Текст книги "КОМАНДИРОВКА"

Автор книги: Андрей Ломачинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Прем, главное, чтоб не из стекла – оно обычно лопается от такого перепада температур. И категорически нельзя из пластмассы – эта хрупкая становиться и часто тоже трескается. Ну а самое опасное – так это из металлической кружки – губы прилипнут намертво, так примерзнут, что кусками до крови поотдираешь! А вот из дерева в самый раз – никакой опасности, главное старайся зубную эмаль беречь – холод не тетка, поэтому спирт лей сразу в глотку.

После этой лекции подполковник как-то жалобно посмотрел на Ваню:

– Айван, а можь и вправду не надо… Ну разведем ДиАй (deionized water -дистиллировкa), будет водка. Не хочешь водой, могу к себе за Кока-колой сбегать. Чувствую, нас после твоего шоу самих на завтра вскроют. Ну ведь у нас же уже есть один сурогатно-алкогольный труп. Зачем еще два? Зачем статистику по армии портить?

– Нет, Прем. То все дерьмо. Ты до Главного Судмедэксперта дослужился, а настоящего судмедэкспертского напитка ни разу не пробовал! Позор!!! Поэтому надо, Прем, надо.

Ванька плеснул в деревянную чашку чуть спирта и добавил туда жидкого азота. Тот моментально бурно закипел, из чашки потянулись водопадиком белые ручейки пара, а потом из нее вылетела длиннющая белая змеюка – извивающейся шлейф дыма, как в фильмах про джинов. Ванька постучал пластмассовой линеечкой по стенке стакана. Звук был глухой – еще не готово. Через секунд десять опять постучал – звук был звонче, жидкий азот весь выкипел, а спирт перешел в какое-то кашицеобразное состояние. Ванька поболтал его, добиваясь, когда кашица чуть отморозится до консистенции густого растительного масла.

– Тут главное азота не перелить, а то переморозишь. Чуть-чуть надо, а то долго ждать пока опять нагреется – сказал Ванька и махом отправил весь стакан себе в глотку.

Следом запустили «Старика Хоттабыча» Сингху.

– Ну как?

– Черти всех религий – здорово! Полная холодовая анестезия! Даже если воду пить, и то больше почувствуешь. Ух, ну наверное развозит от этой штуки… Это ж считай чистейший алкоголь, даже не 96-ти, а 100-процентный – при таких температурах всю воду выморозит.

Закусили остатками сухпайка, затем еще раз маханули «Хоттабыча», опять поговорили про Америку, затем про Индию и про Россию. Кем бы не был эмигрант в Штатах, и с какой бы страны он не приехал, но дай только двоим сойтись – сразу выплывает столько общего, своего родного, типично эмигрантского и недоступного никому из людей, не живших такой жизнью, точнее двумя жизнями – «до и после». Второй час ночи. Пить больше не хочется. Сингх опять звонит кому-то из своих сержантов – ваставай, боец, война мол, вот приходится работать допоздна. Намекает на отпуск в город, а потом отдает приказ – взять напарника, чтоб одному по ночному Кувейту не мотаться и доставить гражданского эксперта Айвана Доу из его лаборатории в отель Мовенпик. По дороге не будить, а на месте действовать по обстоятельствам – если что, то помочь подняться по лестнице – эксперт сегодня много работал и очень устал.

Глава 14

На следующее утро Ваню разбудил телефонный звонок. Звонили из медотдела штаба Группировки – вход в Багдад возможен со дня на день, поэтому просьба перебазироваться из отеля во временное распоряжение майор-сержанта, командира интендантского подразделения, на складе у которого стоял Ванькин контейнер. (Как же перевести это звание с милитари-американского на военно-советский? Самый Большой Сержант? Сержант Мастер из Мастеров, master sergeant – «нормальное» высшиее воинское звание для enlisted, то бишь не офицеров. Нет, пожалуй Старший Прапорщик, хотя должность у него по советским понятиям вполне капитанская, если не выше.) Ну что же, раз требуют перекочевать из комфортных условий в поле к военным, значит выход (выезд) завтра-послезавтра. Ваня заварил себе отельного пакетного чайку (уж очень хотелось пить после вчерашнего общения со «Стариком-Хоттабычем»), затем быстро собрал шмотки, понежился в душе (не ясно, когда еще подобная роскошь выпадет) и стал звонить Шреку. Шрек, это не зеленый леший, мультфильмовский герой, это кличка того самого майор-сержанта, которую он случайно услышал от его солдат и которая как нельзя более точно подходила к этому человеку. Официально его звали Джим Бойл, телосложения крупного, силищи неимоверной, весь в цветных татуировках, пошляк, грубиян и… и в общем-то добрый малый. Во главе его личных пристрастий безоговорочно стояла физкультура, затем жратва, затем стрельба, а потом все остальное. Этим всем остальным он чем-то очень напоминал обычного советского прапора-хозяйственника в расцвете сил, разве что не отягощенного комплексом жулика-несуна.

Шрека на месте не оказалось. Трубку взял технарь петти-офицер. С ним Ваня тоже встречался. Этот малый заведовал непосредственно погрузкой, отвечал за техсостояние «вилок» и «гусей» (погрузчиков и кранов), и на счастье оказался в курсе Ванькиного прикомандирования:

– А-ааа, так вы тот «сивик», что со Шреком в Багдад поедет! Ну тогда ждите, Шрек через часок освободится и Вас заберет. А если не заберет, то лишь перезвоните – я доложу своему офицеру, и мы сами приедем за вами.

Ванька на всякий случай еще раз продиктовал свой адрес и дал короткое описание, как лучше всего к нему добраться. То, что его заберут, он не сомневался – военные обычно не пропускали случая выехать в город из пыльной и надоевшей за месяцы пустыни.

Шрек перезвонил часа через полтора, а еще через час Айван уже сидел в его «Хаммере». Обычно неразговорчивый сержант Джим Бойл сегодня разговорился – видимо нервозность перед предстоящим выдвижением в Багдад несколько развязала ему язык. Он скептически осмотрел Ваню, сказал, что приказано ему выдать бронежилет и каску, но бронежилет темно-синий, цивильный, а каску блестящую, без матерчатой обтягивающей накидки. Еще он может дать Ваньке солдатские ботинки с желтой подошвой и штаны-песочку, потому что то, в чем он сейчас одет, есть полное дерьмо и воевать в таком нельзя. И что блестящая каска тоже полное дерьмо – такую носить, только снайперов привлекать, поэтому накидку он ему все же даст, но нелегально. И темный броник фуфло, через пару деньков надо будет «ошибиться» – темный жилет сдать, а желтый получить, кевлар и титан одни и те же, но хоть не будет так сильно выделяться в солдатской массе. К сожалению оружие дать не может – поэтому полагаться можно только на него, Шрека, ангела-хранителя. Хотя с оружием штука интересная – это М-16 нельзя, но трофейный «Калаш», пожалуйста! Но не здесь, такое возможно только в самом Ираке (действительно, все «сивики» вооружались самостоятельно и порой выглядели весьма русско-бандитски, обвешиваясь «Калашами» и «Макарами»). А вот аптечку получить не мешало бы, война все-таки… И спальник. А еще солдатский рюкзак, потому как его чемоданы опять же полное дерьмо – много места занимают внутри «Хаммера», а ехать в нем придется вчетвером – водитель, Шрек, Айван и его переводчик, Муфлих Хузэйма, которого к ним в часть привезут непосредственно перед выходом колонны. Шрек пустился в рассуждения – раз народу много, то место надо экономить. Рюкзаки можно просто повесить снаружи, а Ванькины чемоданы с пиджаками и прочей цивильной дребеденью или выкинуть, или кому-нибудь подарить, или сложить один в один и запихать в грузовой контейнер, всё равно они ему не скоро пригодятся. Дарить было некому, а выбрасывать жалко – чемодан и сумку-перегибку для немнущегося хранения костюма Ванька купил перед самым отъездом в весьма престижном магазине. Решили лишнее барахло все же спрятать в контейнер.

Приехали в расположение, и Иван сразу понял, почему Шрек так переживал за место в «Хаммере» – сбоку Шрековой палатки под маскировочным тентом на брезенте лежал здоровый пулемет, а рядом ящики с лентами, которые какой-то солдатик, видимо тот самый упомянутый водитель, старательно переупаковывал в специальные кейсы. Плюс две здоровые гранатометные трубы и реактивные гранаты к ним, личное оружие, палатка, тент, жрачка, вода и громадное количество канистр с бензином. Да, тут особо на комфорт рассчитывать не приходится. Не теряя времени сходили на склад, где Шрек быстро выдал обещанное, заставив расписаться на многочисленных бланках. Забавное дело – шмотки, рюкзак, спальник и ботинки стали полной Ванькиной собственностью, возвращать нужно было только броник и каску, да и то… Как бы это сказать, если по срочному не перекомандируют кому-нибудь другому под опеку, а то пойдет имущество под безвозвратные потери, такое списание проделать проще, чем акт передачи. Все же на войне хозяйственник любой армии мира похож – чуть какая нестандартная ситуация с имуществом, сразу «боевые потери». Моментально разгорелся аппетит на военное барахло. А можно очки? Можно! Только не ночного видения, а обычный пластик. Че стесняешься, «пиджак» – бери, пока дают. Очки класс – желтого цвета как у лыжников (защита от ультрафиолета, нет, не солнечного – от лучей лазерной наводки), дакроновые, прочные, тип 20/200 (выдерживают попадание двадцатиграммового шарика на скорости 200 миль в час, что около 80 метров в секунду). Ну давай. Все вроде, большего на халяву ничего не светит, и так баул поднабил.

Когда вернулись, Шрек вплотную занялся «Хаммером». Утрамбовал все барахло внутрь салона и назад, в подобие маленького кузова. Неупакованным осталось только самое необходимое, чтобы переспать ночь. Под конец занялись оружием, его ничем заваливать нельзя. Гранатометные трубы Шрек привязал на крышу по бокам, а пулемет поставил на специальное крепление, где зеркало заднего вида с левого боку перед пассажирским креслом, и где он сам намеривался восседать. По утру оставалось только свернуть маскировочный тент и палатку, а личные рюкзаки прицепить спереди. Вид у машины стал несколько пиратско-мешочный и опереточно-грозный. Затем всей гурьбой пошли в столовку опять топтаться в очереди. В этот раз нудное топтание скрасилось отменным ужином – перед выходом явно сварганили нечто специальное, дополнив ужин куском барбекю (говядины в сладком томатном соусе, жаренной над углями на решетке). В этой щедрости чувствовались предстоящие сплошные сухпайковые дни. Среди сотен жующих рыл разных рангов закрытая военная информация, например точные сроки, храниться не может в принципе. Очень скоро Ванька узнал, что выход состоится завтра в шесть-пятнадцать вечера. Значит следующую ночь спать не придется, а выпадет ли шанс вздремнуть днем остается большим вопросом. Скорее всего не выпадет. Поэтому надо хоть сегодня выспаться по максимуму. Почему для выхода выбрано такое время, весьма неудобное во всех отношениях, Иван так и не понял. Единственной версией оставалось сокрытие маршрута колоны в первый походный день, точнее ночь, потом вроде пойдут нормально, светлым днем.

После ужина Шрек собрал своих подчиненных на коллективную головомойку по какому-то неведомому поводу. После головомойки прибежал Роджер, солдат-водитель, и попросил Айвана присоединиться к их общему мероприятию, где командиры давали последний инструктаж. Инструктаж оказался весьма специфическим, некоторые общие правила, например поведение на остановках, отношения с местными жителями и правила оправления естественных надобностей, оказались весьма полезными, но большую часть напутствий Ваня так и не понял. Абракадабра, типа «джи-эй-восемь дать приоритет на ай-два, а потом всем шестым тягачам выходить только под си-эс-пять», для стороннего уха была немногим более понятна, чем вавилонская клинопись, но военные уверенно качали головами с серьезным видом полного согласия с этими номерно-аббревиатурными заклинаниями.

Наконец разошлись по палаткам, а вскоре громкоговоритель продудел горном отбой. Лагерь замер, через тонкий палаточный нейлон слышно было лишь покашливание часового, да звон проволоки, за которую похоже тот периодически цеплялся своей винтовкой. Возле палатки что-то негромко застрекотало. Похоже на сверчка, но не сверчок. Наверное какое-нибудь неведомое насекомое. Вскоре тепленький Кувейтский вечер сменился весьма прохладненькой пустынной ночью. Ване стало зябко лежать на спальнике, холодок заставил залезть внутрь. Сон не шел. Наверное сказалась вчерашняя пьянка, усилившая своим похмельем тревожность перед предстоящим мероприятием. Оно конечно занятно быть пассажиром и зрителем на войне, но черт, пули то зрителя от участника не отличают. Прав был Шрек – его, цивильного, так пожалуй на мушку первого постараются взять. Подобные мысли душевного покоя не добавляли. Вот Шреку хоть бы хны – дрыхнет, как под наркозом. А Роджер вертится, видать тоже не спится. Сколько же лет ему? Наверное девятнадцать, ну двадцать, не больше. Пацан еще в принципе.

Роджер сопя стал осторожно вылезать из палатки. Видать он очень боялся наступить на морду дрыхнущего Шрека, который изобрел свой собственный способ «укладки личного состава» – головой к выходу, мол если что, то выскакивать будет быстрее. Наконец Роджер вылез, негромко грюкнул пустым ящиком, а потом щелкнул зажигалкой, видать сел под тентом покурить. Уже много лет как некурящему Ване внезапно очень захотелось сигарету. Также старясь не шуметь, он полез вслед за Роджером. Тот безмолвно протянул пачку и опять чиркнул зажигалкой. Ее слабенький свет озарил другой пустой ящик и неведомого стрекотуна на нем. Такого Ваньке еще в жизни видеть на приходилось – на ящике сидела маленькая, с палец величиной, плоская ящерица, удивленно уставившаяся на огонек громадными черными глазами. Лапки у ящерицы были тоже странные – вместо привычных коготков они заканчивались какими-то бляшками, да и по виду больше всего напоминали миниатюрную человечью пятерню. Ящерица высунула язык и протерла им свои глазищи, как очки салфеткой. Ванька хмыкнул – никогда не подумаешь, что есть в мире поющие по ночам ящерицы с ножками-ладошками, облизывающие свои глаза! С непривычки после первой затяжки закружилась голова, аборигена пришлось согнать с ящика и усесться самому.

Ни слова не говоря, Роджер затушил бычок и полез обратно. Ваня оказался в одиночестве. Сигаретный дым, весьма противный после долгой завязки, внезапно вызвал дежавю советского периода – в голове почему-то закружились официозные заклинания на русском языке «свято выполнить интернациональный долг». Хотя «свято» пожалуй не из той оперы. Из присяги это на верность Вооруженным Силам Советского Союза. Нет Союза, нету и верности ему – давным-давно кончилась в виду исчезновения объекта обожания. А интернациональный долг… Какой, в задницу, еще долг. Никто никому ничего не должен – сам согласился. Вот Ирак воюем, за свободу вроде. Только иракцев спросить забыли, этим-то точно нужна эта свобода, как собаке пятая лапа… Или как афганцам социалистический строй. Римляне мы. Нагнали легионов усмирять дерзящих Сенату и Цезарю. Опять же патриции в волнении, а плебеи в гневе за Септембер-Иллэвэн. Хотя к Ираку 11-е Сентября не клеится, но индульгенцию вроде дает. Ладно, ну их, эти философии – спать надо. Ванька забрался в палатку, твердо решив заснуть. Вместо дрянных мыслей он будет просто считать звездочки на воображаемом черном небе. Старый полицейский прием сработал, и уже через минуту пришел сон.

Утро началось классически по-военному. Репродуктор отгорнил побудку, личный состав побежал делать зарядку. Бежать с личным составом совсем не хотелось. Пользуясь всеобщей занятостью укреплением собственных организмов, Ваня схватил туалетные принадлежности и поспешил в умывальник. Вода оказалась ломяще холодной, а ведь вчера после обеда была противно горячей. Эх, невозможно впрок выбриться. Хотя зарости щетиной на войне не самое страшное, но все равно неприятно. Зубы то почистить возможность точно будет – воды припасли достаточно.

Вернувшись к палатке Ваня застал Шрека за удивительным занятием – тот понаставил из камешков пирамидки и пулял по ним из здоровенной самодельной рогатки. Причем относился он к этому занятию не по-детски серьезно, да и рогатка была сделана весьма добротно. Конечно где-то в глубине каждого мужика сидит все тот же шалопай из детства, но у Шрека этот шалопай похоже сидел на самом мелководье его души. Ванькино появление совершенно не смутило сержанта Бойла. Тот мастерски снес последнюю пирамидку и услужливо протянул рогатку эксперту, с намеком не желаете ли развлечься. Айван развлечься пожелал и развлекался минут десять, пока Шрек ходил умываться. Потом свежевыбритый и блестящий чистотой майор-сержант опять застроил подчиненных, правда застроил весьма вольно – просто собрал в кучу. Одеты были кто как, кто вообще в майке или с голым торсом. Коротко дал последние инструкции и приказал сразу после завтрака собирать палатки и паковать рюкзаки. Затем сходил к начальству – ему предстояло взять машину и вместе с Айваном съездить в Муфахазат Хавалли (дальний район Кувейта), домой к Муфлиху. Рядом замелькал Роджер, своим жалобным взглядом просясь с ними. Однако Шрек его не взял, перед выходом конвоя всякий выезд за пределы части строго контролировался. Вторым военным с ними поехал какой-то капитан, видать специально приставленный как надзиратель. По коллективному заключению завтрак решили пропустить. У Вани оставалась пара сотен кувейтских динаров (больше 600$), а на такие деньги был соблазн хорошо откушать в каком-нибудь приличном ресторане, насладиться на прощание арабской экзотикой.

Однако мечтам о ресторане сбыться не удалось – дома у Муфлиха был накрыт роскошный стол в самом классическом местном варианте. Низкий резной столик черного дерева и подушки вокруг. Центральное блюдо это курица с рисом. Напоминает плов, но не плов – рис с юшкой, а кушают такое «зачерпывая» его кусочками хлеба-лепешки, похожей на кавказский чурек или армянский лаваш. Затем отварная говядина и прессованый сушеный творог из верблюжьего молока. Он похож на татарский курт, но не такой острый и намного мягче. Затем тушеная баранина с травами. Затем затар – мука из какой-то зеленой травы (не долбит, но бодрит похлеще кофе!), в которую насыпают жаренных сезамовых семечек и добавляют оливкового масла. Эту кашицу, кисловатую на вкус, жрут той же лепешкой. Ну а потом сладости. Разные и много, большинство чересчур приторные. Под конец вяленные финики. Ну и в заключение, конечно чай. Но перед чаем кофе. Похоже, что кувейтцы пьют крепчайший кофе в мире – кофеин на дёгте. Правда пьется такое из крохотных серебряных стаканчиков, а не чашек. Вообще у арабов в культуре чувствуется отсутствие алкоголя – он замещен возбуждающими напитками. Загадкой остается, как эта нация не страдает массовой бессонницей, гипертонией и перебоями сердечного ритма.

Посидели минут сорок, наелись до отвала, пора назад. Жена Муфлиха, до селе традиционно скрывавшая лицо и лишь изредка мелькавшая перед гостями, вышла из своей половины без лицевого покрывала. Худая и какая-то не по-арабски бледная, она чем-то напоминала православную монахиню в своем черном одеянии. Ее хиджаб (головной убор) траурной рамкой окружал длинный овал лица и подчеркивал нездоровую белизну, вызванную скорее всего какой-то хронической анемией (малокровием). Она эмоционально разрыдалась, что-то громко причитая по-арабски, истерично замахала руками. Сцена прощания была несколько средневековая, но чувствовалось, что женщина плачет вполне искренне. У мужа тоже глаза на мокром месте, тот быстро схватил свои пожитки и пулей вылетел во двор. Видать решил скрыть национальный признак эмоциональной лабильности от сконфузившихся иностранных гостей (у самих арабов вопли-плач по любому поводу дело вполне социально приемлемое).

Муфлих оказался настоящим потомком пустынных кочевников: надо отдать должное его аскетизму – с собой он взял совсем небольшую сумку, где было только самое необходимое. Такое чувство, что мужик собрался не на месяцы в другую страну, а так, на одну ночь к знакомым. Шрек одобрительно глянул на его багаж, видимо вспоминая Ванькины баулы. Офицер взял сумку Муфлиха и виновато опустил глаза – по инструкции надлежало сделать полный досмотр вещей. Щадя чувства домашних, эту обязательную процедуру решили провести в машине, подальше от их глаз.

Когда добрались в часть, то городок было не узнать. За три часа он исчез, и на его месте стояли лишь колоны навьюченной по-походному техники. При том, что кое-какое боевое охранение имелось, все же общий вид был относительно мирный («Брэдлей» мало, а автоматические гранатометы и пулеметы не особо заметны на фоне тягачей, наливников, грузовиков, контейнеров и тюков. Исчезли даже туалеты, а у оставшихся образовались прыгающие очереди страждущих. Исчезли и бетонные заграждения – вместо линий и лабиринтов сейчас они являли собой подобие древних вавилонских зиккуратов, этакие грубые ступенчатые пирамиды из щербатых разномастных плит. У этих монументов торопливо сновали механические рабы – рогатые погрузчики, жирафоподобные краны и другая подручная техника. Остатки «пустынных авеню» и «песочных стрит» выдавали только оставшиеся кое-где флажки и грунтовые улицы-дороги с пыльными натоптанными «тротуарами» между рядками-квадратиками когда-то стоявших палаток. Сержанты растянули личный состав в длинную цепь, вооружили их полиэтиленовыми кульками, и те неспешно брели по территории, прочесывая ее от бумажек и иного оставшегося мусора. Небольшие кульки заполнялись быстро, и солдаты по цепочке передавали их. В результате на фоне синего неба и желтого азиатского горизонта выросла куча. Пластик был слегка желтоватый, цвета «слоновой кости», на мешках имелись черные круги, а под ними чисто белые надписи. Когда собрали весь мусор, то зрелище этой кучи стало здорово напоминать грозную картину Верещагина «Апофеоз Войны» – куча черепов в пустыне. Когда-то грозный Тимур складывал пирамиды из голов поверженных врагов. Американский военнослужащий в своей массе о Тимуре не знал и полотен Верещагина не видел. Оно и понятно – если смотреть из Америки, то до Третьяковки ровно полземли, а вся мировая история у нашего среднего обывателя обычно событиями не изобилует: были обезьяны (или по выбору Адам и Ева), потом египтяне, потом Колумб, Моника Левински и Президент Клинтон. Сейчас вот Буш-младший и война. Вскоре на верхушку мусорной кучи уселась пара здоровых ворон. Сходство с Верещагинскими черепами оказалось полным, и Айван бросил шутку: «Шрек, дай бинокль, от пыли не разберу, что там у вас наложено, похоже куча черепов». Ближайшие солдаты захихикали, тыкая пальцами в кучу, и по цепочке полетела шутка, как «сивик» лопухнулся, посчитав лагерный гарбич (мусор) за человеческие останки. Хотя каждый отмечал, что издалека очень похоже – черные глазницы и белые зубы на круглых мешках-черепах зловеще улыбались уходящим воевать солдатам, словно провожая их в неизвествное своим гротескно-мусорным оскалом.