Текст книги "Архитектура Петербурга середины XIX века"
Автор книги: Андрей Пунин
Жанры:
Искусство и Дизайн
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
С позиции убежденного архитектора-рационалиста подходил Красовский и к столь острой для зодчества середины XIX века проблеме использования архитектурного наследия. Он рекомендовал студентам «изучать все стили, конечно, не для рабского подражания всем им, но дабы постичь все то, что каждый стиль имеет вообще хорошего и применимого к современным потребностям».
При этом Красовский утверждал, что если архитекторы, следуя принципам «рационалистов-техников», будут разрабатывать архитектурные формы зданий, стремясь достичь технической и функциональной целесообразности, то «возникнут части зданий, сообразные нашему климату, нашим материалам и нашим вещественным и нравственным потребностям», и в итоге образуется «рациональный, современный и национальный стиль, которого невозможно искать a priori».
«Хрустальный дворец» – павильон Всемирной выставки, 1851 г. в Лондоне. Гравюра из «Художественного листка», 1851 г.
Обобщая основные положения своей концепции «рациональной архитектуры», Красовский пришел к очень важному выводу о том, что прогресс строительной техники, появление новых строительных материалов и конструкций должны оказать определяющее воздействие на развитие новых архитектурных форм, и в конечном итоге – и на формирование нового архитектурного стиля.
«Техника или конструкция есть главный источник архитектурных форм», – писал Красовский. Касаясь вопроса о применении металла, Красовский отмечал, что железо вошло в употребление сравнительно недавно и поэтому «влияние его на образование архитектурного стиля еще не ощутительно». Тем не менее он был убежден, что «железу предстоит участь совершить переворот в архитектурных формах и произвести новые оригинальные, современные формы, которые и составят, вероятно, новый стиль». «Для содействия развитию этого нового стиля, – писал Красовский, – не надобно удаляться от истины и подделываться металлом под формы каменных и деревянных построек, но изыскивать для него самостоятельные формы».
Вслед за Красовским подобные мысли высказывал и его современник – архитектор А. И. Песке. В статье, опубликованной в петербургском журнале «Архитектурный вестник» в 1860 году, он писал, что «введение чугуна и железа в строительную технику предсказывает великую будущность для архитектуры» и что «явятся гениальные люди, которые воспользуются удивительными качествами нового материала и откроют новые формы, наиболее способные к удовлетворению прочности и эстетического вкуса» [132]132
Архитектурный вестник, 1860, № 4, с. 365–366.
[Закрыть].
Русская архитектурная критика 60-х годов XIX века приветствовала появление новых металлических конструкций. В. В. Стасов рассматривал новаторскую «железостеклянную архитектуру» как одно из самых важных достижений современности, ибо она «была полна какой-то беспримерной в летописях искусства смелости, она дерзко шла наперекор всем преданиям и принятым правилам, но тут же сооружала чудные палаты, поразительные волшебством впечатления, воздушной легкостью, громадными пространствами, залитыми светом»[133]133
Стасов В. В. Избр. соч.: в 3 т. М., 1952, т. 1, с. 531.
[Закрыть].
Стасов очень высоко оценил первое в истории архитектуры общественное здание из металла и стекла – «Хрустальный дворец» Лондонской всемирной выставки 1851 года, сооруженный по проекту Дж. Пэкстона. Стасов охарактеризовал его как «первый шаг, смелый до дерзости, невероятный до безумия», с которого начинается «новая архитектура Европы». Это здание оказало сильное воздействие на чувства и умы современников и вызвало в свое время острую дискуссию. Для Н. Г. Чернышевского оно послужило прообразом той архитектуры будущего, которую он нарисовал в романе «Что делать?», в фантастическом «Четвертом сне Веры Павловны». Коллективные жилые дома будущего Чернышевский мыслил как огромные сооружения из металла и стекла, пронизанные светом, возвышающиеся «среди нив и лугов, садов и рощ».
Мысль о том, что развитие строительной техники должно оказать активное воздействие на эволюцию архитектуры, была сформулирована в 1850-1860-х годах и в высказываниях ряда зарубежных архитекторов и художественных критиков: Теофиля Готье, Ж. Виолле-ле-Дюка и других. В частности, Виолле-ле-Дюк утверждал, что «архитектура примет новые формы только в том случае, если она открыто пойдет туда, куда поведет ее подлинно новая, разумная строительная техника, созданная нашей эпохой… И не смешивая стили, не нагромождая без причины формы всех времен, можно будет найти ту архитектуру, которая нужна нашей эпохе, откровенно прибегая к помощи индустрии» [134]134
Виолле-ле-Дюк Э. Беседы об архитектуре. М., 1938, т. 2, с. 79, 110.
[Закрыть].
В развитии идей «рациональной архитектуры» теоретическая мысль в 50-60-х годах XIX века заметно опережала архитектурную практику. В России это было особенно заметно в силу ее экономического и технического отставания от ряда стран Западной Европы, раньше ставших на рельсы капиталистического развития и раньше вступивших в стадию промышленной революции. Тем не менее принципы «рациональной архитектуры» начали прокладывать себе дорогу, в той или иной мере внедряясь в практическую деятельность русских зодчих.
Общественные здания
Середина XIX века в истории русской архитектуры представляет собой переходный этап от зодчества периода позднего классицизма к архитектуре пореформенной эпохи, когда бурное развитие капиталистических отношений, начавшееся после реформ 1860-х годов, предъявило спрос «на совершенно иные постройки, не похожие ни по своей архитектуре, ни по своей величине на старинные здания патриархальной эпохи»[135]135
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 3, с. 530.
[Закрыть]. Это очень наглядно проявилось в архитектуре общественных зданий.
С одной стороны, продолжалось строительство зданий тех типов, которые сформировались еще в первой трети XIX века. В их числе – казармы и административные учреждения, некоторые школьные и больничные постройки с традиционной планировкой, театры (компоновка зрительного зала, выработанная еще в XVIII-начале XIX века, продолжала применяться и в последующие десятилетия). Особенно консервативными по своим планировочным и объемно-пространственным решениям были здания церквей, как православных, так и других вероисповеданий: в них традиционализм компоновок стимулировался и сложившимся регламентом богослужения, и определенными идейно-художественными установками, целенаправленной ориентацией на образцы средневекового зодчества. Тем не менее и в этих типах зданий наметились поиски новых, более рациональных планов, применялись новые виды конструкций, а стилистика фасадов и интерьеров, в соответствии с общей стилевой эволюцией архитектуры, кардинально изменилась: классицизм был вытеснен эклектикой.
С другой стороны, именно в середине XIX века начался процесс формирования зданий новых типов, связанных и со сферой материального производства (промышленные здания и сооружения), и с нуждами транспорта (вокзалы, депо), и со сферой товарно-денежных отношений (пассажи), и с потребностями науки, культуры и образования.
Архитектура общественных зданий Петербурга в середине XIX века представляет довольно сложную и пеструю картину, в которой традиционное и новаторское переплетаются самым причудливым образом. В этом отразился и характер социального заказа эпохи, ее противоречия, вызванные углубляющимся кризисом феодально-крепостнической системы, охранительскими устремлениями правительства Николая I, дальнейшим развитием капиталистических отношений. Движение общественной мысли, успехи русской науки, бурный расцвет литературы, музыки, театра, живописи – все это, в свою очередь, влияло на развитие зодчества, отражаясь, в той или иной мере, в архитектуре общественных зданий.
Как уже отмечалось, в соответствии с программными установками нового творческого метода, пришедшего на смену классицизму, функциональное назначение постройки рассматривалось как важнейший фактор, предопределяющий характер «художественного впечатления». Это создавало все более явную дифференциацию архитектурных образов, усугубляющуюся применением наследия «всех стилей» на основе принципа выбора. Поэтому целесообразно архитектуру общественных зданий рассмотреть по типологическому принципу – в соответствии с функциональными особенностями зданий.
Здания административных учреждений и военного ведомства
Военно-бюрократический режим, установленный правительством Николая I, его охранительская внутренняя политика были призваны сохранить феодально-монархический строй и крепостное право. Растущая и усложняющаяся бюрократическая государственная машина и опора власти – многотысячная армия требовали строительства новых обширных казарм и многочисленных зданий для размещения министерств, департаментов, органов полиции и других административных учреждений.
В ряде случаев присутственные места удавалось разместить в откупленных в казну частных домах, соответствующим образом переделанных внутри. Фасады зданий при этом могли оставаться в прежнем виде. Так, в бывшем доме Лобанова-Ростовского на углу Адмиралтейского проспекта и Исаакиевской площади, построенном. О. Монферраном в 1817–1820 годах, разместилось Военное министерство.
В середине XIX века в центре Петербурга было построено много новых административных зданий.
Важным этапом в формировании ансамбля Исаакиевской площади было строительство двух зданий, расположенных по сторонам площади, между правым берегом Мойки и Большой Морской улицей (ныне улица Герцена). Проекты зданий были разработаны Николаем Ефимовичем Ефимовым (1799–1851) – одним из ведущих петербургских архитекторов тех лет. Он же руководил строительством зданий, причем, как писал он в рапорте начальству, на нем, как на «главном распорядителе работ», лежала обязанность «сочинять и составлять все чертежи различных конструкций и украшений, входящих в состав частей отделки, и иметь непосредственный надзор и ответственность за правильность и прочность строения и за чистоту и изящность отделки»[136]136
ЦГИА, ф. 217, on. 1, ч. 2, д. 917, л. 2.
[Закрыть].
Здание, занявшее северо-восточную сторону Исаакиевской площади (дом № 4), предназначалось для размещения четырех департаментов Министерства государственных имуществ. Его проект был утвержден 10 августа 1844 года, и тогда же была назначена новая граница противоположной стороны площади – строго параллельно фасаду министерства. 6 февраля 1847 года был утвержден проект второго, противолежащего здания (Исаакиевская площадь, дом № 13), в котором разместилась резиденция самого министра, а также канцелярия, архив министерства и типография. Здание министерства было окончено летом 1850 года, дом министра – в 1853 году. Отделкой дома министра с 1852 года, после смерти Ефимова, руководил архитектор Л. Л. Бонштедт.
Дом министра государственных имуществ напоминает дворец: предписывалось, что «чистая отделка, по цели назначения его, должна быть произведена с большею роскошью и искусством». Общая стоимость здания достигала 400 тысяч рублей. В отделке дома министра принимали участие скульпторы А. И. Теребенев, Д. И. Иенсен и другие, «орнаментальную чугунную решетку», завершающую фасады, изготовил завод Берда. Биограф Н. Е. Ефимова в статье, помещенной в журнале «Зодчий» в 1872 году, отмечал, что дом министра государственных имуществ «может считаться у нас образцом изящного» как по своим общим пропорциям, так и по «грациозным деталям и по удачному общему расположению частей»[137]137
Зодчий, 1872, № 8–9, с. 152.
[Закрыть].
Дом министра государственных имуществ на Исаакиевской площади. Архитектор Н. Е. Ефимов, 1847–1853 гг. Фотография автора.
Фланкирующие Исаакиевскую площадь дома министра и Министерства государственных имуществ, одинаковые по высоте и близкие по композиционному решению фасадов, образуют уравновешенную, почти симметричную композицию. Масштаб зданий хорошо согласован с размерами площади. Ансамблевый, градостроительный подход к их проектированию можно рассматривать как прямое продолжение высокого взлета градостроительной мысли, которым отличалась эпоха классицизма.
Но стилистическое решение фасадов этих зданий уже достаточно далеко от норм классицизма. Поэтажное размещение ордера, арочные окна, специфическая форма наличников окон верхних этажей, построенная на сочетании арочного окна и прямоугольной рамки, завершенной сверху прямым сандриком, – все эти приемы заимствованы из арсенала форм итальянского ренессанса конца XV–XVI века[138]138
Во время пенсионерской поездки в Италию Н. Е. Ефимов, несомненно, хорошо изучил произведения архитекторов эпохи Возрождения, в том числе и те, у которых основой композиции фасада был поэтажно размещенный ордер. В числе этих зданий и такие хорошо известные постройки, как палаццо Ручеллаи во Флоренции (архитекторы Л.-Б. Альберти и Б. Росселино, 1446–1451 гг.), палаццо Канчеллерия в Риме (архитекторы А. Бреньо и Д. Браманте, 1483–1526 гг.). Но особенно отчетливо сходство с ренессансным прототипом ощущается при сопоставлении построек Ефимова на Исаакиевской площади с дворцом Мальвецци ди Медичи в Болонье, построенным архитектором Бартоломео Триачини в 1560-х годах. Однако, скорее всего, Ефимов не повторял какой-то конкретный прототип, а опирался на общие закономерности архитектуры Возрождения, творчески их интерпретируя.
[Закрыть].
Обработка фасадов противостоящих зданий близка, но не идентична: здание, предназначавшееся для размещения министерства, оформлено скромнее – пилястрами. Фасад дома министра обработан более пышно и пластично: в нем применены трехчетвертные колонны. Разная обработка зданий была продиктована прежде всего их назначением: резиденцию министра следовало выделить более нарядной, «дворцовой» отделкой фасада. Но в то же время пластика фасадов обоих зданий хорошо согласована и с их неодинаковой освещенностью: дом министра, ориентированный на северо-восток, освещен слабее, и его более выпуклая, более пластичная обработка придает общей ансамблевой композиции точно найденное равновесие.
Фасады обоих зданий по сравнению с постройками классицизма декорированы более обильно. За многочисленными лепными деталями почти исчезает сама плоскость стены: архитектор словно боится оставить ее неукрашенной, нерасчлененной (для сравнения напомним, как эффектно выглядит гладкая плоскость стены в произведениях Дж. Кваренги, И. Старова, К. Росси). Благородная простота классицизма уже не соответствовала художественным вкусам середины XIX века; напротив, обилие украшений стало восприниматься как один из главных критериев красоты.
Градообразующее значение административных зданий, построенных в Петербурге в середине XIX века, было неодинаковым. В одних случаях они становились активными компонентами ансамблей (например, здание Штаба гвардейского корпуса, построенное А. П. Брюлловым на восточной стороне Дворцовой площади в 1837–1843 годах, здания Министерства государственных имуществ и дома министра на Исаакиевской площади, построенные Н. Е. Ефимовым), в других – вкрапливались в сложившуюся ранее застройку площадей и улиц.
На выходящей к Невскому проспекту Думской улице, рядом с угловой башней, построенной в 1799–1804 годах, на месте возведенного одновременно с ней городского магистрата – Ратгауза, в 1847–1852 годах было сооружено трехэтажное здание Городской думы, спроектированное архитектором Н. Е. Ефимовым (после смерти Ефимова строительство закончил Л. Л. Бонштедт)[139]139
Здание Городской думы было надстроено четвертым и пятым этажами в 1913–1914 годах (архитектор В. А. Кенель). В 1986 году верхний этаж был разобран.
[Закрыть]. Его фасады были тоже оформлены мотивами итальянского ренессанса, хотя и в несколько иной трактовке, чем у домов, построенных Ефимовым на Исаакиевской площади. Выбор стилевого прототипа во всех этих произведениях Ефимова определялся художественными установками тех лет: предпочтение было отдано именно ренессансу, с присущей ему сдержанностью и спокойствием архитектурного декора, что, как считалось, наилучшим образом отвечает социальной функции административных зданий.
Характерной чертой архитектурного пейзажа николаевского Петербурга стали так называемые съезжие дома. Это был специфический, сложившийся в России тип административного здания, соединявшего в себе функции местного полицейского управления и пожарной части. Как правило, здания эти завершались высокой башней-каланчой, с которой дежурный пожарный следил за окрестностями. Со временем такая каланча приобрела значение «символа, вечного атрибута всякого дома полицейского управления, не только в Петербурге, но и во всей России, от Архангельска и, вероятно, до Камчатки», – писал позднее, в 1874 году, в журнале «Зодчий» архитектор Н. Ф. Брюлло[140]140
Зодчий, 1874, № 1, с. 8.
[Закрыть]. К середине XIX века в Петербурге было построено несколько съезжих домов. Некоторые из них сохранились полностью или частично. От первой трети XIX века осталась пожарная каланча Литейной части (улица Чайковского, 49). Здание Казанской части, стоящее на углу Садовой улицы (дом № 58) и Большой Подьяческой, было возведено еще в первой трети XIX века, в 1840-х годах оно приобрело облик, близкий к современному, хотя позднее частично перестраивалось. В проектировании и строительстве участвовали архитекторы В. Беретти, В. Морган, А. Лыткин и др.
Здание съезжего дома Коломенской части, построенное в середине 1840-х годов архитектором Р. А. Желязевичем, стало архитектурной доминантой Калинкиной площади (площадь Репина, 1). Оно завершается высокой башней-каланчой. Стилистическим прототипом этой постройки послужили ратуши итальянских городов, возведенные в период позднего средневековья и Возрождения: в этом тоже можно усмотреть своеобразное воплощение принципа «умного выбора». Архитектурные мотивы ренессанса, умело претворенные Желязевичем, позволили создать выразительный архитектурный образ, раскрывающий специфическую административную функцию здания. Интересной особенностью постройки является обнаженная кирпичная кладка. Тщательно выполненная, она своей фактурой и своим цветом создает то сочетание деловитости и некоторой суровости, которое определяет и оригинальность, и особую выразительность облика съезжего дома. Это, несомненно, один из наиболее интересных памятников архитектуры Петербурга середины XIX века, а новаторский прием обнаженной кирпичной кладки позволяет считать это здание в числе первых примеров того рационального «кирпичного стиля», который позднее, в последней трети XIX века, станет одним из наиболее интересных направлений русской архитектуры.
В Петербурге – «военной столице» – были расквартированы многие гвардейские и армейские полки. В середине XIX века продолжалось строительство новых, более вместительных и капитальных зданий казарм, манежей, госпиталей, арсеналов. Нередко они образовывали большие комплексы, занимавшие целые кварталы. Таков, например, обширный комплекс казарм Сводного казачьего полка на Обводном канале (дома № 21–25), построенный архитектором И. Д. Черником в 1846–1850 годах. Он же совместно с архитектором Р. А. Желязевичем в 1843–1848 годах возвел ряд корпусов в комплексе казарм лейб-гвардии Конного полка: солдатскую казарму (Конногвардейский бульвар, 4), служебные корпуса (улица Якубовича, быв. Ново-Исаакиевская, 6) и др. Большой квартал вдоль Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова, 133) занял комплекс казарм Морского гвардейского экипажа, построенный в 1850-х годах (военный инженер М. А. Пасыпкин и др.).
Съезжий дом Коломенской части. Архитектор Р. А. Желязевич, середина 1840-х гг. Фотография автора.
Суровый, сдержанный, по-военному подтянутый, а нередко и просто монотонный облик казарм тоже стал одной из характерных черт николаевского Петербурга. В их архитектуре явно превалировали деловитость и практицизм. В этом отношении николаевская эпоха резко отличалась от первых десятилетий XIX века, когда, в период расцвета классицизма, в архитектуре воинских казарм стремились запечатлеть память о подвигах русских солдат и офицеров, «покрытых славою чудесного похода и вечной памятью Двенадцатого года», – как это сделал, например, В. П. Стасов, придавший архитектурному облику казармы лейб-гвардии Павловского полка на Марсовом поле отчетливо выраженный героический, военно-мемориальный характер.
Однако и в середине XIX века при постройке зданий воинских казарм на ответственных в архитектурном отношении участках в центральных районах Петербурга их облик стремились сделать выразительным, а застройке придать ансамблевый характер. Но эти задачи решались уже иными художественными средствами и в иной архитектурной стилистике: как правило, переходной от сухого «казарменного» классицизма к неоренессансу – но тоже в очень сдержанной безордерной его трактовке, отвечающей функции зданий.
Один из наиболее интересных примеров – группа зданий, построенных в середине 1840-х годов на набережной Мойки, по обеим сторонам выходящей к ней Благовещенской улицы (ныне улица Труда). К востоку от начала улицы Труда вдоль Мойки (современный адрес – улица Герцена, 67) вытянулся длинный корпус казармы офицеров лейб-гвардии Конного полка, построенный архитектором И. Д. Черником. Здание в основном двухэтажное, на высоком гранитном цоколе, прорезанном окнами. Центральный ризалит и короткие боковые ризалиты выполнены более высокими – трехэтажными. Фасад оштукатурен, обработан неглубоким рустом и выкрашен в кирпично-красный цвет. Стилистика фасада + переходная от позднего сдержанного классицизма (суховатые наличники окон первого этажа, плоский гранитный портал в центре, украшенный ампирной воинской атрибутикой) к неоренессансу («брамантовы окна»[141]141
Термином «брамантовы окна» в середине XIX века назывались окна с наличниками особого, характерного для ренессанса типа: в виде прямоугольной рамки, охватывающей арочный проем. Одним из первых такие окна использовал архитектор Д. Браманте в палаццо Канчеллерия в Риме.
[Закрыть] второго этажа, карнизы, завершенные массивными парапетами). На соседнем участке, между улицей Труда и Крюковым каналом, стоит принадлежавшее морскому ведомству здание Флотского экипажа – так называемые Крюковские казармы, построенные по проекту военного инженера М. А. Пасыпкина, разработанному и утвержденному в 1844 году[142]142
Гинзбург А. Если сравнить фасады… – Вечерний Ленинград, 1982, 9 декабря.
[Закрыть]. Его фасады, выполненные в обнаженной кирпичной кладке, по общей архитектурной характеристике, прорисовке деталей (наличников, парапетов) и по цвету перекликаются с соседним зданием Конногвардейской офицерской казармы и образуют на набережной Мойки вблизи Поцелуева моста своеобразный ансамбль.
Комплекс казарм на набережной Мойки около Поцелуева моста, построенных в середине 1840-х гг. Слева – «Крюковские казармы» Флотского экипажа, военный инженер М. А. Пасыпкин. Правее – здание казармы офицеров лейб-гвардии Конного полка, архитектор И. Д. Черник. Литография Ш. Башелье по рисунку И. Шарлеманя, 1850-е гг.
Примером удачного ансамблевого решения являются два жилых здания для квартир офицеров лейб-гвардии Конной артиллерийской бригады, построенных в начале 1850-х годов на набережной Невы, у начала Литейного проспекта: к этому времени было снесено построенное еще в XVIII веке старое здание Литейного двора, и Литейный проспект решено было продлить до Невы. Дома, спроектированные архитектором А. П. Гемилианом, образуют хорошо уравновешенную ансамблевую композицию – своего рода пропилеи у начала Литейного проспекта. Их фасады решены в формах ордерной разновидности неоренессанса – с использованием поэтажного ордера в виде пилястр. Первые этажи обработаны рустом, окна вторых этажей получили нарядные ренессансные наличники – в виде портиков из небольших пилястр коринфского ордера, охватывающих арочные оконные проемы и завершенных фронтончиками – треугольными и лучковыми. Этот тип оконных наличников, появившихся в архитектуре итальянского ренессанса в начале XVI века, был позднее неоднократно использован петербургскими архитекторами. Созданная Гемилианом «пропилееобразная» композиция из двух схожих по архитектуре зданий, быть может, в какой-то мере была подсказана постройками Н. Е. Ефимова на Исаакиевской площади. В свою очередь, этот прием оформления начала улицы идентичными зданиями был подхвачен и в дальнейшем неоднократно применен петербургскими архитекторами во второй половине XIX-начале XX века.
Вторым крупным произведением А. П. Гемилиана является комплекс зданий Арсенала на Выборгской стороне (улица Комсомола, быв. Симбирская, 1, 2, 3), созданный в 1844–1849 годах (строительство завершил архитектор А. А. Тон). В 1881 году журнал «Неделя строителя» отмечал, что комплекс зданий Арсенала «по значительности и конструкции обращает и теперь на себя внимание»[143]143
Неделя строителя, 1881, № 13, с. 83.
[Закрыть]. Действительно, это один из лучших образцов своеобразного ансамбля утилитарных производственных зданий военного ведомства. Их сдержанные фасады, выполненные в обнаженной кирпичной кладке, размеренный ритм арочных окон, хорошо найденные пропорции создают по-своему выразительные архитектурные образы, органично отвечающие функции и конструктивным особенностям построек.
Одно из самых монументальных и значительных в архитектурно-художественном отношении зданий, возведенных в центре Петербурга в середине XIX века, – огромный корпус Арсенала, построенный на территории Кронверка Петропавловской крепости, на северном берегу Кронверкского протока. Он был сооружен в 1850–1860 годах по проекту архитектора П. И. Таманского. Вскоре, начиная с 1869 года, в Арсенале стали хранить трофейные пушки, знамена, штандарты, а затем, в 1872 году, в нем был создан Артиллерийский музей (ныне – Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи). Конструкция здания Арсенала, в соответствии с его специфической функцией, отличается мощностью. Массивные стены были сложены из известняковой плиты и облицованы кирпичом. Следует особо отметить высокое качество кирпичной кладки: она стала важным художественным компонентом архитектурного облика здания. В архитектуре Арсенала переплелись рационализм (это один из примеров начинающегося «кирпичного стиля») и своеобразно претворенные романтические тенденции: суровые массивы стен прорезаны немногочисленными окнами-амбразурами, ворота оформлены порталами со стилизованными изображениями крепостных башен. Все это создает выразительный художественный образ, раскрывающий специфику здания, – принцип «умного выбора» и в этом случае сработал очень удачно. Кирпично-красный массив Арсенала перекликается с бастионами Петропавловской крепости, возвышающимися на противоположном берегу Кронверкского протока, символизируя историческую взаимосвязь крепости и кронверка.
