Текст книги "Первая Галактическая (сборник)"

Автор книги: Андрей Ливадный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 63 страниц)

Вадим со снарядом в руках на секунду застыл, припав на одно колено, – вторично контуженный, полностью дезориентированный, он бессмысленно тряс головой, пытаясь изгнать засевший в ушах звон, потом, словно очнувшись, втолкнул снаряд в ствол орудия, уже не надеясь на адекватную работу последнего, но казенная часть все же закрылась, несмотря на толстый слой бетонной пыли и крошки, покрывавший все механизмы…

Очнувшийся от контузии разум подсказывал: беги, ползи отсюда, пока еще цел, но содранные в кровь колени не гнулись, да и здравомыслие уже никак не вписывалось в окружающую реальность, и Вадим вдруг подумал, что побежать сейчас, значит, попросту умереть, если не физически, то морально…

Едкая бетонная пыль, поднятая очередью зенитного орудия, медленно оседала.

Нечаев с усилием навалился на правую часть станины, со стоном возвращая орудие в прежнюю позицию. Он совершенно потерял контроль над окружающей обстановкой. Вадим не мог бы ответить, сколько машин находится подле бункера, какой отрезок времени минул с момента его первого выстрела, не говоря уже о том, что он абсолютно не представлял, что творится на остальных позициях, уцелел ли хоть один андроид из расчетов семи орудий, и…

Его отвлекло движение за развороченной, расширенной множественными попаданиями амбразурой обвалившегося бункера.

Пыль уже осела, и он увидел, что в полуметровую щель смотрит серв–механизм.

В первый момент его окатила холодная волна жути. «Хоплит», согнув ступоходы, заглядывал в бункер. Раскосые прорези затянутых бронестеклом смотровых триплексов, разительно напоминающие два удлиненных глаза с частыми ресничками видеосенсоров, уставились на оглушенного, окровавленного человека, одежда которого превратилась в лохмотья и была белой от осевшей на нее пыли, а Вадим в секундном оцепенении смотрел сквозь мутноватое бронестекло и видел неясные контуры каких–то приборов, пустое кресло пилота и даже дергающиеся сами по себе рычаги управления.

Эти машины не управлялись людьми, они являлись беспилотными кибернетическими системами.

Исчадие современных земных технологий, скопированное с аграрных роботов планеты Дабог и усовершенствованное для нужд войны, очевидно, имело свой эквивалент разума или что–то схожее с ним, но программная суть застывшей перед бункером машины не являлась аналогом долгого, своеобразного пути саморазвития, как у андроидов серии «Хьюго», – за раскосыми триплексами крылось нечто иное, более скоропалительное и зловещее. Вадим ощущал это на уровне подсознания, интуиции, и в этот страшный миг немого противостояния ему не было нужды в технических обоснованиях и аннотациях…

Его ладонь вслепую нашарила преувеличенно большую кнопку на изуродованной панели управления и ударила по ней.

Сноп огня, вырвавшись из ствола орудия, плеснул в лоб любопытной машине, – снаряд лег точно посередине, между смотровыми триплексами, проломив разделяющую их перегородку брони и разорвавшись в рубке управления.

Огненный бутон, вспухший внутри машины, вырвал ее противоестественные «глаза», осколки бронестекла, смешанные с кусками брони, хлестнули по щиту орудия, и спустя секунду многострадальный бункер пошатнулся, а по его стенам поползли новые змеистые трещины, когда горящий тридцатитонный «Хоплит» опрокинулся, тяжко рухнув на склон холма перед укреплением.

Полуослепший и окончательно оглохший Нечаев бессильно навалился на станину; из ушей текла кровь, глаза смутно различали окружающие предметы, он лишь тряс головой, пытаясь прийти в себя после грянувшего в нескольких метрах от него взрыва, потом, осознав, что орудие развернуло отдачей и его ствол смотрит в стену, Вадим в горячке попытался вернуть на место сорванную с креплений сошку, но на это уже не осталось сил… Тогда он встал в полный рост и, шатаясь, словно пьяный, подошел к амбразуре, которая из–за множественных попаданий превратилась в овальную дыру.

Пыль медленно оседала, зрение и слух постепенно возвращались к нему, а вместе с ними приходило восприятие окружающего…

Склон холма окончательно выгорел за эти минуты, – теперь вместо травы и кустов перед древним укреплением простиралось уродливое, изрытое воронками поле, на котором полыхали три чадных костра – подбитые серв–машины…

Жирные шлейфы ядовито–черного дыма утекали в лазурные небеса, а сквозь прорехи сминаемой ветром дымовой завесы на равнине, ниже цепи прибрежных холмов, уже показались контуры уверенно шагающих «Фалангеров», между которыми двигалось пять или шесть боевых планетарных машин с десантом на борту.

Позиции укреплений предмостья молчали. Над изуродованными бункерами стлался дым и стояла гробовая тишина.

Не поворачивая головы, Нечаев протянул руку, на ощупь нашел запорошенный пылью автомат и подсумок с гранатами, которые он оставил в нише под дополнительной смотровой щелью.

Он понимал, что для него все кончится в ближайшие несколько минут. Разум Нечаева раздваивался, словно в нем ожила еще одна, незнакомая ранее сущность. Еще есть время бежать, вряд ли шестидесятитонные машины обратили бы внимание на одинокую человеческую фигуру, но он не мог сделать даже шага назад с развороченной, утратившей свой тактический смысл позиции.

Сейчас не вспоминалась ни прожитая жизнь, ни тот моральный разброд, что он испытывал перед боем или во время самоубийственных атак на подступающие к планете крейсеры. Словно нирвана для верующего, пришло отрешенное спокойствие: прищурившись, он смотрел на ровный строй тяжеловесных «Фалангеров» и понимал – это не просто беда и даже не война в чистом смысле данного термина. На его родную планету обрушилась сила, которой некому противостоять, ведь до начала роковых событий в системе Дабога все население колонизированных четыреста лет назад миров жило своей, сугубо мирной, созидательной жизнью, а люди на далекой Земле в это время вынашивали планы их полного уничтожения, геноцида колоний ради сомнительных в плане биологической пригодности жизненных пространств для миллиардов иных людей, – иных потому, что они выросли в непостижимом для Вадима, каком–то извращенном мире понятий, где все решает не слово, не разум, а злая бескомпромиссная сила, воплощенная в ракетном взрывателе…

Это было неправильно. Может быть, он мыслил однобоко, плоско, но как еще мог работать его разум, когда сам Вадим, полуживой, окровавленный, стоял со смешным автоматическим оружием в руках и двумя гранатами в подсумке, глядя, как прямо на него прет беспощадная сила, которой, в принципе, все равно, сколько людей с той и другой стороны погибнет ради достижения сиюминутной тактической цели…

Он не мог уйти отсюда, как бы ни было страшно, как бы ни увещевал его очнувшийся от контузий разум.

Это был момент истины, когда происходит невероятный взлет души и ее озаряют высочайшие понятия и моральные критерии… беда лишь в том, что чаще всего подобное случается с людьми за минуту до смерти…

***

Стоял знойный, изнуряющий полдень.

Остовы машин выгорали быстро, открытое пламя уже не бушевало в районе падения подбитых сервоприводных чудовищ, даже дым унялся, будто и его растопило своими лучами беспощадное, жгучее солнце.

Связи не было. Свой коммуникатор Вадим потерял в бункере, прибор, скорее всего, раздавило упавшими со свода обломками.

Он выбрался наружу, обошел стороной обездвиженного «Хоплита», который стоял прямо подле выхода, взрыв землю ступоходами и опираясь задней частью корпуса на угловатый бетонный выступ укрытия, – словно эта машина остановилась отдохнуть у стены обезображенного бункера.

Не заостряя внимание на подбитом роботе, Вадим нырнул в относительную прохладу глубокого, на совесть прорытого хода сообщения и побежал по извилистой траншее, соединявшей отдельные опорные точки передовых укреплений.

Первый попавшийся на пути открытый капонир, в котором было установлено орудие, теперь представлял собой глубокую яму, состоящую из множества наложившихся друг на друга воронок, углубивших укрытие еще метра на три, превратив его в глубокий провал с осыпающимися отвесными краями.

Пришлось подтянуться на руках, выкарабкаться из траншеи и ничком упасть в траву.

Он машинально посмотрел в сторону наступающей цепи тяжелых серв–машин. «Фалангеры» двигались намного медленнее «Хоплитов», но, без сомнения, их медлительность компенсировалась более внушительной огневой мощью. Вадим мгновенно вспомнил, как дрогнула земля во время боя, и подумал, что глубокая яма, образовавшаяся на месте капонира, скорее всего следствие ракетного залпа одного из «Фалангеров».

Вывод в его положении малоутешительный, но Нечаеву некогда было, задумываться, он стремился найти выгодную позицию, прежде чем машины достигнут подножия холмов и начнут карабкаться на высоты.

Он прополз по траве, ужом огибая воронку, снова спрыгнул в траншею и побежал, пригибая голову, двигаясь в направлении левого фланга укреплений, где была позиция Хьюго.

Два бункера белели обнажившимся из–под земли стенами, на которых виднелись закопченные подпалины попаданий, местность вокруг изменилась до полной неузнаваемости: холмы обуглились, там, где росли кусты и трава, теперь простирались покрытые пеплом и воронками склоны. Над ними дрожало знойное марево и кое–где сочились ленивые струйки дыма.

До соседнего бункера он добрался спустя пять минут, когда машины противника уже были у подножия холмов.

Внешне бункер казался целым, если не считать того, что масса земли оползла вниз, обнажив его стены и фундамент. Вадиму, стоявшему у начала оползня, пришлось задрать голову, чтобы разглядеть длинную щель амбразуры, из которой торчал ствольный компенсатор орудия.

Почему оно молчит?!

Он принялся карабкаться вверх. Земля предательски осыпалась под ногами, Вадим продвигался медленно и, осознав ошибку, стал забирать левее, к границе оползня. Через минуту, почувствовав под ногами твердую, скрепленную корнями травы и кустов почву, он, задыхаясь от постоянного физического напряжения, собрал остаток сил для рывка и, преодолев наконец склон, скатился в траншею, которая змейкой вилась по вершине холма, расходясь по обе стороны от древнего бункера.

В висках гулко и ритмично бился пульс крови, мышцы налились свинцом от усталости, залеченное Яной плечо вдруг напомнило о себе тупой, ноющей болью…

Мир сужался вокруг Нечаева, ему казалось, что одиночество превращается в вечность, стены хода сообщения стали границами реальности, а все происходящее с ним – дурным, затянувшимся сверх меры кошмарным сном.

Нужно было найти в себе силы, встать, чтобы преодолеть полсотни метров, которые оставалось пробежать до массивных ворот бетонированного укрытия.

Сейчас ему больше чем когда–либо нужна была связь. Вадим слишком хорошо понимал, что два километра, отделявшие его от моста через пролив, – расстояние непреодолимое, – серв–машины выйдут к водному рубежу намного быстрее, чем он. Переправу нужно взрывать, но сделает ли это Яна? Сможет ли она принять самостоятельное решение в отсутствие сведений о нем и Хьюго? Вадим не пытался принизить ее волевые качества, он просто знал, что она сейчас сидит у стационарного устройства связи в надежде, что с этого берега хоть кто–то подаст весточку о себе.

В этот миг он увидел девушку совершенно в ином свете, будто с глаз Нечаева упала пелена предвзятости.

Она была таким же человеком, как он, несмотря на семантические расхождения их языков, чуждость взглядов на жизнь, разницу в моральной оценке прошлых событий и территориальных делений – по большому счету все перечисленное являлось не более чем мелкими различиями, настоящая зона отчуждения пролегала отнюдь не на спорных территориях, а в душах людей… – это Вадим понял на дне траншеи, глядя в узкую расселину свежеотрытого хода сообщения, из глубины которого виднелась полоска ослепительного лазурного неба.

Мы сами создаем себе врагов… – внезапно подумалось ему, – смотрим недобро, искоса, часто не понимаем, кто и как правит нашими душами…

Мысль была правильной, щемяще–горькой, но запоздалой. На уроках истории ему преподавали материалы по зоне терраформированных земель, превратившихся в уникальную Кьюиганскую степь, говорили о том, что она – граница между двумя цивилизациями Кьюига – прогрессивной и регрессирующей, а на самом деле…

Его мысли прервала вспышка.

Вадим поднял голову, в душе ругая себя за минуту изнеможения, за промедление, но зря – эти мгновения, что он пролежал на дне траншеи, не только вновь спасли ему жизнь, но и позволили взглянуть на родной мир под иным углом зрения…

Вспышка, которая заставила его очнуться, была выстрелом орудия, установленного в бункере.

Подхватив автомат, Нечаев из последних сил побежал вверх по ходу сообщения, но ему удалось преодолеть от силы десяток метров, как со стороны равнины вдруг раздался ужасающий вой, который заставил его рефлекторно упасть на дно узкой расселины, и в тот же миг земля заходила ходуном, – казалось, что из нее вместе с тоннами выброшенной в небеса почвы вырвался тяжкий, страдальческий стон…

День за одну секунду превратился в ночь.

Нечаева опять приподняло взрывной волной, ударило о стену траншеи, и, падая на спину, он увидел солнце: застывший в зените опрокинутого купола небес багровый, горячечный диск, свет которого едва пробивался сквозь тонны выброшенной вверх земли… Это было жуткое зрелище, наглядно иллюстрирующее разрушительную мощь наступающих машин и их намерения относительно планеты Кьюиг, ее природы и населяющих два материка человеческих сообществ…

Несколько секунд тонны земли висели в воздухе, а потом рухнули назад, вниз.

Это был ракетный залп двадцати «Фалангеров», произведенный в ответ на одиночный выстрел чудом уцелевшего орудия.

***

Несмотря на чудовищную, уничтожительную мощь, которая плясала вокруг адскими разрывами, Нечаев не только не потерял сознание, а наоборот, все его чувства обострились, словно организм включил последние, неподконтрольные разуму резервы, и он, оглушенный, придавленный землей, в полной мере осознавал происходящее вокруг.

Султаны огня и дыма, затмившие солнечный полдень, с тяжким грохотом опали на землю, глухо отбарабанили комья дымящейся почвы и мелкие камни, могильная тяжесть легла на грудь, но Вадим уже начал свыкаться с постоянным прессом смертельной опасности, он не заметил, как начал зло, целеустремленно сопротивляться ей… Вот и сейчас еще разлетались горячие осколки, что–то взрывалось и рушилось вокруг, а его руки уже разгребали горячую супесь, освобождая плечи и грудь, потом под ободранные до крови пальцы попалась теплая сталь автомата, он вытащил его, встряхнул, освобождая от сыпучей песчаной почвы, и в этот миг он услышал голоса.

Потрясение, которое испытал Вадим от звука чужой, показавшейся поначалу незнакомой речи, едва ли было меньшим, чем от ураганного ракетного огня боевых машин.

Кто–то, разговаривая, поднимался вверх по обугленному, оползшему склону холма.

Спустя несколько секунд оцепеневший, наполовину засыпанный землей Вадим наконец понял, что говорят на интеранглийском, но некоторые слова он просто не понимал, догадываясь об их значении лишь по контексту фраз.

– …Что они сделали с «Хоплитами»?! – долетел до него обрывок разговора. – К Фрайгу! – выругался невидимый человек. – Эта броня никуда не годится, так же как и программное обеспечение. Почему они полезли под фланговый огонь орудий, ответь, майор?

– Это боевые испытания, господин полковник, – раздался из–под откоса второй голос. – Сейчас идет та самая обкатка, которая раньше производилась на полигонах. Техники батальона отслеживают все неполадки, ошибки и слабые места машин, чтобы я мог составить отчет об испытаниях с рекомендациями по дальнейшему усовершенствованию.

– Я понимаю, майор, но эта чертова планета начинает меня злить. Сначала я высаживаюсь в горах и нарываюсь там на одичавших андроидов, которые режут лазерами моих солдат, потом один из этих чудо–механизмов, простоявший несколько столетий в пещере, вдруг приходит в себя на лабораторном стенде, самоактивирует реактор и уходит, а через сутки мой периметр взлетает на воздух. Оказывается, этот механический ублюдок еще и умудрился заминировать кормовые отсеки посадочных модулей!.. – Голос звучал все ближе и ближе, и по мере того, как невидимые пока люди приближались, в голосе полковника нарастало раздражение.

– Сэр, эта война затянется надолго. – Второй голос был более спокоен. – Видите, какое сопротивление оказывают потомки колонистов? Мне кажется, что они либо сумасшедшие, либо так и не осознали, с кем имеют дело. Наш флот все равно раздавит их сопротивление…

– Ну–ну… – мрачно прервал его голос полковника. – Прежде чем оглядываться на потенциал Земного Альянса, посмотри вокруг, майор, и признай, что треть серв–батальона уже выбита огнем орудий, а мы еще не подошли к переправе… Если так будет продолжаться дальше, мы растеряем всю технику в бессмысленных стычках с этими фанатиками.

– Мы наступали согласно разработанному плану… – начал было оправдываться командир соединения серв–машин, но полковник опять грубо оборвал его.

– Надо было сровнять с землей эти укрепления огнем ракетных установок, майор, а не атаковать их, теряя машины и время, – раздраженно заметил он. – Со следующим эшелоном оборонительных позиций так и следует поступить, причем немедленно, пока они не взорвали мост. Подтягивай «Фалангеров» к подножию холмов, пусть скрытно сосредоточатся с этой стороны и бьют залпами, пока земля на том берегу не закипит. Вот тогда наше продвижение будет быстрым и бескровным.

Вадим слушал голоса, а его руки медленно двигались, засыпая автомат тонким слоем песчаной почвы.

Правая рука под рыхлой землей охватила пистолетную рукоять оружия, левую он бессильно выпростал поверх осыпи, под которой были погребены его ноги.

…Группа из шести человек появилась в поле зрения внезапно, словно они вынырнули из–под земли.

Майора и полковника сопровождали четверо космических пехотинцев в незнакомой Вадиму, постоянно меняющей свой цвет и фактуру броне. В руках они держали странное оружие, внешне похожее на обыкновенную винтовку, но с более коротким прикладом и удлиненным стволом, покрытым продолговатыми вздутиями неизвестного предназначения.

Поднявшись на гребень перепаханного ракетными залпами холма, офицеры не заметили Нечаева, – их внимание сразу же переключилось на мост, ведущий через пролив, который отлично просматривался отсюда.

Сопровождавшие их бойцы вели себя иначе – они напряженно озирались по сторонам, выискивая вероятную опасность, и неудивительно, что один из них увидел Нечаева.

Ствол импульсной винтовки взметнулся вверх, нацелившись в голову полузасыпанного человека.

– Господин полковник!

Один из офицеров обернулся, проследил за напряженным взглядом бойца и вдруг широко улыбнулся.

– Ага… – он сделал шаг к Вадиму, сверля его немигающим взглядом. Казалось, что он совершенно не удивлен такой неожиданной встречей с полуживым защитником передовых укреплений предмостья.

Вадим смотрел в глаза пришельца с далекой прародины без ненависти, вообще без каких–либо чувств во взгляде, – он был слишком измотан морально и физически, чтобы принимать участие в бессмысленной пикировке, ему лишь хотелось подольше удержать взгляд земного офицера из желания понять, что же на самом деле представляет собой этот человек, зачем он пришел сюда, отчего так спокойно и деловито рассуждает о людях, жизни которых он не представлял, но со всей очевидностью мерил собственными критериями…

Четверо космических пехотинцев окружили Вадима, соблюдая разумную дистанцию и не сводя с него холодных зрачков оружия.

Полковник подошел ближе и, глядя сверху вниз, спросил:

– Сколько вас?

Никто даже не попытался вытащить Нечаева из–под осыпавшейся земли и оказать какую–то минимальную помощь.

Вопрос остался без ответа. Вадим продолжал смотреть на незнакомца, сжав губы в напряженную, бескровную линию.

– Я спрашиваю: сколько вас? Какие силы обороняли предмостье и есть ли укрепления на том берегу? – Полковник быстро терял терпение, и его голос звучал на повышенных нотах, в то время как Вадим молча смотрел на него бесцветными, безумно усталыми глазами.

Офицер не стал в третий раз повторять вопрос, – видимо, терпение у него было коротким, а такие понятия, как «жизнь» и «честь», не входили в разряд устоявшихся моральных ценностей данного человека…

Он спокойно освободил фиксатор силовой кобуры, и рифленая рукоять автоматической «гюрзы» преданно подалась вверх, ложась в ладонь хозяина.

Он поднял импульсный пистолет, спокойно нацелился в лоб Вадиму и произнес:

– Мы не можем отягощать себя бесполезными пленными.

Никто из солдат, включая низкорослого майора, командовавшего соединением серв–машин, даже не попытался остановить это откровенное убийство.

Жуткая усмешка исказила губы возглавлявшего группу офицера, и в этот миг Вадим нажал на спуск.

Автоматная очередь ударила из–под тонкого слоя рыхлой супеси, отшвырнув тело полковника Шермана на несколько метров… Он даже не вскрикнул, лишь нелепо взмахнул руками, роняя импульсный пистолет, а Нечаев уже повел стволом, не давая опомниться остальным окружившим его врагам.

Автомат в его руках захлебнулся длинной очередью, пули веером хлестнули по фигурам в фототропной броне, трое компехов и майор повалились навзничь, но четвертый боец успел выстрелить в Вадима, прежде чем вторая, уже короткая и прицельная очередь пробила забрало его боевого шлема, перечеркнув прозрачную лицевую пластину строчкой отверстий, от которых тянулась тонкая паутина трещин.

***

Он лежал в окружении тел мертвых врагов, чувствуя, как что–то горячее сочится по правому боку.

Сознание уплывало медленно, неотвратимо. Контузии, нервное перенапряжение, палящий зной и, наконец, полученное только что ранение сделали свое дело, – он вышел из смертельной игры и лежал, наполовину засыпанный песком, который медленно напитывался его кровью.

Мир утратил свою резкость, все воспринималось туманно и расплывчато, звуки казались глухими, долетающими издалека.

Вадим вяло шевелил руками, пытаясь отгрести от себя песок, но эти бессознательные движения больше походили на конвульсии.

Он отдал всего себя короткому бою, и теперь у него не осталось сил, чтобы жить.

Хотелось снова услышать ту пичугу, что, улучив момент, вдруг запела в обугленных зарослях кустарника на холме, но это желание не сбылось, вместо трели беззаботной пташки он смутно воспринимал иные звуки: протяжный скрип отворяемых металлических ворот, глухой стук осыпающихся по склону камней, ноющее жужжание какого–то механизма…

Помутившийся разум воспринимал эти отзвуки реальности, формируя страшные образы серв–машин, занимающих позиции для залпового огня, но на самом деле все было не так, – строй тяжеловесных «Фалангеров» по какой–то причине остановился, не пересекая километрового рубежа. Машины застыли в непонятном ожидании, но Вадим не видел их, и ему было невдомек, что пилоты серв–соединения попросту растерялись, – оба командира, отправившиеся осматривать разбитые опорные точки первой линии обороны, вот уже полчаса не возвращались и не выходили на связь.

Ноющий звук исходил вовсе не от «Фалангеров».

…Скрипнув на ржавых петлях, приоткрылся деформированный створ ворот древнего бункера, и из образовавшейся щели боком выполз человекоподобный робот.

Его правая нога была оторвана, из обрубка механической конечности, конвульсивно подергиваясь, торчали тросики сервоприводов. Андроид выполз из обломков обрушившегося убежища, подтягиваясь на руках, и, не останавливаясь, пополз прямиком к Вадиму.

Нечаев, чья душа медленно уходила из мира реальности, не видел и не воспринимал его до тех пор, пока механическая рука подползшего к нему дройда не начала разгребать горячий песок, освобождая его ноги.

Боль в боку стала острой, нестерпимой, Нечаев вскрикнул и пришел в себя…

Вторично застонав, он повернул голову, и его потрескавшиеся губы выдохнули одно–единственное слово:

– Хьюго?!..

Андроид на секунду оставил свое занятие, посмотрев на человека немигающим взглядом.

Да, это был он.

Искалеченный, опаленный, со множеством свежих вмятин и шрамов на кожухах, но функциональный, – а как подумалось Вадиму – живой.

– Хьюго…

– Терпи… – сипло и односложно прошелестел неузнаваемый голос, видимо, внутренние повреждения андроида были намного серьезнее внешних.

Разум Вадима, секунду назад пытавшийся покинуть этот мир, вдруг заработал с новой остротой.

– Связь… – также хрипло выдавил он, морщась от боли в простреленном боку.

– Все разбито… – прошелестел в ответ Хьюго, продолжая откапывать его ноги.

Вадим промолчал, собирая всю свою волю, чтобы не закричать от усилившейся боли и не потерять сознание. На секунду пришла иррациональная злость, – зачем Хьюго приполз, вырвав его из начинающейся агонии, когда разум медленно угасал с полным осознанием выполненного до конца долга? Что они станут делать теперь – раненый человек и искалеченная машина? Их осталось двое на передовом рубеже, и по всем мыслимым раскладам оба давно должны были погибнуть…

– Мой встроенный коммуникатор не работает… – просипел Хьюго, делая Вадиму инъекцию обезболивающего и стимулирующего препарата.

– Сколько длился бой? – спросил Вадим, ощущая, как боль в боку унимается и проясняется разум.

– Двадцать минут, – ответил андроид. – Уже полчаса стоит затишье.

– Они не наступают?

– Нет.

Вадим нашарил рукой автомат и, опираясь на него, попытался встать.

Со второй попытки ему удалось подняться на колени, потом он выпрямился в полный рост и посмотрел вниз.

Ровный строй изготовившихся к стрельбе «Фалангеров» просматривался отсюда как на ладони.

По направлению к холму, урча двигателями, ползли две боевые планетарные машины. Их покатые башни со спаренными орудийными стволами казались игрушечными на фоне исполинских сер–воприводных исчадий.

– Уходим, Хьюго… Они двигаются сюда. Похоже, я застрелил их офицеров…

Андроид, лежа на боку, приподнял голову.

– Нам не добраться до переправы. Они будут здесь раньше, чем мне удастся проползти сотню метров. Уходи, Вадим, только оставь мне автомат…

– Нет.

– Почему?

– Мы не пойдем к переправе. Поднимайся! – Нечаев нагнулся, подхватив Хьюго, как человека, за подмышки.

Андроид молча повиновался, помогая его усилиям, и наконец встал на уцелевшую ногу.

– Закинь руку мне на плечо… Так, теперь возьми автомат… хорошо… Пошли… осторожно…

– Куда? – просипел андроид, не понимая, почему Вадим повернулся не к переправе, а к тому бункеру, который в начале боя являлся его КП.

– Сейчас увидишь… Главное – не упади.

Когда две боевые планетарные машины натужно вскарабкались на холм и космическая пехота обнаружила шесть расстрелянных в упор тел, лежавших на вершине холма подле развороченного бункера, Вадим и Хьюго уже преодолели четыреста метров хода сообщения и вышли к уничтоженному командному пункту.

Подбитый «Хоплит» с перерубленным ступоходом и огромной дырой в корпусе по–прежнему стоял, опираясь задней частью массивной поворотной платформы на частично обвалившуюся железобетонную стену.

– Внутрь… – прохрипел Вадим, которого вновь начали покидать силы.

Хьюго понял его мысль и, передав автомат, потянулся к люку, расположенному в днище машины. Вадим поддерживал дройда, пока механические пальцы последнего исследовали запор и совершали какие–то манипуляции над ним…

– Ну, что?

– Сейчас…

На вершине соседнего холма вновь заурчали двигатели БПМ.

– Быстрее, Хьюго, сейчас они разберутся, что к чему…

– Я стараюсь… – произнес андроид, и одновременно с этой фразой люк наконец открылся, откинувшись вниз.

Из открывшегося проема выпала, раскручиваясь на лету, складная пластиковая лестница.

– Сможешь подняться? – спросил Вадим, озираясь по сторонам.

Андроид не ответил, – он молча полез вверх, подтягиваясь на руках. Хлипкая на вид лестница выдержала, и он скрылся внутри подбитой серв–машины.

Вадим, закинув автомат за спину, полез следом.

***

Внутри чуждого механизма царил полумрак, остро пахло перегоревшей проводкой и еще чем–то едким, специфичным. Нечаев, которого вновь оставили силы, рухнул в пустующее кресло пилота.

…Приятный женский голос, внезапно зазвучавший внутри мертвой серв–машины, мгновенно привел его в чувство, заставив вздрогнуть всем телом.

– Внимание, идет процесс активации вторичных функций. Пилот, пожалуйста, включите свой шлем и перчатки в общую цепь управления.

– Хьюго, ты понимаешь что–нибудь? – спросил Вадим, озираясь по сторонам, но тесное пространство рубки, до отказа забитое массой непонятных приборов и устройств управления, не дало ему никакой реальной, полезной информации.

Собственно, Вадим не рассчитывал использовать подбитую серв–машину по ее прямому назначению, – максимум, на что он надеялся. – это укрыться за броней и попробовать отыскать среди приборов штатную установку связи, чтобы, перенастроив ее на нужную волну, связаться с левым берегом пролива, предупредив Яну о грозящем ракетном ударе.

Андроид, в отличие от Нечаева, выслушал возникший из ниоткуда голос с присущим ему спокойствием. Для него это была всего лишь заработавшая аудиосистема оповещения, связанная с бортовым компьютерным комплексом.

Дройд схватился руками за кресло и подтянул себя к приборным панелям. Его не устраивал тот факт, что часть электронного оборудования вражеской машины продолжает функционировать, – это было чревато неприятными сюрпризами, вплоть до автоматического включения систем самоликвидации «Хоплита», если его вычислительное устройство распознает проникшего внутрь рубки управления врага.

Пока Вадим озирался по сторонам, пытаясь определить источник голоса и угадать истинное назначение тех или иных приборов, андроид начал действовать по–своему.

Отдавая себе отчет в полной несовместимости собственного программного обеспечения с бортовым компьютерным комплексом чуждой серв–машины, Хьюго поступил просто и логично: путем теплового сканирования он отследил все работающие энергетические и электронные цепи, затем поднял правую руку, предварительно выпустив из указательного пальца острие контактного шунта, и вдруг резко вонзил импровизированный стилет в хрупкую панель пластиковой облицовки, за которой скрывался основной «нервный» узел серв–машины.

Из–за панели щедрым снопом сыпанули искры, Хьюго вздрогнул, словно по его механическому телу пробежала конвульсия, резко выдернул контакт и произнес:

– Я его убил.

– Кого?!

– Бортовой компьютер. Думаю, он не стал бы сотрудничать с нами.

Вадим, которого не отпускало возрастающее напряжение, почувствовал, что его спина ноет от неестественной позы.

– Ты сможешь найти передатчик?

– Я его уже нашел, – Хьюго со щелчком убрал назад в палец контактный шунт и указал на часть приборов, которые были превращены в хаос попаданием бронебойного снаряда. – Он где–то там, – лаконично пояснил дройд.