Текст книги "Отстойник (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

В уме считаю деньги, отпускные, зарплату – на цветной телевизор хватит! Сегодня или завтра куплю, сделаю матери приятное.

Весть о том, что я приехал, распространилась молниеносно, стоило мне об этом сообщить своей однокласснице Эллочке. Мгновенно последовали звонки за звонками, в итоге решили встретиться в ресторане "Каравелла".

Долго думаю, в чём идти по гражданке или в форме. Решаю в форме, надо разбавить ею морских офицеров. У нас пару человек окончили Нахимовское училище.

– Ну, ты и дракон! – обступают меня одноклассники. – Колись, за что орден?

– В воздушном бою Юнкерс сбил, – шучу я. Не рассказывать же им как меня, словно в тире, поливали очередью с калаша.

– В Афгане был? – не унимаются они.

– Да под Москвой, самолётам хвосты заносил, – говорю почти правду.

– Вот ты скрытный, Кирилл, – возмущаются Элла и Таня.

– А он всегда такой был, – вторят им ребята.

– Хватит меня рассматривать как музейный экспонат. У вас как дела? – обращаюсь к Константину и Александру – они морские офицеры.

– Да как у нас? Служба идёт, с каждым годом становимся всё дороже и дороже, – шутят они.

Весёлой гурьбой заваливаем в ресторан, сдвигаем два стола, засуетились официанты. И, понеслось: разговоры, музыка, танцы!

Эллочка прижимается ко мне, корчит рожицы и всё допытывается, надолго ли я.

– А где Эдик? Чего не пришёл? – спрашиваю одноклассницу.

Эдик единственный, кто не является нашим одноклассником, он старше нас на два года. Но я как-то сдружился с ним, наверное, потому, что мы, соседи по дому.

Потихоньку он затесался в нашу компанию и все его воспринимают как своего.

– Закрутила его нелёгкая! – смеётся Элла. – Встречается с какой-то мелюзгой, школу недавно закончила, на первом курсе учится, такая вся из себя несуразная и представляешь, рыжая и конопатая, определённо, гадкий утёнок! У Эдика всегда были экстравагантные вкусы ... а вот и они, легки на помине!

Оборачиваюсь к другу. Он длинный, сутулый, короткая бородка от уха до уха, нос как у пингвина, но глаза, они могут свести с ума любую девушку. А с ним, уцепившись за сухой локоть, чешет моя старая знакомая, когда-то её спас от подонков.

Она моментально узнаёт меня: – Ты что ли, Кирилл!

– Оп па, – раздаются восторженные возгласы, – ты Эдик, попал!

– Это он попал,– бурчит он, крепко жмёт мне ладонь.

– Привет, Катя! Как ты? – киваю ей.

– Нормально. Представляешь, мне тогда три ребра сломали.

– Не фига ж, себе! – искренне восклицаю я.

– Кстати, поймали того гада, – слегка потупила она взгляд. – Деньги мои нашли.

– Вот и славу богу, – вздыхаю я. – Помню, как ты на меня посмотрела.

– Что я могла подумать, у тебя столько же было, решила, что ты их под шумок присвоил, я же тебя тогда ещё совсем не знала! – с жаром воскликнула она.

– Не рви душу, – отмахнулся я, – кстати, а мне менты деньги так и не вернули.

– Гады, – кривит губы рыжеволосое чудо.

А ведь похорошела, с удивлением замечаю я. Вероятно, этот гусёнок очень скоро превратится в роскошного лебедя. Эдик не дурак, работает на перспективу, ухмыляюсь я.

Гуляем в ресторане до позднего вечера. Вспоминаем школу, встречи под луной, смеёмся. Катя моложе всех и такая несуразная. Наши девицы поглядывают на неё с высокомерием, подшучивают за её спиной, но как всякие настоящие женщины, интуитивно чувствуют, она выше их всех на порядок, вот и злятся. А Катю забавляют их ужимки, она корчит из себя полную простушку, но я её моментально раскусил, она это поняла и заговорщицки подмигивает. Внезапно в её взгляде вижу такую силу, что буквально оторопь взяла, как это не характерно для столь юного создания.

Стихают последние аккорды, всем говорят спасибо и до завтра. Ресторан закрывается, пора и честь знать, разгорячённые, вываливаем на улицу. Светятся зелёными огоньками такси, прохаживаются нахмуренные дружинники, следят, чтоб из ресторана не выходили пьяные. Патруль косится на нас, но пока не пристаёт. В принципе мы весёлые, но не в сильном подпитии.

Всё же быстренько минуем ресторанную зону, идём по тротуару, по бокам которого, нависают кипарисы, травим байки. Костя рассказывает, как они получили первое жалование, причём – трёшками и ничего умного не придумали, как соорудили барабан, наклеили на него деньги и пошли в ресторан. Начали расплачиваться, вроде денег не хватает, тогда достают барабан, крутанули, трёшка вылетает, второй раз, ещё одна, затем ещё и ещё. У официанта потихоньку глаза на лоб полезли, незаметно исчезает и очень скоро нагрянула милиция: "Где фальшивомонетчики?" – крутят руки, кидают в "обезьянник". Правда, быстро разобрались, что ребята просто балуются, но сами шутить не захотели, вызвали патруль из комендатуры. Ох, и разбирательство было! Чуть с флота не полетели! Мотивировка: "Издевательство над советскими гражданами". Хорошо, что в Штабе родственники были, с трудом загасили конфликт.

Костя рассказывает в лицах, все хохочут. Катя тоже смеётся, крепко цепляется за руку Эдика, но часто поглядывает на меня и такое у неё выражение лица, словно она что-то вспоминает.

– Кстати, я тоже в Москву скоро поеду, с приборостроительного института уйду, попробую поступить в Университет имени Патриса Лумумбы, на факультет арабских языков, – заявляет она, странно поглядывая на меня.

– Лучше английский изучай, полезнее, – советую я.

– Английский я знаю.

– Вот как?

– В школе повезло с преподавателем, она англичанка.

– Самая настоящая?

– Почти. Хотя сама русская, но родилась в Лондоне. В своё время её дедушка и бабушка, скрываясь от царских репрессий, эмигрировали в Великобританию. А вот сейчас, ей предложили вернуться. Она ярая коммунистка, легко Ленина цитирует, и почти наизусть знает Капитал Карла Маркса.

– Значит патриот, – стараясь скрыть иронию, улыбаюсь я.

– Наверное.

– Дура она, – бесцеремонно встревает в разговор Эдик.

– Ты что, против Ленина? – округляет глаза Катя.

– Причём тут Ленин? Она шило на мыло поменяла. И что, нравится ей жить здесь, а в Англии плохо было?

– Она говорит, что нравится.

– Вот я и говорю, дура.

– Эдик, ты бываешь несносным, – равнодушно говорит Катя.

– А я бы хотела б в Англии пожить, на королеву посмотреть. Да я бы, полжизни отдала, чтоб лишь одним глазком посмотреть на Биг Бен! – мечтательно закатывает глаза Танюха.

– Я б тоже съездил туда ... на танке, – дурачится Александр.

– А мне больше Париж по душе. Эйфелева башня, наряды, а какой язык красивый, – с придыханием говорит Элла.

– Туда б я тоже съездил ... на танке, – не унимается Александр.

– Слушай, отстань со своей бронетехникой! – возмущаются девушки.

– Ну, уж лучше, чем на Жульке, – продолжает ехидничать Александр.

Мы смеёмся, действительно, наша жизнь желает быть лучшей, "но крепка броня и танки наши быстры". По крайней мере, мы сверхдержава и нас, если не уважают, то боятся. Хотя чему бояться? Наше правительство всегда выступает за мир во всём мире, даже лозунги такие. Вот и в Афганистане воюем за тем, чтоб мир там был. Проклятые американцы! То Вьетнам, то Кампучия, на малюсенькую Гренаду напали, сволочи! Хотели Кубу оккупировать, и если б Хрущёв не постучал ботинком по трибуне ООН, точно б ядерная война началась.

Как-то незаметно друзья разошлись по домам. Мы все обитаем в одном районе, кто-то дальше, кто-то ближе, лишь Эдик сейчас поселился на Северной стороне, а это абсолютно противоположные направления. Он, как истинный джентльмен, порывался проводить её до дому, но я веско говорю, что катера скоро перестанут ходить и пусть не волнуется, сам провожу. Вижу, ему не очень понравилось эта идея, но Катя чмокнула его в нос, он растрогался и побежал на троллейбус.

Идём рядом, как школьники, на расстоянии. Что-то меня притягивает к ней, но что именно не пойму. Рыжая, такая вся из себя несуразная, при этом гордо вздёрнутый носик и острые лопатки. Обалдеть! Никогда такие не нравились. В то же время проникаюсь к ней уважением. Сразу видно, сильная личность, хоть вроде ещё совсем "молоко", недавно восемнадцать исполнилось.

– У меня такое ощущение, что тебя давно знаю, – она метнула на меня внимательный взгляд.

– Больше, чем полгода, уже срок, – соглашаюсь я.

– Нет, вроде до того ещё знала. Иногда мне кажется, что жила другой жизнью, а иногда мне снится, как я летаю.

– Растёшь, – откровенно смеюсь я.

– Наверное, – искренне соглашается она, – но сны такие странные, я в них дракон.

Смотрю на её тщедушную фигурку: скромное пальтишко, на шейке серебристый платок, но глаза горят как два прожектора. Хотел усмехнуться, но не стал, пускай мечтает, девочка.

– И ты мне снился, – неожиданно заявляет она.

– Неужели, – оборачиваюсь к ней, думая она вновь затеяла какую-то свою игру.

– Снился. Кошмарный сон. Тебя двое, в длинных рясах, пытали.

– Тьфу ты! – от неожиданности ругаюсь и сплёвываю. – Что за гадости выдумываешь?

– Они тебе жилы на ногах резали, а затем ты превратился в дракона.

– Замолчи! – взрываюсь я. – Другой темы для разговоров нет? Лучше расскажи, как первый курс закончила, скольких мальчиков с ума свела.

– Нормально закончила, мальчиков многих с ума свела, – мигом надувается она.

– Не сомневаюсь! – фыркаю я.

Некоторое время идём молча.

– Мне кажется, наши судьбы связаны, – не удерживается в игре в молчанку Катя.

– Влюбилась что ли, – бестактно замечаю я.

– В тебя! Да мне, такие как ты, никогда не нравились! Вечно корчат из себя, а втихаря пялятся со спины, уже не одну дыру у меня прожгли!

– Да там нет нечего на что пялиться, – откровенно ржу я.

Неожиданно у Кати брызжут слёзы и она бежит вперёд.

"Вот кретин, она же, совсем молодая девчонка! Чего я на неё окрысился?" – в душе ругаю я себя сам.

– Катя! Катюша! Стой! Я не прав, – хватаю её за руку. Она останавливается как вкопанная, размазывает по лицу слёзы и такая несчастная. – Извини, Катюша, у тебя всё на месте и есть на что посмотреть, – несколько бестактно говорю я, но она уловила мой примиряющий тон и не обиделась.

– Проехали, – с иронией усмехается она, слёзы быстро высохли на лице.

– Ты симпатичная, – почти не кривлю душой я. В ней есть, что-то, завораживающее, не могу понять что.

– Не ври, – откровенно ухмыляется она. – А мальчики на меня действительно западают, липнут как мухи на варение! – с отчаянным вызовом выкрикивает она.

Я смеюсь, и неожиданно мне хочется обнять её. На этот раз она не обижается, срабатывает женское чутьё, задирает нос: – На троллейбус опоздаем, кавалер.

Пришлось пробежаться, с трудом успеваем на последний маршрут. Троллейбус, куда мы запрыгнули в последний момент, почти пустой. На задних сидениях расположилась небольшая компания, молодой человек тихо перебирает струны на гитаре, а у окна стоит худенькая девчонка, держит скромный букетик, задумчиво улыбается своему отражению в стекле и она не замечает неприятного типа, который, прислонившись к дверям, не сводит с неё масленого взгляда.

Катя глазами указывает на него.

– Вижу, – киваю ей.

– Он точно пристанет к этой девушке.

– Думаешь её надо проводить?

– Обязательно.

– А ты боец, – хвалю её.

– Просто меня бесит несправедливость. Она такая счастливая, а этот явно что-то замыслил отвратительное.

Подходим к девушке, она вскидывает на нас удивлённые глаза.

– Мы тебя проводим, тот тип тобой заинтересовался, он плохой человек, – тихо прошептали ей.

Девушка окидывает нас взглядом, кивает, как старым знакомым, в глазах ни тени страха и такая она хрупкая и нежная.

– Знаю, он не просто плохой, нелюдь, он насилует, а затем убивает, это маньяк, – этим откровением она едва землю из-под моих ног не вышибает. Я в шоке, а Катя как-то внимательно начинает к ней присматривается, щурит глаза, словно силится что-то вспомнить.

Девушка с благодарностью посмотрела на нас, трогательно дёрнула острыми плечами и внезапно произносит: – Вы за меня не переживайте, я Ассенизатор.

Гл.10.

Троллейбус останавливается у тёмных гаражей, девушка встрепенулась и выпрыгивает на тротуар. Тип, с маслеными глазами, незамедлительно соскальзывает вслед. Только хочу вмешаться, как Катя сильно сжимает мою ладонь: – Не надо!

– Почему?

– Она оборотень.

– Что?! – и внезапно, как это не парадоксально, я верю этому заявлению.

Присаживаемся на сидение, мысли сумбурные, хочу их упорядочить. Вроде как возникают различные видения, вновь мерещатся драконы, выплывает образ полногрудой рыжеволосой красавицы и словно во сне звучит её голос: "Запомни, Кирилл, я начальник, ты – подчиненный" – машинально хочу ответить: "А не пошла бы ты в жо ... !" – но осекся и остолбенел, то был 2016 год, а сейчас 1980-ый! Как такое может быть?

– Мы тоже Ассенизаторы, – врывается в сознание голос Кати.

– Ассенизаторы, мы?

– Я в этом уверена. Девушка признала нас как своих.

– Кто такие Ассенизаторы? – задаю вопрос, но уже знаю ответ.

Катя замыкается в себе, и я не хочу её тревожить. Перед моими глазами возникают образы пещерного монастыря, круглые башни наверху.

– В Инкерман надо съездить, – внезапно говорит она.

– К тем башням?

– Да.

Как-то по-новому смотрю на свою спутницу, такое ощущение, что мы с ней, как бы это слово подобрать – напарники.

– А ты сейчас совсем не похожа на ту, что была там, – стараясь подбирать слова, медленно произношу я.

– Ну да, формы не те, – насмешливо отвечает она.

– Абсолютно не это имел в виду, – смутился я.

– Ага, поверила, я припоминаю, как ты пялился на мои груди, – Катя с неудовольствием кинула взгляд на свои скромные холмики.

– Глупости говоришь, – покраснел я, и подумал: ""Вот язва!" – она словно читает мысли: – Нет, просто стерва! – озорно подмигивает, а в раскосых глазах бегают чертенята.

Мы оба остолбенели, это уже было, я тогда впервые с ней встретился, в Инкермане, и даже мысли возникли те же!

– Это не шиза? – с ужасом спрашиваю я.

– Определённо нет, это командировка, напарник, – сосредоточенно говорит Катя, в её глазах промелькнул страх, но мгновенно исчез, стоило мне поднять на неё глаза.

В молчании проезжаем бухту Омега. В скудном освещении просматривается лодочная станция, темнеют навесы, кругом ни души. Поздней осенью в Севастополе мало народа. Жизнь становится спокойной, уравновешенной, воздух очищается. Мне это время года нравится даже больше, чем лето.

На нашей остановке выходим, троллейбус ползёт дальше, провожаю Катю до самого подъезда.

– Значит до завтра, встречаемся на Графской пристани? – я смотрю на её сосредоточенную мордаху и такая меня охватила нежность, что неожиданно взял её за плечи и чмокнул в макушку.

– Угу, до завтра, – она решительно отстранилась и строго произносит: – Я не маленькая девочка, не надо меня жалеть.

– Давай в одиннадцать. С утра в военкомат зайду, отмечусь, – я сознательно пропустил её реплику мимо ушей.

– Пока, красавчик! – неожиданно она обвивает мне шею, чмокает в лоб. – Теперь ты от меня никуда не денешься, Кирилл! – насмешливо говорит она.

Мне хочется возмутиться, а как же Эдик! Хотя, причём тут он? Но вдруг с остротой понимаю, она в эти слова вкладывает другой смысл и взгрустнул: "а она славная, в такую и влюбиться можно" – но внезапно возникает зыбкий образ Стелы и я теряюсь от начавшегося в голове настоящего сумбура.

Обратно, руки в ноги, бег по пустынному шоссе, транспорт не ходит, кругом тишина, все спят, в отличие от Москвы, народ у нас ложится рано.

У гаражей замедляю бег, перехожу на шаг. Всё же у меня беспокойство за ту девушку. Вдруг мы ошиблись? Сейчас лежит она в грязи, поруганная, изувеченная.

Медленно иду по едва заметной тропинке, кручу по сторонам шеей. Место здесь гадкое, гаражи пристают впритык друг к другу, образуя всякие щели, лазы, вокруг всё заросло густой травой и разбросан всяческий хлам.

Вроде, что-то блестит на стене. Приближаюсь, пристально вглядываюсь в пятно. Боже, гараж забрызган кровавыми ошмётками, а вокруг разбросаны человеческие останки! В ужасе отпрянул, внутри поднимается тошнота, я не могу поверить в происходящее. Неужели это растерзана та девчонка? Как же так, ну почему мы её не проводили?!

Пересилив омерзение и страх, беру палку и, затаив дыхание, переворачиваю слипшуюся от крови оторванную голову. Это не она! С шумом выдыхаю воздух, сбрасываю ладонью со лба липкий пот, руки трясутся, а мысли путаются, я не могу даже представить, что это дело рук той милой девушки.

Словно в трансе смотрю на оторванную голову, зрелище жуткое, глаза открыты, но нет уже того масленого взгляда, в них навсегда застыл дикий ужас. На гладком камне сиротливо лежит скромный букетик цветов. Долго не могу прийти в себя, стою, словно под гипнозом.

– А что ты тут делаешь? – внезапно слышу приветливый голос.

Дико вздрагиваю, волосы хотят встать дыбом, резко оборачиваюсь. На меня улыбаясь, смотрит та девушка, из троллейбуса.

– Это ты сделала? – я пытаюсь погасить в теле крупную дрожь.

– Пришлось, – потупила свой взор.

– Надо было просто в милицию заявить, а не так жестоко, – моя душа буквально взорвалась.

– Странный ты какой-то, – невероятно удивляется она. – Причём тут милиция? Ну, сидел он пару раз за изнасилование, убийство не доказали. А последний раз, вообще, досрочно освободили, за хорошее поведение. И что дальше, продолжать ему жить?

Я в тупике от её слов, привык верить в закон, в неотвратимость наказания, хотя с несправедливостью сталкивался постоянно и, как это ни парадоксально, больше со стороны власти.

– Пойдём отсюда.

– Действительно, что тут уже делать? – соглашается девушка. Идёт рядом и пышет от неё горячая энергия. Она не до конца преобразовалась в человека, вокруг неё вьётся, призрачный контур питбуля.

– Звать тебя как? – оборачиваюсь к своей необычной спутнице.

– Рита.

– Учишься?

– СПИ закончила, факультет АСУ.

– Нравится специальность? – автоматически спрашиваю я.

– Нет, просто куда-то надо было поступать, а в Севастополе лишь один институт, а в другой город папа не пустил, переживает за меня, – откровенно говорит девушка.

– Знал бы папа кто ты, – горько усмехаюсь я.

– Прекрасно знает, он тоже оборотень.

– Вот как! Тогда чего боится?

– На нас тоже охотятся, это ещё со времён инквизиции – Воины Иеговы, ну и ... потусторонние иногда тоже.

– Так священнослужители служат богу, они должны выступать против всякого рода насильников, – задумчиво произношу я, а в голове вертится мысль: "какие ещё потусторонние, или мне послышалось?"

Рита невесело смеётся: – Ты знаешь, где самый большой процент педофилов? В их среде! В Ватикане вообще разрешены браки, чуть ли не с двенадцатилетними девочками. Сколько смертей и искалеченных судеб по этому поводу было. Я больше чем уверена, наступит время, вообще станут практиковаться однополые браки, а по улицам будут шествовать демонстрации извращенцев.

– До этого не дойдёт, – содрогнулся я, – пока существует СССР, этого не допустят.

– Угу, пока живём в стране Советской, – хмыкает Рита. – Папа говорит, что он развалится и к нам непрерывным потоком хлынут "западные ценности".

– Советский Союз будет стоять вечно, – не верю я. – А, что он ещё говорит? – всё же интересуюсь я.

– С Кавказом начнётся война. Поезда под откос будут пускать, дома взрывать. А на Украине власть захватят бандеровцы и откровенные фашисты, они начнут бомбить мирные города Донецка и Луганска, в Одессе заживо сожгут людей, а Крым воссоединится с Россией.

– Что за бред! Ну и фантазёр твой папа! – я вроде как усмехнулся, но на душе стало просто жутко, да и я начал что-то вспоминать из той жизни, вероятно, так и будет. Сердце сжалось от тоски и безысходности.

Рита недоброжелательно нахмурилась, судя по всему, отец для неё непререкаемый авторитет.

– Ты меня извини, но всё будет иначе. Я в армии служу, там самая настоящая дружба народов. У меня в приятелях есть аварец, грузин, кореец, а украинцев пол роты, – я словно стараясь убедить самого себя.

– Ты не показатель, – резко заявляет девушка.

– Поживём, увидим, – не хочу с ней спорить, в голове такой сумбур, но самое ужасное, в голове вспыхивают страшные картинки, я вспоминаю, как в центре Европы НАТО бомбит Югославию, как терзают полковника Каддафи, горящий Дом Профсоюзов в Одессе, как стирают с лица земли в Сирии Пальмиру ... Боже мой, неужели это действительно всё произойдёт!

– Поживём, увидим, – со вздохом соглашается она. – А вы в Севастополе недавно?

– Родился здесь, – с трудом отвлекаюсь от своих видений, хочется себя ущипнуть, у меня такое ощущение, что я сплю.

– Странно, ни разу о вас не слышала.

– А что, много таких как мы? – сбрасывая с себя оцепенение, спрашиваю девушку.

– В Севастополе я, отец, да Дарьюшка, а ещё Лаура, она рептилия ... вот вы ещё появились. Только не пойму, вроде вы Ассенизаторы, в тоже время, на оборотней не похожи. А вдруг вы дикие? – в её глазах всплывает ужас.

– И дикие есть? – удивляюсь я.

– Ещё те уроды, они никому не служат, творят полный беспредел, – Рита внимательно посмотрела мне в глаза, – послушай, а пойдём, я тебя с отцом познакомлю!

– Уже поздно, ночью, к девушке.

– Не бери в голову, для нас ночь, что день.

– А мать как к этому отнесётся?

– Её нет, она погибла.

– Извини.

– Ничего ... это давно было, даже лица не помню.

– Хорошо, пойдём. А у тебя мобилка есть?

– Что ты сказал? – не поняла девушка.

– Смартфон ... или, – я осекся: "ну, конечно же, этих прелестей ещё не придумали. Какой пещерный век!" – почесав затылок, с усмешкой произношу: – Телефон дома есть?

– Конечно.

– Матери надо позвонить, наверное, опять переживает. Далеко живёте?

– На Вакуленчука, у гастронома.

– Так мы соседи, это совсем близко от меня. Мой дом рядом с детским садиком.

– Там моя бабушка живёт, на первом этаже. Правда, её окна ниже уровня земли.

– Бабушка? А почему не вместе живёте?

– Дарьюшка не хочет, к тому же, она там район убирает.

– Её Дарьей звать? что-то кольнуло мне память.

– Нет, Дарьюшкой, – мягко поправляет девушка.

Спускаемся в балку, там развернули строительство жилого дома, а где-то в стороне мой институт. Он построен на отшибе и к нему ведёт длинная дорога, которую мы прозвали "Дорогой жизни", зимой по ней разгоняется студёный ветер, набирает силу и, лупит со всей дури в институтские корпуса и общежития, вымораживая всё тепло. Помню, занимались в аудиториях, так прямо внутри помещения, у двери, наметало настоящий сугроб, многочисленные щели не задерживали снег. А студентам нипочём, надевали перчатки и писали лекции – мы, народ закалённый!

– В балках ничего нельзя делать и жить, – хмурится Рита.

– Почему? – искренне удивляюсь я.

– Из них бьёт отрицательная энергия. По преданиям, даже колдуны не рискуют жить внутри их, а лишь на склонах, по чуть-чуть вбирая эту энергию. Если взять сразу, можно сгореть.

– То ж предания, – улыбаюсь я.

– Как сказать, наши предки очень серьёзно относились к постройке своих домов.

– А ещё кошку выпускали, чтоб определить, благое место или нет, – шучу я.

– Да, и кошку, – щуря глаза, с удовольствием соглашается Рита, – приметы на пустом месте не вырастают. В принципе, это своеобразная магия. Вот ты, плюёшь три раза через левое плечо, когда дорогу перебегает чёрная кошка?

– Плюю, – смеюсь я, – так это просто традиция. Как-то, перед экзаменами мне дорогу пробежало четыре чёрных кота, получил четыре балла. На каждого кота по баллу. Жаль, что пятого не было, так бы отлично получил.

Рита весело засмеялась: – Я кошек люблю и чёрных и белых. У Дарьюшки живёт такой изумительный чёрный кот, гладишь его, а он даже искры испускает, такой холённый, большой и важный.

В разговорах незаметно подходим к подъезду, поднимаемся на пятый этаж.

– Вот, мы и пришли, – Рита нажимает на звонок, звучит приятная мелодия.

Дверь открывается, на меня смотрит крепкий, с несильной проседью на висках, мужчина. Испытующий взгляд сменяется на понимающий. Кивает мне, заходим, протягивает руку: – Вадим Петрович, – представляется он.

– Кирилл.

– Проездом или как?

– Вообще я местный, живу рядом, в соседних домах, но, в принципе, проездом. На побывку приехал, служу под Москвой.

– Кадровый офицер?

– Нет, после института военные сборы, – я не стал вдаваться в подробности.

Рита принимает мою шинель, орден Красной звезды ярко блеснул в свете лампы.

– Ого! – поражается девушка.

– Не обращайте внимания, случайно дали.

– Случайно их не дают, – усмехается мужчина. – Заходи, присаживайся. Дочка, пожалуйста, приготовь чай! Как с Ритой познакомился?

– В троллейбусе, хотели предупредить об опасности. Тип один за ней увязался.

– Мы долго его выслеживали. Так Рита всё же увела его?

– Да, – я содрогнулся, вспомнив, как она его увела.

– У него родственник в Обкоме партии работает, та ещё гнида, постоянно заведённые на него уголовные дела изымал, всегда отмазывал. Им сейчас занимаемся наши товарищи из Симферополя.

– Такие как и вы? – осторожно спрашиваю я.

– Да, партийцы с большой буквы. А ты в партии?

– Нет.

– Как же так, надо вступать! Оборотень обязан быть коммунистом! А оборотень в погонах – вообще замечательно!

– Я не думал об этом.

– Хоть ты и молодой ещё, а пора. Печать на твоём лице, очень сильная.

– Какая печать? – не понимаю я.

Вадим Петрович смотрит с иронией, думает, что я шучу: – Никак, лично сам Шеф тебе её поставил. У тебя есть перспектива карьерного роста, от рядового оборотня до руководства касты Ассенизаторов. Кстати, печати, только, посвящённые могут заметить, дикие нет. А ты наши знаки видишь?

Я отрицательно мотнул головой: – У меня, словно амнезия. Ничего не помню, только мерещится что-то.

– К Дарьюшке сходи, – становится серьёзным Вадим Петрович. – Я чувствую, есть в тебе что-то просто запредельное. Обязательно сходи к ней, она многое знает, даже будущее может прогнозировать.

– Это она сказала, что СССР развалится? – ляпаю я, и прикусываю язык, думая, что говорю лишнее.

– Нет, не она, это и так очевидно, – по лицу промчались такие сильные эмоции, словно сорвался с холодных гор обвал. – Нашу страну будет раздирать всяческое "шакальё", соседи потребуют жирные куски, на наших границах будут стоять войска НАТО со своими ракетами, круг замкнётся и грянет Третья мировая война.

– Вы не преувеличиваете? – осторожно спрашиваю я.

– Это прогноз, но не факт. Делать, что-то, надо уже сейчас. Тенденции к развалу уже появились. Доллар лезет в наше общество, а это подрыв экономики. Раньше за валютные махинации ставили к стенке, сейчас сами партийцы высших эшелонов власти, скупают его в огромных количествах. Скоро, национальные богатства: нефть, газ, энергетику, заводы – передадут в частные руки. Весь капитал осядет в банках Запада, а значит, и рычаги управления будут у них, а народ, в большей своей массе, начнёт вымирать. Церковь влезет в управление государством, будут уничтожать древние знания и делать просвещёнными кого угодно, допустим, тех же греков, но не русских. Славяне, для патриархов церкви, станут варварами, почти животными, людьми второго сорта.

– Мрачный прогноз.

– Поэтому мы здесь, – соглашается Вадим Петрович, – к сожалению и низшие из нечисти зашевелились. На свет выползают те, которых почти забыли. Даже упыри появились, и ещё кто-то пришёл из самых глубин Пекельного мира, он хочет подчинить диких оборотней, и что ужасно, в среде Ассенизаторов отщепенцы появляются. Сейчас шеф пытается найти три драконьих камня, с их помощью можно спасти нашу касту.

– Блин, на сказку похоже.

– А мы не сказка? – с иронией смотрит мужчина.

– Вы упомянули о драконьих камнях, что это? – в моём кармане ощутимо нагрелся мой талисман, появляется желание его достать, но благоразумно давлю искушение, что-то подсказывает – моё "чёрное сердце" и есть драконий камень.

– Если образно, то в нём заключена душа дракона. Это настоящая стихия, почти как Природа, захочет, сметёт с лица Земли все упоминания о человеке. Можно себе представить, если он попадёт не по назначению.

– А как это определить? – осторожно спрашиваю его. Мне становиться неуютно сидеть за одним столом с оборотнем, рассуждающим о бытие.

– Нам не обязательно напрягать мозги, всё решает шеф. На кого укажет, того и рвать будем.

– А если ошибётся?

– Что ты, это исключено! – смеётся Вадим Петрович.

Замыкаюсь в себя, выплывают бесцветные глаза и ухмылка с блестящим клыком – даже вздрагиваю.

Заходит с подносом Рита, расставляет пузатые чашки, уловила перемену в моём настроении и настороженно спрашивает: – Чай с варением ... будешь?

– Попробуй клубничное, аромат с ног сбивает, дочка сама варила, – с радушием советует Вадим Петрович.

– Давайте, но не много, – нехотя соглашаюсь я, что-то настроение в одночасье рухнуло вниз, словно с Вавилонской башни.

Варение действительно великолепное, ягоды почти прозрачные, светятся красным огнём, нежные, тают во рту, мелкие семечки щекочут губы, хочется, есть ещё и ещё.

– Ну как? – лукаво смотрит Вадим Петрович.

– Божественно!

– Дочку Дарьюшка научила, древние рецепты нашей семьи.

На душе слегка оттаяло, но долго задерживаться в радушной семье оборотней не хочу. Допиваю крепкий чай, благодарю, меня зазывают приходить ещё, мило улыбаюсь, поспешно делаю ноги.

Уф! Выхожу с подъезда. До чего же хорошо на улице! Скоренько бегу к своему дому. Щупаю чёрный камень. Я тебя в обиду не дам! Он отзывается на ласку, теплеет и мне становится радостно, он точно живой и он МОЙ.

Мама не спит, ждёт меня, осуждающе качает головой, я так и не позвонил ей, совсем из головы вылетело из-за прицельного радушия моих новых знакомых. Хочется спать, устал за день, столько впечатлений и завтра денёк будет насыщенным. Иду мыться, как обычно горячей воды нет, хорошо хоть холодная есть, но мне не привыкать, хорошо растёрся и под махровый плед, на хрустящие простыни. Благодать!

Едва закрываю глаза, завертелся хоровод из лиц, как листья, кружащиеся с деревьев. Я лечу над океаном, но только он совсем другого мира – несколько лун серебрятся на лиловом небе, а пространство заполнено крылатыми созданиями и все рады мне, словно я вернулся домой после длительного, растянутого на тысячелетия, отсутствия. Живые цветы порхают рядом, радушно осыпая янтарной пыльцой, стрекозы, с человеческими глазами, трещат прозрачными крыльями около лица, в океане, разбивая хвостами воду в белую пыль, пасутся морские колоссы, выпуская в мою честь мощные фонтаны, серебристые пузырьки поднимаются с глубин, летят ко мне, заглядывают бесчисленными глазами в лицо. Душа наполняется счастьем, это мой мир, меня все знают и любят. Внезапно появляется невероятное крылатое создание. Медно красная чешуя горит огнём, тело гибкое как у кошки, на лапах сверкают, словно полированный обсидиан, серповидные когти. Оно элегантно поворачивает длинной шеей и, словно звучат серебряные колокольчики, так чешуйки трутся друг о друга, а в глазах изумрудное сияние, с ноздрей срываются огненные звёздочки.