Текст книги "Тень Альбиона"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– А если не будете?
– Тогда доставьте пакет мадам в Оксерр, а потом как можно быстрее возвращайтесь домой. Нужно сообщить Мисбоурну, что свита принцессы Стефании содержится здесь, в Вердене. Капитан лжет – принцесса плыла на его корабле, – и я надеюсь, что сэр Джон сможет объяснить мне, зачем капитан Риттер это делает. Но это необычайно важная новость – что принцесса где-то здесь.
– А как же насчет герцогини? – спросил Костюшко. – Хайклер похитил вашу жену.
На мгновение лицо Уэссекса застыло, но когда герцог заговорил, тон его ни на йоту не изменился:
– Дружище, доставьте новости в Лондон, а рукопись – в Оксерр. А я присоединюсь к вам сразу же, как только смогу.
Но, пробираясь по крышам Вердена на встречу с послом короля Генриха, Уэссекс, несмотря на все попытки выбросить из головы мысли о судьбе герцогини, никак не мог перестать думать о женщине, на которой женился.
Игра, которую вела его жена, увенчалась успехом – она приручила леди Мириэль и увезла девушку прочь от принца Джейми. Сара, леди Роксбари – теперь герцогиня Уэссекская, – была членом Союза Боскобеля и в качестве таковой поклялась ставить интересы короля выше интересов короны или интересов страны. Она выполнила свою клятву. Теперь королю не грозила опасность стать жертвой убийства, которое лорд Рипон наверняка попытался бы осуществить сразу же после того, как окрутит принца Джейми со своей племянницей.
Но теперь Сара очутилась в плену где-то здесь, во Франции, и ей грозила опасность. Младший брат Рипона, всегда отличавшийся дурными манерами, похитил ее – неужели Джеффри Хайклер каким-то образом пронюхал, кто она такая? – и увез, неведомо зачем.
Сару уже могли убить.
Уэссекс стиснул зубы. Он не имеет права думать об этом сейчас. Если он не отыщет принцессу Стефанию, договор с Данией рассыплется. Дания превратится в плацдарм, который позволит Бонапарту захватить скандинавские страны и начать вторжение в Россию.
Этого нельзя допустить.
За последние несколько лет занятий своим ремеслом Уэссекс успел очень хорошо изучить улицы Вердена и потому без затруднений отыскал дом номер десять на рю де ла Пэ. Даже сейчас, в летнюю жару, крыши города были практически пусты – в основном из-за привычки часовых стрелять во все, что движется. Их мушкеты били не дальше чем на три сотни ярдов, но пуля может убивать даже на излете.
И потому крыши оставались пустынны.
Поскольку сэр Джон оказался одним из последних невольных гостей, которым несчастный город вынужден был подыскивать место, ему отвели комнату на чердаке, а по причине жары ставни на окнах были распахнуты. Уэссекс без труда спустился с крыши и пробрался в открытое окно.
Комната была пуста.
– У меня нечего красть, – философски сообщил сэр Джон Адамс из-за шкафа. Он был одет в ночную рубашку и колпак, а в руке сжимал кочергу. – Ваши соотечественники уже преуспели в этом.
– Это не мои соотечественники, – возразил Уэссекс, выпрямляясь и поворачиваясь лицом к послу.
– Вы англичанин! – воскликнул сэр Джон. Глаза его сперва расширились, а потом сузились, когда он узнал человека, с которым не далее как сегодня вечером сидел за одним столом.
– Король Генрих поручил мне выяснить, что случилось с «Королевой Кристиной» и принцессой Стефанией, – сказал Уэссекс. – К сожалению, я не могу предъявить вам королевское письмо – я оставил его в Дании, у принца Фредерика. Можете себе представить, сколь радушно он меня принял.
– А что, привело вас сюда? – осторожно поинтересовался сэр Джон.
– Мне стало до чрезвычайности любопытно, почему Бонапарт вздумал отправить де Сада послом в самую чопорную страну Европы, – пояснил Уэссекс. – Мне пришло в голову, что он, возможно, недаром пользуется репутацией чародея.
– Да, верно, этот туман был воистину дьявольским, – пробормотал сэр Джон. Взяв со спинки соседнего стула халат, сэр Джон закутался в него и сел. – И вы пришли сюда – но почему? После того маскарада, что вы устроили сегодня вечером, «шевалье Рейнар», я сомневаюсь, что вы явились договариваться с командиром гарнизона о моем освобождении.
– Боюсь, да, – согласился Уэссекс. – Но я, конечно же, сообщу королю, что вы находитесь здесь, в Вердене, и он окажет все необходимое давление. В частности, его святейшество Папа явно не одобрит привычки Бонапарта пользоваться услугами колдунов, а Франция до сих пор во многом остается христианской страной. Но главное, что я хочу узнать: где принцесса?
Сэр Джон вздохнул и словно постарел на глазах.
– Я бы и сам очень хотел это знать, – сказал Джон Адамс.
– Когда мы вышли из тумана, – продолжил сэр Джон, – то сперва никак не могли понять, где находимся. Конечно, штурман принялся за расчеты, но потребовалось некоторое время, прежде чем мы поверили показаниям приборов. А потом нас заметил французский патрульный корабль, после чего закономерный исход стал лишь вопросом времени. «Кристина» сражалась хорошо – надо отдать должное капитану Риттеру, – но противник втрое превосходил ее по огневой мощи.
К тому моменту, как она вынуждена была прекратить сопротивление и остановиться для досмотра, уже начало вечереть. Женщин все это время держали в каюте, приставив к ним для охраны двоих королевских гвардейцев: с нами на корабле плыло целое отделение, шестнадцать человек.
Французы, должно быть, приняли нас то ли за корабль-разведчик, то ли за редкостно безмозглых контрабандистов. Они взобрались на борт, и экипажи схватились врукопашную. Французскому капитану понадобилось около часа, чтобы навести порядок. Он, кажется, решил, что мы пристали к французскому берегу, взяли там каких-то пассажиров, а теперь пытаемся уплыть. Мы пытались его убедить, что мы – дипломатическое судно и сами не знаем, как оказались во французских водах, но он, боюсь, нам не поверил. Но когда он убедился, что дофина на борту нет…
– Дофина?! – не удержался от восклицания Уэссекс. – Короля Людовика? Что за чепуха? Мальчик давно умер.
– Да я-то это понимаю, – сказал сэр Джон, отмахиваясь от этой темы, – но французский капитан был просто-таки одержим идеей, что мы прячем пропавшего короля где-то в багаже. Так или иначе, к тому моменту, когда порядок был восстановлен и я получил возможность пойти и попытаться объяснить принцессе, что происходит… она ушла.
Уэссекс подождал, но продолжения не последовало.
– Ушла? – переспросил он наконец. – Куда ушла?
– Исчезла, молодой человек, – пояснил сэр Джон. – Просто исчезла, да так, что вся ее свита ничего не заметила. Когда мы с капитаном спустились вниз, чтобы проводить принцессу на палубу, ее там не было.
«Так где же мне ее искать?!»
Уэссекс едва не выпалил это вслух, но все-таки удержался – ценой значительного усилия. Интуиция подсказывала ему, что сэр Джон Адамс говорит правду – по крайней мере, то, что сам считает правдой.
– И никто из свиты не смог сказать, куда она ушла? – в конце концов спросил Уэссекс.
– Дорогой мой юноша, – сказал сэр Джон. – Мне удавалось обхитрить королей, царей, тиранов и принцев, но призвать к порядку дюжину рыдающих женщин, которые что-то вопят по-датски и вообще ведут себя так, словно их вот-вот продадут в сераль к турецкому султану, – это выше моих сил! Да, конечно, с тех пор я успел переговорить кое с кем из этих женщин, но все они твердят одно и то же: они не знают, где принцесса, и даже не догадываются, как она могла ускользнуть.
– И они конечно же лгут, – сказал Уэссекс.
– Полагаю, да. Но единственное, в чем я твердо уверен, так это в том, что французы знают о нынешнем местонахождении принцессы Стефании ничуть не больше, чем я сам.
– Ну, это уже хоть что-то. Что ж, сэр Джон, не стану больше беспокоить вас своим присутствием. Я постараюсь как можно скорее известить короля о сложившейся ситуации.
– У меня есть письмо к леди Адамс, и я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы доставили его по назначению. Милая моя Эбби! Если бы она была со мной, мы наверняка разбили бы этих лягушатников наголову.
«Или, по крайней мере, знали бы, где сейчас принцесса Стефания», – мрачно подумал Уэссекс. Он принял из рук сэра Джона аккуратный конверт с восковой печатью и пристроил его за пазухой, рядом с пистолетом.
– Я передам ваше письмо – и ваши наилучшие пожелания – вашей леди сразу же, как только смогу, – сказал герцог. – Но сейчас я должен попрощаться с вами. Ночь уже на исходе, а мне еще нужно как-то выбраться из этого распроклятого города.
Сэр Джон хмыкнул.
– Тогда счастливого пути, мой безымянный друг. Надеюсь, мы еще встретимся при более приятных обстоятельствах!
17 – КОРОЛЬ БЫЛОГО И ГРЯДУЩЕГО
МАЛЕНЬКАЯ СПАЛЬНЯ примостилась под самой крышей сельского дома, и из открытого окна леди Мириэль видны были буйное изобилие сада отца де Конде и чудесная маленькая церковь из серого камня, дремлющая в золотистом вечернем свете. Маленькое селение Труа-Вьерж выглядело точно так же, как и сто лет назад, словно ни Террор, ни новоявленная империя не смогли причинить ему никакого вреда.
В комнате пахло лавандой и свежим бельем: когда Луи привел Мириэль на кухню, словно потерявшегося котенка, мадам Кармо доброжелательно и сноровисто принялась за дело. Это именно мадам Кармо устроила Мириэль в комнате для гостей, снабдила миской супа и стаканом хереса и твердо заявила, что Луи и отец Анри могут и подождать с расспросами до тех пор, пока малышка не придет в себя.
Сейчас Мириэль была облачена в халат, выданный мадам Кармо; ее собственный наряд экономка забрала, дабы привести в подобающий для женщины вид – насколько он вообще мог вернуться к этому виду после всех пережитых приключений. Мириэль с радостью воспользовалась возможностью привести себя в порядок – умыться, расчесать длинные черные волосы и заново заплести их, А густой, вкусный суп не только помог девушке восстановить силы, но и приободрил ее.
Мириэль отвернулась от окна и посмотрела в зеленоватое, засиженное мухами зеркало в дверце большущего гардероба из красного дерева. Из зеркала на нее взглянуло неземное видение.
Леди Мириэль знала, что она красива: ей говорили об этом с самого детства – сперва как о препятствии на пути к духовному развитию, которое следовало преодолевать, а затем как о приманке, которая должна была завлечь молодого принца Джейми в сети к ее дяде. Теперь же, разглядывая себя в зеркале, Мириэль задумалась: а чем она располагает, кроме этой миловидности, доставшейся ей волею судьбы? Свежесть и красота юности поблекнут со временем, и что же у нее останется?
Кем она тогда будет?
В дверь постучали, и в спаленку вошла мадам Кармо, неся охапку одежды.
– А! Вода и немного мыла быстро приводят все в порядок – верно, мадемуазель? – сказала экономка, сгружая свою ношу на кровать.
– Правда-правда, – радостно согласилась Мириэль. Она улыбнулась мадам Кармо. – Я так вам признательна за ваше гостеприимство!
– Просто невозможно, чтобы вы были шпионкой Черного жреца. Тем более что вы англичанка, – сказала мадам Кармо. – Если, конечно, тот белобрысый англичанин и вправду ваш дядя, как он заявил святому отцу.
Мириэль вздохнула, понимая, что раньше или позже, но ей придется объяснить, кто она такая – а слуги, как правило, гораздо придирчивее в вопросах благопристойности, чем их хозяева.
– Он не солгал, – со вздохом произнесла девушка. – Он и вправду мой дядя, но он – очень нехороший человек. Он непременно вернется и постарается меня разыскать.
– Ну, об этом не беспокойтесь. Он непременно найдет то, что заслуживает, – невозмутимо произнесла мадам Кармо. – Ох! Что это я, дура старая, донимаю вас, когда там ждет ужин? Но я вас хочу предупредить: одежда ваша будет готова только завтра – а некоторые пятна могут так и не сойти, – мрачно добавила экономка. – Я тут принесла вам кое-что из одежды моей дочки, чтобы вам было в чем сегодня ходить.
Мадам рассортировала принесенные вещи, отложила в сторону ночную рубашку и чепчик, потом извлекла из груды одежды немного старомодное муслиновое платье с узором в виде веточек, с глубоким вырезом, гофрированную батистовую косынку и теплую шерстяную шаль.
– Вы очень добры, – снова повторила Мириэль.
– Плохо это, когда человека травят, словно оленя, – сказала женщина. – Ладно, я пришлю Жанетту, чтоб она помогла вам одеться, а потом она проведет вас в кабинет Pere Анри.
Постучавшись и шагнув через порог, Мириэль сперва не увидела отца де Конде. Высокие окна со свинцовыми переплетами была распахнуты в сад. На подоконнике, греясь в последних лучах заходящего солнца, дремал кот. Огромный резной дубовый стол, занимавший большую часть комнаты, был завален книгами и бумагами. На глаза Мириэль навернулись слезы. Вид этого кабинета чем-то напомнил ей об отце и о доме, и о том, как безопасно она когда-то там себя чувствовала. Но девушка взяла себя в руки и совладала со внезапно нахлынувшими чувствами. Леди Мириэль давно уже усвоила, что ей не на кого полагаться, кроме себя самой.
– А, вот и вы, дитя мое. Входите-ка, дайте мне на вас взглянуть.
Отец де Конде оказался высоким, сухощавым пожилым человеком царственного вида. Пышные серебряные волосы позволяли ему не нуждаться ни в парике, ни в пудре. Угадать, сколько ему лет, было совершенно невозможно, но каков бы ни был возраст святого отца, его проницательные голубые глаза сохранили такую зоркость, какой могли позавидовать и более молодые люди. Священник был одет в длиннополую черную сутану, а на груди у него висел большой золотой крест. Кольцо на указательном пальце его правой руки было знаком сана; фиолетовый камень слегка поблескивал в неярком вечернем свете.
– Вы верующая, дитя мое? – спросил старый священник.
– Я… да, отец. Я католичка, – робко отозвалась Мириэль.
– А что привело вас в мой сад? – продолжал де Конде.
Мириэль попыталась привести запутанные нити своей истории в некоторое подобие порядка, когда в дверь постучали.
– Ага! – сказал Pere Анри. – Наверно, это Клод принес свечи.
Но это был не Клод. Это оказался Луи, который нашел Мириэль в сарайчике. Юноша держал в обеих руках по массивному канделябру. Он пристроил их на столе.
– Мари говорит, что вы совсем ослепнете, если будете работать тут в темноте, – сказал Луи. Он сделал бумажный жгут и зажег свечи от единственной лампы, находившейся в комнате. Когда все свечи были зажжены, юноша уселся на край стола, всем своим видом давая понять, что намерен здесь остаться.
– Луи!.. – предостерегающе произнес священник.
– Я нашел ее, – упрямо произнес юноша, – и… и я очень хочу послушать, что скажет мадемуазель.
– Я не возражаю, – сказала Мириэль. – Мне нечего скрывать.
А вот обитателям этого дома, в отличие от нее, было что скрывать. Несколько позже, когда все уселись ужинать, Мириэль поняла, что здесь хранят какую-то серьезную тайну. Выслушав ее историю, Pere Анри согласился, что, конечно же, Мириэль следует остаться с ними до тех пор, пока тетя Мэрисол не сможет забрать ее в Мадрид. Что касается судьбы ее спутницы – Мириэль не хотелось упоминать, что Сара является герцогиней Уэссекской, а Луи и отец де Конде ни разу не попытались надавить на нее, – тут они даже не знали, что и предположить. Но святой отец пообещал осторожно навести справки касательно дальнейшего маршрута Джеффри Хайклера. А вот написать в Англию Мириэль никак не сможет – в этом ее заверил де Конде.
– Мы находимся в состоянии войны с Англией, – мягко сказал Pere Анри. – И здесь, в Пикардии, мы рискуем лишний раз привлекать к себе внимание. Отсюда не так уж далеко до Парижа, а император в любой момент может вспомнить, что он дружественно относится к церкви лишь тогда, когда она приходит к нему с дарами.
Мириэль опустила голову и не стала больше заикаться об этом, хотя про себя решила, что непременно найдет какой-нибудь способ помочь подруге. Но она еще успеет подумать об этом завтра. А пока что ее внимание оказалось приковано к куда более приятной загадке – молодому Луи.
Все в этом юноше говорило об аристократической крови – столь же голубой, как и у де Конде, который был принцем задолго до того, как стать, подобно многим младшим сыновьям знатных семей, князем церкви. Мириэль знала, что именно сан священника спас де Конде жизнь в то время, когда многие члены французской королевской семьи погибли. Хотя немало служителей церкви встретило свой конец в той кровавой бойне, которой ознаменовались девяностые годы, – якобинские толпы не делали особых различий между светскими и церковными князьями, – но тихие, удаленные от двора приходы (в одном из которых и служил де Конде) сумели пережить атеистическую бурю и дождаться того момента, когда Бонапарт, уже ставший первым консулом, решил, что с политической точки зрения ему выгоднее будет примириться с церковью.
Все это, однако, ни в коей мере не помогало решить загадку Луи.
Девушка заметила, что юноша и старый священник очень похожи друг на друга, и подумала: может, Луи – родной сын де Конде? Но она никак не могла выбросить из головы слова Луи, произнесенные там, в саду: «Вот уж двенадцать лет у меня нет имени во Франции».
Нет. Это не внебрачный ребенок. Здесь крылось нечто более значительное и куда более опасное.
Впрочем, Мириэль не собиралась строить столь невероятные воздушные замки, опираясь лишь на свои догадки. Одно дело – признать, что во внешности Луи есть что-то от Бурбонов, и совсем другое – решить, что он и есть Луи-Шарль, мальчик-король, сгинувший в кровавом хаосе Революции.
На самом деле казалось куда более вероятным, что Луи вовсе не настоящий дофин, а просто юноша, которого специально взрастили для того, чтобы он изображал наследника французского трона; орудие французских роялистов, приготовленное для очередной попытки переворота.
Мириэль никогда не предполагала, что может благословить все те скучные и пугающие часы, когда она тихо, словно мышка, забивалась в угол, а ее дядья обсуждали заговоры и контрзаговоры и говорили о католической поддержке, которую они надеялись получить из Шотландии, и о возможности заключить сепаратный мир с Францией. Но именно в эти долгие часы Мириэль научилась понимать, что старушка Европа – это огромная шахматная доска и отдельные ее клеточки могут быть соединены бесчисленным множеством комбинаций. Возвращение пропавшего короля Франции на шахматную доску Европы разрушит все имеющиеся союзы и создаст новые. Людовик Семнадцатый был настолько важен, что существует он на самом деле или нет – это уже не имело особого значения…
И потому все то время, пока на столе последовательно сменяли друг друга суп, рыба, жаркое, острые закуски, десерт и, наконец, сыр, леди Мириэль держала совет сама с собой и мысленно прикидывала, как ей доказать – или опровергнуть – свою теорию.
Когда через некоторое время девушка, извинившись, встала из-за стола и вышла в сад, она не удивилась тому, что Луи быстро присоединился к ней. Красота была ее богатством, и Мириэль пользовалась ею, как солдат мечом.
– Я пришел посмотреть, не надо ли… – начал было Луи.
– Ваше величество, – произнесла Мириэль и присела в глубоком реверансе перед испуганным юношей. Она взглянула на Луи из-под ресниц, прекрасно сознавая, что свет из окна падает сейчас на ее лицо и заставляет сиять ее молочно-белую кожу.
Луи отшатнулся, словно девушка прямо у него на глазах превратилась в ядовитую змею.
– Как… Откуда вы… – заикаясь, пробормотал он.
– Вы очень похожи на своего дядю – если он вправду ваш дядя, – пояснила Мириэль и изящно поднялась.
– Не дядя, кузен, – возразил Луи. – Дальний родственник, навлекающий на себя опасность уже одним тем, что укрывает меня.
Он с несчастным видом взглянул на девушку.
– Возможно, вы все-таки одна из агентов Черного жреца. Так вы пришли, чтоб оборвать мою жизнь?
Внезапно леди Мириэль совершенно расхотелось играть с этим юношей.
– Я не желаю вам никакого вреда… ваше величество. Я не собираюсь связываться ни с какими заговорами и тайнами, и если вы вовлечены во что-то подобное, я не останусь здесь. Дело в том, что я не все объяснила святому отцу, вашему кузену.
И Мириэль, сама не понимая, зачем она это делает, рассказала Луи всю правду: о заговоре, который затеял ее дядя, граф Рипонский, дабы завлечь в ловушку Джейми, наследного принца Англии, о ее побеге вместе с герцогиней Уэссекской…
– Уэссекс! – воскликнул Луи. – Я помню герцога Уэссекского – когда я был совсем еще ребенком, он приходил ко мне, чтобы спасти меня от санкюлотов. Так это его дочь?
– Жена его сына. Насколько я слыхала, отец нынешнего герцога много лет назад пропал без вести где-то во Франции. Дядя Джеффри думает, что нынешний герцог – политический агент короля, и поэтому дядя взял Сару в заложники, чтобы герцог вел себя смирно; но я не знаю, что такого сделал Уэссекс, что дядя Джеффри так разозлился, – еле слышно закончила Мириэль.
Возможность наконец-то рассказать обо всем откровенно оказалась таким облегчением, что Мириэль даже перестало волновать, вправду ли Луи – законный король Франции или нет. Это могло быть правдой. Причины исчезновения прежнего герцога Уэссекского, конечно же, так и не стали достоянием гласности. Но если сын является политическим агентом короля, то вполне возможно, что и отец занимался тем же.
– Так вы думаете, что герцог Уэссекский приедет во Францию, чтобы спасти свою жену? – нетерпеливо спросил Луи.
Мириэль расстроенно взглянула на него:
– Я… не знаю, наверное. Должно быть, у дяди Джеффри есть какая-то возможность известить его, – неуверенно произнесла Мириэль. А есть ли она, эта возможность? Ведь даже Сара не знала, где на самом деле находится ее муж!
– Тогда, возможно, он поможет мне, как пытался помочь его отец, – сказал Луи. – Послушайте, ma petite,[24]24
* Маленькая моя (фр.).
[Закрыть] вы знаете, кто я такой.
– Я знаю, за кого вам угодно быть принятым, – ответила Мириэль.
Луи небрежно отмахнулся от этого двусмысленного высказывания.
– Так называемый законный король Франции – как будто Франция может когда-либо стать прежней, – с грустной насмешкой произнес Луи. – Даже если бы тиран умер прямо завтра, – как смогу я править людьми, погубившими всю мою семью? Нет. Раз Франция не желает больше видеть над собою королей, то ее король не желает больше иметь ничего общего с Францией.
– Вы не хотите быть королем? – осторожно переспросила Мириэль.
– Я – король, – мягко поправил ее Луи. – Но я не хочу править. Возможно, английский герцог сможет мне помочь.
– Он увезет вас в Англию, где вы сможете жить под покровительством короля Генриха и создать правительство в изгнании, – с горьким цинизмом произнесла Мириэль. – Это такая помощь вам нужна?
– А что, вы на моем месте пожелали бы подобной помощи? Нет, ma petite, я уже сказал, как я отношусь к Франции. Если бы герцог Уэссекский смог вывезти меня из страны, что когда-то была моею, я сел бы на первый же подвернувшийся корабль и уплыл бы в Новый Свет. Там мало интересуются вопросами знатности, и там перед людьми открываются истинные просторы. В конце концов, там я смог бы сам творить свою судьбу.
Мириэль взглянула на молодого короля, ошеломленная дерзостью его затеи. Она робко протянула юноше руку:
– Надеюсь, вам удастся исполнить свою мечту, ваше величество.
– Вы можете звать меня просто Луи, моя храбрая леди. А то император очень рассердится на вас, если вы упорно будете величать меня давно отмененным титулом. – Юноша улыбнулся собственной шутке. – Но первым делом нам нужно спасти вашу подругу – я так полагаю.
– Мог ли де Сад перенести принцессу Стефанию куда-нибудь прочь, как перенес перед этим «Кристину»? – задумчиво спросил Костюшко.
Костюшко и Уэссекс ехали на юго-запад, к Оксерр, подальше от мрачных стен Вердена. Рукопись мадам де Сталь лежала в седельной сумке Уэссекса, а письмо сэра Джона Адамса покоилось у герцога за пазухой. Уэссекс полагал, что прятать бумаги бессмысленно. Если вдруг их с Костюшко задержат, им предъявят обвинения посерьезнее, чем хранение подрывной литературы.
– Куда? Этот тип слишком глуп, чтобы затевать двойную игру, а я готов побиться об заклад, что в Париже принцессы нет. Сэр Джон сказал, что принцесса исчезла в тот момент, когда французы захватили «Королеву Кристину».
– Но куда она делась? Во Франции ее нет, в Англии нет, в Данию она не возвращалась… – Кажется, на мгновение Костюшко всерьез задумался над этой проблемой. – Где же она?
– В том-то и вопрос, – вздохнул Уэссекс.
– Точнее, один из вопросов, – поправил его Костюшко. – Я могу придумать еще с полдюжины.
– На кого на самом деле работает де Сад? Где он приобрел право взывать к подобной силе? Почему Гамбит думал, что если он позволит тому ирландцу убить меня, то тем самым нанесет вред делу независимости Аккадии? – перечислил Уэссекс, поочередно загибая пальцы.
– Почему французский капитан считал, что на борту «Кристины» находится пропавший французский дофин? Работает ли Рипон, наряду с Хайклером, на Францию? Почему Хайклер счел необходимым похитить вашу супругу? – с готовностью подхватил Костюшко.
– Последний вопрос я надеюсь вскорости задать самому мистеру Хайклеру, – задумчиво произнес Уэссекс – Но пока что все следы кажутся равно размытыми. И при чем тут молодой король? Несчастный ребенок умер двенадцать лет назад.
– Ну, значит, кто-то считает, что он жив, – сказал Костюшко. – А если принцесса Стефания так и не найдется, с идеей союза с Данией придется попрощаться. Зато гражданин Бонапарт получит распрекрасный плацдарм для вторжения в Англию.
– В таком случае, – отозвался Уэссекс, – мы просто-таки обязаны предоставить месье императору нечто такое, что отвлечет его от столь привлекательного плана действий. Пропавший дофин отлично годится на эту роль – вам не кажется?
– Вполне. Но в настоящий момент мы и сами находимся в довольно затруднительном положении – а если кое-кто пожелает полюбопытствовать, как мы отдохнули в Вердене, проблем станет еще больше.
Уэссекс обдумал реплику Костюшко.
– Пожалуй, вы правы. У меня не осталось никаких документов, кроме тех, которые выписаны на имя шевалье де Рейнара, а их я предъявлять не решусь. А следовательно, шевалье себя исчерпал и отныне сделался бесполезен. Жаль. Мне будет его не хватать.
– Он был куда более забавным спутником, чем некоторые, – провокационным тоном заявил Костюшко, – но раз уж Рейнар умер, не станем плакать над ним. Вам нужно стать кем-то другим. Итак, друг мой, кто бы это мог быть?
Четыре дня спустя в Амьен прибыл гражданин Орси из Комитета общественной безопасности, в сопровождении посыльного-кавалериста из числа польских гвардейцев. Гражданин Орси направился прямиком в «Золотой петушок», потребовал себе лучшую комнату, побеседовал с хозяином гостиницы – весьма резко, как это зачастую свойственно высокопоставленным лицам, – и заперся у себя в комнате.
Поляк, по свойственной его соплеменникам привычке, тут же принялся развлекаться. Он заявил, что «Золотой петушок» слишком скучен – на его вкус, – и несколько часов спустя его уже можно было видеть играющим в кости на постоялом дворе, устроенном в бывшем помещении сапожной мастерской и потому получившем название «Красный сапог». Поскольку такие постоялые дворы не предоставляли своим постояльцам ничего, кроме кровати и, временами, прескверного кофе, поляк прихватил с собой собственный коньяк и свои игральные кости. Сейчас он играл сам с собой, левая рука против правой, и, похоже, был очень недоволен ходом игры. Поляк казался человеком неприятным, да к тому же, судя по всему, был сильно не в духе, – но бутылка с коньяком стояла на виду, и потому минут через сорок к нему все-таки подсел какой-то человек. Простая блуза и башмаки на деревянной подошве выдавали в нем местного торговца.
Незнакомец уселся и бросил какую-то незначительную реплику насчет погоды. Польский гусар пропустил ее мимо ушей. Торговец продолжал время от времени отпускать подобные ничего не значащие замечания – их постигла та же судьба, – пока прочие обитатели постоялого двора, убедившись, что потасовки не предвидится, не перестали обращать внимание на этот столик.
– Вы – рыбный торговец? – сказал в конце концов незнакомец.
– Нет, но при ветре со стороны Белой Башни я еще отличу сокола от цапли, – отозвался Костюшко.
– Что вам нужно? – спросил торговец, придвигаясь поближе.
– Документы для себя и для друга. Его данные у меня с собой, и бумаги мне нужны как можно скорее. Еще мне понадобится информация, но ее, возможно, придется добывать из-за границы.
– У вас есть что передать Белому человеку? – спросил торговец, используя имя, под которым среди тайных агентов был известен барон Мисбоурн. Амьен был довольно большим городом, и «Белая Башня» держала здесь свой пост (ее связные именовались «епископами»); агенты «Белой Башни» знали, как выйти на контакт, – но конечно же не знали, кто этот человек. Костюшко старался даже не смотреть на замаскированного «епископа» амьенского, предпочитая ничего о нем не знать: так он не сможет выдать связного, даже если его схватят и как следует допросят.
– Решетка сообщает, – начал Костюшко, воспользовавшись кодовым именем, которое у них с Уэссексом было одно на двоих. Такое кодовое имя имелось у каждой команды полевых агентов, равно как и свое у каждого агента. Костюшко был Орлом; Уэссекс – Львом. Но в данном случае для Мисбоурна не имело значения, кто из них двоих передает сообщение; достаточно было того, что оно из надежного источника. – Экипаж «Кристины» интернирован в Вердене. Принцесса исчезла с корабля. Ее местонахождение до сих пор неизвестно. Решетка полагает, что ответственность лежит на Шарантоне (под этим именем фигурировал маркиз де Сад).
– Так вот вы что за птица, – почтительно протянул «епископ». – Тогда вам надо знать следующее: Сен-Люк схвачен Жаками и отдыхает в Тюильри. Говорят, что он как раз ловил дельфинов, когда его прижали к ногтю.
Костюшко глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым. Он еще раз бросил кости, потом передал стаканчик соседу.
– Если хотите, можете попробовать. Они без подвоха, можете не сомневаться, – слегка высокомерно произнес он, как и подобало гусару, снизошедшему до общения с торговцем.
Так, значит, Сен-Лазар попал в руки тайной полиции Талейрана и его держат в Париже. Да, это было настоящим бедствием, но то, что Сен-Лазара схватили при попытке разыскать пропавшего Луи-Шарля, вообще с трудом укладывалось в голове. Но хуже всего то, что Талейран, если только у него будет достаточно времени, непременно сломает Сен-Лазара, и тогда всем роялистам, до сих пор действующим во Франции, будет грозить большая опасность.
– Лягушатники ловили в проливе дельфинов, а поймали «Королеву», – пробормотал Костюшко.
«Епископ» изумленно взглянул на Костюшко, потом опомнился и бросил кости. Собеседники дружно изучили результат. Костюшко расхохотался и хлопнул мнимого торговца по плечу. Затем сунул ему бутылку, а когда коньяк вернулся обратно, и сам сделал хороший глоток.
