Текст книги "Боцман знает всё"

Автор книги: Андрей Шманкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Афен-пинчер

У щенка было всё, что положено: четыре лапы, два уха, три чёрные точки на мордочке (нос и два глаза) и хвост кренделем. Шерсть у него была белая с жёлто-розовым отливом, росла космами, точно он был сшит из овчины. Он мог спать на спине, совсем не по-собачьи; а когда бодрствовал, то лежал на брюхе, нелепо раскинув лапы по сторонам. Как он попал во двор, никто из ребят не знал. Все брали его на руки, тискали, говорили: «красавчик», «хорошенький», но никто не собирался взять его домой. Только один Вовка сумел прочесть в его глазах глубокую щенячью тоску по мягкой подстилке и тёплому углу и косточке от обеда, на которой остался бы хоть запах мяса…

«Будь что будет», – решил Вовка и понёс щенка домой.

– Ты вот что, Вовка… Ты скажи матери, что это очень породистый щенок, что ему прямо цены нет, – посоветовал Вовке его приятель Лёшка.

– Да ты что? – уставился на него Вовка. – Такой породы и не придумаешь, чтобы она к нему подходила.

Лёшка взял щенка, долго рассматривал его, морщил лоб и вдруг решительно объявил:

– А здесь и подбирать не надо породу. Это самый что ни на есть настоящий афен-пинчер.

– Что-о-о? – опешил Вовка. – Какой пинчер?

– Афен! По-немецки значит «обезьяний». Понятно? Обезьяний пинчер. Можешь посмотреть в Большой советской энциклопедии. Что же ты, сам-то не видишь, что ли? Он же вылитая обезьяна!

И, как будто в подтверждение этому, дома мать сказала:

– Батюшки! Где ты такую обезьяну выкопал?

А когда Вовка спустил щенка с рук и тот улёгся на брюхо, раскинув лапы, мать так рассмеялась, что и без просьбы Вовки судьба Афена была решена – он обретал дом и хозяина.

Вот уж чего нельзя было сказать про Афена – это того, что он рос не по дням, а по часам. И часы проходили, и дни, и месяцы, а щенок как был с рукавичку, так таким и остался. Только, может быть, в весе немного прибавил да в глазах у него уже не было щенячьей тоски. Всё шло хорошо, как вдруг однажды приходит Лёшка и спрашивает:

– Ты кулешовскую Альму знаешь?

– Знаю, – ответил Вовка.

Кулешовскую Альму нельзя было не знать: это была такая немецкая овчарка, какой трудно подыскать пару для сравнения.

Вчера ощенилась, – сказал Алёшка. – Всего пять щенков. Одного Серёжка по дружбе уступает нам. Понятно?

– Ничего не понятно, – ответил Вовка. – Он же не бесплатно?

– Ясно, нет. Пятёрку, по дружбе. Настоящая цена тридцатка… Два с полтиной у меня есть, давай и ты столько. Щенок пополам будет.

– Да откуда же я возьму?.. И у меня уже есть щенок, – сказал Вовка.

– Стоп! – перебил его Лёшка. – Вот тебе и деньги. Завтра воскресенье – поедем на Птичий рынок и продадим твоего Афена. Может, и дадут за него два пятьдесят…

Вовка от неожиданности долго не мог даже слова выговорить: как это так – продать Афена?

– Да очень просто! Продадим, и всё. Что с ним возиться? Я ведь наврал, что он Афен. С ним и на улицу выйти нельзя – засмеют… А с овчаркой, на поводке…

Лёшка нарисовал такие картины, так расписал будущую золотомедальную овчарку, что Вовка наконец согласился расстаться с Афеном. На следующий день, стараясь не смотреть щенку в глаза, засунув его за пазуху, Вовка отправился с Лёшкой на рынок.

Они еле протиснулись сквозь бесчисленную толпу голубятников, птичников, рыболовов и охотников в тот дальний угол базара, где разрешалось продавать собак. Долго на них никто не обращал внимания, потом один здоровенный малый бесцеремонно вытащил Афена у Лёшки из-за пазухи, с минуту молча рассматривал его, потом вдруг загоготал на весь базар.

– Это что же за порода такая? – гремел он.

– Афен-пинчер, – сказал Вовка.

– «Обезьяний пинчер» по-русски, – перевёл Лёшка.

– Что, что? Обезьяна? Точно, обезьяна… Хо-хо-хо!..

Вовка хотел отобрать щенка, но его оттеснили.

Сразу собрался народ, к щенку потянулись десятки рук: кто хотел потянуть за ухо, кто дёрнуть за лапу; один пустил струйку дыма прямо в нос щенку, и тот отчаянно фыркнул и зачихал. Это ещё больше развеселило верзилу, державшего Афена за загривок.

– Что, не любишь, подлей? Хо-хо-хо!.. Стой, парень, а сколько ты за него хочешь? – спросил он.

– Два пятьдесят, – сказал Лёшка. – Берите – замечательный щенок.

– Дороговато для одной варежки! – опять захохотал верзила. – Была бы пара таких обезьян, взял бы… Как раз вышло бы две рукавички.

– Отдай! – закричал Вовка, подпрыгнул и повис на руке верзилы. – Отдай, говорю!..

Верзила отпустил руку.

Схватив щенка, Вовка торопливо принялся засовывать его за отворот пальто.

– Ты чего? – зашипел ему в ухо Лёшка. – Может, он и на самом деле купит…

Но Вовка уже не слушал его. Он торопливо, нагнув голову, пробирался через толпу к выходу. Лёшка не поспел за ним и отстал.

Выбравшись за ворота, Вовка вскочил в первый попавшийся трамвай и уехал. Только когда трамвай прошёл одну остановку, он немного пришёл в себя, бережно достал Афена и прижался щекой к его мягкой шёрстке.

– Мальчик, сколько стоит твоя собака? – вдруг спросила его девочка лет пяти.

– Тысячу рублей! – зло ответил ей Вовка.

– Папа, купи щенка за тысячу… – начала ныть девчонка.

Вовке показалось, что папа и на самом деле полез в карман за деньгами.

– Нет! Не продаётся! – крикнул он и бросился к выходу.

Вечером, когда в доме все уснули, Вовка взял Афена с его подстилки, положил рядом с собой под одеяло и прошептал ему на ухо где-то услышанную поговорку:

– «Хорошо, когда собака друг, но плохо, когда друг – собака»…

И трудно было понять, кому он это адресовал – Лёшке или самому себе.

Про октябрёнка Гришу, пионера Мишу и про козла Разбойника с большой дороги

Все, кто живёт далеко на севере, за Полярным кругом, считаются заполярниками. Октябрёнок Гриша и его друг пионер Миша тоже заполярники. Они живут так далеко на севере, что дальше уже и земли нет, дальше лежит Баренцево море, а за ним Северный Ледовитый океан…

Про посёлок, в котором они живут, тоже надо сказать, что он заполярный. И про дорогу, по которой Гриша и Миша в школу ходят. Она особенная, эта заполярная дорога: сколотили её из толстых досок и уложили на большие валуны – обломки скал – и на высокие деревянные козлы. Без такой дороги трудно было бы ребятам ходить в школу. Летом и осенью им пришлось бы через каждый валун перебираться, через каждый ручеёк перепрыгивать, а зимой их пришлось бы каждый раз выкапывать из сугробов при свете северного сияния.

Ну, а если бы посредине дороги не было заполярного моста через заполярный поток с водопадом, с которого летом ребята ловили заполярную рыбу кумжу, на котором и произошло всё, о чём дальше будет речь, Гриша не ходил бы в первый класс, Миша – в пятый и оба они остались бы заполярными неучами.

…Через поток с водопадом не перепрыгнешь, не переплывёшь его даже на заполярной лодке.

В первый раз Гришу в школу привела мама. За ручку привела. Но уже на второй день Гриша сказал решительно:

– Я не маленький и сам дойду! Ты думаешь, что я никогда до школы не добегал? Ещё сколько раз…

Мама спорить не стала.

– Правильно, сынок! – сказала она. – Не век же мне тебя за ручку водить… Вот тебе завтрак: хлеб и кусок жареного палтуса. Сам укладывай всё в ранец и сам отправляйся в школу.

Взрослому человеку, такому, как Гришин папа, рыбак-помор, дорога от дома до школы покажется совсем пустяковой, а самому Грише она кажется длинной-предлинной. До моста сколько да ещё после моста столько же! А вот пионеру Мише она по-разному представляется: выучит он уроки – бегом в школу бежит, Гришу на мосту обгоняет, не выучит – целый час плетётся, за каждый сучок цепляется, с моста в воду щепки швыряет, отправляет «корабли» на верную гибель в водопаде…

Выскочил Гриша поскорее за дверь, чтобы мама не успела поцеловать, и побежал в школу. Половину дороги, до моста, он пробежал благополучно, а вот на самом мосту его ожидала рогатая и бородатая неприятность – тот самый заполярный козёл Разбойник грязно-серого цвета, про которого по посёлку ходили легенды и которого даже взрослые побаивались.

Одни рассказывали про козла, что он, забредя однажды на грузовой причал, увидал там новенький трактор, только что выгруженный с парохода, принял его за соперника и так поддал трактору в бок рогами, что тот перекувырнулся в воздухе и утонул чуть ли не на середине бухты.

Другие рассказывали, что заполярный разбойник однажды ворвался в продовольственный магазин, разогнал всех продавцов и покупателей, опрокинул кассу вместе с кассиршей, запер завмага в кладовой на щеколду и хозяйничал в магазине, пока не уничтожил всё продовольствие… Пожарную команду вызывали!

Ну, а про то, что он пачками жрёт табак-махорку, что ходит и подбирает окурки, глотает их прямо с огнём, знали в посёлке все: и старый и малый…

И вот теперь этот Разбойник стоял как раз на середине моста, смотрел на Гришу, и ничего хорошего в его взгляде Гриша для себя не видел.

«Как даст рогами, так я кувырк в водопад… Ищи меня потом на дне залива, рядом с тем трактором…» – подумал Гриша.

Можно было бы подождать, когда пройдёт кто-нибудь из взрослых или Миша подоспеет, но так недолго и в школу опоздать. И кто знает, выучил сегодня Миша уроки или не выучил? Может, они такие трудные, что их и выучить нельзя?..

– Уходи отсюда! – крикнул Гриша козлу. – Мне в школу надо!

Но Разбойник и ухом не повёл, вроде он за шумом водопада ничего не слышал. Тогда Гриша решил его задобрить: он снял ранец, достал из него завтрак и швырнул козлу под ноги.

Разбойник крикнул: «Мэ!» – попробуем, дескать, чем вас кормят! – и принялся уничтожать рыбу, помахивая от удовольствия коротким хвостом…

А Гриша тем временем бочком, бочком проскочил мимо козла и припустился в школу.

На большой перемене все ребята завтракали, а Гриша наш только слюнки глотал…

Разбойнику Гришины завтраки вот как понравились: он и на другое утро встретил Гришу на мосту. Знал, злодей, что мост не минешь, стороной не обойдёшь…

– Как тебе не стыдно! – принялся стыдить козла Гриша. – Вон сколько ещё травы кругом, а ты у меня завтраки отбираешь…

Но козёл опять притворился, что ничего не слышит, и так в ответ сердито чихнул и топнул ногой, что ранец сам собой слетел с Гришиных плеч, сам раскрылся, и завтрак – котлета с хлебом – полетел к ногам Разбойника.

И опять на большой перемене все ребята ели свои завтраки, а Гриша только воды кипячёной попил из бачка, чтобы в животе не было скучно…

Дома он так набросился на еду, что отец с матерью глазам своим не поверили.

– Что с тобой? – сказала мама. – Неужели это уроки на тебя такой аппетит нагоняют? Раньше, бывало, тебя силком надо было за стол усаживать…

Что мог ей ответить Гриша? Рассказать про Разбойника? Тогда она непременно станет водить его в школу за ручку…

«Нет! Лучше с голоду помру, а не скажу!» – решил Гриша.

– Это, наверно, потому, что я теперь вот такой физкультурой занимаюсь… – сказал он и сделал «вдох» и «выдох».

Разбойник собирал дань аккуратно, не пропуская ни одного утра.

Грише показалось, что он даже поправляться стал, в боках раздался. А как-то приснилось, что козёл до того растолстел, что загородил весь мост через поток… Съев завтрак, он потребовал, чтобы Гриша отдал ему ранец, и слопал ранец вместе с букварём, тетрадками, ручкой и карандашом… Один только ластик выплюнул: не смог разжевать…

Но и этого Разбойнику, ставшему великаном, было мало. Он топнул ногой и потребовал страшным человеческим голосом:

«Скидывай берет!» И, даже не пожевав его, проглотил…

«А теперь скидывай форму!» – потребовал обнаглевший Разбойник, и форма последовала за ранцем и беретом…

Но и этого козлу было мало!

«А теперь сам полезай ко мне в пасть!» – потребовал он совсем уж кошмарным голосом и разверз перед дрожащим Гришей пасть, громадную, как пещера…

Тут уж Гриша закричал не человеческим голосом, а по-козлиному, жалобно-жалобно: «Бе-е-е!» – попятился от чудовища, оступился и полетел прямо в водопад, на страшные подводные валуны…

Конечно, полетел он на самом деле не с моста, а со своей кровати, ударился не о валуны, а об пол… А что касается того, блеял ли Гриша по-козлиному, то мама уверяет, что блеял.

Она говорит, что проснулась от этого крика, бросилась к Грише, подхватила его на руки и принялась тормошить:

– Что с тобой, сынка? Не заболел ли ты? Может быть, ты переел за ужином?

Гриша пришёл в себя и сказал маме:

– Нет! Ничего я не заболел… Это мне такой страшный сон приснился… Будто стою я на мосту и подходит ко мне козлище… «Скидывай, говорит, ранец!» А я ему: «Фиг тебе, а не ранец!» Да как схвачу его за рога, да как запущу прямо в водопад! Он как трахнется об валуны да как закричит: «Бэ-э!»…

Собираясь в школу, Гриша сказал матери:

– Не давай ты мне завтраки… Ты лучше давай мне денег. У нас в школе буфет открыли…

– Хорошо, – сказала мама и дала Грише рубль. – Сдачу, чтоб не потерять, положишь в ранец.

Разбойник был на посту. Он расхаживал по настилу, моста, сердито фыркал от нетерпения, отрывал от досок щепки и жевал их прямо с гвоздями. Увидав Гришу, он гневно крикнул: «Бэ-э!» Наверно, это значило: «Ты почему заставляешь меня ждать?»

– Нет у меня, злище-козлище, никаких завтраков! Вот, рубль мамка на завтраки дала!.. – крикнул Гриша и показал козлу рубль.

А тот хоть бы понюхал рубль! Нет! Выхватил он из Гришиных рук целковый и принялся его жевать…

– Отдай! – завопил Гриша на всё Заполярье, но козёл только рогами в ответ помотал.

– А что он у тебя отнял? – спросил подбежавший Миша.

– Рубль, который мне мама на завтраки дала… – ответил Гриша.

– А зачем ты всяких нахальных козлов рублями кормишь? Их надо за разбой берёзовой кашей кормить! – сказал Миша, отвёл Гришу в сторонку, вооружил его хорошей берёзовой хворостиной и добавил: – Иди смело прямо на него, а хворостину держи за спиной… Как только он заступит тебе дорогу, так ты и угости его берёзовой кашей! Мало будет – добавки всыпь… Да не трусь! Скоро пионером будешь…

Гриша так и сделал. Он собрал всю свою храбрость, двинулся на мост и, как только Разбойник преградил ему дорогу, требуя к рублю ещё и хлеба с рыбой, огрел его хворостиной. От неожиданности козёл даже на задние ноги присел…

После первой же добавки «берёзовой каши» он бросился со всех ног наутёк. На досках настила остался только вконец изжёванный рубль. Гриша поднял его двумя пальцами, поморщился и бросил в водопад: на такой рубль уже ничего нельзя было купить.

Однако Гриша не огорчился – это был последний день, когда он остался без завтрака на большой перемене. Впрочем, Миша поделился с ним по-братски куском пирога с рыбой и рисом.

– На́! За храбрость! – сказал он.

Разведка третьей стороны

Сержант Синельников вернулся от командира батальона озабоченным и так посмотрел на солдат, что те понимающе переглянулись.

– В разведку пойдём… – шепнул Сосипатров своему другу ефрейтору Ивлеву. – Вот увидишь…

– Разговорчики… – коротко бросил сержант и снова посмотрел на всех, что-то прикидывая в уме. – Нам дано серьёзное задание: пойдём в разведку. В пяти километрах отсюда есть деревня Нагорки, за деревней скрещиваются две дороги… Нашему командованию необходимо знать, как противная сторона использует их. Это задача. Выполнять её будем так, как будто противной стороной является не наш второй батальон, а самый настоящий противник.

Сержант помедлил немного и, как и ожидали солдаты, добавил:

– Помните золотое суворовское правило: «Тяжело в ученье – легко в бою».

Синельников вызвал из строя Ивлева и Сосипатрова. Им он поручил идти передовыми.

– Маршрут я вам сейчас объясню…

– Разрешите обратиться, товарищ сержант, – сказал Ивлев.

– Слушаю вас…

– Я эти места, товарищ сержант, отлично знаю и дорогу в Нагорки хоть ночью найду…

– Отлично… Это облегчает нашу задачу. А разве вы из этих мест?

– Нет, я москвич… Но тут недалеко пионерский лагерь нашего завода, и я шесть раз в нём бывал. Последние годы был как вожатый.

– Ну тогда вам и карты в руки… А вернее, не надо в руки никакой карты. Проведёте нас кратчайшим путём. На фронте знание местности часто помогало нашим разведчикам – используем фронтовой опыт, – усмехнулся сержант.

Ефрейтор действительно отлично знал местность: он вёл отделение еле заметными тропками, часто сворачивал с них и вёл прямо через лес. Он выбирал не только самый короткий путь, но и самый скрытный. Километра через три он оставил в дозоре Сосипатрова, а сам пошёл к сержанту:

– Товарищ сержант, отсюда можно пройти совсем коротким путём, только нужно будет переходить вброд речонку.

– Большая?

– Шириной метра три, но глубина по грудь…

– Беда, какая серьёзная преграда для русского солдата, – нарочно громко сказал сержант, так чтобы слышали все солдаты. – Ведите, ефрейтор…

Ивлев догнал Сосипатрова и резко свернул влево под уклон, в гущину ельника. Они пошли, осторожно ступая по мягкому ковру хвои, спускаясь всё ниже и ниже.

– Там, внизу, речушка будет, – сказал Ивлев. – Но разве она может служить преградой для русского солдата?

Чем ниже спускались разведчики, тем сильнее становился запах лесной прели. Он щекотал в носу и кружил голову, как хмель. Где-то рядом, справа, громко затрещал дятел, и сразу же слева застучал второй. Сосипатров беззвучно засмеялся.

– Автоматчики… Короткими очередями палят, – прошептал он. – Окружают…

– Пробьёмся… – в тон ему ответил Ивлев и тоже засмеялся.

Но вдруг ефрейтор перестал смеяться, с недоумением посмотрел вперёд, потом по сторонам.

– Что такое? Ничего не понимаю… – сказал он довольно громко.

– Что не понимаешь? Заблудились, что ли?

– Да нет… Шли всё время правильно… Только… – Ивлев взглянул снизу вверх на Сосипатрова, тот был на две головы выше его. – А ну посмотри со своей колокольни: что там впереди?

– Река впереди… А что?

– Вот именно – река! А должна быть речка… Речонка. Понимаешь?

– Ничего не понимаю, – сознался Сосипатров. – Какая разница – река, речка…

Разницу между рекой и речкой Ивлев мог бы объяснить, а вот как вместо небольшой речонки внизу перед ними очутилась широкая и, видать, глубокая река, этого он объяснить не мог и приказал Сосипатрову вызвать сержанта.

– Непонятное что-то, товарищ сержант… Чудеса какие-то, – начал докладывать Ивлев, но сержант перебил его:

– Яснее… Чудес в военном деле не бывает.

– Бывают, оказывается, – с жаром начал было Ивлев, но тут же спохватился: – То есть я вот про это говорю. – Он указал рукой вниз. – Тут ручей был, а не речка… Вот честное пионерское…

Сержант усмехнулся.

– А кстати, товарищ ефрейтор, когда вы последний раз были в вашем лагере?

– Да не так давно… Три года назад…

– Три года-а-а… – протянул сержант. – Ну, знаете, в наше время это такой срок, что на месте вашего лагеря могли металлургический комбинат выстроить. А что рядом с вашим лагерем – колхоз был?

Ивлев посмотрел на сержанта и вдруг хлопнул себя рукой по лбу.

– Вот пустая-то голова! Ясно, товарищ сержант. Ещё при мне поговаривали колхозники о гидростанции. Только колхоз здесь был маломощный…

– Теперь, наверное, объединились, – вставил Сосипатров. – У нас тоже, пока сами по себе жили, только мечтали об электричестве, а как пришло слияние, так за год станцию отгрохали на Безымянке… А она у нас далеко не Волга. И деревня наша Куриным бродом называется… Сами понимаете, товарищ сержант.

– Понимаю… Своими руками межколхозную ГРЭС строил. Но об этом мы с вами в другое время поговорим, а сейчас надо выполнять боевое задание. Это во всех отношениях лучше, что нам встретилась такая преграда. Поучимся преодолевать… Вы, Сосипатров, приведёте сюда отделение, а мы спустимся с ефрейтором к реке и посмотрим, что там и как.

Ширина новой реки была не меньше ста метров и не сужалась ни вниз, ни вверх по течению. Не видно было и переправ на ту сторону.

– Придётся на подручных средствах форсировать, товарищ сержант, – сказал Ивлев.

– Придётся… Только не в этом месте. Тут слишком зрителей много, – ответил Синельников и показал на ребят, что сидели с удочками на том берегу.

– Из нашего лагеря, – уверенно определил Ивлев.

– А в каком часу они обедают?

– В два…

Сержант посмотрел на часы.

– Значит, просидят ещё не меньше трёх, – подсчитал он, – придётся нам поискать броду где-нибудь повыше…

Отделение снова двинулось в боевом порядке вверх по реке. Только теперь вместе с Ивлевым и Сосипатровым шёл сержант. За поворотом реки оба берега оказались лесистыми и совершенно безлюдными. Сержант решил переправляться в этом месте и послал солдат на поиски подходящего материала для плота. Но очень скоро выяснилось, что найти в лесу хоть одно брёвнышко не так-то просто. Солдаты не нашли даже валежника. Видно, в местном лесничестве сидели хозяйственные люди. Нашли солдаты только поленницы мелко наколотых дров, но, во-первых, плота из такого материала не сделаешь, а во-вторых, такие вещи и не полагалось делать без разрешения хозяев.

– Придётся, видно, на сапогах переправляться, – сказал сержант и, видя, что не все его поняли, пояснил: – Старинный солдатский способ. Сапоги связываются за ушки, с маху погружаются в воду вверх подошвами, в головках остаётся воздух, и получается два поплавка… Только вот Иванов и Селифанов меня беспокоят, плавают они как топоры… Да ещё рация…

– Переберёмся, товарищ сержант. Помогут ребята, – в один голос заверили солдаты.

– За рацию тоже не беспокойтесь. Она у меня ко всему привычная, – сказал радист.

– Тогда приступим. Первым поплывёт Ивлев…

Ефрейтор торопливо стал стаскивать сапоги. Верёвочки у него не нашлось, и он принялся связывать ушки голенищ носовым платком. Вдруг сержант прервал его занятие.

– Отставить, – сказал он тихо. – Всем укрыться…

Солдаты пригнулись и исчезли в зарослях орешника. Ивлев хотел тоже метнуться в кусты, но сержант задержал его, только заставил лечь рядом с собой:

– Смотри…

Из маленького заливчика, укрытого нависшими над водой деревьями, на противоположном берегу в реку выплыл довольно большой плот. На нём сидело четверо ребят, одна девочка и три мальчика. Ребята поминутно оглядывались по сторонам, видно, и они хотели переплыть реку незаметно.

– Обувайтесь! – приказал Синельников. – Похоже, что они здесь будут высаживать десант…

И сержант не ошибся: ребята направили свой бревенчатый «дредноут» прямо на куст, за которым укрылись разведчики.

– Обстановка усложняется. Придётся нам отходить, – усмехнулся сержант. – Я почему-то уверен, что мы имеем дело с нашим братом разведчиком…

– Неужели во втором батальоне решили использовать ребят? – удивился Ивлев.

– Нет. Это разведка, так сказать, третьей стороны…

– Верно… Как я сам не догадался? На этом берегу, тут вот за лесом, ещё один лагерь… У нас между лагерями каждую смену проводилась военная игра… По неделям «воевали».

– Тряхнём стариной – поиграем ещё разок, – сказал сержант и дал команду отойти от берега ещё подальше. – Хорошенько замаскироваться. И чтобы ни кашля, ни чиха, ни громкого вздоха… Замри, что называется… Перед нами не ребята-пионеры, а неизвестные лица…

Ивлев ящерицей метнулся к сержанту:

– Одно лицо мне очень знакомо, товарищ сержант. Видите вон белоголового, в синих трусиках? Вот на колено он привстал?..

– Отлично вижу…

– Это Ивлев-младший… Братишка мой. Вот встреча-то!

– Да… Чудеса… – сказал сержант и сразу же посмотрел на ефрейтора.

Тот старался подавить улыбку.

– А ведь мы, товарищ сержант, плотик-то у них можем одолжить, – прошептал подползший Сосипатров.

Сержант приложил палец к губам. Плот причалил к берегу. Первой на берег выпрыгнула девочка. Проворными глазёнками она обшарила все кусты и, крадучись, пошла вверх по откосу. Остальные остались ждать на плоту. Через несколько минут сверху донёсся довольно сильно очеловеченный крик кукушки, три раза по три «ку-ку». Тогда с плота соскочило ещё двое ребят, и они смело направились в сторону «кукушки».

– Я же говорил, говорил, что их здесь не будет… У них никакого флота нет! – начал доказывать один.

Второй одёрнул его:

– Да тише ты, разведчик… Ты бы ещё песню запел…

– Они могут переправиться или по плотине, или пойдут через верхний мост. А сюда они не подумают сунуться, – горячился первый.

– Переправиться не могут, а дозоры выставить могут. Ты думаешь, только мы умники, взяли и посадили ребят с удочками…

Сержант посмотрел на Ивлева и повёл бровями – видал, дескать, какой народ смекалистый…

Трое ребят-разведчиков ушли, а четвёртый, братишка Ивлева, остался сторожить плот. Он только на минутку сошёл на берег и вырезал себе ореховый прут. Прут ему нужен был для маскировки. Он привязал к нему нитку, к нитке прикрепил поплавок и забросил «удочку», как заправский рыболов.

Синельников посмотрел на часы и нахмурился. Скоро им надо было быть на месте и передать первое донесение в штаб, а они всё ещё сидели перед водной преградой. В довершение всего к сержанту подполз солдат и передал записку от радиста. В записке было всего два слова: «Нас ищут».

Сержант подумал, положил листок на спину Ивлева и написал: «Форсируем водную преграду. На месте будем своевременно».

Слегка раздвинув ветви орешника, Ивлев внимательно рассматривал братишку. За два года Серёжка изрядно вырос, вернее, раздался в плечах. (Ивлевы не отличались высоким ростом.) По расчётам старшего брата, младший был в лагере не больше недели, но за это время он успел крепко загореть и даже разорвал новую матроску на спине. Разорвал и зашил собственными руками. В том, что зашивал он сам, сомневаться не приходилось – видно было по работе.

– А как твой братишка, с характером? Стоит с ним пускаться в дипломатические переговоры? – спросил неожиданно сержант.

Говорят, что характером мы сходны… – ответил, улыбаясь, ефрейтор.

– Упрямый, значит, – уточнил Синельников. – Рискованно, стало быть, но другого выхода у нас пока нет. Надо уговорить его переправить нас на ту сторону… Но сам знаешь, как ребятам трудно бывает удержать что-нибудь в секрете. Постарайся, чтобы он не догадался, кто мы…

– Догадается… Тем более мы с рацией…

– Этого он не увидит. Идите…

Ивлев поднялся, обошёл кустарник и спустился к берегу. Братишка ничего не слышал и вскочил на ноги, когда старший сказал громко:

– Здравствуй, рыбачок!

Мальчик испуганно уставился на ефрейтора и долго не мог узнать его, потом глаза его округлились, рот растянулся в радостной улыбке. Взмахнув руками, Серёжка перелетел с плота на берег и бросился к брату.

– Костик! Костик! – выкрикивал он, не в силах больше ничего выговорить.

– Ну, я, я… Только чего же ты кричишь на весь лес? Хочешь, чтобы сюда со всех лагерей сбежались?

Серёжка сразу притих и даже зажал себе ладошкой рот.

– Ой, Костик, да откуда ты здесь взялся? Да ты уже ефрейтор… О-о-о! – шептал он.

– А как же ты думал? Служу… Скоро генералом буду… А ты рыбалишь?

– Нет… – сказал Серёжка и сразу же осекся. – Так, балуюсь. Тут ещё и рыбы-то настоящей не развелось. Всего два года, как плотину построили… Постой, а как ты сюда попал?

– Совершенно, брат, случайно. Мы с товарищами гуляли тут по лесу… Увольнение получили на день.

– Гуляли? – переспросил Серёжка и откровенно фыркнул в кулак. – С автоматами?..

– Чего ты, собственно, смеёшься? – спросил старший, немного раздосадованный тем, что младший так быстро его разоблачил. – Я же не спрашиваю, почему ты ловишь рыбу без крючка и без наживки, но спрашиваю: куда пошли трое ваших ребят?

Серёжка сразу перестал смеяться, посуровел, но ненадолго. Через минуту в глазах у него снова светилось жадное любопытство.

– Всё высмотрели!.. А где же твои товарищи? Гуляют?..

– Давай-ка, Серёжка, поговорим без лишних вопросов. По-деловому. Ты мне лучше вот что скажи: сможешь ты нас на ту сторону переправить на своём дредноуте?

– А сколько вас?

– Опять вопросы?

– Ну, а как же? Если двое вас, так плот не потонет, а если больше, так не смогу…

– Да мы сами на плот и не полезем. Нам на нём только снаряжение переправить…

Серёжка сделал вид, что глубоко задумался: ему хотелось как можно больше выведать от брата.

– А много снаряжения-то? И пулемёты есть?

– Ты не мудри, Серёжка… Некогда нам.

– А если бы мы не приехали сюда, если бы плота не было, тогда как?

– Тогда нашли бы что-нибудь другое. Что же, ты думаешь, для русского солдата река – великая преграда?.. Взрослый ведь уже, сам понимать должен.

Серёжка действительно всё отлично понимал и даже то, что брат разговаривает с ним немного заискивающе, что от него сейчас многое зависит. Но ему, раз уж выпало на долю такое необыкновенное, хотелось немного побольше поважничать.

– Ладно, товарищ ефрейтор, давай поговорим по-деловому. Вот и ты, и я… Оба мы выполняем задание… На посту, значит. Так ты мне скажи: ты сможешь сейчас пойти со мной в одно место?

– Конечно, нет… Но чего ты сравниваешь меня и себя? Вы играете в войну…

– Нет, не играем…

– Воюете по-настоящему?

– Нет.

– Так что же вы тут делаете?

– Этого я тебе сказать не могу…

– Военная тайна?

– Не военная, но тайна… Лагерная тайна. Игра у нас такая новая есть… Она не военная, но с разведкой. И в разведку посылаются у нас самые ловкие, самые смелые…

– Хвалишься?

– А что мне хвалиться? Приходи к нам в лагерь, и тебе старший вожатый по старой дружбе всё расскажет, – сказал Серёжка.

– Хорошо, хорошо… – поспешно согласился Костик. – Верю, что ты самый смелый, самый ловкий… Вот ты прояви свою ловкость: переправь нас в кратчайший срок и чтобы никто об этом ни-ни…

– Да ведь я же на посту, понимаешь: на по-сту…

– Понимаем, – громко сказал незаметно подошедший сержант. – Всё понимаем, товарищ Ивлев. Но только мы тебя и не собираемся снимать с поста. Тебе приказано быть на корабле и никуда с него не отлучаться. Отлично. Ты никуда и не будешь отлучаться… Но командир корабля может переменить место стоянки или сделать манёвр? Может, и потом вот что учти: у вас игра, а у нас государственное дело. Учёба. Боевая подготовка… Понятно?

Серёжка ответил коротко и решительно:

– Грузитесь…

Переправа заняла ровно десять минут. В бухточке солдаты сняли с плота всё снаряжение и в минуту оделись. Ивлев начал торопливо прощаться с братишкой, наказывал передавать домашним приветы. Не забыл спросить про отметки.

Серёжка тоже торопился.

– Всё в порядке, Костик. За меня не беспокойся…

– Ну и ты за меня тоже не беспокойся. У меня с учёбой тоже всё в порядке…

Капитан вскочил на свой «дредноут», солдаты оттолкнули плот от берега.

– Спасибо, товарищ Ивлев, – поблагодарил Серёжку сержант. – А на прощание давай всё же вот о чём договоримся: ты нас не видел, а мы тебя… Есть?

– Есть! – ответил капитан. – Только скажите мне, какой вы стороны – красной или синей?

– А ты как думаешь? – спросил сержант и хитро прищурил глаза.

– Красной, наверное…

– Ну вот, а спрашиваешь… До свидания!

– Счастливой… – Серёжа хотел сказать «разведки», но передумал и сказал: – прогулки…

Солдаты посмотрели ему вслед, и каждый тепло улыбнулся, вспоминая своё не так уж давно прошедшее детство. Сержант подал команду, и разведчики бесшумно скрылись в зарослях молодого березняка.