Текст книги "Столовая Гора"
Автор книги: Андрей Хуснутдинов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
В книгохранилище Аякс нашел номер журнала, чьи выпускные данные он запомнил по колонтитулу на репродукции в участке. Это была «Занимательная история» почти что восьмидесятилетней давности. Страница со схемой рудника в журнале отсутствовала. И не только она, а вся статья, автором которой, судя по имени в содержании, являлся Давид ле Шателье. Статья называлась «Храм обретенный».
Аякс спросил у заплаканной библиотекарши, почему в журнале отсутствуют страницы.
– Понятия не имею, – удивленно ответила женщина, смахнув слезы. —
Этот номер журнала был единственный, который уцелел из всего тиража.
– А что произошло с тиражом? – поинтересовался Аякс.
– Его выкупил у редакции сам Давид ле Шателье и целиком уничтожил. Этот номер попал сюда из его личной библиотеки.
– Вы можете посмотреть в картотеке, кто последний заказывал журнал?
– Да, конечно.
Выяснилось, что журнал заказывал хозяин похоронного бюро, Исмаил Мариотт. Аякс поинтересовался, о чем была статья.
– О становлении рудника, – последовал ответ. – Ничего особенного.
– А зачем ле Шателье понадобилось уничтожать тираж?
Краем сложенного платка библиотекарша вытерла следы потекшей туши под глазами.
– Думаю, из-за собственной неудачной шутки. В статье он писал, что форма и расположение выработок в нижней области рудника напоминают описание храма из книги пророка Иезекииля. Он еще называл Столовую Гору храмовой горой. Однако династия ле Шателье была пуританской, да и большинство горожан имели пуританские корни. То есть тогда подобные сопоставления могли быть расценены как богохульство. Ветхозаветная символика в конгрегациях, как известно, зачастую превалировала над евангельской.
– В статье была схема нижней части?
– Была. Но весьма приблизительная, от руки. Практически карикатура.
С конторки библиотекаря Аякс взял дешевое потрепанное издание Библии. В книге пророка Иезекииля он нашел описание храма Иезекииля. Это было пространное и весьма запутанное изображение. Но одна деталь обращала на себя внимание – из-под храма вытекала живая вода. Строки о том, что по берегам чудодейственного потока будут расти бесконечно плодоносящие деревья, оказались подчеркнуты, на поле против них чернела жирная восклицательная мета: «Штольни!»
* * *
Здание похоронного бюро, обнесенное полицейскими оградительными лентами, было пусто. Аякс, держа руку на расстегнутой кобуре, по очереди обошел комнаты. В рабочем кабинете Мариотта были разбросаны чертежи планов рудника, в том числе рисунок нижней части из журнальной статьи Давида ле Шателье. Склад и граверная мастерская оказались заперты, хотя на дверях виднелись явные следы взлома. В разгромленном морге Аякс наткнулся на Эстер. Он едва открыл рот, чтобы спросить, что она тут делает, как Эстер молча одернула его, потребовала жестом тишины, и указала на холодильный шкаф для трупов. Несколько минут прошли в полной тишине. Затем из шкафа послышались возня и стук, одна из ячеек раскрылась, и наружу на салазочном полке выехал невероятно грязный, всклокоченный Мариотт. Хозяин похоронного бюро был явно не в себе. Поскорей, будто спасался от погони, он запер за собой ячейку, и не сразу заметил Аякса и Эстер.
– Ну и как – храм? – поинтересовалась Эстер.
Мариотт хотел ударить ее, но Аякс отбросил его обратно к шкафу.
– Ты обманула меня! – закричал вне себя Мариотт и тотчас обернулся к Аяксу: – Хорошая пара – поздравляю, агент!
Эстер достала из кармана ополовиненный комплект «сыворотки правды».
– Сдавать город с потрохами из-за Храма – приговор, в том числе и самому Храму, и ты это прекрасно знаешь, – сказала она.
– Мы не собирались сдавать город!
– Конечно. Вы собирались набить Гору золотом. Только и всего.
– Для этого были все основания! – выпалил Мариотт.
– Ограбления банков? – спросила Эстер.
– Нет. Прогнившая кастовая система.
– И об этом мне говорит легат? Не смешно. Набить Гору золотом вам было нужно для того, чтобы в город пришла контрразведка. И не просто присутствовала в нем, как прежде, а управляла бы им.
Мариотт в сердцах, обеими руками ударил по стенке холодильного шкафа:
– Управляла бы, да – с нашей помощью! Федералы, следящие за Горой из столицы, и федералы, следящие за Горой из Горы, – это разные вещи!
– Переподчинить контрразведку Горе – да ты в своем уме? – ответила Эстер. – Кто в кого входит – мышь в удава, или удав в мышь?
– На первом этапе контрразведка нам была нужна для того, чтобы добраться до вас. – Мариотт с усмешкой оглянулся на Аякса.
– А может, контрразведка понадобилась кому-то другому? И для других целей? – Эстер тоже перевела взгляд на Аякса.
– Кому и для чего? – не понял Мариотт.
– Нам – чтобы добраться до вас?
– О чем ты говоришь?
– Вам удалось добраться до меня и до сестры, это так. Но в то же время легаты на сегодня практически выбиты из Горы.
– Да! – опять заорал Мариотт. – Практически выбиты! Но только не думайте, что людей можно держать за идиотов бесконечно! Рано или поздно вам придется рассказать правду, или вы получите новых легатов, которые не оставят от Горы камня на камне!
– А вот это уже горячо, иуда… – Эстер перевела дыхание. – Мы очистим этот город от грязи, или взорвем его… Горячо.
– Правда не имеет цены! – провозгласил Мариотт, сжимая и разжимая кулаки.
– Правда и в том, что ты не хотел ею делиться даже с соратниками.
– Да чем, господи, я мог делиться, если так ничего и не нашел?
– И поэтому убил собственного наследника? – сказала Эстер. – Испугался, что он пропустит кого-то впереди тебя? Или войдет сам? А может, и остальных подвел под пули ты, а не «змеи»?
– Мы знали, на что идем. Лучше пуля, чем охапка сена.
В эту минуту из-под пола раздались тяжелые удары, от которых завибрировал холодильный шкаф. Мариотт в ужасе оглянулся.
– Кто это? – спросила Эстер. – Соседи по стойлу? Легаты?
– Легаты, – пролопотал Мариотт.
– Покойники?
Мариотт, не ответив, прислушивался к ударам.
– …Те, кого ты не успел отправить в убой?
– Те, кто не простит мне лазейки в Гору.
– Они не знали о ней?
– Терпели в ожидании Храма.
Удары под полом стали усиливаться, шкаф буквально заходил ходуном, дверца одной ячейки раскрылась, и из нее выкатились салазки с трупом.
– Ты все еще хочешь правды? – спросила Эстер Мариотта.
Тот молча кивнул.
– Так получи. – С этими словами Эстер сделал ему в шею инъекцию «сыворотки правды».
Мариотт сел на пол спиной к дребезжащему шкафу.
– Это же твоя любимая тема – мифология Горы, – сказала Эстер, бросив шприц-пистолет. – История открытия ле Шателье философского камня. Арифметика обращения свинца в золото, обретения вечной молодости. Ты шел в верном направлении, но от неверной посылки. Узнав про уничтоженный ле Шателье тираж статьи, ты внял в этой истории только тому, что требовалось самому ле Шателье: Гора что-то скрывает. Но ле Шателье печатал свою статью, уже заранее зная, что уничтожит тираж. И точно также расплачивался с акционерами Горы – зная, что порода фактически пуста. Уже тогда он прекрасно понимал, что не столько сама информация, сколько попытка сокрытия информации может быть лучшим аргументом в пользу ее достоверности. Если хочешь что-нибудь доказать, не обязательно собирать доказательства – достаточно их прилюдно уничтожить. Все остальное сделают за тебя. Так и с историей Храма. В которой ты не просто принял мнимое за действительное, но сам создал новую действительность. Уверовал в нее сам и заставил уверовать других. Тебе и до сих пор невозможно понять, как под таким колоссом вместо фундамента может оказаться ничто. Как жемчужина может быть затвердевшей вокруг песчинки праха слизью. Как святая святых любого храма оказывается на поверку огражденной пустотой. Непонятно одно: как на такой простой крючок мог попасться такой крупный специалист по мифотворчеству?
– Я – специалист? – пробормотал с жалкой улыбкой Мариотт.
– А кто ж? – осмотрелась Эстер. – Или это я придумала плащи и кирки? Я, наконец, организовала самих легатов?
– Это вы нас подставили с золотом?
– Если мы вас и подставили с золотом, то только в одном: не били по лбу и не требовали соблюдения ваших собственных слов, не объясняли, что превращение Горы в Гохран уничтожит вас самих. Но вы же как с ума посходили, стоило первому слитку оказаться в Горе.
– Нам был нужен Храм.
– Вам было нужно взорвать Столовую Гору. Вам было нужно разломать жемчужину, чтобы заполучить ее план.
– Значит, – закрыл глаза Мариотт, – никакого Храма нет.
Эстер поддела ногой шприц-пистолет, так что тот отлетел под прозекторский стол.
– Ну, это как посмотреть.
– Вы обороняли все это время пустое место, ничто…
– А что физическое обороняет любой храм, любая вера? Что физическое вообще может быть достойно такой обороны? Золото?
Мощные удары теперь принялись сотрясать не столько пол, сколько холодильный шкаф, который, кажется, вот-вот был готов рухнуть. Мариотт сидел перед ним с отсутствующим видом, чем-то похожий на самоубийцу на рельсах перед надвигающимся локомотивом.
– Пойдем, – сказала Эстер Аяксу и увлекла его за собой прочь.
* * *
По выходе из здания у Аякса зазвонил мобильный телефон. Это был лейтенант Бунзен. Он попросил Аякса зайти в участок.
Эстер ни с того ни с сего ударила кулаком по створке двери.
– Когда? – уточнил Аякс, вздрогнув.
– Прямо сейчас, – ответил Бунзен. – Если можно.
– Хорошо.
Аякс спрятал трубку и посмотрел на обгоревший остов своего джипа на обочине.
– Не ходи, – сказала Эстер.
– Ты что? – обернулся Аякс.
– Не ходи, и все.
– Почему?
– Не нравится мне это все.
– Слушай, не психуй. Я недолго.
* * *
Бунзен, против обыкновения, ждал Аякса не у себя в кабинете, а в оперативном зале полицейского участка. Заняв место дежурного, следователь вертел в руках пульт управления телевизором. Аякс сел напротив. За столом в углу сержант Кавендиш заполнял какие-то бумаги. Прислоненная к стене, рядом с ним стояла упакованная в пластиковый мешок для вещественных доказательств снайперская винтовка.
– Почему вы стреляли по собственным сослуживцам? – спросил Бунзен.
Аякс, задержавшись взглядом на винтовке, ответил не сразу.
– Потому что это были предатели.
– Отчего вы решили, что это предатели?
– Ну, во-первых, они застрелили старшего группы.
– А во-вторых?
– Во-вторых – хотели убить меня.
Бунзен, оглянувшись, тоже посмотрел на винтовку у стены.
– И вы считаете это достаточными основаниями для того, чтобы считать их предателями?
– Я считаю это достаточными основаниями для самообороны.
– Хорошо. А что случилось в похоронном бюро?
– Когда?
– Накануне перестрелки.
– Что именно вас интересует?
Следователь пристукнул пультом по столу.
– Пустяк…
– Так что именно? – повторил Аякс.
– Меня интересует, чем так были напуганы выбежавшие на улицу агенты, что принялись палить по патрулю.
– Я выманил их, сделав дистанционный подрыв машины.
– Вы в этом уверены?
– В чем?
– В том, что именно это выманило их?
– Конечно.
Следователь пригласил Аякса обернуться к телевизору, в который нацелился пультом:
– Фрагмент оперативной съемки. Прошу вас.
На экране телевизора Аякс увидел агентов, выбегающих из дверей похоронного бюро в состоянии совершенной паники: на подорванную машину они не обращают внимания, мечутся вдоль фасада, как будто не зная, куда идти, а в ответ на требование полицейских сложить оружие начинают стрелять по патрулю.
– И что? – Аякс недоуменно повернулся к Бунзену.
Следователь выключил телевизор, оглянулся на Кавендиша и, встав из-за стола, кивнул Аяксу на дверь.
– Из какого помещения в похоронном бюро выбежали агенты? – поинтересовался Бунзен на улице.
Аякс сунул в зубы сигарету и вхолостую пощелкал кремнием зажигалки в опущенной руке.
– Кто подбросил мне в дом пакеты с кровью? – спросил он в ответ.
– Полиция и прокуратура Столовой Горы тут ни при чем, поверьте.
– А кто?
– Думаю, вам стоит спросить об этом у своей приятельницы.
– Хорошо. – Аякс продолжал щелкать зажигалкой. – А зачем кому-то под землей – так ведь вы считаете, под землей? – сведения о больных с прогнозом жизни до трех лет?
– Из какого помещения в похоронном бюро выбежали агенты? – повторил свой вопрос Бунзен.
– Из морга, – ответил Аякс, закурив.
– Вы были там?
– Да.
– Когда точно?
Аякс взмахнул рукой, разгоняя дым.
– Через несколько секунд после агентов.
– И что увидели?
– Ничего такого, чтобы наложить в штаны.
– И все же? – потребовал Бунзен.
– Увидел свою приятельницу, привязанную к стулу. Агенты, очевидно, накануне допрашивали ее. И самого Мариотта.
– Тоже привязанного?
Аякс коснулся кончиками пальцев своего перебинтованного плеча.
– Нет. Мариотт был заодно с агентам и тоже не в себе. Настолько не в себе, что открыл беспорядочную стрельбу по нам.
– По нам – это по кому?
– По мне и по сестре моей приятельницы, Эдит. Она, если вы еще не в курсе, погибла. Мариотт попал ей точно в сердце.
– Это та самая девушка – медсестра из санатория, если не ошибаюсь, – которая звонила в участок и просила вызвать наряд?
– Да.
– А как выдумаете, зачем она просила вызвать наряд?
– Что значит – зачем?
Бунзен взглянул на раненое плечо Аякса.
– По-моему, это простой вопрос, агент.
– Мы отправились в похоронное бюро, – раздраженно ответил Аякс, – потому что Эдит была уверена, что там агенты удерживают ее сестру.
– А может, она думала, что справиться с двумя агентами вам не по силам?
– Она не знала, что агентов только двое.
– Нет, – с убежденным видом возразил Бунзен. – Она знала об этом прекрасно. Уверяю вас. Но главное не это.
– Если она знала об этом прекрасно, и вам это известно не хуже, то какого черта вы пытаете меня?
– Главное, повторяю, не это.
– А что – главное?
– Патруль она вызвала из-за того, что была уверена, что агенты сбегут из похоронного бюро раньше, чем вы их там застанете. – Следователь затолкал руки в карманы брюк и, как будто досадуя о непоправимом, стал переминаться с каблуков на носки. – И дорого же я бы дал, чтоб оказаться тогда на их месте!
* * *
Вечером Аякс ужинал в гостиничном ресторане с Эстер. За соседними столиками шло семейное торжество. Краем глаза Аякс наблюдал за небольшим представлением. Пятилетний мальчик в костюме рудокопа – с измазанными тушью щеками и фонариком на игрушечной каске – коснулся киркой из папье-маше плеча девочки в костюме Столовой Горы. Девочка присела в реверансе, достала из кармана-пещерки шоколадный медальон в золотой фольге и подала его мальчику. «Рудокоп» совершил ответный реверанс и забросил кирку на плечо. Взамен медальона он протянул девочке открытку с изображением пронзенного стрелой сердца. Последовал выстрел хлопушки и аплодисменты, юных актеров осыпало дождем конфетти.
На Аяксе были вытертые джинсы и куртка, надетая одним рукавом на здоровую правую руку и лежавшая пустым на коленях, в то время как на Эстер – вечернее платье и украшения. Аякс, который видел ее в таком наряде впервые, ел молча, налегал на пиво, то и дело поправлял норовивший свалиться пустой рукав и старался не поднимать глаз. Эстер пила красное вино. Бокал при этом она подносила ко рту левой рукой, контуженную правую кисть с фиксирующей повязкой почти все время держала под столом.
– В чем дело, агент?
– Ни в чем.
– И все-таки?
– Боюсь сболтнуть лишнего.
– А ты не бойся.
Аякс вытер губы, бросил салфетку и откинулся на спинку стула.
– Только, ради бога, держи себя в руках.
Эстер заинтригованно склонила голову.
– Ну – и?
Паясничая, Аякс выставил перед собой локоть:
– Ты сегодня прекрасна.
Эстер с улыбкой отпила вина.
– Видишь, потолок не рухнул.
Аякс кивнул на ее бокал:
– Нынче какой-то повод?
– Угадал. – Эстер поджала губы. – Именины сердца. Но только тебя это не касается.
– Почему ты так решила?
– По твоему виду.
– Смерть Эдит или Мариотта? – уточнил Аякс.
Эстер, у которой кровь прилила к лицу, ответила с заминкой.
– Я же говорю, тебя это не касается…
– Может, мне пересесть?
– Зачем? Мы вполне гармоничная пара.
Аякс закинул ногу на ногу и нервно поскреб ребром вилки по скатерти.
– Что такого в морге увидел Мариотт, что принялся палить по нам с Эдит?
Взявшись двумя пальцами за хрустальную ножку бокала, Эстер мелко повертела им по оси.
– Дырку от бублика увидел твой Мариотт. Фигу с маслом. Не знаю, что именно. Но что-то одно из двух увидел точно. Вместо Храма.
– А агенты?
Эстер оставила бокал и, растопырив пальцы, взялась рассматривать маникюр.
– Без понятия.
– А ты?
– Что – я?
– Ты видела Храм?
Улыбаясь, она долила себе вина из бутылки.
– Каждый в Горе гоняется за своими собственными химерами, агент.
– Ну да. А кто-то стрижет гонщиков…
– Что ты хочешь знать конкретно?
Аякс отложил вилку.
– За конкретными вопросами в здешних местах, по-моему, чаще следуют не ответы, а огнестрелы.
– Ценное наблюдение, – кивнула Эстер. – Так и отпишешь наверх?
– Если меня не арестуют раньше.
– За что?
– Управлению потребуются мотивы стрельбы в библиотеке и на руднике.
– Ладно. Что-нибудь придумаем.
– Придумаем – кто это?
– Не твое дело.
Аякс засмеялся.
– Каждый в Горе гоняется за своими собственными химерами, – повторила с серьезным видом Эстер. – Иезекииль описывал не столько храм, сколько новый Иерусалим, его будущую теократию. Это было комплексное, если угодно, драматическое видение. А Мариотт все свел к зарытому кладу, к замаскированному штабу управления. В конце концов его кладбищенская привычка угадывать в каждом фундаменте замурованный труп и в каждом тексте подтекст сыграла с ним злую шутку.
– То бишь Иезекииль понадобился ле Шателье для создания мифа? – заключил Аякс. – Ничего больше?
– Когда, скажи, когда в последний раз ты проверял свой личный счет? – спросила Эстер.
– Недавно.
– И что?
Выпятив губу, Аякс глянул вверх.
– За полгода с небольшим я заработал свыше пятисот тысяч.
– И…?
– И вот за это-то меня арестуют наверняка.
– Могу тебя успокоить, – сказала Эстер. – Никто и никогда еще не был арестован в Горе за начисление заработной платы и размягчение мозгов.
Аякс коротко поклонился.
– Спасибо, дорогая.
– Soma-Sema – помнишь значок? – прищурилась Эстер. – Это был личный девиз ле Шателье. Правда, сам он вкладывал в него скорее практический смысл.
– И какое это имеет отношение к моему банковскому счету?
– Не гони. После краха на бирже, когда Гора потеряла несколько тонн золота, ле Шателье ненавидел бумагу во всех ее видах. И, например, начисление банковских процентов, то есть ренту, называл бумажным потом…
– И что – не пойму? – набычился Аякс.
– И в один прекрасный день он решил, что каждый житель Горы должен получать заработную плату – заработанную плату – за настоящий пот. Причем не за тот труд, который он сумел продать, а вообще за любой труд. И не только за такой несомненный труд, как, скажем, дышать или зачинать детей, но даже за самый бесполезный и бестолковый труд. За – ну, скажем – толчение в ступе воды.
– Глупость какая-то.
В глазах Эстер проскочила злая искра.
– Не б?льшая глупость, чем гражданские пособия по безработице в какой-нибудь Голландии. Да вообще где бы то ни было в Старом Свете.
– Зачем?
– А зачем вообще существует высокий прожиточный минимум?
– Я не об этом, – отмахнулся Аякс. – Понятно, что ле Шателье было нужно закрыть город для посторонних. Но какого черта ему понадобилось обустраивать бездельников?
– Непроданный труд, – погрозила ему салфеткой Эстер, – пусть даже бесполезный труд, и бездельничанье – это все-таки не одно и то же. А бить баклуши с утра до вечера – не такое уж простое занятие, как кажется. Кроме того, не забывай, что была создана кастовая система поощрения, которая стимулировала вовсе не битье баклуш, а общественно полезные упражнения. Это, в свою очередь, позволило избежать проблем, к решению которых та же Голландия сегодня не в состоянии даже подступиться.
– Каких еще проблем?
– Непрестижного – черного, грязного, прочего – физического труда и вынужденной иммиграции. Со всеми вытекающими.
– Вынужденной иммиграции? – переспросил Аякс. – Это как понимать?
– Не ломай дурака. Когда свои собственные граждане не просто не желают заниматься ассенизацией, а и знать не хотят, что это такое и с чем это едят, приходится открывать границы. Со всеми вытекающими.
– Ладно. И что же это за такая замечательная система поощрения?
– В этом-то и вся соль. – Эстер щелкнула пальцами. – Конкретные нормативы поощрения – тайна Горы за семью печатями.
– Зачем их было засекречивать?
– Ровно затем же, зачем было уничтожать тираж со статьей. Человеку предлагается не просто работа, но участие в разгадывании загадки. А что такое разгадка мифа, как не его воссоздание? Большинство, конечно, не задается целью разгадки, попросту тянет свою лямку, но любители кроссвордов тут отрабатывают за всех.
– Значит, кое-что все-таки стало известно? – решил Аякс.
– Не без подачи самого ле Шателье, – поддакнула Эстер.
– Что именно?
– Одну сожженную жителем Горы калорию он оценил в какую-то определенную сумму. Согласно этому «прейскуранту» каждый день каждому резиденту на личный счет поступает энная сумма начислений.
– А конкретней?
– Конкретней – было вычислено что-то вроде базового суточного коэффициента. – Эстер разгладила перед собой скатерть и отчеркнула на ней ногтем короткую дугу. – Отношение количества выделяемой единицей массы человеческого тела к его весу в состоянии неподвижности. Также был рассчитан индивидуальный суточный коэффициент. Он рассчитывался по более сложной схеме, в которой определялись уровни тепловыделения по профессиональному признаку, плюс время года, и так далее. Короче говоря, конторский служащий в Столовой Горе намного беднее грузчика, а кузнец, если бы таковой имелся, ходил бы в толстосумах. Девиз «Soma-sema», помимо его расхожего значения, был для ле Шателье метафорой ожирения, кладбища калорий, не совершенной человеком работы. И поэтому денежное довольствие жителя Горы с избыточным весом начислялось с удержанием соответствующих процентов штрафа.
– Так вот зачем всюду эти штуковины… – Аякс оглянулся на индикатор избыточного веса у кассы.
– Всюду в Горе, а не всюду, – поправила его Эстер. – Чтобы пользоваться такой системой поощрения энергозатрат, человек не должен покидать пределов города. И если проведенный вне этих пределов день попросту не учитывается при начислении, то год отсутствия может стоить резиденту полного отлучения от учета. Именно по этой причине город практически закрыт для посторонних. У иногороднего менеджера средней руки, окажись он тут без казенной нужды, не хватило бы содержимого бумажника, чтобы расплатиться за обед в ресторане. О более-менее длительном постое не приходится говорить вовсе. Дикого туриста, который собирается провести в окрестностях Столовой Горы пару дней, видно за версту. Во-первых, из-за фантастической таксы за стоянку в черте города машин с чужими номерами, это, как правило, пеший турист. Во-вторых, все свое, включая провиант, он несет на себе. Единственное, что иногородний в Горе может получить не просто по обычной цене, а с десятипроцентной скидкой – догадайся сам.
– «Золотой сертификат».
– Да. Но только это бывает возможно раз в неделю, по воскресеньям. Если ты прибудешь утренним поездом с билетом в оба конца – в местной кассе, понятно, цену билетов лучше на спрашивать – и если тебе не трудно без отлучек по малой и большой нужде выстоять три-четыре часа тут же, в привокзальном филиале компании, ты можешь получить сертификат и обменять его в другом филиале на металл либо деньги по номиналу.
– То есть целиком закрывать Гору тоже нельзя? – заключил Аякс.
– Нельзя.
– Кто-то – не важно кто, цыгане, джамперы, туристы – должен нести благую весть о местных сокровищах во внешний мир?
– Конечно. Ведь те же цыгане не просто наживаются на процентной разнице. Они поддерживают всеобщую уверенность в финансовом процветании Горы. Не только получают нектар, но еще опыляют общественное мнение.
– Ты отстала от жизни, – сообщил Аякс.
– В каком смысле?
– Горой введен лимит выдачи льготных сертификатов на один паспорт.
Эстер помолчала.
– Значит, ребятки все-таки захватили воскресный рейс. Вот тебе старое правило: не пытайся сидеть на всех стульях, не раздувайся сверх разумного. Захватив очередь, они тем самым сократили необходимые для Горы рекламные площади. И поплатились.
– А как ты тогда узнала, что легаты захватили напавших на фургон цыган?
– А что?
– О том, что цыгане пытались захватить золото, ты знала, даже отправила меня спасать несчастных, – напомнил Аякс. – А из-за чего они пошли на ограбление – оказывается, не имеешь понятия?
– На что ты намекаешь? – нахмурилась Эстер.
– На то, что введение лимита на выдачу сертификатов могло быть мотивировано не захватом льготной очереди и не сокращением каких-то там рекламных площадей, а желанием спровоцировать захват золотого фургона.
– Зачем?
– Ну, например, чтобы показать легатам, что перевозки золота могут представлять угрозу Горе.
– Поздравляю – еще немного, и вслед за Мариоттом ты тоже начнешь поиски замаскированного штаба. Только что это за злодеи, которые мутят воду со странной целью – не дать золоту попасть им в руки?
– Почему – злодеи, а, скажем, не наркоманы, взявшиеся за ум?
– А почему – наркоманы?
– А потому что взявшийся за ум наркоман – по-настоящему взявшийся – будет отказываться от размещения в своей квартире опиумного склада.
– Ты уверен в этом?
– Нет. Но тут имеется еще одна уловка. Психологического свойства: чем больше ты от чего-либо отказываешься, тем упорней тебе это пытаются навязать.
Эстер расслабленно покачала бокалом в руке.
– Так что у нас со штабом?
– С прахом внутри жемчужины? – улыбнулся Аякс. – Ничего.
– Почему?
– Не хочу последовать за Мариоттом.
Эстер продолжала болтать вино.
– Прекрасно. Еще какие-нибудь вопросы имеются?
– Да.
– Я вся внимание.
– Я уже числюсь в какой-нибудь касте? – театральным шепотом, двигая бровями, спросил Аякс.
– Правильнее сказать – в платежной ведомости, – поправила Эстер.
– В какой – в низшей или средней?
– Не знаю, уволь. Но если, как ты говоришь, заработал пятьсот тысяч за полгода, то думаю, ближе к верхнему краю.
– За что такая честь?
– Было бы несправедливо, – Эстер указала взглядом на перебинтованное плечо Аякса, – если бы, оценив пот своих подопечных, Авраам ле Шателье не назначил цену их крови.
Аякс осторожно приподнял раненую руку.
– В самом деле.
– Но кровь… – Прервавшись, Эстер допила одним крупным глотком остаток вина в бокале и промокнула губы повязкой на ушибленной кисти. – Кровь – это на сегодня закрытая тема, агент. Что-нибудь еще?
– Да. – Аякс зябко потер ладони. – Сколько тебе лет?
– Пошел к черту, пошлый человек.
– Ответ понятен.
* * *
Утром Аякс проснулся от телефонного звонка. Это был лейтенант Бунзен. Слегка задыхаясь, следователь сообщил, что у него в кабинете находятся люди из главного Управления безопасности и они хотят срочно видеть Аякса. Аякс попросил минуточку, оглянулся на пустую скомканную половину постели, и, зажав микрофон ладонью, позвал Эстер. Ему ответила тишина. Аякс сказал Бунзену, что будет в участке в течение получаса. Включив свой мобильный телефон, он обнаружил несколько неотвеченных звонков от конфиденциальных абонентов и SMS-сообщение от Эстер: «Из гостиницы ни шагу». При этом сотовый телефон Эстер находился вне зоны обслуживания. Одевшись, Аякс прождал в номере еще с четверть часа, и отправился в полицейский участок в одиночку.
Шел мокрый снег, но, несмотря на непогоду и будний день, на улицах Столовой Горы царило оживление. Чем ближе Аякс подходил к участку, тем больше горожан встречалось ему на пути. За квартал до участка улица была напрочь запружена людьми. Пробравшись сквозь толпу, Аякс оказался перед кордоном спецназовцев. Здание участка было обнесено высокими пластиковыми щитами. В зазоры между щитами виднелась закопченная фасадная стена и окна с вылетевшими стеклами. Дальше Аякс решил не идти. Он отступил за спины зевак, закурил, но вскоре, осмотревшись, бросил сигарету: многие из окружавших его людей были вооружены. У кого куртка топорщилась на боку от кобуры с пистолетом, у кого из-под полы выглядывал ствол карабина.
Неожиданно его дернула за рукав Эстер:
– Совсем чокнулся, агент? Жить надоело?..
Дворами они пробрались в закрытый продуктовый магазин, что был напротив полицейского участка и, прячась за фруктовыми стеллажами, наблюдали за происходящим через витрину.
– Скоро уже, – шепнула Эстер, посмотрев на часы.
Аякс не успел спросить, что она имела в виду. Эстер сжала его руку и кивнула на улицу.
Ничего удивительного, на первый взгляд, там не было – два спецназовца сопровождали к дверям участка санитара, толкавшего перед собой инвалидную коляску с человеком, укутанным в плед, – но мгновение спустя, обрушив со стеллажа апельсины и яблоки, Аякс уперся в витрину ладонями. В санитаре он признал Арона, а в его подопечном – Рихтера. Рихтер был жёлт, худ и страшен, под его запавшими глазами набрякли мешки, рот был стиснут от боли, которую, должно быть, доставляла тряская езда по булыжной мостовой, однако он был жив.
– Не может этого быть! – ошеломленно пробормотал Аякс, когда Арон вкатил коляску за ограждение. – У него была прострелена печень. Он уже практически умер у меня на руках!
Эстер пожала плечами:
– Ну, не знаю.
– Что происходит? – обернулся Аякс.
– Разуй глаза, – огрызнулась Эстер.
– Зачем ты притащила меня сюда?
– А ты хотел бы оказаться на месте Рихтера?
– Откуда ты знаешь, как его зовут?
– А откуда ты знаешь, что он умер?
Аякс подошел к входной двери, попытался открыть ее, дернул за ручку и ударил кулаком по замку – дверь была заперта. Он позвонил Бунзену, и тоже впустую: автоматический оператор сообщил об отказе сети.
– Как же это называется, дай бог памяти, – вслух рассудила Эстер, катая в ладонях яблоко. – Информационное обеспечение операции? Нет?.. Блокада?
– Слушай, хватит.
– Тогда перестань изображать из себя идиота.
– Поговорили. – Аякс присел к стене у порога и снова закурил.
– Подумай сам… – Эстер надкусила яблоко, но, словно передумав, брезгливо обнюхала его, положила обратно на стеллаж и вытерла губы. – Подумай сам: конторские ваши заявляются в Гору с одним заданием – вернуться обратно без Рихтера. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, зачем это понадобилось. А что получается в итоге?
Аякс молча курил.
– …А в итоге, – ответила на свой вопрос Эстер, – все получается с точностью до наоборот. Вернуться в контору удается одному Рихтеру.
– Вопрос, – приподнял руку Аякс.
– Что?
– Зачем это кому-то понадобилось?
Эстер указала большим пальцем в сторону стеклянной двери:
– Разуй, повторяю, глаза.
Аякс взглянул на спецназовцев возле участка.
– Дело Мариотта живет и побеждает.
– Контора пробилась в Гору, да, – согласилась Эстер. – Но ненадолго.