Текст книги "Я – Товарищ Сталин 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Мария ответила с легкой улыбкой:

– Наблюдаю? Я просто слушаю, герр генерал. Разговоры здесь интереснее, чем пишут в сухих газетных статьях.

Манштейн, прищурившись, ответил, его тон был остроумным, но с намёком: – Чуткий слух – опасная вещь сегодня, фройляйн. Пойдёмте, познакомлю вас с парой мастеров разговоров.

Он повёл её к двум генералам, стоявшим у камина, где трещали дрова. Эрвин фон Вицлебен, пятидесяти пяти лет, с седеющими висками и строгой осанкой, в мундире с Железным крестом, смотрел на зал с лёгкой меланхолией, его пальцы теребили манжету, а морщинистое лицо скрывало тень сомнений за маской формальности. Ганс Гюнтер фон Клюге, пятидесяти четырёх лет, коренастый, лысеющий, с тяжёлым взглядом, держал сигару, её дым вился к потолку, мундир был слегка помят, но ордена на нем сияли. Манштейн, с лёгким поклоном, сказал, его голос был твёрдым, но с искрой иронии:

– Фройляйн Хельга Шварц, позвольте представить: генерал Эрвин фон Вицлебен, генерал Гюнтер фон Клюге.

Мария, грациозно поклонившись, сказала:

– Герр Вицлебен, герр Клюге, большая честь. В Берлине только и говорят, что о ваших маневрах.

Вицлебен заговорил, его голос был низким и сдержанным, а пальцы теребили манжету:

– Манёвры? Фройляйн, в этом городе сейчас слишком много разговоров об армии и политике. Хотелось бы отвлечься от этих тем. Что вы думаете о здешней музыке?

– О музыке? Этот вальс кружит голову, герр Вицлебен. А вы, любите этот ритм?

– Ритм, для меня, слишком быстрый, фройляйн. Иногда хочется старой мелодии, потише. Как в былые дни.

Клюге, пыхнув сигарой, громко хмыкнул, его голос был немного грубоватым:

– Старой мелодии? Эрвин, ты опять о своих конюшнях. Надо идти в ногу со временем. Фройляйн, слышали про наши новые Panzer? Наверное, герр Манштейн вам их уже показал?

Мария сказала:

– Panzer? Герр Клюге, я слышу только, как оркестр играет Штрауса. А герр Манштейн не хочет мне показывать свои машины.

Глаза Клюге сверкнули, он ответил с хвастовством, но с тоской, потирая подбородок:

– Мне так жаль, что я не танкист, фройляйн. Вы бы видели, как они рычат. Эрвин, ты же их видел. Подтверди фройляйн, какая это мощь.

Вицлебен, ответил тихим голосом:

– Если по правде, Гюнтер, то мне по душе моя старая Пруссия, которая пахла лошадьми, а не бензином. Фройляйн, вам по душе весь этот… гул?

– Гул? Я его не замечаю, герр Вицлебен. Я прихожу сюда пообщаться с интересными людьми и стараюсь забыть о проблемах, поэтому меня здесь все расслабляет. А вы о чём думаете у этого камина?

Вицлебен, немного помолчав, ответил:

– Я думаю о том, куда нас всех несёт этот танец, фройляйн. А вы, верите в то, что можно предсказать будущее?

Мария улыбнулась слегка наклонив голову:

– Никогда не задумывалась о предсказаниях. Я верю в тех, кто строит будущее, герр генерал. А вы? Что вы видите?

Вицлебен ответил:

– Иногда, мне кажется, что мы зашли в тупик, из которого нам не выбраться. Но прошлое не вернуть и приходится идти вперёд.

Манштейн, наблюдая за их разговором, вмешался:

– Ты опять ударился в ностальгию Эрвин? Ты портишь фройляйн настроение. Лучше станцуем вальс. Хельга, рискнёте?

Мария лучезарно улыбнулась, её тон был игривым, она поправила перчатку: – Вальс⁈ Только если вы не собьётесь с шага, герр генерал.

Манштейн, усмехнувшись, повёл её к паркету, его рука была твёрдой, но лёгкой:

– Если собьюсь, то поправьте меня, фройляйн. Но я стараюсь держать ритм.

На паркете, под звуки «Голубого Дуная» Штрауса, Мария танцевала с Манштейном, её платье струилось, а мысли летели: «Panzer. Рейн. Вицлебен колеблется. Клюге болтает. Что ещё они могут рассказать?» Она заметила британского дипломата, мистера Генри Уилсона, в тёмном фраке, с аккуратной бородкой, стоявшего у мраморной колонны. Его холодные глаза следили за ней, пальцы постукивали по бокалу с шампанским, а лёгкая улыбка скрывала подозрительность. Фройляйн Анна Кессель, в алом шёлковом платье, с яркой помадой и томным взглядом, стояла неподалёку, играя с чёрным веером, её движения были медленными, но взгляд метался по залу, словно выискивая добычу. Фрау Клара фон Линден, жена полковника, в изумрудном платье с жемчужным ожерельем, громко смеялась у стола с икрой, поправляя светлые локоны, её голос был звонким, и его нельзя было перепутать ни с чьим другим. Барон фон Штейнберг, в чёрном фраке, с моноклем, надменно поднял бровь, беседуя с венгерским посланником, его жесты были размеренными, но голос – резким, они о чем-то спорили. Клюге, у стола с икрой, шептался с итальянским атташе, синьором Альберти, чьи тонкие усы дёргались, а руки размахивали, подчёркивая каждое слово. Их голоса тонули в гуле оркестра, но жесты были резкими, словно спор касался чего-то важного. Вицлебен, у камина, смотрел в огонь, его лицо было задумчивым, пальцы теребили манжету, словно он видел не пламя, а тени прошлого.

Мария, кружась с Манштейном, шепнула:

– Герр генерал, в этом зале так много важных гостей. И я, как простой секретарь, чувствую себя единственной пешкой на доске, среди королей.

Манштейн ответил ей с иронией, чуть наклонив голову:

– Бросьте ваши мысли, Хельга. Здесь нет королей, в Берлине все пешки. Но главное, чтобы нашу шахматную доску не перевернули вместе с нами.

Она скользнула к столу, где Клюге и Альберти спорили, их голоса были приглушёнными, но оживлёнными. Альберти, в смокинге, с тонкими усами, размахивал руками, его итальянский акцент был певучим, но резким, глаза блестели от вина. Клюге, пыхтя сигарой, хмыкал, его тяжёлый взгляд был прикован к итальянцу. Мария, взяв устрицу, улыбнулась Альберти:

– Синьор Альберти, в таком холоде, вы поди, тоскуете по вашему солнцу. Как вам наш Берлин со своим снегом?

Альберти улыбнулся, его усы дрогнули, он ответил поправляя лацкан:

– Фройляйн, Рим греет мне сердце, как кьянти. А Берлин – он холодный, но зато очень динамичный и живой. И я очень люблю посещать ваш город.

Она отошла к лестнице, где Вицлебен, отойдя от камина, пил шампанское, его взгляд был тяжёлым. Рядом фройляйн Анна Кессель, в алом платье, играла веером, её томный взгляд скользил по Марии, губы с яркой помадой слегка изогнулись.

Мария, подойдя к Вицлебену, сказала: – Герр Вицлебен, вы такой задумчивый. Вальс не поднимает настроение?

Вицлебен покачал головой, его глаза сузились, голос был тихим, с горькой иронией:

– Вальс? Он хорош, фройляйн, но этот темп не для меня. А вам весело в этом круговороте?

Мария слегка наклонила голову:

– Да, я ведь прихожу сюда веселиться, герр генерал. А что сегодня не дает веселиться вам?

Вицлебен, помолчав, ответил:

– Мысли о прошлом, фройляйн. И о том, куда все это нас заведет.

Мария подумала: «Он из тех, кто недоволен нацистами. Это мой шанс». Она улыбнулась и сказала:

– Прошлое? Говорят, оно учит нас не повторять ошибок в будущем, герр генерал. А что вы думаете?

Вицлебен взглянул на нее:

– Я думаю, что у нас еще есть шанс, фройляйн. Но время уходит.

Глава 6

Конец января 1936 года, Москва, Кремль.

Тусклый свет настольной лампы падал на массивный дубовый стол, заваленный бумагами с грифом «секретно», картами Европы и мира, где красные и синие линии вились, обозначая границы и угрозы. Портрет Ленина смотрел со стены над камином, где трещали дрова, выбрасывая искры. Тяжёлые красные шторы колыхались от сквозняка, за окнами выла метель, её звук едва пробивался сквозь стены. Половицы скрипели под шагами охранников в коридоре.

Сергей, в тёмном кителе, с густыми усами и тяжёлым взглядом, сидел за столом, постукивая пальцами по дереву. Его трубка дымила, он пыхтел, выпуская клубы табака. Попаданец из XXI века, он знал, что ждёт мир: Рейнская область, Испанская война, японская экспансия. Он вызвал Павла Судоплатова, чтобы узнать всё, что он добыл о Германии, Испании, и Японии.

Дверь скрипнула, и вошёл Судоплатов. Его лицо было сдержанным, но глаза выдавали настороженность, пальцы слегка теребили манжету, выдавая внутреннее напряжение. Сергей, затянувшись трубкой, кивнул:

– Товарищ Судоплатов, присаживайтесь. Рассказывайте, что ваши агенты узнали насчет Германии? И не бойтесь, если результаты скромные, говорите все как есть. Мне нужна только правда.

Судоплатов, садясь, поправил воротник, его голос был с лёгкой осторожностью:

– Товарищ Сталин, мои агенты роют, как кроты. И вот что нам стало известно насчет немецкого генералитета: генералы Манштейн, Вицлебен, Клюге – они из тех, кто недоволен режимом Гитлера. Теперь будем думать, как их разговорить и склонить к более активным действиям. Зацепки и ниточки к ним есть, но пока очень тонкие. Мы боимся их спугнуть нашей настойчивостью.

Сергей, постукивал пальцами, он прищурился и сказал:

– Зацепки? Павел Анатольевич, мне нужна конкретика, а не общие слова. Расскажите подробнее, что они собой представляют, ваши зацепки?

Судоплатов сказал:

– Товарищ Сталин. Манштейн – хитёр, как лис. Говорит, что одобряет планы на Рейнскую область, но Гитлера недолюбливает, сам шепчется в кабаках с другими офицерами. Вицлебен аристократ, и он верен присяге, вне зависимости от того, какая власть, но нацистов он недолюбливает и надеется, что у власти они ненадолго. Клюге – прагматик, тоскует по старой Пруссии, но подчиняется нынешнему режиму, его болтовня – это наш основной козырь. Он слишком много говорит в своем кругу, где есть и наши агенты. Особенно разговорчив, когда выпьет. Но пока это только слова, к активным действиям по их вербовке мы еще не приступили. Дело довольно сложное.

Сергей, пыхнув трубкой, усмехнулся:

– Пока маловато конкретики, товарищ Судоплатов. Продолжайте наблюдение, но я жду более детальной и ценной информации, которая могла бы нам помочь. Подумайте, как к ним можно поступиться и склонить их если не к сотрудничеству, то хотя бы понять, как далеко они готовы зайти в своем недовольстве к Гитлеру. А что насчет их совместной деятельности и помощи итальянцам?

Судоплатов ответил:

– Итальянцы шлют технику и людей в Африку, но с Берлином шепчутся постоянно. Наш человек в их посольстве перехватил разговоры о поставках через Геную. Немцы стараются открыто их не поддерживать, но готовы всячески помочь им оружием, если потребуется. Немцам выгодна война в Абиссинии. Во-первых, это отвлекает Лигу Наций и США от Германии, а во-вторых, чем больше стран будут вести захватническую политику, тем легче Германии оправдаться.

Сергей, постукивая пальцами, кивнул, он пыхнул трубкой:

– Это все понятно. Но пока они не мешают нашим войскам в Абиссинии и это уже неплохо. Будем там давить итальянцев дальше. А что с твоими людьми? Все чисты, или кто-то играет на две стороны?

Судоплатов помолчал, его глаза сузились, голос стал тише:

– На две стороны? Товарищ Сталин, я слежу за своими людьми. Но в разведке, сами знаете, чистоты не бывает. Есть подозрения на одного сотрудника в Берлине, но пока без доказательств.

Сергей нахмурился, его взгляд стал тяжёлым, тон остался лёгким, но с угрозой:

– Подозрения? Павел Анатольевич, вы ведь не гадалка. Надо найти доказательства иначе вся сеть в Берлине может рухнуть. Мы не можем допустить, чтобы перед такой важной миссией, крот выдал все наши планы. А что с Испанией? Есть там что-то новое?

Судоплатов вздохнул:

– Там у нас все не очень хорошо, товарищ Сталин. Испания на краю пропасти. Фалангисты крепнут, а республиканцы, наоборот, слабеют. Если мы действительно хотим победить в Испании, то нам нужно послать минимум 50 тысяч бойцов, еще больше танков, артиллерии, авиации. Иначе левых там раздавят.

Сергей нахмурился, его брови поднялись, он наклонился вперёд:

– 50 тысяч? Это очень много. Мне надо укреплять Дальний Восток, надо уделять внимание западным границам, помогать Абиссинии. А тут еще найти столько толковых людей для Испании? Это тяжело. Кто вообще там за нас? Только коммунисты или все левые?

Судоплатов, помолчав, ответил, его тон был осторожным:

– Пока коммунисты, товарищ Сталин. Но социалисты и анархисты рвутся в бой. Если их вооружить, фронт против фашистов будет крепче, но и хаоса тоже прибавится.

Сергей, затянувшись трубкой, хмыкнул:

– Хаос? Ну так пусть будет хаос, Павел Анатольевич. Вооружай всех – коммунистов, социалистов, анархистов, всех антифашистов. Винтовки, танки, патроны, снаряды – всё везем в Испанию. Пусть дерутся, а мы посмотрим, кто выстоит. Главное, чтобы против фаланги у всех была возможность себя защитить.

Судоплатов ответил, его тон был скептичным:

– Рискованно, товарищ Сталин. Анархисты – как искры, могут рвануть не туда. Тяжело будет потом навести порядок. Я бы им не доверял.

Сергей сказал:

– И все же, их тоже надо вооружить. Чем больше проблем будет у фашистов, тем нам лучше. Лучше рискнуть, чем просто подарить власть.Теперь скажи, что у нас с Японией?

– Японцы копят силы в Маньчжурии, смотрят на Китай и Монголию.

Сергей, постукивая пальцами, кивнул:

– Пока все то, что я уже слышал. Мне надо больше подробностей и главное мне нужны мысли, как нам улучшить свое положение, исходя из наших возможностей на местах. Усиливайте разведку, и особенно в Германии не зевайте.

Сергей встал вместе с трубкой и подошел к окну, показывая, что аудиенция закончена.

Судоплатов, встав, сказал:

– Слушаюсь, товарищ Сталин. Разрешите идти?

Сергей, пыхнув трубкой, сказал:

– Идите, Павел Анатольевич. Работайте. Надеюсь, у вас будут для меня хорошие новости.

Дверь скрипнула, Судоплатов вышел, его шаги затихли в коридоре.

Сергей подошел к телефону и вызвал к себе Молотова.

Через десять минут вошёл Вячеслав Молотов. Зайдя в кабинет, он сказал:

– Товарищ Сталин, вызывал? Что сегодня у нас на повестке?

Сергей, постукивая пальцами, ответил:

– Вызывал, Вячеслав Михайлович. Садись. Пора потолковать про наших западных друзей.

Молотов, садясь, поправил пенсне, его голос был осторожным, он слегка откинулся на стуле:

– Англичане и французы, вы ведь про них? Они, как лисы, – хвостом метут, а следы прячут.

Сергей, пыхнув трубкой, усмехнулся:

– Лисы? Тогда гони их к капкану, Вячеслав. Испания горит, республиканцы просят помощи. Прозондируй, что скажут Британия и Франция, если мы туда влезем по полной.

– По полной? Такое они точно не примут. Они за невмешательство, товарищ Сталин. Англичане хитрят, а французы боятся собственной тени. Но я поговорю с их послами, аккуратно. Но мне нужны новые доводы, а то снова отмахнуться.

– Мы должны избежать блокады, Вячеслав. А все остальное нам не страшно. Можем пообещать французам уменьшить помощь их коммунистам на время. Скажем комминтерну затихнуть. А британцам мы можем поставлять нашу нефть, в которой они так нуждаются.

Молотов покачал головой:

– Британцы слишком антисоветски настроены. Но я поговорю с ними. Возможно, мои доводы будут для них убедительными, хотя, если честно, я сомневаюсь.

Сергей, постукивая пальцами, сказал:

– Поговори, Вячеслав. Терять нам нечего. Мы должны найти выход.

Молотов вышел, его шаги затихли, а Сергей, оставшись один, затянулся трубкой, его мысли метались: «Испания, Германия, Япония. Я должен решить проблемы, но какой ценой?»

* * *

Кабинет Луиса Компаниса, президента Каталонии, был пропитан запахами крепкого кофе, чернил, сигар и воска от свечей, тлевших в бронзовом канделябре. Массивный ореховый стол был завален бумагами, картами Барселоны, телеграммами из Мадрида. Атмосфера была удушающей: Барселона кипела, фалангисты сеяли страх, а анархисты требовали оружия.

Луис Компанис, пятидесяти лет, в строгом костюме, в очках, с морщинами и потом на лбу, теребил галстук, его голос был резким:

– Товарищи, фалангисты готовят бойню! Фредерик, твои гвардейцы патрулируют улицы или спят?

Фредерик Эскофет, комиссар порядка, в военной форме, стоял у стола:

– Не спят, сеньор президент. Патрули утроены, но эти фалангисты – как змеи, лезут из всех щелей. У них винтовки, гранаты, военные тоже за них.

Компанис, нахмурившись, сказал:

– Военные за них. А мы раздаём листовки! Фредерик, что там с CNT? Бунтуют?

Эскофет ответил:

– CNT на площади, листовки раздают. Дуррути их сдерживает, но они рвутся драться. Если фалангисты ударят по ним, то анархисты не отступят.

– Не отступят? Они Барселону в пропасть утащат. Фредерик, твоя гвардия наготове?

– Сеньор президент, мои люди готовы. Мы стараемся следить, чтобы беспорядки не захлестнули улицы.

Компанис вздохнул:

– Следи, Фредерик. Если площадь сгорит, я не один отвечать буду. Иди, без сюрпризов.

Эскофет кивнул и вышел. Компанис, оставшись один, посмотрел на карту: «Я либо сохраню город, либо позволю ему утонуть в крови» Рядом зазвонил телефон, он не ответил.

Пласа-де-Каталунья бурлила: торговцы кричали, зазывая покупателей, кафе гудели от споров, анархисты CNT раздавали листовки. Запахи кофе, фруктов, махорки, бензина смешивались с пылью и горелым деревом от тележек.

Хуан Гарсия, двадцатипятилетний анархист, одетый в потрёпанную куртку, в кепке, с мозолистыми руками и кровью, запекшейся на щеке от старой драки, размахивал листовками у кафе 'Суррих:

– За свободу! За рабочих! Фашистов в могилу!

Кармен, тридцатилетняя женщина, в рабочей одежде с платком на голове, раздавала листовки и кричала:

– Бери, товарищ! Не дай буржуям раздавить нас!

Мануэль, пятидесятилетний рабочий, стоял рядом, сказав хриплым голосом:

– Хуан, не ори, фалангисты рядом. Чую, беда близко.

Хуан, усмехнувшись, махнул рукой:

– Беда? Мануэль, мы – CNT! Если сунутся, получат по морде!

Кармен ответила, сжимая нож:

– Хуан, не трынди. Кто-то из наших сливает планы. Вчера пропали листовки, которые я не успела раздать.

Хуан, нахмурившись, ответил:

– Сливает? Кармен, это слухи. CNT – как одна семья, мы братья!

Мануэль, поправив кепку, пробормотал:

– Братья? Хуан, да в Барселоне каждый второй за песету продаст. Будь начеку.

Внезапно площадь взорвалась выстрелами. Фалангисты, около ста пятидесяти человек, в чёрных плащах с повязками, укрылись за баррикадами из тележек, ящиков, и перевёрнутых столов. Они начали стрелять из винтовок и револьверов. Хосе Мария Фонтана, фалангист, двадцати восьми лет, с винтовкой в руках крикнул:

– За Испанию! Смерть красным! Бейте всех без пощады!

Пули разбивали стёкла кафе «Суррих», впивались в брусчатку, кровь брызгала на стены. Толпа в панике стала разбегаться в стороны. Хуан бросился за столб, вытаскивая револьвер:

– Кармен, в укрытие! Нас окружили, сволочи!

Кармен, за тележкой, сжала нож, пыль оседала на ее лице:

– Окружили? Пусть попробуют! Мануэль, держи фланг!

Мануэль, пригнувшись за ящиком, крикнул:

– Фланг? Кармен, мы не армия!

Бойня развернулась с ужасающей силой. Фалангисты наступали с четырёх сторон, их баррикады – тележки, мешки, столы, бочки – прикрывали фланги. Гранаты рвались, разбрасывая щепки. Анархисты, около семидесяти человек, отвечали револьверами, ножами, самодельными гранатами. Пабло, двадцатилетний анархист, бросил гранату, но пуля пробила ему грудь, кровь хлынула на рубашку, он рухнул, крича:

– Не сдавайтесь!

Его тело дёрнулось, глаза застыли, кровь растекалась лужей, пропитывая брусчатку. Кармен, видя его смерть, закричала:

– Пабло! Сволочи, вы заплатите!

Она метнула нож в фалангиста, попав в плечо, но пуля оцарапала ей руку, кровь потекла по рукаву, она зашипела:

– Хуан, стреляй! Не дай им подойти!

Хуан, стреляя из револьвера, попал в фалангиста, тот рухнул, хватаясь за ногу, кровь залила его сапог, но пуля с другого угла пробила Хуану плечо, он закричал:

– Кармен, держись! Задержим их, пока гвардия не придёт!

Мануэль, таща раненого товарища, крикнул, голосом полным отчаяния:

– Гвардия? Хуан, нас тут раздавят! Где же они⁈

Фалангисты наступали. Фонтана, перезаряжая винтовку, крикнул:

– Бейте красных! За Примо де Риверу! Ни шагу назад!

Очередь сразила анархиста Рауля, пуля вошла в шею, кровь брызнула фонтаном, он упал, хрипя, его пальцы скребли брусчатку, но глаза помутнели, и он затих. Кафе «Суррих» горело, пламя лизало стены, а стёкла хрустели под сапогами.

Граната взорвалась у баррикады, щепки впились в лицо анархистки Марии. Кровь потекла у нее из глаз, она закричала, ослепнув, рухнула на колени, её крик смешался с воплями:

– Помогите! Я не вижу!

Хуан, видя её падение, крикнул:

– Мария! Держись, товарищ!

Он выстрелил, но патроны закончились, пуля фалангиста пробила ему ногу, кровь хлынула, он упал, стиснув зубы:

– Кармен, бери мой револьвер! Не сдавайся!

Кармен, схватив револьвер, стреляла, ее рука дрожала, а кровь продолжала течь из раны.

Граната взорвалась рядом, осколки впились ей в бок, кровь залила платок, она рухнула и ее дыхание прервалось. Мануэль, пытаясь поднять раненого, получил пулю в грудь, кровь хлынула у него изо рта, кепка слетела на землю, он упал, хотев что-то сказать, но не смог.

Фонтана кричал:

– Добейте их! Испания не для красных крыс!

Пуля пробила голову анархиста Антонио, мозг брызнул на брусчатку, тело рухнуло наземь, а пальцы разжали листовку. Педро, бросив гранату, не успел укрыться, взрыв разворотил баррикаду, осколки впились ему в живот, кровь текла между пальцев, он закричал, падая:

– Не сдавайтесь, братья!

Площадь превратилась в ад: кровь текла рекой, тела лежали среди обломков, дым душил, брусчатка была усыпана гильзами, листовками, кусками дерева. Анархистка София, пытаясь вытащить раненого, получила пулю в спину, кровь брызнула, она упала, её крик затих. Хуан, ползя, крикнул, его голос слабел:

– CNT не умрёт! За свободу!

Пуля в шею оборвала его жизнь, кровь хлынула из артерии, а тело застыло. Десять анархистов пали, около тридцати были ранены. Фалангисты, потеряв восьмерых, отступили в переулки, оставив площадь в руинах: кафе горели, везде были разбитые баррикады, тела убитых, а вопли и стоны раненых были слышны повсюду.

Штаб CNT на Рамбле гудел от гнева. Буэнавентура Дуррути, в куртке, с револьвером, стоял перед толпой:

– Товарищи, фалангисты пролили нашу кровь! Но мы не сломимся! Мы отомстим и будем бороться дальше!

Анархист крикнул:

– Они убили Хуана, Кармен, Мануэля! Дайте нам оружие, Дуррути!

Дуррути посмотрел на него и сказал:

– Оружие вы получите! Но кто-то сдал наши планы. Ищите предателя, товарищи!

Ночью Компанис, кричал на Эскофета:

– Десять убитых, тридцать раненых, Фредерик! Площадь вся в крови! Где была твоя гвардия⁈

Эскофет, бледный, ответил, поправляя фуражку:

– Опоздали, сеньор президент. Фалангисты растворились. Все произошло очень быстро, и мы просто не успели. Кто-то из гвардии сливал им планы, я найду кто это сделал.

Компанис, ударив по столу, горько усмехнулся:

– Сливал планы? Дать CNT оружие означало поджечь Барселону. Нам нужна помощь Мадрида, Фредерик. Без войск нам конец.