ними возводили небольшую насыпь с непрочными мягкими краями. Если бы и нашелся конь, который бы перепрыгнул первый ров, то он всё равно бы не удержался на земле и оказался в одной из ям. Лошадь просто не сможет устоять на такой узкой полоске земли. Внутри же ямы защитники форта, ухмыляясь, «с любовью» втыкали в землю железные пики в двенадцать сантиметров длинной.

  Авилеро вместе с Блёмером и ильгукками Ялем и Нэнне как раз работали над одним из таких участков. Они уже вбили пики и теперь торопливо забрасывали их сухой травой и ветками. Земля была всё ещё промерзлой в это время года, и ров пришлось рыть с самого утра. Спины ломило уже к полудню.

  – Хорошо, что вода из грунта проступила. Смотри, тут даже листьями забрасывать не надо, все пики под воду ушли, – обрадовался Яль, хлопая по спине брата.

   Нэнне только кивнул.

   – Добро, – заключил Яль. – Слышь, Аве. Сюда больше веток не нужно. Пойдем дальше.

   Все четверо перешли на другой отрезок траншеи, который был только что закончен бригадой копателей. Люди, чертыхаясь, вылезали из рытвины. Все перемазанные в глине, они встали отдышаться. Один из них поднял усталый взгляд на подходящих и изменился в лице.

   – Баа, я думал все востроухие свалили ужо! Чё забыли здесь? – процедил он сквозь зубы и сплюнул. – Слышь, Михош, надо проверить, может они и гвозди-то не тычуть туды, а?

   – Пойдём, Шижень, не лезь! – похлопал его по плечу низенький седовласый мужчина постарше.

   – Не, я просто хочу понять, чёй-то вы здесь забыли? Ваши вон уже деревни жгуть в округе, кровь пущають. Не, пусть скажут.

   Авилеро пододвинул в сторонку растерявшегося Блёмера и спокойно произнёс:

  – Ты, кажется, Шижень, да? Из второй казармы? Слушай, я на службе у короны Драбанта уже пять лет. Присягнул. И защищать собираюсь эти стены также, как и вы. Мне глубоко насрать на рехнувшихся Гомифьенов. Хотят воевать? Значит будем защищаться. Вместе. Что ты хочешь от меня услышать?

  Яль и Нэнне на всякий случай подошли поближе к эльфам прикрыть, так сказать, фланги. Шижень молчал. Потом с размаху вынул лопату из земли. Подкинул. Перехватил в середине.

  Развернулся уходить.

  – Не верю я вам, красавчики. Ни единой роже эльфийской не верил и не поверю. – Шижень снова сплюнул, повернулся спиной и начал удаляться вместе с бригадой. И хотя напряжение спало, Авилеро долго потом вспоминал неприятные взгляды, обращенные к ним. Он слышал, как один из бригады проговорил:

  – А я согласен с Шижнем. И вообще, какого рожна мы здесь копаем, а они только веточки кидают. Эти паскуды свои бабьи пальчики замарать бояться, а то как они потом на арфе всю ночь играть будут? Этот синеглазый ваще по ночам шляется. Видел его давеча. Надо было их ...

  Дальше разговор уже было сложно разобрать. Нэнне подхватил очередную охапку веток и понес к свежевырытой канаве:

  – Ладно, давайть побыстрее. Думаеть у нас тут много времени, а? Аве, забудь, да? Как стрелы залетают, так они поймуть, кто есть кто. Рады буть, что эльфы метко стреляют. А, Яль? – Было заметно, что Нэнне в отличие от Яля намного дольше избавлялся от ильгуккского акцента.

  – Не спорю... Не спорю.

  Снова заработали. Блёмер, как самый молодой, спустился в яму раскладывать ветки равномерно по дну. Ильгукки в яму вообще не лезли, так как ростом были почти с гномов. Может, чуть повыше.

  То, что степняки забрались в эти края и осели так далеко от своих западных земель, было удивительно. Обычно ильгукки много не путешествовали. Они торговали олениной да пушниной с приграничными землями Драбанта и Республики Левэр, но не более. Народ был достаточно отчужденный и своенравный. Издревле они вели бескомпромиссные войны с людьми. Однако это были скорее войны оборонительные, чтобы задержать безостановочную экспансию людей на запад в родные степи ильгукков. Всему положила конец Великая Война. В ней степной народ участия практически не принимал. Больше держали свои границы и наблюдали: чем же всё кончится? Все кончилось подписанием пакта о ненападении всех пяти королевств и Вечного Союза. И хотя вольный степной народ так и не смог объединиться в единое государство, вожди большинства племен в тот момент сумели закрепить границы своих мелких раздробленных земель с Драбантом и Левэром. На этом и порешили – Мир... Или почти мир. В степях всегда где-нибудь то закипали, то угасали мелкие межплеменные междоусобицы. Но пока они не выходили за обусловленные границы с людскими землями, людям не было дела до местных склоков.

  Было сложно назвать Яля и Нэнне братьями не разлей вода. Они поддерживали друг друга, но были все-таки разными. Говорили по-разному, думали по-разному. И даже круг общения в форте Байу у них отличался. Нэнне любил поболтать с эльфами. Любил их песни, неторопливую певучую речь. Иногда даже был не прочь помузицировать с ними на десятиструнной лире, которую он откопал в старинных подвалах местного склада. Яль же чаще собирался в казармах с людьми на партию в карты или подвигать фигурки по доске. Но было у них одно общее, присущее всем степнякам свойство – они как боги стреляли из лука. Даже эльфы могли бы им позавидовать. Не все, но некоторые точно. Именно поэтому старик Военег отвел Ялю в подчинение лучников на наиболее протяженной восточной стене форта, а Авилеро назначил командующим отряда лучников на не менее важной, южной стене прямо над главными воротами.

  Ближе к вечеру закончили копать. Два параллельно идущих рва простирались теперь вокруг Байу по всему периметру, кроме лесной части, примыкающей с западной стороны, и кроме специально выделенной полосы в поле, идущей напрямую к мосту и далее к южным воротам. Кессен мудро заметил, что враг наверняка начнет с переговоров, и поэтому, чтобы не раскрывать сразу все ловушки, надо было оставить нетронутым участок для беспрепятственного проезда делегации к форту. Ближе к замаскированным траншеям войско было наказано не пускать – остановить идущих парой предупредительных стрел. Расстояние выстрела с лихвой перекрывало расстояние от стены до рвов. Таким образом, войско не заметило бы скрытые ловушки слишком рано, а попалось бы в них только на атакующем марше, когда решение о штурме было бы уже принято.

  Так всё и случилось. На следующий день. В первый день кигды зяблика*.

  ***

   В тот день у многих защитников форта в души уже закралась нелепая подозрительность, что всё это не взаправду: и война, и беженцы, и ведьмы, о которых поговаривали ещё за полгода до начала военных действий. Всё то же солнце цеплялось за бирюзовые тучи. Уже первый день зяблика, а значит скоро придёт настоящая, солнечная весна. И не стоит тратить столько времени на организацию запасов и прочистку колодца. Весной же столько дел! Вон, надо начать уже и грядки у леса копать! Скоро сеять надо будет. Странно всё это... Чего ждём?

   Ясномысл расхаживал по стене, время от времени поглядывая на южную кромку леса и прислушиваясь к редкому дальнему пощелкиванию из чащи – Клик-клок! Уууум. «Снова леший безобразничает, – думал он. – И что он здесь забыл? Не уходит ведь никак...»

   Ему было лишь двадцать пять, и большую часть своей осознанной жизни он провёл в Гефире – крупном портовом городе на севере страны. Ясномысл был поздним и единственным ребенком в семье. Отец его служил лоцманом на небольшом торговом судне, ходившем через Пролив Тунца до Эрвилла за эльфийскими шелками, легкими и прочными айнахскими клинками, душистыми пряностями и лечебными травами со склонов Миирталя. Мать же работала простой швеёй в местной мануфактуре. Всё детство мальчик жил в относительном достатке, проводя большую часть времени с друзьями на крепко сколоченной лодке, с которой они ловили корюшку и, если повезёт, жирных угрей. Нельзя было сказать, что родители не любили его, но по натуре своей оба они были молчунами, ценили тишину и покой, а Ясномысл к их общей печали оказался ребенком шумным и суетливым. К своим двадцати годам он не стал спокойнее, а лишь обратил порывы активности в частые попойки с друзьями и еженощные кувыркания с барышнями в амбаре, который слишком уж близко примыкал к дому, где спали старики. Недолго думая, родители решили отправить Ясномысла подальше на прохождение военной службы. После года тренировок в городке Восточная Крепь Ясномысл оказался в Байу с уже мало-мальским опытом военного дела. Умел и мечом помахать, и нож метнуть. И хоть жизнь в форте была ему не в тягость, мысли его часто были совсем далеко: он с тоской вспоминал море и родные берега. К концу этого лета срок службы истекал, и Ясномысл волен был вернуться к родным берегам.

   Замечтавшись о морях, он тряхнул головой, а когда в очередной раз глянул своими большими печальными глазами на поле, то вдалеке увидел четыре точки. Всадники! Сердце его как-то сразу потяжелело. Забилось чаще, торопливее. Они! Тускло поблёскивали лёгкие наплечные и нагрудные латы, местами спрятанные в лисий мех. На головах рыжие лисьи шапки. Всадники притормозили, оглянулись назад – в лес и спокойно пошли трусцой в

  ______________

  * Кигда – принятое в пяти королевствах исчисление дней в году. Каждая кигда состоит из десяти дней. Кигды назывались в честь птиц весной, рыб – зимой и зверей летом и осенью. Месяц состоял из трёх кигд.

  сторону замка. Ясномыслу уже надо было бы бить в небольшой колокол, установленный на бастионе Толстого Ригдара, а он всё как зачарованный смотрел на приближающихся вдали конников, как будто это были простые торговцы или какие-нибудь знатные путешественники.

  Наконец он встрепенулся. По дощатому настилу застучали торопливые шаги, переходящие в бег. По пути он глянул вниз и заорал, кто бы там ни шел на расстоянии его крика: «Идут! Эльфы! Идуууут!!!»

  Внутренние дворы и улочки форта наполнил тревожный звон медного колокола, величиною с собачью голову. Сколько же в него не звонили? Пятьдесят? Сто лет? И тут же все те, кто сомневался в реальности изменившегося мира, замерли, а потом заволновались-засуетились. Неужели правда война?! Улицы форта наполнились суматохой и движением. Боевая готовность! Все к оружию! Все к обороне!

  Рядом с Ясномыслом начали вырастать фигуры с луками. Они всматривались в лес... Потому что лес всматривался в них. Потом он заколебался, ожил, замелькал и зарябил, как будто муравейник наполнился каким-то, казалось бы, хаотичным, но на самом деле очень упорядоченным движением. Движение это выплёскивало наружу целые отряды воинов. Группами они рассредоточивались по полю и замирали. Гремя содержимым, на дороге показались обозы: провизия, провизия, провизия. Палатки, съестные запасы, какие-то материалы, оружие, фураж. Обозы свернули с дороги на поле и пошли цепью вдоль полосы леса.

   Кто-то на дальнем северо-восточном краю форта кричал: «Уводите коней! Быстрее!» Со своего места Ясномысл не видел, но понял, что мужики побежали за лошадьми, часть из которых Фойердаль всё же решил оставить про запас для возможного кавалерийского удара. Было их числом двадцать пять, и они паслись, как обычно, в загоне, располагавшемся в поле. «Успеют», – подумал Ясномысл взволнованно. А обозы неприятеля между тем продолжали свой змеиный ход, медленно огибая форт и скрипя дровнями. Некоторые вставали, и вокруг них сразу начиналась возня – разгружали.