Текст книги "Я - Товарищ Сталин (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 33

Георгиевский зал Кремля был огромным и величественным: хрустальные люстры отбрасывали резкие блики на мраморный пол, красные знамёна с золотыми серпами и молотами висели вдоль стен, а длинный стол, покрытый тяжёлой скатертью, разделял Сергея и французскую делегацию.

Сергей разглядывал приехавших гостей. Напротив, расположились Андре Франсуа, посол с аккуратно подстриженными усами, и его помощник Жан Дюпон, чьи пальцы нервно теребили папку с документами. Рядом с Сергеем сидели Молотов и переводчик.

Франсуа-Понсе начал говорить первым.

– Господин Сталин, – сказал он через переводчика, – Франция высоко ценит ваше стремление к мирному сосуществованию с нашей страной. Приход канцлера Гитлера к власти встревожил Париж. Мы готовы к сотрудничеству, но военный союз – это сложный шаг, требующий доверия, времени и согласия нашего народа. Наш министр, Жозеф Поль-Бонкур, предлагает пакт о ненападении и взаимной помощи, но не военной. Это укрепит наши позиции против Германии, не связывая нас обязательствами, которые могут быть… преждевременными.

Сергей нахмурился, его пальцы постукивали по столу, выдавая раздражение. Пакт был малозначимой бумагой, а «взаимная помощь» – пустым звуком. Он знал, что Франция боится Гитлера, но её армия в 600 тысяч солдат и укрепления на линии Мажино создавали иллюзию неуязвимости. Они хотели держать СССР подальше от себя, не рискуя проиграть выборы местным коммунистам, которые непременно укрепятся, если страна станет союзником СССР.

– Господин посол, – сказал Сергей. – Гитлер не будет ждать, пока ваша страна решится на настоящий союз с нами. Его танки уже на полигонах, его самолёты летают и отрабатывают бомбардировки на учениях, готовясь к войне. Вы предлагаете пакт, который не остановит его, а лишь даст ему время. Это только подтолкнет его еще быстрее готовится. СССР готов к настоящему союзу, а не к пустым словам. Или Париж думает, что Гитлер остановится на Рейне?

Франсуа-Понсе побледнел, его пальцы сжали ручку, но он быстро овладел собой. Он взглянул на Дюпона, который передал ему папку с проектом пакта, испещрённым аккуратными строчками.

– Господин Сталин, – продолжил посол, – мы предлагаем кредит в 100 миллионов франков и поставки станков для ваших заводов. Так же, наш парламент требует гарантий по нашему военному пакту: данные о численности вашей армии, допуск наблюдателей на ваши заводы. Это укрепит доверие между нашими странами.

Молотов поднял взгляд.

– Господин Франсуа-Понсе, – сказал он, – вы просите наших секретов, но не раскрываете своих. Мы готовы к пакту, но без наблюдателей на наших предприятиях. Предлагаю совместные учения во Франции, чтобы показать нашу силу Германии. И увеличьте кредит до 150 миллионов франков – это укрепит доверие больше, чем ваши инспекции.

Сергей кивнул, одобряя слова Молотова. Франсуа-Понсе замялся, Дюпон шепнул что-то на ухо, но посол отмахнулся, его лицо напряглось. Он знал, что Париж не готов к военному союзу: банкиры боялись убытков, генералы спорили о стратегии, а политики искали выгоду. Пакт был максимумом, на который они были готовы, и Сергей чувствовал, что выжать больше будет трудно.

– Мы рассмотрим ваше предложение про учения во Франции, – сказал Франсуа-Понсе, его голос стал тише, почти примирительным. – Кредит… обсудим с министром финансов в Париже. Пакт о ненападении и не военной помощи – это наш шаг к миру с вашим государством. Можем ли мы подписать его здесь, в Москве?

Сергей молчал, его взгляд буравил посла, словно пытаясь прочесть его мысли. Пакт был полумерой, слабой нитью, которая могла порваться при первом ударе Гитлера. Но отказываться нельзя: Франция, пусть и ненадёжная, была нужна как показатель того, что СССР не одинок. Он кивнул Молотову, давая понять, что соглашение будет подписано, но на его условиях.

– Подготовьте текст, Вячеслав, – сказал Сергей. – Никаких наблюдателей, никаких предприятий. Учения – только во Франции. И 150 миллионов франков, не меньше.

Франсуа-Понсе кивнул, но его глаза выдавали тревогу. Он понимал, что Париж будет недоволен, но выбора не было. Молотов взял перо, его рука заскользила по бумаге, фиксируя условия с максимальной точностью.

Сергей вызвал к себе Максима Литвинова, наркома иностранных дел. Литвинов сидел напротив Сергея, рядом с Молотовым, чья каменная маска резко контрастировала с той энергией, которая бурлила внутри этого человека.

Признание СССР Соединёнными Штатами открывало путь к инвестициям, которые могли спасти промышленность от валютного кризиса, но Сергей знал, что американцы – прагматики, их банкиры и промышленники требовали не только прибыли, но и контроля. Он поручил Молотову и Литвинову разработать план переговоров, но их разногласия уже всплыли на поверхность: Литвинов верил в широкие жесты и сотрудничество, Молотов настаивал на жёсткой линии, не доверяя капиталистам.

– Максим, Вячеслав, – сказал Сергей. – Америка признала нас. Их станки, их технологии – это наш шанс выйти из кризиса. Но они не дадут ничего даром. Они хотят наши нефть, лес, зерно. Что вы думаете о торговле с ними?

Литвинов начал первым, его голос был энергичным, почти восторженным, но Сергей видел в нём опасную веру в добрую волю американцев.

– Иосиф Виссарионович, – сказал Литвинов, – Уильям Буллит, их посол в Москве, готов к серьёзным переговорам. Я встречался с ним два дня назад: он сказал, что Форд, Дженерал Электрик и Стандард Ойл хотят строить заводы в СССР. Они предлагают 500 миллионов долларов инвестиций, кредиты на станки и приезд их инженеров.

Их условия таковы: они хотят концессии – контроль над заводами на 10 лет, доступ к нефтяным месторождениям в Баку и лесным угодьям в Сибири. Я считаю, мы можем согласиться на совместные советско-американские предприятия, но с нашим контролем – 51% акций будет у нас. Буллит также намекнул на поставки военных грузов, если мы гарантируем политическую стабильность. Я подготовил пока только черновик проекта соглашения: инвестиции в обмен на поставки нефти и леса, но без доступа к нашим важным данным. Это покажет наше стремление к сотрудничеству и откроет путь к новым сделкам.

Молотов нахмурился, его пальцы сжали перо так, что костяшки побелели.

– Максим, ты слишком щедр, – сказал он. – Американцы хотят наши ресурсы, но не дадут технологий без контроля, со своей стороны. Их банки заморозят кредиты при первом удобном случае – я видел, как они поступили с Мексикой. Я говорил с их торговым атташе на прошлой неделе: они требуют полные данные о нашей промышленности, включая мощности заводов и запасов сырья. Мы не можем раскрывать наши тайны , потому что Гитлер все узнает через свою разведку. Пусть платят за нефть и лес, но не лезут в наши дела. И никаких военных поставок – их «стабильность» – это значит подчинение Вашингтону.

Сергей слушал, его взгляд метался между ними. Литвинов был идеалистом, верящим в дипломатию, но его открытость американцам могла стать ловушкой для страны. Молотов был прагматиком, его холодный расчёт защищал суверенитет СССР, но слишком жесткий отпор мог отпугнуть американцев. Сергей знал, что валютный кризис не оставляет времени на споры: без денег и станков промышленность не справится с военными заказами.

– Товарищи, хватит спорить, – сказал Сергей. – Максим, твои совместные предприятия не подходят для нас, американцы будут диктовать условия, ведь у них деньги, а значит и решающий голос, несмотря на наш 51%. Вячеслав, твоя позиция очень жесткая и принципиальная, так мы можем отпугнуть их.

Нужен компромисс: станки и кредиты в обмен на нефть и лес, но без концессий, без данных о промышленности, без военных поставок. Отправьте делегацию в Вашингтон. Вячеслав, ты главный в этом вопросе, Максим – ты помогаешь Вячеславу. Доложите мне о результатах через неделю. И не дайте Буллиту повод думать, что мы слабы.

Литвинов кивнул, но его глаза выдавали разочарование, как у человека, чей план отвергли. Молотов остался неподвижным, но Сергей знал, что он доволен.

Поля под Смоленском покрылись дымом, воздух дрожал от рёва танковых моторов, залпов артиллерии и криков команд. Военные учения «Запад-33», организованные по прямому приказу Сергея, были крупнейшими за последние годы: участвовало 20 тысяч солдат, 200 танков Т-26 и БТ-5, 50 самолётов, артиллерия и пехота имитировали оборону от наступления условного врага с запада – сценарий, недвусмысленно намекавший на Германию. Сергей приехал на наблюдательный пункт, деревянную вышку в окружении сосен, где Климент Ворошилов, в тяжёлой шинели и с биноклем, докладывал о ходе манёвров. Рядом стояли старшие командиры: Александр Егоров, скептик, считавший учения пустой тратой ресурсов, и Михаил Тухачевский, чьи идеи о манёвренной войне вызывали споры среди других командующих. Внизу, на поле, танки двигались в атаку, пехота окапывалась, а артиллерия била по мишеням, обозначавшим вражеские позиции.

Но раздрай был очевиден: некоторые танки заглохли, дивизии теряли связь, а командиры кричали, пытаясь восстановить порядок.

Подготовка «Запад-33» началась за два месяца, но с первых дней выявила трещины в системе. Ворошилов лично отбирал дивизии, но столкнулся с нехваткой топлива, запчастей и даже формы для солдат. Логистика оказалась слабым местом: поезда с техникой опаздывали на сутки, вагоны с боеприпасами застревали в Минске из-за поломки локомотива. Склады под Смоленском оказались наполовину пустыми – часть патронов и снарядов, как выяснилось позже, была списана или украдена.

Сергей настоял на реалистичном сценарии: учения должны были включать ночные бои, авиаудары и манёвры танков, имитирующие немецкое наступление с использованием тактики «блицкрига. Ворошилов предупреждал, что армия не готова: штабных станций не хватает, танки ломаются, а командиры привыкли к линейной тактике времён Гражданской войны. Но Сергей был непреклонен.

Старшие командиры разделились во мнениях. Егоров, ветеран старой школы, ворчал, что учения – это «показуха», отнимающая ресурсы, которые лучше пустить на склады. Он писал Ворошилову: «Немцы далеко, а мы тратим патроны на этот театр». Тухачевский, напротив, требовал больше танков, самолётов и улучшенной связи, настаивая, что армия должна учиться манёвренной войне: «Противник не будет стоять в окопах, он ударит быстро и глубоко». Ворошилов пытался балансировать, но его собственные сомнения росли: он знал, что армия – это очень сложный механизм, который скрипит под тяжестью задач.

Сергей получил анонимное письмо за неделю до учений, доставленное через ОГПУ. Автор, назвавшийся «командиром, верным делу», указывал на хищения в снабжении: топливо сливалось, запчасти продавались, а склады боеприпасов разворовывались. Письмо заканчивалось словами: «Армия слаба не из-за солдат, а из-за воров наверху». Сергей приказал ОГПУ начать проверку, но держал письмо в тайне от армейских командиров, чтобы не подрывать моральный дух перед учениями. Однако оно укрепило его решимость: армия должна быть очищена.

Сейчас Сергей стоял на вышке, его взгляд был прикован к полю. Танки Т-26, двигались в атаку, но часть застряла в грязи, их гусеницы буксовали, выбрасывая комья земли. Пехота окапывалась, но без связи с артиллерией позиции выбирались наугад, некоторые роты залегли в низине, где их легко было бы накрыть огнём.

Самолёты И-15 были неплохи. Они, гудя, пролетали над полем, но их было слишком мало. Связь хрипела, передавая обрывки команд, а связисты, пытались наладить линии.

Ворошилов опустил бинокль, его лицо было мрачным.

– Иосиф Виссарионович, – сказал он. – Это бардак. У нас 600 танков, но треть не на ходу. Пехота теряет связь, самолетов мало. Много проблем с логистикой. Если противник ударит завтра, нам будет очень тяжело.

Егоров, стоявший рядом, кашлянул.

– Климент Ефремович преувеличивает, – сказал он. – Армия сильна, солдаты готовы. Но зачем нам эти учения? Мы тратим топливо, патроны, изнашиваем танки. Гитлер далеко, а мы устраиваем спектакль. Лучше копить силы, строить склады.

Тухачевский резко повернулся к Егорову, его голос был полон гнева.

– Александр Ильич, вы слепы! – сказал он. – Гитлер не далеко. Его танки уже на полигонах, их авиация растёт. Они готовят «блицкриг» – быстрые удары, танки, самолёты, прорывы. Эти учения показали, что мы не готовы: без связи, без скорости, без манёвра мы проиграем. Нам нужны новые танки, радио, обученные командиры. Дайте мне ресурсы, и я перестрою армию за два года.

Сергей слушал, его пальцы сжали деревянные перила вышки. Егоров был пережитком прошлого, его осторожность граничила с трусостью. Тухачевский видел будущее войны, но его планы требовали денег, которых не было. Ворошилов был прав: координация была главным врагом. Сергей видел, как солдаты, уставшие, тянули застрявший танк, как связисты путались в проводах, как командиры кричали, но не могли навести порядок. Учения обнажили правду: армия была громоздкой, плохо оснащённой, с командирами, боящимися брать ответственность.

– Клим, – сказал Сергей. – Это твоя работа, и ты за неё ответишь.

Ворошилов побледнел.

– Иосиф, – сказал он, – я вижу слабости. Я начну реформу: новые учебные программы, больше техники и связи, меньше таких командиров, как Егоров. Но дай мне год и деньги. И… я получил рапорт: часть топлива для учений исчезла, склады боеприпасов недосчитались трети. Кто-то ворует.

Сергей сжал кулак, вспомнив анонимное письмо.

– Егоров, – сказал он. – Если твоя дивизия не справится нга учениях, ты уйдёшь. Михаил, твои идеи хороши, но пока это только слова. Климент, найди воров в армии, ОГПУ тебе поможет. Учения продолжить, пусть учатся на ошибках. И готовь план реформы. Доложи мне через месяц.

Егоров покраснел, но промолчал. Тухачевский кивнул, его глаза загорелись решимостью. Ворошилов выпрямился, готовый действовать. Сергей посмотрел на поле, где солдаты, несмотря на трудности, продолжали манёвры, и подумал о Гитлере.

Вернувшись в Москву, Сергей позвал Молотова в свой кремлёвский кабинет. На столе лежал отчёт ОГПУ: немецкая разведка активизировалась по всей Европе. Их агенты были замечены в Париже и Варшаве. А в Берлине пытались завербовать сотрудника советского посольства. Утечка о переговорах с Францией могла быть их работой, и Сергей чувствовал, как тень Гитлера надвигается ближе.

– Вячеслав, – сказал он. – Немцы знают слишком много. Утечка – их рук дело? Или французы играют с нами?

Молотов взял отчёт, его глаза пробежали по строчкам.

– Иосиф, – сказал он, – немецкий атташе в Париже докладывал в Германию о «советско-французских контактах». Но я подозреваю Дюпона – он слишком болтлив, а его встречи с британцами не случайны. ОГПУ следит за французской делегацией.

Я отправлю нового человека в Берлин, чтобы проверить посольство. Гитлер не должен знать наши планы, раньше, чем мы объявляем о них официально.

Сергей кивнул. Немецкая разведка была пауком, плетущим сети вокруг СССР. Он знал, что должен быть быстрее и хитрее, чтобы выиграть время.

– Усиль контроль, Вячеслав, – сказал он. – Следи за Литвиновым – он слишком доверяет капиталистам. Переговоры с Америкой – это твоя главная задача. И держи Чилстона в узде. Молотов кивнул, его перо заскользило по бумаге, фиксируя указания.

Сделать надо было еще очень много. А время поджимало.

Сергей посмотрел на карту Европы, где Германия, словно чёрная туча, надвигалась на восток. Он знал, что каждая ошибка – это шаг к поражению.

Глава 34

Москва, февраль 1934 года

Февральская Москва утопала в снегу. Время шло, времена года сменяли друг друга, и Сергей знал, что роковой час для всей Европы становится все ближе. Сергей стоял у окна кабинета, а на столе громоздились телеграммы, каждая из которых вызывала тревогу. Вячеслав Молотов сообщал о польско-германском пакте о ненападении, подписанном 10 января 1934 года, и отказе Польши от сотрудничества с СССР; Максим Литвинов подтверждал, что Варшава игнорирует его предложения, ссылаясь на «западные интересы»; Андре Франсуа-Понсе телеграфировал о согласии Франции на учения в Па-де-Кале, но его сообщение не обещало никаких подвижек в военном союзе.

Армию разъедала коррупция: новое анонимное письмо намекало на кого-то из окружения Климента Ворошилова. Сергей так же заменил Генриха Ягоду на Николая Ежова в ОГПУ, поручив тому чистку партийных органов и армии. Молотову он приказал обсудить с Буллитом войну в Европе, Литвинова отправил в Вашингтон с прощупыванием почвы на предмет более тесных отношений двух стран. Ему нужно было убедить своих идеологических врагов, что СССР готов сотрудничать и не собирается устраивать революции или вести подрывную работу в их странах. Необходимо было выстроить более тесные связи и убедить всех, что именно Гитлер, главная опасность для всех.

На столе лежала шифровка из Варшавы: Юзеф Липски отказался от встречи с Литвиновым, заявив, что «СССР не интересен Польше». Польско-германский пакт, подписанный 10 января, закрепил сближение Варшавы с Берлином, изолируя СССР. Сергей сжал кулак, его взгляд впился в карту, где Польша, как клин, разделяла СССР и Германию, а Германия, как чёрная туча, нависала над Европой. Его злила недальновидность европейских политиков, которые не воспринимали речи Гитлера всерьез и думали, что союзом с ним, они смогут удовлетворить его желания властвовать над всеми.

– Вячеслав, – сказал Сергей, вошедшему Молотову. – Поляки продались Гитлеру. Их пакт – это абсолютно глупый поступок. Они думают, что спасутся, отвернувшись от нас? Наивные. Гитлер нападет на них, а пакт ему нужен лишь для отвлечения внимания. Что у тебя?

Молотов отложил очки.

– Иосиф Виссарионович, – начал он, – Липски встречался с Риббентропом трижды за месяц. Наши люди в Варшаве перехватили их переписку, и она довольно занимательна: Гитлер обещал Польше защиту от «восточной угрозы», то есть от нас за нейтралитет, торговые льготы и доступ к портам Данцига. Я предлагал Варшаве кредит в 50 миллионов рублей, поставки оружия – 10 тысяч винтовок, 50 пушек, – совместную оборону против Германии, но Липски ответил, что Польша «смотрит на запад».

Это не просто отказ – они зондируют союз с Гитлером. Но у них нет единства: генерал Эдвард Рыдз-Смиглы, главнокомандующий, боится, что Гитлер использует Польшу как плацдарм для наступления и предаст. Бек, министр иностранных дел, сомневается в пакте, но Липски давит на него.

ОГПУ сообщает: немецкий агент Ганс Келлер предложил 10 тысяч злотых нашему дипломату, секретарю посольства Алексею Кузнецову, за копии телеграмм Литвинова. Кузнецов отказался, а Келлер сбежал, предположительно в Берлин. Я отправил шифровку в Варшаву: Пётр Иванов, наш атташе, встретится с человеком Бека втайне, в ресторане «Адрия», намекнёт, что Гитлер планирует аннексировать Данциг, а Польшу сделает буфером.

Предлагаю тайные поставки оружия через наших людей в Литве – 5000 винтовок, 20 пушек, чтобы подогреть страх Рыдз-Смиглы. Мы можем попытаться расколоть их руководство: Бека настроить еще больше против Липски, а армию против дипломатов.

Сергей кивнул, его пальцы постукивали по столу, выдавая раздражение, но в глазах загорелся холодный расчёт. Польша была слабым звеном, её пакт с Германией делал СССР уязвимым, но внутренние разногласия в Варшаве открывали возможности. Он знал, что Гитлер играет на страхах Польши, обещая защиту, которой не будет, а Липски, амбициозный и упрямый, слепо верит Берлину. Рыдз-Смиглы, прагматичный военный, видел дальше, и его можно было использовать для своих целей.

– Вячеслав, – сказал Сергей. – Работай с Беком, но осторожно. Организуй встречу в «Адрии», но смотри, чтобы не было хвоста. Предложи оружие – 5000 винтовок, 20 пушек, через Литву, как и планировал. Если Бек согласится, дави на Рыдз-Смиглы, пусть боится Гитлера больше, чем нас. Липски – это марионетка, но нельзя недооценивать его. Возможно в объятия Германии его подтолкнули англичане, чтобы не дать полякам союза с нами.

Молотов кивнул, его перо заскользило по бумаге, фиксируя указания. Он добавил: – Касательно англичан, Чилстон прислал письмо вчера вечером, он предлагает нам торговую сделку: британские станки за лес и марганец. Его шифровка, перехваченная ОГПУ, показывает: он боится, что мы с Францией готовим сговор против них. Я могу встретиться с ним, намекнуть, что Лондон опоздал, чтобы подогреть их интерес. Они с французами не доверяют друг другу.

Сергей кивнул, его взгляд скользнул по карте, где Польша и Германия сливались в одну угрозу, а Британия, как паук, плела паутину, не подозревая, что и сама окажется под ударом.

– Хорошо, Вячеслав, – сказал он. – Встреться с Чилстоном, но держи его в неведении. Намекни, что Франция слаба и ненадежна, а мы смотрим в сторону Лондона. Если он клюнет, выжми станки и технологии. И еще, не забывай про США. Я проинструктирую Литвинова, но ты тоже должен подключиться. Литвинов слишком доброжелательно к ним настроен, и американцы могут этим воспользоваться. С этими капиталистами надо держать ухо востро.

Молотов кивнул. Сергей знал, что Молотов все сделает правильно, но время поджимало.

В Георгиевском зале Кремля Сергей принял французскую делегацию. Напротив, расположились Андре Франсуа-Понсе и Жан Дюпон. Рядом с Сергеем сидел Молотов и переводчик.

Франция предлагала учения в Па-де-Кале. ОГПУ, тем временем, перехватило шифровки: Пьер Лаваль, французский министр, встречался с немецким послом в Париже трижды за месяц, зондируя нейтралитет с Германией. Лорд Чилстон, британский посол, подозревал сговор СССР и Франции, его шифровка намекала на то, что нужно оказать давление Лондона на Париж. Польско-германский пакт усилил колебания Франции, а валютный кризис заставлял Сергея искать компромисс, но только не любой ценой.

Франсуа-Понсе начал говорить.

– Господин Сталин, – сказал он через переводчика, – Париж высоко ценит наш пакт о ненападении. Учения в Па-де-Кале – шаг к укреплению доверия. Мы готовы допустить 50 ваших офицеров и 100 танков, но без авиации и под наблюдением наших генералов. Польско-германский пакт встревожил Европу, наш министр иностранных дел, Пьер Лаваль, настаивает на осторожности, чтобы избежать эскалации. Касаемо невоенной сферы, мы предлагаем увеличить кредит до 130 миллионов франков, поставить 200 станков для ваших заводов, и обсудить поставки авиадвигателей. Взамен мы просим данные о численности ваших западных гарнизонов, планах военных манёвров и гарантиях, что СССР не будет вмешиваться в дела Чехословакии. Это укрепит наше сотрудничество против возможной угрозы Германии.

Сергей нахмурился, его пальцы сжали подлокотники кресла, выдавая гнев. Французы предлагали маловажные вещи, требуя взамен секреты. Их учения были показухой, а не союзом. Он знал, что Лаваль, хитрый и двуличный, играет на два фронта: укрепляет линию Мажино, и вто же время ищет мира с Гитлером, боясь реальной войны. Польский пакт дал Парижу повод уклоняться, а британское давление – через Чилстона – заставляло Францию колебаться. Упоминание Чехословакии насторожило Сергея: Лаваль, вероятно, зондировал реакцию Москвы на возможный раздел Европы с Германией.

– Господин посол, – сказал Сергей. – Ваши учения – это просто театр, а не военное сотрудничество. Гитлер подписал пакт с Польшей, его танки уже на полигонах, его самолёты летают над соседними странами, готовясь к войне, а вы предлагаете нам учения на 100 танков под вашим надзором? СССР готов к настоящему союзу, а не к вашим играм. Мы требуем 150 миллионов франков, лицензии на танки Рено, а не устаревшие пушки, и полные учения с нашими танками и самолётами. Никаких данных о наших гарнизонах – или вы хотите передать их Гитлеру через Варшаву? И объясните: почему Лаваль встречается с немецким послом? Его шифровки перехвачены – он зондирует нейтралитет. Париж думает, что Гитлер остановится на Рейне? И что за интерес к Чехословакии? Вы готовите сделку с Берлином?

Франсуа-Понсе побледнел, его пальцы сжали ручку, но он быстро овладел собой. Дюпон шепнул что-то на ухо, но посол отмахнулся, его лицо напряглось. Он знал, что Париж не готов к военному союзу. Упоминание шифровок и Чехословакии заставило его замяться – Сергей понял, что задел больное место.

– Господин Сталин, – сказал Франсуа-Понсе, его голос стал тише, почти примирительным, но с ноткой тревоги. – Париж не готов к полному военному союзу в текущих условиях. Польско-германский пакт изменил расклад, а давление Лондона заставляет нас быть осторожными. Учения в Па-де-Кале – это наш максимум на сегодня. Мы добавим 140 миллионов франков, лицензии на 75-мм орудия, 300 станков и обсудим поставку авиадвигателей. Что касается господина Лаваля… его встречи с немецким послом – это дипломатическая разведка, чтобы понять намерения Берлина и выиграть время для укрепления Франции. Мы не предаём наш пакт с Москвой. Чехословакия упомянута лишь как пример: мы хотим стабильности в Европе, чтобы избежать конфликта, который может спровоцировать Германия. Мы также готовы организовать торговую миссию в Москву, чтобы обсудить поставки нужных технологий для ваших заводов, если вы согласитесь на совместные предприятия с фирмами Рено и Шнейдер.

Молотов поднял взгляд, его глаза сузились, как у хищника, почуявшего страх жертвы.

– Господин Франсуа-Понсе, – сказал он, – вы боитесь Гитлера, но держите нас на расстоянии. Ваша линия Мажино – это иллюзия, которая не спасёт от Германии. Мы согласны на учения, но только без ваших наблюдателей. Дайте нам 150 миллионов франков, лицензии на танки Рено, авиадвигатели и 500 станков. Никаких совместных предприятий – ваши фирмы хотят контроля, а не сотрудничества. И объясните действия Лаваль: его встречи с немцами разрушают наше доверие. Если Париж играет на два фронта, мы найдём других партнёров. Лондон уже сделал предложение, и его предложения выглядят надёжнее ваших.

Сергей кивнул, одобряя слова Молотова. Упоминание Лондона было рассчитанным ходом: шифровка Чилстона показывала, что британцы боятся сближения Москвы и Парижа, и этот страх можно было использовать, чтобы надавить на Францию. Франсуа-Понсе замялся, его пальцы перебирали бумаги, а Дюпон передал ему черновик соглашения, но посол медлил. Он знал, что Лаваль не одобрит уступок, а упоминание перехваченных шифровок намекало на осведомлённость Москвы. Чехословакия, упомянутая вскользь, тревожила: Сергей подозревал, что Лаваль зондирует раздел Европы с Германией, что могло бы объяснить его осторожность.

– Мы обсудим ваши условия в Париже, – сказал Франсуа-Понсе, его голос был напряжённым, но сдержанным. – Я передам ваши замечания господину Лавалю. Франция ценит сотрудничество с Москвой и не хочет недопонимания. Мы готовы отправить торговую делегацию в марте, чтобы обсудить дальнейшие поставки.

Сергей молчал, его взгляд буравил посла, словно пытаясь прочесть его мысли. Франция была слабым союзником, её колебания и двуличная игра Лаваля создавали риск. Его встречи с немцами могли разрушить всё.

– Подготовьте текст, Вячеслав, – сказал Сергей. – Если Лаваль хочет мира, пусть прекратит игры с немцами.

Молотов кивнул, записывая. Франсуа-Понсе согласно кивнул, но его лицо выражало тревогу. Он понял, что Москва играет жёстко, и Лаваль может столкнуться с трудным выбором.

Кремлёвский кабинет Сергея, пропитанный запахом табака и чернил, был погружён в полумрак, лишь тусклая лампа освещала стол, заваленный бумагами. Николай Ежов стоял перед Сергеем. Генрих Ягода, бывший глава ОГПУ, сидел напротив, его лицо было бледным, пальцы нервно теребили папку с отчётами, словно цепляясь за последнюю надежду. Новое анонимное письмо, доставленное вчера, указывало на хищения в армии и намекало на причастность командира из окружения Климента Ворошилова, возможно, продающего запчасти на чёрный рынок. Первое письмо, полученное в ноябре, уже привело к арестам, но Ягода действовал слишком медленно, его отчёты были уклончивы, а результаты – скромны. Сергей решил заменить его на Ежова, чья беспощадность была нужна для чистки. Коррупция, как ржавчина, разъедала армию, и без её устранения все дипломатические усилия могли рухнуть перед лицом Гитлера.

– Николай Иванович, – сказал Сергей. – Ягода не справился. Армия тонет в коррупции, воры крадут топливо, патроны, запчасти, а может, и целые танки уже списывают. Новое письмо указывает на командира – возможно, из окружения Ворошилова. Кто-то продаёт наше будущее немцам. Найди его. Очисти армию, или наши враги сделают это за нас.

Ежов кивнул, его глаза сверкнули, как у хищника, почуявшего жертву.

– Иосиф Виссарионович, – сказал он. – Ягода слишком мягкий. Его люди пропустили утечки, их отчёты отражают лишь небольшую часть должного. Я уже нашёл след: 20 тонн топлива ушло на чёрный рынок через склады в Минске, 5000 винтовок и патронов к ним пропали в Харькове. Интендант, арестованный на прошлой неделе, показал на посредника в Смоленске, но тот пока молчит. Я подозреваю, что командир из штаба прикрывает всю сеть – возможно, кто-то из окружения Егорова, его дивизия теряет больше техники, чем другие. Я начну проверку складов, интендантов, штаба Ворошилова завтра. Дайте мне три недели – я потрясу всех, кто крадёт, и найду этого вора.

Ягода попытался возразить, его голос дрожал.

– Иосиф Виссарионович, – сказал он, вставая, его пальцы сжимали папку, как спасательный круг. – Мы уже арестовали 12 интендантов, нашли три склада под Минском с краденными снарядами и топливом. Коррупция есть, но она не доходит до штаба – это мелкие воры, спекулянты. Я подготовил план: проверки по всем округам, новые шифры для связи, усиление охраны складов. Дайте мне месяц, я исправлю…

Сергей перебил его.

– Времени нет, Генрих, – сказал он. – Ты проспал момент, когда немцы перехватывали наши планы, а воры грабили армию. Ты знал о письме в ноябре, но где результаты? Все только ухудшилось. Уходи. Николай, начинай сегодня. Проверь Егорова – в его частях слишком большие недостачи и поломки.

Ягода вышел, за ним ушел Ежов. Сергей, зная историю, не доверял никому из них. Но сейчас ему нужен был верный исполнитель.

На следующий день Франсуа-Понсе сообщил, что Лаваль заблокировал учения, требуя нейтралитета и отказа от военных союзов. Французы испугались сближения.

Молотов доложил на счет поляков: Бек согласился на тайную встречу в Кракове, намекнув, что Рыдз-Смиглы боится Гитлера, но Липски блокирует любые шаги по сближению.

Литвин уехал в Вашингтон, где Буллит предложил встречу с представителями Форда, но требует концессий на нефть.

Ежов арестовал 15 интендантов, обнаружил склад с украденными запчастями в Минске, но командир-вор пока был не найден.