Текст книги "Чёрный беркут"

Автор книги: Анатолий Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 3. СВЕТЛАНА

Жарко пылал костер. Слышался ровный шум дождя, перемежавшийся раскатами грома. Негромко тянул бесконечную мелодию на своей дудке Каип Ияс, словно жалуясь на горькую судьбу.

Яков и Ольга, устроившись рядышком на камне, молча смотрели в огонь, думая каждый о своем. В гавахе стало тепло и уютно. Казалось, ничто не может нарушить их покоя. Но Якову было тревожно: ночью в горах небезопасно.

– А-а-а!.. – раздался неподалеку отчаянный крик.

– Яков вскочил.

– Кричат, – испуганно сказала Ольга.

Крик повторился. Яков прикинул, где случилось несчастье. Скорее всего там, где они шли по отщелку. Он уже напяливал на себя непросохшую одежду, совал ноги в сапоги. Вспомнил о Каип Иясе, поставил берданку рядом с Ольгой:

– Охраняй, а то убежит.

– Ты что? – испугалась Ольга. – Разве я могу?..

Молча согласившись с женой, досадуя на задержку, Яков снова связал Каип Ияса. Остаток веревки – добрых двадцать метров – прихватил с собой.

Выскочив из пещеры, он на мгновение остановился, ослепленный темнотой. На него обрушились потоки воды. Мокрая одежда прилипла к телу, между лопатками побежали холодные струйки.

Полыхнула молния. Яков увидел площадку перед гавахом, карниз, исчезающий за склоном горы, где проходила в отщелке дорога.

Площадка показалась совсем маленькой, карниз – узким. За обрывом – затянутая сеткой дождя пустота.

– А-а-а-а! – снова раздался приглушенный шумом дождя крик.

Яков бросился на голос, обогнул скалу, при свете молнии увидел повозку военного образца с натянутым на дуги брезентом. На брезенте в белом круге красный крест.

Рослый пограничник в буденовке и в плаще с капюшоном, уцепившись одной рукой за ствол дикого клена, другой держал под уздцы лошадь, скользившую копытами по камням. Мутный поток захлестывал повозку. Якову показалось, что она медленно сползает к краю карниза и вот-вот полетит в пропасть.

– Дер-жи-и-и-сь! – крикнул он, на бегу сматывая веревку вдвое. Мгновенно накинул петлю на ступицу колеса, притянул к стволу клена, нырнул под морду лошади, замотал другой конец веревки вокруг оси с другой стороны возка, крепко затянул узел.

– Я тут и одын утримаю! [16]

[Закрыть]– крикнул приободрившийся пограничник. – Рятуй [17]

[Закрыть]Свэтлану!

– Что делать? – не понял Яков.

– Свэтлану спасай!

– Где она?

– За брычкой.

Снова вспыхнула молния. Яков увидел невысокую женщину в плаще с капюшоном, изо всех сил упиравшуюся сзади в повозку.

– Держи-и-и, Дзюба-а-а! – резанул уши Якова ее звонкий голос. Он узнал крик, который слышал в пещере. Повозка натягивала веревку и все еще оседала назад, сталкивала с карниза женщину. Она делала отчаянные усилия удержаться, но мутный поток захлестывал ее.

Женщина в любой момент могла свалиться вниз, и Яков не успел бы схватить ее за руку.

Не раздумывая, он прыгнул к краю карниза и, обдирая колени и ладони, заскользил по крутому склону. По ногам хлестнули ветки куста. Яков мертвой хваткой вцепился в него, почувствовал, как в ладони глубоко вонзились колючки. Тут же едва успел схватить оторвавшуюся от повозки женщину.

Куст затрещал под двойной тяжестью. Яков нащупал ногой какой-то выступ.

– Э-ге-гей! – раздался прямо над головой испуганный возглас Дзюбы. При очередной вспышке молнии над краем карниза четко вырисовался силуэт пограничника.

– Здесь мы, – отозвался Яков. – Разверни возок поперек склона, отвяжи веревку, спускай сюда.

Через минуту конец веревки, взметнувшись петлей над головами Якова и Светланы, упал рядом. Первой Дзюба вытянул наверх женщину, затем Кайманова.

Якова удивило, что спутница пограничника будто и не испугалась.

– Спасибо, что выручили, – сказала она, пытаясь в темноте рассмотреть поцарапанные ладони. – Покажите свои руки. Наверное, тоже ободрали о камни?

– Пустяки... У вас другое дело.

– Жаль, темно, ничего не видно.

– Пустяки, – повторил Яков. – Пройдет. – При новой вспышке молнии он перехватил устремленный на него пытливый взгляд темных глаз. Женщина смотрела на него так, будто хотела спросить: «Что вы за человек? Действительно бесстрашный и скромный, или это рисовка?» А он подумал: «Видно, не из пугливых».

Дзюба, держа лошадь под уздцы, будто ничего не случилось, спокойно проговорил:

– Я ж казав вам: идить со мной рядом, Свэтлана Николаевна. Уж теперь-то я вас ни на шаг от себя не отпущу...

– Давай я со Светланой Николаевной впереди пойду. К гаваху тропу лучше знаю, – предложил Яков. – А ты сзади за возком смотри, чтобы юзом не съехал.

– И то дило... Умну ричь и дурень поймэ.

Покачивая широкими плечами, задевая за камни промокшим плащом, по которому продолжал барабанить дождь, Дзюба обошел возок, весело крикнул:

– Пишлы!

Взяв под уздцы коня, Яков повел его по дороге к пещере. Светлана шла рядом – между ним и склоном.

– Мы ведь тоже к этому гаваху ехали, – сказала она. – Совсем немного осталось. А все из-за Дзюбы. Какой сам, такой и конь. Оба на ходу спят, как говорят наши пограничники, «хмыря давят».

«Пещеру гавахом называет, по-курдски, – подумал Яков. – Значит, не первый день здесь живет».

– Шо там такэ? – услышав свою фамилию, откликнулся шагавший позади Дзюба.

– Видали? – сказала Светлана. – Я спрашиваю, как там у тебя? – крикнула она. – Скоро придем!

– Та вже скоро.

Впереди показалось яркое пятно: вход в пещеру, освещенный костром. На светлом фоне – темная фигура встревоженной Ольги, вышедшей прямо под дождь.

Светлана быстро направилась к ней, откинула капюшон плаща.

– Здравствуйте! Меня зовут Светлана Карачун. Просто замечательно, что у вас тут и костер, и ужин, и постели. Дзюба, – обратилась она к своему повозочному, – принесите, пожалуйста, мой вещмешок и санитарную сумку. А это кто? Шаромыжник? Что ж вы его спутали? Боитесь убежит? Вы приезжие? Да? – Тут же решительно объявила: – Мужчинам в гавах пока не входить!

Ольга обрадованно поздоровалась, проводила гостью в пещеру. Между ними начался оживленный женский разговор.

Прислушавшись, Яков догадался, что спасенная им от верной смерти женщина не только переодевается, но и перевязывает ободранные при падении колени. Судя по возку с красным крестом, нетрудно было понять, что она фельдшер или врач. Кайманова неприятно задело, что незнакомка сочла его новичком, приезжим, да еще таким, какой из страха скрутил руки несчастному шаромыге.

С помощью Дзюбы он выпряг коня, привязал его рядом со своей лошадью, задал овса. Теперь Яков и Дзюба стояли и мокли у входа, дожидаясь, пока им разрешат войти.

– Кто такая?

– Та жинка начальника заставы. Доктор. Санчастью командуе. Поихалы за медикаментами, а воно, – Дзюба ткнул пальцем в небо, – як курыць понамочило...

– Звать-то тебя как?

– Степаном.

– Меня Яковом. Ну что ж, Степа, давай закурим, раз домой не пускают.

– Мабуть, тютюн промок, – озабоченно хлопая себя по карманам, сказал Дзюба.

– Закуривай моего.

Дзюба свернул цигарку в палец толщиной, отворачиваясь от ветра, зажег спичку. Яков присмотрелся к нему. Голенища его сапог на одну треть разрезаны по шву, – видно, не налезали по-доброму на могучие икры.

– Можно! – крикнула Светлана.

Яков вошел, глянул на повеселевшую Ольгу. С появлением Дзюбы и Светланы она перестала бояться грозовой ночи, незнакомого места, хотя и захудалого, но живого контрабандиста. Добавила в чайник воды, поставила его на закопченные камни в костер, стала доставать из корзины продукты, полученные в дорогу от свекрови.

Светлана подошла к Якову. Пальцы у нее были забинтованы.

– Все-таки давайте я посмотрю ваши руки, – сказала она.

Теперь, при свете костра, он рассмотрел: волосы у нее темные, глянцевитые, с завитками у висков, заплетены в короткую косу, уложенную на затылке. Быстрые темные глаза на удивительно белом для этих мест лице необычайно живые.

– А что с руками? – услышав разговор, всполошилась Ольга.

– В темноте за куст неловко взялся, колючек понавтыкал...

– За куст взялся, когда меня от смерти спасал, – добавила Светлана. – Ваш муж настоящий герой: не раздумывая прыгнул с обрыва, чтобы меня перехватить...

Он молча пожал плечами, – дескать, каждый поступил бы так.

– Яша у меня смелый, все так говорят, – простодушно подтвердила Ольга.

Обе женщины принялись вытаскивать занозы из его рук, перевязывать ссадины на пальцах, смазывать их йодом.

Вежливо поблагодарив за перевязку, он подошел к контрабандисту, начал развязывать ему руки. Сзади послышался смех. Смеялась Светлана.

– Почетно упаковали, – сказала она. – Этот шаромыжник еще подумает, что его приняли за какого-нибудь главаря. Поживете здесь, привыкнете: таких гостей каждый день ловим... Оленька, давайте ужинать и спать. Мужчины, организуйте охрану.

Яков продолжал молча развязывать Каип Ияса. Не мог же он объяснять, что, мол, связал его только потому, что оставлял под охраной Ольги.

– Давай, Степа, твою винтовку и ложись спать, а я пока посижу, – предложил он Дзюбе. – Неровен час, еще какие кочахчи от дождя в гавах полезут.

– Не положено передавать, – Дзюба развел руками. – Личное оружие. Я ее пид бок положу, як шо почуешь, гукны, я и вскочу...

«Вскочишь ты, как же! – подумал Яков, вспомнив разговор о том, что Дзюба на ходу спит. – Экий увалень уродился».

– Ладно, – сказал он, – я и с берданкой посижу.

Помог Ольге расстелить бурку, сел у входа перед костром, подбросил дров в огонь. Золотистым роем взметнулись искры. По-прежнему доносился мощный гул потока, бушевавшего где-то внизу. Дождь начал стихать. Он уже не шлепал по камням, а тихо шелестел, словно хотел змейками-ручейками прокрасться в пещеру.

Неожиданное знакомство со Светланой не слишком занимало Якова: мало ли на свете красавиц? Однако в глубине души он чувствовал себя оскорбленным. Его задело то, что она сочла его новичком. Сама небось живет здесь без году неделя, а еще берется судить о других! «Да что мне до нее!» – решил Яков.

Незаметно для себя стал думать о матери. Всю жизнь она мечтала жить богато, но с отцом, дорожным рабочим, никак не удавалось вырваться из нужды. И вот теперь богатство пришло. Откуда только у Мордовцева доходы? На какие средства содержит он такой большой дом?

Где-то заурчал горный леопард. Видно, родник Ове-Хури посещали не только змеи и ящерицы. Но сейчас вокруг сколько угодно воды, у входа в гавах горел костер – никакой зверь не опасен. Подложив в огонь остаток дров, Яков уже перед рассветом с трудом разбудил Дзюбу, лег на его место и, едва коснувшись головой скатки, служившей подушкой, крепко уснул. Последнее, о чем он подумал, что не было рядом Ольги. Не давало покоя странное ощущение пустоты, хотя жена была тут же, в гавахе, но спала под одной буркой с новой знакомой.

Проснулся Яков от яркого солнца, светившего в глаза. Костер потух. Над головешками, покрытыми пеплом, синей струйкой курился дымок, насквозь пронизанный бьющим сквозь расселину солнцем. Дзюба клевал носом стоя у входа. Опираясь на винтовку двумя руками, он едва не напарывался на штык. Заметив, что Яков проснулся, Дзюба тут же чуть ли не на четвереньках полез на его место. Ольга и Светлана спали, укрывшись буркой. У стенки пещеры, скрючившись, спал на кошме Каип Ияс.

Яков вышел на площадку перед гавахом. Все видимое отсюда пространство искрилось и сверкало. Еще не высохшие капельки дождя переливались огнями на метелках гули-кона. В ущелье, на дне которого продолжала шуметь вода, клубился белый туман. Призрачными испарениями курились склоны гор. Легкий парок поднимался от лошадей, подставивших утренним лучам солнца чисто вымытые, лоснящиеся спины.

Огромная чаша из горных склонов, открывшаяся ему, была переполнена прозрачным воздухом, свежестью, светом. Якова встречало такое радостное утро, и в груди была такая легкость, что, казалось, расставь он руки – полетел бы над склонами гор, над вилюшками дороги, уходящей к Даугану, над глубоким ущельем, скрытым полупрозрачным туманом.

Из отщелка, в котором Яков ночью встретил Дзюбу и Светлану, послышался дробный цокот копыт. Появились два пограничника: один – рядовой, с притороченной к седлу клеткой с голубями, второй, судя по треугольникам в петлицах, командир отделения. Натянув поводья, они соскочили на землю.

– Погранпатруль, – представился командир отделения. – Прошу предъявить документы.

– Командир Галиев, наши! – воскликнул его напарник, увидев спавшего у самого выхода из гаваха Дзюбу.

– Дзюба, встать! – приказал Галиев красноармейцу и, обращаясь в темный провал гаваха, уже другим голосом добавил: – Светлана Николаевна, доброе утро. Начальник беспокоится, всю ночь вас искали. Пора домой. Красноармеец Шаповал, отправьте донесение на заставу, – обратился он к приехавшему с ним пограничнику.

Тот написал что-то на бумажке, вложил ее в патрончик с крышкой, привязал к лапке голубя, высоко подбросил птицу вверх. Потом выпустил из клетки второго голубя.

Некоторое время смотрел, как голуби, сделав круг над площадкой, взяли курс на заставу. Яков подумал: «Не долетят!» И в самом деле, как раз было время, когда соколы выкармливали птенцов и потому беспощадно истребляли все живое, что было им под силу.

– Яков Григорьевич Кайманов! – представился он, протягивая справку о назначении его в бригаду ремонтников. – Эй, Каип Ияс, – окликнул он задержанного. – Вставай. Иди познакомься со своими друзьями.

Каип Ияс, еще более сморщенный и помятый после сна, желтый от терьяка, почесываясь и пожимаясь от утренней свежести, вышел на свет.

– Командир! Смотрите! – удивленно воскликнул красноармеец Шаповал. – Недели не прошло, как я его задержал! Опять здесь...

– Может, не он? – усомнился Галиев.

– Точно, он. Зачем ходишь, тебя ж только что ловили, а ты опять пришел?

– Белемок [18]

[Закрыть], – забормотал Каип Ияс, не понимая, что ему говорят.

Яков перевел вопрос Шаповала. Галиев удивленно поднял брови.

– Начальник! – по-курдски сказал Каип Ияс. – Никогда больше не буду. Отпусти домой. Дома мала-мала ребятишки плачут. Не отпустишь Каип Ияса – совсем помрут ребятишки.

Яков перевел и эти его слова.

– Вы понимаете по-ихнему? – подозрительно спросил Галиев и еще раз взял у Якова для проверки выданную дорожным отделением и заверенную управлением погранвойск справку.

– Здесь вырос, курдский – мой второй язык, – сказал Яков.

Галиев, маленький, плотный, скуластый, с четко обозначившимися под гимнастеркой грудными мускулами, щелкнул каблуками, приложил руку к шлему-буденовке:

– Возьмите ваш документ. Красноармеец Шаповал, конвоируйте задержанного на заставу. Дзюба, встать! Запрягайте коня!

– Та я вже запрягаю, – поднимаясь со своего места, позевывая, нисколько не удивившись появлению Галиева и Шаповала, сказал Дзюба.

– Разговорчики! – сердито вращая глазами, воскликнул Галиев.

«Что его так заботит?» – подумал Яков и усмехнулся, догадавшись, в чем дело: вместе с Дзюбой сам будет провожать Якова до Даугана, никому не доверит! Службист...

– Батюшки! Как хорошо-то! – выйдя на площадку перед гавахом, воскликнула Светлана. – Оля, скорей сюда! Смотри, какое замечательное утро! Здравствуйте, спаситель! – приветливо кивнула она Кайманову.

– Здравствуйте, – отозвался он и, с непонятной самому себе нежностью, добавил, обращаясь к жене: – Оля, давай укладываться.

Ольга лишь мельком взглянула на него, быстро приготовила из остатков съестных запасов завтрак, стала сворачивать постели.

Сам он принялся запрягать гнедого, напевая вполголоса:

 
Там вдали за рекой загорались огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов из будённовских войск
На разведку в поля поскакала...
 

Эту песню он всегда мурлыкал себе под нос в минуты душевного равновесия.

– Яш-улы! – окликнул его Каип Ияс, которого Галиев и Шаповал уже приготовились конвоировать на заставу. – Спасибо тебе за ужин и ночлег. Каип Ияс – бедный человек, но добро помнит.

– Ладно, топай, – проворчал Яков, еще раз обозвав шаромыгой Каип Ияса.

– Что он сказал? – перебегая подозрительным взглядом с Якова на задержанного и обратно, спросил Галиев.

– Благодарит за хлеб, за соль, – сказал Яков, отлично понимая, что Галиев, то ли башкир, то ли татарин по национальности, не может не знать таких слов, как «якши» и «яш-улы».

После завтрака сложили вещи на уже просохшую под жарким солнцем телегу и в сопровождении сидевшего верхом на коне Галиева отправились в путь, выискивая неповрежденные участки дороги.

На выходе из ущелья вся дорога размыта. Вместо булыжного покрытия – наносы песка и гальки. По одну сторону размытого участка уже скопилось несколько машин и повозок. А сколько таких участков на всем протяжении от города до Даугана!

Когда подъезжали к широкой промывине против щели Сия-Зал, откуда и сейчас бежал мутный ручей, с другой стороны к промывине подъехала подвода, запряженная парой лошадей. Правивший лошадьми парень, показавшийся Якову знакомым, соскочил с телеги, остановился у промывины. Кайманов сразу узнал в молодом курде верного друга детства Барата. Остановив лошадь, он тоже подошел к краю промывины, защищая рукой глаза от бившего прямо в лицо утреннего солнца.

То ли Барат увидел, что на левой руке смотревшего на него рослого человека не хватает безымянного пальца, то ли по другим приметам узнал друга, но до Якова донеслось громкое взволнованное восклицание:

– Ёшка, скажи, дорогой, сплю я или не сплю? Ты это или не ты?

– Я, Барат, я, – отозвался Яков, чувствуя, как увлажняются глаза.

Барат, превратившийся за время разлуки во вполне сложившегося мужчину, перешел вброд прямо в чем был – в брюках и чарыках – через шумевший поперек дороги поток, бросился к Якову. Тот раскрыл навстречу ему объятия.

– Салям, Барат-джан! Здравствуй, дорогой друг! Как я рад тебя встретить на родной земле! А это моя жена, – представил Яков Ольгу.

– Салям, баджи! [19]

[Закрыть]Коп-коп салям, сестра милая, – искренне приветствовал ее Барат.

По улыбающемуся и в то же время настороженному лицу Ольги Яков видел, что физиономия Барата показалась ей самой разбойничьей.

– У меня тоже есть жин, – с гордостью заявил Барат.

– О-о! – протянул Яков. По старой памяти встретил он Барата как мальчишку, вместе с которым ловил змей и резал мешки караванщиков, а оказывается, разговаривать с ним надо, как со взрослым мужчиной. Яков хорошо знал обычаи курдов.

– Кургун ми, брока чара? [20]

[Закрыть]– перейдя на серьезный тон, спросил он.

– Кургун якши! [21]

[Закрыть]– сразу оценив вежливость Якова, ответил Барат.

Теперь нужно было спросить, как его настроение:

– Аволата чара?

Барат, улыбаясь, ответил, что и настроение в порядке.

После этого полагалось справиться, как себя чувствует сын, но Яков не знал, есть ли у Барата сын.

– Лоук чара? – спросил он полушутливо.

– Барат расплылся в сияющей улыбке:

– О, якши! Бик якши!

– Жиннета чара? – спросил Яков, зная, что сначала надо спросить, как себя чувствует сын, а потом уже, как себя чувствует жена.

– Бик якши.

– Качик чара? (Неужели у него и дочка есть?)

К удивлению Якова, оказалось, что у Барата есть и качик и тоже – якши! Ай да Барат!

Теперь полагалось спросить о хозяйстве: как, мол, чувствует себя твоя лошадь – «мойн чара?», как поживают твоя корова – «мунге чара?», бараны – «паз чара?», собака – «сека чара?». Но Барат, загордившийся было от таких знаков уважения, не выдержал, обернулся к выстроившимся по ту сторону потока рабочим и завопил во все горло по-курдски:

– Эй, Алешка! Эй, Мамед! Эй, Балакеши! Эй, Савалан! Ёшка-джан приехал! Надо на охоту скорей, архаров стрелять! Большой шашлык будем делать!

На той стороне потока стояли рабочие бригады Барата, махали руками, приветствовали Якова. Среда них Яков увидел Алешку Нырка, которого сразу узнал по широкому добродушному лицу.

Два человека отделились от группы и, помахав Якову и его спутникам ружьями над головами, ушли в горы, как понял Яков, в надежде подстрелить козла или архара. Алешка Нырок и толстый Мамед Мамедов по примеру Барата перешли ручей вброд. Остальные принялись ставить палатки.

Такой сердечный прием развеял у Ольги смутные опасения, хотя разбойничья физиономия Барата и сейчас не внушала ей особого доверия.

Скосив глаза, Яков усмехнулся, отметив разочарование на скуластой физиономии Галиева, который теперь убедился, что Яков никакой не нарушитель, а местный старожил.

– Ну вот мы и дома, – сказал Яков, помогая Ольге сойти с подводы. – Желаю хорошо доехать, – с той же усмешкой сказал он наблюдавшим за ним Светлане и Дзюбе.

– А давай, Яша, твого тютюна закурымо, – предложил Дзюба. – Мий шось нэ высох.

Яков подошел и дал Дзюбе свой кисет, перехватил укоризненный взгляд Светланы.

– Вы скрытный, самолюбивый человек, – сказала она. – Почему сразу не признались, что здесь выросли?

– А почему я должен был об этом говорить? – вопросом на вопрос ответил Яков.

– Чтобы первые встречные не читали вам глупых наставлений.

– Кому что нравится, – мстительно сказал он.

– Оля, поехали с нами. Пока ваш муж закончит здесь работу, поживете у нас, – предложила Светлана.

– Ездить тряско, вчера, видно, намучилась, – словно извиняясь, сказала Ольга. – Я уж здесь с Яшей побуду.

– Все равно будем ждать вас в гости. Счастливо оставаться!..

– Счастливого пути!..

Дзюба зачмокал губами, дернул вожжи. Возок тронулся, раскачиваясь на выбоинах, застучал железными ободами колес по камням.

– Где же наш дом, Яша? – оглядываясь, спросила Ольга.

– Где бригада, там и дом. Жить будем в поселке. А пока что денек-другой надо здесь побыть. Видишь, дорогу размыло. Ремонт требуется срочный. Поживем в палатке, потрудимся: я с киркой, ты с поварешкой. Верно говорю?

Дружный хор голосов поддержал Якова. Барат уже разводил костер, ощипывал подбитых по дороге охотниками жирных горных курочек.

– Ай, яш-улы! – воскликнул Барат. – Молодец, что приехал. Дорога всем даст работы! Вода у нас есть, – показал он на видневшийся вдали вход в пещеру. – Дрова есть! Хозяйка тоже есть! Курочки есть! Вай, харашо!

– Ну как, Оля? – спросил Яков. – Поживем пока тут? А починим дорогу, под свою крышу на Дауган пойдем.

Ольга молча кивнула, взяла у Барата одну из курочек:

– Кто ж так птицу щиплет?..

– Ну вот и ладно, – с облегчением проговорил Яков.

К нему подходили и здоровались старые знакомые.

Некоторых он узнавал с трудом, других и вовсе не помнил. Но все это были люди из родного поселка, и Кайманов почувствовал, что теперь он по-настоящему дома. Столб сизого дыма струился над костром, вокруг которого уже раскинулись две палатки. Легкие волны тумана, поднимавшиеся от земли, стлались над ущельем. Вокруг замерли в молчании освещенные солнцем горы.

Хорошее место. Кстати, и Ольгу не нужно будет оставлять одну с незнакомыми людьми в незнакомом поселке. Да и на работу далеко не ходить: вылез из палатки – и вот она, размытая ливнем дорога.

Яков взял кирку и лопату, снял все свое имущество с телеги и, оставив Ольгу хозяйничать у костра, погнал лошадь к видневшемуся под горой карьеру. Он знал, что значит строить дорогу. Норма – десять арб гальки в день. Их надо накирковать в карьере, насыпать в телегу, привезти и сгрузить. Конечно, хорошо бы сначала поехать в поселок, увидеть родные места, побыть на могиле отца, обойти Дауганскую долину. Но сейчас уезжать нельзя: каждая пара рук – золото. Задерживаются грузы, простаивает транспорт. Не раз приносил он отцу обед к этому ущелью. А теперь – сам дорожник.

Когда Яков с телегой гравия вернулся к дороге, Барат на ломаном русском языке что-то рассказывал Ольге, кажется, про охоту. Ольга внимательно слушала.

– Барат на охоту пошел! Да? – ткнул Барат пальцем себе в грудь.

Ольга молча смотрела на него.

– Один курочка стоит! Да? – продолжал Барат. Сдвинув на затылок свою вязаную шапочку, он почесал густой ежик волос. – Маленький ребятишка делал!..

– На гнезде, что ли, сидела? – спросила Ольга.

– Во-во-во! – обрадовался Барат.

– И ты стрелял?

– Ай, зачем стрелял? Что ты! Петушков наловил. – Барат даже головой замотал. – Барат никогда не стрелял. Барат никогда ружье в руки не брал. Ножик – харашо, ружье – плохо. Маленький ребятишка стрелять нельзя! Маленький ребятишка любить надо!

И, вгоняя Ольгу в краску, Барат добродушно подмигнул ей, давая понять, почему он рассказал, как один «курочка ребятишка делал» и почему «ребятишка любить надо, а не стрелять».

– Ну и что? – отворачиваясь, чтобы скрыть смущение, спросила Ольга.

– Большой петушок надо стрелять, – заговорщически сказал Барат. – Зачем много-много курочек бегал?

«Эк тебя разобрало с остротами», – недовольно подумал Яков.

– Эй, Барат, – сказал он, – на такого петушка, как ты, полпуда соли надо: дроби жалко.

– Ай, Ёшка! – послышалось в ответ. – Для тебя и пуд соли не жалко!..

Ольга как будто не обратила внимания на их пикировку. А Яков дал себе слово не отходить от нее, шутками там или байками повеселить жену.

Но ни поработать всласть, ни побыть с Ольгой в этот день Кайманову не удалось.

Едва они всей бригадой сели обедать, расхваливая новую повариху, на дороге показались два пограничника с «заводным» конем: красноармеец Шаповал и командир отделения Галиев, Оба спешились, пожелали обедавшим доброго аппетита, после чего Галиев щелкнул каблуками, официально доложил:

– Товарищ Кайманов, начальник заставы за спасение его жены и задержание нарушителя объявляет вам благодарность и приглашает к себе.

Яков посмотрел на Ольгу.

– Большая честь, – сказал он. – Придется, Ольга Ивановна, нам с тобой ехать.

– Поезжай, Яша, один, – ответила Ольга. – Я с твоими друзьями побуду.