Текст книги "Современный венгерский детектив"

Автор книги: Андраш Беркеши

Соавторы: Тибор Череш,Ласло Андраш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

– Нужно подумать. – Шалго вынул изо рта сигару, откинулся поудобнее в кресле и устремил взгляд в потолок. – Первое: Браун не собирался вовлекать Хубера в операцию по доставке драгоценностей. Второе: либо он вообще отказался от идеи завладеть ими, либо возложил эту задачу на кого-то другого…

– Но существует и третья вероятность, – задумчиво проговорил Балинт. – Что, если Меннель сам рассказал всю эту историю еще кому-нибудь? Ну, предположим, своему надежному приятелю. А тот незаметно последовал за ним и не выпускал его из своего поля зрения. Нам известно, что по вечерам Меннель садился в машину и уезжал куда-то. Допустим, что во время одной из своих поездок он сумел завладеть драгоценностями. Об этом узнал и его приятель. Он убил Меннеля, захватил драгоценности и валюту и немедленно покинул Венгрию.

Полковник Кара с сосредоточенным лицом расхаживал по комнате.

– Такая версия представляется и мне вполне допустимой, – сказал он. – А ты что думаешь по этому поводу, Оскар?

Однако Шалго, оказывается, уже крепко спал.

Полковник Кара с трудом подавил в себе смех. Он осторожно вынул сигару изо рта у старика, кивнул Балинту, и они оба, стараясь не шуметь, вышли из комнаты.

Шалго проснулся только под вечер. Он вышел на кухню. Лиза подогревала воду. Шалго, позевывая, сел к столу.

– Что делал Матэ сегодня перед обедом? – спросил он.

– Катался на парусной лодке.

– Один?

– Один, сам спускал лодку и домой тоже возвращался один.

– А Хубер?

– Он целый час гулял по саду. Потом спустился к берегу, купался и загорал.

– О чем они говорили за обедом?

– О разном. Обедали они втроем. Бланка оставалась в своей комнате. Сначала вели разговор на профессиональные темы, потом заговорили о политике. Хубер – большой оптимист. – Лиза умолкла на мгновение, о чем-то задумавшись, затем подняла глаза на Шалго. – Скажи, Оскар, ты веришь в то, что убежденный фашист может изменить свои взгляды?

Шалго сидел, опершись локтями на стол, взгляд его был устремлен куда-то вдаль. Его лицо было старым и очень утомленным.

– Видишь ли, Лиза, смешно было бы именно мне утверждать, что я в это не верю… Сказать по совести, я и сейчас, дожив до седых волос, иногда пытаюсь перед самим собой приукрасить свое прошлое. Как хорошо было бы, думаю, поверить в то, что в молодые годы я не работал на венгерских фашистов. И, однако, это было. И тебе, Лиза, это хорошо известно. Меня и поныне мучают угрызения совести, когда вспоминаются годы моей службы в хортистской контрразведке. В такие минуты мною овладевает чувство, что я еще не все сделал, чтобы искупить свою вину. И до сих пор это чувство, если можно так выразиться, пришпоривает меня… Но если я, Шалго, смог измениться, почему же этого не может сделать и другой? Что же касается Хубера… не знаю, что и сказать. Эрне распорядился вести за Хубером наблюдение, и, мне кажется, правильно распорядился. Когда я призадумался над тем, что сообщил нам Хубер, то пришел к выводу: все эти сведения нам и без него были известны.

– Но откуда он узнал, что ты обнаружил в машине секретную рацию? – спросила Лиза.

– Оттуда, моя радость, что в машине наверняка было какое-то сигнализирующее устройство, которое «извещает» о том, что кто-то чужой прикасался к аппарату. По-видимому, я не заметил этого автоматического сигнализатора. А коль скоро Хубер увидел предупреждающий сигнал, он понял, что мы уже нашли передатчик, и, поскольку он малый не дурак, вот он и решил «раскрыть карты». Отрицать, что Меннель был шпионом, уже не имело смысла, так как это логически вытекало из наличия в его машине секретной рации.

– И все же он мог и не передавать машину Меннеля Каре и его людям…

– Допустим, что он не сделал бы этого шага, не предложил бы машину. Но мог ли он быть уверенным, что власти не наложили бы на нее арест? Словом, если Хубер тоже шпион, то, надо признать, действует он очень ловко и играет свою роль великолепно. На первый взгляд кажется, что он сообщил нам важные вещи, а по существу – ничего. Что фирма «Ганза» занимается шпионажем в Венгрии? Так нам это стало ясно, как только мы обнаружили в машине ее представителя рацию… Не исключено, впрочем, что мы ошибаемся и Хубер действительно переменил свои взгляды и искренне хочет нам помочь. Но все это скоро прояснится.

– А мне почему-то кажется, – сказала Лиза, вытирая посуду, – что Хубер искренен.

Шалго закурил сигару и сосредоточенно принялся пускать кольца дыма.

– Не выходит у меня из головы этот обморок Бланки. Почему с ней стало плохо именно в тот момент, когда она увидела Хубера? И еще: откуда Меннель так точно знал условия конкурса? Кажется, он все так подстроил, чтобы обязательно попасть сюда, в Эмед. И я все время пытаюсь понять, зачем ему это было нужно?

– Фантазируешь ты, Оскар, – проговорила Лиза. – Ну зачем «Ганзе» нужен именно Матэ Табори? Думаю, что ты на ложном пути. По-моему, прежде всего надо найти убийцу… Нужно, чтобы Салаи сказал правду.

– Возможно, ты и права… Помочь тебе?

В дверь заглянул полковник Кара.

– Ну что, старина? Сходим на берег, порыбачим малость? Балинта я отправил в Балатонфюред арестовать Гезу Салаи. Так и ему будет спокойнее, если он окажется в безопасном месте: сатана не дремлет…

Шалго, ничего не ответив, пожал плечами. Кара показал Лизе, как обращаться с телетайпным аппаратом, связывавшим их с Домбаи.

– Если поступит срочное сообщение, дайте нам знать, пожалуйста, мы будем здесь поблизости.

Солнце уже склонялось к горизонту, когда майор Балинт, появившись на берегу, доложил полковнику, что приказ выполнен. Салаи, рассказывал майор, воспринял свой арест как должное и только попросил, чтобы ему разрешили передать служебные дела.

– Я поместил его в одной из комнат поселкового совета и приставил к нему милиционера, – закончил свой доклад Балинт.

– А где Фельмери?

– Пошел к Илонке. Как видно, нравится ему она.

– Ну, хорошо, – сказал полковник Кара. – Можете возвращаться к себе, в Веспрем. Завтра утром встретимся. Донесение, если оно у вас уже написано, занесите ко мне в комнату.

Поблагодарив полковника за разрешение уехать, Балинт полюбопытствовал, почему Шалго сегодня такой неразговорчивый.

– Уж не поссорились ли вы, товарищ полковник?

– Ничего подобного! – весело сказал Кара. – Просто я прогнал его подальше, потому что рыба чует его за километр и не клюет. А где сейчас Хубер?

– У себя в комнате, – ответил Балинт. – Перед тем как идти к вам, я поговорил с ребятами. Трудно им достается. Но, к счастью, пока он их не заметил.

– Послушай, Миклош, – обратился к Балинту Шалго. – Тебе не известна женщина по имени Сильвия, которая наезжала бы сюда из Будапешта?

– Сильвия? – Балинт задумался. – Нет, что-то не припоминаю. А откуда у тебя это имя? – Балинт с любопытством взглянул на старого детектива.

Шалго рассказал ему, какую странную открытку нашел он в номере Салаи.

– И он не сказал вам, что за Сильвия ее прислала?

– Сказал, что, вероятно, кто-то решил его разыграть. Он и понятия не имеет, кто это мог быть.

– А что в открытке? – поинтересовался полковник Кара.

Шалго достал из кармана бумажку и, разгладив ее на ладони, прочел:

«По случаю твоего дня рождения тебе желают здоровья, успеха твои Бела Эндре, Немеш Мештер, Ласло Дери и я.

Целую, Сильвия».

И дата: «Семнадцатое июля тысяча девятьсот шестьдесят девятого года». – Окончив читать, Шалго передал бумажку полковнику Каре.

– Так ты говоришь, что почтовый штемпель на открытке от пятнадцатого числа? – спросил полковник.

– Именно так. Может, это шутка, а может, и зашифрованное сообщение… Ну, математик, попробуй ты разгадать загадку.

Кара, покусывая травинку, внимательно изучал текст на бумажке.

– Сильвия, – проговорил он. – Что это еще за птица?

– Мы пока этого не знаем, – сказал Шалго.

Кара, прищурив глаза и наморщив лоб, продолжал разглядывать текст.

Фельмери принял душ, надел свежую сорочку и наглаженные брюки и, сказав Лизе – на случай, если его станет искать полковник, – что он идет к Илонке, отправился на виллу Худаков.

У Илонки уже был гость – Казмер Табори. Инженер сидел на тенистой террасе, беседуя с молодой хозяйкой.

– А я думал, вы одна, скучаете. Прошу извинить, если помешал, – сказал лейтенант.

– Садитесь, садитесь, – пригласила девушка, показав рукой на плетеное кресло. – Все равно мне уже известны эти ваши приемчики. Наверное, опять хотите что-то у меня выудить?

– В данный момент я не на службе, – возразил Фельмери, усаживаясь в кресло. От его взгляда не ускользнула кривая усмешка Казмера.

– Вы ведь всегда на службе, всегда на посту, – заметил тот, протягивая лейтенанту пачку сигарет. Они закурили.

– Что верно, то верно, – согласился Фельмери. – Если работа по душе, трудно провести межу и сказать, когда ты занят службой, а когда отдыхаешь. Взять, к примеру, врачей. Врач – он и не на работе тоже врач. В любое время суток, везде и всюду. Вот и я, даже на отдыхе все равно остаюсь офицером органов госбезопасности.

– Интересно, как это человеку приходит в голову там работать? – словно про себя проговорила Илонка. – Хорошенькая профессия: охотник за людьми.

– Н-да, и в «избранном обществе» презираемая профессия, – с нескрываемой горечью подтвердил Фельмери. – Охотник за людьми! Такого определения я, признаться, еще не слыхал.

– Есть и другое: «охотник за черепами», – проговорил Казмер. – Такое слышали?

– А знаете, как все получилось? – спокойно продолжал Фельмери. – Мать моя, когда была беременна мною, увидела какой-то странный сон. Ну, была она женщина темная, непросвещенная. Поэтому наутро отправилась к ближайшей гадалке сон свой истолковать. Посадила ворожея мою мамашу под самое ветвистое дерево и говорит: «Узнай же, дочь моя, правду. Сам сатана ночью навестил тебя и печатью каиновой душу дитяти твоего еще во чреве материнском пометил. Горе-горькое, беда приключилась с тобой, девонька! Родишь ты сына, и будет он солдатом рати сатанинской. Не рабочим человеком, не врачом, не адвокатом, даже не инженером по электричеству, каким, к примеру, станет Казмер Табори, а будет твой сын упырем-кровопивцем, охотником за черепами. Через много-много лет повстречается твой сын-кровопивец в местечке Балатонэмед с одним большим коммунистом, с инженером Казмером Табори. Вот он-то и вырвет сыночка твоего из сатанинских когтей. Товарищ Табори объяснит ему все как есть, почему он по греховной дороге пошел. Докажет ему, что учение о классовой борьбе – это заблуждения отдельных людей и что на самом деле нет никакой классовой борьбы и нет никаких врагов – ни внешних, ни внутренних. А Виктор Меннель – уж и подавно никакой не иностранный шпион. Ну, убили его, бедняжку. Что ж тут такого? Сынок твой поблагодарит мудрого инженера Табори за советы, осудит свои кровавые негуманные действия, выйдет из рядов рати сатанинской и, очищенный духовно, подаст заявление в святой союз „хиппи“, объединяющий длинноволосых юношей, шлепающих босиком по земле и провозглашающих такую свободу». Вот что, товарищ инженер, приключилось со мною еще до моего появления на свет. Окончил я академию и стал лейтенантом у этих самых «охотников за черепами», а попутно защитил диплом на философском факультете Будапештского университета. Ну а чтобы успешнее «охотиться за иностранцами», изучил немецкий и английский языки. Однако надежд на лучшее не теряю и рассчитываю когда-нибудь тоже стать великим гуманистом вроде вас.

Фельмери замолчал, Казмер был явно смущен, Илонка же с невозмутимым видом полировала пилочкой ногти.

– Мне кажется, вы меня неправильно поняли, – в конце концов нарушил явно затянувшуюся паузу Казмер Табори. – Вы слишком обидчивы, лейтенант, и склонны гиперболизировать.

– Понял я вас правильно. И мне хорошо известно, что вы о нас думаете.

– Скажу честно, работа ваша мне не по нутру. Не люблю я ни тайн, ни секретов. Не люблю, когда следят за каждым моим шагом…

– Вот вы дожили почти до тридцати лет. И скажите: за вами хоть раз кто-нибудь следил? Никто. А если сейчас вы под наблюдением, что ж тут удивительного? Совершено убийство, а вы были в ссоре с убитым; в час, когда произошло убийство, вы неизвестно где находились…

– Мне известно. Я был в Будапеште. Только вы мне не верите.

– Не верим, потому что вы говорите неправду. И, естественно, этим вы навлекаете на себя подозрение.

Казмер молча посмотрел на Илонку, та потупила голову. Фельмери показалось, что она избегает взгляда Табори. Но почему?

– У меня не было никаких причин убивать Меннеля, – примирительным тоном сказал Казмер, доставая сигарету.

– Причину можно всегда найти, – возразил лейтенант. – Сначала нужно разобраться в фактах. Вы сами признались, что Меннель был вам антипатичен.

– Вы тоже не внушаете мне симпатии, однако я не собираюсь вас убивать.

– А если бы, скажем, я стал приставать к Илонке Худак?

– Тогда бы я и вам влепил оплеуху. – Казмер с вызовом посмотрел на лейтенанта.

– Вот видите! Значит, вы ревнивы, – заметил лейтенант. – Вы влюблены в Илонку. Не отказывайтесь, это может ее обидеть.

– Вы пришли сюда поразвлечься? – враждебно спросил инженер.

– Нет, я просто хотел бы установить: влюблены вы в Илонку или нет. Если вы действительно влюблены в нее, значит, вы могли совершить преступление из ревности. Итак, мы предположили: Табори влюблен. Как же в этом случае могли развертываться события? А вот как. В тот день вы ищете Илонку и не находите. Меннеля тоже. На рассвете Илонка возвращается домой. Кстати, это доказанный факт, а не чистое предположение. Вы упрекаете Илонку, и она признается в своей вине. Затем вы возвращаетесь к себе. Меннеля уже нет дома. Вы с террасы в бинокль обнаруживаете, что он на озере, причаливает к мысу у трех ив. Вы мчитесь через сад, никем не замеченный, туда. Возникает ссора, драка. Вы убиваете Меннеля. Тело его кладете в лодку, отъезжаете достаточно далеко от берега, бросаете труп в воду, а сами вплавь добираетесь до берега. Вам везет, вас и на этот раз никто не видит. Вы пробираетесь незаметно к себе, переодеваетесь и уходите из дому. Придумываете легенду о поездке в Будапешт и довольно ловко ее потом преподносите. Ну, что вы скажете о такой версии?

Казмер встал, потянулся, поглядел на залитый солнечным светом сад, затем, повернувшись к лейтенанту, небрежно обронил:

– Скажу, что вы слишком увлекаетесь романами Йокаи [5].

– Возможно, – не стал возражать Фельмери.

Позднее, уже сидя в кафе отеля, Фельмери еще раз перебрал в уме весь этот разговор. «Может быть, мои доводы только с виду логичны?» – думал он.

В просторном, со вкусом обставленном зале было сравнительно малолюдно.

Развернув вечернюю газету, Фельмери начал было читать хронику, как вдруг кто-то опустился рядом с ним на стул и очень знакомый голос спросил:

– Не помешаю?

– Ну что вы! – не скрывая своей радости, воскликнул лейтенант, хотя едва ли и сам мог объяснить, чему он, собственно, радуется.

Илонка была в кремово-желтой мини-юбочке и голубой батистовой блузке с коротким рукавом. Взгляд у девушки был мрачный, что, как ни странно, делало еще более неотразимым ее красивое лицо.

– Я отниму у вас всего несколько минут, – с плохо скрываемым беспокойством сказала она и оглянулась на дверь кафе.

– Вы кого-нибудь ждете? – спросил Фельмери.

– Нет, никого. Только с вами хотела поговорить.

Белокурая официантка поставила на стол кофе, заговорщически улыбаясь лейтенанту. Но, когда она неторопливо двинулась дальше, Илонка остановила ее:

– Погоди, Эви, я сразу же и рассчитаюсь.

Фельмери положил руку на локоть Илонки.

– Если позволите, это сделаю я. Сколько с меня, девушка?

Фельмери расплатился, а когда официантка ушла, спросил:

– Что случилось, Илонка?

Девушка задумчиво помешивала ложечкой кофе, казалось, она не отваживалась поднять на лейтенанта взгляд.

– Очень хотелось бы, чтобы вы поверили моим словам, – наконец сказала она.

– Я верю.

– Казмер не убивал Меннеля, поверьте!

– А кто же?

– Не знаю.

– Вы любите Казмера?

– Да. – Она подняла на лейтенанта глаза, полные слез. – Да, но об этом никто не знает. Даже тетя Лиза. Только мой дедушка. И теперь еще вы. Мы любим друг друга, и я принадлежу ему. Я ведь могу вам довериться?

– Вполне, – просто сказал Фельмери. – Вы уже давно встречаетесь?

– С прошлого лета. – Она смахнула слезинки с глаз. – Но я хочу вам сказать… В тот вечер… Ну, словом, накануне смерти Меннеля я его встретила, этого немца. Совершенно случайно. Я ждала Казмера. Казмер предложил мне после ужина поехать на машине в Веспрем. Дома он сказал, что едет в Будапешт. А в Веспреме живет один его приятель. Врач. Обычно мы у него на квартире и встречались. Но я сказала Казмеру, что поеду с ним только в том случае, если мы сначала зайдем к его матери и он объявит ей, что любит меня и хочет на мне жениться. Казмер возражал, говорил, что не может этого сделать, что так мы только все испортим… Стал уверять, что еще до своего отъезда он расскажет матери обо всем… Тогда я сказала, что подождем и с поездкой в Веспрем. Мы поссорились. Он назвал меня шантажисткой и сказал, что я только потому сошлась с ним, чтобы потом навязать себя ему в жены. Я понимала, что он выпил лишнего и несет околесицу, но все равно его слова были для меня оскорбительны, и я тоже не осталась в долгу. Не помню уж всего, что я ему тогда наговорила, знаю только, что сказала: «Если я захочу стать шлюхой, то заведу себе кого-нибудь побогаче. И с меня хватит. Я доказала свою любовь, а ты целый год только и пичкаешь меня одними обещаниями». Казмер в ответ начал попрекать меня моей поездкой в Польшу. Дескать, там у меня был кто-то. «Ну, с меня довольно!» – вскипела я, встала и ушла. Побежала к озеру, на причал. Он за мной. Кричал мне вслед, чтоб я остановилась. Но я не слушала. Мне действительно все это уже надоело. И тут на лодочной пристани я вдруг встретила Меннеля, он садился в свой «мерседес». Этот хлыщ с одного взгляда понял, что у меня что-то стряслось, и сочувственно спросил: «Что с вами?» А я, как дурочка, разревелась. Я понимала, что Казмер все это видит: и причал и набережная были хорошо освещены. И, зная это, я готова была даже без приглашения сама сесть в машину Меннеля. Назло Казмеру! Меннель спросил: куда? Я сказала, что мне все равно. Поехали в Шиофок. По дороге мы почти не разговаривали. Немец мчался как угорелый. А я была в страшном расстройстве! Мне казалось, что Казмер обманул меня, обольстил и бросил. Чего ж мне теперь заботиться о чести, о порядочности? Мы остановились у какого-то ночного бара. Там мы пили и танцевали. Уже далеко за полночь поехали обратно в Эмед. Я много выпила и была пьяна. Правда, помню я почти все хорошо. Меннель уже не мчался, ехал не спеша, спокойно. В одном пустынном месте остановил машину, начал обнимать меня, целовать. Я не сопротивлялась. Но когда он стал настойчивее, я наотрез отказалась, заявив, что любовь в машине не признаю. Он понял, что ничего не добьется, и мы поехали дальше. По дороге, где-то в Фюреде, мы еще раз остановились. Меннель вышел из машины, сказав, что вернется через несколько минут и чтобы я не боялась…

– Вы помните это место? – быстро спросил Фельмери.

– Я уж и сама ломала потом над этим голову, – призналась девушка. – Кажется мне, что это было неподалеку от кардиологического санатория. Но я не уверена. Я была очень усталой и хотела спать. Меннель ушел, а я, чтобы не заснуть, включила радио и стала слушать музыку. Но все равно задремала.

– Вы не видели, в какую сторону пошел Меннель?

– К какому-то дому. Но в общем-то, было темно, да и не смотрела я за ним. Потом я пробовала воскресить в памяти, представить себе мысленно то место. Я точно запомнила, что улица слегка поднималась в гору и где-то вдали горел красный свет. Может, это был подфарник машины. Может, строители обозначили красной лампочкой какую-нибудь яму. Я потому хорошо это помню, что тогда подумала: не повесить ли мне теперь у себя дома над окном тоже красный фонарь?…

Потом вернулся Меннель, не знаю уж, через сколько минут. Сказал, что все о'кей и можно ехать. И словно совсем уже протрезвел. Вел себя вполне прилично, говорил, что ему поскорее нужно лечь спать, так как рано утром у него важное деловое свидание.

– Больше он ничего не говорил?

– Об этом – нет.

– О чем же вы еще говорили?

– О Кязмере. Он сам начал. – Илонка уже успокоилась, миновав самое трудное в своем рассказе. Пальцы у нее не дрожали, ложечка не стучала о чашку. Взгляд был ясный и рассудительный. – Я попробую вспомнить поточнее. Он сожалел о том, что произошло между ними днем на пляже, говорил, что высокого мнения о Казмере, хотел бы даже подружиться с ним, и досадовал, что потерял над собой контроль. «Но, – уверял он, – вы одна тому причиной. В вас есть что-то особенное, что мгновенно зажигает мужчину».

«Странно, – думал Фельмери, слушая рассказ Илонки Худак. – Сколько здесь противоречий! Меннель уважает Казмера, хочет подружиться с ним, но при первой же возможности начинает дразнить, провоцировать его на скандал. Затем, сожалея о случившемся, на глазах Казмера увозит Илонку, спаивает ее, пытается чуть ли не овладеть ею, но, вернувшись в машину после отлучки в Фюреде, снова становится джентльменом и превозносит Казмера, хотя только что хотел соблазнить его возлюбленную. И Илонка тоже хороша!»

– …Меннель попросил меня помирить его с Казмером и объяснить, что приехал он сюда с добрыми намерениями, по-хорошему хотел бы и уехать отсюда. Поэтому он предложил на следующий день втроем пообедать в ресторане гостиницы. А у меня попросил прощения за глупое поведение ночью и без конца благодарил за то, что я «не потеряла головы в критический момент». – Илонка криво усмехнулась. – Ничего себе «не потеряла головы», вела себя, как последняя шлюха.

– Вы же только что сказали, что между вами ничего не было.

– Сказала. Конечно, сказала. И всегда буду так говорить. Потому что хочу верить, что действительно ничего не было. Хотя, по правде говоря, я и сама не знаю. Не помню – ведь я же была очень пьяна. Меня до сих пор мутит, стоит мне только вспомнить себя в ту ночь… Меннель до дому меня не довез. Я не хотела, чтобы в поселке нас с ним видели вместе. Уже начинало светать. На перекрестке шоссе и окружной автострады я вышла из машины. Пообещала, что в полдень мы снова встретимся. Вернулась домой. Дедушки не было.

– Но ведь…

– Я соврала, когда меня спрашивали. Сказала, будто дед был дома и отхлестал меня по щекам. Я упросила его подтвердить это, если спросит следователь. И в саду я увидела не дедушку, а Казмера. Он сидел там всю ночь, меня дожидался. Он был ужасен. Ни слова не говоря, подошел ко мне и надавал мне пощечин. А я, я… даже не защищалась. Понимала, что он прав, что такое обращение я вполне заслужила. Потом я заперлась в ванной и оттирала себя мочалкой чуть не до крови, словно только что окунулась с головой в выгребную яму. Когда, немного успокоившись, я снова встретилась с Казмером, он спросил меня, где я была. Я рассказала ему все, кроме того, конечно, что произошло в машине.

– И он поверил?

– Не знаю. Наверное, поверил, потому что даже прощения просил. Заверял, что любит, и снова умолял потерпеть еще немного, подождать. Ушел он от нас часов в семь утра – через заднюю калитку. Я спросила его: куда? Он ответил, что пойдет за машиной – она стояла у него внизу, возле площадки для гольфа, – и что домой вернется чуть позже, так как сказал матери, что уедет в Будапешт. Это он специально мне напомнил, чтобы я как-нибудь случайно не проговорилась.

Фельмери взглянул на девушку. В глазах Илонки он прочел мольбу, просьбу верить ей, верить тому, что она говорит правду и что это не Казмер убил Меннеля.

– Вы сказали Казмеру и про то, что у Меннеля утром какое-то свидание? – спросил лейтенант.

– Да. И что он пригласил нас, меня и Казмера, пообедать с ним.

– Казмер согласился?

– Нет. Он сказал, что видеть не хочет его противной рожи.

– Понятно. А зачем вы все это рассказали мне?

– Должна же я была кому-то это рассказать? Мы с вами почти ровесники, и вы скорее поймете мое душевное состояние, чем, скажем, дядя Шалго. Или ваш шеф. Как я хотела бы, чтобы вам удалось поймать убийцу. Тогда у полковника отпали бы всякие подозрения в отношении Казмера.

– А если все-таки Казмер убил Меннеля? Вы сказали, что от вас он ушел около семи. Где же он был до десяти часов? Почему он умалчивает об этом?

Илонка устремила взор в пространство.

– Не знаю, – сказала она тихо. – Насчет Будапешта он потому соврал, что не хотел, чтобы мать…

– Узнала правду!

– Наверное, – вставая, сказала Илонка. – Мне нужно идти… Я могу быть уверена в вас?

Фельмери кивнул головой. Настроение у него испортилось. По существу, он угодил в ловушку: узнал столько интересных обстоятельств дела, но совершил неосмотрительный шаг, дав Илонке слово молчать. Не говорить о них даже начальнику. А имеет ли он на это право? Наверное, нет. Нельзя было давать ей такого обещания!

Подняв голову, он увидел входящего в кафе Шалго. Удивительно ловко лавируя между столиками, тот направился к нему.

– Кара ищет вас повсюду, – негромко сказал Шалго. – Куда вы запропастились?

– Шеф просил передать мне что-нибудь?

– Вам велено быть в десять часов в ресторане, – ответил Шалго. – Он желает с вами отужинать. Надеюсь, на вечер у вас больше не назначено никаких «деловых встреч»?

– Увы, я невезучий. Да и с кем?

Толстяк подмигнул лейтенанту и сказал доверительным тоном:

– Ну, скажем, с Илонкой? Как мне показалось, кое-кого весьма поглотила беседа с нею. Премиленькое существо. Не правда ли?

– Правда. Но только я не в ее вкусе.

– Она сказала?

– Да. Считает меня «охотником за черепами». И работа моя ей не нравится. – Фельмери бросил взгляд на часы. – Вы тоже приглашены на ужин?

– Нет, молодой человек. Я сегодня ужинаю в другом обществе.

Со стороны бара до них донесся громкий мужской смех. Шалго повернулся и долго разглядывал смеющихся. Это были высокий плечистый черноволосый мужчина и рыжий коротышка с фотоаппаратом. Сейчас они затеяли шутливый разговор с белокурой Эвочкой и официантом. Но вот Эва подхватила поднос и подошла к столику Фельмери.

– Кто эти бравые молодцы? – негромко спросил у нее Шалго.

– Журналисты, – ставя на стол рюмку коньяку, ответила официантка. – Сегодня прибыли из Вены.

– Остановились в отеле?

– Не думаю. Янчи познакомил их с дядей Рустемом, и тот или уже достал, или обещал достать им комнату. А меня они прямо замучили расспросами. Убийством тем интересуются.

По тому, как у старого детектива по лбу вдруг побежали морщины, отчего лицо его стало сразу сосредоточенным, Фельмери понял, что ему не понравилось усердие рыжего официанта Янчи.

– Спасибо, доченька, – поблагодарил Шалго, рассчитался за коньяк, потом сказал девушке: – Кланяйся от меня отцу.

Не успела блондинка упорхнуть, как у стола появился медноволосый Янчи с двумя стаканами виски.

– Вы заказывали, молодой человек? – спросил Шалго у лейтенанта.

Фельмери покачал головой и с недоумением посмотрел на фамильярно осклабившегося официанта. У Янчи было бледное, нездоровое лицо с ввалившимися щеками.

– Это вам посылают те два господина, что сидят у бара, – пояснил Янчи.

– Кому «вам»? – Взгляд Шалго вдруг сделался на редкость цепким и колючим.

– Ну, вам. Сказали, венские журналисты желают, мол, угостить господ следователей. Они знают, что вы тут разматываете то мокрое дело. Классные парни. Можно поставить?

– Можно. Только не сюда, – сказал Шалго. – А туда, откуда принес.

– С чего это вы так? – удивился официант. – Они же с добром к вам!

– Давай, милый, давай! И побыстрее. Пока пинка не заработал.

Покраснев от обиды как рак, рыжеволосый гонец метнул полный презрения взгляд на Шалго и, видно, что-то хотел сказать в ответ, но передумал и молча удалился. Там, у бара он что-то сердито выкрикнул черноволосому здоровяку, тот посовещался немного со своим другом-коротышкой и, глуповато ухмыляясь и покачивая головой, сам двинулся в путь, к столику Шалго и Фельмери.

Разумеется, никто из остальных посетителей кафе ничего не заметил, к тому же в таком шуме трудно было расслышать хоть слово из разговора Шалго с официантом.

Плечистый мужчина еще издали начал учтиво кланяться, а подойдя поближе, заговорил:

– Verzeihen Sie, mein Name ist Walter Herzeg. Ich bin der Vertreter von Reuter, aus Wien. Darf ich Ihnen, Herr Professor Salgo, meinen Freund, Rudi Jellinek vorstellen? [6]

– Bitte, womit kann ich dienen? [7]

– Можно нам присесть на минутку к вашему столу? – продолжал по-немецки черноволосый. Фельмери пришлось напрячь слух, чтобы понять Вальтера Герцега, говорившего на венском диалекте. Шалго кивнул и отодвинулся вместе со стулом чуть в сторону, давая место незваным гостям. – Произошло досадное недоразумение, – тараторил Герцег. – Мы попросили официанта узнать, можем ли пригласить вас выпить с нами по стаканчику. А он не понял нас и поперся с этими дурацкими стаканами сюда. Разделяю ваше возмущение, профессор! Еще раз извините нас, пожалуйста. Вы нас прощаете, профессор?

– Хорошо, – кивнул Шалго. – Угодно еще что-нибудь?

– Насколько нам известно, вы руководите следствием по делу об убийстве господина Меннеля. Нам хотелось бы задать вам с связи с этим несколько вопросов.

– Вы ошибаетесь. Руководит следствием товарищ лейтенант. Я же только помогаю ему.

– Да, но нас информировали, что…

– Вы пользуетесь ненадежными источниками, господа. А вообще, я каждую среду устраиваю пресс-конференции. В двенадцать часов. Сегодня же воскресенье. – Шалго поднялся из-за стола. – Извините, господа. – Заметив, что Руди Еллинек взялся за фотоаппарат, Шалго с улыбкой посоветовал: – На вашем месте я бы воздержался…

Еллинек удивленно посмотрел на него.

– Я – военный объект, – пояснил Шалго. – У вас могут быть осложнения с властями. Прощайте, господа.

Он повернулся и, тяжело ступая, медленно пошел к выходу.