Текст книги "Первая Галактическая (сборник)"

Автор книги: Андрей Ливадный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 63 страниц)

Глава 16

Усадьба Полвиных.

Три часа пополуночи

Дом Полвиных стоял черной, мрачной глыбой. Вокруг отчетливо пахло гарью.

Машину, на которой ехал Сергей, несколько раз подбросило на ухабах.

Он скинул скорость, притормозил, растерянно глядя на огромные трехпалые следы, искорежившие асфальтовое покрытие дороги.

Они проходили здесь…

Сергей вороватым, быстрым движением погасил фары машины.

Тьма мгновенно облепила его со всех сторон, казалось даже, запах гари стал резче, отчетливее. На пасмурном небе не было звезд, дом впереди прорисовывался теперь смутной, страшной тенью, а тишина оглушала…

Рука Сергея медленно пошарила в темноте, двигаясь по пассажирскому сиденью, пока вспотевшая ладонь не наткнулась на холодную рифленую рукоять автоматического пистолета.

Двигатель машины работал с едва слышимым шелестом. Лисецкий всегда хорошо относился к своей технике. Слишком хорошо…

Вес оружия не прибавил Сергею спокойствия – наоборот, только усилил ощущение натянутых до предела нервов.

Удерживая одной рукой руль, он осторожно вдавил газ, тронув машину с места. Слава богу, коробка–автомат… – подумал он, выруливая в полной тьме по смутному контуру проведенной вдоль обочины белой линии дорожной разметки.

Машина вкатилась во двор усадьбы почти бесшумно, и тут он увидел то, что до этого скрывал от него второй этаж дома.

Во дворе подле крыльца высились три шагающих робота. Их гигантские силуэты напоминали собравшихся в кружок исполинских черных лягушек.

По спине Воронина прошиб пот.

Только бы не заметили… – метнулась в голове сиротливая, отчаянная мысль.

Внезапно в тишине громко заскрипели жалкие остатки входной двери дома.

– …Ничем не смог ей помочь… – раздался незнакомый мужской голос. – Я думал, что Делакруа просто бросила управление роботом, когда поняла, что застрелила сержанта, но на самом деле он тоже успел нажать спуск… – На крыльце щелкнула зажигалка, выхватив трепетным огоньком чужое, незнакомое лицо. – Страшно подумать… – произнес незнакомец, глубоко затянувшись. – Всего одно попадание, одна дырочка, даже системы управления не нарушены, а человек мертв… Земные конструкторы навесили на машины слишком мощное импульсное оружие, а с броней промахнулись…

– Выходит, они застрелили друг друга? – услышал Сергей и с ужасом узнал голос Ольги Полви–ной. Его словно кипятком обдало внутри.

– Выходит, так… Оба целились в «Беркут», а он присел. Странная машина… – Огонек сигареты очертил в темноте полукруг, указав на одного из застывших роботов.

В этот миг нервы Сергея не выдержали. Нога, застывшая на педали газа, чуть дрогнула, и его инкогнито было внезапно раскрыто шелестящим звуком увеличившего обороты двигателя машины.

На крыльце моментально вспыхнул, развернувшись в его сторону, ослепительный фонарь.

– Сережа?! – раздался изумленный возглас Ольги.

***

Трепетное пламя свечи возникло в черном провале выбитого окна. Задрожав, облизнуло воздух, на миг высветив бледное лицо Ольги Полвиной, затем сместилось, двигая желтое, неровное пятно света в глубине комнаты, и остановилось, притихло, озаряя колеблющимся светом круглый обеденный стол, за которым, искоса, исподлобья поглядывая в сторону окна, сидел молодой мужчина в порванной и испачканной грязью офицерской форме.

Сергей Воронин (это был он) потрогал набрякший под глазом синяк, болезненно поморщился и вдруг резко, но негромко спросил, обращаясь к Ольге, которая как раз ставила в центр стола зажженную свечу:

– Почему он здесь, с тобой?

Сергей имел в виду Рощина, который стоял около темного проема окна, разминая в пальцах неприкуренную сигарету.

Ольга укоризненно посмотрела на Воронина:

– Сережа, он спас мне жизнь, – спокойно ответила она, едва сдержавшись, чтобы не добавить: а где был ты и откуда вывернулся так вовремя?

– Оля, он захватчик, чужак, один из тех, кто вторгся на Кассию! – яростным шепотом произнес Сергей.

Ольга посмотрела на искаженное откровенной злобой лицо Сергея, совершенно не узнавая этих черт. Ей столько пришлось пережить за последние несколько часов, что праведное негодование Воронина как–то не находило отклика в душе. Перед глазами еще плавали яркие, звенящие, оглушающие фрагменты короткого и яростного боя, ужас гибели еще стыл в груди, и Ольга не нашлась, что ответить. Все ее существо продолжало дрожать…

– Захватчик, говоришь? – Рощин, который неподвижно стоял у дальнего окна огромной гостиной и, казалось, не должен был слышать их тихого разговора, вдруг обернулся. Щелчок зажигалки на мгновенье высветил из сумрака его осунувшееся лицо. Огонек сигареты очертил полукруг и вдруг поплыл во тьме, приближаясь к Сергею.

Воронин вскочил, опрокинув стул. В колеблющемся свете свечи холодно блеснул ствол автоматического пистолета.

– Не подходи, ублюдок!

Огонек сигареты продолжал плыть, надвигаясь из сумеречной глубины гостиной.

Сергей дрожал всем телом. Он опять боялся, страх двигал им, заставляя попятиться, оступиться… Взмахнув свободной рукой, он удержал равновесие и машинально, судорожно сдавил курок.

Выстрел раскроил тьму короткой оглушительной вспышкой.

Пуля ударила в стену, выбив дыру в штукатурке, и противно взвизгнула в рикошет.

Ольга не успела даже вскрикнуть – все произошло слишком быстро. Одновременно с выстрелом она увидела распластавшуюся в прыжке тень, изумленное, перекошенное лицо Сергея, услышала его хрип, когда голова Рощина ударила того в живот, и Воронин, согнувшись, повалился на пол, судорожно и безуспешно пытаясь вдохнуть…

Андрей подобрал отлетевший в сторону пистолет, посмотрел на него, покачал головой, поставил на предохранитель и сунул в карман.

– Я был захватчиком, – спокойно произнес он, садясь на второй стул. – Я уже говорил Ольге и повторяю тебе: у меня нет родины. – В голосе Андрея просквозила горечь. – И я совсем не убежден, что поступил правильно, встав на сторону таких, как ты…

– Ты нарушил мирное соглашение… – с хриплым стоном произнес Сергей, поднимаясь на четвереньки. – Мне плевать, кто ты и откуда… – с трудом разогнувшись, произнес он. – Ты приговорил Кассию своим идиотским поступком!

В этот миг Ольге показалось, что на нее вдруг опрокинули ведро ледяной воды.

– Что? Что ты сказал? – резко вскрикнула она, обернувшись к Сергею.

Глаза Воронина испуганно забегали. Он понял, что сморозил опрометчивую глупость.

– Какой мир? – резко повторила Ольга свой вопрос, краем глаза заметив, как горько, иронично искривились губы Рощина.

Запираться было бесполезно.

– Твой отец позвонил в усадьбу Лисецких, час назад… – упавшим голосом признался он, даже не глядя в сторону Ольги. – Он сказал, что правительство Кассии приняло решение капитулировать перед появившимся на орбите космическим кораблем Земного альянса.

Губы Ольги мелко задрожали.

– Значит, Андрей поступил опрометчиво, спасая меня? Отец не сказал, смерть его дочери тоже входила в условия капитуляции? И Степ? А кто еще, а? Того парня, Игоря Рокотова, они тоже решили выдать?

Вопросы вырывались из пересохшего горла, как скомканные, шуршащие листки, срывающиеся с почерневших веток полоненного осенью дерева.

Сергей отступил на шаг, понуря голову.

– Оля, ты неправильно меня поняла… Она резко повернулась к Сергею.

– Да все я поняла! Я сидела в этом проклятом нейросенсорном кресле! Я видела Дабог! Вы сдались, потому что вам показали кусочек видео, испугались!.. А они… – К ее горлу вдруг подкатил ком. – Там дети умирают под землей, они держат этот проклятый флот, как на привязи, чтобы мы жили!.. И вы будете жить… – вдруг добавила она дрожащим голосом. – Будете… будете… – с отчаянием в голосе прошептала она.

– Оля!.. – Сергей подался было к ней, но, напоровшись на ее взгляд, вдруг осекся, передумал.

– Не надо ссориться.

Эта фраза, произнесенная так обыденно, ровно, заставила и Ольгу и Сергея посмотреть на Рощина.

– Не надо ссориться, – повторил он.

– Какое ты имеешь право тут указывать? – Сергей, тяжело дыша, посмотрел на Рощина. – Сильный, да? Схватил пистолет и думаешь все – начальник?

– Дурак, – ответил Рощин. – Речь идет о твоей планете… Впрочем, мне все равно. – Он достал пистолет и положил его на стол. – Только он стреляет, запомни. – С этими словами Андрей развернулся к дверям.

– Нет! Подожди! – Ольга преградила ему путь. – Подожди, не уходи! – Она умоляюще посмотрела на Рощина, потом на Сергея. – Мы все ведь в одной лодке, верно?

– Ну, допустим… – Рощину было неприятно принимать участие в данной, смахивающей на семейный разлад сцене. Он чувствовал себя совершенно чужим в темном, разоренном доме, на этой планете, наконец. Да, он поддался порыву, встав на защиту этой девушки, и в принципе не жалел о сделанном, – Сейч был гнидой, как ни крути, да и не по душе Рощину было вершить судьбы людей, давя их ступоходами своего «Хоплита», но как объяснить это им, своим ровесникам, которые не видели ничего, кроме участливой заботы папы и мамы?.. Они и так, видно, запутались и в своих взаимоотношениях, и в той ситуации, которая обрушилась на их планету.

Ольга, очевидно, сумела понять его состояние.

Она села за стол, и колеблющееся пламя свечи осветило ее лицо, подчеркнув землистую бледность кожи.

– Андрей, почему вы решили, что можете и должны захватить нас? – тихо спросила она.

– Я не знаю… – Рощин оперся плечом о косяк, достал сигарету, прикурил… – Земля перенаселена… – произнес он, выпуская дым. – Понимаешь, вот ты такая, как есть… Твой друг несколько иной, я тоже… Но каждый из нас хочет одного – жить. Также и на Земле, – миллиарды разных людей, которые устали вариться в собственном соку… Нами рулят, понимаете? Меня заставили… Иного обдурили, затуманили мозги пропагандой, третьему все равно, где зарабатывать деньги, четвертый просто отморозок, пятый, глядишь, попал сюда силой обстоятельств, может, дома жена, ребенок, на пособие не прокормить, а иначе, чем в армии, не заработать…

– Нужно быть последней сволочью, чтобы оправдывать…

Рощин тяжело посмотрел на Сергея.

– Ты знаешь, что такое плотность населения, парень? Сто человек на квадратный метр, например? – сощурившись, спросил он. – Или заключение по факту незаконного рождения? – добавил Рощин.

– Это как? – тихо переспросила Ольга.

– Очень просто… – с досадой, болью в голосе ответил Андрей. Поискав глазами, куда бы пристроить погасший окурок, он щелчком отправил его за выбитое взрывной волной окно. – Как я, например… – погасив вспышку раздражения, произнес он. – Моя мать, по демографическому закону, не имела права иметь детей, но забеременела и родила меня… Потом… потом ее поймали, – на Земле сейчас не осталось мест, где можно спрятаться и отсиживаться всю жизнь… Так и получилось, я не имел права родиться, жить – по закону я стал лишним членом общества… Что стало с матерью, не знаю… – тяжело вздохнул Андрей. – А меня отправили на спутники Юпитера, в тюрьму…

– В тюрьму?..

– Представь… Мне было года четыре или пять… не больше.

– Но это…

– Чудовищно? – Андрей присел на корточки, тряхнул головой. – Да, чудовищно… И уничтожать планеты, оккупировать народы тоже чудовищно. И вот он я – один из беспринципных захватчиков… как, нравлюсь? И не ждите, что я пойду убивать таких же, как я… Это вам есть за что бороться. Кассия – ваша планета, а не моя. Я не смогу спускать гашетку. Чтобы убить, мне нужно знать – за что?..

– А тот… в роботе, за усадьбой?

– Он был сволочью… – хмуро ответил Рощин. – По любым меркам.

Три человека в пустой комнате…

Три человека, двое из которых тщетно пытались постичь суть страшного действа под названием «война»…

Третий просто боялся и ненавидел. Ненавидел и боялся. И, как ни странно, он был ближе всех к пониманию.

Ольге тоже было страшно, но ее страх имел иные оттенки…

Она понимала: вчерашний день не вернется уже никогда. И если они останутся сидеть в этой темной, перевернутой кверху дном комнате, то «завтра» тоже не наступит…

Рощин же чувствовал усталость. Ему было жаль Ольгу, даже Сергея, который не пытался скрыть своей ненависти. Он понимал лишь одно: такие, как он – белые вороны, – не живут на войне. Либо он станет как все, либо…

Ольга о чем–то напряженно думала. Ее глаза влажно блестели в свете оплывшей свечи.

– Мы молодые… – вдруг произнесла она. – Нам жить завтра… – Мысли, такие понятные внутри, с трудом облекались в форму слов… – Если мы не будем действовать, то нами опять станут рулить, как сказал Андрей.

Ее подбородок внезапно дрогнул.

– Я увидела Дабог… Это страшно… Страшно настолько, что не передать… Но ты, Андрей… – Она взглянула на Рощина. – Ты не враг мне… Не враг Кассии… Ты имеешь право жить так, как захочешь, чтобы там ни говорили законы твоей Земли. Все имеют право жить… – добавила она. – Значит, нужно сделать так, чтобы эта война прекратилась…

– Это невозможно, – усмехнулся Андрей. Ольга упрямо поджала губы.

Она не могла объяснить своего знания. Война, пропущенная сквозь призму женской души, выглядела немного иначе, принимала иной, чуть более мягкий оттенок, в котором нет цвета окончательной безысходности. Войну можно прекратить, если того захотят очень многие. Но для этого нужно…

– Нужно найти другие колонии раньше, чем их захватят поодиночке, как Кассию… – тихо произнесла она. – Нужно уберечь их от оккупации, объединить, рассказать о Земле, убедить в том, что нынешнее поколение не виновато в том, что родилось на перенаселенной прародине, которую покинули наши предки… Если люди на Земле узнают, что колонии готовы их принять, все кончится, потухнет, как пожар…

– Ты рассуждаешь прямо как генерал, размечталась… Кто станет тебя слушать? Кто ты вообще такая, чтобы…

Ольга посмотрела на осекшегося Сергея и вдруг жестко, некрасиво улыбнулась:

– Я человек, Сережа. Мне жить дальше в таком мире, какой создам я. Андрей, скажи, тебе подходит такая идея? За нее можно бороться? За это стоит пролить кровь?

Рощин угрюмо посмотрел на нее, хотел качнуть головой, но не стал.

Высокие, пустые слова?

– Как? – спросил он. – Как это сделать? Сейчас на Кассию уже высадились войска, мы в мышеловке, и конец, как ни трепыхайся, будет один…

– Есть способ вырваться отсюда, – с дрожью в голосе ответила Ольга.

Рощин недоверчиво посмотрел на нее.

– Какой?

– Не говори! Не смей! – Сергей дернулся, будто его ошпарили кипятком.

– Остынь, Сережа. – Ольга посмотрела на Рощина и произнесла, будто шагнула в омут с высокого обрыва: – Андрей, после посадки колониального транспорта «Кассиопея» его основной модуль, снабженный гипердрайвом, был законсервирован и спрятан… Мой отец знает, где место его ангарной стоянки…

Рощин медленно поднял взгляд и несколько секунд неотрывно смотрел в глаза Ольги Полвиной.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Да… Я… Я много… слишком много поняла за эти дни…

Сергей Воронин резко встал:

– Это бред! Ты не имеешь права распоряжаться собственностью всей колонии!

– Нет, Сережа, имею… Как имели право капитулировать за меня, как решили между собой, что не нужно во имя безопасности помогать Дабогу или хотя бы попытаться эвакуировать оттуда людей, хотя ведь его координаты наверняка записаны в навигационных блоках упавшего корабля!.. Их знали… но испугались… Кассию сдали… И я должна была, по твоим словам, умереть во имя этой капитуляции?

– Это случайность… Ты не так меня поняла…

– Да все я поняла, Сергей, не надо…

– Это безумие! Ты не сможешь… Никто не сможет!..

Рощин, молча слушавший этот диалог, встал с корточек, одернул свою форму и вдруг сказал в своей спокойной манере, повернувшись к Сергею:

– Оля права, нравится тебе это или нет. Она сказала то, о чем многие, возможно, боятся даже думать. Нужно сопротивляться, но не Земле, не народу, который толкают в космос на бессмысленную бойню, а тому правительству, которое столкнуло лавину войны. Если колонии, отстаивая независимость, откроют двери для иммиграции с Земли, то война закончится. – Он повернулся к Ольге и добавил: – За это стоит хотя бы попытаться драться… Если кто–то не сделает этого первым, то война не закончится… Она сметет всех, как лавина, и правых и виноватых…

Ольга смотрела в ночь, за окно и чувствовала лишь одно – ей было страшно.

– Мы должны дождаться отца. Они с матерью едут сюда…

– Я бы хотел видеть еще одного человека, – немного подумав, заявил Рощин, будто речь шла о чем–то решенном, обыденном…

– Кого?

– Хозяина «Беркута». Его зовут Игорь Рокотов, ведь так?

– Да… Но откуда…

– Я знаю, потому что за его голову назначена награда. Если мы хотим что–то сделать, то он не должен попасть в руки адмирала Надырова. Он и «Беркут».

– Да… я… понимаю.

Занятые разговором, ни Ольга, ни Андрей не обратили внимания, как Воронин прошел к окну и прижался к простенку.

На улице, за лесом, где пролегала дорога, мелькнул и пропал свет фар.

– Это отец. Он и мама… Они помогут нам, поверь… Они учились управлять колониальным транспортом. И еще сосед… Дядя Кирилл… Лисецкий…

Свет фар опять промелькнул меж стволов деревьев, теперь уже ближе.

– Нужно встретить их. Пойдем. – Ольга повернулась. – Сергей, ты идешь?

Глаза Воронина зло блеснули в темноте. Его сердце сжигала ненависть, ревность и страх.

– Нет… – буркнул он. – Идите. Я побуду здесь. Рощин пристально посмотрел в его сторону, но ничего не сказал. Шагнув к столу, он взял оставленный там пистолет и опять посмотрел на Сергея.

– Извини, я пока что подержу эту штуку у себя. Воронин не ответил.

На улице взвизгнули тормоза подкатившей на большой скорости машины. Ольга выскочила на крыльцо и бросилась мимо огромных ступоходов «Беркута» навстречу подъехавшим родителям.

Рощин, несколько поколебавшись, последовал за ней.

Сергей стоял, тяжело дыша. Через окно он видел, как открылась дверь машины и оттуда вылез Николай Андреевич Полвин.

Крадучись Воронин прошел через гостиную, вышел в коридор, свернул к спальне для гостей, вылез через окно и, часто оглядываясь, побежал к ближайшему перелеску.

Выбор был сделан.

***

Кто, по–вашему мнению, делает историю? Чем отличаются те люди, о которых после напишут в учебниках, от нас самих?

Иногда бытует превратное мнение о них, преподанное скверной, популистской литературой. О них думают и пишут как о людях, которые чуть ли не с детства готовились к некоему поступку, росли над собой, осознавали и видели глобальную жизненную цель…

На самом деле все это чушь…

Историю в критические, поворотные моменты делают самые заурядные, рядовые члены общества, – приходят беда, испытание и расшвыривают их, будто смерч, вторгшийся на уютную лужайку для пикника, пробуждая, оголяя, выставляя напоказ самые разные черты характеров, заставляя работать на износ тела и души, а уж потом в тиши кабинета историк будущих времен скажет о них нужные слова и будет уверен, что он действительно знает, что двигало теми, о ком он напишет свой труд…

…Николай Андреевич Полвин выскочил из машины, потрясенно глядя на изуродованный дом, неузнаваемый, вытоптанный двор, раздавленный в лепешку «Волмар» дочери…

– Оленька! – раздался в гробовой тишине отчаянный, полный безысходного горя крик матери.

Николаю казалось, что этот крик жены ставит точку в его жизни. Полвин за одно мгновенье пережил все – горе, отчаянье, безысходность…

Этого не могло… не должно было случиться…

Мир, заключенный президентом Кассии с вторгшимися на планету захватчиками, лежал вокруг руинами его дома… Дочь… Оленька…

У Николая что–то заныло в груди, там, где в эти страшные мгновенья отказывалось биться сердце.

Голова вдруг отяжелела, закружилась, черный двор начал двигаться в низвергающем разум водовороте цветных искр, и где–то на краю гаснущего сознания вдруг раздался далекий, но знакомый голос:

– Папа! Папочка!..

Ольга и какой–то совершенно незнакомый мужчина выскочили из дома, подбежали, не дав оседающему телу Полвина упасть на изломанный трехпалыми следами асфальт двора.

***

…Первым, кого увидел Николай, придя в сознание, был Лисецкий. Кирилл сидел подле него на стуле и смотрел куда–то в глубь комнаты, откуда раздавались тихие, приглушенные, но разборчивые голоса:

– Вадим Петрович, так действовать нельзя! – убежденно произнес чей–то незнакомый голос. – С вами или без вас, но Рокотов и я должны покинуть Кассию. Я понимаю ваши стремления и не осуждаю их. Ваши семьи действительно стали заложниками ситуации, но подумайте об этом человеке! Я не сталкивался с ним в бою, но его так боятся и ненавидят на Земле, что командование не остановится ни перед чем. Они найдут его, как бы вы хитро ни спрятали Рокотова.

– А вы? – негромко спросил Вадим. – Что побудило вас, молодой человек, встать на нашу защиту?

– Повторяю, я не защищал Кассию… – устало ответил тот же голос. – Мне надоело объяснять мотивы обыкновенного поступка. На моих глазах хотели убить человека. Мне это претит, вот и все. Считайте меня придурком, если хотите. Но никаких высоких, а тем более политических мотивов у меня нет. Если вы настаиваете и продолжаете подозревать меня в чем–то, то, позвольте, я просто уйду, ладно? Надеюсь, я заслужил такое снисхождение? – со злой иронией осведомился он.

– Вадим Петрович, прекратите, наконец! – вмешалась в разговор Ольга Полвина. – Вы начинаете вести себя в точности, как Воронин!

– Кстати… – подал голос Лисецкий. – Где наш юный герой? Почему он не с нами?

– Не знаю… – резко ответила Ольга. – Он появился, бросился на Андрея, а потом, когда подъехала машина, почему–то сбежал.

– Странно… Не похоже на Сережу. Он же…

– Я думаю, что он боялся встречи с кем–то из соседей, – внезапно произнес тот, кого Ольга назвала Андреем. Полвину не было видно его лица за широкими плечами Кирилла.

– Почему? – подозрительно спросил Лозин.

– Когда его схватил у вашего так называемого АХУМа мой командир, лейтенант Сейч, этот парень здорово перетрусил. Я не слышал всего разговора, – признался Андрей, – но когда Сейч пригрозил пристрелить его, он называл какие–то фамилии, по–моему, там прозвучало «Лисецкий», «Линецкий» или что–то в этом роде…

– А что нужно было вашему командиру? – побледнев, спросил Кирилл Александрович.

– Пульт. Дистанционное управление, которым открывались ворота бункера.

– И Сергей назвал?!

– Я слышал, как он кричал, что у него ничего нет, но в нескольких километрах вроде бы расположена усадьба некоего Лисецкого и у хозяина есть пульт, – ответил Андрей. – А почему это так вас задело? – помедлив, спросил он, обратившись, видно, к Кириллу Александровичу.

– Выходит, молодой человек, вы спасли не только Олю… – наконец после минутного потрясения выдавил Лисецкий. – Дело в том, что Сережа говорил про меня…

– Я не знал. Извините.

Лисецкий только покачал головой. Его лицо было бледным, а щеки пылали.

Мария, которую тоже ошеломило известие о предательстве Воронина, тем не менее нашла в себе силы и попыталась вернуть разговор в прежнее русло:

– Мы говорили про Игоря Рокотова, – дрожащим голосом напомнила она. – Его осудят? Посадят в тюрьму за то, что он защищал собственную планету в войне, которую ему навязали?

– Нет… – ответил ей незнакомый Николаю Андрей. – Его не осудят. И не убьют… С ним и с его роботом поступят намного хуже: что Рокотова, что «Беркут» просто разберут на винтики. Понимаете? Наши модели шагающих машин, как ни пыжились земные конструкторы, раз в десять уступают «Беркуту». Командованию Альянса нужно не просто уничтожить Игоря и его машину. Им нужен прототип для создания собственных аналогов шагающей техники, которые бы не уступали ни в чем перевооруженным аграриям Дабога. Они будут сканировать разум Рокотова в попытках понять, каким образом он так эффективно управляет «Беркутом», до тех пор, пока из его головы не будет высосан последний байт информации. Спрятав Игоря, вы в лучшем случае продлите ему жизнь на несколько месяцев, не больше. Я уже не говорю о том, что замаскировать «Беркут» на Кассии практически невозможно… Меньше чем через месяц сюда начнет поступать пополнение с Земли, вашу планету сделают опорным пунктом для последующих вторжений в иные миры, и тут яблоку будет негде упасть от солдат Альянса. Они перетряхнут ваши АХУМы, вышвырнут из них всю начинку, превратят в ангары для космических истребителей и шагающих роботов. Не забывайте и о том, что два моих бывших товарища увели свои машины с места схватки, и боюсь, адмирал Надыров уже знает о том, что легендарный «Беркут» и его пилот находятся на Кассии.

– Значит, вы хотите бежать? – Это был голос Лозина, который приехал вместе с Полвиными.

– Нет… – глухо и раздраженно ответил Андрей. – Пока вас не было, мы с Ольгой говорили о том, что эту войну возможно остановить… – Он усмехнулся собственным мыслям и пояснил: – Во мне нет ничего особенного, необычного. Таких, как я, большинство среди насильно выброшенных в космос людей. Я не питаю ненависти к вам и не сражаюсь за идею. Меня просто поставили перед небогатым выбором – либо с нами, либо в расход. Человеческий материал на перенаселенной Земле слишком дешев, а большинство нормальных людей хотят одного – жить. Вы, по–моему, тоже не так давно стояли перед подобной дилеммой и выбрали, как я понял, именно то, что считали благом для себя, верно?

Николай Андреевич лежал, прикрыв глаза, и слушал этот молодой, уверенный голос, а в его груди там, откуда отступила боль сердечного приступа, рос холод…

Сидевший подле него Кирилл вдруг встал.

– Господа, мы говорим не о том, что действительно следует обсуждать. – Его шаги мягко прошуршали по обугленному ковру. – Вы, молодой человек, так терпеливо объясняете нам очевидные вещи, что мне становится стыдно… – Он повернулся к Лозину и вдруг произнес:

– Вадим… Ты, я, Николай… мы офицеры или обрюзгшие бюргеры? Почему Оля сумела почувствовать боль, только взглянув на тот упавший неделей раньше корабль, а мы, разговаривавшие с Рокотовым, – нет?.. Почему она едва не погибла, а Андрей, – заметь, пришелец, – защитил ее, рискнув жизнью? Почему Сергей, которого воспитывали мы… и лично я считал героем, попросту предал нас?!. Почему мы верим сладким обещаниям и боимся поверить собственным глазам? Вот он, мир, предложенный адмиралом Надыровым, – смотри!.. – Лисецкий резко нагнулся, подхватив с обугленного ковра гостиной горсть дурно пахнущей золы.

– Мне противно… Противно и стыдно… Нас защищают те, кто пришел извне, а мы оказались настолько слепы и трусливы, что капитулировали, заметив лишь тень чужого корабля… Как овцы, идущие на убой.

– Ты предлагаешь бросить вызов? – хмуро уточнил Вадим Петрович. – Что мы сможем сделать, Кирилл, очнись!.. Убить одного, ну пусть двоих захватчиков и тем самым обречь наши семьи, обречь всю Кассию?!

– Они и так уже обречены, Вадим… – подал свой голос Полвин, тяжело вставая с мокрого дивана.

Все моментально замолчали, обернувшись к нему. Маша, которая разговаривала с Ольгой чуть поодаль от мужчин, дернулась было к нему, но Николай остановил ее порыв жестом руки.

– Я сам… Все в порядке.

Полвин действительно нашел в себе силы проделать путь до стола и сесть на стул, который уступил ему Рощин.

Взглянув на молодого человека, Полвин сказал:

– Спасибо… Я слышал все…

Ему казалось сейчас очень важным, значимым, главным высказать то, что накопилось в душе, а уж потом как получится…

– Оля…

– Папа…

– Погоди… – Николай повернулся, и было видно, что боль все же не до конца отпустила его… – Оля, мы с мамой…

– Папа, прекрати. Я все поняла. Я знаю, что вы не бросали и не предавали меня.

– Нет… Мы предали… Предали Кассию, когда узнали от Рокотова о том, что случилось с его планетой, и испугались, не решились помочь. – Полвин говорил тихо, но в его словах чувствовался нечеловеческий надрыв. – Нам казалось, что беда далеко и никаким краем не сможет задеть нас… Мы ошиблись… Горько, жестоко ошиблись… Благополучие свое не построишь на чужой боли… и стыдно, что осознаю это сейчас… Стыдно… – Полвин несколько секунд помолчал, будто собираясь с силами, а потом с горечью добавил:

– Наши предки были русскими офицерами, которые помнили, что такое родина и честь… Видно, господа, мы потеряли это… Тогда пусть не мы – пусть скажут молодые…

Он поднял взгляд, посмотрел на дочь, потом на Рощина…

– Этот адмирал Надыров показал цену своих обещаний. Когда нас превратят в рабов, будет поздно что–то делать… – заключил он.

Андрей, который смотрел на него, почувствовал, как по спине пробежал легкий озноб. Два слова задели его. Русский офицер… Это являлось чем–то незнакомым, но закрепленным на уровне генной памяти поколений.

– Ваша дочь, Николай Андреевич, сумела понять меня… – негромко произнес он после короткой паузы, когда понял, что Полвин ждет именно его мнения. – У нас нет сил, чтобы защищать Кассию, – это нужно было делать раньше. Однако есть шанс попытаться изменить ситуацию вообще… – Рощин запнулся, подбирая слова. Было видно, что он не привык к публичным выступлениям перед какой–либо аудиторией. – Понимаете… – собравшись с мыслями, продолжил он. – Люди на Земле живут очень плохо, но они не виноваты в том, что, как я, например, родились в перенаселенном, урбанизированном мире. Им дурят мозги, обещают райские планеты, а потом, когда наступает разочарование, понимаешь, что попал на обыкновенную, грязную войну, цели которой выгодны лишь тем, кто наверху, у кормила власти… когда осознаешь это, то уже становится поздно – ты вовлечен в бойню, и нет пути назад… Вы понимаете меня?

Андрей поднял взгляд. Полвин и Лисецкий одновременно кивнули. По их глазам Рощин видел, что они действительно понимают его… По крайней мере ему хотелось верить в такое понимание…

– Это одна сторона проблемы, – произнес он, взяв со стола пачку сигарет. – Но миллионы людей, призванных сейчас во флот, скоро закончат свои внутренние искания, их повяжут кровью, как Сейч пытался сделать это сегодня со мной. И что самое удручающее – они не увидят на своем пути никакого достойного сопротивления, которое заставило бы их задуматься – за что они проливают кровь, чьи интересы пытаются защитить?.. Им будет практически неведома заставляющая переосмысливать войну горечь поражений, потому что колонии разрозненны, эгоистичны в силу особенностей своего развития, и не нужно взирать на Дабог как на правило этой войны – правилом, к сожалению, станет Кассия… Миры будут падать под сапог Альянса один за другим, как переспелые яблоки. Ну, а те, кто попытается организовать разрозненное сопротивление, будут стерты, превращены в пепел…

– И где же выход? – хмуро осведомился Полвин.

– Мы должны попытаться если не объединить, то хотя бы проинформировать колонии о существующей угрозе.

– Согласен… Но что это даст?

– Миллиарды людей на Земле влачат жалкое существование, – повторил Рощин. – Им нужно дать шанс, донести до них желание колоний принять новых граждан и без войны… Все имеют право жить, Николай Андреевич. Колонии должны бороться, но не за то, чтобы оставить все как есть и почивать на лаврах, наплевав на горе миллиардов иных людей.