Текст книги "Змееловы (с иллюстрациями)"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

15

Оля тихо спустилась с лесенки. Вокруг стояла тишина. Залитая лунным светом тайга казалась вымершей.

Когда девушка подошла к машине, от нее отделилась человеческая фигура. Оля знала, что это Азаров. И все же вздрогнула: таким неожиданным было любое движение в этом серебристом фантастическом безмолвии.

Они вышли на просеку. Верхушки деревьев начертили в светлом небе дорожку.

– Почему вы молчите? – спросила Оля, когда они отошли достаточно далеко от базы.

Степан закурил.

– Честно говоря, я был уверен, что вы не выйдете. И растерялся…

– А я подумала: если не приду, вам завтра будет очень неловко.

– Это верно… Не холодно?

Оля отрицательно покачала головой.

Степан взял девушку под руку. Она не отстранилась.

– Зину вы тоже вызывали?

Азаров высвободил руку.

– Понимаешь, что ты сказала гадость?

Она сама взяла его под руку и улыбнулась.

– Поняла… Бабская привычка обороняться.

Азаров некоторое время шел молча.

– Я ведь и сам не пойму, как решился вас вызвать… Само выскочило, – проговорил он через несколько шагов.

– Давай уж говорить на «ты».

– Нет, огромная разница сейчас говорить «вы» или «ты». Я это чувствую… Сумасшедший лес, сумасшедшая луна. Именно «вы», Оля. Раз уж меня прорвало, выскажусь. Представится случай или нет, не знаю. Легко мне, когда вы рядом. И очень хорошо. Просто рядом, и все. А ведь у меня в Ташкенте ребенок. – Он горько усмехнулся. – Вернее, ребенок с женой. Дочь… Вас это не задевает, не передумали идти дальше?

– Не передумала. Лес действительно сумасшедший…

– Дочку люблю. Иногда мне кажется, с ней что-то случилось. Это – как в пропасть заглянуть. Жутко… Для жены я был только деньги. Деньги – и все.

– А как же в песне вашей… «и встречу привез вертолет»?

– Поэтический образ, что ли. Это скорей об Аленке, дочке. Хоть с женой мы еще состоим в законном браке, – Степан усмехнулся, – а чужие вот уже три года. Не только чужие, ненавистные друг другу… Почему-то для вас мне хочется сделать такое… Ну, самое, самое хорошее!

– Вы меня не знаете, – тихо сказала Оля.

– Знаю.

– Не знаете, – твердо повторила девушка.

Азаров бросил погасшую сигарету и тут же закурил новую.

– Вы – человек, которому хочется сделать много, много добра, – решительно произнес он. – Я вот думал, почему именно вам так не повезло…

– Не надо об этом.

– Хорошо, об этом не будем. Я хотел бы сделать для вас что-нибудь хорошее… – Степан помолчал и глухо добавил: – Если вам… – он долго подбирал выражение, – этого захочется.

– Степан, я обыкновенная, такая, как многие. Поверьте…

– Я же видел, как Вася спрятал бутылку в машине. Вы не выдали его. Зина бы это сделала.

– Сомневаюсь.

– После внушения Анван? Зина честная до чертиков. Сказала бы, да еще была бы уверена, что сделала доброе для всех дело. А вы не такая… Вы вот легко относитесь к деньгам. Моя жена, бывшая, за каждую трешку… Впрочем, зачем я о ней…

– Да, – засмеялась Оля, – я страшно люблю тратить деньги.

– Тратить деньги – это здорово! Когда тратишь красиво… Оля, не думайте, что, мол, одурел парень в тайге, а здесь девчонка подвернулась…

– Не думаю, – серьезно сказала Оля.

Степан остановился, вздохнул.

– Оленька, мне завтра будет неловко. Очень… – Он подумал и тряхнул головой: – А на самом деле – нет! Пойдемте-ка назад.

Они повернули к базе. На лице Оли блуждали растерянность и смятение. Уже на поляне она остановилась, повернула Азарова к себе и тихо сказала:

– Вы не знаете, какой вы славный. – И бесшумно скользнула в вагончик.

Степан провел обеими руками по лицу, постоял, потом подошел к грузовику, сел на подножку и закурил.

16

На следующее утро все змееловы ушли к Сорочьему мосту. Оля осталась на базе одна.

Стоял один из прекрасных июльских дней. Но Оля не забывала, что рядом, за деревянной стенкой вагончика, свернувшись, дремали в своих ящиках змеи.

Пройдясь по полянке, девушка услышала подозрительное шевеление в кустах. Первым чувством был испуг. Но постепенно любопытство пересилило страх. Стараясь двигаться как можно тише, Оля подошла к зарослям жимолости.

Среди веток, на земле, возился небольшой зверек, покрытый буро-серой жесткой шерстью. Он негромко чавкал, изредка поднимая белесоватую мордочку с темными продольными полосами возле глаз. Сюда его, видимо, привлекли остатки пищи, брошенные кем-то из змееловов.

Оля с любопытством разглядывала зверька, усиленно вспоминая из школьного учебника, кто бы это мог быть. Скорее всего, барсук.

Зверек поднялся на задние лапы и попытался достать кусок оберточной бумаги, застрявший на сучке. Он жадно втягивал в себя воздух, смешно шевеля носом.

Барсук повернул голову, и вдруг их взгляды встретились. Зверек выразил скорее изумление, чем испуг. Он застыл на некоторое время с протянутой вверх лапой и, не мигая, глядел на девушку.

Стоило ей сделать небольшое движение, как барсук сорвался с места и через секунду исчез в чаще.

Эта встреча развеселила Олю. Напряжение и скованность от постоянного ощущения, что здесь рядом с ней – змеи, как рукой сняло. Она почувствовала потребность что-то делать.

Оля сходила за водой, поставила бак на керогаз, собрала все использованные халаты, хирургические колпаки и повязки и принялась стирать, хотя такого задания не получала.

Через полтора часа на веревке висело выстиранное белье, придавая полянке обжитой, уютный вид. Оля присела на пень, уставшая и довольная.

Прилетели три сороки. Уселись на крыше вагончика и отчаянно застрекотали, с удивлением рассматривая непонятные белые тряпки, шевелившиеся на ветру.

До прихода змееловов оставалось еще много времени. Оля решила заняться своим основным делом – работой в лаборатории. Она облачилась в халат, надела перчатки и зашла в служебный вагончик, стараясь не думать о змеях.

В дверце сейфа торчал ключ. Оля вынула из бронированного ящика флакончик из-под антибиотика. На нем была приклеена этикетка: «Яд щитомордника». На другом флакончике – «Яд гадюки обыкновенной». Оля поразилась, до чего невзрачно выглядел сухой яд. Положив яд на место, она достала из стеклянного шкафа эксикатор с чашкой Петри, с которой она вчера не успела полностью соскоблить весь яд.

Оля провозилась минут сорок и все же не закончила работу. А уже подоспело время готовить обед. Скинув свою лабораторную спецодежду, она принялась за стряпню.

Когда в кастрюле закипел гороховый суп, разнося вокруг аппетитный аромат, Оля заглянула на мужскую половину. И тут только внимательно рассмотрела фотографию девчушки лет пяти, прикрепленную к дощатой стене возле изголовья азаровской постели.

Светлое, лучистое славянское личико, с прямыми волосиками, выбивавшимися из-под узбекской тюбетейки. Не по-детски грустный ротик. Внизу надпись: «Ташкент, фотография № 8».

Она так засмотрелась на снимок, что не заметила, как вернулись змееловы. Услышав стук сапог на лесенке, она выбежала наружу.

У всех был довольный вид. На земле лежало много белых мешочков.

– Горох украшает жизнь королей и бедняков, – торжественно произнес Веня, заглядывая в кастрюлю. И, хлопнув по спине проходящего мимо Христофора, добавил: – Суп имени тебя.

– Молодец, Оля! – громко приветствовал ее Леня Клинычев, указывая на выстиранное белье. – И я молодец! Девять штук! Тридцать долларов!

Анна Ивановна, радостная той радостью, которая приносит новые заботы, устало сидела на чурбане.

– Спасибо за хлопоты, Оленька. Но вы наших мужчин не балуйте. У нас заведено – каждый заботится о своем халате сам. Поняли?

Оля разочарованно кивнула головой.

– И не обижайтесь. – Кравченко улыбнулась. – Чем будете кормить?

– Гороховый суп, макароны с тушенкой…

– Прекрасно.

Степан, стараясь не смотреть на Гридневу, вошел в вагончик.

Ели с аппетитом.

– Да, – говорила Анна Ивановна, – Сорочий мост – место очень перспективное. Мы не готовы к такому объему работ.

– Готовы, – убежденно сказал Клинычев, торопливо глотая суп. – Такие молодцы!

– Надо звонить сегодня в Ташкент и во Владивосток, – пропуская мимо ушей слова Клинычева, сказал Азаров. – И в Москву. Если Женя Шмелев дома – прилетит.

– Женька? Да он сейчас где-нибудь в Мургабе или в Тедженте, – возразил Веня с полным ртом.

– Весной он писал мне, что будет в этом году доколачивать кандидатскую.

– Тогда поторапливайтесь, – сказала Анна Ивановна. – И вы, Вася. Отвезете нас в Талышинск.

– Это можно, – важно произнес Вася. – Я отобедал. – Он по-крестьянски вытер ложку хлебом, аппетитно съел его и вразвалочку направился к грузовику.

– Анна Ивановна, возьмите меня с собой, – попросила Зина. – Девочки на почте свои, быстро соединят.

– Спасибо, Зиночка, мы уж сами. Отдохни. Теперь работы много. – Кравченко поднялась. – Степа, ты поедешь, а я пробегусь до Талышинска.

– Если сегодня Верка дежурит, – сказала Зина, – она вас мигом соединит. Вера Шеина, запомнили?

Анна Ивановна кивнула.

– Или Дуся Колчина, сестра Сени-милиционера. Тоже подружка. Вы от меня скажитесь.

– Спасибо, Зина. Мы твои связи используем. – Кравченко улыбнулась и пошла переодеваться в вагончик.

Азаров чувствовал себя неловко рядом с Олей. Она у него вдруг спросила:

– Степа, здесь можно достать шубку или мех?

– Баргузинских соболей, конечно, не найдешь. Белку, лису – наверное.

– Чернобурку?

– Рыжую. А что?

Оля рассмеялась.

– Хочу шубу. Вы, кажется, не очень-то уважаете любительниц тряпок?

– Разные они бывают. – Степан посмотрел на нее долгим взглядом.

Оба рассмеялись.

Кравченко вышла на полянку, одетая в легкий спортивный костюм и кеды. Она передала Азарову вязаную кофту:

– Захвати с собой, в Талышинске мне пригодится. Приедешь – сразу закажи Москву. Я подоспею.

Степан сел в машину. Кравченко, легко ступая на всю ступню, побежала по просеке. Василий тронул машину.

…Веня с Гороховым уселись за шахматы. Зина, исподлобья глядевшая на Олю, демонстративно ушла спать.

Клинычев, заговорщически подмигнув Оле, как бы невзначай бросил:

– Я очень люблю гулять ночью… Молодец, а?

– Ба-алшой маладэц! – передразнивая его кавказский акцент, ответила Оля, не смутившись.

Леня почесал в затылке и стал наблюдать за шахматной баталией.

Делать было нечего, и Оля отправилась в лабораторию, пока еще было светло.

Достав эксикатор и вооружившись скальпелем, она склонилась над злосчастной чашкой Петри, которую не могла очистить вот уже второй день.

Василий вернулся невероятно быстро. Один.

Хлопнув дверцей, он громко сообщил:

– Остались на ночь. Москву дают с ноля до пяти.

– Раздолье тебе без начальства, мой юный трезвый друг, – отозвался Веня. – Пузырек прихватил?

– И примочку от фонарей тоже, – спокойно ответил шофер.

– Включи лучше электростанцию, сибирский Эдисон. Люди работают, – сердито показал на вагончик Чижак.

– Это можно, – примирительно сказал Вася.

Он включил движок и подошел к окну:

– Оля, щелкните выключателем.

Марлевый квадрат засветился желтоватым светом.

Шофер обошел вокруг играющих. Посмотрел на небо. Вздохнул.

– Девять уже, а светло. И спать как бы не с руки…

Василий залез в кузов, погремел какими-то железками и снова подошел к ребятам. На его лице сияла довольная улыбка.

– Помолился? – не поднимая головы, спросил Чижак.

– Скамейка расходилась. Болт подтянул, – не принял вызова Василий.

– А-а, – протянул Веня.

– Сдаюсь. – Горохов смешал фигуры и встал.

Он прошел к себе, потом появился с книжкой и поднялся в служебный вагончик. Тотчас же засветилось еще одно окно.

– Леня, разделать тебя? – предложил Веня.

– В нарды – другое дело. На интерес. А это разве мужская игра?

– Даю фору – ферзя, – настаивал Чижак.

– Даже короля не возьму, – наотрез отказался Клинычев.

Веня нехотя уложил шахматы.

– Хоть наш местный Черепанов и говорит, что спать не с руки, но мы его не послушаем. Бона сера[9]9
  Бона сера! (итал.) – Приятного вечера!


[Закрыть], господа! – Прихватив доску, Веня отправился спать.

Ушел за ним и Клинычев.

Вася полез в кузов.

…За окном сгустилась темнота. Рядом, в операционной, монотонно бубнил Горохов.

Оля достала из сейфа флакончик и пересыпала в него сухой яд, собрав пинцетом мельчайшие крупинки.

В лабораторию неслышно вошел Вася.

– Электростанцию скоро выключать будем?

– А, это вы, Вася, – подняла голову Оля. – Сейчас кончаю.

Шофер потоптался на месте.

– Обвыклись у нас? – спросил он. – И к ре-пти-ли-ям, значит, привыкли? – Это слово давалось ему с трудом.

– Да, Васенька. – Гриднева сняла халат и надела свою синюю норвежскую курточку.

Вася подошел к ней сзади и, вытащив из брюк маленького красивого полоза, надел Оле на шею, как бусы.

– Подарок вам, Оля.

И тут произошло то, чего Вася никак не ожидал. Увидев у своего лица змею и ощутив холодное прикосновение, Оля дико закричала. Потом, хватаясь руками за стол, начала валиться на спину. С грохотом полетел на пол и разбился эксикатор. Настольная лампа опрокинулась, раздался треск, и наступила полная темнота.

Распахнулась дверь.

– Что такое? – раздался голос Христофора. Он чиркнул спичкой.

Оля лежала на полу без сознания. Василий растерянно хлопал глазами, поспешно засовывая в карман извивающуюся змею.

– Болван! – заорал на него Горохов и подхватил Гридневу на руки. – Помоги мне!

Вася поддержал девушку за ноги.

– Дверь открой! – крикнул Горохов.

Пузырев бросился выполнять его приказание, но споткнулся обо что-то и стукнулся лбом о дверь так, что загудела перегородка.

– О господи! – вырвалось у фармацевта.

Вася промычал нечто нечленораздельное и стал шарить по стене в поисках ручки.

– Правее! – прошипел Христофор.

Дверь распахнулась, и яркий луч фонарика ослепил Горохова.

– Что? Что случилось? – послышался голос Чижака.

– Опусти фонарь! Ты что, сдурел? Прямо в глаза… – сказал Христофор. – Дай пройти.

– Что с ней? – снова испуганно спросил Веня, освобождая дорогу.

– Не видишь, человеку плохо! Да помоги же вынести ее на воздух!

Чижак, не выпуская из рук фонарика, подхватил Олю под руки, и они наконец вынесли ее на улицу. Веня кинул на траву куртку. На нее положили девушку. Вася тоже суетился, забегал вперед, но только мешал. Окончательно выведенный из себя Горохов влепил ему затрещину:

– Не лезь под ноги, чурбан! Ты что, пьяный?

Вася покорно отскочил в сторону.

– Ни капли не брал, клянусь! – И это было действительно так.

Из вагончика спустилась Зина, за ней – встревоженный Клинычев с керосиновой лампой в руках.

– Змея? – с тихим ужасом спросила Зина.

– Обморок, обыкновеннейший обморок! – раздраженно сказал фармацевт. – Дайте поскорее нашатырь! В аптечке. (Зина бросилась в операционную.) Постой! – скомандовал Христофор. – Веня, не стой истуканом, посвети Зине. (Чижак без слов последовал за девушкой.) Леня, подними выше лампу! Вот так. – Горохов расстегнул воротник платья Гридневой. Потом несколько раз похлопал ее по щекам.

– Зачем это? – удивился Леня.

– Свети получше, – сухо бросил Горохов.

Зина принесла ампулу с нашатырным спиртом, раздавила ее, смочила вату и подала Христофору. Оля начала приходить в себя.

– Веня, воды! – уже спокойнее приказал Горохов.

Чижак принес полную кружку. Христофор брызнул водой в лицо Гридневой. Та открыла глаза и судорожно вдохнула воздух.

– Леня, принеси из лаборатории войлочную подушку с кресла, – продолжал отдавать распоряжения фармацевт. – А вы, Оля, попейте водички. – Он помог девушке напиться и успокоил: – Ничего, бывает.

– Я присяду, – приподнялась Оля. Она обвела всех затуманенным взглядом. Ее устроили на войлочной подушке. – Спасибо, ребята. Ну вот, как будто и порядок. – Она слабо улыбнулась: – Доставила вам хлопот…

– Ничего, – радостно сказал Чижак. – Лишь бы вам стало хорошо.

– Вот видите, недаром Анван заставляет каждые полчаса делать перерыв. – Зина укоризненно покачала головой, будто это относилось ко всем, а не только к Оле.

Вася порывался тоже что-то сказать, но Христофор Горохов обрезал:

– Ступай-ка ты, Вася, выключи движок. И вы, ребята, можете идти спать. Я посижу с Олей.

Вася уныло поплелся к вагончику. Веня, Леня и Зина последовали за ним. Горохов присел на бревне. Оля, опершись о пень, молча смотрела в звездное небо.

– Слабонервная дура, – сказала она наконец.

Христофор не расслышал, что она сказала. Но переспрашивать не стал.

– Вам сейчас надо прилечь, – настойчиво предложил он девушке. – И постарайтесь уснуть. Ушиблись? Голова не кружится?

– Слабость… Но я посижу еще, пройдет. Надо прибраться в лаборатории. Я там устроила небось разгром…

– Вам надо в постель, – строго сказал Христофор. Он помог Оле подняться и повел в вагончик.

Гриднева тихо попросила:

– Прошу вас, не говорите про Васю. Он ведь не хотел меня напугать, а вот получилось…

Христофор кивнул. Уложив Олю спать, он вернулся в лабораторию, собрал в совок разбитые стекла, подмел с пола осколки и хлористый кальций, высыпавшийся из эксикатора, выбросил мусор в ящик из-под приборов и, убедившись, что комната снова приняла опрятный вид, отправился спать.

17

Утром лагерь разбудил треск мотоцикла. Сеня Трудных подкатил прямо к жилому вагончику. Из коляски вышла девушка в почтовой форме с красным от холода лицом.

– Постучи, постучи, – сказал младший лейтенант почтальонше. – Спят небось без задних ног.

Но уже из двери показалась взлохмаченная голова Горохова.

– Здрасте! Гридневой телеграмма. Молния. – Девушка помахала в воздухе бумажкой с синей полосой.

Сеня отдал честь Христофору и улыбнулся, как старому знакомому.

– Сейчас, погодите, – буркнул фармацевт. Он постучал в комнату к девушкам и, услышав голос Гридневой, крикнул: – Оля, вам телеграмма!

В комнате послышалась возня, и Горохов скрылся на мужской половине, чтобы натянуть брюки и куртку.

Оля вышла, на ходу застегивая кофту. За ней спустилась Зина в халате.

– Привет, Варя! Здравствуйте, Сеня! – помахала она рукой.

– Телеграмма вот, – показала Варя. И обратилась к Оле: – Вы Гриднева будете?

– Я.

Почтальонша подала Оле телеграмму. Оля прочитала ее и присела на ступеньку.

– Вы не переживайте, обойдется, может быть… – стала утешать ее Варя, которая, видимо, успела краешком глаза прочитать содержание.

– Это чтой-то? – послышался из вагончика голос Васи. – Время сколько?

– Спи, – ответил Христофор. – Шестой час.

Он вышел из вагончика. Оля молча протянула ему телеграмму. Когда Горохов пробегал ее глазами, не смог удержаться от восклицания:

– Господи, опять на вашу голову! А может быть, что-то перепутали? – Оля отрицательно покачала головой; Христофор поспешно сказал: – Надо ехать. Деньги у вас есть?

Оля кивнула.

– А ваши часа в четыре поговорили с Москвой и ушли спать в гостиницу, – рассказывала Варя. – Потом эта телеграмма.

– Кто сегодня дежурит? – спросила Зина.

– Дуся, – ответил за почтальоншу милиционер. – Она меня и подняла. Говорит, так, мол, и так, ехать надо. Машину, – младший лейтенант похлопал по баку мотоцикла, – я сегодня как раз дома оставил. Мы с Варей сюда… Товарищ Гриднева, – обратился он к Оле, растерянно сидевшей на ступеньках, – если надо в город, могу подбросить. Все равно туда возвращаемся.

– Да-да. – Оля встала, зачем-то развязала косынку. Потом завязала снова. И, глядя то на Зину, то на Горохова, стала сокрушаться: – Как же теперь моя работа здесь?.. И перед Анной Ивановной так неудобно, так неудобно…

– Езжайте, Оля, езжайте. Ничего, Анван поймет. Да и дело такое. Вы не виноваты… Может, вам помочь собраться? – предложил Горохов.

– Спасибо. Что там… Вещей у меня почти и нет. – Оля пошла в вагончик.

– Вот она, жизнь… – вздохнул милиционер. – Не ждешь беду, она сама тебя ищет.

– Может, обойдется, – сказала Варя.

Вышел Чижак. Поздоровался за руку с Сеней.

– Что тут происходит? – Он взял из рук Христофора телеграмму. – Так-с. «Герпетологической экспедиции Дальневосточного отделения…» Так, так, так… «Гридневой. Маме очень плохо вылетай папа». Значит, молния. Дела-а…

– Зинаида, ты подскажи Гридневой, пусть поторопится. В семь десять пролетающий до Омска. Там пересядет на московский, – сказал Сеня.

– А с билетом как? – спросил Вениамин.

– По такой телеграмме в первую очередь, – сказала Варя.

– Точно, – подтвердил младший лейтенант. – До самого отлета броню держат для таких случаев.

Оля вышла из вагончика в плаще и с чемоданом в руках.

– Прошу еще раз: вы, Зина, Веня, и вы, Христофор, скажите Анне Ивановне, так получилось…

– Конечно, конечно! О чем может быть разговор, понимаем! – подтвердил Чижак. – Ты, Оленька, держись, все будет хорошо. Вот увидишь. И обязательно возвращайся.

Оля пожала всем руки.

– Сюда, пожалуйста. – Сеня откинул брезентовый полог с коляски. – А чемоданчик поставьте в ноги.

Затрещал мотор.

– Я вернусь! – крикнула Оля. – Обязательно! Вот все утрясется, сразу приеду…

– И не забудьте свой комсомольский, – напомнила Зина. – У нас тогда будет в экспедиции своя организация.

– Не забуду, – ответила Гриднева.

– Телеграмму возьмите, – в последнюю минуту подсказал Трудных. – Для билета.

– Да-да… – Оля взяла протянутую Веней телеграмму и спрятала в карман плаща.

Младший лейтенант милиции рванул с места.

Христофор, Вениамин и Зина махали до тех пор, пока мотоцикл не скрылся за деревьями.

– Можно еще часок-другой вздремнуть. – Чижак похлопал себя по рту, пряча зевок.

– Какой там сон, – ответила Зина.

– Надо выспаться, – подтвердил Горохов. – Ведь тебе, Зина, теперь хлопот прибавилось. За Гридневу придется работать и за себя.

Заглянув к себе, Зина постучалась к ребятам.

– Мальчики, она вещи свои забыла!

– Господи, прямо напасть какая-то! – вздохнул Христофор.

– Что там за вещи? – поинтересовался Чижак.

Зина открыла дверь на женскую половину и указала на вешалку:

– Это ее куртка. Что же делать будем?

– Спать, – зевнул Веня. – Скорее возвратится сюда из Москвы. А потом, эта штука только для тур, гео и прочих походов.

– Хватит разных собраний! – недовольно пробурчал со своей койки Клинычев. – Столько дел, понимаешь…

– Всё, кончай, – шепнул Веня Зине и Христофору. – Спите спокойно, дорогие товарищи. Мадам Гриднева по приезде получит свой туалет для вечерних прогулок в целости и сохранности…

…В девять часов на райкомовской машине приехали Анна Ивановна и Азаров.

– Ай-я-яй… – сокрушалась Кравченко, узнав об отъезде Гридневой. – Не везет девке, и все тут… И здесь она сейчас позарез нужна. Как назло! И с замдиректора института не договорилась. Не дают нам лаборантку…

– Сами справимся, – бодро сказала Зина. – Работали же без Гридневой.

Степан, не обращаясь ни к кому, произнес не то с обидой, не то с сожалением:

– Уехала, не дождавшись нас с Анной Ивановной…