Текст книги "Врач из будущего. Возвращение к свету (СИ)"

Автор книги: Андрей Корнеев

Соавторы: Федор Серегин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Возражение было жёстким, прямым и выражало мнение многих. Лев не стал его прерывать. Он дал Юдину высказаться, а затем, когда тот, побагровев, умолк, спокойно ответил:

– Вы спрашиваете, где силы, Сергей Сергеевич. Я отвечу: они – здесь. В этом зале. Силы – это не только мускулы и выносливость. Это – способность мыслить системно. Разве Николай Иванович Вавилов, чьё имя вы уважаете, был просто «ботаником»? Он был стратегом продовозольственной безопасности целой страны. Он думал не об одном колоске, а о генофонде всей планеты. Мы прошли тот же путь. Сначала мы были «просто врачами», спасавшими отдельных раненых. Потом мы стали стратегами военно-полевой медицины, спасавшими армии. Теперь логика истории и доверие государства выводят нас на новый уровень – уровень стратегов безопасности человеческой жизни как таковой. Да, это требует новых знаний. Мы будем привлекать инженеров-экологов, агрономов, архитекторов. Но мозгом, сердцем и волей этого проекта будем мы. Потому что только врач понимает, что именно убивает человека в «нездоровой среде». А где взять ресурсы? – Лев сделал паузу. – Ресурсы – это наш новый статус. Это обещанное финансирование. Это право первоочерёдного обеспечения. И самое главное – это политическая воля, которая стоит за всем этим. Нам дали все полномочия и власть. Ограниченную, под присмотром, но все же. Использовать это нужно максимально.

Слово взял Жданов. Он сидел, откинувшись на спинку стула, заложив ногу на ногу, и на его лице играла сложная, философская улыбка.

– Сергей Сергеевич по-своему прав, – сказал он мягко. – Его возмущение – это возмущение мастера, которого отрывают от любимого, отточенного годами станка и ведут на стройку целого завода. Это естественно. Но он же и неправ. Потому что станок, каким бы прекрасным он ни был, не может производить здоровье в отрыве от контекста. Лев Борисович предлагает нам не бросить свои скальпели и микроскопы. Он предлагает поднять голову от них и увидеть целую фабрику здоровья, которую мы можем построить вокруг них. Это… страшно. Непривычно. Но логично. Это эволюция, от клетки – к организму. От организма – к экосистеме.

Затем поднялась Катя. Она не встала, просто положила руки на стол, и её тихий, но чёткий голос заставил прислушаться.

– Я отвечу на вопрос о силах, – сказала она, глядя прямо на Юдина. – Силы – это мы. Эта команда. Которая прошла ад блокад, эпидемий и фронтовых поставок. Которая этим летом, когда нам урезали пайки на семьдесят процентов, не разбежалась и не запаниковала. Которая из ничего, из опилок и лампочек со «Светланы», создала систему, которая спасла десять тысяч человек от голода. Если мы смогли это – мы сможем и всё остальное. По кирпичику, по трубе, по саженцу. Мы не будем делать всё сами. Мы будем ставить задачи, искать специалистов, контролировать. Но дух, стержень этого всего – будет наш. «Ковчеговский». Потому что иначе – зачем всё это? Чтобы просто стать ещё одной бюрократической конторой с вывеской «Всесоюзный центр»? Нет. Мы будем строить будущее. То, в котором наши дети, – она на секунду отвела взгляд в сторону, будто думая об Андрее, – не будут болеть от грязной воды и испорченного воздуха.

Её слова, простые и лишённые пафоса, подействовали сильнее любых стратегических выкладок. В зале снова воцарилась тишина, но теперь иного качества – вдумчивая, тяжёлая. Лев видел, как на лицах людей происходит внутренняя борьба: страх перед грандиозностью задачи боролся с гордостью, усталость – с пробуждающимся азартом первооткрывателей.

Поднялся Фёдор Григорьевич Углов, его суровое, аскетичное лицо было непроницаемым.

– Технический вопрос, Лев Борисович. Эти очистные сооружения, продкомбинат… Кто будет всем этим управлять? Мы, медики, в этом не сильны. Создадим новую бюрократию, которая заест сама себя.

– Мы создадим управляющую компанию, – немедленно ответил Лев, предвидя этот вопрос. – Со смешанным руководством. Научно-медицинскую стратегию будем определять мы. Оперативное, хозяйственное управление – приглашённые инженеры, технологи, экономисты под нашим общим контролем. Модель – как у нас работает сейчас с Крутовым и его цехом. Мы ставим задачу: «Нужен аппарат, дышащий как лёгкие». Он и его инженеры находят техническое решение. Так будет и здесь. Мы ставим задачу: «Нужна вода с такими-то параметрами». Инженеры-экологи проектируют очистные.

Обсуждение длилось ещё два часа. Были жаркие споры, сомнения, вопросы о тысячах деталей. Но постепенно, неумолимо, общее настроение начало меняться. Гигантская, пугающая задача начала дробиться на понятные, хотя и невероятно сложные, подзадачи. Энтузиазм Жданова, прагматизм Кати, железная логика Льва делали своё дело. Когда Лев, уже в конце, поставил на голосование вопрос о принятии плана «Здравница» за основу для дальнейшей детальной проработки, против выступили лишь несколько человек. Большинство, устало и торжественно, подняли руки.

«Казарма» – выживающая, аскетичная, военизированная – в этот день официально начала мучительную, многолетнюю метаморфозу. Она начала превращаться в «Университет здоровья». Лев, наблюдая за голосованием, чувствовал не триумф, а огромную, давящую тяжесть. Он только что убедил своих людей взвалить на себя ношу на десятилетия вперёд. Он перевёл их на новый уровень ответственности. И теперь отступать было некуда. Путь вперёд был единственным путём. И он вёл через стройки, интриги, борьбу за ресурсы и бесконечное преодоление – уже не врага на поле боя, а инерции самой жизни.

Конец августа принёс с собой первые предвестники осени – сухой, прохладный ветер с Волги, уносящий летнюю духоту, и жёлтые пряди в ещё зелёной листве ив. Берег в их любимом месте, чуть в стороне от причалов «Ковчега», был пустынен. Вода, тёмная и холодная на вид, лениво плескалась о песок, отражая багровеющее небо заката.

Лев сидел на складном стуле, курил папиросу и смотрел на широкую, вечную реку. Рядом, на расстеленном пледу, Катя что-то тихо рассказывала Андрею, который, заворожённый, следил за поплавком своей удочки. Тот же берег, тот же ритуал, что и в мае. Но всё было иным.

Тогда это была передышка, глубокий, осознанный покой после долгой войны. Теперь покоя не было. Была усталость, прошитая стальными нитями новой, гигантской ответственности. Тишина была не мирной, а зыбкой, временной – тишиной перед новым сезоном битв, которые предстояло вести на чертёжных столах, в кабинетах министерств и на строительных площадках.

– Пап, – неожиданно спросил Андрей, не отрывая глаз от поплавка. – А теперь самые главные – мы?

Лев обернулся, встретившись с взглядом сына. Семилетние глаза, ещё чистые, но уже впитывающие всю сложность мира взрослых.

– Что значит «самые главные», Андрюша?

– Ну… тебе дали самую большую звезду. И все тебя слушаются. И дядя Сашка, и дядя Миша, и все врачи. Значит, ты теперь самый главный. И мы – самые главные?

Лев затянулся, выпустил дым, который ветерок тут же разорвал и унёс. Он посмотрел на огни «Ковчега», уже зажигавшиеся в наступающих сумерках. Огни не просто корпусов – а будущих институтов, очистных, школ. Целого мира, который он обязался построить.

– Нет, сынок, – тихо сказал он. – Самые главные – это не люди. И даже не команда, хотя без неё – никуда. Самые главные – это идея. Идея о том, что можно жить иначе. Здоровее. Сильнее. Справедливее. Что можно не просто лечить болезни, а не давать им вообще появиться. – Он помолчал, подбирая слова, которые мог бы понять ребёнок. – Мы с мамой, дядей Сашкой, всеми, кто там работает… мы – хранители этой идеи. Как… как рыцари, которые охраняют очень важный, волшебный источник. Источник здоровья. Наша работа – беречь его, чтобы он не иссяк, и чтобы как можно больше людей могли из него пить. Быть главным – это не значит приказывать. Это значит нести самый тяжёлый груз ответственности за этот источник. Понимаешь?

Андрей слушал, серьёзно хмуря брови. Потом кивнул, не уверенный, что понял до конца, но уловивший суть.

– А груз, он очень тяжёлый?

– Очень, – честно ответил Лев. – Но он того стоит.

Катя положила руку ему на плечо. Её прикосновение было тёплым и твёрдым.

– Леша скоро будет дома, – тихо сказала она, как будто продолжая их разговор. – К ноябрю-декабрю, как писали. Представляешь?

Лев представил. Представил, как в эти ворота въедет машина, и из неё выйдет не призрак из прошлого, а живой, постаревший, поседевший, но живой Леха. Генерал-лейтенант. Дважды Герой. Человек, прошедший свою, тайную войну. И ему нужно будет показать не просто уцелевший «Ковчег», а этот новый, растущий, пульсирующий амбициями организм. Дом, который стал сильнее. Крепость, которая превращается в город.

– Представляю, – выдохнул он. – Нужно будет многое ему объяснять.

– Он поймёт, – уверенно сказала Катя. – Он ведь наш. Он из той же глины.

Они замолчали, слушая ветер и воду. Закат догорал, оставляя на западе багровую полосу, как незаживающий рубец. Впереди было всё: титаническая стройка «Здравницы», неизбежное встраивание в механизмы холодной войны через спецпрограмму Берии, возвращение Леши с его грузом, бюрократические битвы за каждый кирпич и каждый рубль. Груз знания о будущем, который Лев не мог никому передать, – знание о болезнях вождей, о грядущих кризисах, о том, как хрупок мир, который они пытаются построить.

Но глядя на тёмную воду Волги, чувствуя тепло руки Кати и видя профиль сына на фоне огней «Ковчега», Лев Борисов не чувствовал страха. Была усталость. Глубокая, костная. Была тяжесть, вдавливающая в землю. Но под ней – та самая твёрдая, незыблемая уверенность, которую он обрёл ещё в мае. Путь был определён. Он был страшен, почти невероятен по сложности. Но это был единственный путь, который имел смысл. Путь строителя. Путь хранителя. Путь вперёд.

Он потушил папиросу, встал, помог Кате собрать плед. Взял удочку у Андрея.

– Пора домой, команда. Завтра рано вставать. Дел много.

Они пошли по тропинке вверх, к огням, оставляя за спиной тёмную реку и багровеющее небо. Тихий вечер кончался. Но впереди, Лев знал, ждала не буря. Бури были в прошлом. Впереди ждала работа. Долгая, трудная, ежедневная работа по воплощению идеи в плоть и камень. И он был к ней готов

Глава 14
Первые кирпичи

Шесть часов утра. Серая, густая мгла за окном кабинета ещё не рассеялась, сливаясь с дымом от папиросы, который Лев выпускал медленно, будто отмеряя им время. На столе перед ним лежало не эссе о будущем, а его бюрократическое воплощение – три стопки документов, пришедших за ночь по новым, «всесоюзным» каналам.

Пальцы сами листали предписания из Госплана – сухой перечень лимитов на цемент, прокат и лес. Запросы из наркоматов – здравоохранения, тяжёлой промышленности, даже путей сообщения. Каждый видел в «Ковчеге» свой ресурс, свою панацею или свою обузу. Первые финансовые отчёты по новому, головокружительному бюджету пестрели цифрами с множеством нулей, но Лев читал между строк: за каждой суммой стоял будущий отчёт, проверка, спрос. Высочайшее доверие, оказанное в Георгиевском зале, на земле оборачивалось тысячами нитей, которые теперь тянулись к нему, в этот кабинет, и грозили сплестись в удавку.

Дверь открылась без стука – только Катя могла себе это позволить. Она вошла, неся с собой запах ночного кофе и свежей типографской краски. Под мышкой – объёмная папка. Её лицо, обычно собранное, сейчас выдавало ту же смесь усталости и сосредоточенности, что и у него.

– Не спал? – спросила она, ставя папку на край стола.

– Разбирал входящие. Половина – приветы от новых «друзей». Другая половина – напоминания от старых контролёров. Все хотят кусочек. – Лев потянулся к пепельнице, придавил окурок.

– У меня список первоочередного, – Катя открыла папку. – Кадры. Из отделения гнойной хирургии ушёл на повышение в Москву старший ординатор, нужна замена уровня Углова, а Фёдор Григорьевич уже рвёт на себе волосы. Снабжение. По новому статусу мы должны принимать сложные случаи со всего Поволжья, но наш транспортный цех не справляется с графиком санавиации. Городские власти прислали проект соглашения об использовании коммунальных котельных – пытаются переложить на нас часть нагрузки. – Она посмотрела на него поверх бумаг. – Вчера мы были гениями-одиночками, которых наградили за прошлые заслуги. Сегодня мы – бюрократический узел номер один.

Лев откинулся в кресле, чувствуя, как тяжесть в висках пульсирует в такт сердцу. Перед глазами встал не Георгиевский зал, а поле за северной оградой «Ковчега», пустое, бурое от осенней пожухлой травы. Идея «Здравницы» висела в воздухе красивой, невесомой утопией. Но утопиям не нужен цемент.

– Всё это важно, Кать. Но это стены и крыша. А сначала должен быть фундамент, – он провёл рукой по лицу, сгоняя усталость. – Начинаем с самого начала. Сегодня же, с утра, вызываем Сомова и Колесникова. Пусть приезжают с кульманами и чистой бумагой. Сначала – план на бумаге. Потом – на земле. Всё остальное… будем решать по мере поступления. Как всегда.

Катя кивнула, и в её глазах мелькнуло знакомое, жёсткое понимание. Она закрыла папку.

– Дай команду. Я предупрежу отделения, что сегодня ты будешь «на фундаменте». А с котельными я сама разберусь.

Она вышла, оставив его наедине с начинающимся рассветом и кипой бумаг. Лев взял красный карандаш, который всегда лежал под рукой. Не для подписей. Для главного. Он обвёл им первую, самую толстую папку – «Проектные предложения по развитию территории ВНКЦ 'Ковчег». Первый кирпич, мысленный, бумажный. Но уже неотвратимый.

* * *

Поле за северным периметром напоминало плацдарм после боя – пустынный, пронизанный утренним холодом. Единственным признаком цивилизации была походная палатка, из трубы которой валил едкий дымок от «буржуйки». Рядом, на колышках, болталась табличка с корявой надписью: «Штаб стройки №1».

Виктор Ильич Сомов, главный архитектор, и Павел Андреевич Колесников, инженер-проектировщик, кутались в шинели и попивали чай из алюминиевых кружек. Это были те самые люди, которые несколько лет назад из чертежей и нервов собирали первый «Ковчег». Они ожидали задания «достроить корпус №7» или «разработать типовой проект общежития». Их лица, обветренные и усталые, выражали профессиональную готовность к рутине.

Лев подошёл к ним без преамбулы. В руках он нёс не папку, а большой рулон дешёвой обёрточной бумаги и коробку угольных карандашей, добытых Катей где-то в художественных запасах детского сада.

– Виктор Ильич, Павел Андреевич, – кивнул он, расстилая бумагу прямо на складном столе, прижимая края кирпичами. – Забудьте всё, что строили до этого. Новое задание.

Архитекторы переглянулись. Сомов, сухопарый, с вечной щёткой седых усов, хмыкнул:

– Понял. Очередной «спецобъект» для ваших секретных опытов. Сколько этажей, толщина стен, требования по вентиляции?

– Не этажи, – Лев упёрся руками в стол, глядя на них поверх бумаги. – Город.

Он взял уголь. И начал рисовать. Не чертёж, а схему, энергичную, почти эскизную. Уголь ломался, крошился, но линии ложились твёрдо и уверенно, будто он носил этот план в голове годами.

– Вот ось, – толстая линия разрезала лист по диагонали. – Главная артерия. Но не наверху. Внизу. Подземная галерея, «улица здоровья». Ширина – для двух электрокаров. С постоянной температурой +20, независимо от зимы наверху. Она связывает всё.

Его уголь прыгал по бумаге, рождая контуры.

– Здесь, кластер «Альфа» – научный. Не просто лаборатории. Отдельные корпуса: биофизики, медицинского приборостроения, экспериментальной терапии. Каждый – с собственным машинным залом, виварием, библиотекой-хранилищем. Здесь, кластер «Бета» – клинический. Не больница-монстр. «Лепестки». Кардио-торакальный центр, нейрохирургический, ортопедический… Кругом, с единым диагностическим ядром в середине, как солнце. Чтобы от терапевта до операционной – пять минут по тёплому тоннелю.

Сомов перестал пить чай. Его глаза, привыкшие вычитывать миллиметры из чертежей, расширились. Колесников бессознательно потянулся к карандашу в своём кармане.

– А это – зона «Гамма», – Лев заштриховал большой сектор. – Реабилитация и профилактика. Не санаторий. Парк с искусственным микроклиматом, грязе– и водолечебница на природных источниках, которых тут нет, но мы их найдём. Спортивный комплекс не для рекордов, для ежедневной физкультуры каждого сотрудника, большой комплекс у нас уже есть, нужен небольшой. И здесь – Лев ткнул углём в нижний край. – Жильё. Десять четырёхэтажек по новому типовому проекту, с изолированными квартирами, а не коммуналками, вы с ними знакомы. Одно новое общежитие раздельного типа – этаж для студентов, этаж для рабочих. И одна «сталинка» повышенной комфортности. Для ведущих умов, которых мы сюда переманим, и которым не хватит места в нашей сталинке.

Он откинулся, отряхивая чёрные пальцы. На бумаге лежало безумие. Прекрасное, детализированное, пахнущее углём и будущим безумие.

– Автономия, – продолжил Лев, и его голос стал жёстче. – Своя котельная, но не на угле. На газе. Я добьюсь газовой трубы. Очистные сооружения не просто яма – замкнутый цикл, с прудами-отстойниками, которые потом станут частью ландшафтного парка. Вся логистика – продукты, материалы, отходы – по своим подземным тоннелям, чтобы наверху был только чистый воздух и люди.

Молчание повисло тяжёлым, почти осязаемым. Первым взорвался Колесников. Он вскочил, тыча пальцем в схему.

– Лев Борисович, вы с ума сошли! Где сталь на эти тоннели? Только на каркас «улицы здоровья» – тысячи тонн! Кто даст столько бетона? Страна восстанавливается из руин, каждый мешок цемента на счету! И какой ещё газ⁈ У нас угольная котельная еле дышит, а вы про какую-то фантастику!

– И жильё! – подхватил Сомов, его усы вздрагивали. – Да вас тут же посадят за раздувание непроизводственных излишеств! Мы строили «Ковчег» как фабрику здоровья, суровую, эффективную. А это… – он махнул рукой на рисунок, – это город-сад для полубогов!

Лев слушал, не перебивая. В их возмущении была не злоба, а профессиональный шок. Шок каменщика, которому велят сложить не стену, а воздушный замок. Когда они выдохлись, он сказал тихо, но так, что каждый звук был отчётлив на утреннем ветру:

– Ваша задача, товарищи, – создать идеальный, технически безупречный план. Гениальный план. Такой, чтобы, глядя на него, даже самый закостенелый чиновник в Госплане понял: это строить нужно. Что это не излишество, а следующая ступень. Фабрика здоровья устарела. Пора строить университет здоровья. Экосистему, где болезнь не лечат, а не дают ей возникнуть. – Он сделал паузу, глядя им в глаза. – А моя задача – добыть ресурсы. Сталь, цемент, газ, разрешения. Но план должен быть таким, чтобы ради него хотелось эти ресурсы добыть. Чтобы он сам стал самым весомым аргументом.

Он положил коробку с угольными карандашами и чистую пачку ватмана на стол рядом с ошеломлёнными архитекторами.

– Вам нужны помощники – скажите. Нужны данные по грунтам – вышлю геолога. Нужно ознакомиться с передовым опытом – в библиотеке уже лежат отчёты по градостроительству новых промышленных центров, тому же Магнитогорску или Свердловску. Комната на пятнадцатом этаже главного корпуса за вами. Большая, с видом на это поле. – Лев повернулся, чтобы уйти, но на пороге палатки обернулся. – И, Виктор Ильич… Насчёт «полубогов». Самые обычные люди. Врачи, санитарки, лаборанты. Они заслужили не просто работу. Они заслужили жизнь в том мире, который сами и создают. Нарисуйте им этот мир.

Он ушёл, оставив их вдвоём перед фантастическим чертежом и бездной вопросов. Сомов медленно опустился на табурет, не отрывая глаз от бумаги. Потом потянулся к углю. Не для исправлений. Он аккуратно обвёл один из «лепестков» клинического кластера, утолщая линию, придавая ей вес и материальность.

– Паша, – хрипло сказал он Колесникову. – Ты помнишь, как мы первый корпус «Ковчега» чертили?

– Помню, – инженер провёл рукой по лицу. – Тогда тоже казалось невозможным.

– Ага. Но он стоит. – Сомов взял чистый лист. – Давай, считай. Начнём с «улицы здоровья». Глубина залегания, чтобы не промерзала. Нагрузка на перекрытие…

Профессиональный азарт, холодный и цепкий, уже сменил шок. Чудо оказалось не мистическим, а инженерным. А значит, его можно было разобрать на тысячи расчётов. И, возможно, собрать.

Поздний вечер застал Льва в кабинете с новой горой бумаг – на этот раз отчётами по ОСПТ. Дрожжевой цех вышел на плановые мощности, гидропоника дала новый урожай зелени, но каждую удачу омрачали десятки проблем: нехватка тары, поломка насосов, конфликт с местным колхозом из-за земли под расширение. Он чувствовал себя не стратегом, а диспетчером на аварийной станции.

В дверь постучали. На пороге стояла Мария Семёновна, её строгое лицо было особенно непроницаемым.

– Лев Борисович, вас ожидают. Трое, по направлению из Москвы. Документы проверила, всё в порядке.

Лев кивнул, отложив папиросу. Он ждал этого. «Гости» от Берии, кураторы для секретного ОСПТ. В воображении уже рисовались хрестоматийные образы: туповатый исполнитель с мандатом всевластия, циничный следователь с вечным подозрением в глазах. Он приготовился к тяжёлой, изматывающей игре.

В кабинет вошли трое. И с первой секунды всё пошло не по сценарию.

Первым – майор Пётр Сергеевич Волков. Лет сорока, короткая стрижка, точёное, лишённое жира лицо. Его взгляд быстрым, профессиональным движением оценил помещение, задержался на карте на стене, на раскрытых папках. Он не был тупым. Он был собранным, как пружина. Представился чётко, без лишних слов, вручил папку с предписаниями.

– По вопросам снабжения секретных цехов и охраны периметра буду к вашим распоряжениям, товарищ Борисов. Изучил схему подвоза. Есть предложения по оптимизации.

Вторым – Лев Александрович Ростов, инженер-химик. Очки в стальной оправе, пиджак с немыслимым для Москвы химическим пятном на лацкане. Он, едва представившись, уставился на лежавший на столе отчёт Баженова по выходу дрожжевой биомассы.

– Интересная культура, Candida tropicalis. Но кислотный гидролиз опилок даёт слишком много побочных фенолов. Вы не пробовали щелочной, с предварительной обработкой паром под давлением? КПД мог бы вырасти на пятнадцать процентов. – Это был не надзиратель. Это был коллега, одержимый процессом.

Третьей – старший лейтенант Анна Олеговна Семёнова. Молодая, с лицом, которое в ином месте назвали бы кукольно-прекрасным, и с глазами абсолютно холодного, аналитического ума. Она положила на стол не папку, а блокнот с собственноручно начерченными схемами.

– Моя задача – система документооборота, шифрования отчётов и защита патентов. Изучила ваше текущее делопроизводство. Оно героическое и абсолютно беззащитное. Готова представить варианты реорганизации к утру.

Формальности заняли минуты. Когда последняя печать была удостоверена, воцарилась пауза. Лев ждал. Ждал угроз, намёков, демонстрации власти.

Майор Волков отложил свою папку в сторону, сложил руки на столе и посмотрел на Льва прямо.

– Товарищ Борисов, разрешите говорить откровенно. Нас прислали сюда не для того, чтобы дышать вам в затылок и докладывать в Москву о каждом испорченном листе бумаги. Нас прислали для того, чтобы то, что вы здесь делаете, не развалилось из-за глупости, халатности или чужого любопытства. Ваш авторитет здесь, в «Ковчеге», – для нас рабочий инструмент. Ломать его не в наших интересах. Мы здесь для поддержки. Но поддержки – в рамках жёстко заданных правил игры. Чем быстрее и эффективнее мы внедрим эти правила, тем меньше будем вам мешать. И тем больше реальной пользы принесём.

Он говорил без пафоса, как докладывают обстановку. В его словах не было ни угодливости, ни скрытой угрозы. Был холодный, профессиональный расчёт.

Внутри Льва что-то дрогнуло и сжалось. Глубокое, почти физическое облегчение – это не палачи, не садисты! – накрылось новой, более тонкой настороженностью. Эти люди были опаснее. С дураком или садистом можно бороться. С умным профессионалом, который искренне верит, что его работа – помочь тебе, работая в своих рамках… С ним придётся договариваться. Искать баланс. Это была не война, а сложнейшая хирургическая операция на живом организме власти.

– Правила игры мне понятны, – наконец сказал Лев, и его собственный голос прозвучал спокойно и деловито. – Вопрос один. Насколько эти правила позволят нам работать быстрее? Например, получить дефицитный латунный прокат для теплообменников в дрожжевом цехе в обход трёхмесячной очереди?

Инженер Ростов хмыкнул:

– С латунью – проблема. Но я видел на складах вашего инженерного цеха списанные конденсаторы от довоенных радиостанций. Там трубки идеального диаметра и сплава. Если их…

– … разварить и вытянуть, – закончила мысль Семёнова, уже делая пометку в блокноте. – Я оформлю списание как утилизацию несекретного оборудования. Через наши каналы. Это займёт два дня.

Лев медленно кивнул. Игра началась. По новым правилам.

– Хорошо. Завтра в восемь утра я сведу вас с моими заместителями – Александром Морозовым и Екатериной Борисовой. Они введут вас в курс всех текущих дел. Волков – с Морозовым по логистике и охране. Ростов – с Баженовым по химической части. Семёнова – с Борисовой по документообороту. Входите в курс, предлагайте решения. Первый барьер, который нужно взять – это недоверие коллектива. Преодолевайте его работой.

Когда они вышли, Лев долго сидел в тишине. Неожиданно сложилось, слишком неожиданно. Он подошёл к окну, глядя на огни «Ковчега». Где-то та, в ближайшем будущем, Сашка, наверное, заклеймит этих «новых умников» последними словами. А Миша Баженов будет спорить с Ростовым о преимуществах щелочного гидролиза. Система не просто приблизилась. Она прислала своих лучших клеток, чтобы встроиться в его организм. Теперь всё зависело от того, станет ли это симбиозом или раковой опухолью.