Текст книги "Исповедь барыги. Не та дорога"

Автор книги: Андрэ Гаспар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Мы дали рекламу через знакомых на радио за символическую плату. Задействовали интернет-порталы, чаты и форумы. Запустили по городу флаеры со скид-кой, для привлечения внимания разместив на них сиськи. Правило рынка в этом бизнесе: хочешь привлечь внимание – покажи сиськи. Не знаю, с чем это связано, но сиськи одинаково хорошо действуют как на пар-ней, так и на девок. Сиськи испокон веков служили неким магнитом для привлечения людей. Причем они настолько хорошо работают в этих целях, что порой мне кажется, что не тот герб выбрали наши славянские страны. Замени мы орлов, львов и всадников на сиськи, то миграция людей из других стран на нашу территорию была бы куда лучше. Тем более, судя по опросу иностранцев, те ассоциируют наши земли лишь с газом, нефтью и телками… Первое и второе рано или поздно закончится, а вот третий тип полезного ископаемого будет доступен еще очень долго…

Не знаю, каким током ударило граждан нашего го-рода… Возможно, молодежь и правда устала от одних и тех же заезженных пластинок наших клубов, учитывая еще тот факт, что весь наш город через самую длинную улицу пешком пересекается за двадцать ми-нут, а потому сходить особо и некуда. Но уже за пару дней до назначенной даты мой телефон и телефоны людей, участвовавших в мероприятии, постоянно разрывались. Народ спрашивал о наличии флаеров и можно ли приходить без них. Спрашивали о брони столиков и во сколько все начнется. Каков дресс-код, так как, по ходу, в нашем городе это требование было указано впервые. И что-то мне подсказывало, что вечер намечается жарким…

День икс. В гримерке переодевались и красились девочки, иногда выскакивая в коридор и мелькая своими аппетитными формами. Охрана периодически подходила и интересовалась, чего им ждать, так как у них есть регламент по количеству сотрудников на каждую сотню посетителей. Диджеи заряжали музло, разогревали свет и акустику. Я еще раз проверил план вечера и хлопнул рюмашку за баром, чтоб немного расслабиться.

Часов с одиннадцати повалила толпа, образовав где-то к половине двенадцатого пробку на входе. Такое обычно можно было наблюдать в этом клубе по субботам, в день приезда каких-то неместных диджеев. После первой сотни вошедших начальник охраны вызвал еще сотрудников. Никто не ожидал, что будет что-то подобное… Все мои предыдущие вечеринки проходили более чем спокойно. Часов до десяти меня подъебывали, что насчет двухсот человек я по-горячился, вспоминая мой прошлый опыт… Видимо, я психанул на этот факт еще до начала организации всего этого. Психануть – так я называл некий настрой, в котором ты после череды неудач или вялотекущих дел зависаешь… Психуешь и злишься сам на себя. Пересматриваешь отношение… Меняешь подход… А потом… стреляешь по-новому… И еще ярче, и еще мощнее. Готовясь к этому мероприятию, я и правда поменял подход, направив все свое внимание лишь на намеченную цель и уменьшив до минимума вечерние посиделки с дружками за кружечкой пива.

Движняк удался. Была полная атмосфера новой школы клаббинга. Теми инструментами, с которыми у нас была возможность работать, мы создали нечто похожее на то, что срывало мне голову, пока я учился в Москве. Мы первыми впендюрили проектор на потолок и транслировали клипы на всю стену. Мы вытащили вполне себе симпатичных и энергичных девочек на клубное шоу с дымом и светомузыкой, что сильно отличалось от обычных их выступлений на муниципальной сцене. Ну и если подобные вечера оцениваются в основном лишь тем, сколько человек к тебе пришло, то мы, наверно, в этот воскресный вечер собрали самое большое количество людей за всю историю клуба, перевалившее за четыреста человек.

Уже почти на рассвете моя изрядно уставшая, слегка бухая, но ужасно довольная рожа рухнула на подушку у себя дома. После такой движухи, как бы сильно ни устал, ты еще долгое время не можешь уснуть. Прокручиваешь в голове минусы, придумываешь, как бы их можно было исправить. А потом, наоборот, смакуешь удачные моменты и прикидываешь, чем в следующий раз их можно будет усилить и улучшить.

Какую-то часть времени обязательно пилишь свой будущий гонорар и только потом, когда уже и здесь все дела улажены, спокойно засыпаешь. В тот день я проспал до обеда, как младенец. Встал с гордо поднятой головой. Быстро проглотил легкий завтрак, привел себя в порядок и поехал за котлетой. «Гоните мне мои бабки, сучки!»

Прошло несколько дней. Я направлялся на одну встречу по рекламным вопросам. Был приятный солнечный день, что даже для этого времени года – большая редкость. Солнце будто не любило наш край.

У нас с ним довольно натянутые отношения, и мы встречались на бегу лишь пару раз в году. Есть даже старый анекдот из жизни, на сто процентов описывающий эти отношения:

– Мальчик, ты откуда? Чего такой бледный? У вас что, солнца совсем не бывает?

– Бывает, просто я в ту неделю болел. Сквер был усыпан зеленью и относительно ровно посаженными кустами и деревьями. Серо-черны-ми пятнами по брусчатой дорожке паслись голуби, слоняясь от лавки к лавке в поисках еды. Я прошел небольшую часовню, стоящую посередине сквера, и на одной скамейке заметил ту самую девушку, с которой мы однажды пришли к мнению, что третий в нашей семье – лишний.

Она сидела в гордом одиночестве… Слегка облокотившись на спинку скамьи и подставив лицо солнечным лучам, видимо, размышляла о своем… о женском. По ее виду я понял сразу, что появление того самого, третьего, не за горами. На ней было темное длинное платье, на плечи накинута кожаная косуха, а на ногах легкие боты. Беременный гранж, так сказать. Ее за-крытые глаза, легкое дыхание и слегка развевающиеся на ветру волосы говорили о том, что она спокойна. Но из прохожих был только я… Я и жадно клюющие брусчатку голуби. Услышав шорох, она слегка приоткрыла глаза, как раз в тот самый момент, когда я почти поравнялся с лавкой.

– Привет, – томно, с нотками удивления произнесла она.

– Привет, – улыбаясь, ответил я.

– Вот это встреча! – на ее лице тоже появилась улыбка. – Давно не виделись.

– Очень давно. Как ты? – искренне интересуясь, продолжил я разговор.

– Да, так… нормально. Все хорошо… – снова по-меняв выражение лица на спокойное, ответила она.

– Теперь уже точно ничего не скроешь… – кивнув на живот, с ироничной улыбкой произнес я.

– А?.. Да… Теперь да… – видимо, не сразу поняв,

о чем я, с небольшой паузой ответила она. – Давно тут сидишь? – снова спросил я. – Не особо… Около часа… Гуляла… Дошла до парка… И вот, решила посидеть, отдохнуть, – прищуриваясь слегка от солнца и улыбаясь, ответила она.

Увидев, что ей не совсем удобно так общаться и слепит глаза, я сделал полшага правее, создав тень.

– Так лучше?

– Да, спасибо.

– Как ты, правда? Есть время? Давай поболтаем? Ты, наверно, проголодалась? Может, я быстро куплю что-то перекусить? Посидим, пообщаемся? – интонацией и жестами старался показать, что я действительно этого хочу и что это не отнимет много времени.

Где-то в глубине души я ожидал от нее ответа типа: «Блин, мне уже пора идти. Давай как-нибудь в другой раз». Но неожиданно для меня она застенчиво улыбнулась и ответила: «Хорошо». Простое, легкое «хорошо» меня сильно обрадовало. Я быстро перебежал на другую сторону дороги, зашел в ближайший магазин, купил пару слоек с яблочной начинкой, коробку сока, пару стаканчиков, литровую бутылку воды без газа и попросил взвесить полкило белого винограда. На удивление, в этом небольшом угловом магазине именно в тот самый день на прилавке лежал чертовски симпатичный виноград. Что для нашего края, как и в вопросе с солнцем, было редкостью… Или же продавалось за несопоставимые с подобным продуктом деньги. Вернувшись обратно, я быстро вы-дал даме слойку, налил сока и помыл водой виноград прямо в пакете. Разложил все это на лавке и сам сел с другой стороны накрытой «поляны».

Мы говорили о многом. Сначала она расспросила почти обо всем, что со мной произошло за эти полгода. Затем и я принялся терроризировать ее в ответ. Из услышанного даже по интонации понял, что тот образ матери-одиночки, который она себе нарисовала когда-то давно, оказался не таким веселым. Шумные, пьющие и курящие компании она стала посещать редко, да и ее теперь не часто жаловали на таких мероприятиях. Ведь агитатор с нарисованным большим восклицательным знаком на пузе, беременная баба на тусовке – это словно большой плюшевый аниматор, отпугивающий других телок и кричащий всем своим видом: «Опомнитесь! Не успеете оглянуться, как случится “это”!» Ей было скучно и одиноко. Родители проедали плешь, работать уже было тяжелее, а из тех друзей, кто оставался на контакте постоянно, остались одни скучные семейные рожи, которым ранее она уделяла бы, может, пару часов в месяц. Мир меняется вокруг тебя согласно твоим собственным изменениям и трансформациям, и ребенок – не последняя причина для этого. Правда, нам не всегда удается это понять и принять. Можно забить, конечно, как это делают некоторые, продолжая бухать и отрываться… Вряд ли твой будущий питомец тебе что-то за это предъявит. Гуляй, веселись, пока молодой. Жизнь одна и коротка. Не стоит останавливаться по таким пустякам. Но мать моего ребенка все-таки нашла педаль тормоза. Не скажу, что ей далось это легко. По одному ее взгляду было понятно, что ломала она себя с болью и криком, до-носящимся по вечерам из чрева души. Души, которая хотела петь и танцевать, лихо и с размахом тратить свое время, не обращая внимания на часы… Где закат и рассвет – словно кулисы твоего бесконечного театра, с коротким перерывом на футуристический антракт.

В какой-то момент разговора, когда речь в основ-ном уже шла только о ребенке и о том, как тяжело таскать этот уже полюбившийся рюкзак, я попросил разрешения прикоснуться к животу. Такой интерес проявляли в фильмах мужья и отцы, которые с нетерпением ждали появления своего будущего чада. А я… Я будто снова спонтанно узнал или резко вспомнил, что вот здесь, совсем рядом, в нескольких сантиметрах от меня, периодически шевелится и мешает своей маме свободно передвигаться моя плоть и кровь… Учитывая подходящий к родам срок, мои шансы прикоснуться именно к этому состоянию ребенка были невелики. Ведь сейчас он попросту мог спать. Да и к тому же никто не знал, чем закончится наш разговор… и когда мы снова увидимся в следующий раз. Меня предупредили, что ничего интересного я не почувствую, так как малыш, скорее всего, спит. Но такой шанс выпадает нечасто, и глупо было не попробовать. Я положил руку ей на живот, и мы продолжали говорить о будущих планах, финансовых возможностях содержать ребенка и прочих бытовых вопросах, которые меня все равно интересовали. И вдруг я почувствовал легкий тычок прямо в пальцы. Затем еще один, и потом несколько слабых подряд.

– Прикольно… – произнес я. – И такое ты чувствуешь постоянно? Жесть… Ощущения, наверно, словно чужой у тебя внутри, – иронизируя и пытаясь пошутить, добавил я.

Это была, конечно, не самая лучшая шутка в моем исполнении, тем более по отношению к беременным, но она улыбнулась.

– Да, порой кажется, что там внутри дискотека и танцы, – поддержала она.

Мы еще пообщались минут десять, после чего она сказала, что ей пора уже домой, да и я не стал настаивать на продолжении встречи. Лишь спросил, можем ли мы увидеться еще раз, на что получил положительный ответ. Мы обменялись мобильными номерами и разошлись. «Был интересный день», – подумал я. И правда, замечательный, чудесный день… Солнце… Малыш, танцующий по пальцам твоей руки… И, конечно же, конечно же, Его Сиятельство Виноград. Душу еще грели воспоминания о том, как накануне я провел достаточно удачную вечеринку, считая, что мне удалось-таки пробить стену! В не самый летный клубный день!.. В воскресенье!.. На тусовку, тема ко-торой для нашей дыры была в диковинку!.. Я собрал полный зал. Настолько полный, что даже вентиляция не справлялась, и периодически приходилось открывать окна. Директор клуба отдавал мой процент, словно отрывая от сердца. Небольшую, но все-таки котлетку жадно перелистывал дрожащей рукой. Было #заебись на душе. Именно это слово, а не какое-то другое под-ходило тому внутреннему настроению. Так ощущалась победа! Взятие Бастилии состоялось! Ворота замка пали, толпа разъяренных воинов ворвалась во дворец и заняла трон. Голодные, злые, но довольные…

Ликование длилось недолго. Мне показалось, что подобный триумф повторится уже через две недели, но меня ожидало разочарование. Причем настолько сильное относительно прошлого раза по количеству человек, что мое состояние было подобно тому, как если бы захваченный мною город оказался пустым, без людей и провизии. Груда кирпичей и холодное мрачное эхо… Я снова вернулся туда, откуда начал… Лоб, стена… Один против всех.

Параллельно с подготовкой к провальной вечеринке мы периодически общались по телефону с моей вновь обретенной подругой. Простая, ненавязчивая беседа по вечерам. Интересовались, как у кого дела и какое со-стояние у нашего третьего. Сразу после вечеринки, где-то через два дня, я шел по улице прохладным июльским днем, когда на мой мобильный пришло смс от подруги с текстом: «Девочка. 3350 г. 52 см». Где-то полминуты втуплял в текст, так как незадолго до вечеринки спрашивал у нее насчет девчонок на подтанцовку. Долго пытался понять, что это за параметры, пока наконец до меня не дошло, что с приходом этого сообщения на телефон в свой двадцать один я стал отцом. Дикий восторг и разрывающая радость несли меня дальше по улице… Будто дурак, улыбался прохожим, забыв про неприятный ветер и туман, которые еще пару минут назад намекали на то, что оделся я совсем не по погоде.

Еще через несколько дней я приехал забирать ребенка из роддома, где и состоялось официальное знакомство с родителями подруги. Встреча была не из приятных. Сухие и неловкие «добрый день» в обе стороны… Оценивающий взгляд ее отца, словно у охранника на фейсконтроле. А ее мать пыталась мне улыбнуться, но ей это удавалось с трудом. Для достаточно консервативных, по словам их дочери, родителей, это все и правда выглядело дурновато. Лысая башка, две серьги в ухе, борода якорем, слабый загар и классический костюм с яркой рубашкой пурпурного цвета. От меня, скорей всего, сильно пахло сигаретами, так как я потушил одну из них буквально перед тем, как зашел в фойе роддома. Явно я им не понравился… Да и кому может понравиться будущий зять в подобной ситуации?! Да и сам-то зять – нехуй взять. Когда я раньше слышал подобные замечания в адрес некоторых персонажей от своих теток или бабушки, эта фраза меня смешила только из-за ее матерного контекста и того, как точно звучала рифма. Теперь я понял и ее смысл. С меня действительно тогда нечего было взять. Ни квартиры… Ни машины… Ни работы… Мне, конечно, тогда казалось, что выбранное мною дело куда лучше любой работы, да и вообще, я всегда чужие мнения, вылетающие из уст окружающих меня людей, нахую вертел. Тем более, если это касалось моих жизненных планов и целей. Но невзирая на то, каким был я и какой была мать моего ребенка, нашим родителям все равно пришлось принять эту ситуацию так, как она складывалась. Где-то помочь… Где-то понять… А где-то простить…

…Мы жили сначала в нашей квартире, в моей старой детской комнате, с моей матерью и отчимом. Позднее переселились в квартиру ее родителей, которую те оставили ей, перебравшись в другую. Не скажу, что семейная жизнь тогда казалась трудной. Она просто была непонятной… Непонятно было, как строить быт… Непонятно было, как и какими методами воспитывать ребенка… Лишь отдаленное понимание отношений между супругами. Ну и чтоб ребенок не пролил на себя кипяток и всегда оставался накормлен. Точного определения любви к своему чаду у меня тогда не было. Я знал, что это моя плоть и кровь. Знал, что она очень похожа на меня в детстве, но еще сильнее на мою мать. Радовался порой тому, как она улыбается и тянет свои ручки. Но для меня тогда мой ребенок по ощущениям был чуть родней любимого домашнего животного. Он должен расти, чему-то учиться, и с ним ничего не должно произойти плохого. Что с ней делать? Чего она хочет? Что я сейчас могу ей дать? Мне было скучно… Скучно до ужаса! Меня хватало на полчаса рядом с ребенком, а потом в моей голове только и крутились мысли, как бы свалить из дома или поскорее переложить это ежедневное бремя на жену. Хотя женой она тогда еще не была… Ею она стала позднее.

Где-то спустя год после рождения ребенка мы рас-писались и сыграли свадьбу, а точнее, провели этот злоебучий цирковой обряд. Как же отвратительно это мероприятие! Этот искусственный, дешевый, по-казушный театр в стиле: «Вот, смотрите, мы какие, и зацените, как умеем». Кто круче в городе нарядил машину жениха и невесты… У кого богаче был стол… У кого смешнее всего ебнулась на танцпол во время плясок чья-то гостья… Кто больше всех выпьет… и удастся ли свидетелю трахнуть в уборной свидетельницу, дабы скрепить наш союз… Все эти наигранные, с трудом протискивающиеся сквозь зубы поздравления, адресованные молодоженам, на самом деле отражали неуверенность поздравлявших в том, что они, эти молодожены, вообще друг другу подходят… А этот наглухо перегруженный верхами звук блядско-эстрадного репертуара из убитых дешевых коло-нок?!.. И тамада, ощутившая себя богиней оперного театра, лишь только взяв в руки микрофон… И вот ты сидишь, как мудак, в центре зала долбаных шесть часов и улыбаешься, притворяясь, что тебе все это нравится. Гремят тарелки, бьются рюмки… Пляшем и бухаем… Плачем и смеемся… Горько, товарищи! Горько!

Родители моей теперешней жены подарили нам квартиру, но это никак не укрепило наш брак. Воз-можно, даже наоборот. Теперь мы полностью были предоставлены сами себе, избавившись от какого-либо родительского контроля. Пьем, когда хотим… Когда хотим, гуляем. Нередко у себя дома мы собирали компашки своих друзей и знакомых. Не повода ради, а так… просто выпить и попиздеть. Зачастую обо всем… но по сути ни о чем. Так, о своем… О женском или о мужском. Иногда о детском… Теперь-то как же без нее…

Как только ребенку исполнился год, Крис решила вернуться на работу и попробовать себя на ТВ, пытаясь осуществить наконец-то свою давнишнюю мечту. Дочку отдали в частный детский садик… Я привозил туда истерически орущего при виде двери этой трех-комнатной квартиры ребенка утром и вечером забирал с такими же воплями… Где-то через неделю поведение малой изменилось. Она стала спокойней. В целом даже дома вела себя тише. «Вот это чудо-няни, – подумали мы. Какое волшебное заведение, словно скорая по-мощь нашему семейному быту». Каким сильным было наше удивление, когда еще через неделю стандартные анализы дочери, которые сдавались ежеквартально в поликлинике, выявили у ребенка димедрол. Секретная методика работы с ребенком оказалась простым опаиванием сильнодействующим снотворным. Мы были в ужасе, но доказать ничего бы не смогли, как нам сказали адвокаты. Да и пол-администрации города сдавали туда своих отпрысков. Этот частный садик работал в городе уже давно, и его заведующую все знали. Позже мы сменили еще с полдюжины детских садов. Были и такие, откуда ребенка забирали с ощутимым запахом табака на волосах. В другом детей били, и после приведенных доводов сволочь-воспитателя увольняли, но спустя месяц брали обратно. «А куда деваться-то? Работать некому! Вы трахаетесь и плодитесь, а нам потом возиться с вашими ссущими, орущими и визжащими спиногрызами! Поэтому уж извините… детей продолжим пиздить!» – читалось в глазах заведующей… Но на словах она произнесла лишь: «Вы уж нас извините… Что поделать?! Нехватка кадров!» Позже мы, наконец, нашли то место, откуда ребенка забирали довольным, но это уже другая история, а мы здесь не детсадовские байки травим…

Со временем семейная жизнь, как и предупреждала тогда на лестничной площадке Крис, мне наскучила еще сильнее. По вечерам дома сидеть было впадлу. Где угодно, как угодно и с кем угодно, но только не дома. Было много собутыльников, именуемых мною друзьями, к которым я тогда периодически сбегал при каждом удобном случае. И не от слова «бутылка» я так охарактеризовал эти «дружеские» отношения… И не потому, что мы постоянно пили… А оттого что, как я позднее понял, кроме этого занятия и бесцельно убиваемого времени, нас больше ничего и не связывало. Порой я утешал себя, что так я искал себя. «Братан – это же новые люди, новые ситуации, новые связи! Что-то да подвернется», – шептала мне моя темная сторона луны. Но по большому счету я искал не то, что нужно было искать, и не там… И уж тем более не с теми… Любая пятничная попойка где-то в бильярдной с половиной слабо мне известных людей была куда интересней, чем находиться запертым в квартире с женой и ребенком. К тому же дома без ругани не проходило почти ни дня… Жена, обиженная, что я так мало уделяю ей времени, вечно требовала что-то от меня. Я же, пытаясь найти оправдание сво-ему поведению и переложить груз вины, требовал что-то от нее… Мы все чего-то требовали, но никто ничего не делал. Компромиссом и не пахло… А толь-ко подгузниками и следами не приученной к туалету кошки. Да и, как оказалось впоследствии, характеры у нас были абсолютно разные. Мы оба вечно стояли на своем, не уступали друг другу ни в чем и при каждом удобном случае выплескивали ведро словесных помо-ев из старых обид и недомолвок прямо в лицо… зло и беспощадно! «Конченый мудак!» – как: «С добрым утром!» – для меня. «Тупая, стервозная сука!» – как: «Не за что, спасибо!» – для нее. Никто из нас не был плохим. Мы оба были хорошие… Просто молодые, упрямые и глупые…

Не знаю, как долго мне пришлось идти. Но я точно знал, куда шел и откуда. Хижина, к которой я направлялся, виднелась вдали. Это был мой дом. Ветхий, старый, с густо усыпанными снегом крышей и крыльцом, но он был все-таки мой… родной. Я шел сквозь сугробы по едва видимой тропинке к единственному на опушке леса деревянному дому. На мне были высокие военные сапоги и черная военная форма, напоминавшая обмундирование сталкера. Голову согревала вязаная, тоже черная, шапка, а сверху была наброшена расстегнутая нараспашку коричневая дубленка с дырами в области бедра и плеча. Старая и по-тертая СВД висела на плече. На руках – шерстяные варежки-перчатки, местами прожженные сигаретами и опаленные от костра с тыльной стороны. Я узнавал то место, в которое шел, чисто интуитивно, так как густо валивший снег превращал картинку в туман. Я не слышал и не ощущал ветра. Было тихо как в гробу… Впереди – только белая полупрозрачная стена, молчаливо преграждающая путь, и влажноватый хруст под сапогами. Из избы валил столб дыма, а в одном из окон, периодически мерцая, горел свет. Дом не был пустым, и меня это успокаивало. Мысль об этом придавала сил, помогая преодолеть расстояние, оставшееся до крыльца.

Поднявшись по паре скрипящих ступенек, уперся

головой в дверь, чтобы слегка отдышаться. По привычке без стука, взявшись за ручку и слегка навалившись плечом на дверь, прикладывая чуть больше усилий, чем нужно обычно, открыл ее. Зашел в дом, в котором не было комнат, а лишь открытая площадь с развешанными занавесками, разделяющими пространство. В левой части дома, почти посередине, красовалась железная печь типа буржуйки, на которой можно готовить. Через тонкие трещины в печке было видно, как внутри горит огонь. В момент, когда я зашел, тепло одетая женщина стояла спиной ко мне, у стола. Она повернулась, и мы сразу узнали друг друга. «Это моя жена», – подумал я. Бросив на стол нож и быстрыми движениями обтерев о фартук руки, она бросилась ко мне. Бросилась ко мне и крепко обняла. Затем, отстранившись и положив ладони на мои щеки, стала пристально всматриваться в мое лицо.

– Живой… Живой… – она шепотом повторяла эту фразу, раз за разом по кругу, а я лишь стоял и улыбался.

– Да, живой я… и невредимый! – не выдержав уже ее причитаний, воскликнул я.

– Все уже закончилось? – желая облегчить душу, спросила она.

– Да… Почти… Самое страшное уже позади, – я ответил спокойно и без капли сомнения. – Ну, показывай!

– Он еще спит, но ты можешь на него взглянуть… Она подвела меня к одной из занавесок, слегка

отодвинула ее и указала на некое подобие детской кроватки, больше напоминавшее деревянный ящик, завешанный одеялами и простыней. Там лежал закутанный, как капуста, ребенок. Я стоял и четко осоз-навал, что это посапывает и причмокивает губками мой сын. Сын, которого я впервые увидел. Жена была беременна вторым, когда началась война, и я покинул дом, как и многие мужчины нашей окраины. На вид ребенку чуть больше года, а значит, с момента нашего расставания пролетело уже около двух лет… И судя по окружающей меня обстановке, тяжелых и холодных лет…

– Симпатичный! Назвала, как и хотели? – улыбаясь, спросил я.

– Да, – спокойно ответила она.

– Иван, значит!

– Да… Богатырь наш… Ванюша.

Немного постояв еще над кроваткой, наблюдая, как спит это маленькое чудо, я повернулся к жене и спросил: «А где дочура? Тоже спит?» Но жена, опустив голову вместо ответа, вышла из занавешенного угла. Ее выражение лица резко изменилось на подавленное. Взяв в руки какие-то неаккуратно сложенные тряпки, она начала суетливо их перекладывать.

 – Подожди, ты чего? – двинувшись за ней, спросил я. – Где наша дочурка?

Так резко не уклоняются от простых вопросов… Причин скрывать мою дочь ведь не было?! Не было… И быть ей, кроме как с матерью, тоже не с кем… «Все-таки не уберегла?! – это была первая мысль, проскользнувшая в моей голове, но я всячески гнал ее прочь. – Скажи мне что-то другое! Что угодно! Другое! Черт, но не это! Прошу тебя, только не это!» Жена повернулась ко мне, с трудом, не глядя в глаза, стала пытаться что-то произнести.

– Говори! – неожиданно грубо проорал я. – Говори! Не молчи! Что с ней? Где доча?

Схватив за плечи, я тряс ее, надеясь как-то привести в чувство и заставить произнести хоть слово, но ее залитые слезами губы дрожали, словно на холоде, а глаза по-прежнему смотрели в пол. На секунду мне показалось, что ее жалкие попытки пошевелить губами стали выдавать какие-то звуки, но, прислушавшись, я понял, что это походит на какой-то бред сумасшедшего. Несвязный набор слов и невнятных фраз повалил меня на стул. Я сидел, словно контуженный, и понимал, что она так и не сможет ничего мне сказать… Слова витали в воздухе… Ими резало сознание и душу… Но произнести их она была не в состоянии. И тогда я произнес их сам, молча, про себя: «Нашей девочки больше с нами нет…» И едва я проговорил мысленно эти слова… И как только я осознал всю глубину утраты, на меня накатила неведомая до этого боль. Боль, которая пронзала сильнее полученных ран. Боль, которая была невыносимей той, что чувствовал, когда терял друзей и товарищей… отца и дедушку с бабушкой… Эта боль исходила из глубины моего с треском колющегося сердца… Словно волна мимолетной опухоли, она распространялась по всему телу и выжигала каждую его клетку… И как только эта боль достигла центра моего сознания, я зарыдал… Медленно, слегка пошатываясь, я встал и сделал пару шагов в направлении того места, где раньше стояла ее кроватка. Выдвинув средний ящик старого потертого комода, где всегда лежала ее одежда, я почувствовал тот самый, знакомый мне запах. Все вещи, как и раньше, лежали стопкой. Я схватил охапку маечек и прижал к лицу, оставляя на них следы скорби, и продолжал рыдать, не произнося ни слова. В тот момент в комнате никто не мог говорить, да и не хотел… Зачем говорить, когда даже трудно дышать?.. И какой смысл дышать, если незачем жить?.. Жена подошла ближе, но не смела прикоснуться ко мне. Она стояла, виновато склонив голову, и тоже рыдала. «Ну хватит уже… Ты чего? Перестань! Андрей!» – голос Кристины стал неожиданно резким, но при этом далеким. Обернувшись, я посмотрел на нее и… тут же проснулся.

– Ты чего плачешь? Кошмар приснился? – спросила Кристина, нависнув надо мной. Посмотрев на ее слегка испуганное лицо, поднес руку к глазам и понял, что они в слезах. – Где дочь? – выкрикнул я.

– В комнате своей спит. Ты чего? – недоумевая, спросила жена.

Я соскочил с кровати и, вытирая слезы с лица, на-правился в детскую. Подойдя к кроватке, я смотрел, как моя дочь спокойно лежала и посапывала так же, как в моем сне сын… Она спала и была жива… Жива и здорова. И постепенно боль начала отпускать, словно под действием седативного препарата… А на ее место пришел четкий и осознанный ответ на вопрос, который я задавал себе последние дни, пытаясь понять , нужен ли я ей и что для меня значит этот ребенок. Привычка ли это или чувство долга, навешенное нам ярлыками еще нашими предками? Видимо, вселенная не нашла лучшего способа, чтобы ответить на мои вопросы, и подарила мне этот сон… Сон, который я вряд ли когда-нибудь забуду…

Я взял малышку на руки и прижал к груди. Я вдыхал еще пока чувствовавшийся молочный аромат и понимал, что все хорошо. Она проснулась и по-смотрела на меня своими красивыми бездонны-ми глазами. «Ну приве-е-ет, – протяжно и ласково произнес я. – Кто это у нас тут проснулся такой красивый?..»

Так прошел еще год. Я сменил несколько работ, с каждым разом все сильнее убеждаясь, что работать на дядю – не мое. Я был умнее их всех и лучше, а они – просто кучка тупорылых баранов, ни черта не разбирающихся в том, что делают. И тогда же я принял окончательное решение развестись… Мне казалось, что постоянными ссорами мы разрушим психику дочери, которая почти каждую неделю наблюдала за летающей посудой, вещами, процессом уничтожения свидетельств о браке и о ее рождении, а также прочего барахла, которое попадалось на глаза ее матери в минуты гнева. Ребенок наблюдал за происходящим и орал как резанный, вцепившись в мамины ноги, инстинктивно защищая ту от злого и страшного серого папы.

Я переехал жить обратно к матери и параллельно занимался организацией концерта культовой рэп-группы, которую решил привезти к нам в город. Наверное, я устал тогда довольствоваться объедками с тех будничных вечеринок, которые с таким недовольством и пренебрежением хавал наш отсталый город. Я более подробно изучил систему организации концертов. Почитал информацию об опыте других промоутеров.

Взвесив все шансы и риски, решил действовать. У меня в команде была еще девушка-помощница и приятель, который помог мне с дизайном рекламных материа-лов. Красивые коммерческие предложения на участие в рекламной кампании были разосланы в отделы маркетинга крупных авиа-, медиа– и торговых компаний. Бюджет и масштабы рекламы для стотысячного города были такими, что даже на слегка задранные суммы начальники отделов отреагировали вполне спокойно. После согласования рекламных материалов мы подписали контракты и получили от кого-то тридцать, от ко-го-то пятьдесят процентов задатка и начали работу. Половину гонорара рэп-группе оплатили сразу, вторую половину перевели за неделю до концерта. Билеты на перелет звезд предоставила одна из авиакомпаний – в качестве спонсорского вложения. А большая часть рекламного бюджета была оплачена из средств других фирм-спонсоров. Были оплачены пять придорожных билбордов с указанием точной даты мероприятия, названием группы и местом проведения концерта, транслировались ролики на радио и телеканалах. Мы также запихнули баннеры в местные сетевые пор-талы и даже в терминалы оплаты мобильных счетов. Правда, последнее было непростой задачей… из-за ряда технических проблем. Но мы все-таки победили двенадцать из шестнадцати терминалов, став первыми, кто смог такое внедрить. Ввиду отсутствия каких-либо уличных касс в нашем Мухосранске точками продаж билетов мы сделали сеть пиццерий из трех отделений, упростив тем самым людям задачу с их приобретением. Я нацелен был продать тысячу билетов… А по возможности и больше. Не знаю почему, но я не сомневался, что минимум один процент населения я смогу затянуть на этот концерт.