Текст книги "Боцман знает всё"
Автор книги: Андрей Шманкевич
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Вперёд, капитан!
Утром дедушка разбудил Федю:
– Вставай, внучек. Смотри, какую тебе мать посылку из Москвы прислала.
Федина мама училась в Москве на учительницу; теперь она кончила институт и ехала работать в Хабаровск.
Дедушка открыл посылку, и сердечко у Феди запрыгало в груди, как белка по веткам. Чего только не было в той посылке! Сверху лежали букварь и задачник. Задачник был без картинок, зато в букваре их было по нескольку штук на каждой страничке.
– Вот это книжка, я понимаю! – кричал Федя.
– А это тоже неплохая, – сказал дедушка про задачник. – В ней, брат, сказано, что если к двум прибавить два, будет четыре, а пятью пять будет двадцать пять.
– А тетрадей-то сколько! – удивлялась бабушка. – Их, поди, тебе и не исписать все.
– Однако, испишу, бабушка. Вот увидишь, все до одной испишу, – заверял Федя.
Под тетрадями лежала целая пачка гранёных карандашей, пять ручек разных цветов, коробка перьев, две чернильницы-непроливашки: одна стеклянная, другая белая фарфоровая, коробка цветных карандашей, палитра с красками, кисточками, резинки, пенал, большой альбом для рисования.
– Дедушка, смотри, часы мама прислала! – прошептал Федя.
– Это не часы… Это компас. По нему части света узнают, с ним не заблудишься. Вот этот белый конец стрелки всегда на север показывает, чёрный смотрит на юг, справа будет восток, слева – запад. Понятно?
– Понятно, дедушка.
Все вещи в посылке так замечательно пахли, что у Феди даже голова кружилась.
– Дедушка, бабушка, вы только понюхайте, понюхайте!.. – просил он.
Дедушка с бабушкой понюхали всего по одному разу, зато Вестовой нюхал богатства без конца, чихал от удовольствия и подметал хвостом пол.
Феде хотелось немедленно начать учиться, но только до отъезда в Хабаровск оставалось ещё целых три дня. Это казалось ему вечностью. А вот бабушка да и дедушка просто не знали, как они успеют за такой короткий срок собрать внука в дорогу.
– Макар, а Макар, – вздыхала бабушка, – а, поди, свининки-то мы маловато положили. Да и колбаски бы кружочка два надо прибавить. Он ведь любит её, колбаску-то…
– Да больше в ящик не лезет, – возражал дедушка.
– Новый, однако, сколотить можно. Велик ли труд!
– Труд невелик, а времени мало. Я хотел ему ещё одни унты стачать.
У Феди уже было три пары новых меховых сапожек, но против четвёртой бабушка не возражала. Ей и самой казалось, что тех десяти пар шерстяных носков, что она связала внуку, будет мало и что надо срочно связать одиннадцатую пару.
Оказалось, что и у Феди не так уж много времени осталось до отъезда. Почти весь второй день ушёл на укладку ранца. Ранец сшил ему дедушка из шкуры дикой козы, шерстью наверх. В нём было три отделения: одно – для книг и тетрадей, второе – для карандашей, а третье – для завтрака. Носить ранец полагалось за плечами, на мягких и широких ремнях. Ремни можно было подтягивать и опускать.
– В таком ранце только пятёрки носить, – сказала бабушка.
На третий день Федя взял компас, свистнул Вестового, и они по узенькой тропке начали подниматься на Лысую сопку. Это была самая высокая сопка у заимки: до вершины она была покрыта непролазным лесом, на самой вершине не росло даже травы. Она была каменная.
Федя уже бывал на Лысой сопке с дедушкой, а сегодня он поднимался один. Но он не боялся заблудиться. Ведь у него был компас. Он всё время смотрел на стрелку, стрелка дрожала, но упрямо показывала вперёд, как раз туда, куда вела тропинка.
Вестового компас не интересовал. Он без конца бросался в стороны от тропинки и лаял: сначала на белок и маленького полосатого бурундука, а потом с визгом понёсся догонять метнувшуюся в сторону дикую козу.
– Хоть ты и хорошая собака. Вестовой, а глупая. Разве можно догнать козу? Она, как молния… – сказал ему Федя уже на вершине.
Сверху вся дедушкина заимка казалась совсем крошечной: дом, сарай, амбарчик были маленькими, точно игрушечными, а конуры Вестового совсем не было видно. Зато Амур сверху казался ещё шире. Он как будто разрезал землю пополам. По обоим его берегам толпились молчаливые сопки; они выглядывали друг из-за друга, точно им всем хотелось посмотреть на Амур. Ближние сопки были зелёные, а дальние – синие. И сколько ни смотрел Федя, ничего, кроме сопок, не было видно, как будто на всём свете не существовало, кроме дедушкиной заимки, ни одного домика. Только сопки, тайга, небо над головой и широкий Амур.
А ведь где-то внизу по реке был Хабаровск, большой город с каменными домами, вверху был Благовещенск, а на западе, за горами и долами, – Москва…
На третий день дедушка сколотил новый рундук. В него уложили все одиннадцать пар носков, четыре пары унтов, меховую шубку-ма́лицу и все остальные Федины пожитки. Потом все вещи снова перекладывались, и дедушка строгал доски ещё для одного ящика. В него нужно было уложить то, что не поместилось в первый ящик и рундук.
– Можно подумать, что мы его не в город отправляем, а на необитаемый остров, – ворчал дедушка, но ворчал тихо, чтобы бабушка не услышала.
И вот наступил день отъезда. В обед к заимке должен был прибыть пароход. Федя вдруг почувствовал, что ему не так-то легко расстаться не только с дедушкой и бабушкой, но и с Вестовым, с козами и курами, с поросятами: жалко было расставаться даже со своими грядками на бабушкином огороде, хотя они были уже пустыми. Федя загрустил.
Он, как только проснулся, побежал на берег встречать дедушку. Дедушка каждое утро плавал на гольдячке проверять свой участок реки, смотрел, в порядке ли вешки и бакены, не повреждены ли береговые знаки.
Поджидая дедушку, Федя пускал по воде плоские камни – пёк блины. Блинов получалось много, а удовольствия Федя не испытывал. Кажется, он с радостью остался бы на заимке, если бы дедушка сказал: «Не уезжай от нас, внучек». Но дедушка сказал совсем другое:
– Ты что загрустил, Фёдор? Жалко с нами, стариками, расставаться? Надо, внучек, надо ехать. У нас в стране всем до единого полагается на восьмом году идти в школу. Сядем-ка поговорим, Фёдор.
Они уселись на берегу – большой, широкоплечий моряк с золотой бородой до пояса и маленький Федя. Но чем-то они были похожи друг на друга. Видно, дедушка много хотел сказать внучку, наставить его в жизни, внушить ему, как важно учиться, но ему трудно было подобрать такие слова, чтобы Федя его хорошо понял.
– Вот посмотри, внучек, на Амур-батюшку. Широк он?
– Широк, дедушка.
– Просторен?
– Просторен.
– Тут он течёт спокойно, а там вон, однако, воду рябит…
– А там коса… Ты что, забыл, дедушка?
– Пошто забыл? Не забыл. Сам ту косу вешками обставил, чтобы капитаны не сажали свои пароходы на мель… Я это к тому говорю, что в нашем Советском государстве у каждого сызмальства вот такая широкая и просторная дорога, как наш Амур-батюшка. Если, однако, сразу взять и пустить тебя одного по такой дороге, так ты, поди, никуда не придёшь. Заблудишься…
– А про компас ты забыл, дедушка?
Дедушка только усмехнулся.
– Можно и с компасом заблудиться, если вот этот нактоуз не работает. – Дедушка постучал пальцем по Фединому лбу. – Если поплывёшь ты с пустой головой на своей лодке, так она на мель сядет или за корягу зацепится, а то и кверху дном перевернётся. Стало быть, сначала нужно тебя научить, как той лодкой править.
Федя слушал дедушку не шевелясь. Хоть и говорил дедушка как будто совсем про другое, он понимал, что надо ехать учиться, что без этого нельзя.
– Будешь, Фёдор, хорошо учиться, большой корабль тебе доверят, плохо – такого доверия тебе не окажут, а коли совсем худо, так и лодка тебе достанется дырявая… А плохо учиться тебе никак нельзя: для тебя все дороги открыты, мы на твоём пути все мели вешками обставили, коряги динамитом взорвали… Значит, иди смело в жизнь, не трусь, не робей.
Дедушка подхватил Федю на руки и высоко поднял вверх.
– Вперёд, капитан! Не век тебе у деда на заимке сидеть. Пришла пора ехать молодцу со двора. Попутного ветра, капитан!
После обеда за верхней скалой протяжно загудел пароход. Федя, дедушка, бабушка заторопились на берег. Все вещи уже были погружены на гольдячку.
– Все не поместимся, – сказал дедушка, – ты, мать, прощайся здесь.
Бабушка обняла Федю вместе с его ранцем да так и застыла.
Из-за скалы показался пароход. Федя боялся, что пароход пройдёт мимо, а бабушка всё продолжала его обнимать.
Но пароход не прошёл. Кто-то на его мостике замахал красными флажками, и дедушка прочитал вслух:
– «Пристану к берегу».
Он снял свою фуражку, снял с Феди его кепку и помахал в ответ. Пароход развернулся и подошёл прямо к тому месту, где все они стояли. Дедушка поймал верёвку и накинул петлю на столб, врытый на берегу. С носа парохода подали сходни. На палубу высыпали пассажиры: они с любопытством смотрели на берег. Капитан поздоровался и крикнул Феде:
– Ну, давай на палубу!
В это время из каюты выбежал один очень высокий пассажир.
– Это что? Что за остановка? Почему без расписания? – начал он спрашивать у всех.
– Пассажира берём, студента, – ответил капитан.
– Студента? Очень интересно. Где он? Какого института?
Дедушка помог Феде подняться до половины сходней, а там его подхватили матросы, и он очутился на палубе. Первым к нему подбежал суетливый пассажир. Он осмотрел Федю со всех сторон, потрогал ранец, протянул руку и сказал улыбаясь:
– Петров, геолог. Очень рад познакомиться. Как тебя зовут?
Федя сразу оробел, но все кругом приветливо улыбались, тогда и он протянул геологу руку и твёрдо сказал:
– Фёдор Сергеевич Овчинников.
Пароход протяжно загудел, весь берег качнулся, и дедушка, бабушка, вся заимка поплыли в сторону от Феди. Федя бросился к борту и чуть не упал. Его подхватил на руки геолог.
– Держись, студент! В жизни бывает много встреч и разлук. Ещё свидишься с дедушкой и бабушкой.
Разворачиваясь, пароход всё дальше и дальше уходил от берега. Пассажиры обступили геолога и Федю; они махали руками дедушке и бабушке, как старым знакомым. Дедушка махал в ответ фуражкой, бабушка – платком, и даже Вестовой бегал по берегу и, тявкая, махал Феде своим пушистым хвостом.
Федя вытащил из кармана платок, развернул его и держал в вытянутой руке до тех пор, пока заимка не скрылась за скалой. Тогда Федя насухо вытер платком глаза и весело всем улыбнулся.
А впереди, сверкая под лучами солнца, между дремучих таёжных сопок, чуть тронутых осенним багрянцем, катил свои могучие воды широкий и просторный Амур-батюшка.
Отсюда начиналась великая советская земля.
Большая медведица
Осенью появился в посёлке Лиманном никому не знакомый человек. Вещей у него было немного – чемодан да заплечный мешок. Зато удочек он привёз целый пучок в матерчатом чехле, а в кожаном – двуствольное ружьё… А ещё он привёз такую хорошую улыбку, что к нему сразу потянулись и большие и маленькие…
– Откуда вы узнали про наш посёлок? – спрашивали его. – Кто посоветовал вам сюда приехать?
– Никто… Сам вас разыскал, – сказал весёлый человек. Посмотрел на небо и добавил: – Пролетал я вон за той тучкой и увидал сверху ваш посёлок.
– Так вы, дяденька, лётчик! – догадались ребята.
– Точно. Лётчик… Увидал я ваши места и подумал: тут непременно и рыбы много в море и в лимане, и дичь по камышам водится. Хорошо бы здесь отпуск провести. Не ошибся я?
– Правильно сделали, что приехали. Хорошо отдохнёте, – заверили посельчане лётчика. – Устраивайтесь как дома…
Дружбу с лётчиком большие и малые поделили между собой так: на охоту он со взрослыми будет ходить, на рыбалку – с ребятами. Оказался Николай Сергеевич не только весёлым, но и щедрым человеком.
Нужно тебе крючков?.. Бери, пожалуйста… Лески у тебя нет?.. Вот тебе леска, как струна крепкая… Нет поплавка?.. Выбирай любой, по вкусу.
Кто отродясь рыбной ловлей не увлекался, и те удочками обзавелись. С самим Николаем Сергеевичем полно ребят на байде[6]6
Байда – местное название большой рыбачьей лодки.
[Закрыть] выезжало в лиман или пролив, которым лиман с морем соединяется, а за ними ещё две-три лодки идут. Только рыбы из таких походов привозили ребята немного. Какая уж там рыба, если Николай Сергеевич поведёт рассказ о том, как на Северном полюсе экспедиции высаживались! А если начнёт вспоминать о боевых вылетах своих друзей – лётчиков? Да тут хоть красная рыба на крючки цепляйся, хоть шемая с рыбцом клюй, никто и не пошевелится, чтобы подсечку сделать…
Особенно к лётчику привязались шестеро ребят-погодков из четвёртого класса. Они и до Николая Сергеевича вместе держались, вместе и теперь ходили за ним по пятам. Попробуй кто оторвать их от него!..
Возьмётся Николай Сергеевич за сачок, чтобы наловить рачков-креветок на наживку, а ребята тут как тут:
– Дядя Коля, уже! И рачки наловлены, и черви накопаны, якоря на месте, вода из лодки вычерпана… Едемте поскорее!..
Пробовали и другие ребята и рачков ловить и червей копать, да только рачки у них почему-то ловились мелкие, неприметные; черви копались худые, вялые. Спорь сколько хочешь, что это совсем не так, – разве их, шестерых, переспоришь?
Услыхал лётчик такой спор и рассмеялся.
– Вы, – говорит, – мне моё собственное детство напомнили. Только в нашей компании было на одного больше – семеро нас было. А верховодил у нас Аркадий… Выдумщик был! Один раз вечером говорит нам: «Деточки, посчитайте, сколько звёзд горит в созвездии Большой Медведицы». Насчитали мы семь звёзд. «Интересное совпадение, – говорит Аркадий. – Звёздочек семь, и нас семеро. Звёздочки всегда вместе, и нас водичкой не разольёшь… А созвездие это в народе ещё Большим Ковшом называется. И знаете, что в том ковше? Брага дружбы!.. Давайте мы эти звёздочки поделим меж собой!» Всем нам очень понравилась выдумка Аркадия. Я был самым маленьким во всей компании, и мне досталась самая последняя звезда в хвосте Медведицы.
– И вы всё время вместе были? – допытывался Костик Вечнов, которого ребята вроде как за старшего у себя считали.
– Нет. После школы разъехались мы в разные стороны. Но друг о друге помнили. До самой войны переписывалась наша Большая Медведица. Надо было – приходили друг другу на выручку. А теперь вот, после войны, я и не знаю, остался ли кто из нашего созвездия, кроме меня…
– И Аркадий ваш погиб?
– Не знаю, ребятки, не знаю… – ответил Николай Сергеевич, задумался и вдруг сказал: – Что мне надумалось, ребята. Принимаю вас в Медведицу!
Просто непонятно, как ребята не задохнулись от нетерпения в этот день, дожидаясь вечера. Какая кому достанется звезда?
– Чур, мне первому! – крикнул Алёшка Чибиков.
– Почему это? – окрысились на него ребята. – Или ты лучше всех?
– Не спорьте… Разделим по алфавиту, – сказал лётчик.
По алфавиту досталась Алёшке предпоследняя звезда. Он надулся. Тогда Костик предложил ему:
– Давай меняться. У меня первая…
– А почему ты хочешь меняться? – подозрительно посмотрел на него Алёшка.
– Какое тебе дело? Хочу и меняюсь! Ну?
– Ладно. Только менки-не-разменки!
– Менки-не-разменки, – согласился Костик. – А менялся потому, что теперь я буду рядом с Николаем Сергеевичем. Понял?
Алёшка опять было надулся, но быстро отошёл: всё-таки первая звезда важнее. Без этой звезды трудно отыскать самую главную звезду на небе – Полярную, вокруг которой все остальные звёзды вращаются. А найти её не так уж трудно. Надо через две первые звезды Медведицы провести вверх воображаемую линию. Первая яркая звезда чуть правее этой линии и будет Полярная звезда.
– Ну, друзья, – сказал Николай Сергеевич, – дело вроде бы и шуточное, но в нём и серьёзного много, если по-настоящему о дружбе подумать… Кстати, что планирует Медведица завтра делать?
– У меня есть план на сегодня! – крикнул Алёшка. – Я бегал на пристань смотреть, что старики из лимана привезли. Знаете, сколько они тарани сегодня взяли? Центнеров десять! И какая тарань! Лапти!.. Сейчас луна как арбуз. Светло. Едемте на ночь в лиман…
При луне Николаю Сергеевичу ловить ещё не приходилось, и он согласился.
– Только, боюсь, как бы погода не испортилась, – сказал он. – Плечо у меня побаливает…
Был прилив. Морское течение легко несло байду в лиман. Николай Сергеевич сидел на кормовом весле, ребята – на распашных. Но они не столько гребли, сколько на свои звёзды поглядывали. Проехали камыши, проехали островок Бабинник.
– Здесь старики брали рыбу, – сказал Алёшка. – Отдавайте якоря! Сегодня будем с рыбкой…
– Уже считаешь? – набросился на него Никитка, страсть не любивший, когда считали улов, да ещё и не пойманный: плохая примета.
И действительно, Алёшка как будто накликал неудачу: просидели ребята час и второй без единой поклёвки. И Николай Сергеевич сидел сегодня какой-то притихший, насторожённый.
– Вы рассказали бы нам что-нибудь… – попросили ребята.
– Да что рассказывать… Кажется, я всё уже вам пересказал… А думаю я сейчас вот о чём: не смотать ли нам удочки и не убраться ли восвояси?
– Почему? – удивился даже Костик.
– Да объяснить это трудно… Погода мне не нравится. У меня собственный барометр – пуля в плече. Ноет… Да и клёва нет.
– Сейчас взойдёт луна, и вот увидите, какой начнётся клёв! – заверил Алёшка. – Закидывать не поспеешь…
Взошла луна. Она действительно была круглая и красная, как разрезанный арбуз. При её свете скоро начали меркнуть звёзды. Даже Большая Медведица теперь еле угадывалась на северном небосклоне. А следом за луной поднялась на небо чёрная туча, похожая на дракона. Дракон раскрыл пасть и проглотил луну.
– Сматывайте удочки! – вдруг строго приказал Николай Сергеевич.
– Зачем, Николай Сергеевич? У меня клюнуло… честное слово, клюнуло! – крикнул Алёшка. – Даже поймалось что-то большое…
Он стал торопливо вытаскивать закидушку. На одном из крючков действительно билась крупная тарань.
– Сматывать удочки! – ещё строже приказал лётчик.
Ребята нехотя стали выбирать свои закидушки. И, как назло, почти у всех попалось по крупной тарани, а у Алёшки, который успел закинуть ещё раз, поймалось сразу две.
– Что ж мы, тучки какой-то испугались? – ворчал он.
– Отставить разговоры! Выбирайте якоря… Разбирайте вёсла…
Тяжёлая байда медленно двинулась против течения к посёлку, мерцавшему огнями на противоположной стороне лимана. Николай Сергеевич молча сидел на корме. Если бы было немного посветлей, то ребята заметили бы, как по его лицу порой пробегали болезненные судороги: пуля в плече всё сильнее давала о себе знать.
Даже самый сильный ветер начинается с лёгкого ветерка. Первого порыва ветра ребята и не заметили, второй заставил их поёжиться и запахнуть тужурки, а когда налетел третий порыв, лодка остановилась, точно упёрлась носом в ил или песок. У Алёшки ветром сорвало кепку и швырнуло за борт.
– Ловите! Ловите! – завопил Алёшка. – В ней крючки и запасная леска…
Он сам перевалился через борт и стал шарить в темноте руками. Лодка накренилась, сразу поднявшиеся волны стали перехлёстывать через борт.
– Сидеть смирно! – крикнул Николай Сергеевич. – Костик, переходи на корму, я сам сяду на вёсла. Держи прямо на огонёк в посёлке.
– Прямо нельзя – на меляк выедем, – сказал Костик.
– Не рассуждать! – рявкнул и на него лётчик и так заработал тяжёлыми дубовыми вёслами, что затрещали уключины.
Лодка медленно, очень медленно двинулась к посёлку против ветра и течения.
Хлынул дождь. Хлёсткий, ливневый, холодный.
– Ложись на дно лодки! – прокричал лётчик, сорвал с себя плащ и набросил его на притихшую кучу ребят. – Держите, чтобы ветром не сорвало…
В посёлке потух последний огонёк.
Утром Николай Сергеевич не смог слезть с печки, куда его уложила хозяйка, тётка Марфа. Не помогли ни чай с коньяком, ни растирание одеколоном, ни тулуп с валенками.
– Воспаление лёгких, – сказала молодая фельдшерица Клава. – В больницу надо…
Тётка Марфа перекрестилась, дядька Трофим сердито сплюнул: дожди размыли дорогу, на море свирепствовал шторм, рыбацкий посёлок на несколько дней был отрезан от района.
– Только на быках или на лошадях… – сказал дядька Трофим.
– Нет, нельзя. Шестьдесят километров он не выдержит, – ответила Клава. – Давайте в город радиограмму, а я буду делать пока всё, что смогу.
Скоро её вызвали в радиорубку рыбцеха. С ней говорил врач-полковник. Он расспросил о состоянии больного, дал указания, что делать, а в заключение сказал:
– Держитесь. Я вылетаю к вам.
Ребят к больному не пустили, а дядька Трофим даже накричал на них:
– Всё из-за вас, сорванцы! Вы, как те судаки, лежали на дне байды, а он таскал вас по лиману до света. Залез в ледяную воду и тащил байду через меляки…
Ребята не оправдывались, но и со двора не уходили. Только было их во дворе всего пять человек, а шестой в это время бродил за посёлком по мокрому леску. Море шумело, плевалось солёной пеной, швыряло ему под ноги клочья почерневшей морской травы…
Когда Клаве удалось немного сбить температуру, Николай Сергеевич пришёл в себя.
– А где же Большая Медведица? – спросил он громким, срывающимся голосом.
– Бог с тобой, Сергеевич… Какая ведмедица? У нас и волчишки паршивого здесь не встретишь. Видится тебе это с жару, – начала успокаивать его хозяйка.
Даже сильный жар не сжёг весёлой улыбки у этого человека. Он показал глазами на окно:
– А под окном кто стоит?
– Да ребята там, ребята… Я их сейчас вот пугну рогачом, чтоб тебе не мерещилось невесть что!
– Гнать не надо. Сюда зовите. Всех, всю Медведицу, – попросил больной.
Тётке Марфе не пришлось звать ребят. Разве могли они, следившие через окно за каждым вздохом лётчика, пропустить тот жест, каким он позвал их к себе!
– А вы говорите, что у вас медведиц не водится, – шутил Николай Сергеевич. – Вот она…
Но тут же взгляд лётчика беспокойно забегал по лицам ребят. Он даже приподнял голову.
– Не все? – удивился он.
– Прогнали мы Алёшку, – чужим голосом сказал Костик, – Из-за него всё вышло… Хапуга он! Лески аж две у вас хапнул…
– И крючков нахапал. Вся подкладка в кепке была ими утыкана, – добавил Никита. – На рыбу жадный. Поймает судачонка в палец – ни за что не выпустит! Не нужен нам такой…
– Не нужен? Так… Он вам не нужен… А вы ему? Ну, как думаете, вы ему нужны? – спросил Николай Сергеевич, закрыл глаза и отвернулся к стене.
Хозяйка замахала на ребят полотенцем, точно хотела их, как мух, выгнать за порог.
– Надо разыскать Алёшку, – сказал Костик. – Дома, наверно.
Алёшкина мать сказала, что сына нет уже с самого утра.
Обошли ребята весь посёлок, лазили через дыру в заборе на причал рыбцеха, думали – может быть, он там бычков ловит. Не нашли. Наконец кто-то сказал, что Алёшка вроде как за посёлок подался. Там его и увидели ребята на берегу моря. Сидит на мокром песке, голову ниже колен опустил.
– Видали? – сказал Никита. – Его Николай Сергеевич спрашивает, а он по бережку разгуливает!
– Ври! – не поверил Алёшка.
– Спрашивал, – подтвердил Костик. – Только имей в виду: мы тебя теперь воспитывать будем.
Алёшка вскочил и побежал следом за ребятами. На бегу он крикнул:
– Ребята, а вы знаете, что Николай Сергеевич настоящий герой?
– Ещё бы не герой! Пропали бы мы без него.
– Да я не про то. Китель его на стене видел, звёздочка золотая на кителе…
Ребята остановились. Тут уж Алёшка не мог соврать. Вот это человек – Николай Сергеевич! Чуть ли не месяц прожил в посёлке и ни разу кителя с Золотой Звездой не надел!
– Эх! – вырвалось у Костика. – Дать бы тебе по шее…
– А тебе? А всем нам? – вступился кто-то за Алёшку.
Ребята только было собрались снова бежать в посёлок, как над головами их раздался необычный шум мотора. Огромная красная стрекоза медленно опускалась с неба на краю посёлка.
– Вертолёт! За ним прилетели! Надо показать хату! – крикнул Костик.
Первым из вертолёта вышел высокий полковник с чемоданом в руке. Под шинелью у него ребята заметили белый халат. За полковником вышли два лётчика. Они вынесли носилки и резиновые подушки.
– Мы покажем дорогу, – еле выговорил запыхавшийся Алёшка.
Ребята и не пытались войти в хату. Они уселись стайкой на камышовых снопах во дворе и нахохлились, как воробьи в непогоду. Сидели, молчали и не спускали глаз с окон, вздрагивали при каждом лязге щеколды. К вечеру на снопах уже не осталось ни одного местечка, и все, кто приходил потом, устраивались кто где мог.
Из хаты выбежала Клава. Все подались к ней с немым вопросом. Она только покрутила головой и бросила на бегу:
– Нельзя сейчас везти… Нетранспортабельный…
Слово это показалось таким страшным, что ребята ещё теснее прижались друг к другу.
Зажглась первая звезда, вторая… десятая… загорелось созвездие Большой Медведицы и указало путь к Полярной звезде. К полуночи большинство ребят разошлись, но шестеро остались на снопах. Дважды выходил из хаты полковник в белом халате. Он молча шагал по двору, никого не замечая, курил одну папиросу за другой. Один раз он остановился и долго смотрел на небо. Ребята могли побожиться, что смотрел он на Большую Медведицу.
А ковш Медведицы всё кренился и кренился, последняя его звезда, звезда Николая Сергеевича, всё ниже и ниже опускалась к земле, и от этого у ребят всё сильнее щемило сердца.
С рассветом снова на снопах было полно ребят. Они пришли уже с портфелями, чтобы прямо отсюда идти в школу. И вот по каким-то еле уловимым признакам – по блеску в глазах Клавы-фельдшерицы, по походке полковника, даже по тому, как потянулся один из лётчиков с вертолёта, хрустнув суставами, – ребята поняли, что другу стало легче.
А когда поднялось солнце, Николая Сергеевича, укутанного одеялами, вынесли на носилках из хаты. Как изменился он за этот день! Но и теперь он оставался весёлым человеком. И запавшие глаза его лучились, и на осунувшемся лице играла улыбка.
– Аркадий, подожди минутку, – попросил он. – Видишь их? Это новая Большая Медведица…
– Да? Очень интересно, – пробасил полковник. – Только почему их не семь, а семьдесят семь?
– Ничего, – улыбнулся лётчик. – Это только в небесных созвездиях старые звёзды не гаснут, новые не загораются. А наши созвездия дружбы пусть растут и светят ярче небесных… Пусть!