Текст книги "Современный венгерский детектив"

Автор книги: Андраш Беркеши

Соавторы: Тибор Череш,Ласло Андраш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Откровения Салаи вызвали у Фельмери брезгливость.

– Скажите, Салаи, в котором часу Меннель оставил вас на берегу Балатона?

– В десять часов.

– Вы уверены в этом?

– А может, еще и десяти не было.

– Куда пошел Меннель?

Салаи положил ногу на ногу и, попросив у лейтенанта сигарету, закурил. Некоторое время он молча смотрел на тлеющий огонек сигареты.

– Куда? А к своей машине, – наконец сказал он.

– Где она стояла?

– Если мне память не изменяет, где-то около пристани. Недалеко от мола.

– Вы пошли вслед за ним?

– До шоссе. Там я остановился, подумав, что бессмысленно преследовать его, потому что у пристани всегда много народу.

– И что было дальше?

Салаи вопросительно посмотрел на лейтенанта.

– Я не совсем понимаю, о чем вы спрашиваете?

– Выходит, Меннель исчез, растворился в ночи? Что вы видели еще?

– Что я видел? – снова переспросил Салаи.

Фельмери не понравилось, что Салаи опять начал переспрашивать, задавать ненужные вопросы, желая затянуть время. Интересно, пока они говорили о делах, не связанных с убийством, речь его лилась плавно и говорил он охотно, но стоило приблизиться к существу вопроса, как мышление инженера становилось каким-то замедленным, ему начинала отказывать память, он принимался повторять вопросы.

– Простите, лейтенант, у меня неважная память на события. Но сейчас, после вашего вопроса, мне начинает казаться, будто Меннель действительно с кем-то встретился.

– Уж не думаете ли вы, что я спрашиваю вас об этом из праздного любопытства? Этот «кто-то» мужчина или женщина?

– Женщина.

Фельмери распечатал пачку сигарет. Во рту он уже ощущал горечь от избытка никотина – ведь с утра он ничего не ел, а только курил в надежде таким образом заглушить голод. Но сейчас он вынужден был закурить, чтобы скрыть свое волнение.

– А ведь до сих пор вы умалчивали об этом, – сказал он. – Почему? – Фельмери вдруг почувствовал, что сейчас последует какой-то очень важный и неожиданный ответ. Но Салаи медлил. Сначала он потер ладонью подбородок, провел указательным пальцем по губе, точно предупреждал кого-то о молчании. И наконец после долгой-долгой паузы нехотя выдавил из себя:

– Затрудняюсь сказать… Не помню, чтобы вы спрашивали меня об этом раньше… По-моему, нет…

– Иначе говоря, вы сообщаете нам что-то лишь тогда, когда убеждаетесь, что это нам известно и, стало быть, вам бессмысленно скрывать дальше или отрицать. Не нравится мне такое поведение, Салаи… Разумеется, это ваше право – молчать. Но кому в конце концов это выгодно? Вы же не знаете, какие карты у меня на руках!

– Говорю совершенно честно, я забыл об этом. Но сейчас я вспомнил: то была девушка.

– Итак… – протянул Фельмери. – Кто же она?

Салаи глубоко вздохнул и, дотянувшись до стола, погасил окурок в пепельнице. Затем, скрестив руки на груди, откинулся на стуле. Все это тоже помогало затягивать время.

– Я ее не знаю. Она живет где-то в Балатонэмеде.

– Откуда вам это известно?

Салаи принялся рисовать носком ботинка невидимые узоры на ковре. Он явно избегал взгляда лейтенанта.

– Когда у меня была встреча с Меннелем в кафе гостиницы, эта девушка сидела за столиком у окна и кого-то ждала. Меннель поздоровался с ней и спросил меня, не знаком ли я с ней. Я ответил, что никогда прежде не видел ее. Тогда он посоветовал мне к ней присмотреться, потому что у него с ней роман. «Вот, – сказал он, – лишнее доказательство, что у меня с Беатой ничего нет». Я ответил, что не верю ему, что он это нарочно только что придумал. Тогда он рассказал мне какую-то путаную историю, в которой, разумеется, не было и грана правды. Будто бы он в тот день загорал вместе с этой девушкой на пляже, как вдруг появился какой-то парень, ее приятель, и закатил ей сцену ревности. Но он, Меннель, якобы как следует отчитал молокососа. «Терпеть не могу ревнивцев», – добавил он. И мне стало ясно, что это камешек в мой огород… – Салаи поднял голову, провел рукой по волосам. Лицо его выражало усталость. – А вечером эта девица и села в машину к Меннелю. Я узнал ее, когда она подходила к машине и на нее упал свет фар.

– Итак, у Меннеля было любовное свидание?

– А кто его знает. Не верю я его побасенкам. По-моему, они совершенно случайно встретились. Ведь Меннель от меня убегал. Если бы у него было заранее назначено свидание, он бы обязательно сказал мне об этом. Но мне думается, девушка та была с кем-то другим. Мне даже показалось, что кто-то кричал ей вслед, а через минуту я увидел какого-то высокого парня, он подбежал со стороны ресторана и действительно что-то кричал ей вдогонку.

– Вы бы узнали его сейчас?

– Не думаю. Шоссе было неосвещено, а когда я подошел к месту, где он стоял, его уже не было. Вернулся, наверное, в ресторан. Я тоже пошел в бар.

Фельмери закрыл окно.

– Сейчас вы пообедаете, после чего подробно напишете все, что мне рассказали.

Десять минут спустя и он с аппетитом ел, чему немало способствовало ощущение, что сегодня ему повезло – показания Салаи очень важны.

Показания Салаи решали и другую проблему: теперь Илонка сама поймет, что дальнейшее ее молчание бессмысленно и ей лучше рассказать обо всем, что произошло в ту ночь. Сейчас нужно бы еще выяснить, где находился Казмер Табори между семью и десятью часами утра.

Но поведение Гезы Салаи лейтенанту по-прежнему не нравилось. Его не оставляла мысль, что инженер знает об убийстве гораздо больше, чем рассказал до сих пор. Потом Фельмери задумался над тем, почему Казмера Табори никто не видел вечером девятнадцатого в ресторане, хотя он утверждает, что ужинал там с Илонкой?

Лейтенант Фельмери еще раз воскресил в памяти показания Салаи, донесения и рапорты оперативных работников. И тут же облегченно рассмеялся. «Ну и осел же я! – подумал он. – Ведем расследование, свидетелей допрашиваем. А допросить официально Казмера Табори мы до сих пор не догадались… В ресторане, в кафе мы расспрашивали официантов только об одном: когда и с кем был там Меннель. Но видели ли они девятнадцатого вечером Казмера Табори, мы почему-то забыли их спросить…»

Вальтер Герцег уже в течение нескольких минут наблюдал с веранды второго этажа виллы Майорошей за домом профессора Табори. Он сразу узнал Бланку, когда та вышла из дома.

С воскресенья Вальтер Герцег и Еллинек жили на этой вилле, снимая все три комнаты на втором этаже, разумеется, за такую сумму, перед которой не смог устоять владелец виллы, школьный учитель Майорош. Впрочем, не столько кругленькая сумма, выплаченная за неделю вперед, оказала на него магическое действие, сколько твердое обещание Герцега оказать помощь супругам Майорошам, собравшимся в конце лета в туристскую поездку по Западной Европе, и в частности по Австрии. Герцег дал учителю свою визитную карточку, и тот решил, что будет совсем неплохо, если, приехав в Вену, они с женой смогут встретить поддержку влиятельных в этой стране лиц.

Герцегу с Еллинеком вскоре стала известна вся подноготная ближайших соседей. Больше всего их почему-то интересовала семья Табори, что было, впрочем, вполне объяснимо, поскольку покойный господин Меннель останавливался именно у них. Корреспонденты изучили расположение виллы Табори, узнав попутно и о том, что у них в саду никогда не закрывается задняя калитка. Каждый день в семь утра профессор Табори выходит через эту калитку и направляется либо на рыбалку, либо на прогулку на яхте. Благодаря рассказам учителя и его супруги Герцег и Еллинек познакомились и с семьей Шалго. Продолжая наблюдать, Герцег заметил, как Хубер вышел из дома Шалго и через сад пошел к вилле Табори. Тогда он перевел бинокль на побережье, на сверкающую поверхность озера, по которой сновало множество лодок. Правда, он увидел, что большинство их кружилось вблизи гостиничного пляжа, а некоторые совсем далеко от берега. Герцег окинул взглядом поросший тростником берег. Он казался вымершим. Если, конечно, за камышами не приютились в своих лодчонках рыболовы. Переведя бинокль снова на виллу Табори, Герцег увидел на веранде Хубера. Тот стоял в тени, и лица его нельзя было разглядеть.

Затем Герцег взял под наблюдение дом Шалго. Вот полковник Кара с портфелем под мышкой остановился перед своей машиной, открыл дверцу и сел. Куда-то собирается ехать. Через несколько мгновений из калитки, оживленно переговариваясь, вышли девушка и Оскар Шалго. «До чего же очаровательна эта девчонка! – подумал Герцег. – Только почему это у нее такое грустное лицо? Вернее, даже не грустное, а обиженное… Должно быть, старик сказал ей что-то неприятное. Впрочем, девушка, как видно, не очень-то слушает нравоучения старика. Недовольно дернув плечиком, она помахала рукой сидевшему в машине полковнику Каре и торопливым шагом перешла на другую сторону улицы. Шалго проводил ее взглядом, сокрушенно покачивая головой, потом уселся в машину рядом с полковником. Герцег долго еще задумчиво смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.

Хубер сидел в гостиной, задумчиво глядя на небольшой лист бумаги, лежавший перед ним на столе. В комнате царила тишина. Яркий свет послеполуденного солнца потоком лился через полуоткрытую дверь. В его лучах дым от сигары принимал причудливые формы. Хубер вновь и вновь пробегал взглядом перечисленные на листке фамилии и думал: «А ведь эти люди и не подозревают, что сегодня ночью или завтра утром они на долгие годы распростятся со свободой. Сейчас еще не поздно передумать. Достаточно мне сжечь эту бумагу, и им ничего не будет угрожать…»

С террасы в гостиную вошел Герцег. На скрип двери Хубер поднял голову.

– Вы узнали меня? – спросил нежданный гость, подходя ближе.

– Герцег. Вальтер Герцег, – проговорил Хубер.

– Я так и думал, что вы меня сразу узнаете, – сказал Герцег, останавливаясь подле стола, за которым сидел Хубер. – А Еллинек уверял, что вы меня не узнаете. Так что он ошибся и пари выиграл я. – Он говорил с нарочитой развязностью, рыская глазами по лежащим на столе предметам.

– Еллинек тоже здесь? – спросил Хубер и постарался изобразить на лице дружескую улыбку, но почувствовал, что это ему не удалось.

– Без фоторепортера я ни шагу, – ответил Герцег и окинул взглядом залитую ярким солнцем просторную гостиную. В этот момент где-то вдали прогремел гром. Герцег выглянул на террасу и посмотрел вверх – на небе собирались тучи.

Хубер тем временем быстро свернул лежащий перед ним листок вчетверо и спрятал в боковой карман пиджака. «Пожалуй, лучше было бы сжечь этот список», – подумал он и спокойным тоном спросил:

– Как вы сюда попали, Герцег?

– На машине, – ответил тот, все еще стоя к нему спиной. – Маршрут не нов: Вена, Хедешхалом, Кестхей, Балатонэмед. Я уже третий день здесь. – Герцег повернулся к Хуберу. – Чудесные места…

– Третий день? – переспросил Хубер. – И что же вы тут делаете?

– Как что? Разумеется, репортаж. Ищу подходящую тему. Знакомлюсь с местностью, выясняю возможности. Составил план работы. Вы-то уж знаете, как все это делается. – Он подошел ближе, небрежно сунул в рот сигарету. – Когда я учился в диверсионной школе, был у меня преподаватель. Он учил, что, начиная какую-либо операцию, нужно прежде всего провести тщательную рекогносцировку местности.

– Вас прислал Браун? – нерешительно спросил Хубер, почувствовав, как у него засосало под ложечкой. «Глупо было об этом спрашивать», – тут же подумал он.

Герцег кивнул головой:

– Да, он попросил меня, чтобы я навестил вас, так как обеспокоен вашими действиями. Некоторые признаки позволили ему сделать вывод, что вы рехнулись.

Хубер почувствовал опасность. Теперь все зависит от того, насколько ему удастся совладать с собой. Конечно, он совершил большую ошибку, проявил беспечность. Разумеется, он предполагал, что Браун будет действовать, но не так быстро и не так нагло. Вполне возможно, что теперь на карту поставлена его жизнь…

– Разве Браун не получил моего сообщения? – спросил он с притворным удивлением.

– Не валяйте дурака, Хубер! – Герцег сел на край стола. – Вашему сообщению – грош цена: все, что вы передали, – липа.

– Подумайте как следует, Герцег. Помню, в школе вы проявляли умение логически мыслить. Брауну известно, что Меннеля убили. Раз я доложил в своей шифровке Брауну об уничтоженной взрывом машине, это уже должно что-то значить.

– О да, конечно! – с иронией подхватил Герцег. – Конечно, конечно. Что-то должно значить… Вот поэтому и мы здесь. – Герцег пустил облако дыма в лицо Хуберу. И тут же с издевательской учтивостью извинился. – Но почему вы продали эту «уничтоженную взрывом» машину?

– У меня были на то причины, – тихо произнес Хубер.

– Допустим. Но почему тогда она до сих пор стоит в гараже профессора?

– Это вас не касается, – так же тихо возразил Хубер.

– Допустим. Но аппаратуру вы, надеюсь, уничтожили?

– Вы имеете в виду рацию?

– Не прикидывайтесь идиотом!

Хубер с превеликим удовольствием ударил бы Герцега, но… этим ничего не добьешься. Кулак тут не поможет. К тому же Герцег моложе и сильнее его. Значит, надо изворачиваться и не терять спокойствия, чтобы Герцег не почувствовал его страха.

– Прекратите это хамство, – строго одернул он Герцега. – Иначе…

– Браво! Возмущайтесь, негодуйте, однако ответьте все же на мой вопрос.

– Аппаратуру я не уничтожил.

– Не сочтите меня назойливым, милейший Хубер, но я хотел бы спросить: почему? Я надеюсь, этот вопрос не заденет вашего самолюбия?

– Я отвечу на него потом, господину Брауну.

– Маловероятно, что вы с ним встретитесь, – холодно проговорил Герцег и вытащил из внутреннего кармана пиджака пистолет. Как бы играя оружием, он подышал на вороненую сталь дула, потер его о рукав. Затем достал из другого кармана глушитель и привычными, уверенными движениями закрепил его на стволе.

Хубер не на шутку перепугался. А за окнами между тем совсем потемнело, подул сильный ветер – надвигалась гроза. Хубер напрягал слух, надеясь услышать хоть чьи-нибудь шаги. Может, Кара все еще не снял наблюдение… Но за окном лишь деревья шумели на ветру да волны гулко плескались о берег. «Неужели это конец?» – подумал Хубер. Он чувствовал, что лоб у него покрылся испариной, но достать из кармана платок не решался, опасаясь, что Герцег неправильно истолкует его движение.

– Не теряйте благоразумия, Вальтер, – сказал он тихо. – Мы же здесь не одни.

– Нет, одни. Мы совсем одни, Хубер.

– А соседи?

– Они ничего не услышат. Встаньте. Подойдите сюда и выньте все из карманов. И побыстрее. Пиджак также положите на стол.

Хуберу оставалось только повиноваться, и он без разговоров выложил на стол содержимое карманов.

– Выверните карманы и садитесь в это кресло. Быстрее, а то я вас подгоню. Вот так! Руки сложите на груди.

Хубер успел вытереть рукавом пот со лба. Он видел, как Герцег внимательно обследовал карманы его пиджака, потом просмотрел лежавшие на столе документы. Вот он взял список. Пробежал его глазами, но ничего не сказал.

За окнами ослепительно вспыхнула молния, и в ту же минуту раздался страшный удар грома.

– Я ведь уже говорил, – наконец нарушил молчание Герцег, – что мы и в школе вас не любили. Вы слишком много о себе воображали. Правда, Браун очень вас ценил. Но нам это не нравилось. Вот жену вашу мы любили. Что да, то да! И не только я ее любил. Еллинек – тоже. Но не думайте о ней слишком плохо. Просто вашей Грете надоело жить со стариком. Все-таки пятнадцать лет разницы в возрасте – это не шутка…

– Оставьте мою жену в покое! – задыхаясь от гнева и ненависти, проговорил Хубер. – Все равно я ни одному вашему слову не верю.

– Вам нужны доказательства? Тогда, может быть, вам напомнить, что у Греты под левой грудью родинка?

Хубер потерял самообладание и вскочил с места, но сильный удар швырнул его обратно в кресло. Он ощутил приступ дурноты: перед глазами был туман, не хватало воздуха.

– А вообще вы дьявольски ловко подстроили автомобильную катастрофу бедной Грете, – доносились до него, словно откуда-то издалека, слова Герцега.

Хубер застонал.

– Это неправда! – прохрипел он.

– Это доказано. У меня есть стопроцентные доказательства, что именно вы убили Грету. И до чего же гениально вы это дельце обтяпали… – Герцег мельком взглянул на список: – Смотрите больше не вскакивайте с места, иначе получите такой удар, что уже не очухаетесь. Интересно, вам Грета ничего обо мне не рассказывала?

Хубер молчал. Он вспомнил Грету, и сердце у него сжалось. Ему было больно, что у его молодой жены был любовник, но еще больнее было сознавать, что она могла изменить ему с такими ничтожными людьми, как Герцег и Еллинек.

– А это еще что такое? – спросил Герцег, приподняв левой рукой список. – Если не ошибаюсь, это расшифровка нашего кода «К-шесть»? – Он начал считать имена. – Да, двенадцать фамилий. Двенадцать паролей и отзывов. Как раз дюжина. Итак, вы раскрыли шифр, старина?

– Выслушайте меня. Я вам все объясню.

– Мне-то вы вряд ли уже что-то объясните. Разве что Виктору Меннелю. Сейчас вы с ним встретитесь на том свете. Но сначала ответьте мне на два вопроса. Во-первых, от кого вы получили расшифровку кода «К-шесть»? И во-вторых, где магнитофонная запись последнего донесения Меннеля?

– Понятия не имею. Если вы рассчитываете найти это у меня, то глубоко заблуждаетесь. А код этот известен мне уже давно. – Он видел, что Герцег не верит ему. Герцег что-то сказал, но слова его потонули в новом ударе грома.

«Я должен его переубедить, – подумал Хубер, – иначе мне конец…»

– Послушайте, Герцег. Вы с ума сошли. И способны совершить сейчас роковую ошибку. Я не думаю, чтобы Браун дал вам такие указания. Просто вы меня ненавидите и собираетесь действовать по своему усмотрению…

– То, что я вас ненавижу, – это верно. Но действую я не по своему усмотрению. К тому же у нас с вами есть лишь два выхода: либо я вас ликвидирую, либо вы меня. Второе меня никак не устраивает.

Гроза все усиливалась. Хлынул дождь, рассекая небо, сверкали молнии, гремел гром. Но Герцег не обращал на это ни малейшего внимания.

– Вы стали предателем, – неумолимо произнес он. – Вот доказательства… А это еще что за план? – спросил Герцег, взяв со стола белую промокательную бумагу с чертежом на ней.

– Я хочу построить себе виллу.

– Здесь?

– В Баварии. Собираюсь несколько лет спустя открыть свой пансионат.

– И это вы сами вычертили план?

– Скорее, просто баловался…

– Та-ак… И шифр вы раскодировали тоже из баловства?

– Я должен был это сделать.

– Сколько вам посулили за это?

– Вы совсем рехнулись, Герцег.

Тот подошел к Хуберу и ударил его по лицу.

– Это как задаток, – сказал он.

Удар был сильным, Хубер усилием воли подавил в себе готовый вырваться наружу стон.

– Вы еще пожалеете об этом, – сквозь зубы прошипел он и понял, что ему ничего иного не остается, как бросить на стол свою последнюю карту. – Да, вы очень пожалеете об этом, Герцег!

– Что же, раскаяние в содеянном – дело благородное, – ехидно ответил Герцег и нанес еще более сильный удар Хуберу. – Так пусть уж раскаяние будет полным.

Голова у Хубера откинулась назад, все перед глазами поплыло. И он, уже ничего не соображая, почувствовал, что проваливается куда-то. В течение нескольких минут он ничего не слышал и не видел: ни бушующей над озером грозы, ни вспышек молний, ни ударов грома. Не видел он и того, как Герцег сгреб со стола все бумаги и положил их в целлофановый мешочек. Первое, что ему пришло в голову, когда он очнулся, была мысль: «Глупо погибать именно сейчас, на пороге новой жизни». Он принялся считать про себя. Сосчитав до двадцати, почувствовал, что сознание полностью к нему вернулось.

– Подойдите к отопительной батарее, – тоном приказа произнес он, – и загляните за нее.

Он хорошо понимал, что ему трудно будет перехватить инициативу, но с людьми, которые, подобно Герцегу, способны на все, в сложившейся ситуации можно и нужно разговаривать только так. И он вдруг представил себя снова офицером генштаба, привычно отдающим приказы, офицером, который даже в последние, безнадежные дни войны не потерял голову и без страха смотрел смерти в лицо…

Герцега и впрямь поразил неожиданный тон Хубера. Ведь он предполагал, что этот старый надменный пруссак, оказавшись в таком положении, начнет умолять о пощаде. Не спуская ни на миг глаз с Хубера, он медленно подошел к батарее отопления. Что-то внутри подсказывало ему, что он должен это сделать. Бросив быстрый взгляд за батарею, он увидел спрятанный там радиопередатчик и микрофон. Герцег даже присвистнул от изумления. Дотянувшись левой рукой до миниатюрного передатчика, умещавшегося у него на ладони, он вытащил его.

– Тип «А», если не ошибаюсь, – сказал он. – Мы таким уже не пользуемся.

– А я пользуюсь и считаю его чувствительнее и надежнее других. В нем можно произвольно менять длину волны, и в радиусе пяти километров он обеспечивает отличный прием.

– Зачем вам понадобилась эта техника?

– Я ведь знал, что вы попытаетесь каким-то образом разделаться со мной, – сказал Хубер. – И мне, в общем-то, было бы это безразлично, я уже не молод. Жизнь прожита, и я устал. – Он говорил медленно, убежденно, и в его словах звучали искренность и волнение. – Да, да, я просто устал жить. Но я не желаю, чтобы мой сын считал своего отца предателем. Я не молил вас о пощаде. Вы спокойно можете покончить со мной хоть сейчас. Но должен предупредить вас: план ваш провалился. Вам не удастся в глазах властей представить мою смерть как дело рук «неизвестных убийц». Магнитофонная запись сохранит голос Вальтера Герцега и ускорит его разоблачение. После моей смерти эта запись попадет в надежные руки. И компетентные органы точно будут знать, кто действительные предатели и убийцы, а кто хотел сорвать гнусные планы этих предателей.

Герцег задумался. От его самоуверенности не осталось и следа. Он понимал, что попался в ловушку, причем в такую, из которой не так-то легко выбраться. И поделом – ведь и Шлайсиг предупреждал его: «Будьте очень и очень осмотрительны, Герцег. Хубер недюжинный человек. И в поединке с ним используйте не только кулак и пистолет, но и ум, сообразительность». И вот сейчас Герцег стоял перед Хубером, зажав в ладони микропередатчик, и не знал, как ему быть. Такого оборота дела он, конечно, не мог предвидеть. А главная беда в том, что Браун и его советчики ошиблись. Все говорит за то, что Хубер действительно не предатель. «Какой же я был болван, – подумал Герцег, – что поверил Брауну. Ведь мне-то уж следовало знать, это у Брауна и Шлайсига имеются свои, личные причины желать гибели Хубера. И по возможности „за железным занавесом“, чтобы и самая легкая тень подозрения не пала на них». А теперь и Браун и Шлайсиг будут все отрицать, а то и донесут на него, Герцега. Возможно, они в это самое время уже известили окольными путями венгерские органы госбезопасности, предав и его и Еллинека. Тем самым они освободятся не только от Хубера, но и от них, опасных свидетелей.

– Где приемник и магнитофон? – рявкнул Герцег.

– Как же, так я вам и сказал. Кончайте со мною и бегите. Спасайте свою шкуру, если сумеете.

Решительный ответ Хубера еще больше смутил Герцега. Этот старик, кажется, и в самом деле не дорожит жизнью.

– А ну, встать! – заорал Герцег. – Живо!

В этот момент в комнату вбежала Лиза. Еще в дверях она закричала:

– Господин Хубер!… Беда, господин Хубер!…

Только тут она заметила Герцега, стоявшего с пистолетом в руке. Лиза как вкопанная застыла на месте. Словно заслоняясь от направленного на нее пистолета, она невольно подняла руку.

– Станьте рядом с Хубером, – ледяным тоном скомандовал Герцег.

Лиза повиновалась.

– Так что же за беда случилась? – спросил Герцег.

– Это касается только господина Хубера, – ответила женщина.

– Тем не менее вы скажете это и мне, моя прелесть. – И Герцег с угрожающим видом сделал шаг в сторону Лизы.

– Не советую вам делать еще одну глупость, Герцег, – спокойно произнес Хубер. – А вы, мадам, говорите, что хотели мне сообщить. Можете говорить и при нем.

Лиза протянула ему кусок телетайпной ленты.

– Вы умеете читать по-венгерски? – спросила Лиза у Герцега.

– Нет.

– Тогда я переведу вам это на немецкий. «Полковнику Эрне Каре. Приказываю немедленно арестовать гражданина ФРГ Отто Хубера и венского корреспондента агентства Рейтер Вальтера Герцега и срочно доставить их в Будапешт По поручению министра внутренних дел генерал-майор Ходоши…» Пожалуйста, прочтите сами.

Герцег взял у нее из рук бумагу и быстро пробежал глазами. Вот его имя: Вальтер Герцег, а вот и имя Хубера. «Да, видно, предчувствие и на этот раз не обмануло меня, – подумал он. – Браун ждать не стал…»

– Как это к вам попало? – спросил он у Лизы.

Лиза смерила его оскорбленным взглядом.

– С вами я вообще не желаю разговаривать.

– Выходит, Герцег, – не без ехидства заметил Хубер, – ваша рекогносцировка оставляет желать лучшего. А вам-то уж следовало бы знать, что мадам Лиза – доверенное лицо полковника Кары, но одновременно работает и на меня. Теперь вы по крайней мере видите, как ухитрились все испортить. А вообще-то, если бы вы внимательно просмотрели список, то заметили бы, что тринадцатый агент в нем не назван. Могли бы и сами сообразить, что этот список был подготовлен для нее самой – ведь у кого-то должны храниться все эти сведения…

– Я согласилась на это только при условии, что заплатят тысячу долларов вперед, – сказала Лиза. – Меннель обещал, но так и не заплатил…

– Вы получите все сполна, мадам.

Герцег слушал, не очень понимая, что, собственно говоря, происходит. Значит, старику действительно удалось внедрить своего агента в непосредственное окружение полковника Кары. Завербовав эту женщину, он и составил для нее список агентуры. Таково, наверное, истинное положение вещей. «Тогда все логично, черт бы меня побрал! – рассуждал Герцег. – Так же логично, как и то, что Хубер, сказал о своей шифровке Брауну. Разумеется, Браун и Шлайсиг очень хорошо знают, что Меннеля убили. И если Хубер сообщил в шифровке о повреждении машины, Браун и Шлайсиг могли сделать из этого вывод, что намеченная операция сорвалась из-за какого-то непредвиденного обстоятельства… – Тут Герцег с раздражением подумал о своих хозяевах: – Боссы сидят на своих шикарных виллах или в уютных квартирах в полной безопасности, и им наплевать, что какие-то шавки рискуют ради их интересов собственной шкурой. Значит, остается одно: нужно договориться с Хубером. Пока мне бояться нечего – Хуберу не удастся меня провалить. Иначе он утопит и самого себя. Судя по распоряжению, принесенному этой женщиной, над нами обоими нависла смертельная опасность…»

– Она ваш агент? – уточнил Герцег.

– Да, и именно это не понравилось Брауну, – ответил Хубер.

– Послушайте. У нас с вами личные счеты из-за Греты. Признаюсь, я вел себя мерзко. Но сейчас речь идет не об этом: если все то, что сообщила эта женщина, – правда, нам обоим нужно поскорее спасаться бегством. Предлагаю бежать вместе, иначе мы просто погубим друг друга. Решайте!

Но Хубер не успел ответить, как в разговор вмешалась Лиза:

– Вас, господин Хубер, я спрячу, а этого человека – ни за что.

– Его тоже необходимо спрятать, Лиза, – твердо сказал Хубер. – Ради вас самой. Если его схватят, он выдаст вас.

– Об этом я не подумала, – озадаченно проговорила Лиза. – А жаль. Он мне противен.

– Я вас понимаю, – согласился Хубер. – И все же вы должны помочь и ему.

– Мы тратим время на болтовню, – перебил их Герцег. – Говорите поскорее, где нам укрыться.

– Я спрячу вас в винном погребе. Там никто не станет искать. Пересидите денек-другой. О пище я позабочусь. Раздобуду и документы. Через несколько дней, думаю, вы спокойно сможете выбраться отсюда. Подходит?

– Подходит.

– Это будет стоить еще тысячу долларов, – сказала Лиза. – Даром я делать ничего не стану.

– Деньги вы получите, – пообещал Хубер. – Но что будет с Еллинеком? Его бы тоже следовало взять с собой.

– А где этот ваш Еллинек? – спросила Лиза.

– Он ждет нас с мотоциклом в шести километрах отсюда. Там, где развилка шоссе идет к берегу. Наверное, промок как суслик под дождем.

– Пожалуй, самое правильное, – обратился Хубер к Герцегу, – если вы черкнете Еллинеку пару строк, чтобы он подчинился указаниям мадам Лизы. А вы, мадам, сходите за ним и передадите ему записку.

– Ладно, – согласилась Лиза. – Только пусть и он тоже выкладывает тысячу долларов. Впрочем, можно и в марках. А теперь идемте, я должна спрятать вас. Пистолет бросьте, – потребовала Лиза, повернувшись к Герцегу. – А еще лучше дайте его мне. При вас не должно быть ничего недозволенного. Когда будете уходить из погреба, я верну его вам.

– Ну нет! Оружие я не отдам!

– Тогда сидите здесь, – решительно сказала Лиза. – Ваше дело. – Она вышла на террасу. Дождь лил, не ослабевая. Лиза слышала, как в комнате приглушенными голосами ожесточенно спорили Хубер и Герцег.

– Вот пистолет, мадам, – громко сказал Герцег, выходя к Лизе на террасу.