Текст книги "Столовая Гора"

Автор книги: Андрей Хуснутдинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Послушать вас, так и город возник из воздуха, из ничего. – Аякс с сомнением покачал головой. – Что же такое тогда рудник? Что такое промзона, грузовая станция – миражи? А горожане кто – повальные шизофреники?

– Марк, вы как-то сами сетовали на то, что работа со свидетелями – не самое благодарное занятие. Что человек может грезить наяву, делать из мухи слона и тому подобные фокусы. Вам никогда не случалось возвращаться в те места, где вы провели детские годы? Так вот мне однажды привелось. И я по сей день уверен, что либо перепутал маршруты, либо стал жертвой чудовищного недоразумения. Что кто-то ловко надстроил совершенно чуждую землю поверх моих заповедных песочниц и совочков. Кого, спрашивается, в этом винить? Некого. Просто человеческая память, в отличие от справочников и электронных баз данных, продуктивна. Чтобы заставить поверить человека в какую угодно ересь, не обязательно жечь его калеными щипцами и пичкать таблетками. Подсовывайте из года в год ему разные справочные данные под одной и той же обложкой – все остальное он сделает за вас. Сначала будет ругать подтасованные данные, потом начнет ругать свою забывчивость, а потом натаскает память так, что любые подтасовки та будет вживлять в реальность без посторонней помощи, автоматически. Вы спрашиваете, что такое рудник и что такое промзона. Но проблема не в том, что рудник может оказаться миражом – проблема в том, что миражом может оказаться все, что мы знаем о руднике.

– Я был там. – Аякс с упрямым видом пристукнул по приборной доске. – Я видел эти выработки. Я дышал этим смрадом, слышал эту жуткую реку внизу. Я ходил по этим галереям, а не читал о них в справочнике.

– Сколько галерей, простите за нетактичный вопрос, вы прошли? – спросил Бунзен. – Одну, две, десять?

Аякс закусил губу.

– Одну.

– И сколько их там еще, знаете?

– Нет. А вы?

– Мои оперативные данные, к сожалению, тоже не исчерпывающи. – Бунзен провел ладонью по рулю. – Тем более что я никогда не спускался в рудник. Однако с большой долей уверенности я могу утверждать, что разведанных штолен выше шестого этажа всего четыре. И только три из них могут называться штольнями, так как имеют выход на поверхность. Четвертая выработка слепа, это штрек. Что я могу заявлять с куда меньшим оптимизмом, так это то, будто штольни имеют искусственное происхождение. Да, они несут явные следы обработки, но это, скорей всего, лишь отесанные русла ископаемых потоков – водных либо лавовых.

– Между прочим, вы в курсе, что в Столовую Гору поступает золото? – спросил Аякс. – И оно завозится именно в эти штольни?

– Я даже знаю, о чем вы хотите меня спросить, – усмехнулся Бунзен.

– И о чем я хочу спросить?

– О том, почему прокуратура смотрит сквозь пальцы на незаконные перевозки драгоценных металлов. Спешу вас успокоить: если перевозки золота маскируются под перевозки мяса, то отсюда еще не следует, что они незаконны. Зачем это нужно банкам – другой вопрос.

– А зачем это нужно контрразведке?

Следователь обернулся к Аяксу и секунду-другую смотрел на него с таким видом, словно силился понять, шутит он или говорит всерьез.

– Контрразведке эта золотая лихорадка уж точно ни к чему.

– Управление пытается навязать золотые транспорты Горе, потому что хочет закрепиться здесь, – заявил Аякс.

– Закрепиться здесь – с какой целью, простите? – уточнил Бунзен.

– Да хотя бы с целью контролировать те же золотые транспорты.

– Кто вам сказал такую глупость?

– А зачем тогда еще?

Следователь, свернув на обочину, остановил машину.

– Скажите, если бы вам были известны точные географические координаты не обычной пропасти, в которую можно плевать, а местоположение настоящей бездны, в которой можно угадывать созвездия, вы – разумный, порядочный человек – постарались бы ограничить доступ к такому нечеловеческому месту?

– Нечеловеческому – в каком смысле? – нахмурился Аякс.

– Во всех смыслах.

– Не понимаю вас.

Бунзен задействовал ручной тормоз и приспустил оконное стекло.

– Допустим, что вы криминалист и вам становится известно о существовании такого фантастического места, где улики – ну, или, точнее говоря, вещественные доказательства – не только перестают обладать привычными юридическими свойствами, но теряют свои физические качества?

– Да о чем вы?

– Если уничтожить – сжечь, истолочь в пыль, развеять по ветру – вещественные доказательства в любом другом месте, они все равно могут быть обнаружены. И, значит, даже при катастрофическом материальном ущербе не потеряют ни своих юридических, ни физических свойств. Однако в нашей волшебной пропасти доказательства эти начинают так танцевать, будто здесь не просто отсутствует земная твердь, а начисто отменяется действие закона сохранения массы.

– В общем говоря, пропадают с концами? – заключил Аякс.

– Хуже.

– Куда уж хуже?

– Марк, вы как будто первый день в Горе, ей-богу. – Следователь достал из приборной доски полную пепельницу, брезгливо посмотрел в нее, опорожнил за окном и установил обратно. – Представьте, что в числе сотни прочих очевидцев вы наблюдаете на руднике умышленное убийство, и тело убитого падает в дыру.

– И что?

– В том-то и дело, что ничего. Юридически все свидетельские показания в данном случае не будут значить ровным счетом ничего. Даже если весь город станет показывать на убийцу, задержать его мы сможем не более чем на сутки. Нет – можно, конечно, открыть дело и довести его до суда, где адвокаты не оставят от обвинения камня на камне. Но я лично ни за что не стану заниматься таким делом. Равно как не назову других идиотов в прокуратуре, которым не жалко своего времени. Нет тела – нет дела. Вы как-то сами это справедливо заметили.

– Следуя вашей логике, лейтенант, от человечества необходимо изолировать не только Столовую Гору, но и моря с океанами.

– Во-первых, в том, что касается уничтожения улик, никакой океан, пусть и самый глубокий, даже близко не подбирается к нашей золотой бездне по… ну, что ли, по функциональности. А во-вторых, я ни словом не обмолвился об изоляции.

– Тогда что вы имели в виду, когда говорили об ограничении доступа?

– Да то же самое, что вы говорили о перевозках золота.

– Что?

– Контроль.

Аякс, вздохнув, потеребил откидной козырек на потолке.

– Это какой-то фарс, честное слово. Преступники штурмуют дыру с мешками улик, желают предать здесь забвению горы трупов, а контрразведка держит в Горе круговую оборону и знать не хочет ни о каком золоте.

– Вы когда-нибудь слышали о Лете – реке забвения? – Бунзен тщательно протер пальцы освежающей салфеткой.

– Я, кажется, даже слышал ее самое, – ухмыльнулся Аякс.

– А вы знаете, зачем древние греки вкладывали в рот своим мертвецам при погребении медную монетку?

– Зачем?

– Это была плата Харону, перевозчику мертвых душ – по этой самой Лете – в загробный мир. То есть даже он не работал задаром. Что уж говорить об обычных доставщиках? Не догадываетесь, почему днем на руднике не протолкнуться от любителей променада, а ровно в десять вечера отключается все электричество?

– А при чем тут контрразведка?

– А контрразведка тут при том, что окучивать дыру она взялась намного раньше старателей. – Бунзен затолкал салфетку в пепельницу. – Когда я слышу о легатских кротах в вашем героическом заведении, мне смеяться хочется.

– И почему это так смешно?

– Потому что легаты – это контрразведка и есть.

Аякс отстегнул ремень безопасности.

– Кем же тогда, по-вашему, был Хассельблад? Или он что – сам пустил себе пулю в лоб?

– Хассельблад… – Следователь задумался на секунду. – Хассельблад был первой попыткой Горы заполучить, если так можно сказать, независимого представителя Управления. Только и всего, Марк. Авраам ле Шателье был не старателем, а основателем церкви. На игрища с кирками его подвигло вовсе не золото, а нечто, что только потребовалось маскировать золотом. Что именно – Храм? Откровение? Тайна философского камня? Или, может, имела место обычная поповская уловка для паствы, подхваченная полицией? Не знаю. Но уверен, что если золото и добывалось в Столовой Горе, то это была так называемая попутная добыча. Горняки – они же члены конгрегации – спускались под землю за чем-то другим.

– Но при чем тут Управление, не пойму? – сказал, горячась, Аякс. – То есть сегодня – при чем?

– А при том, – ответил Бунзен вполголоса, – что в архиве окружной прокуратуры имеется доклад некоего анонима. С видеопленкой. Доклад находится в ограниченном доступе, а вот к фильму пока еще не допущен никто, кроме окружного и генерального.

– И что?

– Доклад этот мне чем-то напоминает вашу историю.

– Чем именно?

– Ну, начнем хотя бы с того, что, по косвенным данным, докладчиком является не кто иной, как Хассельблад.

Аякс замер с недоуменной улыбкой.

– Прокуратура – последнее место, куда Хассельблад стал бы обращаться за чем бы то ни было.

– Вот именно, что последнее, – отозвался Бунзен. – Доклад для Хассельблада был страховкой. Ну, вы знаете этот род эпитафий – «предать гласности в случае моей смерти», и прочая. Однако нашим в округе доклад показался настолько фантастическим – с одной стороны и убедительным – с другой, что он вряд ли будет обнародован вообще.

– И что в нем?

– История запутавшегося человека.

– А точнее?

– Хассельблад – назовем его все же как-нибудь нейтрально, агент Икс, – как и вы, занимался расследованием скоропостижных смертей пожилых людей, которые накануне говорили с ним о неких ископаемых катакомбах в руднике. Правда, в отличие от вас, ему довольно быстро удалось выйти на истории болезней жертв и выяснить, что все они и так были на краю могилы. Благодаря этому докладу, кстати, прокуратура впервые заинтересовалась безнадежными клиентами санатория.

– Вы говорите о «случаях крови»? – спросил Аякс. – Когда наследники получают повышение по кастовой табели?

– «Случай крови» есть не только такое табельное повышение. Как говорит наш Икс, это еще и некая инициация жертвы, вступление погибшего на новый путь, встреча с Медным Змием. Воскрешение, короче говоря.

– И вы в это верите?

– Как я могу верить в то, чего не видел? В докладе содержатся лишь фрагменты расшифровки пленки. Составить сколько-нибудь внятную картину по ним нельзя, можно только заключить, что агенту удалось запечатлеть одну такую процедуру воскрешения – или, как говорит сам Икс, фиделизации.

– Фиделизации?

Бунзен нервно поежился.

– Ну, это, скорее всего, эвфемизм. Намек.

– На что?

– Скажем – на точность воспроизведения воскрешенного. Вариантов толкования пропасть.

– А где, кстати, проводилась эта процедура? – спохватился Аякс. – Не в бассейне водолечебницы, часом? с голыми старухами?

– Нет, не в бассейне, – покачал головой следователь.

– А где?

– В тех самых катакомбах на руднике. И это, между прочим, еще не самое фантастическое в докладе.

– А что самое фантастическое?

– А самое фантастическое, что, по утверждению Икса, он в течение недели следил здесь… – Бунзен вопросительно взглянул на Аякса. – …За самим собой.

– А к докладу не прилагается справка о его душевном здоровье?

– Представьте себе, прилагается. Заодно с копией протокола экспертного исследования по пленке. Где личность автора съемки – он по ходу дела направлял камеру и на себя, – так вот личность автора съемки и объекта слежки признаны полностью идентичными.

– Если даже у вашего Икса… – Аякс ткнул пальцем в приборную панель возле руля и постучал по ней со своей стороны, – …и нашего Хассельблада – не было раздвоения личности, то мог легко оказаться брат-близнец, о котором он сам не имел понятия.

– Нет, брата-близнеца не было.

– Откуда вам знать?

– Я, может, не так выразился, Марк, – пояснил Бунзен. – Брат-близнец мог быть. Докладчика на этот счет не проверяли. Но, во-первых, он сам сообщает, что процедура – очевидно, имеется в виду эта самая процедура фиделизация – в его случае оказалась преждевременной. Во-вторых, кроме заключения по пленке, еще существует протокол вскрытия.

– Вскрытия кого?

– Икса и его двойника.

Аякс сцепил руки на колене:

– Они что ж, и погибли одновременно?

– Никто не знает, из-за чего случилась перестрелка. В копии протокола даже вымараны место и дата происшествия. Указано, однако, что докладчик пережил двойника приблизительно на час.

– И насколько похожими они оказались?

– На сто процентов! – воскликнул Бунзен. – Внешне, по зубам, по родимым пятнам, по отпечаткам пальцев, по составу ДНК – ни одного расхождения! За исключением ран. Согласитесь, что никакие близнецы не могут иметь такой абсолютной степени сходства. После вскрытия, говорят, патологоанатом не только уволился с окружной должности, но и ушел в запой.

– А где проводилось вскрытие?

– В округе.

– Не здесь, значит?

– Если вы о Мариотте, то он и был тем самым прозектором, который проводил вскрытие.

– Да, – Аякс потер затекшую шею, – веселенькая история.

– Веселенькой она бы стала, – с сожалением вздохнул Бунзен, – если бы мы заполучили тела и пленки. А так это лишь очередная темная история. Которая, тем не менее, укладывается в рамках генеральной версии: контрразведка прописалась в Горе заодно с церковью. У меня недостает фактов, да, но я не собираюсь восполнять их нехватку чепухой. И пока моя версия о КПП над бездной не входит в противоречие с фактами, пусть уж будет КПП, чем Иезекииль.

– Скажите, – произнес с затаенной улыбкой Аякс, – а вам точно известно, что фильм, который прилагается к докладу – ну, съемку этой самой процедуры, – что окружной и генеральный прокурор действительно видели его?

– Ну, разумеется, – ответил Бунзен.

– А откуда, простите за нетактичный вопрос? С чьих слов?

– Да хотя бы со слов моего шефа, окружного прокурора.

– То есть, – Аякс поднес к лицу сложенные ладони, – он заверил вас, что на пленке – процедура воскрешения?

– Никаких таких заверений он не делал. Да и не мог делать.

– Почему?

– Потому что давал подписку о неразглашении.

– Со съемкой вскрытия, – предположил Аякс, – та же история – все знают о ней, но из простых смертных никто в глаза не видел?

– Не пойму, Марк – куда вы клоните?

– Вам не приходило в голову, лейтенант, что все эти невидимые улики существуют лишь постольку, поскольку обеспечивают брожение умов?

– Мы имеем дело не со слухами, а с фактами. Прокуратура, пусть даже окружная – это все-таки не форум и не базар.

– А какие еще факты говорят в пользу вашего КПП над бездной?

Бунзен, сняв очки, поднес их к горевшей на потолке лампе подсветки и, сковырнув пальцем со стекла соринку, опять надел.

– Не столько факты, сколько статистика, – сообщил он.

– Какая статистика?

– С середины двадцатого века – когда, по сути, ее и стали вести – в окрестностях Горы теряются следы приблизительно пятнадцати тысяч человек. Реальная сумма, думаю, намного больше.

– Пропавшие без вести? – сказал Аякс.

– Да.

– И откуда такие фантастические цифры?

Следователь, улыбаясь, повертел у лба сложенными щепотью пальцами, будто вкручивал лампочку.

– Результат сравнительного анализа. По пропавшим без вести в генеральной прокуратуре ведется база данных, она постоянно обновляется.

– И пятнадцать тысяч человек, перед тем как исчезнуть, были замечены в Столовой Горе? – недоверчиво спросил Аякс.

– Не в самой Горе, конечно. Большей частью по направлению к ней – на железнодорожных вокзалах, на попутках и так далее.

– То есть вы хотите сказать, что тайная полиция ставит уничтожение врагов отечества на конвейер? Рудник – тайное кладбище Управления?

– Бог с вами, – отшатнулся Бунзен. – Если бы все было так просто.

– Ну, а как же тогда? – спросил Аякс.

– В последнее время мы – окружная и генеральная прокуратура – все чаще сталкиваемся с необычными артефактами внутри своей же системы, которые не имеют никакого отношения к контрразведке. Называйте их как угодно – чудесами в решете, подтасовками. Но притом, что объяснить их мы пока не в состоянии, этот ваш конвейер с врагами отечества они, по-видимому, способны развернуть на сто восемьдесят градусов.

– О чем это вы?

– О том, что некоторые из пропавших без вести, некоторое время спустя, как ни в чем не бывало обнаруживаются в Горе с новыми именами и документами. Но это еще куда ни шло. Как прикажете быть с теми, кто, живя тут и здравствуя, значатся не в базах данных по пропавшим без вести, а в списках покойников? Кто это? Жертвы заговора, зомби, Черные рудокопы – кто?

– А данные по этим пятнадцати тысячам засекречены?

– Нет, база данных открыта.

– Я не о том, лейтенант. Этот самый анализ по пропавшим без вести кто делает – прокуратура или контрразведка?

– Даже если прокуратура с контрразведкой и занимаются чем-то подобным, то мы вряд ли могли бы посмотреть результаты. Этот анализ делаю я лично.

– Так. – Аякс подобрался в кресле. – Со статистикой все ясно. Что еще говорит в пользу вашего КПП?

– Проект Храма, – сказал следователь.

– Храма Иезекииля?

– Не знаю, как его назвали бы в случае реализации проекта, но лет пять тому назад дыру исследовала строительная компания.

– На предмет?

– На предмет возведения храмового комплекса – поверх дыры. Хотя, поговаривают, сначала это был только проект строительства стены.

– И почему все заглохло?

– Ну, неизвестно еще, заглохло ли. Но если заглохло, то слава богу. Идея возведения такого грандиозного храма в пуританской вотчине могла осенить только чью-нибудь голову под кокардой. После этого, конечно, можно закрыть глаза на космическую стоимость проекта, но как заставить людей поотшибать себе носы? Вы представляете храм божий, в котором разит серой?

– КПП над бездной – вы сами, кстати, это придумали? – спросил Аякс. – Это ваши слова?

– А что?

– Весьма едкая карикатура на церковь, по-моему.

– Карикатура, – вздохнул Бунзен. – Вот как застроят дыру, так будет вам едкая карикатура… Слушайте, вы не почитывали, часом, Экхарта?

– А это еще кто?

– Очередной доктринер. Майстер Экхарт. Монах. Считал ничто производителем и основой материального мира. Ну, или что-то в этом духе… Источник мира и вещей – ничто. Глаз – это то, что он видит. Точно не помню. В этих богословских турусах я, признаться, не очень…

– И наша золотая бездна, по-вашему, вполне может сойти за филиал этого самого божественного ничего? – сказал Аякс.

– Не ничего, а ничто, – поправил следователь.

– Так – может?

– Запросто. Как и любая другая пустошь, которую обносят свечами. Экхарт, думаю, копал недалеко от истины. Нынешние научные моления о темной материи можно считать прямыми последышами его мистических бездн. Отличие нашей дыры от всех прочих заключается в ее физике, ощутимости. Но и это еще не все. Никакие другие святые святых нашему ничто не годятся в подметки и по объему – истинная черная дыра. Преображающая вблизи себя не только свойства пространства-времени, но и свойства своих исследователей.

– Место, где настоящее мира становится его прошлым, – подхватил Аякс. – Только, думаю, в таком случае ваша версия о КПП над бездной требует уточнения – не над бездной, нет.

– А над чем?

– Над работающим унитазом.

Бунзен постучал себя пальцем по лбу:

– Место, где настоящее мира становится его прошлым, вот оно. И аналогичные устройства по утилизации – выгребные ямы и тому подобное – тут, конечно, помещаются запросто… Наравне со святой уверенностью в том, что человек является автором своего опыта. Такая уверенность и унитаз – скажу вам, даже что-то вроде числителя и знаменателя.

– Как, простите?.. человек – автор чего?

– Если вы так уверены в своем прошлом, Марк, то что мешает удариться в другую крайность?

– В какую?

– А в ту, что опыт человека – будь то прожитая жизнь или кошмарный сон – это то, к чему сам человек имеет отношение лишь постольку, поскольку считает себя его автором? Кто вам сказал, что этот замечательный ребенок на фотографии в семейном альбоме – вы?

– А кто это может отрицать?

– Вы хотели унитаза – ну так получите. Только не думайте, что этот спускательный аппарат можно контролировать. Что потеря памяти возможна во всех прочих местностях, кроме тех, которые составляют ваши извилины. Что зомби и Черные рудокопы – это где-то там… Вы в курсе теории, что атмосфера Столовой Горы содержит амнестический газ, который лишает памяти нас и сводит с ума животных, что газом этим мы дышим только в Горе, так как он абсорбируется рекой?

– Уф-ф… – Аякс, потянувшись, огладил голову. – Если это и есть ваше средство для прочищения мозгов, я ожидал большего. Не впечатлен.

– Нет, – ответил Бунзен, – это еще не само средство.

– И где же средство?

Следователь указал пальцем на здание библиотеки, неподалеку от которой они остановились.

– Имеете в виду этого своего Экхарта? – усмехнулся Аякс. – Или очередные справочные данные?

– Библиотека – одна из самых старых построек в Горе, – объяснил Бунзен. – Это и место так называемой первой ратуши, и первого городского архива.

– И что?

– Функцию архива она продолжает в какой-то степени выполнять до сих пор. По завещанию Авраама ле Шателье, его личный архив не может быть перемещен куда-либо за пределы первого места хранения. Сейчас этот архив называется особым фондом, но доступ к нему открыт наравне со всеми прочими материалами.

– Если этот фонд обладает таким сильным промывающим действием, как вы говорите, почему Управление до сих пор не добралось до него?

– А потому что мало кому приходит в голову, что доступ к самым страшным тайнам Столовой Горы может обеспечивать простой читательский билет.

– И что ж это за страшные тайны?

– Фотографии.

– Фотографии чего?

– Горы, окрестностей, первых прихожан и первых горожан. Даже картинки Черных рудокопов имеются. У вас есть читательский билет?

– Есть.

– Тогда – в добрый путь.

Аякс, помешкав, выбрался из машины под снегопад.

– Марк… – Бунзен опустил оконное стекло. – Мне уж, грешным делом, стало казаться, что я вправе рассчитывать на некоторую, знаете ли, взаимность.

Аякс, похлопав себя по карманам, подал следователю конверт с диском. Видя, как загорелись глаза Бунзена, он не торопился разжимать пальцы:

– Скажите, вы любите кроссворды?

– Нет. – Бунзен мягко тянул конверт к себе. – А что?

– Ничего. – Аякс отпустил диск. – Приятного просмотра.

* * *

Особому фонду в библиотеке не было отведено никакого особого места. Несколько обшитых сафьяном альбомов ютились на полке среди таких же спрессованных развалин в коже – пособий по истории искусства Средневековья и Возрождения.

Аякс взялся за альбомы с азартом, однако от страницы к странице пыл его помалу сходил на нет.

Фотографий рудника ему удалось обнаружить всего две – на переднем плане одного снимка находилась группа перемазанных грязью горняков с кирками и тачками, практически заслонив собой обрыв, на другом дыра оказалась снята чересчур общим планом, чтобы можно было судить о ее размерах. Черных рудокопов – если только ими не являлись те самые чумазые люди с кирками и тачками – не было видно вообще. Львиную долю архива составляли салонные семейные портреты. Аякс просматривал их вполглаза: вынужденные позы, суровые бородатые лики мужчин, глядящих в объектив настороженно и даже с вызовом, точно фотоаппарат способен заключать источник смертельной угрозы, обескураженные, схваченные между кокетством и истерикой лица женщин, кукольные, нечеловеческие черты детей. На одном из портретов Аякс как будто увидел Эстер. Приглядевшись внимательней, он понял, что обознался, да и фотография была мелковата. Но через несколько страниц ему попался снимок той же самой девушки, сделанный крупным планом.

Аякс, как будто перемогая легкую боль, почесал висок – перед ним была Эстер. Пускай на ней было отвечающее моде конца XIX столетия платье и замысловатая шляпка с цветами, пускай позади нее коробился рисованный фон с изображением горного склона и датой – 1892 год, – пускай глянцевая поверхность фотографии покрылась от времени ржавыми пятнами и сколами – это, безо всяких сомнений, была Эстер. На следующей карточке – в том же платье и шляпке – она позировала на фоне настоящей, только начавшей отстраиваться Горы. Мысли Аякса толклись между догадками о потомственном сходстве и подозрениями в графической симуляции, пока очередная фотография не опрокинула один из этих полюсов: на снимке рядом с девушкой – копией Эстер он увидел молодого человека – копию себя самого. Снимок был датирован 1893 годом. Подпись каллиграфической вязью в нижнем правом углу гласила: «Навеки вместе – Марк и Эстер ле Шателье».

Осмотревшись, он поймал себя на желании помахать кому-то рукой, выразить признательность неизвестному шутнику за розыгрыш. Водрузив альбомы обратно на полку, он даже набирал на мобильнике номер Бунзена, но отменил звонок прежде, чем установилось соединение. «Смешно», – сказал он в пустую трубку, держа ее перед собой на манер рации. При всем при том он понимал, что благодушие его, скорее всего, было деланное, показное: даже если объяснение увиденному могло быть самого приземленного свойства, именно здесь – а не в руднике под парашютным куполом и не в подвале под дулом пистолета, – именно сейчас он добрался до той грани, за которой следовало помешательство или небытие. И не важно, достиг он действительных пределов, положенных человеческому сознанию, либо его только подвели к кулисе с изображением такой границы – дальше пути не было.

– Нашли что-нибудь особенное? – спросила библиотекарша, когда Аякс возвратился к регистрационной конторке.

– Почему вы так решили?

– Да на вас лица нет.

– Ничего особенного, – ответил Аякс.

Библиотекарша отдала ему читательский билет. «Нет лица», – повторил неслышно Аякс, глядя на свою фотографию в корочке.

– И пластырь съехал, – добавила библиотекарша.

* * *

Дома, выпив водки и сменив размякший пластырь, Аякс спустился в подвал. Он не верил, что мог пропустить что-нибудь важное в своем «почтовом» деле, но наводящий упрек в невнимательности, брошенный в морге Бунзеном, подзадоривал его. Столкнув кирку с папки, он в который раз взялся пролистывать следственные материалы. Все эти фотографии, копии выписок, схем и протоколов он хорошо помнил, вместе с тем в нем поселялась неожиданная, внушенная не то усталостью, не то водкой уверенность, что именно в таком виде – или, скорее, в таком свете – они предстали перед ним впервые. Чувство его было сродни азарту близкого к победе игрока, возбуждению человека, собирающего ключевые куски сложной и до сих пор бессмысленной мозаики. Все без исключения эпизоды дела в той или иной степени были связаны с попытками ограбления двух столичных банков, так называемых сателлитов Управления. Личные данные большей части пострадавших, равно как и их лица, оказались вымараны; то есть Аякс не сомневался, что все эти люди имели отношение к Управлению. В то же время у него не было сколько-нибудь внятных соображений ни по поводу того, с какой целью Управление взялось так плотно заселять подконтрольные банки, ни по поводу того, зачем кому-то приспичило отстреливать липовых клерков. Вспомнив собственный роковой выстрел у депозитария, он пристукнул пяткой по надгробной плите: в такой каше было не столько трудно прикончить грабителя, сколько трудно не подстрелить своего. Легаты стремились заполучить в Гору золото контрразведки – фактически свое, – но что мешало им договориться напрямую с Управлением? Какой смысл был развязывать эту войну? Единственное объяснение – действие третьей стороны, «змеев». Чтобы помешать поставкам золота и, соответственно, не допустить усиления контрразведки в Столовой Горе, они могли начать свою игру в столице. Однако в пользу этой версии, сколько ни перебрасывал в ту и в другую сторону листы, Аякс не мог подобрать даже косвенных сведений. Да и было бы мудрено их найти, учитывая, что существование «змеев» многими оспаривалось в самой Горе. Под занавес дела он наткнулся на фотографию, которую видел прежде не раз, но почему-то не удосуживался прочесть ее описания: «Труп подозреваемого М. Аякса, застреленного при попытке задержания у выхода 2-го депозитария». Аякс даже не пытался всматриваться в лицо убитого, обезображенное пулевыми ранениями глаза и подбородка: в начале года он застрелил этого человека лично. Будь несчастный кем угодно – настоящим грабителем, агентом, работавшим под прикрытием, либо тем и другим одновременно, то есть легатом, – тогда, у входа в депозитарий, Аякс имел перед собой вооруженного незнакомца, который к тому же успел выстрелить первым.

Захлопнув папку, как будто пробуя на вес, он покачал ее в руке, потом, размахнувшись, со всей силы и со словами: «Как оригинально», – бросил о стену. Этого ему показалось мало. Он подобрал папку, намереваясь выдрать начинку, но, передумав, положил ее на надгробие и ударил киркой. Острый боек все же не прошел бумажную кипу насквозь, застрял вблизи выпучившейся задней обложки. Аякс, наступив на дело, вытащил кирку, замахнулся снова, однако на этот раз не ударил по папке, а лишь уперся в нее торцом древка: небольшой, размером с пуговицу, кратер от удара чернел возле графы с размашистой строкой от руки: «г. Столовая Гора».

– Бинго, – прошептал удовлетворенно Аякс, отпустил кирку, плюнул в папку и поднялся в дом.

* * *

Он почти прикончил бутылку водки, когда ему позвонил на мобильный Даниил. Сын Мариотта поинтересовался, посмотрел ли Аякс «завещание». Аякс спросил, зачем это было нужно делать в третий раз.

– Диск двухслойный, – пояснил Даниил. – Доступ к файлу на втором слое система должна предложить вам из меню автоматически.

– А сразу этого нельзя было сделать?

– Нельзя. Во-первых, в конторе я не мог говорить об этом открыто. Во-вторых, там у нас старая система, этот формат она не понимает.

– А моя система, значит, понимает? – Аякс пролил себе на колени водку из стакана. – Черт…

– Насколько я знаю, да.

– И откуда ты это знаешь, интересно?

– У вас новый аппарат, – уклончиво ответил Даниил.

– И что я мог бы разглядеть на своем новом аппарате?

– Точно не могу сказать. Отец говорил о каком-то вскрытии. Съемка этого вскрытия, наверное, и содержится на втором слое.

Поджав трубку плечом, Аякс отер намокшие штаны.

– Что еще за вскрытие?

– Понятия не имею. Посмотрите – узнаете.

– Ну, тогда звони завтра.

– Постойте. Разве диск не с вами?

– А что?

В эфире повисла короткая пауза.

– Только не говорите, что вы его кому-то отдали, – сказал Даниил.

– Именно это я и хочу тебе сказать. – Аякс раздраженно, со стуком, поставил недопитый стакан на стол. – Так трудно, что ли, было сказать, что там есть что-то еще? Петь песни про лошадиные шоры ты мог бы и до сих пор, а сказать про второй слой язык у тебя так и не повернулся. Или ты хочешь…

– Господи, так вы же убили его, – перебил Аякса Даниил. – Понимаете?

– Кого? – опешил Аякс, перед глазами которого почему-то проскочила фотография застреленного у депозитария неизвестного. – Кого еще убил?