Текст книги "Я - Товарищ Сталин (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Сергей стоял перед зеркалом в кремлевском кабинете, поправляя ворот грубой шерстяной гимнастерки. Он провел рукой по щеке, ощутив жесткую щетину. Тело Сталина – с его мозолистыми ладонями, широкими плечами и легкой хромотой – все еще казалось чужим. Сергей Иванов, юрист из 2025 года, привыкший к залам суда, контрактам и переговорам с клиентами, чувствовал себя так, словно его бросили на арену с гладиаторами.

Воспоминания о 2025 годе нахлынули внезапно, как холодный ветер. Сергей закрыл глаза, и перед ним возник его кабинет на Таганке: стеклянный стол, заваленный договорами, ноутбук с открытым делом о корпоративном споре, чашка недопитого эспрессо. Барон, его рыжий кот, мурлыкал, сидя на подоконнике, лениво следя за голубями. Тетя Маша, соседка, стучала в дверь, принося тарелку пирожков с капустой «Сережа, ты опять не поел нормально!» Лена, коллега, сидела напротив, листая документы и ворча: «Если не сдадим иск до пятницы, Игорь Петрович нас съест». Это была его жизнь – простая, предсказуемая, но его. Кто теперь кормит Барона? Тетя Маша, наверное, заметит, что он не появляется, но надолго ли ее хватит? Раздался стук в дверь, вырвав его из воспоминаний. Сергей глубоко вдохнул, собираясь с мыслями.

– Войдите, – сказал он.

В кабинет вошел Вячеслав Молото. За ним следовал Лазарь Каганович.

– Иосиф Виссарионович, – начал Молотов, кладя на стол стопку бумаг. – Материалы для Политбюро готовы. Троцкий прислал уточнения к своему докладу о Красной армии. Зиновьев и Каменев уже в большом зале, обсуждают повестку с Бухариным. Они хотят начать с крестьянского вопроса, потом перейти к армии.

Сергей вошел в большой зал Кремля, где проходило заседание Политбюро. Тяжелые дубовые двери скрипнули, пропуская его в просторную комнату с высоким потолком, украшенным потрескавшейся лепниной. Длинный стол, покрытый зеленым сукном, был окружен массивными стульями. На стенах висели портреты Ленина и карты Советской страны, с красными линиями, обозначающими границы. Зиновьев, Каменев и Бухарин уже были здесь, сидели рядом, о чем-то тихо переговариваясь. Григорий Зиновьев, с его пышной шевелюрой и ораторской осанкой, выглядел как человек, готовый сейчас выступить перед толпой. Лев Каменев, в строгом костюме, с интеллигентной манерой, казался спокойным, но его глаза внимательно следили за всеми. Николай Бухарин, был худощавый, с растрепанными волосами и бегающими глазами, листал свои заметки, словно студент перед экзаменом. Молотов и Каганович заняли места ближе к Сергею, а Орджоникидзе вошел следом, неся свои бумаги, его громкий голос эхом отдавался в зале.

Сергей сел во главе стола, чувствуя, как сердце колотится. Он был юристом, привыкшим к залам суда, где каждое слово могло решить исход дела. Здесь ставки были выше – судьба страны. Он должен был выиграть этот «процесс».

– Товарищи, – начал он. – Начнем. Первый вопрос – крестьянский. Николай Иванович, ваше слово.

Бухарин встал, его голос был почти вдохновенным, как у проповедника.

– Товарищи, крестьянский вопрос – основа нашей революции, – начал он, размахивая руками. – Без деревни мы не удержим власть. Я предлагаю развивать кооперативы, дать крестьянам кредиты, семена, технику. Нельзя давить на них, как при продразверстке. Мы должны показать, что партия – их защитник.

Сергей слушал, делая пометки чернильным пером. Бухарин был прав: крестьяне были основой страны, и их поддержка была необходима. Но он знал из книг, что кооперативы – лишь часть решения. Без индустриализации, без заводов, страна останется слабой. Он должен был поддержать Бухарина, но направить его идеи в нужное русло.

Зиновьев поднял руку.

– Николай Иванович прав, но мы не должны забывать о партии, – сказал он. – Без партийного контроля над деревней мы потеряем там дисциплину. Нужно укреплять парторганизации на местах, посылать туда наших людей.

Каменев кивнул, добавив своим спокойным, интеллигентным тоном:

– Согласен с Григорием Евсеевичем. Но контроль должен быть разумным. Крестьяне устали от реквизиций, от голода. Нам нужно показать, что партия работает для них.

Сергей кивнул, стараясь скрыть внутреннее напряжение. Зиновьев и Каменев были сильны, их речи звучали убедительно, как хорошо подготовленные аргументы в суде. Но он видел в их словах возможность: они делали ставку на партию, а он, как генсек, контролировал аппарат. Это был его козырь.

– Товарищи, – сказал он, выдерживая паузу. – Предложения Николая Ивановича дельные. Кооперативы – путь к укреплению деревни. Григорий Евсеевич и Лев Борисович правы: без партийного контроля мы не удержим единства. Я предлагаю создать комиссию: изучить, как дать крестьянам кредиты, технику, но под руководством партии. Лазарь Моисеевич, – он посмотрел на Кагановича, – подготовьте список кадров для этой комиссии.

Каганович кивнул, его лицо было сосредоточенным, словно он уже мысленно составлял список. Сергей почувствовал, что сделал правильный ход: он поддержал Бухарина, согласился с Зиновьевым и Каменевым, но оставил контроль за собой. Его юридический ум подсказывал: нужно держать баланс, не давая никому почувствовать угрозу.

Следующий вопрос был о Красной армии. Сергей взял доклад Троцкого, чувствуя, как напряжение в зале возрастает.

– Перейдем к армии, – сказал он. – Лев Давидович прислал доклад. Нехватка оружия, дисциплина, устаревшая техника. Это серьезно. Ваши предложения?

Зиновьев заговорил первым, его голос был резким, с ноткой раздражения.

– Армия – опора революции. Без нее мы не защитим страну. Но Троцкий слишком увлечен своими реформами. Нам нужно больше контроля партии над Реввоенсоветом.

Каменев добавил:

– Согласен. Армия должна быть подчинена партии. Но проблемы, которые поднял Лев Давидович, реальны. Нужно найти ресурсы, иначе мы останемся беззащитными.

Сергей слушал, анализируя, как адвокат на слушании. Зиновьев и Каменев хотели усилить контроль над армией, чтобы ограничить влияние Троцкого. Это был их ход против него, хотя они пока действовали заодно. Сергей знал, что не может открыто выступить против Троцкого – его авторитет был слишком велик. Но он мог использовать доклад, чтобы показать свою компетентность.

– Лев Давидович прав: армия нуждается в реформах, – сказал он, выдерживая паузу. – Но Григорий Евсеевич и Лев Борисович верно говорят: партия должна руководить и направлять. Я предлагаю поручить Вячеславу Михайловичу, – он посмотрел на Молотова, – собрать данные о ресурсах для армии. Григорий Константинович, – он повернулся к Орджоникидзе, – проверьте, что можно сделать с заводами в Закавказье для производства оружия.

Молотов кивнул, записывая что-то в блокнот. Орджоникидзе хлопнул ладонью по столу, его голос был полон энтузиазма:

– Сделаем, Иосиф Виссарионович! Заводы в Тифлисе можно поднять, если дать рабочих и сырье!

Зиновьев и Каменев переглянулись, но не возразили. Бухарин смотрел на Сергея с легким удивлением, словно пытаясь понять, что за этим стоит. Сергей почувствовал, что выиграл первый раунд. Он не сделал ничего революционного, но показал, что контролирует ситуацию. Его юридический подход – слушать, анализировать, предлагать компромиссы – сработал.

Заседание длилось еще два часа, обсуждая вопросы Коминтерна, партийной дисциплины и распределения ресурсов. Сергей говорил мало, но каждый раз, когда он открывал рот, старался быть точным, как в зале суда. Он чувствовал взгляды Зиновьева и Каменева, но держался уверенно. Молотов, Каганович и Орджоникидзе были рядом, их поддержка придавала ему силы. Когда заседание закончилось, он вышел из зала с чувством, что справился. Не идеально, но справился.

Глава 4

Сергей закрыл тяжелую дубовую дверь своего кремлевского кабинета и опустился в старое деревянное кресло, которое скрипнуло под его весом. Заседание Политбюро, его первое серьезное испытание, осталось позади, но напряжение не отпускало. Он справился лучше, чем ожидал, но понимал, что это лишь начало. Зиновьев, Каменев и Бухарин пока не видели в нем угрозы, но их цепкие взгляды, которыми они обменивались за столом, выдавали их настороженность. Они оценивали его, как шахматисты – соперника перед решающей партией. Сергей знал, что должен укрепить свои позиции, пока их союз, еще хрупкий, не стал для него непреодолимой преградой. Он был юристом из 2025 года, привыкшим к залам суда, где каждое слово могло переломить ход дела. Здесь, в Кремле, ставки были неизмеримо выше – судьба целой страны.

Кабинет был завален бумагами: стопки докладов, письма, списки, исписанные мелким почерком. На массивном деревянном столе, потемневшем от времени, лежал отчет Молотова о партийных кадрах, предложения Кагановича по Закавказью и заметки Орджоникидзе о состоянии заводов. Эти люди были его опорой, но их лояльность нужно было заслужить. Сергей, как юрист, привык выстраивать доверие с клиентами: выслушивать их, предлагать решения, демонстрировать компетентность. Здесь правила были жестче, но принципы оставались теми же.

Он взял перо, обмакнул его в чернильницу и начал писать план. Его юридический ум требовал четкой структуры: конкретные шаги, анализ рисков, запасные варианты. Первое – укрепить контроль над партийным аппаратом. Как генеральный секретарь, он имел доступ к назначениям, и это был его главный козырь. Второе – найти подход к Бухарину. Его идеи о крестьянстве могли завоевать поддержку масс, но их нужно было направить в русло индустриализации, без которой страна останется слабой. Третье – ограничить влияние Зиновьева и Каменева, не вступая в открытый конфликт. Их тандем был силен, но Сергей знал из книг, что их амбиции сделают их союз нестабильным. И, наконец, разобраться с Троцким. Его авторитет в армии и партии был огромен, но его резкость и высокомерие отталкивали многих. Знания Сергея о будущем – о расколах в партии, о борьбе за власть, о грядущих вызовах, включая Великую Отечественную войну, – давали ему преимущество, но использовать его нужно было с ювелирной точностью, чтобы не вызвать подозрений.

Раздался стук в дверь. Сергей поднял голову, поправляя ворот грубой шерстяной гимнастерки, которая все еще казалась ему чужой.

– Войдите, – сказал он.

В кабинет вошел Лазарь Каганович

– Иосиф Виссарионович, – начал он, – вот список кадров для комиссии по крестьянскому вопросу, как вы просили. Надежные люди, проверенные. Я включил товарищей из Украины, Поволжья, Сибири и Центральной России. Они знают деревню, понимают, о чем говорят крестьяне.

Сергей кивнул, раскрывая папку и пробегая глазами аккуратно составленный список. Имена были незнакомыми, но он доверял чутью Кагановича. Этот человек был исполнителем, готовым брать на себя любую задачу, и его энергия могла стать мотором для многих начинаний. Сергей решил, что Каганович станет его правой рукой в организационных вопросах.

– Хорошо, Лазарь Моисеевич, – сказал он, постукивая пером по столу. – Добавьте к списку людей из Закавказья. Григорий Константинович упоминал проблемы с дисциплиной в местных парторганизациях. Нам нужны те, кто сможет навести там порядок. И еще – соберите данные о партийных организациях в Ленинграде. Кто там верен Зиновьеву, а кто может работать с нами. Действуйте тихо, без шума.

Каганович посмотрел на него с легким удивлением, его брови приподнялись, но он тут же кивнул, записывая указание в потрепанный блокнот. Сергей понял, что его просьба была необычной – Сталин, которого знал Каганович, редко вникал в такие детали так глубоко. Но Сергей не мог позволить себе быть просто Сталиным. Он должен был использовать свои знания из будущего, чтобы предвидеть ходы противников и выстраивать свою стратегию.

После ухода Кагановича Сергей вернулся к бумагам. Отчет Молотова о партийных кадрах был подробным: списки секретарей губкомов, их характеристики, связи, слабости. Сергей отметил несколько имен – людей, которые, судя по отчету, были лояльны ему или могли стать таковыми при правильном подходе. Он знал, что партийный аппарат – это машина, которая может работать на него, если он правильно расставит рычаги. Его юридический опыт подсказывал: в любой сложной системе есть точки давления, и их нужно найти. Он сделал пометку: встретиться с Молотовым завтра и обсудить, как усилить контроль над региональными парторганизациями, не вызывая подозрений у Зиновьева.

Вечером его ждала встреча с Орджоникидзе. Григорий Константинович ворвался в кабинет, как всегда, с шумом, хлопнув дверью так, что чернильница на столе дрогнула. Он бросил пальто на стул, едва не опрокинув его, и начал говорить, не давая Сергею вставить слово.

– Иосиф Виссарионович! В Тифлисе бардак, но я уже начал наводить порядок. Заводы работают на четверть мощности, рабочих не хватает, сырья тоже. Но если дать мне людей, деньги и немного времени, я подниму производство! Дайте мне три месяца, и мы запустим хотя бы два завода на полную!

Сергей улыбнулся, глядя на его пылающие энтузиазмом глаза. Орджоникидзе был как ураган – шумный, неудержимый, но способный сдвинуть горы, если направить его энергию в нужное русло. Сергей знал, что заводы в Закавказье не будут лишними в будущей индустриализации, и их нужно запустить как можно скорее.

– Григорий Константинович, – сказал он, постукивая пальцами по столу, – составьте подробный план. Какие заводы можно восстановить, сколько нужно рабочих, сырья, денег. Укажите сроки – я хочу видеть первые результаты к концу года. И главное – подумайте, как привлечь инженеров. Нам нужны не только рабочие руки, но и головы, которые смогут модернизировать производство.

Орджоникидзе кивнул, его лицо озарилось широкой улыбкой.

– Сделаем, Иосиф Виссарионович! Я уже говорил с товарищами в Баку, они готовы помочь с сырьем. Дайте мне два месяца, и я покажу, на что способны наши товарищи! А инженеров я найду – в Тифлисе есть пара умных голов, их только нужно вытащить из контор и поставить к станкам.

После ухода Орджоникидзе Сергей почувствовал усталость. День был долгим: разговоры, доклады, планы. Но он не мог расслабиться. Его ум, привыкший к юридическим баталиям, требовал движения вперед. Он знал, что каждый шаг должен быть выверенным, как ход в шахматах. Один неверный ход – и Зиновьев, Каменев или Троцкий могут использовать это против него. Он взял доклад Троцкого о Красной армии и начал перечитывать. Нужно больше оружия, больше техники, к тому нужна подготовка младшего и среднего командного состава – проблемы были серьезными. Реформы армии могли укрепить его авторитет, если он сумеет предложить решения, не вступая в конфликт с Троцким. Он сделал пометку: поручить Ворошилову собрать данные о военных заводах и их возможностях.

Решив сделать перерыв, Сергей решил отправиться на дачу в Зубалово. Он вызвал охрану – двух молчаливых мужчин в серых шинелях, с пистолетами на поясе. Один из них, с квадратной челюстью и шрамом на виске, молча кивнул, когда Сергей сообщил о поездке. Второй, молодой парень с серыми глазами, побежал сообщить водителю. Через несколько минут во дворе Кремля появился черный Rolls-Royce 40/50 Silver Ghost – элегантный автомобиль с полированным кузовом, хромированными деталями и мягкой кожаной обивкой сидений. Водитель, пожилой мужчина с густыми усами, в фуражке и выцветшем пальто, открыл заднюю дверцу. Сергей сел на сиденье, ощущая, как мягкая кожа прогибается под ним. Охранники заняли места впереди, рядом с водителем, и машина плавно тронулась, ее двигатель издавал низкий, ровный гул. Дорога до Зубалово заняла около часа. Москва осталась позади, сменившись узкими проселочными дорогами, окруженными густым сосновым лесом. Свет пробивался сквозь ветви, отбрасывая длинные тени на дорогу. Сергей смотрел в окно, наблюдая, как мелькают силуэты деревьев, и пытался привести мысли в порядок. Он чувствовал себя чужим в этом теле, в этой машине, в этом времени, но мысли о 2025 годе – о его кабинете на Таганке, о Бароне, его рыжем коте, о тете Маше с ее пирожками – отступали, вытесняемые текущими задачами.

Дача в Зубалово встретила его тишиной и теплым светом, льющимся из окон. Это был двухэтажный деревянный дом в дореволюционном стиле, с широкой верандой, украшенной резными перилами из темного дуба. Фасад был выкрашен в темно-зеленый цвет, местами облупившийся от времени и весенней сырости. Высокие сосны окружали дом, их ветви слегка покачивались от ветра, создавая тихий шорох. Во дворе стояла деревянная беседка, увитая засохшими лозами плюща, которые еще не ожили после зимы. Рядом раскинулся небольшой сад с яблонями и вишнями, чьи голые ветви ждали тепла, чтобы покрыться цветами. Слева от дома находилась конюшня, где держали двух лошадей – гнедую кобылу и старого жеребца, – а за ней виднелся сарай, сложенный из грубых бревен, с аккуратно сложенными дровами и хозяйственными инструментами. Гравийная дорожка, хрустящая под ногами, вела от кованых железных ворот к крыльцу, где стояли две скамейки, вырезанные из цельного дерева. Внутри дом был обставлен просто, но уютно: массивная дубовая мебель, потертые ковры с геометрическим узором, тяжелые льняные шторы на окнах, слегка пожелтевшие от времени. На первом этаже располагалась гостиная с камином, в котором потрескивали дрова, и столовая с длинным столом, покрытым вышитой скатертью, за которым могла собраться вся семья. На втором этаже находились спальни, отделанные деревянными панелями, и небольшой кабинет Сталина, где он продолжал работать, когда не был в Кремле. В углу гостиной стоял старый граммофон, на котором иногда крутили грампластинки с любимыми песнями.

Сергей вышел из машины. Охранники последовали за ним, держась на расстоянии. Он поднялся на крыльцо, и дверь открыла Надежда. Ее лицо было усталым, но в глазах светилась теплота. Темные волосы были убраны в аккуратный пучок, а на плечи накинута шерстяная шаль.

– Иосиф, – сказала она, – ты сегодня рано. Василий будет рад. Он опять рисовал тебе картинки, а Яков в своей комнате, читает.

Сергей улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка выглядела естественно. Ему казалось, что лицо не его, а чужое, все еще слушалось с трудом.

– Хорошо, – сказал он, входя в дом. – Пойду к ним.

В гостиной Василий, трехлетний малыш с яркими глазами и растрепанными волосами, сидел за столом, размахивая карандашом над листком бумаги. Увидев Сергея, он спрыгнул со стула и бросился к нему, протягивая рисунок – неровные линии, изображающие дом, солнце и что-то, похожее на поезд.

– Папа, это тебе! – сказал он звонким голосом, подпрыгивая от возбуждения.

Сергей взял листок, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Он никогда не был отцом, но этот ребенок смотрел на него с такой искренней радостью, что он не мог остаться равнодушным.

– Молодец, Василий, – сказал он, присаживаясь на деревянный стул с выцветшей обивкой. – Это поезд? Расскажи, какой он.

Малыш оживился, начав рассказывать про «большой поезд, который везет людей далеко». Сергей слушал, кивая, и заметил, как Надежда наблюдает за ним с веранды, где она разбирала письма. Она явно удивилась его вниманию к сыну – Сталин, которого она знала, редко находил время для таких разговоров. Сергей понимал, что должен быть осторожен: Надежда была не только женой, но и человеком, который мог почувствовать перемену в нем.

Закончив общаться с Василием, Сергей поднялся на второй этаж, где в одной из спален сидел Яков.

– Яков, – сказал Сергей.

Яков, читавший книгу, поднял глаза, его взгляд был настороженным.

– Здравствуй, отец, – сказал он тихо, почти шепотом, закрывая книгу.

– Как дела? – спросил он, стараясь, чтобы вопрос звучал естественно. – Не передумал учиться в Москве?

Яков пожал плечами, но его глаза слегка оживились.

– Нет, – сказал он, его голос был ровным, но с ноткой тоски. – В Тифлисе совсем скучно. Хочу перевестись в московскую школу.

– Хорошо, – сказал он. – Как я обещал, мы найдем тебе школу с нужным уклоном. И поговорим еще. Я рад, что ты здесь, с нами.

Яков кивнул, его губы дрогнули в слабой улыбке. Он вернулся к книге, а Сергей почувствовал, что сделал маленький шаг вперед. Вернувшись в гостиную, Сергей нашел Надежду, которая разбирала письма за столом. Она подняла взгляд и улыбнулась.

– Иосиф, – сказала она, – Василий просил передать, что хочет поехать на вокзал. Он опять все утро говорил про поезда.

– Я обещал ему, – сказал Сергей. – На следующей неделе съездим, посмотрим на паровозы.

Она улыбнулась и вернулась к письмам, а Сергей решил остаться на даче до утра. Он прошел в кабинет, где на полках стояли книги по марксизму, истории и экономике. Взяв одну из них, он устроился в кресле у камина, но мысли его были далеки от чтения. Он думал о Зубалово, о том, как этот дом стал для него островком спокойствия в вихре партийных интриг. Но даже здесь он не мог полностью расслабиться – его ум, привыкший к юридическим баталиям, уже анализировал следующий день.

На следующее утро он вернулся к бумагам, которые привез с собой. Доклад Бухарина о кооперативах лежал сверху. Идеи были хороши, но Сергей знал, что без индустриализации они не дадут стране рывка. Он начал писать заметки: направить ресурсы на восстановление заводов, привлечь инженеров, начать обучение рабочих. Его знания о будущем подсказывали: стране нужна сталь, машины, дороги. Но как убедить партию, не раскрывая себя?

Перед сном он прошел по даче, проверяя, все ли в порядке. В гостиной горел камин, отбрасывая тени на стены. Василий спал в своей комнате, сжимая деревянную лошадку. Яков читал в своей спальне, не поднимая глаз от книги. Надежда сидела за столом, разбирая бумаги. Сергей почувствовал тепло, но тут же вспомнил Барона, своего кота, оставшегося в 2025 году. Сергей покачал головой, прогоняя мысли. Сейчас он был здесь, в 1924 году, и должен был справиться с текущими задачами.