Текст книги "Боцман знает всё"

Автор книги: Андрей Шманкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Бешеный кот

У этого рассказа может быть два начала. Можно начать с того, как Митя с Витей собирались на подлёдную рыбалку, как Витя, со слов дяди Николая, старшего дворника, чертил подробную кар ту водоёма и ставил на ней крестики в тех местах, где плотва грандиозных размеров ждёт не дождётся, когда кто-нибудь из рыболовов предложит ей крохотный кусочек теста, сдобренный ванилью. А можно начать и с того, как за этой же рыбой собирался старый кот, по имени Филька.

Поскольку танцевать принято начинать от печки, начнём от печки и мы, тем более что она играла в жизни Фильки не последнюю роль.

По утрам Филька покидал своё тёплое логово в домике сторожа лодочного причала и отправлялся на промысел. Только не думайте, что он отправлялся за мышами. Нет, мыши ему даже во сне не снились. Снилась Фильке только рыба.

Летом дело обстояло проще – по утрам он обследовал все лодки на причале: не осталось ли в какой забытой рыбёшки. Вечерами рыболовы сами делились с ним добычей. Зимой дело обстояло хуже – зимой надо было самому отправляться на лёд и по очереди обходить рыболовов, сидящих у лунок. Особенно не нравилось Фильке такое занятие в оттепели, когда на льду появлялись лужи. Однако рыбки-то хочется!

Так было и в этот день: ночь и утро выдались тёплыми, капало с крыш, снег осел и на льду появились большие лужи. Филька брезгливо пофыркал на крыльце, но на печку не вернулся…

Теперь посмотрим, какими были дела у Мити с Витей. Кажется, на этот раз Витя ничего не напутал в своей карте и точно попал на место, рекомендованное дядей Николаем. Правда, рыба попадалась им далеко не грандиозных размеров, но поплавки в воде то и дело вздрагивали, и ребята делали торопливые подсечки.

– Ну, Мить, если дело так пойдёт, то мы до вечера обловимся! – повизгивал от удовольствия Витя. – Не успели сесть, а у меня уже пяток есть…

– Ничего, подходяще клюёт… – басил в ответ Митя. – Только я не люблю заранее подсчитывать.

И тут как раз Митя и увидал Фильку. Он даже вздрогнул от неожиданности. Надо сказать, что по внешнему виду Филька очень смахивал на нечистую силу, выгнанную за какие-то грешки из преисподней. При виде его дети хватались за материнские подолы, а набожные старушки крестились и шептали заклинания: «Чур меня! Чур!..»

– Вить… – прошептал Митя. – Смотри, какая зверюга к нам пожаловала.

Витя взглянул и сам чуть было не запричитал заклинания.

От ребят Фильку отделяла большущая лужа. Не будь рядом с их лунками ещё трепещущей рыбы, Филька, может быть, и ушёл бы к другим рыболовам, но теперь он уже не мог уйти. При виде рыбы у него в животе появились колики и начался нервный тик: кончик облезлого хвоста стал беспрерывно подёргиваться, верхняя губа с жёсткими усами дрожать, как при лихорадке, а из раскрытой пасти стал вырываться приглушённый львиный рык.

– Мить! Знаешь, мне что-то очень не нравится этот котяра… – прошептал Витя. – Как ты думаешь, он не бешеный?

– Да… Видик у него… – ответил Митя, тоже не совсем бодрым голосом. – Хорошо ещё, что он на той стороне лужи…

– Ты думаешь, что он и на самом деле бешеный? – поёжился Витя.

Ребята совсем перестали следить за поплавками. Они смотрели теперь только на Фильку и изредка бросали тоскливые взгляды в сторону других рыболовов, сидевших поодаль грачиной стаей.

– Может быть, нам потихонечку… – начал было Витя, но не успел выразить словами свою мысль до конца: Филька вдруг весь сжался, затем взмыл в воздух и опустился на снег у ног оторопевшего Вити, вперив в него глаза такого жуткого цвета со зловещими искрами, что у Вити сразу пропали всякие сомнения относительно Филькиной нормальности.

– Ой! Ты видишь, какие у него гла… гла-за?.. – еле выговорил Витя.

Митя ничего не успел ответить: бешеный кот сделал новый прыжок и очутился у Вити на плечах. Филька часто так делал, когда на льду было мокро, – вскакивал на плечи к рыболовам и принимался клянчить рыбы: «Рыы… ры… ры…»

Витя взял самую высокую ноту, на которую только были способны его голосовые связки, свалился со своего сундучка на снег, покатился по нему, а потом вскочил и понёсся с немыслимой быстротой в сторону рыболовов.

Он летел, не оглядываясь, не разбирая дороги, по лужам, так что вода разлеталась в стороны фонтанами. Он слушал сзади топот – это бежал за ним Митя, но Вите казалось, что это топочет бешеный кот, и он ещё выше поднимал колени, чуть не стукал ими по подбородку.

Остановил ребят только окрик одного из рыболовов, которого они чуть не сбили с его сундучка:

– Вы что это, сказились, что ли?

– На… на… на нас кот напал!.. – еле выговорил Митя.

– Д-и-и-кий… – добавил Витя. – Бе-ее-ешеный…

– Да вы сами, часом, не рехнулись? Где это видано, чтобы бешеные животные по воде ходили, когда для них вода что бензин зажжённый? Сказочки сочиняете… – ругался рыболов.

– Да не сказки… – засмеялся другой рыболов. – Это их Филька в панику вогнал… Только почему вы его за бешеного приняли?

– Так он же набросился на меня… – принялся объяснять Витя. – Как сиганёт на плечи! Как зарычит!

– А он ко всем прыгает на плечи, ежели на льду мокро. И не рычит он, а мурлычет. Рыбы просит… Эх вы, мужчины!.. Такого замечательного кота испугались. Он же умница, каких мало. Он только не говорит, а всё понимает. Да я так думаю, что скоро он и говорить с нашим братом научится. Он уже половину слова «рыба» вполне ясно выговаривает… «Ры… ры… ры…», а скоро он чисто будет выговаривать: «Рыбы, рыбы дай!» А потом и закурить будет просить…

Когда ребята вернулись к своим лункам, Филька доедал последнюю плотву и вид у него был уже такой, как будто он замолил все свои грехи и душа у него была спокойна. В глазах уже не было прежнего алчного блеска, хвост не дёргался, губа не дрожала, а из глотки уже не вырывался львиный рык, а лилось нежное урчание. Ребята могли потом поклясться, что они ясно слышали первые Филькины слова, сказанные по-человечески:

«Хоррроша рррыбка! Ррррыбка хоррроша!.. За-курррить бы теперррь…»

«Петушиное» слово

Так уж у нас повелось: в каждые каникулы Митя и Витя едут со мной куда-нибудь на рыбалку. Зимой мы отправляемся на подлёдный лов, с весны – по открытой воде. И места у нас для разных каникул разные. Весной, например, мы ездим на Кощеево озеро, на речку Унжу. Московские рыболовы так хорошо знают туда дорогу, что рассказывать, где это место находится, лишнее.

Ещё в поезде ребята обратили внимание на девочку в зелёном брезентовом плаще. Приметили они её потому, что везла она явно рыбацкую корзину и удочку в матерчатом чехле. А в конце дороги выяснилось, что ехали мы в один дом, что Нюра – так звали девочку – доводилась нашим хозяевам племянницей…

– Кому это ты удочку привезла? – сразу же задали ребята ей вопрос.

– Сама буду ловить… – ответила Нюра.

– Ну да! А ты умеешь? Небось завизжишь, как червяка увидишь… – усмехнулся Витя. – Ваш брат девчонки – народ не из храбрых…

Нюра пропустила его замечание мимо ушей.

– А вы собираетесь на червя ловить? – спросила она, в свою очередь.

– На китайских рачков…

Витя подмигнул Мите, достал коробку с мотылём и показал Нюре рубиновые личинки комара толкунца.

– Да ты их не бойся, они не кусаются! – принялся успокаивать Нюру Митя, хотя Нюра и не думала бояться. Она даже пальцем потрогала наживку.

– Интересно… – сказала она. – И где вы их только берёте?

– Нам их прямо из Пекина доставляют на «ТУ-104»… А рыба на этих рачков берёт – отбою нет! Ну, да завтра увидишь сама. Только ты не очень огорчайся, что у нас будет густо, а у некоторых – пусто… – окончательно разошёлся Витя.

– Научусь когда-нибудь и я ловить… А то скажу «петушиное» слово… – засмеялась Нюра.

– Это ты маленьким рассказывай сказочки про «петушиные» слова… Нет, когда ловить не умеешь, никакое «петушиное» слово не поможет! – заявил Витя.

Мы проснулись ещё до света от необычного шума на реке, которая протекала за огородом нашего хозяина. На берегу творилось что-то невероятное. Можно было подумать, что пол-Москвы уселось на автобусы, грузовики, легковые машины, чтобы прибыть в это воскресное утро на берега неприметной речушки. Из машин вытаскивались разборные и надувные лодки всевозможных конструкций, с моторами и без моторов, на одну персону и на десять. Торопливо составляя удочки, обувая мушкетёрские сапоги, рыболовы спешили занять себе местечко на болотистых берегах Унжи, хотя до рассвета оставалось ещё не меньше часа… Даже страшновато было плыть на плоскодоночке по узкой речке сквозь строй удильщиков: от взмахов удилищами в воздухе стон стоял…

– Можно, я вот здесь вылезу? – попросила у меня, как у старшего, разрешения Нюра.

– Вылезай, вылезай… Может, лягушонка какого подцепишь тут… – не вытерпел и съязвил Витя.

На нашем любимом омутке уже были рыболовы, но и для нас нашлось местечко. Плотва ловилась неплохо: к вечеру у каждого из нас было по пять-шесть килограммов отличной рыбы.

– Интересно, как дела у Нюры! – вспомнил о ней Митя, когда мы усаживались в лодку.

– Поехала бы, дурёха, с нами, чего-нибудь и поймала бы… – подхватил Витя.

Плотвы у Нюры было не меньше, чем у нас, а может, и побольше. Она с трудом подняла корзинку, чтобы поставить её в лодку. Ребята сразу притихли.

– Я сейчас, только лягушат своих погружу… – сказала Нюра и достала из воды садок.

Тут и у меня глаза округлились – в садке возилось полдесятка язей-лапотников, граммов по шестьсот каждый.

– На что ты их поймала? – прошептал Митя.

– На простого нашенского червяка… Ведь мне никто из Пекина не присылает рачков на «ТУ-104». А плотву я ловила на мотыля из Тимирязевского пруда. Он покрупнее Измайловского мотыля будет…

Митя и Витя переглянулись: у нас мотыль был действительно из Измайловского пруда. Ай да Нюрка! А они ей про китайских рачков сказочки рассказывали.

– Ты вроде как и вправду знаешь «петушиное» слово, – с уважением сказал Витя. – Может, и нам его скажешь?

– Отчего не сказать? Скажу. Вот оно какое: не петушись раньше времени… Меня папа ловить научил. И места хорошие показал. Становитесь завтра рядом со мной, и вы с язями будете.

На другой день мы так и сделали и тоже вернулись в Москву с язями.

Небывалое дело

Даже видавшие виды рыболовы могут с сомнением покачать головою, если вы начнёте им рассказывать о том, что зимой из-подо льда вы ловили карасей и карпов.

– Спят они, батенька! – скажут вам. – Спят, зарывшись в ил.

Так вот приблизительно и ответил своему приятелю Митя, когда тот, захлёбываясь, стал рассказывать, что на Пироговском водохранилище в прошлое воскресенье ловили карпов.

– Поросята, а не карпы! По два кило с хвостиком!..

– Сказки… Рассказы очевидцев… – не верил Митя. – Разве что случайно кто забагрил сонного карпишку.

– Да? Не веришь? Рассказы очевидцев? Тогда одевайся, и пойдём сейчас же к дяде Николаю! К очевидцу… У него этих карпов четыре штуки лежат! – торжествующе сказал Витя так, как будто бы он сам изловил этих карпов.

Наш дворник дядя Николай был таким авторитетом по части рыбной ловли, что Митя тут же схватил будильник и поставил его на шесть часов утра.

Воскресным утром все трое – Митя, Витя и дядя Николай – были на Пироговском водохранилище в районе карьера. На том самом месте, где в прошлое воскресенье среди зимы стал брать карп. Дядя Николай посадил ребят у своих старых лунок, а сам пробил себе новую.

– Берёт осторожно… Смотрите лучше за сторожками… А бывает, и с ходу схватит… – предупредил он ребят.

Народу сидело на льду больше, чем болельщиков в Лужниках, когда играют футбольные команды мирового класса. Разница была только в том, что здесь все «болельщики» принимали сами деятельное участие в соревнованиях и не на искусственном льду. Однако скоро выяснилось, что клёв, как обычно это бывает, не шёл ни в какое сравнение с клёвом в прошлое воскресенье. Все были «пустыми». Каждый рыболов, даже если он впервые вышел на лёд, имеет право на своё собственное мнение, почему нет клёва. «Похолодало…» – говорили одни. «Ушёл…» – уверяли другие. «Северный ветер!» – утверждало большинство.

Витя больше всего не доверял северным ветрам. Поэтому он поминутно поднимал мокрый палец, определяя направление ветра, и сокрушённо качал головой. Потом он положил удочку на край лунки и пошёл смотреть, как идут дела у других.

– Эй! Рыбачок! – крикнул ему тут же кто-то вслед. – Где твоя удочка?

Витя бросился к своей лунке. Удочки не было.

– Эх, ты! Растяпа! – набросился на него Митя. – Прозевал карпа!

– А ты поменьше кричи на людей, – огрызнулся Витя. – Смотри лучше за своей удочкой…

И он точно накаркал: не успел Митя обернуться к своей лунке, как увидел, что его удочка, точно ожившая, скачет по льду, норовя вот-вот нырнуть в водохранилище. Митя сделал такой прыжок, которому наверняка позавидовал бы вратарь Лев Яшин. Он успел поймать удильник в тот самый момент, когда тот уже стоял на-попа, готовый нырнуть под лёд.

Тут надо было бы сказать, как это принято говорить во всех «рыболовных» рассказах, что леска зазвенела, как струна. Но она не зазвенела, а застонала, подобно тросу подъёмного крана, когда тому приходится работать на пределе. Несмотря на холодный ветерок, у Мити выступили капельки пота на лбу.

– Не тяни, не тяни дуром! – кричал Витя, бегая вокруг Митиной лунки. – Оборвёт!

Однако леска выдержала. Одно было только странным: глубина была небольшая, давно уже должна была показаться морда карпа, а её не было. Но вот в прозрачной воде лунки показалась золотистая мормышка… А где же рыба? Митя даже привстал от удивления. И тут вдруг все подбежавшие увидели, что вместо рыбы из лунки вылезла… Витина удочка!

– Это ты мою подцепил! – закричал Витя, хватая удочку.

На Витиной удочке леска была потолще и крючок на мормышке понадёжнее, чем на Митиной, который любил «тонкую» оснастку, и через какую-то минуту старательного сопения Вити на льду забился карп сказочных размеров. А ещё через минуту возник спор: кто поймал карпа?

– Что за вопрос? Удочка моя – значит, и рыба моя! – кричал Витя.

– Твой карп твою удочку под лёд уволок! Ныряй за ней… Ну да, удочку свою можешь получить, а рыба моя! – ещё громче возмущался Митя. – Если бы я не подцепил твою удочку, где был бы карп?

– Зато вытащил его я! – не сдавался Витя. – А ты обязательно тянул бы дуром, и он сорвался бы!..

Помирил их дядя Николай:

– Тише вы, сороки! Всю рыбу распугаете… Чего вы спорите? Пусть это будет ваш общий карп. Сварите из него уху и на всех хватит по хорошей тарелке. А потом, как говорится, ещё не вечер! Кончайте спор и садитесь к лункам. Да получше смотрите за сторожками: не всякий карп дуром тянет…

Про карася, который не угодил на сковородку

В садке оказалась дыра, и один из двух пойманных карасей воспользовался ею и бежал… На поимку его Витя с Митей затратили полный рыбацкий день. Сбежавший карась, по всей вероятности, был родным братом оставшегося: оба они были великолепны, по пятьсот граммов каждый, и поймались одновременно – значит, паслись вместе. По размерам они были хвост в хвост, голова в голову и похожи друг на друга так, что их и родная мать не различила бы, а вот Витя различил.

– Так тебе и надо, – сказал он. – Будешь в следующий раз проверять садок… Хорошо ещё, что мой не ушёл.

– Что такое? – возмутился Витя. – Почему это видно, что ушёл мой? И почему это я виноват, что в садке была дыра, когда он был у тебя?

– Ладно… Про садок я больше ничего не говорю, – сказал примирительно Витя. – Но карась остался мой. Ты разве не заметил, что у твоего плавники были немного бледнее?

– Почему это бледнее?

– Не знаю… Может, твой нездоров был. Может быть, у твоего развилось малокровие…

Митя до того возмутился таким заявлением приятеля, что сразу не мог ему достойно ответить.

– Ладно! Хватай своего полнокровного карася и дуй с ним на станцию! А я с тобой не то что водиться – ехать в одном вагоне, в одном поезде не желаю!..

Вечером у Мити раздался телефонный звонок.

– Приходи скорее! – кричал из трубки Витя, – Приходи и посмотри, что он вытворяет в ванне!..

Сгорая от любопытства, Митя побежал к приятелю.

– Ну, что он тут вытворяет? Показывай…

– Теперь уже ничего… Просто плавает. Отдыхает. А когда я его только пустил в воду, он так носился по всей ванне! И, знаешь, только я на минуточку вышел – он пропал! Прихожу – нет Кари… Это я его так зову – Каря… Я туда, я сюда – нет его нигде! Потом нашёл… Оказывается, как я только вышел, он выпрыгнул из ванны и спрятался за корзину с бельём. Теперь вот сижу и караулю, чтобы он снова не выпрыгнул. Может быть, ты посидишь, пока я поем чего-нибудь?..

Три дня Витины родители и сам Витя ходили в Митину квартиру принимать ванну. В своей ванне они установили круглосуточное дежурство, чтобы карась не выпрыгнул и не погиб за бельевой корзиной. Правда, на третьи сутки Витин папа придумал накрывать ванну старым ковром.

– В конце концов так продолжаться дальше не может… Все караси обречены на усыпление… – проворчал он при этом.

– Тогда усыпи его сам и зажарь со сметаной! – воскликнула в ответ мама. – А мы с сыном посмотрим, как ты будешь уничтожать его за столом на наших глазах…

Витя знал, что его отец и мухи не усыпит, не то что карася, но всё же отправился к Мите и завёл такой разговор:

– Знаешь что, Мить? Я подумал-подумал и решил, что ошибся. Наверно, это твой карась…

– Как же это ты установил? У него что, начало развиваться малокровие? – засмеялся Митя.

– Нет. Но он совсем не обращает внимания на мой голос. Сколько я ни зову его: «Каря… Каря… Каря!» – он даже хвостом не шевельнёт. Давай пересадим его в вашу ванну, и попробуй ты с ним поговорить…

С этого дня Митины родители и сам Митя стали ходить в квартиру Витиных родителей принимать ванну.

Конечно, такое положение не могло продолжаться до бесконечности, и судьба карася была поставлена на повестку дня двухсемейного совета. На совете все высказывались приблизительно так, как Митин папа:

– Карась очень вкусная рыба… Особенно зажаренная в сметане. Но… мы имеем только одного карася, а из одного, как говорят в народе, ухи не сваришь… Вот если бы их было целое стадо!.. Да, да! Стадо! Про рыб тоже так говорят… Черноморское стадо кефалей, например…

На другой день после совета, на зорьке, посадив карася в молочный бидон, оба семейства в полном составе направились к Патриаршим прудам. Здесь в торжественной тишине карась из Переделкинского пруда обрёл постоянную московскую прописку. Папы проводили его с лёгкой грустью, мамы – с лёгкой слезой…

– Привыкли за неделю… – сказала Витина мама. – Оказывается, даже к холоднокровным можно привыкнуть…

А сын её заявил во всеуслышанье:

– Теперь я всем буду говорить, что в самом центре Москвы живёт мой карась!..

Митя посмотрел на него с усмешкой: он твёрдо был уверен, что в Патриаршем пруду будет жить не Витин, а его карась. Последнее время он заметил, что Каря при его появлении начинал чуть-чуть чаще махать хвостом.

История с куканом

Сначала Мите и Вите показалось, что они пришли не к реке, а на край света: над водой стоял такой устой, такой вязкий сиреневатый туман, что не только противоположного берега, но и самой реки не было видно.

– Это к-к-как раз хорошо! – принялся уверять Витя, еле выговаривая слова: утренний холодок сделал его заикой. – Это, понимаешь, значит, что… что день будет жаркий и рыба будет з-з-здорово брать.

– Там видно будет! – проворчал Митя. Он страшно не любил, когда заранее говорили о хорошем клёве. – А чего это ты дрожишь, как космонавт на вибростенде?

Накануне рыбалки Витя прослушал сводку погоды. Сообщали, что будет жарко, и он отправился на рыбалку в тапочках на босу ногу, в трусиках и в майке. Митя не поленился надеть брюки и рубашку. Ему утренний холодок не доставлял неприятностей.

– Ничего, п-п-подрожу и перестану… Зато закалка будет… – ответил Витя, изо всех сил растирая плечи и руки, покрывшиеся «гусиной» кожей.

– Ну закаляйся, закаляйся… Куда это мы пришли? Тут же сплошные кусты на берегу: стать негде с удочкой, – продолжал по привычке ворчать Митя.

– Я вот здесь стану! – крикнул Витя, как только им попалась небольшая прогалина в береговых кустах. – А ты себе поищи пониже по течению местечко…

– Место-то я найду… А куда ты рыбу будешь класть? Не взял второго садка?.. – спросил Митя.

Витя сразу же нашёл выход:

– А мы садок опустим в воду так, чтобы он между нами был. Поймаешь рыбу – прибежишь и положишь в садок. Если хочешь, я буду свою рыбу метить…

– Как это ты будешь метить? Карандашом на ней расписываться?

– Найду как! Я буду своей рыбе хвосты откусывать… – предложил Витя.

Митя сразу же отверг его предложение:

– Не! Так не пойдёт… Знаю я вашего брата! Ты не только своих перекусаешь, но и моим поотгрызаешь и хвосты и головы.

– Ну тогда пускай садок будет у меня, а ты себе сделай кукан. Кукан для рыбы ещё лучше, чем садок, – нашёл новый выход Витя, – В садке она себя как в тюрьме чувствует, а на кукане она может свободно плавать…

– Вот ты себе и смастери кукан. А мне нечего его делать – у меня садок есть! – возмутился Митя. – Хитрый какой! Свой поленился взять, а теперь на чужой зарится… Ты и мотыльницу забыл: в чём ты мотыля держать станешь? За щеку положишь?

– Ладно… Бери свой садок! Только знай, что рыбу не садком ловят, а уменьем! Я и на кукан столько нанижу, что он и не поместится в твоём гнилом садке… И мотыля мне нечего за щеку сажать – его и в лопушок завернуть можно…

Витя ещё продолжал бы высказываться, но Митя не стал его слушать, отдал половину мотыля Вите, зашагал вдоль кустов и точно растаял в тумане. А Витя принялся мастерить кукан из куска запасной лески. К нижнему концу он привязал палочку побольше, чтобы пойманная рыба не соскочила с кукана: к верхнему – поменьше, чтобы можно было её продеть через жабры.

Насчёт того, что день для ловли выдался благоприятный, Витя не ошибся: при первом же забросе поплавок дёрнулся и скрылся под водой. Витя рванул удочку – и какая-то серебристая рыбёшка шлёпнулась на траву далеко позади него. Пока он разыскивал её, руки и ноги у него покрылись волдырями, потому что трава оказалась густой крапивой. А добыча оказалась небольшой плотицей. Витя осторожно посадил её на кукан.

– Митя-а-а! – крикнул он во всё горло, думая, что дружок его ушёл далеко.

– Не кричи! Чего рыбу пугаешь? – проворчал Митя где-то совсем рядом.

– У тебя клюёт? – теперь уже шёпотом спросил Витя и, не дожидаясь ответа, сообщил: – А у меня уже пять штук… Отличный клёв!

Добычей Вити была пока только одна плотица, но он решил, что при таком клёве у него через десять забросов будет не меньше десяти плотиц.

И тут он не совсем ошибся: через полчаса на его кукане плавало ещё три плотицы и один небольшой окунёк.

Лёгким ветерком туман стало уносить с реки навстречу всходившему солнцу. Витя наконец увидел Митю – тот ловил в десяти шагах от него. Сгорая от любопытства, Витя побежал посмотреть на Митин улов.

– Только и всего? – засмеялся он, увидев в садке три плотицы и подлещика. – Рыбачок! Садок ему подавай! У тебя, наверно, спуск на удочке не налажен… Надо так, чтобы наживка у самого дна плыла. У меня скоро полтора десятка будет!..

Митя настолько был поглощён ловлей, что ничего не ответил, да к тому же в этот момент мотылём на крючке его удочки заинтересовался крупный окунь.

– Подумаешь! – хмыкнул Витя, рассматривая окуня. – Да у меня таких скоро десяток наберётся…

– Как же, наберётся, если ты будешь около меня торчать. И сам не ловишь, и другим мешаешь!

Митя так приловчился, что стал таскать одну рыбину за другой. Он забыл про всё на свете, кроме поплавка, и поэтому даже вздрогнул, когда из-за кустов раздался отчаянный крик Вити.

Бросив удочку, Митя побежал к приятелю на помощь.

– Что случилось? Укусил тебя кто-нибудь, да? – спросил он, подбегая.

Витя стоял по колено в воде и зачем-то шарил по дну руками.

– Кукан! Понимаешь, кукан ушёл… Весь улов пропал… Штук тридцать было! Пятнадцать плотиц и пятнадцать окуней! Да всё во какие!

Витя отмерил правой рукой на левой размеры пропавшей рыбы, и вышло, что каждая рыбина была не меньше, как на килограмм весом.

– Раззява, вот ты кто… Орёшь так, можно подумать, будто крокодил тебя в речку тащит… – проворчал Митя и пошёл на своё место.

А через несколько минут раздался крик Мити, и Витя бросился к нему.

– Смотри, что я подцепил! – кричал Митя. – Чей-то кукан с рыбой!

– Так это же, наверное, мой кукан! – в свою очередь, закричал Витя. – А я уже думал, что он совсем пропал… Давай!

– Как это – твой? Ты что?

Митя сделал вид, что страшно удивлён.

– Сколько на твоём кукане было рыбы? Тридцать штук? Пятнадцать плотиц и пятнадцать окуней, да всё во какие? А на этом? Пять плотиц трепыхается да окунишко с палец… Нет! Это, Витенька, вовсе не твой кукан! Это ещё какая-то раззява упустила. Но если твой попадётся, то я обязательно тебе его отдам… Да твой кукан с рыбой и не влез бы в мой садок, ты сам об этом говорил, а этот раз – и тама…

– Это не честно… – стал канючить Витя.

– А врать честно? Ладно уж, становись рядом, кидай в садок. И можешь хвосты не откусывать – поделим как-нибудь без обиды…