Текст книги "Столовая Гора"

Автор книги: Андрей Хуснутдинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Я бы на вашем месте, – произнес Аякс с прежним мечтательным видом, – все-таки немедленно арестовал меня.

– Вот поэтому каждый из нас на своих местах, – парировал Бунзен. – Вы свободны.

Аякс сгреб со стола свои вещи, растолкал их по карманам брюк, с лязгом спустил на пистолете открытый затвор и вставил в рукоять обойму. К двери он направился, держа кольт двумя пальцами и помахивая им, будто тростью.

– Одна просьба, – сказал вдогонку следователь, – впредь старайтесь выбирать себе собеседников так, чтобы потом их не находили…

– Понял, понял, – обернулся Аякс. – У обрыва. – Он взялся за дверную ручку. – Только тут имеется одна проблема, лейтенант.

– Что еще?

Аякс приоткрыл дверь и произнес так громко, чтобы его можно было слышать во всем участке:

– Как прикажете быть, когда у столовой горы со всех сторон – обрыв?

* * *

На полдороге к дому он резко развернул машину и снова поехал на плато, в промзону. Погода испортилась окончательно, лил дождь. Колеса джипа пробуксовывали на мощеных булыжником подъемах.

В копре Аякс посветил мощным фонарем в шахтный ствол – на глубине примерно двадцати метров тот действительно оказался заглушен железной плитой. Направляющие подъемного механизма и пожарная лестница, не достигая плиты метра-двух, были срезаны. С крыши копра текло, но из-за большой высоты потолков струи воды рассеивались прежде, чем достигали земляного пола, поэтому казалось, что внутри помещения тоже идет дождь.

Аякс, пораздумав, спустился по пожарной лестнице в ствол. Он не нашел тут ни тайных ходов, ни лазеек – ничего, кроме разбросанных по поверхности плиты шкивов, обрезков металлических тросов, кабелей и раскрошенных кусков бетона. Его шаги отдавались в толстой плите, точно в камне, он никак не мог заставить себя поверить в то, что под ним еще десятки, если не сотни, метров пустоты. Заглушенный ствол служил чем-то вроде звукового рефлектора – Аякс прекрасно различал журчание воды и завывание ветра в верхних этажах копра. Впрочем, так же хорошо ему было слышно, как завелся автомобильный двигатель и включилась трансмиссия, после чего шум пробуксовавшего джипа растворился в шуме дождя.

* * *

Из промзоны он возвращался затемно. В раскисшей земле след широких протекторов угнанной машины был виден хорошо, Аякс старался держаться его. Заслоняясь от дождя куском рогожи, он ругался во весь голос. С наезженной колеи за территорией промзоны след резко сворачивал в сторону рудника. Подозревая худшее, Аякс прибавил шаг, и не ошибся – рифленый оттиск покрышек внедорожника обрывался в пропасть. В сердцах Аякс бросил туда же рогожу.

Размазывая по рубашке воду и угольную грязь, он двинулся вдоль каменистой кручи по направлению к парковой зоне. От холода у него уже зуб на зуб не попадал. Из-за плотной пелены дождя и сумерек дальнего берега дыры было не видать, отчего ему казалось, что он идет вдоль обычного горного обрыва.

Вскоре послышались возбужденные крики и голоса, и Аякс увидел сквозь завесу воды – примерно в том месте, где был застрелен архивариус – неясные очертания человеческих фигур, не то дурачившихся, не то дравшихся. Чтобы не выдать себя, он дал круга через лесопосадки и приблизился к дерущимся (теперь у него не было сомнений, что у обрыва кто-то выяснял отношения), из-за деревьев. Потасовка несколько утихла, зато стали громче крики, в одном из которых Аякс узнал срывавшийся в плач голос Эстер.

Он схватился за пустую кобуру, и вспомнил, что бросил пистолет в машине.

Из темноты у обрыва послышался хлесткий звук пощечины, за ним хриплый, взбешенный голос:

– Другого не нашла?.. не знаешь, что он федерал?

Наконец Аяксу удалось разглядеть Эстер. Она стояла в луже воды на коленях. Замотанная в мантию фигура горбуна занесла над ней руку для удара, снова послышался звук пощечины. Аякс, не раздумывая более ни секунды, подхватил из-под ног увесистый обломок ветки и бросился к обрыву.

В короткой сумбурной стычке он разогнал мужчин – всех, кроме замотанного в плащ горбуна. Этого, разломав в свалке корягу, он на тумаках погнал к пропасти, повторяя раз за разом:

– Появляться у обрыва после наступления темноты опасно для жизни!

В конце концов, поскользнувшись, горбун сорвался в рудничный ствол.

Аякс вернулся к Эстер и взял ее на руки.

– Ну что, – сказала Эстер, тяжело дыша и посасывая разбитую губу, – оценил местных мужиков по достоинству?.. Еще вопросы имеются, агент?

Аякс молча поцеловал ее.

* * *

Утром в полицейском участке он ждал вопросов о ночной потасовке на руднике и о пропавшем без вести человеке. По крайней мере, сержант Клапрот должен был поинтересоваться его разбитыми кулаками и синяками на физиономии. Но вместо всего этого дежурный объявил о смягчении режима подписки о невыезде. Отныне Аякс был обязан отмечаться в участке не каждый день, а лишь через два дня на третий. Аякс попросил лист бумаги и, стараясь не сильно пачкать его зеленкой, которой были испещрены руки, написал заявление об угоне машины и краже личного оружия.

Мальчишке-продавцу в оружейной лавке он сообщил, что по вторникам у него заведена железная традиция – приобретать в личное пользование автоматический восьмизарядный Colt Double Eagle с запасным магазином. Мальчишка ошалело взглянул на него и, отперев пультом дверь тира, даже забыл нахлобучить обратно свои наушники. В тире Аякс наскоро отстрелял новый пистолет и направился к дальней стене с мишенями. За пулеуловителем, которым служили сложенные торцами к линии огня бревна, был глухой тупик. Аякс сорвал мишень с продырявленным Черным рудокопом, скомкал и забросил ее за бревна.

После обеда он взял в кредит новую машину. Пока директор – и, по всей видимости, единственный служащий – автомагазина оформлял документы, Аякс болтал с ним о пустяках. Однако, поняв некоторое время спустя, что разговор завязывается не о чем-нибудь, а о храме Иезекииля, смерил косым взглядом своего собеседника, сделал вид, что ему звонят на сотовый телефон, и минуту-другую бормотал в трубку пустые фразы и междометия. Директор – апоплексический толстяк, страдавший настолько сильной одышкой, что не то что разговор, а всякое слово давалось ему с трудом – смущенно повозился на стуле, как будто сознавая собственную бестактность. Для завершения сделки он попросил Аякса «зафиксироваться» на электронном определителе избыточного веса. Прибор находился тут же, в торговом зале.

– Зачем? – спросил Аякс.

– Стандартная процедура, – пожал жирными плечами директор.

Аякс встал на платформу весов и опустил себе на макушку подвижную губу шкалы для измерения роста. На жидкокристаллическом дисплее аппарата он с удивлением увидел свои паспортные данные, номера банковского счета и страховки. Синтезированный женский голос сообщил ему, что его вес в норме, порекомендовал поддерживать «текущие характеристики» и пожелал всего наилучшего.

Битых три часа затем Аякс колесил по промзоне в поисках замаскированных ходов в рудник, тайников с оружием – всего того, что могло бы вывести на вчерашнего стрелка, – но безуспешно. На одном из пустырей ему лишь удалось обнаружить бетонированную площадку, которую, судя по обилию обрезанных проводов, больших, разящих пороховой гарью картонных гильз и пустых огнетушителей, пиротехники использовали в качестве базы для производства фейерверков. По следу своей угнанной машины Аякс отправился к рудничному стволу, спешился неподалеку от края, поковырял носком ботинка обрывавшиеся в пустоту отпечатки протекторов и футбольным щелчком отправил вниз небольшой камень.

* * *

Под вечер он заехал в водолечебницу. Его догадка была незатейлива, даже наивна, тем не менее, он хотел проверить ее: трубопровод, снабжавший бассейны термальной водой, мог иметь сообщение с рудником.

Во дворе санатория Эдит отчитывала за что-то полоумного Арона. Арон, посмеиваясь, заслонялся от девушки портативной видеокамерой. Аякс, дождавшись, когда медсестра наконец обернется к нему, попросил ее показать место, из которого лечебные бассейны снабжались термальной водой. Арон, воспользовавшись удобным случаем, сбежал. Эдит, хмурясь и еще тяжело дыша, непонимающе посмотрела на Аякса, и ему пришлось повторить свою просьбу.

Из-за плотного пара в помещении насосной станции мало что можно было рассмотреть. Однако Аяксу с первого взгляда стало ясно, что старые, небольшого диаметра трубы, даже если имели непосредственный выход в рудник, ничего, кроме минерального кипятка и хлопот, доставлять были не в состоянии. Все-таки он поинтересовался у Эдит, чем забивается водопровод.

– Вопрос не ко мне… – Девушка вышла за порог и, дождавшись, пока Аякс последует за ней, заперла дверь.

– А к кому?

Эдит вытерла взмокшее от пара лицо.

– К Арону.

– Вы, я смотрю, не слишком-то ладите с ним.

– Да с ним, кроме прокуратуры, вообще никто не ладит.

– Кроме прокуратуры, – замер Аякс. – Вот как?

Вместо ответа Эдит прижала к губам палец и пригласила Аякса идти за ней. Через тайный ход в стене за секцией шкафчиков они пробрались из подвала в женскую раздевалку одного из сероводородных бассейнов. Из стены, примыкавшей непосредственно к процедурному залу, медсестра вынула кафельную плитку и позвала Аяксу взглянуть в открывшийся проем.

Перед Аяксом предстала картина одновременно таинственная, комичная и отталкивающая. Бубня то ли гимн, то ли молитву, совершенно голые старухи с распущенными волосами – у каждой была зажженная свеча в одной руке и тряпичный лоскут в другой – вели хоровод вокруг дымящегося бассейна, в котором плавало нечто, напоминавшее спущенную резиновую камеру от покрышки грузовика.

– Что это? – спросил Аякс медсестру, когда они возвратились во двор.

– Дурдом, – ответила Эдит, закурив. – Стационар. Самый настоящий. Старые психопатки заняты омоложением, поисками философского камня, а молодой идиот подглядывает за ними.

– А при чем тут прокуратура? – уточнил Аякс.

– Ну, видеокамеру он точно там заполучил.

– То есть вы знаете об этом наверняка?

– От него самого и знаю, – хмыкнула девушка.

– Но к чему, скажите, прокуратуре свихнувшиеся старухи?

– Хороший вопрос.

Аякс тоже закурил. В сгущавшихся сумерках расставленные по двору санатория статуи, казалось, парили над землей.

– Вы знаете, – сказала Эдит, – что население нашего благословенного города – самое молодое в стране? Если не во всем Старом и Новом свете? Средний возраст – что-то в районе тридцати двух лет. Как у древних спартанцев. Нас обставляет, по-моему, только Африка.

– Нет, не в курсе. А что?

– Неплохой повод свихнуться на старости лет, правда?

– Я все-таки не понимаю, – усмехнулся Аякс, – при чем тут прокуратура?

Эдит, как будто не слыша его, кивнула в сторону здания.

– …И всей этой чепухой, омовениями… Всем этим, я думаю, они не столько выказывают сумасшествие, а заслоняются от него, что ли. Не столько хотят омолодиться, сколько извиняются за старость свою.

– А что там плавает в бассейне, когда они… ну, ходят вокруг?

– Змея.

– Змея?

Эдит взмахнула сигаретой.

– Да не переживайте. Чучело резиновое.

– А почему именно змея? – продолжал недоумевать Аякс.

– Наверное, потому что она способна сбрасывать старую кожу.

– И что с того?

– Ну, подумайте сами, – предложила Эдит, – что еще может служить лучшим символом обновления, вечной молодости?

– Не знаю, – вздохнул Аякс. – Все что угодно, только не змея.

Девушка улыбнулась:

– Так что, например?

Аякс в ответ только покачал головой.

– Почему вы сразу не сказали мне, что Арон сделал тот снимок, который я вам показывал на прошлой неделе?

– Имеете в виду фотографию своего предшественника? – спросила Эдит.

– Да.

– Тот снимок агента Хассельблада сделал не Арон.

– А кто? – удивился Аякс.

– Я, – сказала девушка.

– Вы?

– Агент сам попросил меня об этом.

– Тогда зачем вы передали снимок в прокуратуру?

– Да ничего я не передавала. Это был казенный аппарат, им мы фотографируем курсовых пациентов – до лечения и после. Арон, наверное, скачал и удалил снимок с карты памяти сразу после того, как я оставила камеру в ординаторской, потому что на следующий день, когда ваш агент попросил меня записать для него картинку, нужный файл я уже не нашла. – Эдит аккуратно затушила сигарету наслюнявленными пальцами и бросила ее в урну. – Кстати, фотографию, которую на той неделе вы предъявили мне, я сама увидела впервые. Ну, в смысле – на бумаге.

– У меня тогда еще один вопрос, если можно… – Аякс, сделав последнюю затяжку, тоже бросил окурок. – Кто из вас двоих позавчера снимал меня в реакторе с архивариусом?

Эдит ушла, не удостоив его ответом. В кармане у Аякса зашевелился мобильник, извещая об SMS-передаче. Сообщение состояло из одного слова: «Fire». Что это значит, стало ясно минуту спустя, когда небо над рудником рассыпалось огненно-лимонными брызгами, и последовал раскат первого залпа погребального салюта.

* * *

Неделя прошла без происшествий.

Шишки и раны Аякса быстро заживали, чему в немалой степени способствовали свежий горный воздух, дымящиеся бассейны с термальной водой и сочувствующими старухами, прохладное пиво на открытых площадках пустых ресторанчиков, утренние прогулки по плато и холодные компрессы Эстер по ночам.

Жизнь в городке шла своим чередом. Горожане, которые, похоже, не испытывали ни в чем нужды, не чурались грубого физического труда. В Столовой Горе постоянно ремонтировались дороги, не было ветхих и негодных домов. На строительстве новых зданий детского сада и школы с одинаковым усердием работали стар и млад. Редких служащих муниципалитета, и тех, кажется, можно было чаще видеть с лопатой или шпателем, чем с телефоном или блокнотом. Временами Аяксу даже представлялось, что он начинает понимать эту обманчивую, словно мираж, Столовую Гору – понимать и принимать ее.

* * *

Его благодушие, впрочем, не длилось долго.

Во время очередного допроса у лейтенанта Бунзена, воспользовавшись отлучкой следователя, он решился заглянуть в свое дело, которое уже распухло до размеров фолианта. Он рассчитывал узнать новые подробности о перестрелке у банковского депозитария, но первые несколько секунд перебрасывал подшитые страницы с таким видом, будто залез в чужое дело. Он даже был вынужден проверить, его ли данные и фотография находятся в заглавии… Аякс не знал, что и подумать: перед ним было не досье законопослушного гражданина и контрразведчика, даже не дело обычного преступника, а мартиролог серийного потрошителя. Показания свидетелей, снимки обезображенных трупов, орудий убийства, протоколы опросов и вскрытий, и всюду, на каждой странице, под каждым снимком – черным по белому и белым по черному – его имя. На минуту Аякс впал в некое полудремотное, помраченное состояние. Из поля его зрения пропало все, кроме разверстой бумажной кипы на столе. И пока он, как загипнотизированный, таращился на эту кипу, в уме у него крутились только два слова: «Столовая Гора». Он повторял их без счета, так что со временем они начали служить заглавием этого воплощенного кошмара.

По возвращении в кабинет Бунзен молча убрал дело в сейф, сел за стол и выжидающе взглянул на своего подследственного. Встретившись с лейтенантом глазами, Аякс понял, что тот не просто знает, что он заглядывал в дело, но, скорей всего, папка осталась без присмотра не случайно – Бунзен, против обыкновения, даже не прижал ее пепельницей с металлическим шариком на дне.

– И… что вы об этом думаете? – спросил Аякс, указав на сейф.

– А вы? – отозвался вопросом следователь.

– Ничего.

– Что, усердствует столица?

– Вы о чем?

– О вашей миссии в Горе, агент. О вашей сверхсекретной миссии, которой местная прокуратура не имеет права интересоваться и о которой вы сами, похоже, так и не составили никакого вразумительного понятия.

– Начинается, – вздохнул Аякс.

– Что начинается?

– В который раз повторяю, лейтенант: я не намерен обсуждать свои отношения с начальством.

– А я вам этого и не предлагаю.

– Что же вы предлагаете?

– Вы хотя бы знаете, что ваше ведомство уже третий день забрасывает Гору требованиями вашего ареста и немедленного этапирования в столицу?

Аякс кашлянул в кулак.

– Что?

Вместо ответа Бунзен выложил перед ним фирменный бланк Управления федерального агентства по безопасности. Это было постановление об аресте, выписанное на имя Аякса и составленное по всей форме, с исходящим номером, визой заместителя начальника Управления и гербовой печатью.

– Прибыло третьего дня с курьером, – пояснил Бунзен.

Аякс, у которого из-за сильного сердцебиения начинало рябить в глазах, старался не выказать своей растерянности и волнения.

– Почему вы сразу не известили меня об этом? – спросил он.

– Не видел такой необходимости.

– Лучше скажите, что выжидали.

Бунзен поправил очки.

– Не без этого.

– Почему же вы до сих пор не арестуете меня?

– Потому что доказательная база, – Следователь щелкнул ногтем по стенке сейфа, – и факты – зачастую разные, противоположные вещи. Нет?

– Я могу сделать звонок в Управление? – спросил Аякс.

– Можете. Хотя это и нарушение, я готов закрыть на него глаза. Только вы сами знаете, чем все кончится.

– Например?

– Вам скажут, что никакого постановления нет, и в то же время предложат срочно выехать в центр. По любому поводу.

– А почему я просто не могу уехать?

– Да можете ехать хоть сейчас. Гоняться за вами я не собираюсь. Однако знайте, что в таком случае, нарушая постановление окружного суда, вы сами ставите себя вне закона. Поймите простую вещь. Вот это, – следователь двумя пальцами поднял за край постановление об аресте, – несмотря на свой безупречный ведомственный наряд, в сравнении с тем судебным решением, которым располагаем мы – ничто. Юридической силы в этом листке не больше, чем физической массы.

– Хотите сказать, – рассудил Аякс, – что окружная прокуратура – моя последняя линия обороны?

– Что-то в этом роде.

– Так я и думал. Можно воспользоваться вашим телефоном?

Бунзен молча выдвинул аппарат на середину стола.

Аякс позвонил в Управление оперативному дежурному и попросил соединить его с Рихтером. Дежурный ответил, что начальника Четвертого отдела нет на месте, однако на его, агента Аякса, имя поступило устное распоряжение начальника штаба о немедленном возвращении в центр. Аякс положил трубку.

– Знаете, – сказал Бунзен, огладив лоб, – у меня такое чувство, что вас пытаются выманить из Горы лишь с одной целью.

Аякс продолжал держать руку на телефоне.

– С какой?

– Чтобы окружная прокуратура объявила вас в федеральный розыск. Ведь мы должны будем сделать это немедленно.

Аякс оттолкнул телефон и подался обратно, закинув локоть за спинку стула.

– Зачем им федеральный розыск?

– Думайте сами, – хмыкнул Бунзен. – Вспоминайте свои грешки.

– У меня только одно служебное взыскание, – сказал Аякс.

– Перестрелка у депозитария? – уточнил лейтенант.

– Да.

– Это, по-моему, не совсем то.

– Почему не то?

– Во-первых, взыскание за банк вы уже заработали. Во-вторых, грешок, за который вас пытаются прижать к ногтю сейчас, настолько особенный, что ведомство ваше не может себе позволить предъявить обвинение напрямую, от своего имени. Думаю, оно хочет сделать это нашими руками.

– Если продолжить вашу замечательную мысль, – Аякс указал взглядом на постановление об аресте, – то получится следующее: мое ведомство застрелило тех несчастных стариков, чтобы подставить меня.

– Ни в коем случае. Вот уж и нет. Эти два огнестрела – чисто нашего, горного, если так можно сказать, происхождения.

– Почему вы в этом так уверены?

Лейтенант Бунзен задумчиво усмехнулся.

– Наверное, потому что все это время не сидели, сложа руки.

– Не скажете, значит…

Следователь откинулся в кресле.

– Забавный вы, ей-богу, человек. О себе и о своих ведомственных дрязгах говорить отказываетесь наотрез и в то же время уверены, что пойти по вашей просьбе на должностное преступление – раскрытие тайны следствия – я могу запросто.

– Извините.

– Лучше займитесь своим непосредственным делом, – посоветовал Бунзен.

– О чем вы?

– Найдите убийц Хассельблада, расковыряйте эту навозную кучу. Взорвите эту столовую гору. Мне кажется, вас и пытаются остановить только потому, что вы чересчур преуспели в своем расследовании.

– Открыть вам тайну? – сказал Аякс. – Тайну следствия?

– Валяйте.

– В своем расследовании я не продвинулся ни на шаг.

– Ну, это вам так кажется. – Бунзен глянул на сейф. – Кто-то на этот счет другого мнения. Мой вам совет: попытайтесь взглянуть на ситуацию свежим взглядом. Начните с чистого листа. Забудьте или отложите в долгий ящик все, что до сих пор казалось вам бесспорным и незыблемым. Посвящайте больше времени горным прогулкам.

– Горным прогулкам? – переспросил Аякс.

– Вы знаете, что получится, если сложить амнезию с геологией? – ответил вопросом следователь.

Аякс сокрушенно почесал в затылке.

– Столовая Гора.

Бунзен улыбчиво поджал рот:

– Получится – всё…

Их беседа прервалась громким шумом и возней в оперативном зале. Со стоянки с воем сирен выехала патрульная машина.

Аякс и Бунзен вышли в дежурную часть.

– Цыгане только что разнесли банковскую контору на вокзале, – сказал следователю Клапрот, взмахнув рацией. – Тяжело ранен начальник вокзала. Это пока все, что известно.

– Вы на колесах? – обратился Бунзен к Аяксу.

– Да.

– Не подбросите?

– Без проблем.

* * *

– Зачем цыганам понадобилось громить вокзал? – спросил по пути Аякс.

– В прошлое воскресенье они впервые не смогли отовариться в Горе, как обычно, – ответил следователь.

– Отовариться?

– На той неделе вышло постановление дочернего банка компании. В участке есть это письмо. Банк ограничивает продажи льготных сертификатов. На один паспорт больше ста грамм теперь не выдают.

– Больше ста грамм – чего? – уточнил Аякс. – Сертификатов?

– Золота, которое обеспечивает сертификат.

– Прикрылась, значит, лавочка.

– Лавочка-то прикрылась, – вздохнул Бунзен. – И банк понять можно. Но теперь жди неприятностей от цыган.

– Думаете, вокзалом дело не кончится?

– Наверняка нет.

Аякс высадил лейтенанта возле железнодорожной станции. Развернул машину, чтобы ехать обратно, но притормозил, заметив начальника вокзала – в разодранном мундире, с окровавленным лицом, Зелинский что-то с воодушевлением разъяснял врачу скорой помощи и, хохоча, оттолкнул медицинскую тележку, за которой был вынужден отправиться в погоню капрал Вернер.

Неожиданно в окно джипа с другой стороны громко постучали. Обернувшись, Аякс увидел рядом с машиной Эстер. Довольная произведенным эффектом, она попросила открыть багажник, водрузила туда тяжелую, испачканную землей сумку, потом села рядом с Аяксом и поцеловала его:

– Не подбросите девушку?

* * *

Воспоминания – пусть перепутанные, смутные – о содержимом собственного дела преследовали Аякса, как донимающая приступами болезнь. Несколько дней он не находил себе места. Где он ни появлялся, какая картина ни представала перед ним, за всяким фасадом, за всякой улыбкой ему мерещилась Столовая Гора. Эстер сказала, что даже во сне теперь он грезил Столовой Горой.

Поэтому, не столько из служебного рвения, сколько для того, чтобы развлечься, чем-то занять мысли помимо проклятой папки, он решил выяснить, что делает в городе бронированный фургончик-рефрижератор, с какой целью каждый будний день нелюдимые перевозчики мяса проделывают немалый путь в Столовую Гору из столицы и обратно. Буквально в течение одного дня он выяснил, что фургончик вообще ничего не развозил по городу, а наоборот – собирал что-то по дворам. И собирал что-то компактное и тяжелое. И под конец загружался этим компактным и тяжелым до того, что при спуске с горы угрюмые лица ребят за бронированными стеклами кабины горели почти так же, как тормоза. Непонятно было одно: откуда могло поступать столько металла, если рудник не работал. А рудник и в самом деле был заглушен, чтобы убедиться в этом, не требовалось инспекций, достаточно просто прогуляться по обрыву или увидеть начинавшие обрушиваться внутрь ангары промзоны. Что-то происходило у обрыва по ночам. Это правда. Но и тут не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что происходившее имело отношение не к подъему чего-либо на поверхность, а к сбрасыванию чего-то – или кого-то – в прямо противоположном направлении. И если это был новый вид алхимии – человечина в обмен на золото (впрочем, не такой уж и новый), – то раздел, который в этой новой алхимии занимала местная забава с кенотафами, был покрыт мраком абсолютным. Аякс попытался добыть у Бунзена санкцию на задержание и досмотр рефрижератора, но получил ожидаемый и законный отказ – фургончик колесил по Горе не первый год, имел лицензию на развозку продуктов питания и был зарегистрирован в местном налоговом комитете. Если хозяевам приспичило бронировать свое авто, это было их личное дело. Правил дорожного движения развозчики не нарушали, общественного порядка тоже, и будет с них.

По совету Эстер Аякс решил плюнуть на свое расследование и заняться бальнеотерапией. Он стал посещать дымящиеся бассейны с термальной водой и старухами, которые день ото дня начинали сторониться его тяжелого взгляда. Впрочем, бассейнам он предпочитал ресторанчики и пабы. Тут его взгляд смягчался, отпускала тревога, и, невзирая на увещевания Эстер, он все чаще напивался до зеленого змия. Проснувшись как-то ночью, увидел в верхней части левого бедра Эстер крохотную татуировку – изображение змейки, кусающей себя за хвост. Змейка служила обрамлением для надписи в круге: «Soma-sema». Когда Аякс склонился над татуировкой, пытаясь лучше рассмотреть ее, змейка как будто бы ожила и едва не ужалила его. Аякс в ужасе столкнул Эстер с постели. После этого случая он бросил пить и стал посвящать большую часть времени прогулкам и бассейнам с дымящейся водой, но уже без старух, которые при одном известии о его приближении разбегались по другим процедурам. Помалу Аякс пришел в себя настолько, что сделался способен не замечать даже пухнущей папки с собственным делом на следовательском столе.

* * *

– Почему, кстати, ты до сих пор не познакомишь меня со своими родителями? – спросил он однажды у Эстер в санатории, после того как, завидев их в дверях «реактора», старухи спешно принялись выбираться из бассейна.

– Я подкидыш, – ответила Эстер.

– Откуда, в таком случае, тебе известно, что ты коренная?

– А я и не знаю, что коренная.

– Жить-то тебе есть где, патриотка?

– Есть, не переживай…

Из водолечебницы Эстер привела Аякса в свой пустующий дом, который как две капли воды был похож на коттедж Аякса: два этажа со стороны главного фасада и улицы, один этаж со стороны горного склона. Обжитыми в доме выглядели только спальня и столовая. На первом этаже, у двери в подвал, были грязные следы ног и засохшие крошки земли. Аякс хотел открыть дверь, но та оказалась заперта на ключ. Аякс спросил Эстер, зачем она заперла дверь. Эстер сказала, что никогда не была в подвале и ничего там не забыла. Аякс вновь подергал дверную ручку – дверь не поддалась. Он дернул сильней, пытаясь сломать замок.

– Ну, хватит! – попросила Эстер. По ее глазам было видно, что ей не до шуток, она сильно напугана.

Аякс, улыбаясь, с равнодушным видом отпустил дверь, однако той же ночью, дождавшись, когда Эстер заснет, опять отправился к ней в дом и проник в подвал с помощью отмычки. Его ждало разочарование: помещение пустовало. Бетонированные стенки и пол были цельны, на них даже не виднелось трещин. Вернувшись домой, Аякс спустился в свой подвал, где застал практически ту же картину: без единой трещинки цементные стены и пол. Укладываясь спать, он нечаянно стащил с Эстер покрывало. На ее левом бедре он снова увидел татуированную змейку, которая кусала себя за хвост, и на всякий случай отгородился подушкой.

* * *

Будучи на другой день в санатории без Эстер, он, к своему удивлению, застал в радоновом бассейне старуху, которая, завидев его, не думала уходить. Он дружелюбно кивнул ей. Старуха презрительно посторонилась. Однако после процедуры подошла к нему в вестибюле и сунула в руки коробку из-под сигар со словами:

– Он знал, что вы струсите.

– Кто? – опешил Аякс.

Старуха молча ретировалась. Аякс, догнав ее, попросил разъяснений. Посмотрев по сторонам, старуха тихо сказала, что она вдова архивариуса.

– А это что? – спросил Аякс про коробку из-под сигар.

– Потом посмотрите, – ответила старуха, – если не страшно.

Аякс, пытаясь разговорить свою новую знакомую, провожал ее до самого дома. Однако старуха как воды в рот набрала. Когда за ней захлопнулась калитка, на опорном бетонном столбе ворот Аяксу попался на глаза выбитый логотип cenotaph. До калитки в своем заборе он не добрал всего несколько шагов – пытаясь открыть коробку из-под сигар, получил удар по голове и упал без чувств.

* * *

В себя он пришел в лазарете полицейского участка. Над ним склонялась медсестра в лазоревом халате с вышитой на кармане изумрудной змейкой. Лейтенант Бунзен стоял неподалеку. Аякс, еще не вполне опамятовавшийся после удара, спросил заплетающимся языком, куда делась пепельница.

Следователь подал ему коробку из-под сигар:

– Эта?

Аякс взял коробку и разнял ее на две половинки: ничего.

– Послушайте, – сказал Бунзен, – вы в своем уме?

– Нет пока, – пролепетал Аякс. – А что?

Лейтенант указал на половинки коробки.

– Скажите, вы и дальше готовы подставлять голову под эту… чушь?

* * *

Из участка, придерживая на темени холодный компресс, Аякс отправился в бюро похоронных услуг.

– Что такое кенотаф? – спросил он у хозяина, который, стоя за конторкой, заполнял какую-то ведомость.

– Простите? – отвлекся от ведомости Мариотт и посмотрел на него поверх очков.

– Кенотаф, – повторил Аякс, ткнув пальцем в одну из плит за прилавком. – Что это? Вид могилы?

Мариотт оглянулся на дверь.

– Нет. Это… долгая история.

– Я не прошу вас рассказывать историю. Скажите в двух словах: что? Вид гроба? дома? забора?

– Если в двух словах, то это, скорее, вид человека.

Аякс попросил ручку, бросил компресс поверх погребальной урны на витрине и вывел на рекламной открытке заведения надпись, вытатуированную на бедре Эстер: «Soma-sema».

– А это что значит?

– Где вы это видели? – удивился Мариотт.

Аякс повторил вопрос.

– Это древний афоризм. – Мариотт придвинул к себе открытку. – Заимствован у греков гностиками. Те и другие рассматривали тело как временное прибежище души. Причем, как не самое привлекательное…

– Что это значит? – спросил Аякс в третий раз.

– Тело – могила.

* * *

В воскресенье, будучи в полицейском участке для контрольной отметки, Аякс стал свидетелем форменного переполоха.

Телефон дежурного разрывался от звонков горожан, требовавших немедленного полицейского вмешательства в «бесчинства» на руднике. Сержант Клапрот вызвал патрульных, но те были не вправе покинуть вокзал, пока там работал пункт продажи льготных сертификатов.