Текст книги "Змееловы (с иллюстрациями)"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

29

После памятного разговора у Веры Петровны установились с Холодайкиным сухие, официальные отношения. В этот раз он сам зашел к ней в кабинет.

– Получили результаты экспертизы?

– Получила. Садитесь, Алексей Владимирович. Во флакончике были остатки сухого змеиного яда. (Врио прокурора удовлетворенно закивал головой.) На флаконе отпечатки пальцев Азарова.

– Как он это объясняет?

– Результаты экспертизы прибыли только сегодня. Я нарочным послала Азарову повестку.

– Какие вы выдвигаете версии?

– Есть несколько. Яд мог взять Азаров. Один. Вторая версия – вместе с Гридневой. Третья – это могла сделать Гриднева одна. Четвертая – Азаров это сделал с кем-нибудь другим. – Седых задумалась. – А может, это вообще сделал кто-нибудь другой.

– Туманно, туманно. Пожалуй, мы можем инкриминировать пропажу яда Азарову, – сказал Холодайкин.

– Почему именно ему? Из показаний следует, что Азаров хороший, честный бригадир.

– Клинычев утверждает, что Азаров со всех сторон вел себя халатно, попустительствовал пьянству…

– Это надо проверить. У Клинычева самого рыльце в пушку…

– Погодите, – оборвал следователя Холодайкин. – Скорин еще не передал нам дело. Не располагая материалами, мы не имеем права делать выводы относительно Клинычева. Я считаю, что у нас есть все основания предъявить обвинение Азарову.

– А я считаю, что это еще рано делать. Мы имеем лишь косвенные и весьма отдаленные от сути дела улики.

– Их вполне достаточно. Первое – факт пропажи яда. Второе – наличие отпечатков пальцев на флакончике из-под яда… Третье – показания Эпова. Азаров предлагал продать ему яд.

– Может, это была шутка?

– Хороша шутка! Это уже факт. И пока Азаров будет расхаживать на свободе, у него есть возможность замести следы. Короче, пишите постановление. Санкцию на арест я дам.

– Алексей Владимирович, – мягко сказала Седых, – давайте еще немножко подождем, разберемся…

– Вяло, вяло вы дело ведете, Вера Петровна, – поморщился Холодайкин. – Вот увидите, как посадим его в КПЗ, сразу все завертится.

– И все-таки я настаиваю повременить с этим, – негромко, но твердо сказала следователь.

– Смотрите, – поднялся врио прокурора. – Я, как старший товарищ, дал вам совет. Во всяком случае, отберите у него подписку о невыезде.

В этот же день Седых взяла у бывшего бригадира змееловов подписку о невыезде. А на следующий день, когда они снова сидели с Холодайкиным над делом о пропаже яда, дверь распахнулась, и на пороге появился младший лейтенант Семен Трудных. Он приложил руку к козырьку и повернулся сначала к Седых, но потом, решив, что следует все-таки доложиться старшему по должности, обратился к Холодайкину:

– Разрешите доложить, товарищ временно исполняющий обязанности прокурора?

Алексей Владимирович слегка поморщился от напоминания, что он «врио», и сказал:

– Зачем такие формальности? Докладывай…

– Сегодня, товарищ врио районного прокурора, я рано утром прибыл по личным делам в аэропорт. Народу – не пройдешь. Два дня нелетная погода была…

– Если можно, короче, – нетерпеливо бросил Холодайкин.

– Это можно. Смотрю, гражданин Азаров ходит…

Холодайкин посмотрел на Седых, присел на стул и стал слушать внимательно.

– Я веду за ним наблюдение, – продолжал Трудных более уверенно, заметив, с каким интересом внимает ему врио прокурора, – памятуя, что у гражданина Азарова подписка о невыезде за пределы района. Объявляют посадку. Я продолжаю наблюдать. Азаров направляется с другими пассажирами на посадку к самолету. Значит, хотел улететь. Я тогда подхожу к нему и говорю: так-то и так, мол, не имеете права нарушать. Пришлось гражданину Азарову билетик сдать. Вместе со старшим сержантом Воробьевым мы доставили гражданина Азарова сюда, зная, что он проходит по делу…

Холодайкин одобрительно кивнул Семену Трудных:

– Вы действовали находчиво и сообразительно, товарищ младший лейтенант. Я сообщу об этом начальнику РОВДа.

– Стоять на страже – наша служба, – отчеканил Трудных.

Врио прокурора, усмехнувшись, посмотрел на Седых.

– Ну, что вы скажете? (Седых пожала плечами.) Теперь вы тоже будете возражать против ареста Азарова?

– Все-таки я бы повременила, – задумчиво ответила следователь.

– Не пойму, что вы за человек! – раздраженно сказал Холодайкин и приказал младшему лейтенанту: – Введите Азарова.

Степан Азаров вошел в кабинет с маленьким, какие бывают у спортсменов, чемоданчиком и плащом через плечо. Он угрюмо посмотрел на следователя.

– Куда вы собирались, гражданин Азаров? – обратился к нему Холодайкин.

– В Москву.

– И надолго?

– На два дня. У меня законный отгул, – так же угрюмо отвечал бывший бригадир.

– Как же вы решили уехать, когда у вас подписка о невыезде? – продолжал врио прокурора; Степан промолчал. – Может быть, вы нам скажете, к кому направлялись в гости?

– К Гридневой.

Холодайкин бросил быстрый взгляд на следователя. Лицо Веры Петровны ничего не выражало.

– И адрес у вас имеется?

– Нет, только телефон… – Степан засунул руку во внутренний карман пиджака, но потом медленно ее вынул, глядя прямо в глаза Холодайкину, наблюдавшему за ним с откровенной подозрительностью.

– Что, нет у вас никакого телефона, очередные сказки? – саркастически усмехнулся врио прокурора. – Не хотите давать сами, не надо. Мы ведь все равно узнаем…

Азаров достал записную книжку и швырнул ее на стол. Из нее вылетела фотография и, описав дугу, мягко упала у ног Холодайкина. Алексей Владимирович поднял с пола снимок. На нем были запечатлены у бревенчатой стены Степан и Гриднева. Оля улыбалась. Степан чуть насмешливо смотрел в объектив.

– Дайте фотографию, – глухо сказал Азаров.

– Это кто? Гриднева? – строго спросил врио прокурора.

Младший лейтенант осторожно подошел к Холодайкину и, заглянув ему через плечо на фотографию, подтвердил:

– Точно она, Гриднева.

И вдруг Азаров стал остервенело доставать из карманов все, что там находилось, и бросать на стол, приговаривая:

– Нате, смотрите, ройтесь…

Один из карманов брюк так и остался у него вывернутым.

– Азаров! – закричала Вера Петровна. – Вы что – мальчишка? Возьмите себя в руки.

Бывший бригадир посмотрел на нее зло:

– Знаю я вас! В душу лезете человеку, чтобы дело пришить…

– Как вы разговариваете с представителем закона! – вскричал Холодайкин; Азаров замолчал. – Отвечайте, какое дело было у вас к Гридневой? (Степан не реагировал на его слова.) Вас спрашивают или нет?

– Это не входит в вашу компетенцию, – мрачно бросил Азаров.

– Это мы еще посмотрим… Товарищ младший лейтенант, свяжитесь по этому номеру с Москвой. – Холодайкин показал Семену Трудных записную книжку Азарова. – Из моего кабинета. Выясните, чей это телефон и, в общем, все, что надо.

– Слушаюсь!

– Скажите, пусть срочно соединят! – продолжал врио прокурора. – По молнии. Если что, сошлитесь на меня.

Семен Трудных бросился выполнять поручение.

– Азаров, – спокойно сказала Вера Петровна, – соберите свои вещи и приведите в порядок одежду.

Степан нехотя собрал разбросанные по столу вещи, поправил вывернутый карман и присел на стул, враждебно поглядывая на работников прокуратуры.

– Возьмите. – Холодайкин протянул ему записную книжку и фотографию. – Значит, будем упорствовать?

– В чем?

– В части Гридневой. Зачем вы ехали к ней?

– Я сказал, это не ваше дело.

– Где вы с ней фотографировались? – допытывался врио прокурора.

– Где надо, там и фотографировались.

– Азаров! – повысила голос следователь. – Не усложняйте свое положение. Вы же взрослый человек…

– Это вы всё усложняете, – огрызнулся Степан.

– Нет, разговаривать с ним невозможно, – развел руками Холодайкин.

Из кабинета врио прокурора раздался громкий голос младшего лейтенанта. И хотя он кричал что есть мочи, отдельных слов разобрать было нельзя. Все невольно затихли, прислушиваясь. И когда Семен Трудных замолчал, в прокуратуре наступила удивительная тишина.

Младший лейтенант вошел в комнату растерянный, вытирая носовым платком красное от волнения лицо:

– Неудобно получилось, очень нехорошо…

– Что такое? – строго спросил Холодайкин.

– Это квартира Людмилы Каминской. Народной артистки.

– Самой Людмилы Каминской? – вырвалось у врио прокурора.

Семен Трудных кивнул:

– Очень нехорошо получилось. Ругалась. Говорит, жаловаться будет министру связи. У нее сегодня ответственное выступление в Кремлевском Дворце съездов, а мы поднимаем среди ночи…

Холодайкин взглянул на часы:

– Верно. В Москве сейчас половина шестого утра. – Он повернулся к Азарову: – Как же вы это объясните? (Степан недоуменно посмотрел на врио прокурора.) А насчет Гридневой вы спрашивали, товарищ младший лейтенант?

– А как же! Она такую и знать не знает. Впервые слышит. Очень бранилась. Народная артистка…

– Ясно. Что ж, гражданин Азаров, это ваша очередная ложь. Ну, ничего, разберемся. Во всем. Младший лейтенант, проводите гражданина Азарова в комнату помощника прокурора, это прямо у входа.

– Слушаюсь.

Семен Трудных пропустил вперед бывшего бригадира и аккуратно закрыл за собой дверь. Когда их шаги затихли в конце коридора, Холодайкин сказал:

– Теперь, я думаю, вам все понятно?

– Не могу этого сказать, – ответила Вера Петровна.

– Но в том, что Азарова надо арестовать, надеюсь, сомнений нет?

– Есть. И большие.

– Отказываетесь?

Вера Петровна, несколько поколебавшись, тихо произнесла:

– Я против.

Холодайкин удобней подсел к столу, взял чистый бланк и размашисто написал постановление об аресте. Поставив подпись, молча протянул его следователю.

– Ну что же, я вынуждена подчиниться, – сказала Седых, пряча бумагу в папку.

Когда после выполнения всех формальностей Азарова увели в КПЗ, Вера Петровна устало откинулась на стуле. Ее охватила апатия и безразличие ко всему. На душе было скверно.

Ей показалось, что Холодайкин в чем-то прав, потому что следствие пока что мало продвинулось вперед, а улики действительно не в пользу Азарова. Его поведение… Самое обидное заключалось в том, что ее тщательно продуманный план рухнул. Она чувствовала, что истина откроется в результате каких-то тонких догадок и наблюдений, и открыться сможет только в том случае, если все будет оставаться на своих местах.

Теперь же, после ареста Азарова, непонятной и странной историей с номером телефона, показаний Клинычева и Эпова дело перестало быть для нее осязаемым и внятным. Произошли события, к которым следователь внутренне не была готова.

Надо было стереть начисто в своей душе первое впечатление от встречи с этими людьми, отношение к каждому из них, сложившееся уже в ходе следствия. Вера Петровна упрекнула себя в том, что поддалась обаянию смелой профессии ребят и непонятной для нее страсти к этой работе. Да и Степан Азаров? Казался честным. А тут – ложь. Но, с другой стороны, было глубоко несправедливо отбрасывать все это необычное и действительно незаурядное, что привлекало в змееловах.

Чтобы не оставаться в кабинете наедине со своим смятением, Вера Петровна еще раз пошла на почту, где быстро выяснила, что Азаров и Горохов в один и тот же день отправили по пятьдесят рублей в указанные на следствии адреса.

Гриднева никуда ничего не посылала – ни писем, ни телеграмм, ни денег. В настоящее время фигура Гридневой представлялась следователю одной из главных, если не самой главной, во всей этой истории. Номер телефона, оставленный Азарову, принадлежал Каминской. Откуда знала его Гриднева и почему дала бригадиру, ей было непонятно.

Это походило на известные трюки мошенников. Один даже оставлял липовые визитные карточки (был у нее такой случай в практике).

С почты Седых пошла в РОВД, в котором помещалась КПЗ. Вызывать Азарова к себе ей не хотелось. Привезли бы его в машине, и вся эта унизительная процедура не самым лучшим образом повлияла бы на его состояние.

Скорин предложил следователю свой кабинет, а сам уехал по делам.

За те несколько часов, которые Степан Азаров провел в камере, он как-то осунулся, под глазами залегли синеватые тени. Хотя внешне бывший бригадир старался казаться спокойным.

– Почему вы хотели улететь в Москву, зная, что не имеете права этого делать? – Вера Петровна разговаривала с Азаровым ровным голосом, не стараясь усовестить его или же, наоборот, подбодрить.

– Я думал, это пустая формальность – подписка о невыезде. Я не собирался бежать. Все мои вещи остались на базе. Да куда я сбегу: адрес моей семьи вам известен, родителей – тоже.

– Это разговор несерьезный.

– Я говорю правду.

– Азаров, ваши показания расходятся с правдой. Вы утверждали, что взвешивание и фасовку сухого яда производили только вы и Кравченко. На самом же деле эту операцию делали и другие люди. (Степан опустил голову.) Почему вы меня обманули?

– Не хотел впутывать Зину и Олю.

– По какой причине?

– Они честные девушки; зачем, чтобы еще их таскали. Фасовали они, не фасовали – какое это имеет значение?

– Имеет. К сейфу было допущено больше посторонних…

– А, – махнул рукой Азаров, – вор слишком часто имел возможность взять яд.

– Ладно. Сухой гадючий яд хранился в одном флакончике?

– Да, только в одном.

– В этом? – Вера Петровна достала бумажку и вынула из нее флакончик, найденный под сейфом.

– Где вы его нашли? – удивился Азаров.

– Отвечайте на мой вопрос.

– Сначала в этом. Посмотрите, там около донышка трещинка. Заметив ее, я пересыпал яд в другой флакончик, целый.

– Вы говорили об этом кому-нибудь?

– А зачем? Яд был записан на меня. Потом, запись в журнале всегда можно сверить с весом яда.

– Еще один вопрос: почему Гриднева дала вам телефон Каминской?

– Не знаю. Здесь что-то не то.

– Говорила она когда-нибудь о Каминской? Может быть, Гриднева знает ее?

– Нет. Такого разговора не было. Даже намека.

– Степан, в тот день, когда вы всей бригадой были в гостях у Эповых, какой разговор состоялся у вас с Петром Григорьевичем?

– Точно не помню…

– Припомните.

Азаров потер лоб.

– Да, он спросил, не смогли бы мы продать ему вагончик.

– И что вы ему ответили?

Степан посмотрел на следователя и покачал головой:

– Я понимаю, почему вас интересует этот разговор. Я ему ляпнул: «А яд вам не нужен?» В шутку, конечно. Подумайте сами, могу ли я распоряжаться имуществом института, тем более вагончиками?

– Хорошо.

Вера Петровна услышала за дверями раскатистый голос Скорина. Она нажала кнопку звонка, и Азарова увели.

Майор вошел в кабинет сердитый и угрюмый.

– Что бушуешь, Федя?

– Алексей Владимирович ходатайствует о поощрении Трудных…

– Ну и что в этом такого, он ведь проявил бдительность.

– Постой, не перебивай старших по возрасту и, между прочим, по званию. А я объявил младшему лейтенанту выговор. – Скорин протянул следователю бумагу: – Полюбуйся, дожили – на моих сотрудников заявления пишут!

Вера Петровна прочла заявление и нахмурилась:

– Действительно, скверно.

– «Скверно»! Жаль, ты женщина, а то бы я похлеще сказал! Представляешь, там женщины с детьми уже третьи сутки вылететь не могут, а он по билету Азарова посылает свою родственницу! – Майор положил на плечо Веры Петровны руку. – Ты там объясни Холодайкину. Я сгоряча не стал ему ничего говорить… Надулся небось на меня…

– Ладно уж, объясню, – улыбнулась Седых. – Но ты все-таки побереги нервы. Они не восстанавливаются… Как идет дело по Рыбнадзору?

– Троих накрыли. А вот с перекупщиками, кажется, маху дали. Упустили. Поздно нас инспектора предупредили.

– Против Клинычева улики есть?

– Зацепка слабая. Может быть, в Сухуми товарищи помогут. Мы дали знать…

В приемной Веру Петровну уже дожидались Кравченко и Зина Эпова. Лицо Кравченко выражало крайнее негодование. Она поднялась навстречу следователю и взволнованно начала:

– Товарищ следователь, обращаясь к вам…

– Пройдемте в кабинет, – предложила Седых, пропуская вперед себя Анну Ивановну и Зину. Она наклонилась к Земфире Илларионовне и шепнула на ухо: – Сделайте что-нибудь, пусть Холодайкин зайдет ко мне.

Секретарь кивнула.

– Так вот, товарищ Седых, обращаясь к вам с просьбой разобраться в этой истории с пропажей яда, – опять заговорила Кравченко, когда они расположились в кабинете следователя, – мы надеялись на помощь со стороны органов прокуратуры. На самом деле, объективно, ваши действия поставили на грань срыва важную научную работу.

– Анна Ивановна, тут прокуратура, – возразила Вена Петровна, бросая нетерпеливый взгляд на дверь. – И мы занимаемся историей пропажи сухого яда на сумму более четырех тысяч рублей.

Твердый, спокойный голос следователя подействовал на Кравченко. Она продолжала уже тише:

– Поймите, Вера Петровна, для результатов деятельности нашей экспедиции не эти четыре тысячи имеют значение, а яд. Его надо найти. Эта история взбудоражила руководство нашего института. С минуты на минуту я жду, что к нам нагрянет ревизия, и экспедицию закроют. Помогите нам!

Седых перевела взгляд на Зину Эпову, пристроившуюся в углу комнаты на краешке стула. Девушка испуганно поглядывала то на следователя, то на Анну Ивановну.

– Мы стоим на страже законов общества, и пропажа яда – это уголовное дело, которое мы должны расследовать и найти виновного.

– Да, вы правы, – хрустнула пальцами доцент. – Но неужели так необходим арест Азарова?

– Азаров хотел нарушить подписку о невыезде, – сказала Вера Петровна.

Дверь наконец отворилась, и в кабинете появился Холодайкин.

– Пардон, но это я разрешила ему поехать на два дня в Москву. У Азарова был законный отгул. Вы извините меня, но что в этом такого? – удивилась Анна Ивановна, не замечая врио прокурора.

– Вы разрешили, а мы – нет! – вмешался Холодайкин; Кравченко повернулась к нему. – Право разрешать выезд кому-либо из подозреваемых определяем мы. И за свои действия отвечаем только перед вышестоящими инстанциями. Неопровержимые улики дали нам основание предъявить обвинение Азарову.

– Какие улики? – воскликнула Анна Ивановна.

– А это уж дело следствия.

– Степан… Нет, не может этого быть. Не может! – сказала Кравченко.

– У вас есть еще вопросы к нам? – с холодной вежливостью обратился врио прокурора к Анне Ивановне.

– Свидания с ним разрешены? – упавшим голосом спросила Кравченко.

– Нет. Передачи носить можно, – сообщил Холодайкин. – С правилами вы можете ознакомиться в милиции.

Совершенно подавленная, Анна Ивановна вышла вместе с Зиной из кабинета. Вера Петровна молчала.

– Когда вы думаете вызывать Азарова на допрос? – поинтересовался Холодайкин.

– Я уже говорила с ним. В милиции. Вот протокол.

Холодайкин пробежал глазами бумагу.

– Неубедительно. Что же вы думаете предпринять дальше?

– Надо искать Гридневу.

– Согласен.

– Дадим знать московским товарищам. Помогут, – предложила Седых.

– Нет. Дело ведем мы и искать Гридневу будем своими силами.

– Тогда мне необходимо ехать в Москву.

– Вы нужны здесь. – Холодайкин потер руки. – Хорошо, что у меня семьи нет: все свое время я могу отдавать делам прокуратуры. Но оставаться одному тоже нельзя. Вдруг вызовут в область? – Он многозначительно посмотрел на следователя: – Понимаете? (Вера Петровна рассеянно смотрела в окно.) Я думаю, с этим делом справится кто-нибудь из оперативных работников РОВДа. Ну, хотя бы этот младший лейтенант Трудных. Дисциплинированный, хорошо выполняющий свою службу. И глаз у него верный. Гридневу он знает в лицо. Может опознать. Как вы считаете?

– Позвоните Скорину, – сказала Вера Петровна.

– Да, понимаю, – серьезно подтвердил Холодайкин. – Я позвоню от себя.

Через пять минут он вызвал следователя к себе.

– Трудных завтра вылетает в Москву. Подготовьте его соответственно…

По сердитому лицу врио прокурора Вера Петровна поняла, что разговор со Скориным был не из приятных.

30

В Москве Семен Трудных был всего один раз, да и то с вокзала на вокзал. Это было пять лет назад, когда они с женой ехали в отпуск к ее брату в Краснодар.

Самолет прилетел на Домодедовский аэродром в середине дня. Небо все было в тучах. Дул холодный ветер. Младший лейтенант намеревался быстро устроиться в гостиницу, например в «Москву» или в «Россию», и в тот же вечер приступить к поискам Гридневой.

Автобус удивительно долго ехал по загородному шоссе, потом медленно пробирался через узкие московские улицы, то и дело перекрываемые потоками машин. Младший лейтенант беспокойно поглядывал на часы: уже почти два часа на московской земле, а они всё едут и едут под низким серым небом, мимо серых разноэтажных зданий.

Когда экспресс переезжал Большой Каменный мост, выглянуло солнце, ослепительно заигравшее на золоченых куполах кремлевских храмов. Это было настолько завораживающее зрелище, что все пассажиры притихли, созерцая красоту белокаменных церквей, видневшихся среди густой зелени Кремля.

Семен Трудных сошел на площади Революции и направился в гостиницу.

У стойки администратора было подкупающе пусто. Младший лейтенант солидно откланялся швейцару, не обратившему на него никакого внимания, и подошел к дежурному. Не спеша поставил свой чемоданчик на стойку, положил на него свой плащ и протянул удостоверение.

Дежурная, пожилая женщина с седыми прядями в красивых волнистых волосах, глянула на книжечку и недоуменно посмотрела на Трудных.

– Мне номер нужен, – вежливо пояснил младший лейтенант.

– Вы по броне?

– Нет, по важному…

Администратор положила удостоверение на полированный барьер и молча указала на табличку «Мест нет».

Трудных пробормотал что-то просительное, но невозмутимая дежурная даже не обращала на него внимания.

Тут буквально из-под руки младшего лейтенанта вынырнула неимоверных размеров кепка – как посадочная площадка для вертолета.

– Здравствуйте, я опять в Москве, – устало сказал администратору маленький волосатый кавказский человек под кепкой.

– Здравствуйте, здравствуйте! – обрадованно заерзала на стуле дежурная. – Минуточку… Товарищ, у вас больше ко мне вопросов нет? – обратилась она к Трудных.

– Вы не скажете, а в гостинице «Россия», случайно, есть номера? – спросил младший лейтенант.

– Налево, вниз по переходу, мимо ГУМа, через Красную площадь, – как автомат, произнесла дежурная.

Семен Трудных топтался на месте, все еще надеясь остановиться здесь, в «Москве».

Кавказский человек обернувшись к нему, грустно произнес:

– Товарищ, тебе же сказали – возьми такси и езжай в «Россию».

И тут Семен узнал этого человека: на талышинском базаре он появлялся один или два раза в год. С цитрусовыми. И за что-то имел привод в милицию. Трудных радостно протянул ему руку:

– Здравствуйте! Помните Талышинск?

Человек в кепке быстро прижал свою руку с большим перстнем к груди и, сдвинув мохнатые брови, ответил:

– Не помню.

– Как же, в милиции?..

– Дорогой! – обиделся волосатый человек. – Если у тебя нет денег на такси, я тебе дам!

Младший лейтенант пошел прочь растерянный. Он все же успел расслышать извиняющийся голос дежурной:

– Могу предложить только полулюкс… Люкс освободится завтра утром…

В «России» было куда многолюднее. В квадратных низких креслах, обитых красной кожей, сидели тщательно ухоженные немолодые женщины, щеголеватые пожилые мужчины, ярко одетые подростки. Около администраторов гудела разноязыкая толпа. Честно выстояв минут сорок в очереди, Семен Трудных услышал: «Мест нет».

Расстроенный младший лейтенант вышел на улицу. Вдоль стеклянного вестибюля гостиницы выстроился ряд иностранных машин, заляпанных бирками, эмблемами и надписями. Швейцар недоверчиво разглядывал неправдоподобно красный лимузин, распластавшийся своим хищным изящным телом по самой земле, выдвинув далеко вперед хромированную пасть о шести фарах.

– Товарищ, – тронул его за расшитый галунами рукав Семен Трудных, – не скажете, в какой гостинице можно найти номер?

Швейцар, с трудом оторвавшись от сверкающего лаком и стеклами чудовища, осмотрел младшего лейтенанта так, словно тот свалился с Луны.

– Мне остановиться в гостинице надо… – робко пояснил Трудных.

– Поезжай на ВДНХ. Автобус двадцать четыре, – сказал швейцар и снова погрузился в созерцание заграничных автомобилей.

…В первом часу ночи уже отчаявшийся получить хотя бы койку Семен Трудных был с большими трудностями определен в четырехместный номер в гостинице «Турист».

Когда дежурная ввела его в полутемную комнату, их встретил дружный разнотонный храп, запах дыни, жареной баранины и коньяка.

Раздевшись в темноте, младший лейтенант повалился в прохладу свежих простыней и мгновенно заснул…

Семен Трудных проснулся в десять часов по-московски. Номер был пустой. Прохладный воздух, шевеля кремовую шелковую занавеску, струями вливался в комнату. Ругнув себя за небдительный сон, младший лейтенант побрился над умывальником в углу номера, почистил щеткой свой серый коверкотовый костюм, придирчиво оглядел себя в зеркале и степенно вышел в коридор.

Проглотив в буфете три порции сосисок, два стакана жидкой кисловатой сметаны и бутылку лимонада, приведшего его в восторг, Семен Трудных направился в город, предварительно выяснив в Мосгорсправке адрес Каминской. Чем ближе автобус приближался к центру столицы, тем неуютнее чувствовал себя младший лейтенант, памятуя свой разговор с народной артисткой по телефону из Талышинска.

Отыскав дом на улице Немировича-Данченко, с трудом разобравшись в подъездах, номерах квартир и этажах, Семен Трудных с бьющимся сердцем нажал кнопку у обитой коричневым дерматином двери. Сейчас ему лицом к лицу предстоит встретиться с Каминской, артисткой, которую он видел в десятках фильмов, на портретах в кинотеатрах, по телевизору.

Дверь долго не открывали. Младший лейтенант уже было подумал, что дома никого нет: ни шороха не раздавалось за дверью.

Семен Трудных в нерешительности переминался с ноги на ногу. И вдруг замок щелкнул, и на пороге появилась Каминская, до удивительного знакомая, будто он с ней виделся много-много раз.

– Это вы звонили? – спросила артистка.

– Да. Здравствуйте… по делу… понимаете… – Младший лейтенант вконец растерялся. – Я опять, извините, интересуюсь насчет гражданки Гридневой…

– Поразительно! Это вы звонили третьего дня среди ночи и спрашивали Гридневу?

– Я.

– Вам же было сказано, что Гридневу я не знаю, здесь такая не живет. Вы не поверили, явились собственной персоной! Поразительное поведение! (Младший лейтенант окончательно стушевался.) Теперь вы удовлетворены? (Семен Трудных тупо кивнул.) В следующий раз проверяйте у ваших невест паспорт. Там точно указан адрес…

Каминская хлопнула дверью.

Младший лейтенант присел на ступеньку, ругая себя на чем свет стоит, что не смог по-человечески поговорить с артисткой. И тут только вспомнил, что не предъявил фотографию. Выждав немного, он снова нажал звонок, решив: будь что будет.

На сей раз дверь отворилась быстро.

Увидев опять Семена Трудных, Каминская, сцепив руки на груди, трагически произнесла:

– Молодой человек, я ничем не могу помочь в поисках дорогой вашему сердцу особы.

Пробормотав что-то нечленораздельное, младший лейтенант протянул фотографию Гридневой и Азарова. Каминская машинально взяла снимок и растерянно посмотрела на младшего лейтенанта.

– Это же Оля! – Она повертела фото.

Семен осмелел:

– Если разрешите, мне надо кое-что у вас выяснить. Извините, конечно.

Каминская, продолжая разглядывать снимок, пропустила его в дверь и указала на вешалку:

– Раздевайтесь.

Прихожая поразила младшего лейтенанта. Темный навощенный паркет тускло отражал свет старинного канделябра, светившегося пятью лампочками над высоким в резном дубовом окладе зеркалом. Ручки дверей были выполнены в виде маленьких львиных голов, отлитых из красноватой бронзы.

– Пойдемте в гостиную, – плавным изящным жестом пригласила актриса.

Семен, повесив плащ, последовал за ней и невольно сжался, оказавшись в торжественной, заставленной дорогой тяжелой мебелью комнате, освещенной люстрой с хрустальными подвесками.

Они присели на широкий диван, устланный ковром, и Каминская, немного растягивая слова, сказала:

– Вы мне страшно напоминаете Гришу Салье. Он играл злодеев – и как играл! (Семен Трудных поежился.) Ничего удивительного, в жизни он был отпетый негодяй!

– Да? Может быть… – пробормотал младший лейтенант.

– Это точно! Гриша Салье – его настоящая фамилия Тришкин – был форменный подлец… Нет, поразительное сходство. – Каминская отодвинулась, разглядывая Семена Трудных. – Как ваша фамилия?

– Трудных. Тришкиных в нашем роду не было, – поспешно ответил младший лейтенант.

– Говорят, гений и злодейство несовместимы! О! Я знаю, что совместимы! Гриша был тем и другим одновременно. Вы в Перми в тридцать пятом году бывали?

– Я тридцать шестого года рождения.

– Жаль! Не видеть Гришу Салье в роли Яго! Кстати, что это за мужчина? – строго спросила Каминская, указывая на фотографию, которую она все еще держала в руках.

– Один гражданин. – Младший лейтенант попытался повести разговор в нужном направлении. – Вы бы не могли рассказать о Гридневой? Дело в том…

– Боже мой! – всплеснула руками актриса. – Мы, кажется, выяснили: я не знаю никакую Гридневу.

– Вот она, – показал Семен Трудных на фотографию.

– Кто?

– Гриднева.

– Послушайте, вы в своем уме?

– Совершенно в полном уме, – обиделся младший лейтенант.

– Это моя дочь, молодой человек. И если это не она, то я сошла с ума.

Семен Трудных уставился на Каминскую.

– Хорошо, допустим, это ваша дочь, – начал он глухо.

Актриса, заломив руки, произнесла поставленным голосом:

– Вы говорите – допустим! Вот эти руки вынянчили ее, слабую малютку, хрупкую, подверженную всем болезням. О! Сколько вытерпела эта женщина, которая сейчас перед вами, сколько бессонных ночей у детской кроватки она провела, не смыкая глаз! А вы говорите – допустим!

Младший лейтенант почувствовал, что инициатива ускользает из его рук, и решил наступать.

– Если вы так любите свое дитя, то как же вы допустили? – строго посмотрел он на актрису.

– Что допустила?

– Уж и не знаете?

– Ничего не знаю.

– Неужели вы ничего не замечали?

– Нет. Я знаю, что у Оли все благополучно. Она весела, здорова, полна сил, молодости…

Семен Трудных покачал головой:

– Значит, скрытная у вас дочь. От родной мамаши секреты имеет. Брак-то у Гридневой того, не очень веселый…

Каминская схватилась за голову:

– Позвольте, позвольте, какой брак?

– А зачем она в Талышинск сбежала? – Младший лейтенант окинул взглядом комнату. – В таких хоромах только и хлебать счастье большой ложкой. Допек, видать, ее муженек здорово… Сильно пьет, говорят?

– Кто?

– Зятек ваш.

– Чего пьет?

– Не лимонад, конечно.

Актриса, заикаясь, переспросила:

– Кто пьет?

– Гриднев.

– Ну и пусть Гриднев пьет, – облегченно вздохнула Каминская. – Вас это волнует?

– Нет, собственно… – замялся младший лейтенант.

– Ну, а меня – тем более.

– Как это?

– Вот так.

Семен Трудных тяжело вздохнул:

– М-да… Значит, вы утверждаете, что вам все равно?

– Абсолютно!

– А то, что он при этом бьет гражданку Гридневу?

– Молодой человек, я прожила долгую жизнь на сцене и в жизни: если женщина позволяет себя бить, она того заслуживает.