Текст книги "Столовая Гора"

Автор книги: Андрей Хуснутдинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Опять цыгане? – спросил Аякс.

– Хуже, – сказал сержант. – Джамперы. Не поможете?

– В чем?

– Съездим на рудник?

– Да, конечно…

При подъезде к плато полицейский нашарил под задними сиденьями снайперскую винтовку и подал ее Аяксу.

– Зачем? – растерялся Аякс.

– Я высажу вас на расстоянии прицельного выстрела, – пояснил Клапрот. – Сам поеду дальше, к обрыву. Если повезет, еще успею кого-нибудь отогнать. Ваша задача – расстрелять как можно больше парашютов, пока те на земле. Но если срежете какого-нибудь дурака в прыжке, тоже хорошо – хотя бы умрет без мучений. С прицеливаньем осторожней: разрывные пули.

– Почему разрывные?

– Специально для противопарашютных целей и держим.

Аякс покинул полицейский джип в преддверии парковой зоны. Изготовившись к стрельбе, он сразу увидел джамперов. Их было семеро человек, они спешно готовились к прыжку на площадке перед рудничным стволом. На двоих уже были надеты парашюты. Аякс, не теряя времени, расстрелял экипировку, которая еще находилась на земле. Разрывные пули оказали на джамперов потрясающий эффект: один в ужасе бросился прочь от обрыва и скрылся среди деревьев, другие, те, что не успели надеть парашюты, залегли. Тем не менее, двое успели спрыгнуть в рудник. Подоспевший Клапрот принялся пинками сбрасывать развороченную пулями экипировку в пропасть. Аякс направился к обрыву. По пути его – кто с ужасом, кто с восхищением – провожали глазами горожане. Вернув Клапроту винтовку, Аякс заглянул в салон полицейской машины с джамперами. Задержанных было четверо, в том числе одна девица. Аякс подождал, когда сержант уедет с ними, и отыскал в парке сбежавшего джампера. Тот сидел в кустах дикой малины на ранце с парашютом. Аякс жестом дал ему знать покинуть убежище и забрал у него парашют.

– Жить надоело? – спросил он.

– Вы только не стреляйте, – шмыгнул разбитым носом джампер, – а я еще как-нибудь поживу.

– А чего ж сюда заявился?

– Куда – сюда? – насупился юноша.

– Ну, к обрыву. – Аякс пристукнул парашют носком ноги.

– Не в первый раз уже.

– Вот как? И каким образом выбрался из дыры?

Джампер пожал плечами.

– Да просто все… С четвертого этажа на второй поднимаемся лестницами. Со второго вентиляционная штольня ведет к ледниковой долине. Там на выходе – это сто пятьдесят метров от поверхности – есть хороший карниз. На нем собираем парашюты снова и прыгаем в долину. На земле нас ждет машина.

Аякс сорвал травинку и сунул ее в зубы.

– А что, ниже четвертого никто не залетал?

– Говорят, прыгали, – неохотно признался джампер.

– И что?

– Не знаю. Кто не вернулся, а кто свихнулся.

– Что – все, кто вернулся, чокнутые? – спросил Аякс с недоверием.

– Типа того.

– И что рассказывают?

Джампер, поглядев по сторонам, сунул руки в карманы.

– Ничего не рассказывают. Молчат.

– А какой глубины вообще можно достичь в руднике?

– Считается, что пропускать шестой этаж – верная смерть.

Аякс выплюнул травинку.

– Почему?

– Потому что ниже… – Джампер помолчал, подыскивая нужное слово. – Ниже – дичь. Мезозой.

– В каком смысле?

– Ниже шестого – обвалившиеся площадки и остатки сброшенного оборудования. Высокая температура. Говорят, смертельная концентрация газа и нулевая видимость из-за донных испарений. Еще ходят слухи, что есть что-то там ниже. Или кто-то. А на самом дне озеро – или поток – сернистого кипятка.

Аякс отпустил молодого человека, приказав ему идти в полицейский участок, затолкал снаряженный парашют обратно в кусты и пошел к юго-восточному склону. Метров за триста внизу, у самого подножия горы, горел брошенный автомобиль. Надеясь, что кто-то покажется под горой, Аякс прохаживался по обрыву до темноты, продрог до костей, и все без толку – внизу, в прибывавшей, как вода, беспроглядной тени, от чадящей машины оставалась видна лишь пара тлеющих угольков.

* * *

По дороге домой, минуя похоронное бюро, он заметил проклевывавшийся по краям зашторенных окон служебного цоколя слабый свет, и, недолго думая, забрался в здание с черного хода.

Молодой рабочий-каменщик был занят в граверном цехе шлифовкой двух могильных плит. На первой, с логотипом cenotaph, Аякс, хоть и не без труда, вытягивая шею, смог разглядеть из-за порога имя вдовы архивариуса. Имя, выбитое на другой плите, было ему неизвестно, но по дате рождения он догадался, что это, скорей всего, был кто-то из джамперов.

Еще не вполне давая себе отчет в том, что делает, Аякс поехал обратно на рудник. Порывы ветра на плато достигали такой силы, что машину кренило на оба борта, словно лодку на волнах. Оставив джип на стоянке, Аякс сломя голову побежал к рудничному стволу. Между парковой зоной и рудничным ограждением он увидел брошенный автофургон, а у самого обрыва – связанного по рукам и ногам знакомого джампера. Напротив мальчишки топтался горбун в мантии. В руках у горбуна, лопотавшего на тарабарском языке не то молитву, не то приговор, была большая кирка. Поодаль полукругом расположились на коленях еще четыре фигуры в плащах. Аякс, незамеченный, подняв взведенный пистолет к плечу, следил за происходящим из-за деревьев, и, когда горбун, закончив речь, занес над джампером свою кирку, выстрелил в него. Четверо в мантиях, бросившись по сторонам, тотчас открыли ответный беспорядочный огонь, однако, действуя из укрытия, в короткой перестрелке Аякс уложил их всех до одного.

Обождав, пока рассеется пыль, он освободил от веревок джампера и, не в силах сдержать усмешки, задал ему тот же самый вопрос, что и при первой их встрече:

– Жить надоело?

Юноша, морщась от боли, растирал затекшие руки.

– Когда тебя взяли? – спросил серьезно Аякс.

– Через несколько минут после того, как мы разошлись с вами. – Джампер потрогал шею под ухом. – Набросились из-за деревьев. Вкололи что-то.

– Как звать-то? – рассеянно поинтересовался Аякс, уже отвлекшись от мальчишки и озабоченно глядя на разметанные по площадке перед стволом трупы в мантиях.

– Змей.

– Как? – обернулся Аякс.

– Воздушный Змей, – смущенно пояснил джампер. – Это ник. Ну, или, точнее, что-то вроде позывного. У нас у всех так.

– Ладно…

Аякс по-очереди сдернул капюшоны с убитых – ни одного знакомого лица. Под плащом на горбуне вместо горба оказался ранцевый парашют.

– Наша система, – удивился Змей. – Так он тоже прыгун.

– Прыгун, – вздохнул Аякс.

С молодым человеком они сняли с убитого парашют, после чего перенесли все трупы в фургон, а машину столкнули с обрыва. Фургон канул в чернильный мрак рудничного ствола беззвучно, будто ушел под воду. На заостренном с обоих концов бойке кирки, прежде чем отправить ее вслед за фургоном, Аякс прочел знакомый афоризм: «Soma-sema».

Через несколько минут, когда Змей готовился прыгнуть с чужим парашютом в долину, Аякс посоветовал ему приземлиться как можно дальше от горы и навсегда забыть о случившемся.

– Как можно такое забыть? – спросил молодой человек.

– Тело – могила, – усмехнулся Аякс. – Молчание – золото… Давай.

Дождавшись попутного порыва ветра, Змей прыгнул.

Когда подсвеченный луной парашютный купол растворился в беспокойной мгле долины, Аякс собрал с земли стреляные гильзы, забросал землей лужи крови и снова отправился в похоронное бюро.

* * *

Заведение на этот раз пустовало. В амбарной книге, которую достал из-под конторки в холле, Аякс взялся искать заказчика надгробий – своего и предшественника, – однако запись о его надгробии в книге отсутствовала. Против отметки об исполнении заказа надгробия для Хассельблада значился только адрес доставки. Вырвав страницу, Аякс поехал по записанному адресу, и, к немалому своему удивлению, приехал к воротам коттеджа Эстер.

К себе в дом он вошел с пистолетом наизготовку: входная дверь была открыта. В прихожей валялись обрывки плотной почтовой бумаги. По комнатам гуляли сквозняки. Неожиданно раздался звук шагов бегущего человека, где-то в глубине квартиры громко хлопнула дверь. Спустившись в подвал, Аякс увидел Эстер, которая шарахнулась его, точно призрака.

– Не подходи ко мне! – закричала она. – Прочь, ты!

Аякс молча показал ей страницу из амбарной книги. Эстер, не обращая внимания на клочок бумаги в его руке, продолжала кричать в истерике, чтобы он не подходил к ней.

– Да это я должен прятаться от тебя! Я! – заорал в сердцах Аякс. – И если б Хассельблад вовремя спрятался, не лежать ему сейчас под твоим кенотафом! «Тело – могила»! Черт бы вас всех побрал!

Эстер по-прежнему в ужасе сторонилась его, не понимая ни слова из того, что он говорил. Аякс махнул рукой, бросил страницу из амбарной книги, поднялся в дом и, чертыхаясь, ходил вне себя по комнатам. Однако в спальне, стоило ему взглянуть на кровать, где была брошена раскрытая папка со следственными материалами по его делу, он вмиг понял причину истерики Эстер. Плюнув, с протяжным и бессмысленным ругательством он пошел обратно в подвал к Эстер, однако ее уже и след простыл. Входная дверь была нараспашку. Тогда, закрыв дверь и еще раз пройдя по всем комнатам, Аякс достал из холодильника водку. Сначала одну бутылку, потом вторую. В эту ночь, пролистывая содержимое проклятой папки, он впервые напился после двух недель воздержания. Проснувшись далеко за полночь, он почувствовал, как Эстер обнимает и целует его в плечо. Не помня уже ничего из того, что случилось накануне – и в доме, и на руднике, – но слыша, как плачет Эстер, он все-таки попросил у нее прощения. Она попросила его молчать.

– Молчание – золото, – сказал он, засыпая в ее объятьях.

* * *

– Папку принес почтальон, – сообщила Эстер наутро, пока Аякс, сидя в постели с обвязанным вокруг головы мокрым полотенцем, цедил из бутылки ледяную минеральную воду. – Честное слово. Не веришь – сходи на почту. У них теперь имеется квитанция с моим автографом. Как это у вас называется – оперативная проверка?

– Памятник доставили по твоему адресу? – спросил Аякс.

– Ах, это… – кивнула с деланной озабоченностью Эстер. – Точно. Как я могла забыть свой позор.

– Не паясничай, – попросил Аякс с выражением боли и усталости.

– А ты не прикидывайся идиотом, – огрызнулась Эстер. – Если узнал, что памятник привезли по моему адресу, то мог бы узнать, что я там значусь не одна.

– А кто еще?

– Сестра.

– У тебя есть сестра?

– Представь себе.

– Так это она заказала надгробие?

– Наверное.

Аякс поправил полотенце на голове.

– Да, вот еще…

Он нащупал свои брюки под кроватью, долго тряс их и рылся в карманах, наконец нашел скомканную квитанцию авансового платежа за автомобильный кредит вместе с распечаткой текущего состояния банковского счета и подал бумажки Эстер.

– И что? – Эстер бегло перетасовала документы.

– Ничего, – ответил Аякс. – С того дня, как я оказался у вас, мой личный счет не просто пополнился, а вырос фантастически.

– И что? – повторила Эстер.

– Всех приезжих у вас принято так озолачивать? – осведомился Аякс.

– Тебе следует обратиться в финансовый департамент мэрии, – посоветовала Эстер.

– Зачем?

– Там, думаю, тебя уже не считают за приезжего.

Аякс пощипал себя за мочку уха.

– Кажется, я начинаю догадываться.

– О чем?

– Это у вас форма взятки такая?

Эстер покрутила пальцем у виска:

– Подследственному?

– А что ж тогда?

– А то, что тебя не собираются морить голодом.

– Да на такие деньги можно ресторан открыть.

– Слушай, отстань, а?

Аякс с трудом дотянулся до зажигалки и пачки сигарет на туалетном столике. Его руки дрожали. Он закурил, приспособив вместо пепельницы свернутую кульком квитанцию авансового платежа. Эстер отпила воды из бутылки.

– А, кстати, почему у тебя татуировка в виде змейки? – спросил Аякс. – Подражание?

Эстер облизала губы.

– Подражание – чему?

– Гербу города.

– А не наоборот?

Аякс стряхнул раскаленный пепел мимо кулька себе на живот и, чертыхнувшись, принялся дуть на обожженную кожу.

Эстер, улыбаясь, приставила к ожогу холодное дно бутылки.

– По-моему, дорогой, ты принимаешь все чересчур близко к телу.

Аякс оттолкнул бутылку.

– Да. Очень смешно.

– Почему тату в виде змейки, я не знаю, – сказала Эстер.

– Разумеется, – поддакнул Аякс.

– Что значит – разумеется?

– Не знаешь, говорю.

– А ты знаешь, почему на твоем пистолете две орлиные головы?

– Это название модели. Double eagle. Двуглавый орел.

– Ты не понял. – Эстер поджала губы. – Почему этот двуглавый орел именно на твоем пистолете?

Аякс вытер струйку воды, сбежавшей из-под полотенца на переносицу.

– Что ты хочешь сказать?

– Интересно, – хмыкнула Эстер. – Значит, почему у меня на ноге змейка, которую я помню, сколько саму себя, я знать должна, а почему ты выбрал двуглавого орла, ты вправе не иметь даже приблизительного понятия.

– Я выбирал оружие не по названию.

– Хочешь сказать, что у твоего монстра с двумя башками такие возможности, которых нет ни у одного другого пистолета?

– Нет, но… – Аякс осекся, задумавшись.

– Но – что?

– Просто нужный мне пистолет оказался именно этой модели.

– А если бы на нужном тебе пистолете были не два орла, а три поросенка – что тогда?

– Не знаю.

– И после этого ты все равно хочешь, чтобы я рассказала про змейку?

– Да, хочу.

– Хорошо. – Эстер подбросила на ладони пустую бутылку и опустила ее на пол. – Змейка – это фольклор.

Аякс снова подул на обожженный живот.

– Какой еще фольклор?

– Местный, рудничный, – ответила Эстер. – Как и легенды про твоего любимого Черного рудокопа. Горняки первое время, когда рудник только начал давать золото, гибли в забоях десятками. Большинство их так и не было никогда погребено по-христиански. Змейка должна была оберегать людей под землей, а те, кому она все-таки не помогла, становились Черными рудокопами, чтобы мстить ей и живым.

– А почему она кусает себя за хвост?

– Змея, кусающая свой хвост – это, с одной стороны, как бы замкнутый круг, символ вечности, с другой – вестник конца света.

Аякс приложил руку к обмотанному вокруг головы и вот-вот готовому свалиться полотенцу.

– Конца света – почему?

– А что происходит с тем, кто ест самого себя? – сказала в ответ Эстер.

– Понятно.

– Между прочим, эта змеиная история может иметь отношение и к пополнению твоего личного счета.

– Ты серьезно?

– Существует легенда о том, что рудник продолжает работать, продолжает давать золото. И поэтому в Горе столько денег. То есть никакие «золотые проценты» от именных акций не работают ни в каких банках, а все это – начисления от текущих продаж золота.

Аякс снял полотенце и бросил его на пол.

– А при чем тут змеи?

– Змеи тут при том, что, как известно, они стерегут сокровища, – заявила Эстер. – Змей и сокровище – такая же неразрывная смысловая пара, как числитель и знаменатель. Нельзя завладеть сокровищами и не столкнуться со змеем. Но только, конечно, никакой не змей ждет человека на груде золота, когда тот хочет заграбастать сокровища. Змей оживает внутри самого человека. Змей просыпается в человеческой душе. И чем большим количеством золота завладевает человек, тем больше змей завладевает его душой. Человек делается забывчив, но забывчив избирательно – он сохраняет хорошую способность к запоминанию чисел, вообще к математическому счету, но память его становится коротка на лица и поступки. Он делается молчалив, и в ответ на раздражение – вот как я на твои дурацкие расспросы – может только шипеть. Поэтому неправильно говорить, что люди гибнут за металл. В действительности никакие не люди гибнут за металл, а только оболочки людей, выглоданных змеями. Подавляющее большинство людей испытывает отвращение и страх перед змеями не потому, что те так отвратительны, а потому что, когда человек видит змея, он видит отражение своего истинного «я». У Бирса есть хороший рассказ: человек умирает от разрыва сердца, загипнотизированный чучелом змеи.

Растирая надбровья, Аякс потянулся с зевком:

– Загипнотизированный, короче, самим собой… Нарцисс.

– Что же касается нас… – Эстер отряхнула с одеяла невидимые соринки. – Не знаю. Все эта чертова Гора. С ее чертовыми сокровищами, которые хотя и недоступны, гипнотизируют нас, как кроликов, напрочь отшибают память.

– Ну отчего ж недоступны, – улыбнулся Аякс. – А отчисления от продаж?

Эстер в ответ только махнула рукой.

* * *

Этот день они большей частью провели в постели.

Аякс ждал звонка из полиции, но телефон молчал.

С темнотой воздух сотрясся от тяжелых раскатистых залпов фейерверка.

Аякс поглядел на оконную занавеску, по которой, вспыхивая, растекались разноцветные зарева.

– Слушай, – спросил он, – а откуда в городе пиротехники?

– Слушай, – ответила вопросом Эстер, – а откуда в городе идиоты?

* * *

– Если это была шутка, – сказал Аякс Бунзену в его участковом кабинете и подвинул себе стул, – то я ее не понял совсем. Зачем было присылать дело мне на дом? Зачем это было делать с помощью почтальона? Наконец, какого черта этот болван вручил посылку постороннему человеку?

Следователь, сидя в своем кресле, мелкими круговыми движениями возил по столу хрустальной пепельницей с катающимся на дне металлическим шариком.

– Вы смотрели дело? – спросил лейтенант.

– Да. Последним из всех желающих.

– Ничего не припоминаете?

– Что вы имеете в виду? – спросил Аякс.

– Ну – все эти кровопускания.

– Это вы снова так пытаетесь шутить?

Бунзен отодвинул пепельницу.

– Нет. Просто интересуюсь.

– Вы же сами говорили, что дело сфабриковано, – напомнил Аякс.

Следователь сложил руки на груди.

– Я этого не говорил.

– Минуту. А как же ваши слова о том, что столица усердствует, что следственные материалы и факты – противоположные вещи?

– И вы сделали отсюда вывод, что дело сфабриковано?

Привстав, Аякс озадаченно поправил под собой стул.

– Тогда, если не сфабриковано, зачем вы прислали его мне на дом?

– В сведениях, которые мы получали до сих пор из столицы, не оказалось ничего полезного в смысле текущего расследования, – сообщил тоном сожаления Бунзен. – Ничего ровным счетом.

– Так дело закрыто?

– Нет. Дело остается в производстве. Упрощаются условия подписки о невыезде. В контрольных отметках больше нет нужды. Вы просто по-прежнему не должны покидать пределов города.

Аякс развел руками.

– Ничего не понимаю.

– Позавчера, – усмехнулся следователь, – мы официально уведомили вашу организацию о том, что следственной необходимости в новых сведениях о вас больше нет. Доставку дела по почте можете рассматривать и как шутку, и как знак признательности за содействие при аресте джамперов.

– Да, великая заслуга.

– Все, знаете ли, относительно. Своими набегами на рудник эти сорвиголовы отравляют нам криминальную статистику почище цыган.

– Значит, – заключил Аякс, – одни джамперы и цыгане? Никто больше?

Бунзен подтянул пальцем сползавшие к кончику носа очки.

– Хотите что-нибудь сообщить?

– Скажите, в последнее время вам не поступало сведений о том, что кто-то кого-то не может найти? Никто не заявлял об исчезновении людей? Не было, наконец, информации о ночных перестрелках в районе рудника?

– Ничего такого не было. Так вы хотите сообщить о чем-то?

– Нет. – Аякс встал со стула. – Не хочу.

* * *

Не проехав от участка и квартала, он заметил стоявший на обочине автофургон с пустой клеткой-стойлом на прицепе. У видавшей виды машины были сельские номерные знаки. Пожилой фермер подкачивал ручным насосом колесо. Аякс, остановившись неподалеку, предложил старику свою помощь. Тот молча отмахнулся.

– Это не вы привозите каждую неделю теленка в столовую санатория? – спросил Аякс.

Фермер устало распрямил спину и перевел дух.

– От них и еду.

– А вы не знаете, кто-нибудь еще развозит мясо в городе?

– Не знаю.

– Кроме вас тут, по-моему, еще работают молодые ребята. На таком… – Аякс оперся рукой на обшарпанный кузов грузовичка, взглянул на свои испачканные пальцы и отряхнул их, – … на новом рефрижераторе.

– У меня договор с частными лицами, – сказал, отдуваясь, фермер. – А это, наверное, по магазинам возят.

– Нет, они разгружаются во дворах.

– Я не знаю, что они разгружают там во дворах, но мясо по домам, когда я в поле, тут развозит еще только приятель мой. У него ферма по соседству.

– Минутку, – возразил Аякс. – Вы говорите, что у вас договор с частными лицами. Но санаторий – это муниципальное предприятие.

– У меня договор не с санаторием, а с главным врачом их.

– Он сам принимает товар?

– Нет, не он, а дурачок этот. Как его… – Фермер почесал лоб.

– Арон? – уточнил Аякс.

– Верно, Аронка.

– Но ведь проще заказывать мясо. Зачем им живой теленок? Экономят?

– А вы у них самих спросите, зачем. Но что не из экономии, это точно. Живой теленок обходится дороже.

– Почему?

– Да ведь это сущее наказание – везти его сюда живьем. И себе все жилы повытянет криком, и мне за компанию. – Фермер выставил перед Аяксом свои мозолистые ладони. – До сих пор вон руки трясутся. Оттого и на бордюр запрыгнул… И это хорошо еще, что лечебница на отшибе и объездная дорога есть. А так бы весь город на ушах стоял.

– А из-за чего кричит теленок?

Старик сокрушенно развел руками.

– Не знаю, мил человек. Если б знал, еще выше цену задрал бы. Одно знаю точно – стоит проехать мост, как начинается ад кромешный.

* * *

Жалобный и уже порядком севший, как на последнем издыхании, голос теленка Аякс услышал, пройдя через здание лечебницы во внутренний двор. Стойлом будущей жертве диетического питания служил бывший угольный сарай. У обсыпанного соломой входа метался Арон. Накрыв уши ладонями, он беззвучно рыдал и, будто стараясь заглушить боль, шумно, с усилием притопывал на каждом шагу. Из окон санатория во двор с испугом смотрели старухи. Аякс не решился ни задать вопроса Арону, ни заглянуть в сарай.

* * *

За мостом через реку дорожные рабочие чинили асфальт. Аякс прошелся по мосту в одну и в другую сторону, бросил в реку монету, вернулся за руль, и от нечего делать крутил ручку настройки радио.

Его мысли были так же беспорядочны, как пульсирующие в эфире голоса. Столовая Гора представлялась ему то замаскированным под городские кварталы чудовищем, то воздушной ямой, турбуленцией, где в силу неизвестных причин не только самое страшное зло было способно обратиться пустотой, но и человеческая память утрачивала связь с прошлым. Он и сам почти не вспоминал – или уже не помнил? – своей прежней жизни. При любой попытке такого воспоминания перед глазами, прежде всего, вставала папка с личным делом, которую он бросил вчера в подвале на собственную могильную плиту.

Мимо джипа в сторону вокзала проехал броневик-рефрижератор. От нагрузки фургон буквально сидел на рессорах. Выйдя из машины, Аякс сделал несколько рассеянных и спешных шагов за фургоном, будто хотел догнать его. Когда броневик поравнялся с тем местом, где только что дорожные рабочие латали асфальт, последовал мощный взрыв. Ударной волной Аякса отбросило обратно к джипу. Оглушенный, он будто сквозь сон наблюдал за тем, как рабочие, на которых теперь были надеты шапочки-маски, расстреливали из автоматов лежавший на боку броневик, а потом перетаскивали из него какие-то тяжелые ящики в подъехавший пикап с кунгом. Так и не придя в себя толком, Аякс попытался остановить грабителей, выстрелил в них, но все было кончено – люди в масках, не обратив на его выстрелы никакого внимания, точно не слышали их, скрылись на мощном пикапе. У разграбленного фургончика остались лежать бездыханные тела развозчиков «мяса» и одна тара со слитками, которую похитители почему-то не смогли унести. Еще несколько слитков были рассыпаны на обочине. Аякс, шатаясь, направился к фургону и подобрал один слиток. Он увидел, что это было не золото, а свинец, однако его замешательство оказалось скоротечно: он понял, что, скорей всего, помимо маскировки машины, «мясники» пытались маскировать и свой драгоценный груз непосредственно. Прежде чем вызвать полицию, Аякс спрятал слиток под пассажирским сиденьем своего авто. По реакции прибывших патрульных ему было нетрудно заключить, что нападение на рефрижератор если и явилось для них неожиданностью, то не такой уж и большой. Свидетельские показания Аякса капрал Вернер записывал как исподволь. Из обрывков фраз и радиообмена Аякс уяснил для себя, что налет, скорее всего, был осуществлен цыганами. Наконец, захлопнув блокнот, капрал Вернер попросил его покинуть место происшествия, не спросив ни того, как он мог оказаться здесь раньше полиции, ни того, почему у него идет кровь из носа.

* * *

Дома Аякс бросил слиток на большую чугунную сковороду и поставил сковороду на огонь. Несколько минут спустя ему стало ясно, что золота под слоем свинца не заключалось ни капли. Курящаяся масса, похожая на жидкую грязь, заполнила сковороду до краев. Замаскированный под рефрижератор инкассаторский броневик вывозил из города чистый свинец.

Аякс выключил плиту и, обернувшись к окну, с отрешенной усмешкой смотрел в разбитый на горном склоне яблоневый сад: в который раз Гора, казалось бы уже начавшая открывать секреты, лишь посмеялась над своим исследователем…

Но только теперь это была насмешка с угрозой пополам – проснувшись среди ночи, Аякс в последнее мгновенье успел увернуться от направленной ему в лоб кирки. Кирка, вспоров подушку, с громом застряла в кровати. Аякс что есть силы ударил нападавшего ногой, отбросив его к стене, и понял, что отшиб себе пятку, угодив не по ребрам, а, скорее всего, по кобуре с пистолетом. Эстер, соскочив с постели, испуганно вжалась в простенок за шкафом. Аякс полез за своим пистолетом под кровать, но неизвестный сбил его с ног пуфом и бросился прочь. На нижнем этаже, секунду спустя, посыпалось оконное стекло. Аякс побежал следом, однако нападавшего и след простыл. В кухне, под разбитым окном, валялась опорожненная от свинца сковорода. Прихрамывая на отбитую ногу, Аякс поднялся обратно в спальню и включил свет. Кирка пробила подушку, матрас и массивный деревянный поддон кровати. Один конец тяжелого и острого, как игла, бойка торчал снизу, на другом, смотревшем в потолок, лоснилось клеймо – надпись «Soma-sema» в обрамлении змеи, кусавшей свой хвост. Эстер по-прежнему сидела в углу за шкафом, ошалело таращась на кровать. Аякс взглянул на татуировку в верхней части ее бедра, однако решил сейчас ни о чем не расспрашивать, понимая, что это бесполезно.

* * *

Остаток ночи они провели в гостинице, а днем он вернулся в дом и внимательно осмотрел комнаты. У него почти не было сомнений в том, что ночное вторжение – свидетельство, пускай и косвенное, того, что он напал на какой-то след. Выковыривать сначала свинец из сковороды, тем самым рискуя обнаружить свое присутствие, и только потом пытаться убить вооруженного хозяина дома – это был план скорее не убийцы, а самоубийцы. Кроме того, под разбитым кухонным окном в саду не осталось никаких следов. Это значило, во-первых, что злоумышленник разбил окно, чтобы дезориентировать Аякса, выиграть время, и, во-вторых, оттого что окно оказалось разбито тяжелой сковородой, которая не вылетела в сад, а осталась лежать на виду в кухне, нападение следовало рассматривать, как намек на то, чтобы Аякс прекратил интересоваться «мясными» перевозками.

Кирку, намертво застрявшую в кровати, Аяксу удалось извлечь, лишь основательно разломав деревянный поддон. При дневном свете он обнаружил то, чего не разглядел ночью. Под змейкой на клеймах с обеих сторон бойка стояла мелкая ручная гравировка «Silentium est Aureum». Аякс отнес кирку в подвал и бросил ее поверх скоросшивателя на своем надгробье.

* * *

По возвращении в гостиницу он не застал Эстер в номере, хотя она обещала дожидаться его. Ее сотовый телефон был отключен. Консьерж в ответ на вопрос, давно ли Эстер покинула номер, лишь недоуменно пожал плечами.

Проехавшись наугад в одну и в другую сторону от гостиницы, Аякс поднялся на плато и сел с бутылкой пива в шезлонге у обрыва. К нему сразу подсел хозяин похоронного бюро. После короткого приветствия, покопавшись в карманах, Мариотт подал Аяксу листок со схематическим изображением клейма – того самого, что полчаса назад Аякс рассматривал на кирке в своей спальне:

– Это?

– Что именно? – Аякс вернул листок.

– Этот значок? Вы как-то спрашивали у меня, что значит «Soma-sema». Надпись была частью этого знака?

– Да. Что-то похожее.

– А на чем вы видели знак?

Аякс спросил в ответ:

– А вы на чем?

Мариотт перевел дух.

– Это так называемое «змеиное клеймо». Самый первый, наверное, логотип компании под управлением Авраама ле Шателье. Клеймом этим маркировался рудничный инвентарь – кирки, лопаты, отбойные молотки, вагонетки, каски и тому подобное. Ходила молва, что личная печать ле Шателье тоже имела форму «змеиного клейма», только особой формы, с измененными пропорциями и деталями. Я интересуюсь, где вы могли видеть это клеймо, так как давно ищу изображение оттиска печати ле Шателье.

– Тоже, значит, интересуетесь историей Горы? – усмехнулся Аякс.

– Столовая Гора и история – как масло и вода. Вспоминать историю Столовой Горы – все равно что вспоминать собственные роды. Да вы и сами, наверное, уже это почувствовали. Нет ничего более несовместимого, нежели история и Гора.

– Высохшее устье Леты, – вспомнил Аякс – А как же городской архив?

– Городской архив – это решетка в сливной горловине. Фильтр. И всю застрявшую там официозную дрянь можно только вычистить или сжечь.

– А у вас имеется свой фильтр?

– Имеется. Полагается даже – по роду службы.

– Все-таки полагаетесь на свою память?

– Нет. Полагаюсь на бумагу. Очень просто, правда? Чтобы обладать в Столовой Горе памятью, надо располагать не столько серым веществом, сколько целлюлозой. Надо, – Мариотт провел пальцем в воздухе ломаную черту, – записывать. Не пробовали?

– Что такое кенотаф? – спросил Аякс.

– Вы уже спрашивали.

– Я был на кладбище при переносе могил. Под надгробьями-кенотафами находятся реальные захоронения.

– Где вы это видели? – сказал с улыбкой Мариотт.

– На кладбище, я же сказал.

– Нет, вы скажите, на кладбище какого города вы это видели?

– Столовой Горы.

– Вот вам и весь сказ.

Аякс отхлебнул пива.

– Ничего не понимаю.

– Поймете со временем, – пообещал Мариотт.

– Через год, через два – когда?

– «Что такое кенотаф» – это вопрос переходного периода.

– То есть? – безразлично сказал Аякс.

– То есть человек живет в городе достаточно долго, чтобы созреть для такого вопроса, но недостаточно долго, чтобы получить на него приемлемый ответ, – объяснил Мариотт. – Кстати, родня Иосифа – того несчастного, что вы якобы убили, я немного в курсе истории – так вот родные не пытались обниматься с вами на похоронах?

– Да, – вспомнил Аякс, – вдова обнялась.

– Опять же, не догадываетесь, почему?

– Нет.

– Ну… – Мариотт довольно похлопал себя по колену. – Это тоже вопрос переходного периода.

– А вы в курсе слухов, будто рудник продолжает давать золото? – спросил Аякс вполголоса.

– Конечно. Как можно быть у нас не в курсе слухов?