Текст книги "Образ врага. Расология и политическая антропология"
Автор книги: Андрей Савельев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)
Последовательная детализация 1-й главной компоненты изменчивости генофонда Восточной Европы
[Восточные славяне. Антропология и этническая история, М., 2002.]
Отклонение от среднерусских частот с последовательной детализацией по 100 генам (вверху), отклонение от маркера локуса HLA (по 31 аллелю) и отклонение от среднебелорусских частот (справа внизу)
[Восточные славяне. Антропология и этническая история, М., 2002.]
Интегральную и более внятную картину дает геногеографическая карта отличия генотипов от среднерусского (по 100 генам). В этом случае мы избавляемся от выделения непонятного набора генов по каждой из главных компонент. Тогда на карте мы увидим русское пространство, широкой полосой рассекающее Восточно-европейскую равнину. То, что казалось «европейским языком» оказывается группой больших пятен некоторого отличия как от русского, так и от европейского генотипов. Исконно русская генетическая территория простирается примерно по той же линии Брест-Могилев-Смоленск-Курск-Воронеж-Волгоград, затем Уральск (уже на территории Казахстана), вокруг Саратова, в обход Приволжской возвышенности и Казани – к северу по верховьям Северной Двины, захватывая Онегу и Ладогу и через Псков к Бресту. В этом пространстве есть свои «острова», где генотип практически идентичен типичному русскому – большое пространство южнее Онеги и Ладоги до Смоленска, небольшие зоны, вытянутые к северу от Курска и Воронежа, островок юго-восточнее Саратова.
Наиболее информативную картину дает геногеографическая карта отклонения от русского генотипа по маркеру комплекса лейкоцитных антигенов (HLA). Считается, что варианты этого комплекса контрастно дифференцируют различные этнические группы. Центром русского пространства можно считать треугольник Москва-Вологда-Нижний Новгород, а также зону с центром в Волгограде, соединенную восточнее Воронежа пуповиной с вышеуказанной зоной и протянутую через Новокузнецк до Уральска и несколько севернее. Снова мы видим, что из широкой полосы от беломоро-балтийской зоны до Каспия вырвано пространство Приволжской возвышенности, южная граница проходит к западу от Воронежа, повторяя несколько севернее границу Украины, захватывая почти всю Белоруссию и восток Латвии и Эстонии. Ярко нерусскими проявляются знакомые нам зоны в районе Ровно-Житомир, на севере – район р. Мезень, и самый север Скандинавии.
Увы, карты пространственных распределений русского генотипа и отклонений от него, серьезно подорваны методологическим просчетом. Авторы соответствующих исследований приняли за базовый генотип некий усредненный генотип для населения, проживающего на территории между 28 и 56 градусами восточной долготы и 50 и 60 градусами северной широты. Сюда попали искажающие картину типы прибалтов вепсов, коми, марийцев, удмуртов, мордвы, чувашей, татар, башкир и казахов. Зато исключены большие группы остальной территории России – Севера, Украины, Сибири, Дальнего Востока. Средняя величина, таким образом, заметно искажена. Остается надеяться, что не настолько, чтобы перекрыть фактор численного превосходства русских в указанном пространстве. Представляется очевидным, что следствием такого вольного отношения к методике исследований является сужение Русского мира – в том числе за счет смещения среднего типа в сторону «угро-финских» характеристик и потери по этой причине Украины и части Белоруссии. Подобное построение карты отличий от средне-белорусского показателя также несостоятельно за счет включения в средний показатель западных типов, уже заметно отличных от русских.
Историческая интерпретация всего массива геногеографического материала, предпринимаемая исследователями, по большей части совершенно не обоснованна. Подтвердить изгибы геногеографического рельефа историческими данными – затея почти безнадежная. Лишь самые яркие тенденции, видные на картах, можно считать обусловленными масштабными миграциями. Но в то же самое время они же могут быть интерпретированы и как следствие климатогеографических различий, которые более очевидны, чем исторический материал о миграциях многовековой давности. Связывать геногеографический рельеф с различными археологическими культурами – совершенно пустое дело, в чем признаются и авторы этой затеи, считая свой «перевод геногеографических карт на язык археологии» фрагментарным и не претендующим на точность. Крайняя сомнительность этих сопоставлений невольно продемонстрирован авторами, пытающимися приписать «проходному двору» причерноморских степей устойчивую геногеографию, якобы увязанную с древними культурами, исчезнувшими давным-давно и вместе с их носителями.
К сожалению, мы можем дать лишь некоторые наметки на антропологическую интерпретацию геногеографических данных. Сопоставить эти карты с картами антропологических типов практически не представляется возможным в силу грубейших методологических ошибок – как при составлении первых, так и при составлении вторых. Наши выводы могут носить только приблизительно-качественный характер без каких-либо численных корреляций между антропологическими и генетическими данными. Приходится считать, что генетические карты вскрывают некоторые недоступные антропологам местные особенности, которые не выявил слишком грубый масштаб антропологических исследований.
Главной расологической проблемой, решаемой с помощью генетических исследований, является установление тенденций расхождения-сближения между различными этническими и расовыми группами. Если антропологические данные позволяют нам выделить у разных народов группы смутной идентичности (то есть, принимающих тот же этноним, но имеющие иной антропологический портрет) и предположить внутриэтнический конфликт в связи с расовыми различиями, то генетика может дать нам параметры, скрытые от антропологии, и позволяющие выдвинуть гипотезы по поводу проблем и перспектив комплиментарности между идентичными или близкими в антропологическом плане группами.
Фундаментальный вывод, следующий из геногеографии, свидетельствует, что классификация по признакам европеоидности-монголоидности, принятая антропологами для русского и славянского населения, является совершенно негодной. «Тени» монголоидности – скорее штамп научного языка, чем реальность. Русский генотип, как видно из его пространственного распределения, вполне допускает то, что называют «налетом монголоидности», но на самом деле является лишь внутрирусской расовой вариацией.
Второй фундаментальный вывод состоит в том, что зона западной и северной Украины, юга Белоруссии и примыкающая к ним территория южнее Воронежа – генетически проблемна. При том что эта зона представлена единым антропологическим типом и признаки в ней понтийской расы, более проявленные южнее, еще малозаметны, она отделена как от собственно русского пространства, так и от европейского антропологического континента. К сожалению, загадочный район Ровно-Житомир остался практически не изученным антропологами. Внимательное отношение к нему, между тем, диктуется особенностями, которые этот район демонстрирует во всех представлениях геногеографического материала (то есть, по разным вариантам выборки групп генов – по трем первым главным компонентам или по генетическим «расстояниям» от некоей средней нормы).
Третий вывод (в котором мы, наконец, совпадаем с авторами исследования «Восточные славяне») состоит в явном указании на неевропейское происхождение генотипов не только Поволжья, Приуралья и Казахстана, но и Кавказа и Малой Азии, и, что самое любопытное, Прибалтики, Карелии и т. н. Фенно-Скандии. При этом речь идет не о признаках монголоидности, а обо всем комплексе генетических признаков – интегральном генетическом различии.
Общность генетики Русского мира неплохо прослеживается в координатах главных компонент, когда в них выстраиваются «этнические облака» – группы точек, каждая из которых отражает средний показатель замера в отдельной популяции.
Об общности или родственности генофонда говорит тот факт, что в пространстве первой-второй, второй-третьей и первой-третьей главных компонент, рассчитанных из анализа генетического разнообразия народов Восточной Европы, изменчивость популяций эстонцев и мордвы полностью поглощается изменчивостью великороссов. Причем обе популяции оказываются чрезвычайно близки, несмотря на свое географическое и историческое разобщение.
Изменчивость генофонда Восточной Европы в пространстве главных компонент (треугольниками обозначены центры тяжести «этнических облаков»).
[Лимборская С.А. и др. Этногеномика и геногеография народов Восточной Европы. – М.: Наука, 2002.]
В целом великорусское «этническое облако» в пространстве главных компонент охватывает не только другие русские популяции (белорусов и украинцев), но и финно-угров, что говорит о единстве материнской «породы». Следует говорить не о финно-угорском субстрате в русском генофонде, а о дочернем характере финно-угров по отношению к русскому генофонду.
В пространстве главных компонент восточно-европейские популяции с несколько иным составом проанализированных этносов проявляется достаточно своеобразная закономерность. Если аварцы и мордва фактически представлены линейными закономерностями (то есть, для них может быть выделен единственный комплекс плавно меняющихся признаков), то белорусы явно представлены двумя подобными ветвями – одной, совпадающей с русской ветвью, и другой, ортогональной первой, – вне русского «генетического облака». Причем линейная ветвь мордвы выглядит продолжением белорусской ветви (плавным изменением той же тенденции трансформации генетических признаков). Мари образуют компактное облако с низкой изменчивостью. Башкиры сочетают одну доминирующую и одну второстепенную ветви, смешанные меж собой. Наконец, русское «генетическое облако» выглядит составленным из множества больших и малых линейных ветвей.
Изменчивость генофонда Восточной Европы в пространстве главных компонент (стрелками обозначены центры тяжести «этнических облаков»).
[Лимборская С.А. и др. Этногеномика и геногеография народов Восточной Европы. – М.: Наука, 2002.]
В предыдущих главах уже приводилось значение частот маркеров мтДНК для расовой диагностики.
Пять главных компонент, рассчитанных для полиморфных маркеров мтДНК, охватывают 49 % совокупной изменчивости их частот. Первая главная компонента охватывает 18 % изменчивости, вторая – 11 %, третья – 7 %, четвертая – 7 %, пятая – 6 %. Визуально очевидна (и подтверждается корреляционным анализом) высокая степень сходства первых и вторых главных компонент мтДНК и аллельных генов. Также имеется достаточно ясное сходство между рельефом изменчивости пятой главной компоненты мтДНК и рельефом третьей главной компоненты изменчивости аллельных генов.
На рисунках мы ограничиваемся лишь двумя главными компонентами. Учитывая, что данные геногеографии по Зауралью серьезно искажены исключением русских, мы можем видеть обширные «низкочастотные территории вокруг Черного и Каспийского моря на первой главной компоненте, шлейф от Кавказа на второй главной компоненте и алтайско-южноуральский регион на третьей главной компоненте. Возможно, каждая из «ортогональных» групп изменчивости свидетельствует об уникальном векторе генетической эволюции: первая – о кавказоидной экспансии, третья – о южноуральской (арийской) вотчине, вторая (с меньшей уверенность) – о встречной экспансии с Кавказа и из Сибири и следах других разнородных миграций.
Первая и вторая главные компоненты изменчивости частот полиморфных маркеров мтДНК, генетические расстояния от усредненной (обобщенной) евразийской популяции
[Генофонд и геногеография народонаселения. Том 2. Геногеографический атлас населения России и сопредельных стран. СПб.: Наука, 2003.]
Западноевразийской (европейской) гаплогруппы I, U1, U2, U3, X у русских встречаются только в южной части русского ареала и отсутствуют в северных популяциях (Пинега, Каргополь). В целом средняя частота таких гаплогрупп у русских 1–2%. Напротив, частота западноевразийской гаплогруппы H у русских высока. Она падает с севера на юг от значений около 50 % в Архангельской области до 35–40 % у южных русских, в чем отражается общеевропейская тенденция. Восточноевразийские гаплогруппы у русских встречаются с низкой частотой и распределены в русском ареале повсеместно. Суммарная частота всех восточно-евразийских гаплогрупп в русских популяциях (2,2 %) низка, как и у народов Западной Европы (у французов в среднем 0,5 %). Для сравнения: такие гаплогруппы встречаются с частотой 85-100 % у монголов, китайцев, эскимосов.
В русских популяциях возможна тенденция некоторого нарастания восточноевразийских гаплогрупп к востоку (Унжа – 3,8 %). Загадочным является аномально высокая частота гаплогруппы D на северо-востоке (Пинега – 5,6 %, в целом по восточноевразийским гаплогруппам – 6,2 %). Причем с антропологической точки зрения это типично старорусское население: высокорослый северорусский тип с выраженной горизонтальной профилировкой лица, сильно выступающим носом и высоким процентом светло-голубых глаз и русых волос. Никакой связи с соседствующими коми в пинежской популяции не прослеживается, признаков родства с финно-угорскими народами – также.
Многие гаплогруппы Y хромосомы, обнаруженные в коренных русских популяциях, редки и не удовлетворяют 1 % критерию полиморфизма. Среди гаплогрупп русского ареала имеют частоту выше 1 % только восемь. Они встречаются (порознь или вместе) более чем в 90 % случаев. По ним мы можем увидеть основные связи с иными ареалами.
Распределение частот гаплогрупп Y-хромосомы: R1a (белые сектора круговых диаграмм) и R1b (серые сектора). По гаплогруппе R1b выделяется ареал доарийского населения Европы, представленного более высокими частотами на западе Европы и следовыми количествами в Восточной Европе и в западной Азии. По гаплогруппе R1a прослеживаются последствия арийских миграций – в Индию, Персию, Европу, в незначительной доле – в Малую Азию, Аравию и на Кавказ. Обе гаплогруппы практически отсутствуют в Китае, Восточной Сибири, в Юго-Восточной Азии и в Африке.
AL алтайцы, DR индусы, дравиды, ES эскимосы, GE грузины и армяне, GM немцы, HA китайцы хань, IB Iberian peninsula, IS Исландцы, IN индусы, индо-арии, population, IT итальянцы, KG киргизы, KT казанские татары, KZ казахи, MA арабы Среднего Востока, MO монголы, MY малазийцы, NE ненцы, NW норвежцы, PE персы (Иран), RU русские, SA саамы, SC шотландцы, SL селькупы, TB тибетцы, TU турки, UG уйгуры, UZ узбеки.
В русском генофонде почти половина Y хромосом относится к гаплогруппе R1a. Основной ареал этой гаплогруппы – Восточная Европа, в центре которой у русских максимальные частоты R1a (до 62 % в Белгородской и Орловской областях). Частота данной гаплогруппы высока также у белорусов. Будем называть ее русской.
Типично западноевропейская гаплогруппа R1b у русских встречается в 6 % случаев, у украинцев – 6 %, у белорусов – 3 %. Мы можем считать ее доарийской.
Геногеографические карты распределения частот гаплогрупп Y-хромосомы: R1a и R1b. Внизу показаны те же рисунки с затемнением зон с малыми значениями частот.
Гаплогруппа N3 в русском генофонде присутствует в 18 % Y хромосом, а у белорусов и украинцев низка. Ее основной ареал – Сибирь и Восточная Европа (в Сибири до 90 % в отдельных популяциях). По другим признакам генофонды Восточной Европы и Сибири резко различны. Возможно, эта гаплогруппа отражает династии, протянувшиеся от первых ариев южносибирских степей. Значительно менее распространенной среди русских (2 %) и имеющей ядро в Западной Сибири является гаплогруппа N2. У русских она встречается только на севере ареала. Предположительно будем считать данные гаплогруппы раннеарийскими.
Из гаплогрупп I1a, I1b и I1с первая максимально распространена в Скандинавии (25–40 %), вторая – на Балканах, третья – в северной Скандинавии. У русских доминирует «балканская» гаплогруппа вдвое преобладающая над «скандинавской». У белорусов соотношение в пользу «балканского» варианта 15:1, у украинцев 5:1. Логично считать ее позднеарийской – связанной с двумя ветвями арийской миграции.
Гаплогруппу J2, которая преобладает на Ближнем Востоке и на Кавказе, встречается в Южной Европе, а в русском ареале распространена слабо (2 %), можем назвать кавказоидной.
Гаплогруппа e3b является типично средиземноморской или североафриканской (частота в Северной Африке – до 80 %), откуда она распространилась в Средиземноморье, в наибольшей степени – на Балканах (10–20 %). В русском ареале она малозаметна (2 %).
Геногеографические карты распределения частот гаплогрупп Y-хромосомы: N3a и N2.
Геногеографические карты распределения частот гаплогрупп Y-хромосомы: I1a, I1b, I1c. Продвижение очагов образования родовых линий происходит с юга на север, что может быть связано с отступлением ледника. В осветленных окнах показаны зоны с высокими значениями частот.
Геногеографические карты распределения частот гаплогрупп J2 Y-хромосомы
Геногеографические карты распределения частот гаплогрупп е3b1 Y-хромосомы.
Доводы о родстве современных греков со славянами развеиваются тем фактом, что среди славян распространены высокие частоты гаплотипов R1a и I1b и низкие частоты средиземноморского гаплотипа е3b1. Среди греков общая частота гаплотипов R1a и I – приблизительно 25 %, а гаплотипа е3b1 достигает почти 20 %. На Пелопоннесе гаплотип е3b1 достигает частоты 47 %.
Дифференциация по локусу DM является еще одним расово-диагностическим методом.
При миотонической дистрофии наблюдается увеличение повторов триплета в гене хромосомы 19 до сотен и тысяч. У здоровых людей триплетный локус DM имеет от 5 до 30 или несколько более повторов. Группа аллелей с числом повторов 11–14 варьирует у разных народов в пределах 10–15 %. Между 5 и 11-членными и 15-19-членными повторами встречаемость аллелей крайне низка. 20–22 повтора составляют третью, наиболее слабую волну встречаемости, а за ней – область больших значений повторов с размытым спадом частоты встречаемости.
Локус DM ведет себя как нейтральный маркер, находясь в некодирующей части ДНК. У разных популяций частота встречаемости повторов той или иной длины оказывается различной. Например, у русских пятичленный повтор наиболее распространен, у славян он достигает 40–50 %.
У башкир встречаемость пятичленного повтора значительно ниже, а следующим по встречаемости остается 12-13-кратный повтор, как и у русских, но его частота заметно увеличивается, а также сравнимой становится частота встречаемости 11 кратного повтора. Кроме того, заметно возрастает значение 20-кратного повтора. У якутов 5-кратный повтор еще ниже и уступает заметно более распространенным 13-14-кратным повторам.
Распространенность 5-членного локуса выделяет в географическом пространстве великорусский регион с центром в Москве. Напротив, 11-членный локус дает вокруг Москвы низкую встречаемость. 12-ти и 13-ти членные локусы наиболее распространены в пространстве между Каспийским и Черным морями, фиксируя альтернативу генетической особенности великорусского ядра, отмеченного 5-членным локусом. Карта гетерозиготности локуса DM по всем аллелям демонстрирует совпадение тенденций и локальных максимумов и минимумов с картами по каждому локусу, что говорит о высоком уровне корреляции. Высокая частота аллеля снижает число гетерозигот; поэтому локальные максимумы на картах отдельных локусов могут совпадать с локальными минимумами на картах гетерозиготности. Карта гетерозиготности по DM показывает особую выделенность 5-кратного повтора в сравнении со всеми остальными вариантами кратности – карта 5-кратного повтора дает основной вклад в общую изменчивость генофонда, с высокой точностью повторяя карту гетерозиготности.
На карте первой главной компоненты изменчивости локуса DM московский регион выделяется как локальный минимум, зона между северным Причерноморьем и Прикаспием – как локальный максимум. Еще одна зона максимума изменчивости возникает вокруг Казани и севернее. На Кавказе возникает еще один резкий минимум, демонстрирующий географическую зависимость признака, имеющую место наряду с очевидной расово-этнической зависимостью в восточно-европейском пространстве.
Микросателлитные локусы (DM и другие) дают в руки ученым широкий набор инструментов для расовой диагностики. Интегральный анализ большого набора микросателитных локусов (частот их повторов) позволяет с высокой вероятностью определять расовую принадлежность индивида, а в масштабных исследованиях даже уточнить расовые разграничения, которые зачастую опираются на зыбкую основу лингвистических и физиономических наблюдений.
В целом 5-членный локус DM выделяет среднерусское население среди всего остального населения восточно-европейского пространства и фиксирует его генетическую особенность.
Микросателлитные локусы DM с числом повторов 5, 11 и 12-кратные повторы и первая главная компонента изменчивости локуса DM
[Лимборская С.А. и др. Этногеномика и геногеография народов Восточной Европы. – М.: Наука, 2002.]
Карты генетических расстояний от средних частот популяций индоевропейской, уральской и альпийской языковых семей
[Лимборская С.А. и др. Этногеномика и геногеография народов Восточной Европы. – М.: Наука, 2002.]
Диагностирует русский генофонд мутация, противодействующая заражению вирусом иммунодефицита. В целом русский ареал повторяет максимум частоты в беломоро-балтийской зоне и спад частоты к югу. Но в отличие от глобального тренда частота соответствующей мутации падает более решительно не к востоку, а к западу от зоны максимальных частот. Псковские популяции, примыкающие к этой зоне, имеют заметно более низкие частоты мутации (5–9%) в сравнении с центральными и даже восточными русскими популяциями (10–15 %). Также аномально низкую частоту имеет вологодская популяция (5 %) в сравнении с расположенным рядом русским максимумом (16–19 %). Локализация максимальных частот также задает исследователям загадки – изолированные друг от друга популяции дают резкое отклонение в сторону увеличения от среднерусской частоты примерно на одну и ту же величину.
Лингвистические различия между популяциями являются наиболее очевидными. Поэтому исследование генетических портретов различных языковых групп является важным направлением для уяснения расовых границ и понимания зон расовых смешений. Генетические расстояния от условного «репера» среднего генотипа по лингвистической группе дает интересные результаты.
Индоевропейская языковая семья, представленная романскими и славянскими языковыми группами (русскими, белорусами, молдаванами) демонстрирует генетическую общность до границы, протянувшейся вдоль 40 меридиана и резкое отличие от кавказских народов и народов европейского севера.
Уральская языковая семья, представленная финно-уграми коми, мари, мордвы, удмуртов рассекает географическое пространство генетической общностью от беломорского побережья до северного Прикаспия.
Наконец, алтайская языковая семья, представленная тюрками (башкиры, ногайцы, татары, чуваши), сочетает генетическую общность юго-восточной локализации по отношению к восточно-европейскому населению и генетическую близость к уральской языковой группе.
Последнее указывает на генетическое родство двух языковых групп в их совместной оппозиции индоевропейской языковой группе. Тем самым подтверждается глубинная связь генетических и социальных явлений, взаимообусловленных через сложный механизм поведения человека в популяции.
Этнополитика Империи и постимперский этнофедерализм
Как показано в предыдущих разделах, русские представляют собой расово однородную, лишь незначительно дифференцированную территориально общность. Русские – расово чистая нация: численность межэтнических браков среди великорусов даже в период воинствующего интернационализма не превышала 17 % (в 1989 году), а вместе с украинцами и белорусами великорусы практически не имели браков вне русского расового типа (для сравнения: у татар смешанных браков было 40 %, у евреев – 50 %.) Русские – многонародная нация: в нее включаются три основных русских народа (этноса) – великорусы, малороссы, белорусы, ряд малых русских этносов – русины, поморы и др., а также обрусевшие представители иных этнических групп. Русские – великая нация, один из немногих мироустроительных народов, обладающих культурой и исторической миссией мирового значения. В России нацией можно называть только русских, поскольку Россия создана русскими при некотором участии других коренных народов. Русские освоили огромные пространства, создали уникальный культурно-исторический тип, вынесли величайшие в истории человечества испытания, создали Россию. Именно поэтому национальная политика (или, точнее, этнополитическая доктрина) в России не может не учитывать ведущей роли русской культуры, телесным носителем которой является русский расовый и психологический тип. При этом только ведущая роль русских в России может обеспечить соблюдения прав национальных меньшинств на этно-родовую культуру и сохранение своего собственного расового типа.
В Российской Империи существовала своя особая этнополитическая доктрина, опирающаяся как на духовную, так и биологическую природу русского народа. Если первая опора этой доктрины достаточно хорошо известна, то вторая прочно позабыта вместе с целым рядом имен замечательных русских мыслителей или «неудобных» работ известных ученых. Отчасти это связано с тем, что соотношение биологического и исторического для русской философии – достаточно периферийная тема, разработанная весьма поверхностно. Тем не менее, именно здесь проявилась связь русской философии с задачами русского национального бытия и этнополитическими проблемами, которые равно актуальны для нас, как и для русских людей XIX века, когда научная мысль России стала пространно рефлексировать по поводу природы русской государственности, русского менталитета, русского национального характера и т. п.
Биологические факторы общественной жизни русской философией не рассматривались столь глубоко, как на Западе, потому что в России многое было самоочевидно и не требовало доказательств. Великий русский историк Н.М.Карамзин взывал к Александру I, предлагая вернуться к этому принципу. В своем знаменитом письме от 17 октября 1819 года он писал: «Если мы захотим быть христианами-политиками, то впадаем в противоречия, в несообразности. Меня ударяют в ланиту, а я, как христианин, должен подставить другую; неприятель сжег наш город: впустим ли его мирно в другой, чтобы он также обратил его в пепел?.. Любите людей, но еще более любите Россиян, ибо они и люди, и ваши подданные, дети Вашего сердца…».
Выделенность русских (или россиян, как в то время называли жителей великорусских губерний) представлялась для ведущих мыслителей XIX века бесспорной. Профессор П.И.Ковалевский, давший обзор консервативной политической мысли этого периода, писал: «Государство, известное под именем Российской империи, создано русскими славянами, потомками скифов и сармат. В его созидании работали только одни русские, – а не поляки, не грузины, не финны и др. народности России. Созидательница русского государства – русская нация, а потому эта нация по всем божеским и человеческим правам должна быть господствующей нацией, держащей в государстве власть, управление и преобладания или державной нацией. Все остальные нации, как вошедшие уже в готовое государство, как присоединенные к нему державной нацией, должны быть ей соподчиненными». «Только тот, кто слился кровью и духом с русским народом, кто боролся в его рядах за его национальные задачи и стал потомственным пайщиком великого культурного исторического наследия, имеет неоспоримое право русского гражданского равноправия».
Этими мыслями П.И.Ковалевский продолжает «Русскую правду» П.И.Пестеля, предлагавшего инородцам оставлять свою прежнюю национальность за пределами России. Против мелкой самобытности, не желающей сливаться с великой исторической личностью Русского народа, выступали позднее С.А.Хомяков, и М.Н.Катков («какого бы ни были происхождения русские граждане, они не должны иметь иного отечества, кроме России», Россия «не может иметь никаких государств в государстве, не может допустить, чтобы какие бы то ни было части страны могли организоваться в смысле особых политических национальностей. Единое государство, значит единая нация»).
Выделенность русской нации рассматривалась русскими мыслителями вовсе не с позиций исключительно духовно-нравственных и культурных. Например, профессор Ковалевский определяет нацию через язык, веру, единство исторической судьбы, общность физических и душевных качеств и формирование собственной национальной культуры. При этом общность физических качеств выражается в ранних формах русского национализма.
Профессор Ковалевский пишет, что допетровский русский национализм был «животный, инстинктивный, биологический, но он спас России ее самобытность». Эта отчужденность стала, с другой стороны, причиной отставания России от Запада. После татарского ига оказалось, что «Россия была выше, но темнее» Запада. Вероятно, именно это обстоятельство привело к постоянным отклонениям политики российских самодержцев от принципа русского национализма, о чем с горечью писали русские историки и философы.
