Текст книги "Масонская касса"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Страшный удар бросил Зимина лицом на спинку переднего сиденья; забытая сигара, каким-то чудом не угодив в глаз, прожгла щеку чуть ли не насквозь, но Василий Николаевич этого даже не заметил. Он с трудом оттолкнулся и сел ровно, еще не придя в себя, но уже нашаривая под полой пальто рукоятку пистолета. По верхней губе, стекая на подбородок, а оттуда на грудь, струилось что-то теплое, нос был сломан, зато все остальное, кажется, не пострадало. Из смятого в гармошку радиатора прямо к звездам била тугая струя горячего пара, красиво подсвеченная единственной уцелевшей фарой. На фоне этого туманного свечения Зимин видел четкий черный силуэт водителя, который, очумело мотая головой, пытался выбраться из кабины. Потом дверца рядом с ним распахнулась резким рывком, и он увидел в проеме причудливо разрисованное струящейся из многочисленных порезов кровью лицо начальника охраны с дико вытаращенными глазами.

– Живой? – прохрипел тот. – Ну, хрена ли расселся?! Ходу, Николаич, ходу!

Он отскочил от дверцы, освобождая путь, обернулся назад и начал короткими очередями с бедра стрелять по набегающим из темноты фигурам в белых маскировочных балахонах. Спецназовский автомат с глушителем стучал в его руках, как дятел с резиновым набалдашником на клюве; потом из темноты хлопнул ответный выстрел, начальник охраны выронил автомат и упал на колени.

– Вот тебе… и марсиане, – негромко, но очень внятно сказал он перед тем, как уткнуться лицом в бетон.

Зимин уже был снаружи. Пятясь, он споткнулся о руку мертвого водителя, туловище которого свисало из открытой дверцы. Он удивился: ведь водитель только что был жив! Когда же они успели, сволочи?! Обнаружив, что держит в руке свой никелированный пистолет, он трижды выстрелил по мельтешащим во мраке белым призракам и бросился бежать, неуклюжий и толстый в своем старомодном длинном пальто с развевающимися, путающимися в ногах полами.

Луч прожектора прочертил широкий полукруг и остановился, нащупав его нелепую фигуру с дурацким блестящим пистолетом в руке. Зимин увидел прямо перед собой свою угольно-черную тень, протянувшуюся, казалось, до самого горизонта, а в следующее мгновение автоматная очередь перебила ему голени. Он упал, как подрубленный, выпустив из потной ладони скользкую рукоятку пистолета, который, крутясь, отлетел далеко в сторону. Зимин пополз к нему – не рассчитывая отбиться, а просто следуя своей натуре, в которой умение капитулировать просто не было заложено. Он полз на руках, оставляя на бетоне широкий кровавый след, и почти дополз, когда в поле его зрения, заслонив пистолет, вдруг возникли чьи-то ноги в широких белых штанинах и грубых яловых сапогах с круглыми носами. Человек наклонился и поднял пистолет, окончательно сделав дальнейшие усилия Зимина бессмысленными.

Василий Николаевич приподнялся на дрожащих от усталости и потери крови, ободранных, перемазанных кровью и грязью руках и, запрокинув голову, посмотрел вверх.

– Вылитый тюлень, – сказал стоявший над ним человек в белом балахоне и черной вязаной шапочке, озаряемый пляшущими отблесками горящего микроавтобуса и режущим светом фары-искателя. – Мячик тебе, что ли, дать? Нет, не дам я тебе мячика. Хреновый из тебя тюлень. Чересчур любопытный да в придачу себе на уме…

Человек был немолод, под пятьдесят, с круглым, располагающим и даже добродушным лицом. В своей компании этот тип наверняка, слыл весельчаком, балагуром, отличным рассказчиком и прекрасным собутыльником – Зимин, хорошо разбиравшийся в людях, определил это с первого взгляда.

С таким человеком грех было не перемолвиться словечком.

– Засунь куда-нибудь мячик свой, – посоветовал он и тут же пожаловался: – Зря я все-таки танк не купил.

Вокруг послышался сдержанный смех, и, с трудом повернув голову, Зимин увидел, что люди в белых балахонах – человек десять или около того – уже обступили его со всех сторон.

– Не зря, – утешил его собеседник. – Только деньги зря бы выкинул.

– Так я… и думал, – пробормотал Зимин.

Говорить ему становилось все труднее, руки отказывались держать вес тела, подгибались. Он тяжело заворочался, постанывая от боли в простреленных, перебитых ногах, и наконец ценой неимоверных усилий сел, опираясь на отставленные назад руки, в луже собственной крови.

Собеседник терпеливо ждал, пока Зимин возился у его ног, и лишь потом произнес, вертя в руках большой никелированный пистолет:

– Красивая игрушка. Небось дорогая. Работает?

– А ты проверь, – скаля в волчьей улыбке окровавленные зубы, предложил Зимин.

– Не вопрос, – сказал собеседник, и Василий Николаевич увидел напротив своего лица широкое черное дуло.

Он улыбнулся еще шире, и ему удалось не зажмуриться даже тогда, когда пуля сорок пятого калибра ударила его прямо в улыбку.

* * *

До города оставалось чуть больше десяти километров, когда Глеб снова остановил машину. В принципе, ничто не мешало ему бросить этот неизвестного происхождения автомобиль прямо в городе, в каком-нибудь квартале от дома, и уже через полчаса улечься спать, но он почему-то не мог так поступить. Руль буквально жег ему ладони, беспокойство нарастало с каждым оборотом колес, и, когда оно достигло критической отметки, Сиверов съехал на обочину и нажал на тормоз.

Пролетевшая мимо короткая кавалькада никак не шла у него из головы. Машины были из гаража Зямы, Глеб давно выучил наизусть все их номера и просто не мог ошибиться. Куда же это Василий Николаевич подался на ночь глядя? Уж не в бега ли? Так ведь и Москва, и даже местный аэропорт расположены в прямо противоположном направлении. А может, это даже не он сам, а только его опричники? А этих куда понесло? Прямиком в квадрат Б-7? Он как раз в той стороне…

Глеб немного жалел, что не увязался следом. Но это был бы поступок, продиктованный праздным любопытством, а главное, совершенно бесполезный. Ясно было, что к хранилищу этих клоунов на «мерседесах» не подпустят и на пушечный выстрел. Но даже если Глеб ошибся и объект «Барсучья нора» охранялся не так хорошо, как можно было ожидать, эта вылазка Зяминых бойцов была заведомо обречена на неудачу. Зяма просто не знал, что именно ищет, с чем имеет дело, иначе не стал бы действовать вот так, с наскока. Интересно, что он станет делать, если его гориллы каким-нибудь чудом исхитрятся перебить охрану и обнаружат сто тонн денег?

Вывезти их он не сможет – для этого нужен транспорт. Да и не в этом дело; в конце концов, транспорт – не проблема. А вот куда ты их повезешь, эти деньги? И далеко ли тебе дадут с ними уехать? Э, да что там! Он их даже погрузить не успеет. Потому что охрана, даже погибая, успеет передать сигнал тревоги. И счастливый обладатель полутора миллиардов еще будет ходить вокруг, почесывая темечко и прикидывая, что ему делать с этой горой бумаги, когда его атакуют со всех сторон да такими силами, для сопротивления которым хотя бы в течение часа нужна хорошая, боеспособная, многочисленная и превосходно вооруженная армия…

Короче говоря, что бы ни планировал Зимин, реально он мог добиться только одного – огласки. То есть, пытаясь соблюсти свой шкурный интерес, этот жирный подонок на самом деле с самого начала и до конца действовал так, словно выполнял приказ, отданный генералом Потапчуком. Ну, не забавно ли? И еще одно: есть ли смысл стрелять в человека, который по собственной инициативе, совершенно бесплатно, с огромным энтузиазмом и весьма эффективно выполняет за тебя самую тяжелую часть работы?

И все-таки Глебу было немного жаль, что не проследил за маршрутом, по которому направлялись Зямины «мерседесы». Выбравшись из машины, он обернулся и посмотрел в ту сторону, где примерно полчаса назад скрылись микроавтобус и джип. Неожиданно в той стороне вспыхнуло и начало разгораться бледное, дрожащее мутно-оранжевое зарево, на фоне которого четким силуэтом прорисовалась зубчатая кромка леса. Спустя две или три секунды послышался приглушенный басовитый гул, похожий на грохот далекого взрыва. Глядя на зарево, которого человек с менее острым зрением мог бы и не заметить, Сиверов припомнил карту. По всему выходило, что взрыв раздался в глухом лесу, притом не так уж далеко отсюда – если быть точным, почти в самом центре квадрата Б-7.

Он послушал еще немного, но больше не услышал ничего.

– Увы, – сказал он, – широкой огласки явно не получилось. Земля вам пухом, бараны.

Он снова сел за руль. Машина, хоть и претерпела основательный кузовной ремонт, была бросовая, но в данный момент она Глеба вполне устраивала. Особенно хорош был ее возраст, приближавшийся к двадцати годам. Парадоксально, но в те далекие времена, когда данный драндулет сошел с конвейера в немецком городке Ингольштадт, ручным газом, называемым в народе точным словечком «подсос», еще не перестали оснащать даже такие серьезные автомобили, как «ауди». Глеб до упора вытянул неприметный рычажок под приборной доской, и спотыкающийся на холостых оборотах двигатель взвыл, как голодный демон. Тогда Слепой включил первую передачу, вывернул вправо непослушный руль, плавно отпустил педаль сцепления и выехал на дорогу.

Затем машина, недовольно подвывая, послушно съехала с дороги и завалилась носом в засыпанный рыхлым подтаявшим снегом кювет, пропахав на заснеженном откосе глубокую борозду. Мотор чихнул и заглох.

Поднимая воротник куртки, Сиверов окинул плоды своих трудов оценивающим взглядом. Выглядело все вполне натурально, по крайней мере если не особенно присматриваться. Водитель не справился с управлением, съехал в кювет, самостоятельно вытащить оттуда машину не сумел и отправился за помощью… Вот только как это он ухитрился выбраться из салона, не оставив в сугробе ни одного следа?

Лезть в мокрый снег не хотелось, но Глеб решил не привередничать и сделать все как положено. Он повернулся к машине спиной, пятясь, спустился в кювет, убрал ручной газ, немного потоптался вокруг машины и выбрался на дорогу. В это время мимо со свистом пронеслась какая-то серо-коричневая от осевшей на ней дорожной грязи «Волга», водитель которой даже не подумал затормозить, чтобы помочь терпящему бедствие собрату. «О времена, о нравы», – пробормотал вслед «Волге» Сиверов, потопал ногами, стряхивая налипший на обувь и штанины мокрый снег, засунул руки в карманы и зашагал по обочине в сторону города.

Не пройдя так и километра, он был вынужден свернуть в лес и долго пробирался по рыхлым ноздреватым сугробам, перелезая через поваленные стволы и раздвигая ветви, каждая из которых норовила набросать ему за шиворот побольше снега, чтобы незамеченным миновать милицейский пост. Он заметил, что патрульные одеты в бронежилеты и вооружены до зубов, что означало, по всей видимости, операцию «Перехват». Кого местные менты перехватывают в самый глухой ночной час, оставалось только гадать; Глеб вспомнил ощущение надвигающейся опасности, которое заставило его остановить чужую, неизвестно откуда взявшуюся машину буквально за минуту до встречи с патрульными, и пробормотал: «Судьба Онегина хранила».

Обойдя расставленный на дороге капкан, он выбрался из леса и продолжил путь. Несколько раз его обгоняли машины – в основном тяжелые грузовики, проносившиеся мимо, как гигантские бешеные быки, атакующие невидимого матадора. Всякий раз, заслышав у себя за спиной нарастающий гул мотора, Глеб сворачивал в лес: догоняющая его машина могла оказаться милицейской, и у ее экипажа наверняка возникла бы целая куча вопросов к пешеходу, одиноко бредущему сквозь ночь по загородному шоссе в зоне действия операции «Перехват».

Миновав перекресток около железнодорожного переезда, он перестал прятаться. Теперь, даже будучи остановленным, он мог назвать не менее трех населенных пунктов, из которых, в принципе, было несложно дойти до города пешком. Он шел, на ходу выдумывая полную бытовых подробностей и истинного житейского драматизма историю про ссору с непутевой женой. Поначалу он приплел сюда же любовника, с которым якобы застукал супругу, но, подумав, беспощадно вымарал этот лишний персонаж: услыхав такое, менты могли заподозрить, что дело не ограничилось словесной баталией. А вдруг он зарезал неверную жену вместе с ее кавалером и именно поэтому ушел из дома? Подозрение привело бы к проверке обстоятельств и установлению личности; и первое и второе было нужно Глебу Сиверову, как зайцу балалайка.

Споткнувшись обо что-то, он с трудом сохранил равновесие, проснулся и только теперь обнаружил, что задремал на ходу, как лошадь или как солдат, совершающий долгий, изнурительный ночной переход. Ему тут же вспомнилось, что за пазухой у него «стечкин» с глушителем, а в кармане – паспорт с городской пропиской. Мысленно обозвав себя идиотом, Глеб закурил и стал наспех переиначивать придуманную в полусне историю. Теперь он был не муж, а вот именно любовник, возвращающийся от своей зазнобы, проживающей в одном из пригородных поселков, например в Куяре. Поругался, хлопнул дверью и ушел. Транспорт не ходит, попутку не поймать, гостиницы в Куяре, сами понимаете, нет, так куда, скажите на милость, человеку податься? На дворе-то не май месяц, под кустом не заночуешь, вот и приходится пешкодралить…

За спиной опять загудел автомобильный двигатель, свет фар швырнул ему под ноги длинную черную тень, рельефно высветив каждую неровность дороги. Мимо, противно тарахтя какой-то отставшей железкой, прокатился едущий в направлении города командирский «уазик» с потрепанным брезентовым верхом и смятым в гармошку правым передним крылом. Миновав Глеба, «уазик» засветил рубиновые огни стоп-сигналов и остановился. Потом включились белые фонари заднего хода, и машина, сердито подвывая движком, начала пятиться, пока не поравнялась с одиноким пешеходом. Водитель, перегнувшись через сиденье, распахнул правую дверь и сделал приглашающий жест рукой.

– Залезай, солдатик, – сказал он приветливым басом. – Или ты, того… спортом занимаешься?

– В гробу я видал такой спорт, – совершенно искренне ответил Глеб и под добродушный смех водителя полез в пахнущее дешевым бензином тепло кабины.

Глава 18

– А я гляжу, – трогая машину с места, оживленно басил водитель, – вроде знакомая личность по обочине чапает. Один, среди ночи, пешком… Пригляделся – ну, точно, сосед!

– Удачно получилось, – осторожно согласился Глеб.

Он тоже узнал человека, которого часто видел во дворе. Сейчас, как и обычно, он был одет в белый маскировочный комбинезон, уже почти утративший актуальность в связи с внезапным резким потеплением, и черную вязаную шапочку. Глядя на него, можно было подумать, что другой одежды у него просто нет; во всяком случае, ни в чем другом Глеб его ни разу не видел. Сзади побрякивали, стукаясь друг о друга, короткие широкие лыжи. Там же, на заднем сиденье, лежало охотничье ружье в видавшем виды брезентовом чехле с кожаными вставками. Человек возвращался с охоты, которая, судя по времени суток, отсутствию дичи и в особенности мятому крылу машины, окончилась раньше, чем началась. Медленно отогреваясь под гул мотора, хлопанье брезентового тента и надоедливое тарахтенье болтавшейся где-то под разбитым крылом железки, Сиверов опять подумал, что сегодня – ночь чудес, полная невероятных совпадений, которых, на его вкус, было что-то чересчур много.

– Да уж, – неопределенно протянул водитель, отвечая на обтекаемую реплику пассажира, – что удачно, то удачно… Правильно в народе говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Поохотился, называется.

Тьфу!..

– А что случилось? – поинтересовался Глеб.

– Да дурак какой-то выскочил со второстепенной дороги. Еще бы чуточку – и оба в лепешку. Сволочи! Понакупят машин вместе с правами и летают как угорелые…

– А дурак, случайно, не на «мерседесе» ехал? – шутливо осведомился Глеб.

Водитель на мгновение повернул к нему широкое круглое лицо, зловеще подсвеченное снизу тусклыми желтыми огоньками приборной доски.

– С чего ты взял?

– Да ни с чего, – все тем же легкомысленным тоном ответил Глеб. – Просто вспомнил анекдот. Много есть анекдотов про «шестисотые» и их владельцев.

– Анекдот… – проворчал водитель. – В самом деле анекдот. Представь себе, именно на «мерседесе» этот урод и ехал. Хотя и не на «шестисотом».

Глеб длинно присвистнул.

– Если у «уазика» такое крыло, – сказал он, – представляю, на что похожа его тачка!

– На газету, которой подтерлись, – с явным удовлетворением сообщил водитель. – Он, козел, пытался на меня ремонт навесить, да не на таковского напал.

– Да, влетел он на крупную сумму, – уважительно протянул Глеб, гадая, откуда у него взялась уверенность, что водитель «уазика» врет, причем врет, не слишком заботясь о том, чтобы его вранье звучало правдоподобно. – Вам-то крыло поправить – раз плюнуть.

– За что и люблю, – заключил водитель, одобрительно похлопав широкой ладонью по рулю. – Возни с нашими машинами много, зато весь ремонт копеечный.

– Это факт, – согласился Глеб. – Одна беда: когда надо ехать далеко и быстро, хуже наших машин ничего не придумаешь.

– А я никуда не тороплюсь. По лесам да болотам рыскать – лучше не придумаешь, а для дальних поездок железная дорога существует. Сядешь в купе, бутылочку откроешь – ни забот тебе, ни хлопот. Сиди, как овощ на грядке, получай удовольствие… Да я никуда особо и не езжу, мне и тут неплохо. Что пенсионеру надо? Удочка, ружьишко, телевизор…

– И все? – усомнился Глеб.

– Нет, подрабатывать, конечно, тоже приходится. Ну, вроде сторожем на одном объекте. А ты?..

Примерно секунду Глеб размышлял, а потом решил принять правила игры.

– А я вот еще не нашел, где подработать, – сообщил он. – Демобилизовался по ранению, а податься некуда – ни кола, ни двора, ни семьи… Один как перст – что называется, ни хаты, ни лопаты… Предложили здесь квартиру, я и согласился.

– По ранению, говоришь? И серьезное ранение?

– Да чепуха! – с досадой воскликнул Сиверов. – Но разве этим долдонам в белых халатах что-то докажешь? Списали вчистую, и куда мне теперь – к телевизору с банкой пива? Я ведь только стрелять и умею, больше ничего…

Впереди на обочине опять показалась милицейская машина, возле которой топтались целых три человека в бронежилетах и с автоматами.

– Да что у них сегодня за праздник? – включая указатель поворота и притормаживая, проворчал водитель. – Не спится им, чертям полосатым…

Глеб открыл было рот и тут же его закрыл: в его устах просьба не останавливаться возле милицейской машины прозвучала бы весьма красноречиво. Он и так лез из кожи, стремясь увести разговор подальше в сторону от причин, в силу которых очутился ночью на обочине загородного шоссе.

«Уазик» остановился, протяжно скрипнув тормозными колодками. Мордатый капитан ДПС, казавшийся еще толще из-за надетого поверх ватного зимнего обмундирования бронежилета, подошел к машине со стороны водителя. Спутник Глеба приоткрыл дверь и обменялся с капитаном рукопожатием. Сиверов не знал, радоваться ему или беспокоиться. Водитель явно был хорошо знаком с милиционером, так что теперь только от него зависело, каким будет конец данного приключения. Может, он с самого начала заподозрил неладное и развлекал Глеба разговорами только затем, чтобы без помех довезти его до ближайшего милицейского поста?

– Кому не спится в ночь глухую? – нараспев произнес водитель. – Кого ловите, братцы? Часом, не меня?

Они немного посмеялись, а потом капитан поведал ему историю об угнанной где-то в центре города иномарке. История эта, по счастью, не имела никакого отношения к делам и заботам Глеба Сиверова. Потом они немного поговорили о повреждениях, полученных «уазиком», причем водитель на этот раз сплел новую басню, в которой вместо выскочившего со второстепенной дороги «мерседеса» фигурировала сосна, в которую он, старый дурак, влепился, пытаясь объехать неожиданно метнувшуюся прямо под колеса собаку.

– Собачка не пострадала? – хохотнув, поинтересовался капитан.

Они заговорили о каких-то общих знакомых, но тут со стороны города показался какой-то автомобиль, и капитан, махнув на прощанье рукой в толстой меховой перчатке, неуклюжей рысью побежал через дорогу – выполнять служебный долг, ловить добычу.

Водитель с металлическим лязгом захлопнул дверь, перебросил тумблер указателя поворота и передвинул рычаг коробки передач, на котором черная эбонитовая головка была заменена плексигласовой, с искусно вырезанной розочкой внутри.

– Так ты у нас, значит, стрелок неприкаянный, – продолжая прерванный непредвиденной остановкой разговор, произнес водитель. – Я так понимаю, что ранение свое ты получил не во время чистки картошки?

Глеб скромно промолчал, предоставив собеседнику возможность самому сочинить какую-нибудь историю – пусть сочиняет, что захочет, все равно проверить эти домыслы у него не будет никакой возможности…

– А знаешь, я, наверное, смогу помочь тебе подыскать работенку, – сказал водитель.

– Работа работе рознь, – уклончиво заметил Глеб.

– Не волнуйся, работа хорошая, живая и как раз по твоей части. И платят прилично, и ребята боевые, и вообще…

– Вот так, сразу? – усомнился Сиверов, борясь с желанием ущипнуть себя за руку.

Налицо было либо очередное чудо, либо явное недоразумение. Последнее казалось более правдоподобным. Разговорчивый владелец «уазика», скорее всего, действительно работал охранником на каком-нибудь предприятии, в офисе, а то и в воинской части. Ну, не могло же, в самом деле, Глебу так везти!

– Вы же меня, можно сказать, первый раз видите, – добавил он.

– Ну и что? Зато мне тебя рекомендовали наилучшим образом, – пожав могучим плечом, отмел его возражение водитель.

– Старший прапорщик Бойцов? – предположил Глеб, поскольку не представлял, кто еще мог рекомендовать его соседу по двору, да еще и «наилучшим образом».

– Уже познакомились? – со смехом спросил водитель. – Вот же проныра! В любую дырку без мыла влезет – влезет, осмотрится и пойдет трепать по всему городу… Да, он тоже тебя хвалит. Он всех хвалит, покуда всю подноготную не выведает. Зато уж, когда выведает, тут спасайся кто может. Такого порасскажет, чего ты и сам про себя не знаешь. Про меня небось тоже наврал с три короба?

– Был такой разговор, – согласился Глеб, гадая, что могло означать промелькнувшее в речи собеседника словечко «тоже». Прапорщик Бойцов ТОЖЕ хорошо отзывался о новом соседе… Интересно, а кто еще выступил в роли рекомендателя?

– Любопытно, любопытно, – продолжая посмеиваться, сказал водитель. – И чего же, скажи на милость, он про меня наплел?

– Неловкое положение, – заметил Глеб. – Я скажу, а вы ему голову лицом к пяткам повернете…

– Значит, есть за что, раз ты так говоришь, – констатировал водитель.

– Гм…

– Знаю, знаю, можешь не стесняться! Он всем это говорит. Версий у него обычно две. Первая – что я на самом деле не по лесу шастаю, а по чужим женам. Оттянусь, понимаешь, по полной программе, а потом у местных браконьеров пару дохлых зайцев куплю или там щуку и ну хвастаться: вот, дескать, мои охотничьи трофеи! Слыхал такое?

– Даже если и так, – уклонился от прямого ответа Сиверов, – кому какое дело? Не пойман – не вор. Только это, по-моему, ерунда. Вы же, по его словам, не женаты, так зачем вся эта конспирация – зайцы, лыжи, маскхалат?

– Люблю, когда у человека в голове извилины имеются, а не только след от околыша, – заявил водитель «уазика». – Ну а что ты скажешь насчет второй версии?

Они проехали между госпиталем и остановкой, на которой по-прежнему дремал все тот же троллейбус с рекламой магазина бытовой электроники на бугристом, повидавшем всякие виды борту. Глеб испытал что-то вроде удивления, обнаружив его на прежнем месте: ему казалось, что с того момента, как он проезжал мимо этого троллейбуса, сидя за рулем чужой машины с трупом в багажнике, прошла целая вечность.

– А какая вторая версия? – прикинулся он простачком.

– А то ты не знаешь! Вторая еще интереснее первой. Вот ведь фантазия у человека! Ему бы книжки сочинять, а он прапорщиком служит и водку на службе жрет… Еще он всем рассказывает, что я в лесу клад ищу. В квадрате Б-7.

Последняя фраза была произнесена с многозначительностью, которая Глебу очень не понравилась. Этот человек исподволь выводил его на откровенный разговор, к которому Сиверов не был готов. Глеб решил до поры до времени сделать вид, что это название – квадрат Б-7 – ему ни о чем не говорит.

– А вы не ищете? – спросил он.

Этот вопрос можно было воспринять как попытку пошутить, но водитель даже не улыбнулся. Он почему-то медлил с ответом; в молчании они свернули в боковой проезд, преодолели заставленный четырехколесной рухлядью лабиринт внутридворовых проездов и со скрипом остановились около подъезда, в котором жил Глеб. При их появлении с крылечка спрыгнул и струящейся черной молнией исчез за углом пушистый кот, до рассвета выбравшийся на улицу встречать весну.

– Я – нет, не ищу, – наконец-то ответил на вопрос Глеба водитель. – Другие ищут, а я нет.

– А что так? – спросил Сиверов.

Водитель снова повернул к нему круглое лицо и с улыбкой, которая показалась Глебу совершенно неуместной, объявил:

– Я не ищу клад, потому что я его охраняю.

* * *

Прозрачная океанская волна с тихим шорохом набегала на белый песок. В нескольких метрах от берега вода была зеленовато-голубой, а дальше, за прибрежной отмелью, отливала ультрамарином, таким чистым, что цвет казался неестественным. Так рисуют море дети и неумелые живописцы; такой цвет можно увидеть на фотообоях или на иллюстрации в рекламном проспекте, расписывающем прелести очередного туристического рая. Но в природе такой цвет не встретишь никогда – так, по крайней мере, привыкло считать подавляющее большинство жителей средней полосы России, никогда не бывавшее на берегу океана в тропических широтах.

Над пляжем, эффектно контрастируя с темной зеленью королевских пальм и пронзительной голубизной безоблачного неба, возвышались белоснежные корпуса отеля. Их зализанные, скошенные назад очертания вызывали ассоциацию с палубной надстройкой современного круизного лайнера; казалось, отель ждет лишь каприза какого-нибудь богатого постояльца, чтобы, сбросив надоевшие оковы суши, величественно и плавно выйти в открытое море.

Построенные из стали и поляризованного стекла этажи были опоясаны бесконечными, плавно струящимися лентами лоджий. В одной из них, удобно раскинувшись в шезлонге, сидел пожилой мужчина в белом тропическом костюме. Короткие рукава рубашки открывали загорелые, не слишком мускулистые, но все еще крепкие руки. Налетавший с моря ветерок шевелил темные с проседью волосы, в зеркальных стеклах солнцезащитных очков отражались океанская даль, кроны пальм и причал с яхтами, катамаранами, скутерами и прочей плавучей дребеденью, которая в изобилии водится в любом людном местечке любого побережья. Полосатые пляжные зонтики, почти идеально ровными рядами расставленные на принадлежавшем отелю пляже, с высоты седьмого этажа напоминали любовно ухоженную каким-то чокнутым ботаником плантацию поганок. Над зонтиками с протяжными скрипучими воплями парили на широко распахнутых крыльях жирные чайки; некоторые из них сидели на воде, покачиваясь на волнах, как поплавки, но большинство бродило по пляжу между шезлонгами, выпрашивая подачки и поминутно затевая шумные потасовки из-за кусочка печенья или горсти арахиса, брошенной кем-нибудь из туристов. На некотором удалении от берега – разумеется, не слишком далеко – синеву медленно чертили разноцветные паруса взятых напрокат яхт. Со стороны пляжа долетали обрывки музыки, смех и азартный визг какого-то дитяти, сражающегося на мелководье с надувной акулой, которая была почти вдвое крупнее его самого.

На легком столике у локтя сидевшего в шезлонге человека стоял запотевший высокий стакан с коктейлем. Коктейль был безалкогольный; в первые дни своего пребывания здесь пожилой турист пробовал курить безникотиновые сигареты, но нашел это занятие пустой тратой денег, которая лишь расшатывает моральные устои и ослабляет силу воли: начинается все с безникотиновых сигарет, а кончается, как правило, сигаретами обыкновенными, поскольку изголодавшийся по настоящему табаку организм суррогатами не обманешь. По этой же причине обитатель одноместного люкса на седьмом этаже пятизвездочного отеля избегал спиртного: вообще-то, врач рекомендовал ему рюмочку хорошего коньяка для расширения сосудов, но тут была такая смертная скука, что за первой рюмочкой непременно последовала бы вторая, а за второй – третья.

Человек в лоджии взирал с высоты на размеренное течение пляжной жизни с равнодушной скукой, которая до сих пор не переросла в ненависть лишь благодаря закаленному и отточенному десятилетиями умению контролировать свои эмоции. Рядом со стаканом на столе обложкой кверху лежала открытая книга – «Отцы и дети» Тургенева, – тут же примостился мобильный телефон. Телефон молчал; за все время он не зазвонил ни разу. Человек в шезлонге ждал звонка; собственно, только этим он здесь и занимался. Телефон молчал уже не первый день и даже не первый месяц, но человек продолжал ждать. Он ждал, прекрасно понимая, что это ожидание может оказаться вечным, измученный сознанием своего полного бессилия что-либо изменить.

Когда жгучее тропическое солнце, перевалив через крышу отеля, добралось до лоджии, человек встал, чтобы скрыться от опостылевшей жары в кондиционированной прохладе номера. Поднявшись, он первым делом положил в карман шортов телефон, с которым не расставался, даже когда отправлялся в душ. Затем он поднял со стола и сунул под мышку книгу. Под книгой обнаружился полицейский «вальтер» с глушителем. Наличие пистолета означало, что человек ждет не только телефонного звонка, но и какого-то визита. Разница заключалась в том, что звонок был ему жизненно необходим, а визита он, мягко говоря, опасался.

Сунув пистолет под мышку вместе с книгой, человек прихватил со стола стакан с неумолимо нагревающимся коктейлем и вошел в номер. Задвигая за собой стеклянную пластину двери, узник однокомнатного люкса уже не в первый раз припомнил древних греков. Согласно их мифологии, царство мертвых представляло собой бескрайнюю, погруженную в вечный мрак, унылую и плоскую равнину, по которой бродили в неизбывной тоске тени умерших. Опыт отдыха на этом шикарном побережье свидетельствовал, что греки были правы: загробная жизнь оказалась на удивление скучной и тоскливой штукой.