Текст книги "Современный венгерский детектив"
Автор книги: Андраш Беркеши
Соавторы: Тибор Череш,Ласло Андраш
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)
11
Склонившись к офицеру, Геза Гудулич сквозь зубы негромко спросил:
– Ну, как? Напали на след?
– Угу. Недостает только кое-каких мелочей: отыскать нож, найти убийцу и установить свидетелей.
– А вот тут живет тетя Анна,– сказал Фридешке.
Они остановились перед глинобитным деревенским домом с толстыми стенами. Зимой такие стены хорошо держат тепло, в этом их преимущество.
Дом Анны Тёре окружал довольно жалкий заборчик из штакетника, проломленный в нескольких местах. Так что прохожие могли беспрепятственно видеть с улицы все, что делается во дворе.
Из окон, выходивших на улицу, до них донеслись голоса – в доме ожесточенно спорили, хотя и говорили,вполголоса. Затем кто-то вскрикнул, и наступила тишина. Они решили зайти.
В деревянном заборчике была калитка. Они толкнули ее, вошли во двор и огляделись. Вдруг открылась дверь, и из дома вышла девочка лет десяти. При виде посторонних она в нерешительности остановилась.
– Привет, Идука! – поздоровался Фридешке.
– Привет, Фридешке,– ответила девочка, тряхнув волосами, заколотыми возле ушей.
Буриан молча ждал, что будет дальше, словно только затем и пришел, чтобы устроить свидание Фридешке с Идукой. Между детьми начался разговор:
– Ты зачем пришел?
– Ни за чем. А у меня есть письмо. Только оно секретное.
В это мгновение из той же двери вышел мальчик, года на четыре старше Идуки. Поздоровавшись кивком головы, он засунул руки в карманы штанов и уставился на младшего по возрасту Фридешке, который, видите ли, принес кому-то секретное письмо.
– Цривет, Дёзёке! – Фридешке издали показал смятый конверт.
– Привет.
Из дома вышла старая женщина в черном платье, поверх которого был повязан серенький передник. Она была без платка, ее редкие волосы были гладко причесаны.
– Добрый день,– сказала старушка и тоже остановилась, словно не решаясь подойти ближе к Фридешке.
– Ладно, давай сюда письмо,– решительно, произнес, наконец, Дёзёке.
Фридешке попятился, как бы ища защиты у Буриана, и спрятал письмо за спину.
– Это письмо не тебе, а дяде Гезе.
И вдруг из дома стремительно вышел невысокий, даже, пожалуй, приземистый мужчина с непокрытой головой.
Он быстро и молча поклонился, видимо не узнав Буриана, и направился к калитке. Или, напротив, слишком хорошо узнал его и не желал этого показывать. Это был Геза
Гудулич. Фридешке бросился вперед и вручил наконец дядюшке Гезе конверт со штампом «Венгерское общество пчеловодов», адресованное Халмади. Поначалу Гудулича сбил с толку и сам конверт и адрес. На лице его отразилось явное недоумение, но после того, как он прочитал торопливо набросанные несколько строк, изумление его рассеялось, морщинки на лице разгладились, и оно приняло благодушно-непроницаемое выражение. Так и не удостоив вниманием лейтенанта Буриана, он как бы невзначай сунул письмо в карман и, повернувшись на каблуках, поспешил обратно в дом. Однако он пробыл там всего несколько минут и снова вышел во двор, что-то беспечно насвистывая.
Подойдя к Буриану, он неожиданно хлопнул его по плечу:
– А ты, я вижу, не хочешь меня узнавать?
– Верно, Геза,– подтвердил тот.– Я даже хотел от тебя спрятаться, да вот не вышло.
Склонившись к офицеру, Геза Гудулич сквозь зубы негромко спросил:
– Ну, как? Напали на след? Буриан утвердительно кивнул.
– Угу. Недостает только кое-каких мелочей: отыскать нож, найти убийцу и установить свидетелей.
– Ладно, идемте.– Геза хотел пропустить офицера милиции вперед.– Бог вам в помощь, тетушка Тёре!
Однако Буриан не двинулся с места.
– Мне надо познакомиться с Анной Тёре.
– Здесь, сейчас?
– Сейчас. Именно сейчас.
Геза Гудулич вдруг переменился. Видно было, что он нервничает, хотя и пытается это скрыть.
– Видишь ли, старина, твой визит не ко времени. Представь себе душевное состояние женщины, которой восемь недель подряд каждую пятницу некий претендент
предлагает руку и сердце, а на девятой неделе этого претендента закалывают ножом.
– Ты говоришь серьезно?
– Вполне.
– Но ведь Давид Шайго женат… Был женат.
– Правильно. А что, если он намеревался жениться во второй раз? Конечно, при условии…
– Если умрет первая жена.
– Если он с ней разведется.
– В вашем селе много бывает разводов?
– Случаются.
– Мог бы ты привести пример?
– Безусловно. Например, меня самого покинула жена две недели назад.
Только теперь оба заметили, что Фридешке стоит рядом с открытым ртом и ловит каждое их слово.
– А ну-ка, марш домой! – рявкнул на него Гудулич.
Мальчик даже вздрогнул.
– Иди, иди, мальчуган, бабушка тебя заждалась, наверное,– сказал Буриан и снова обернулся к Гудуличу.– Это я привез его сюда с хутора. Но я успел уже побывать и в Иртани.
– В Иртани? Против кого и чего в таком случае вы ведете расследование?
Пока Гудулич смотрел вслед удаляющемуся Фридешке, Буриан не спускал глаз с двери в облезлой и потрескавшейся стене дома. И не напрасно – из кухни вышла молодая женщина, стройная и гибкая как лоза. Лицо ее лишь на мгновение обратилось в сторону беседующих мужчин, затем она круто повернулась и исчезла в саду, расположенном позади дома. На женщине было выцветшее, старенькое домашнее платье. Несмотря на этот убогий наряд, Буриан узнал в ней незнакомку с велосипедом, которая утром приезжала взглянуть на убитого.
Гудулич подхватил Буриана под руку, пытаясь увлечь его к калитке.
– Отпусти меня, Геза. Если хочешь, подожди, пока я наведу в этом доме кое-какие справки.
Гудулич, который был ниже офицера на целую голову, решительно загородил ему дорогу.
– Нет-нет, приятель, ни в коем случае! В этом доме сегодня обитает траур!
– В этом доме,– понизив голос, ответил Буриан,– обитают и чувства, прямо противоположные трауру.
– Это еще что за чушь?
– Товарищ председатель,– старший лейтенант наставительно поднял палец, но в голосе его не слышно было ни капли раздражения,– представителей органов расследования, действующих по закону, никто не имеет права задерживать.
– Да я не собирался тебя ни задерживать, ни критиковать твои действия! Мне хотелось бы только, чтобы представители органов расследования начали его не там, где людям больнее всего.
– Но по какой причине, позвольте спросить? В этом доме, как ты говоришь, обитает траур?
Гудулич беспомощно хлопал глазами, не зная, что ответить. В самом деле, что он мог сказать? Мысль пришла внезапно.
– С этой женщиной сначала должен, побеседовать врач, а потом уже следователь.
Гудулич произнес эти слова убежденно, даже страстно.
– Хорошо, пусть будет по-твоему! – неожиданно согласился Буриан. Теперь уже он энергично взял Гудулича под локоть и повел его к калитке. Человеку со стороны, не слышавшему их разговора, могло показаться, что офицер милиции задержал гражданина и силой ведет его в участок.
Впереди по улице плелся Фридешке, а за ним, чуть поодаль шли Буриан с Гудуличем. Когда они миновали квартал, из-за старого дома с потрескавшимися толстыми стенами, со стороны сада вновь показалась молодая женщина в выцветшем платье. Теперь, когда во дворе не было посторонних, вся она как-то сникла, словно от усталости.
– Аннушка моя, милая Аннушка,– со вздохом произнесла старушка мать. Девочка и мальчик оторопело смотрели на нее, не понимая, зачем приходили к ним эти чужие люди.
Анна подошла к сыну и прижала его голову к своей щеке.
– Иди, Дёзёке, за дядюшкой Гезой. Следуй за ним до тех пор, пока только можно. Постарайся услышать, о чем они говорят. И если он захочет что-нибудь мне передать, хорошенько запомни это и сразу же беги домой.
По-видимому, такая задача показалась пареньку весьма непривычной. Но дрожащие губы матери были для него еще непривычнее. Не спросив ничего, он выбежал за калитку.
12
– Как звали эту женщину?
– Анна Тере.
– А как зовут ту, первую, из-за которой он вышел из кооператива?
– Тоже Анна Тере.
– Любопытный случай.
– Очень.
Шофер милицейской машины раздумывал над тем, какими словами будет честить его мать за то, что в праздник он болтается так долго невесть где. Что ей сказать? Очевидно, придется сказать правду, иного не придумаешь. Ездил со старшим лейтенантом товарищем Бурианом. Но этого мало. Да, потом еще пришлось заехать за майором Кёвешем и с четверть часа дожидаться его возле дома, где произошло убийство. Наверняка ему будет нагоняй, но не беда, служба есть служба. На дороге, охраняя место происшествия, по-прежнему стоял все тот же сержант. Вот бедняга!
– Начальство все еще возится с этим Дубой,– сказал он.
Да, майор Кёвеш еще не окончил своей беседы с Гер-геем Дубой.
– Подождите,– сказал майор вошедшему шоферу. И поскольку приказа вернуться к машине не последовало, тот остался на террасе.
Первый раунд предварительного допроса майор уже выиграл и перешел теперь ко второму:
– Огурчики, значит? Так-так… Когда вы увидели, что тут дело неладно, то ничего другого и не могли придумать. Стало быть, приехали к сестре за огурцами?
– Ничего я не выдумал, прошу прощения. Вот и рюкзак, я привез его под огурцы, взгляните!
Майор пренебрежительно отмахнулся.
– Не будьте так недоверчивы, товарищ майор! Неужто вы принимаете меня за дурака? Зачем, спрашивается, мне было совать сюда свой нос, если бы я знал, что тут такие дела? От того места, где пахнет жареным, надо держаться подальше. Уж этому-то я научился за свою жизнь!
– Хорошо, что вы это сказали, Дуба. А не думается ли вам, что, не явись вы сюда, это выглядело бы еще более подозрительно? Вы узнаете, что ночью убили вашего зятя, а сами даже пальцем не шевельнули, чтобы поддержать и утешить родную Сестру?
– Э-э, товарищ майор, вы меня не так поняли…
– Молчите, Дуба. И потрудитесь отвечать только на те вопросы, которые я вам задаю. Не были ли вы при Са-лаши командиром взвода в роте смертников?
– Нет, не был.
– Уж очень знакомо мне ваше лицо.
– Ошибаетесь, товарищ майор. Я действительно был командиром взвода, только в пехотном полку. А потом прошел проверку, получил документик. Прежде я имел чип, или, как теперь говорят, звание прапорщика.
– Вы знали о том, что ваш зять… этот Шайго, намеревался отравить вашу сестру?
– Да, я знал.
– Вы сделали заявление об этом куда следует?
– Мне и в голову не пришло.
– Но что-то вы все-таки сделали? Ведь речь шла о жизни вашей родной сестры, не так ли?
– Конечно. Я кое-что сказал ему.– Дуба ткнул большим пальцем через плечо в направлении, где лежал убитый, пока его не увезли в морг.– «Слушай, бездельник,– сказал я,– если с моей сестрой Маргит что-нибудь случится, я переломаю тебе кости, понял?»
– Вот это уже нечто похожее на признание!
– Никак нет, прошу прощения, это не признание. Потому что переломать кости – это одно, а заколоть ударом ножа в спину – совсем другое.
– Откуда вы знаете, что его закололи?
– Так сказал тут один офицер из милиции. Кёвеш не стал настаивать.
– Хорошо, не будем считать это признанием. Еще вопрос: вы упомянули, что ваш зять был членом производственного кооператива. А несколько позже заявили, что он принадлежал к числу самых заклятых его врагов. Не считаете ли вы, что в ваших утверждениях есть не которое противоречие?
– Считаю, и, если угодно, могу его объяснить. Они сидели на скамье вполоборота друг к другу.
– Прошу вас.
– Мой покойный зять в годы первой коллективизации, в пятидесятом году, поклялся: лучше в гроб, чем в кооператив! Этот дом вместе с садом – всего один
хольд – купил я еще в последний год войны. Покупка была случайной. У прежнего владельца, корчмаря Адольфа Зильберфельда, еврея, отобралп патент. Вот он и продал корчму. И как назло, только я выплатил ему последний взнос, его забрали нилашисты. Я часто думал потом: подожди я немного – усадьба досталась бы мне даром. Ну, да нет, худа без добра. Наш собственный, родовой надел бы в другом селе. Его обрабатывал покойный Шайго. Когда наш участок включили в кооперативное поле, зять отказался вступить в члены кооператива, отказался и от компенсации землей в другом месте. Он дал клятву, что никогда не вступит в ряды тех, кто лишил его смысла жизни – собственной земли.
– Красиво выразился, ничего не скажешь!
– Кто, он? Да, мой зять умел выражаться. Те несколько лет, пока он работал на своей земле, превратили его в убежденного собственника. Он даже забыл, что это мы приняли его, голь перекатную, в свою семью, на нашу, на готовую землю. Тогда я ему сказал: «Давид, если нет другого выхода, поезжай и бери мой хутор (то есть вот эту бывшую корчму), как-нибудь перебьетесь». Да и мне лучше, все-таки не чужие будут там жить. Дом на отшибе, арендатора не найдешь, жить в нем с детишками и вовсе невозможно. Все шло хорошо, пока не появился в селе этот, как его, новый председатель. Не успели мы оглянуться, как наш Давид подписал бумагу о вступлении в кооператив. Тайком, даже собственной жене Маргит не сказал ни слова. Видимо, стыдился, что клятву не сдержал. А выяснилось это просто: уходить стал из дому каждый день рано, возвращаться поздно.
Правда, и раньше он вел себя не очень красиво. Как бы это вам объяснить? Например, как-то раз я доверил ему откорм. Заключил договор, купил скотину, фураж тоже мой. В общем, мои заботы, его работа, только и всего. А что из этого вышло? Как бы это выразиться… Облапошил он меня. Но я разгадал.
– Если так, вы должны были радоваться, что ваш зять вступил в кооператив и его приняли.
– Скажу откровенно, так оно и было. Только он там долго не удержался, всего один год пробыл.
– Его исключили? Плохо работал?
– Нет. Насколько мне известно, у него возникли принципиальные разногласия, с руководством.
– Принципиальные? Очень интересно!
– Ага, из-за одной женщины. Эта женщина пользовалась дурной славой, а ее хотели принять в члены кооператива. На общем собрании мой зять выступил против, и не один. И все-таки ее приняли. Тогда Давид сам подал заявление и вышел из кооператива.
– И чем же он стал заниматься?
– Он познакомился с Таподи, главным агрономом, который скупал и выхаживал племенных лошадей. Шайго работал на него, а потом… Кстати, если вы подозреваете в убийстве человека, у которого есть мотоцикл, займитесь Таподи, потому как Шайго сыграл с ним однажды скверную шутку!
– Скажите, зачем ваш зять хотел отравить свою жену?
– Чтобы от нее избавиться.
– Но ведь он долго жил с ней. Почему именно теперь?
– Из-за другой женщины. Он втюрился в одну бабу. А та – многодетная мать. Очевидно, хотел хозяйкой привезти ее сюда, па хутор.
– Как звали эту женщину?
– Какую эту?
– Многодетную мать.
– Ее звали Анна Тёре.
Майор Кёвеш вынул записную книжку. Он не хотел забыть это имя или, чего доброго, перепутать. Но уж если фиксировать одно имя, надо выяснить и второе.
– Так. А как зовут ту, первую, из-за которой он вышел из кооператива?
Дуба рассмеялся.
– Извините, прошу покорно. Только сейчас мне пришло на ум. Ту, первую, тоже звали Анна Тёре.
– Любопытный случай.
– И даже очень. Особенно если принять во внимание еще кое-что. Мой дорогой зять Давид Шайго не раз заявлял во всеуслышание, что он женится на Анне Тёре, как только умрет его супруга Маргит. А умрет, мол, она скоро.
Кёвеш помолчал, затем сделал знак шоферу. Тот понял и пошел к машине.
– Возможно, господин бывший прапорщик, вы нам еще понадобитесь. Поэтому предупреждаю, постарайтесь не отлучаться надолго из дому.
– Но ведь я рассказал вам все, что мне известно! И кроме того, как бы это выразиться, я должен отправиться в деловую поездку по поручению предприятия,
где я…
– Ничего, от поездки пока воздержитесь.
– Я готов ответить на любые ваши вопросы, в любое время, хотя бы сейчас. Но мне хочется знать…
– Если хочется, могу ответить. Возможно, нам придется вас арестовать.
Дуба словно лишился языка.
Кёвеш наблюдал, какой эффект произвела его последняя фраза. Он спросил:
– Вы помните фамилию председателя кооператива?
– Гудулич.
– А имя? Не Геза, случайно?
– Да, Геза.
Майор вздрогнул от удивления.
13
– Именем закона! Гражданин, следуйте за мной. Гудулич обернулся. Он не сразу узнал Кёвеша, но тотчас понял, что это шутка, и улыбнулся.
Человек семь цыган на мотоциклах с великим треском и шумом подъехали к зданию сельского совета. Завидев, издали приближавшегося Буриана, один из них с ликованием воскликнул:
– Сюда, сюда, товарищ старший лейтенант. Мы все здесь! А то уж мы начали подумывать, не надули ли вы нас!
Здесь были не только давешние барышники с конного базара, но и другие цыгане, приехавшие ради такого случая из дальних деревень.
– Это все наши кумовья, мы их по телефону вызвали,– с гордостью представил вновь прибывших цыган-организатор.– Уж если гонки, так пусть, и они
поборются за приз.
Буриан поначалу даже не понял, о чем идет речь и почему они окружили его кольцом. Гм. Теперь он вынужден был объяснить, зачем ему потребовалось переписать всех окрестных владельцев «панноний», а начинать объяснение сразу с конца он не мог. Пожалуй, этого и не следовало делать публично. Прихватив с собой добровольного организатора мотокросса, лейтенант вошел во двор сельсовета.
В это время неподалеку остановилась милицейская машина. Из нее вышел майор Кёвеш и, разминая затекшие ноги, попытался понять, что происходит. Он тотчас узнал Гудулича. Подойдя сзади, майор положил ему руку на плечо и шутливым, но грозным басом произнес:
– Именем закона! Гражданин, следуйте за мной. Гудулич вздрогнул и обернулся.
В отличие от Кёвеша он узнал его не сразу, но понял, что это шутка, и улыбнулся.
Издали, однако, вся эта сцена выглядела совсем иначе, и Дёзёке, сын Анны Тёре, следовавший за председателем на почтительном расстоянии, понял все именно так, как это выглядело для постороннего наблюдателя. «Да, как раз этого опасалась мама, дядю Гезу арестовали»,– вихрем пронеслось в сознании подростка, и беэ того взбудораженного множеством непонятных и тревожных событий за последние месяцы, а особенно за вчерашний и сегодняшний день.
Со всех ног мальчик бросился домой.
Мать он нашел на кухне.
Взглянув на сына, Анна тотчас догадалась о том, что произошло, но все же спросила:
– Что? Что случилось, Дёзёке?
Сын, который ревновал мать ко всем посторонним, упорно молчал. Анна трижды повторила свой вопрос, прежде чем получила ответ.
– Я бегу! Сейчас же, скорее! – воскликнула Анна. Ее осторожная мать стала просить:
– Не ходи никуда, Аннушка, сиди дома. Только беду на себя накличешь. Сиди и молчи! Гудулич сам сумеет себя выгородить.
Но Анну уже ничто не могло остановить. Она вихрем носилась из комнаты в сени, из сеней в кухню и снова в комнату, сбрасывая с себя домашнее и надевая выходное платье, туфли, шаль. Бабушка с внучкой, забившись в уголок, наблюдали за этим ураганом.
Она повязала было голову шелковой шалью, потом передумала, опустила ее на плечи – так будет скромнее. Глянув на себя в зеркало и увидев свои горящие глаза и пылающие щеки, Анна попыталась взять себя в руки.
Дёзёке, маявшийся в сенях, хотел, было следовать за матерью.
– Сиди дома! – прикрикнула на него Анна и сама испугалась своего резкого тона. Она привлекла голову мальчугана к груди и провела ладонью по его волосам. Жест этот был стремителен, но полон ласки. Она словно просила прощенья.
– А Эммушка? – спросил мальчик, видимо уже подчинившись ее приказу.
– Ее нет,– опять строго и холодно ответила мать.– Пока я не вернусь домой, ее нет.– И уже на ходу, у порога, резко и громко повторила еще раз: – Пока не вернусь, Эммушки нет! Молчи.– Прижав на мгновение палец к губам, она взялась за ручку двери.
Однако этим дело не кончилось. Младшая дочь, поняв, что мать собирается идти в село, выскользнула во двор.
– Мамочка, а я? А когда я пойду на ярмарку?
– Потом, Идука, вместе с Дёзёке.
– А я хочу сейчас, с тобой!
– Со мной нельзя. Сиди и жди.
Между тем во дворе сельского совета бушевали страсти.
– Значит, вы нас надули, товарищ старший лейтенант? Зачем вы пообещали устроить гонки? Глядите, сколько мы бензина пожгли, и все зря!
Буриан, подняв руку, пытался утихомирить разбушевавшихся мотоциклистов, жаждущих помериться силами.
– Сколько раз вам говорить! Сегодня мы только запишем имена, чтобы составить список участников.
Однако цыган-организатор чувствовал еще и личную обиду.
– Знай, я такое дело, стал бы я звонить по телефону с почты на свои кровные денежки! Шутка сказать, какие расходы! Кто мне теперь вернет мои семь форинтов шестьдесят? Нашли дурака, вот и плакали мои денежки!
Буриан исчерпал все возможные успокоительные средства для ликвидации конфликта. В самом деле, как и чем, покрыть эти непредвиденные расходы? А между тем для официального следствия все эти «паннонии» завтра же будут нужны.
В эту минуту Буриап увидел Анну Тёре – она поднималась по ступенькам парадного крыльца сельсовета, глаза ее сияли лихорадочным блеском. Буриан мгновенно забыл о своих препирательствах с мотоциклистами. Впрочем, они уже и сами поняли, что неудобно все же плакаться по поводу нескольких форинтов, и немного поутихли.
Прежде чем войти следом за Анной в коридор сельсовета, Буриан пробормотал цыганам еще две-три увещевательные фразы, но все его внимание было поглощено женщиной.
– Вы, вероятно, ко мне?
Женщина кивнула в ответ и спросила прямо, в упор:
– За что вы арестовали Гезу Гудулича?
Буриана ошарашил неожиданный вопрос, но он постарался не показать вида и, поигрывая связкой ключей, остановился возле двери с табличкой «Финансовый отдел». Наконец один из ключей подошел, дверь открылась.
– Прошу. Сегодня воскресенье, посетителей нет. Женщина, не обращая внимания на окружающую ее обстановку, машипально села па предложенный Бурианом стул.
– Геза Гудулич невиновен.
– Вы уверены?
– Да. Иначе я бы этого не сказала.
– Но нужны доказательства. Надеюсь, вы понимаете? Анна смутилась. Откуда ей взять доказательства?
И какие?
– Понимаю.– Она кивнула и прикусила губу.
Решение пришло внезапно. Созрело ли оно у нее заранее, еще на пути из дому, или родилось здесь, во время беседы с офицером милиции, Анна не смогла бы ответить даже себе самой.
– Товарищ старший лейтенант…
«Откуда ей теперь известно мое звание?» – мелькнула мысль у Буриана.
– …Геза Гудулич провел минувшую ночь со мной, в моей постели.
Это бесстыдное признание не вызвало даже румянца па ее лице. Она продолжала:
– Он был у меня всю ночь, с вечера до самого утра. Только когда уже совсем рассвело, он оделся и ушел.
Сделав это неожиданное заявление, Анна не опустила глаз. Она старалась уловить, убедила ли в нем офицера милиции.
– Речь идет обо мне, и в это доверит каждый.
У Буриана готов был сорваться с языка коварный вопрос, но выражение глаз женщины его остановило.
– Хорошо, пусть так.– Лейтенант снова потупился.– Я поверю в то, что вы сказали, но только при том условии, если вы докажете, что вы и прежде встречались с Гудуличем.
– Как можно это доказать?
– Извините, очень просто. Прежде чем вы с ним увидитесь, я сам спрошу его, когда и как часто вы встречались в последнее время. А вы мне скажете об этом здесь, сей час. Останется лишь сравнить оба показания.
Женщина молчала. Внимание ее напряглось, как и туго натянутый шелк шали.
– Конечно, небольшое расхождение не в счет,– продолжал Буриан,– но что касается самого последнего времени, данные должны совпадать.
У Анны вырвался легкий стон.
– Поймите же, это случилось вчера первый раз! Странно, но Буриану почему-то приятно было услышать эти слова.
– Отлично. Это меняет дело. Однако почему…
– Почему это случилось именно теперь, вчера? Да потому, что от него недавно ушла жена. Он был этим очень огорчен.
– Значит, с горя? Полагаю, это несколько оскорбительно для вас.
– Оскорбительно? Для меня? – В голосе Анны уж не было жалобных ноток. Она стремительно вскочила се стула и заходила по комнате, теребя концы своей шали.