Текст книги "Тень Альбиона"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Розмари Эдхилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Принцесса Стефания – ключ к жизненно важному договору – пропала!
– Когда это произошло? – спросил Уэссекс.
– Не более тридцати шести часов назад, ваша светлость. Эти сведения переслали по гелиографу в Шотландию, а из Эдинбурга с почтовым голубем переправили сюда, – сказал Тоби.
Уэссекс не стал спрашивать, насколько надежна информация. Этого не знал никто. Следовало предполагать, что все это – чистая правда, и действовать исходя из этого.
– Кто знает о происшествии? – был его следующий вопрос. И сколько времени пройдет, прежде чем это станет известно всем и каждому?
– Команда корабля… почтмейстер в Роскильде… король Генрих… барон Мисбоурн, – последовал краткий ответ. – Костюшко кажется, что «Кристина» не могла ни с чем столкнуться.
А это значит, что ее отсутствие было преднамеренным – по крайней мере, отчасти, – и подозрительным.
– Есть ли какие-то предположения о причинах исчезновения «Королевы Кристины»?
На лице Тоби отразилось искреннее негодование.
– Лорд Мисбоурн сказал: «Отправляйтесь и разберитесь».
14 – ТАНЦЫ С ДЬЯВОЛОМ ПРИ ЛУНЕ
ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ Сара, герцогиня Уэссекская, отправилась на бал, устраиваемый графом Рипонским в честь первого выезда в свет его племянницы, леди Мириэль Хайклер.
Эти две недели были просто ужасны. Когда Сара наконец-то справилась с внутренним смятением настолько, что нашла в себе силы предстать перед супругом и объяснить, почему она собирается вернуться в поместье, ее муж исчез. Уэссекса не было ни в Дайер-хаусе, ни в его апартаментах в Олбани, где герцог обитал до сих пор, как выяснила Сара, ни в клубах, в которых он состоял. Два дня спустя в Дайер-хаус пришло наспех набросанное письмо от Уэссекса, адресованное сразу и Саре, и вдовствующей герцогине. Уэссекс сообщал, что вынужден отлучиться по неотложному делу, связанному с его полком, и выражал надежду, что его внезапный отъезд не причинил им чересчур больших затруднений.
Послание было настолько нелепым, что Сара не знала, смеяться ей или плакать. Но раз Уэссекс уехал, теперь ей не нужно было покидать Лондон, дабы уклониться от встреч с ним, – а Сара предпочитала не оставлять леди Мириэль без присмотра.
Присматривать за леди Мириэль было не слишком трудно, поскольку всякий, с кем встречалась Сара, охотно о ней рассказывал. Ее видели в обществе принца. Они совершали совместные верховые прогулки. Ожидалось, что принц появится на балу в честь выезда мисс Хайклер в свет. Джейми забросил Каролину Трулав и прочие свои увлечения. Он являлся в дом к дяде Мириэль и сидел там по полдня.
Слухи. Сплетни. Шепотки. А Мириэль не отвечала на письма Сары и не являлась в те места, где они прежде встречались. Сара даже как-то сама явилась к ней, но в результате получила лишь лживое заявление, что леди Мириэль нет дома.
И вот, в конце концов, герцогиня Уэссекская отправилась на бал к графу Рипонскому.
Карета Сары – на дверце у нее все еще красовался герб Роксбари, а не Уэссексов, – покачивалась и жалобно поскрипывала. Старомодное транспортное средство было подвешено на кожаных ремнях, а не установлено на современных листовых рессорах и потому изрядно трясло своих пассажиров. Но зато карета была огромной и хорошо сделанной, и при остановках превращалась в удобное место отдыха, – а этим вечером она стояла почти все время.
Позолоченные кожаные занавески были присобраны, чтобы открыть доступ воздуху. Сара отворила окно и выглянула наружу. Они стояли на углу, удачно вклинившись в обширное скопление экипажей; еще каких-нибудь полчаса – и она доберется до двери дома. Она уже видела впереди лондонский особняк графа Рипонского, почти средневековый в своей роскоши. Дом возвышался над соседними, словно огромное животное, выбирающее жертву; готический фасад был облицован темным корнуоллским камнем и освещен факелами. Хотя самый пик летней жары еще не наступил, душная июльская ночь заставила Сару порадоваться, что ее бальное платье сшито по последней моде: вместо парчи и бархата – муслин и шелк. Ее волосы были уложены в простую прическу и украшены плюмажем из перьев белой цапли, закрепленным алмазной розеткой, а на небесно-синее платье ушло множество ярдов полупрозрачного крепа, расшитого блестками и украшенного вставками из тончайшей серебряной ткани. Сара не хотела затмевать Мириэль – этот вечер должен принадлежать ей, – но при этом она вовсе не желала выглядеть как жена, скучающая по уехавшему мужу. Тем более что она по нему и не скучала.
Сара инстинктивно прикоснулась к кольцу, спрятанному на груди. Конечно, она не могла повесить его на шею на ленте – этого не позволил бы низкий вырез платья, – но Сара упросила мадам Франсине сделать в лифе потайной карманчик, куда кольцо превосходно поместилось. Оно успокаивало Сару, хотя и рождало новые вопросы.
Кольцо принадлежало ее отцу. Сара была твердо в этом уверена. Но так же бесспорно было, что кольцо не принадлежало отцу леди Роксбари, – и все же при первой их встрече герцог Уэссекский узнал это кольцо и изображенный на нем герб. Отсюда следовало, что кольцо имеет определенный смысл – возможно, служит ключом к некой загадомной истории, – и Уэссекс знает, что оно означает.
Карета со скрипом двинулась вперед, сбив Сару с мысли. Череда экипажей снова пришла в движение, приближая герцогиню к особняку.
Капитан его светлость герцог Уэссекский – в силу необходимости он путешествовал под собственным именем – стоял у леера на палубе корабля его величества, «Творца вдов», приписанного к самым северным владениям британской короны, а именно – к Оркнейским островам. Этелинг сопровождал своего хозяина; сейчас был тот редчайший случай, когда Уэссекс выступал в качестве представителя короля Генриха, а потому и сам должен был выглядеть представительно.
Оркнейские острова перешли от Дании к Шотландии при королеве, вошедшей в историю под именем леди Макбет. Они были достаточно велики, чтобы служить приютом немногочисленному народу рыбаков, чей образ жизни оставался практически неизменным на протяжении вот уж тысячи лет. Роскильд был самым крупным здешним городом и единственным портом, достаточно глубоководным для того, чтобы сюда могли заходить корабли любой величины. Именно здесь встал на якорь «Тригве Ли», а теперь Уэссекс прошел по его следам. Герцог отплыл из Лондона с приливом, и «Творец вдов» направился на север, держась (к глубокому неудовольствию собственного капитана) английского побережья, дабы не провоцировать французские военные корабли, рыскающие по Ла-Маншу подобно голодным акулам. Путешествие, на которое всаднику потребовалась бы неделя, у опытных моряков заняло четыре дня. На рассвете пятого дня корабль с утренним приливом вошел в рос-кильдский порт.
Здесь, в северных широтах, солнце уже стояло высоко, – хотя в такой ранний час даже самые трудолюбивые торговцы еще мирно спали в своих постелях. А потому Уэссекс с неким безжалостным удовольствием оставил капитана самостоятельно предъявлять верительные грамоты начальнику порта, а сам отправился разыскивать Илью Костюшко.
Польский гусар (который, по чистейшему убеждению местных горожан, не был ни поляком, ни гусаром) снимал комнату в меньшей из двух роскильдских гостиниц. Гостиница располагалась достаточно далеко от порта, чтобы ее даже случайно нельзя было спутать с ночлежкой для простых рыбаков; даже не напрягая воображение, можно было поверить, что это заведение предназначено для обслуживания мелких дворян, которых по неизъяснимой воле провидения могло занести в Роскильд.
Уэссекс никогда не бывал в «Русалке», но ранее посетил множество подобных заведений. Главный вход все еще был заперт на засов – для защиты от ночных опасных гостей, – но зато кухонная дверь была раскрыта нараспашку; там готовили свежую выпечку, и поварам хотелось хоть немного проветрить помещение. Уэссекс быстро прошел через кухню к лестнице, ведущей на второй этаж.
На втором этаже обнаружились две двери, и из-за одной доносился громоподобный храп. Уэссекс отворил вторую.
Илья Костюшко валялся на смятой постели в состоянии полнейшей прострации, засунув руку под взбитую подушку. Усы его были сбриты, экстравагантная прическа гусара сменилась аккуратной стрижкой, а волосы приобрели неописуемый белый цвет. Одет он был в рубашку и панталоны, застегивающиеся под коленями, и на вид ничем не отличался от сотен студентов, беглецов и прочих категорий людей, испытывающих денежные затруднения.
Уэссекс затворил за собою дверь. Щелчок замка почти заглушил щелчок взводимого курка. Уэссекс обернулся.
Костюшко приподнялся на локте, а пистолет в его руке был нацелен точно в голову герцогу. Увидев вошедшего, поляк опустил пистолет.
– Вам следовало бы одеваться получше, друг мой. Из-за этого мерзкого камзола я чуть не принял вас за француза.
Костюшко провел рукой по волосам и слегка скривился, ощутив, какими жесткими они стали из-за обесцвечивания.
– Если вы подозреваете, что на моем месте мог оказаться француз, вам следовало бы запирать дверь, – заметил Уэссекс.
– Видите ли, я более или менее надеялся, что это будет француз, – доверительно сообщил Костюшко. – Какой смысл ожидать от других попыток примирения, если не делаешь их сам?
Костюшко поднялся с постели и принялся рыскать по захламленной комнате в поисках своих сапог и бутылки бренди.
– И что, никто их так и не делал? – спросил Уэссекс.
– Слава богу, здесь вообще отсутствуют враждебно настроенные иностранные граждане, – сказал Костюшко и добавил длинную фразу на родном языке. Уэссекс уже знал, что она означает примерно следующее: «Дьявол посылает покой, когда человек и так уже скучает». Это была одна из любимых поговорок Костюшко. – Лично я этого объяснить не в силах.
Он пожал плечами и уселся, чтобы натянуть свои видавшие виды, разношенные сапоги.
Уэссекс оглядел комнату, но, кроме кровати и стола, другой мебели в ней не обнаружилось. Герцог решил прислониться к стене.
– Кстати, вам полагалось находиться на том же корабле, что и принцесса, – заметил он для поддержания беседы.
– А я там и находился. Я отлично потрудился: перевоплотился в голландского врача и уговорил добрейшего сэра Джона, чтобы тот помог мне получить место на первом же корабле, отплывающем в Англию. Но ее высочество буквально перед самым отплытием выставила меня на второй корабль. Она заявила, что этот ван Гельсинг ей не по нутру, а у меня уже не оставалось времени перевоплотиться в кого-то другого.
Тогда это не вызвало у меня беспокойства; мы проверили команду «Королевы Кристины», еще пока та стояла в порту, и выяснилось, что все ее члены до отвращения верны. Предателя среди них не было. Никаких замен в последнюю минуту не производилось. Мое перемещение на «Тригве Ли» имело единственный недостаток – я оказался вдали от принцессы. Но сэр Джон оставался рядом с ней, а он даже лучше меня способен докладывать во дворец о настроении принцессы. А потом «Кристина», извольте видеть, просто взяла и исчезла, когда нам оставалось каких-нибудь полдня пути до шотландского побережья.
Уэссекс знал, что корабли – как и «Творец вдов» – должны были держаться как можно ближе к английскому побережью, чтобы избежать нападения со стороны французов.
– И это все, что вы знаете? – спросил Уэссекс, начиная злиться.
Костюшко развел руками.
– А что здесь еще знать? – произнес он таким тоном, словно с трудом сдерживал рыдания. – Никто на «Тригве Ли» не ожидал, что корабль принцессы исчезнет, – можете не сомневаться, это я проверил, – и никто понятия не имеет, куда же он делся.
– Следует исходить из предположения, – рассудительно произнес Уэссекс, – что где-то он да находится. И если бы там к нему относились хоть сколько-то доброжелательно, мы бы о нем уже услыхали.
– А значит, он во Франции, – мрачно сказал Костюшко.
– А значит, он, возможно, во Франции, – согласился Уэссекс – Мы не должны скрывать от принца Христиана, что умудрились потерять его дочь, – следует предполагать, что он и сам уже об этом знает, – а потому я отплываю в Копенгаген на «Творце вдов». Принюхаюсь, чем там пахнет при датском дворе, и пригляжусь: может, кто-нибудь знает больше, чем ему полагается.
– Я с вами, – мгновенно предложил Костюшко.
– Нет, – твердо произнес Уэссекс. – Для вас есть дело в Англии. Принц Джейми связался с девчонкой Рипона. Попытайтесь оторвать ее от принца.
– Я? – недоуменно переспросил Костюшко, потом улыбнулся. – Ну что ж, можно попробовать. Она хоть красивая?
– Куда красивее, чем вы заслуживаете, сын мой. Так что прихорашивайтесь и отправляйтесь в путь.
– Ее милость герцогиня Уэссекская! – выкрикнул слуга в парике, когда Сара добралась до верха лестницы.
Бальный зал занимал целый этаж графского особняка. Сара невольно сравнила его с бальным залом Мункойна. Ей стало любопытно, не указывает ли разница в обстановке на разницу в характерах владельцев.
Бальный зал Мункойна был роскошен: величественный, сверкающий, он предназначался для того, чтобы производить впечатление. А зал Брукстона (особняк был назван в соответствии со вторым титулом Рипона – виконт Брукстонский) был предназначен для того, чтобы подавлять, – даже не сам по себе, а как напоминание о семействе, которое его возвело. Здесь повсюду красовался герб Хай-клеров, словно трофей, отнятый у врага, а зеркала отражали свет люстр и превращали его в безжалостное сверкание, что било по глазам, словно брошенный вызов.
Сара собиралась прибыть на бал пораньше. Она надеялась отвести Мириэль в сторонку и выспросить девушку об ее истинных намерениях. Но из-за столпотворения экипажей, запрудивших улицу, она попала на бал лишь к десяти вечера. В зале уже было полно народа, и Сара не могла разыскать среди этого арктического сверкания хрусталя и зеркал ни Мириэль, ни принца Джейми. Возможно, принц не придет, – это был бы идеальный вариант…
– Ваша светлость, как прекрасно, что вы навестили нас.
Рядом с Сарой неизвестно откуда возник граф Рипонский.
– В самом деле? – парировала Сара, едва удержавшись от более едкого ответа. Интересно, неужели этот человек действительно надеется сделать из принца Джейми короля-марионетку, который будет плясать под его дудку? А он хоть раз попытался прикинуть, какую цену за это придется заплатить?
– А где же ваш муж? – не унимался Рипон. – Где же герцог?
Можно подумать, Сара могла забыть, за кого она чуть больше месяца назад вышла замуж! Сара покрепче перехватила веер.
– Мой муж не любит находиться в вашем обществе, – дерзко заявила она. Ради такого случая она могла сжечь все мосты; попытки изображать из себя ходячую добродетель закончились провалом. Может, противоположная тактика окажется более успешной?
– Увы! – Похоже, это замечание не слишком уязвило Рипона. – Но быть может, нам удастся добиться, чтобы хотя бы вы были о нас лучшего мнения.
«Сомневаюсь!» – подумала Сара, но этого уже не стала говорить вслух. Вместо этого она позволила Рипону провести ее из бального зала в соседнюю комнату. Там он поднес герцогине бокал ледяного шампанского, раскланялся и наконец-то оставил ее в покое. В течение следующего получаса Сара разыскивала леди Мириэль; с двуличностью, удивляющей ее саму, она болтала со встреченными знакомыми и обещала танцы, не намереваясь выполнять свои обещания. Рипон превзошел самого себя – складывалось впечатление, что сегодня вечером в его доме собралась добрая половина лучших семейств Англии.
Быстрый осмотр помещений, открытых для гостей, показал Саре, что ее подруги здесь нет. Но не может же леди Мириэль не присутствовать на балу, который дается в честь ее первого выезда в свет! И вряд ли она до сих пор сидит у себя в комнате. Впрочем, это можно проверить.
Ей без труда удалось выбраться из бального зала. Очутившись этажом ниже, Сара принялась бродить по чужому дому, пытаясь угадать, где располагаются комнаты Мириэль. Надо продолжать поиски, пока она не найдет то, что ищет. Все приглашенные сейчас собрались на третьем этаже, значит, здесь она не встретится ни с кем, кроме слуг – а их не удивит эксцентричное поведение знатной дамы. Непринужденно врученные небольшие чаевые – и Рипон никогда не узнает об этой небольшой экскурсии. Дойдя до дальней части дома, Сара обнаружила там еще одну лестницу и принялась подниматься по ней.
За первыми несколькими дверями третьего этажа обнаружились лишь неосвещенные гостиные и спальни, – судя по всему, сейчас никем не занятые, – и Сара начала уже думать, что ее идея потерпела крах, как вдруг, завернув за угол, увидела свет, пробивающийся из-за закрытой двери. Возможно, Мириэль там.
Тут Сара внезапно поняла, что она не может просто подойти к двери и постучать. Как она объяснит свое появление?
Но в тот самый момент, когда до Сары дошло, сколь трудно объяснить ее поведение, дверь внезапно распахнулась.
– Здесь никого нет! – поспешно провозгласил граф Рипонский.
– Я знаю, что здесь никого нет! – огрызнулся Джеффри Хайклер. – Только ваша вечно ноющая племянница, вся прислуга, пять сотен гостей…
«И курьер из Франции…»
Сделав над собою усилие, Джеффри подавил вспышку дурного настроения. Не стоило отталкивать от себя брата, который еще мог оказаться полезным – особенно с учетом того, что именно Рипон первым придумал, как прибрать к рукам принца Уэльского.
Но французские хозяева Джеффри примазались к их плану, особенно этот белый паук, Талейран, тайный повелитель Франции, и внезапно оказалось, что Джеффри должен прилагать все усилия, дабы заговор его брата увенчался полным успехом, – и конечно же не допускать, чтобы Рипон узнал, кто в этом заинтересован. Потому что Рипон был предан Англии – на свой лад, – и всю власть, какую намеревался урвать у английской короны, он желал употребить на пользу самого Рипона, и никого иного.
Но когда корабль срывается с якоря и плывет по воле волн, мало ли к какому берегу его прибьет…
– Вы слишком много беспокоитесь, Джеффри! – громыхнул его брат. – Мириэль рыдает на руках у горничной после того урока, который вы ей преподали раньше, а все прочие сейчас на балу.
Да и мне бы следовало быть там же – жена Уэссекса удостоила нас своим присутствием, а пренебрегать ею не стоит.
– Уэссекс! – не сдержавшись, прошипел Джеффри. Курьер привез от его французских хозяев сообщение, что Уэссекс становится куда опаснее, чем полагал Джеффри. – Он на каждом шагу вмешивается в наши планы!
– Каким образом? – резонно поинтересовался Рипон. – Уэссекс опять уехал из страны.
– Он не просто уехал из страны! – сообщил Джеффри. – Он уехал в Данию. Принцесса Стефания исчезла. Ее корабль не добрался до Оркнейских островов.
– Что?! – Рипон подскочил, словно пораженный громом. – Когда вы сказали, что у вас срочные новости, я подумал, что они связаны с нашим делом.
«С твоим делом, дорогой брат», – мысленно поправил его Джеффри.
– Так оно и есть. Ведь Франция заинтересована во всем, что может снова сделать Англию ее естественным союзником против моря безбожных еретиков, – вкрадчиво произнес Джеффри. – И потому она приняла меры, чтобы помочь нам. Принцесса Стефания никогда не доберется до Эдинбурга.
Слухи об исчезновении принцессы Стефании уже витали по дворцу, словно клубы дыма, а явившийся курьер их подтвердил. Хотя, как сказал информатор, вполне можно было допустить, что история об исчезновении принцессы Стефании – всего лишь дымовая завеса, призванная завуалировать истинную цель столь спешной поездки герцога Уэссекского на континент.
– Исчезла! – повторил Рипон. – Так, значит, у нас теперь будет больше времени, чтобы надежно прибрать принца к рукам. И вам не обязательно было сегодня вечером так грубо обращаться с Мириэль.
– Возможно, у нас не так много времени, как вам кажется, – медленно произнес Джеффри. Он заколебался на миг, прикидывая, что можно рассказать брату, набрал побольше воздуху и призвал на помощь всю свою изобретательность и все дипломатические способности.
– Мои… источники полагают, что настоящая миссия Уэссекса никак не связана с принцессой Стефанией. Это лишь удобное объяснение для тех, кто знает, что герцог – агент короля Генриха. На самом деле есть предположение, что Уэссекс разыскивает Людовика Семнадцатого. Похоже, что молодой король может оказаться жив. А если это подтвердится, Уэссекс постарается притащить мальчишку в Англию и поставить его во главе оппозиционного правительства.
Рипон так долго обдумывал новость, что Джеффри уже начал сомневаться, клюнул ли его брат на эту приманку.
– Да, это возможно, – сказал граф. – Ведь еще отец Уэссекса ездил во Францию, чтобы спасти этого ребенка, и потерпел неудачу. Или… Постойте-ка! Действительно ли он потерпел неудачу? А что, если старый герцог сумел спрятать мальчика в какой-нибудь роялистской семье…
– Значит, сын готовится закончить то, что не успел выполнить отец, – сказал Джеффри. – А как только молодой король окажется в руках Англии, императорская Франция ослабеет настолько, что ее ждет неминуемое поражение. В таких условиях Англия ни за что не станет просить сепаратного мира…
– И наше дело обречено. – Рипон нахмурился. – Уэссекса необходимо остановить.
– Он не здесь, брат, чтобы его можно было остановить, – указал Джеффри. – Как вы предлагаете его нейтрализовать?
– У меня есть план, который может позабавить вас, Джеффри, – сказал граф. – Для этого потребуется съездить на континент…
В тот самый миг, как дверь отворилась, Сара отступила за угол. Здравый смысл властно дал о себе знать. Если она желает олицетворять доводы разума, то следует вести себя как-то иначе, а не шастать тайком по чужому дому.
Сара очень обрадовалась этому решению, когда до нее донесся насмешливый голос Джеффри Хай-клера. Он, несомненно, выбрал этот момент, чтобы ознакомить брата с очередным списком наиболее назойливых кредиторов, поскольку всему миру было известно, что карманы самого мистера Хайклера безнадежно пусты.
Что же касается отсутствия Мириэль, то по здравом размышлении само собой напрашивалось вполне резонное объяснение. Девушка не привыкла к высшему обществу, а кроме того, пребывала сейчас в самом разгаре скандального романа. Естественно, она нервничала и оттягивала момент выхода к гостям. Разумнее всего будет вернуться в бальный зал и, когда граф Рипонский снова окажется рядом, воспользоваться случаем и спросить его о племяннице.
Но здравый смысл не желал быть ее союзником – ни сегодня, ни когда бы то ни было, – как с раздражением поняла Сара несколько часов спустя.
На ее туалетном столике горела одна-единственная свеча. Сара сидела перед зеркалом в домашнем платье из серого шелка, щедро украшенном серовато-бежевыми кружевами; лицо ее все еще было влажным после умывания. Сара отослала Нойли спать сразу же после того, как горничная расшнуровала ей платье и сняла украшения с прически. После этого Саре понадобился почти час, чтобы самостоятельно закончить приготовления ко сну.
Сара окинула свое отражение критическим взором. Не выходит из нее ни интриганки, ни дамы, возглавляющей светское общество, как того хотелось королю Генриху. Она за весь вечер даже не сумела поговорить наедине с леди Мириэль, зато, кажется, здорово смутила ее.
Что же касается принца Джейми, он, похоже, был не просто ослеплен красотой Мириэль. Молодой принц сходил с ума по Мириэль – опасно – глупо – безрассудно. А Мириэль играла им, словно прекрасная дама из рыцарского романа, требуя, чтобы он при всех самым наглядным образом демонстрировал свою преданность.
Если бы Уэссекс присутствовал здесь, Сара запрятала бы свою гордость куда-нибудь подальше и пошла к нему: это бедствие было слишком велико, чтобы Сара ради уязвленной гордости отказалась воспользоваться помощью – любой, какой только можно.
Вздохнув, Сара положила расческу на туалетный столик. Если у маркизы Роксбари имелись многочисленные союзники, то у простой девушки Сары Канингхэм их не было вовсе. А отсюда следовало, что хоть она и чувствовала ответственность за грозящий срыв договора с Данией, она не имела ни малейшей возможности повлиять на ход событий…
«Нет! Я этого так не оставлю!» Мириэль – подруга Сары, и должен существовать какой-то способ добраться до нее.
Возможно, завтра ей удастся отыскать этот способ.
Она была Роксбари. Она была Мункойном. Древнее обещание и древние узы пульсировали в ее крови, и, проникнув во сне сквозь завесу амнезии, Сара поняла: она была защитником Древнего народа, человеческим воином, призванным охранять их земли от тех, кто стремился ими завладеть. Таков был долг, которым пренебрегла другая Сара и который она – ее двойник – так безрассудно взяла на себя. Она, подобно своей предшественнице, была уверена, что сражаться ей не с кем.
И, подобно своей предшественнице, она ошиблась.
Вокруг возносились ввысь серые махины Священных Камней – колонны города без стен. В мире бодрствования это были грубо обтесанные камни, но здесь, в Иномирье, владениях сна, они выглядели как высокие серебристые столбы, вытесанные из светящегося хрусталя и покрытые рунами. Сара стояла в центре круга, перед большим камнем, в который был вонзен сверкающий, богато изукрашенный меч. Это был церемониальный меч – слишком большой для человеческого существа. Меч для великана.
Но от Сары ожидали, чтобы она взяла этот меч – извлекла его из камня и обратила против врагов Народа. Против Ужаса; против твари, слоняющейся у самых их границ.
Они очень надеялись на нее. Сара видела их боковым зрением: они стояли среди колонн, служивших границами круга. Древний народ – ряды за рядами, призрачные существа, нематериальные, словно туман, – они ждали, что Сара исполнит обещание.
Вот только обещание это дала не она, а другая – и выдернула ее из родного, знакомого мира, дабы Сара сдержала обещание, которого никогда не давала.
Но несмотря на это, Сара не собиралась их подводить. Бой был справедливым, и Сара готова была вступить в него. Но когда девушка собралась с духом и потянулась за мечом, оказалось, что она не может взяться за украшенную драгоценными камнями рукоять. Сара снова и снова пыталась ухватить ее, но каждый раз рукоять проскальзывала у нее меж пальцами.
– Ты не являешься частью этой земли.
Это был тот самый мужчина, который показал Саре ее другие воплощения в зеркале мункойнского озера, но сейчас вместо зеленого бархата и позолоченных оленьих рогов на нем был шитый серебром наряд, сверкавший так, что больно было взглянуть. Лоб его пересекал рубиновый венок, но когда Сара присмотрелась, камни эти набухли и каплями скользнули по его лицу – не рубины, кровь.
– До тех пор, пока ты не станешь частью этой земли, ты не сможешь служить ей. А она не сможет поддерживать тебя. Не подведи нас, Сара…
– Подождите! – крикнула она. – Я не понимаю!..
Сара рывком уселась на постели; сердце ее бешено колотилось. Она ошалело оглядывалась по сторонам, но хотя окна ее комнаты по случаю летней жары были открыты настежь и даже шторы остались незадернутыми, в спальню почти не проникал свет.
– Я не понимаю… – прошептала Сара, но последние обрывки сна уже ускользали прочь, и девушке никак не удавалось их задержать. Тут от окна к кровати скользнула темная фигура, и Сара поняла, что она не одна.
– Тс-с! – настойчиво прошипела фигура в тот самый миг, когда Сара уже набрала побольше воздуха, чтобы завопить.
– Мириэль? – переспросила Сара, не веря своим ушам.
Призрак подошел поближе. Это действительно была леди Мириэль, и поверх ее белого шелкового платья, в котором девушка красовалась на сегодняшнем балу, был наброшен длинный черный плащ.
Сара отшвырнула покрывало и соскочила с кровати.
– Что вы здесь делаете?! – спросила она. Это прозвучало грубее, чем ей хотелось бы. Сара шагнула к столу, намереваясь зажечь стоящую там свечу, но Мириэль ее опередила.
– Нет! – тихо, но очень настойчиво воскликнула она. – Не надо света! Его могут увидеть!
– Кто? – спросила Сара, мгновенно насторожившись. Она закрыла окна и задернула тяжелые парчовые портьеры.
– Дядя Джеффри, – тихо сказала Мириэль. – Если он заметит свет…
– Все в порядке, Мириэль, – теперь никто нас не увидит, – заверила ее Сара. Свет одинокой свечи никак не мог пробиться через плотную дамасскую ткань портьер, так что даже если бы по заднему двору дома Сары и рыскал непрошеный гость, он ничего бы не заметил.
– Но он узнает, что я здесь, – жалобно произнесла девушка. – Дядя Джеффри всегда все знает. Это он сказал, что я должна завязать с вами знакомство, что ваша преданность королю обеспечит хорошее прикрытие для… для того, что он задумал. Он сказал, что вы холодная и заносчивая, – но вы всегда были так добры ко мне… – Мириэль запнулась и не смогла договорить.
– Это сейчас неважно, – поспешно произнесла Сара. Оставив в покое свечу, она подошла к Мириэль и коснулась ее плеча. Даже через тонкий шелк плаща чувствовалось, что плечи у девушки ледяные. – Важно другое: что привело вас сюда среди ночи?
Мириэль выдавила из себя нервный смешок.
– Уже почти утро, и меня должны были найти в одной из отдельных кабинок Воксхолл-гарденс, в обществе принца, – думается, вы понимаете, к чему бы это привело! Когда бал закончился, дядя Джеффри увел принца оттуда и подлил в его фляжку снотворного. А я должна была прийти к принцу, когда он уже будет в бессознательном состоянии, и позволить, чтобы меня там обнаружили…
И, не сдержавшись, девушка разразилась сдавленными рыданиями.
Сара усадила Мириэль на кровать; в душе у нее разгоралось пламя гнева. Этот подлый обман ставил под удар и Джейми, и Мириэль. Возможно, Джейми не запаникует и женится на ней – а возможно, король не даст на это согласия, несмотря на скандал. В любом случае жизнь Мириэль будет разрушена – и все из-за алчности и амбиций ее дяди.
– Но вы не поехали в Воксхолл, – полувопросительно произнесла Сара.
– Дядя Джеффри прислал за мной экипаж, – пояснила Мириэль, и в голосе ее зазвучало мрачное торжество, – но я не стала запирать дверцу. Когда карета остановилась где-то возле доков, чтобы пропустить фургон пивовара, я просто вышла с другой стороны, и карета поехала дальше уже без меня. А потом я поняла, что не знаю, куда мне идти, и вот, пришла сюда.
– Вы прошли весь этот путь пешком? – пришла в ужас Сара. Она слыхала множество историй о группах знатных молодых бездельников – хулиганов, – которые ночи напролет шастали по городу и издевались над всяким, кто имел несчастье встретиться с ними. А район, прилегающий к реке, был еще опаснее: Мириэль воистину повезло, что она добралась до Херриард-хауса, а не осталась лежать где-нибудь с перерезанным горлом. Могло случиться и что-нибудь похуже.
– У меня не оставалось выбора, – сказала Мириэль. Во тьме виден был лишь едва различимый, смутный силуэт, и на мгновение Саре показалось, что она все еще спит. Сейчас, в темноте, все казалось таким нереальным…
