Текст книги "Самолеты падают в океан"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ХОЗЯИН «ЖЕЛТОГО ДРАКОНА»

– 14-

Ощущение скорости зависит не от транспортных средств, на которых передвигаешься, а от быстроты, с какой меняются переживания и события. Может быть, поэтому в памяти Муна хроника последующей недели запечатлелась не в виде фотоснимков, поддающихся спокойному, внимательному осмотру, а скорее в виде лихорадочно бегущей киноленты, где кадры наплывают один на другой прежде, чем зритель успел вникнуть в детали.

В Гонолулу они прибыли на полтора часа позже, чем рейсовый самолет Сингапур – Санариско. Оказалось, что на этот раз тот не сделал посадки в Тайване. До Гавайских островов летело шестнадцать человек. Ни у одного не было попугая, ни в одном по предъявленной фотографии не опознали Нгуэна. Итак, если он находился среди пассажиров, то должен был сойти в Санариско. Шансы на его поимку повышались. Это вполне оправдывало задержку в Гонолулу, связанную с затраченным на опрос временем.

Санариско принял Муна и Дейли как победителей. Мэри Дануа встретила их сияющей улыбкой, большая часть которой пришлась на долю Дейли, и огромным букетом цветов, которые она разделила поровну. Брэдок встречал их заочно—сверкающей новой машиной марки «конвэр», предоставленной в распоряжение детективов, и приглашением на обед. Пресса, радио и телевидение – толпой репортеров. Город – прохладным, освежающим воздухом, который, однако, сразу же накалился, как только репортеры ринулись в бой.

Рейсовый самолет Сингапур – Санариско приземлился уже давно. Разъехались не только пассажиры, но и члены экипажа. Мун не стал задерживаться. Предоставив Дейли флиртовать с Мэри и отбиваться от журналистов, Мун отправился прямо в полицию.

За первые пятнадцать минут он дважды чуть не попал в уличную катастрофу. Некогда было следить за дорогой, внимание отвлекала машина. На таком шикарном автомобиле Муну приходилось ездить редко. «Конвэр» весь состоял из усовершенствований – от бесшумно захлопывающейся двери до маленького холодильника для напитков. В нем было столько самых различных приспособлений, обеспечивающих приятную температуру, приятную музыку, приятную возможность мягко и удобно сидеть или, если появится желание, лежать, что казалось непостижимым, как это еще нашлось место для мотора. Для полной иллюзии, что находишься у себя дома, не хватало лишь телевизора и стиральной машины. Но Мун ничуть не сомневался, что в одной из следующих моделей и эти небольшие изъяны будут устранены. Точно так же не сомневался, что в данную машину уже вмонтированы или будут вмонтированы кое–какие другие устройства, предназначенные не для пассажиров, а для удобства лиц, проявляющих повышенный интерес к их разговорам.

– Рад вас видеть, старина! Какими судьбами? – Инспектор Олшейд притворился приятно удивленным. – Впрочем, догадываюсь. Слыхал по радио, что у вас своя гипотеза насчет воздушных катастроф. Должно быть, пришли поделиться ею?

– Не понимаю, какую игру вы ведете? Вы ведь должны были получить телеграмму и фотографию?

– Ничего не получал. – Олшейд пожал плечами и нервно заерзал на стуле. Видно, лгал он без особого удовольствия и, очевидно, не по собственной инициативе.

– Ну что ж, бывает! – согласился Мун. – Почта не всегда работает как полагается. Я знаю случай, когда приглашение на крестины дошло до адресата к тому времени, когда новорожденный умер… в возрасте тридцати лет…

– Вспомните, Мун, вы ведь тоже не всегда были вольным человеком, – улыбнулся Олшейд. – И у вас были начальники.

– Это не мешало мне отстаивать свою точку зрения…

– За что вас вежливо выставили… Я не такая знаменитость, как вы, на частную практику мне нечего рассчитывать. Приходится держаться за это кресло! – Олшейд выразительно ударил по металлическому подлокотнику.

– Сочувствую! – крикнул Мун. – Дюжина детишек, дом в рассрочку, жена любит роскошные наряды, бабушка проматывает целое состояние на алкогольные напитки, ну и всякие там мелкие расходы на интрижки с кинозвездами, кругосветные путешествия и покупку контрольных пакетов в предприятиях Рокфеллера и Дюпона…

– Конкурируете с Марком Твеном?.. Напрасно стараетесь! Я давно потерял чувство юмора. Чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы его арестовали. Он где–то в этом городе– На каком основании?

– На том, что официальным следствием по этому делу занимаетесь вы. Я готов представить вам все доказательства – теоретические и вещественные.

– Только после того, как буду уверен, что вы их используете на суде, а не в качестве экспонатов для музея криминалистики.

Мун понял, что здесь, в лагере сенатора Фелано, надо быть осторожным. Рассказывая Олшейду о всех этапах своих поисков, он не упомянул ни признания Стивенсона, ни адресованного Нгуэну письма.

– Что ж! Насчет «Оранжевой стрелы» не берусь спорить. Может быть, вы и правы. Но тут есть очень слабый пункт – мотивы преступления. Допустим, что этот вьетнамец действительно вложил бомбу в шасси…

– Почему допустим?

– Потому, что идентичность найденного в его доме сплава со сплавом корпуса адской машины должна еще быть установлена экспертизой.

– Завтра это будет сделано. Не сомневаюсь, эксперты подтвердят, что я прав.

– Ладно, – продолжал Олшейд, отметив что–то в записной книжке. – До завтра еще целые сутки, но тем не менее я уже готов принять вашу гипотезу за аксиому. Но докажите, что преступление имело политический характер. Это могла быть личная месть. Тут вьетнамец, там вьетнамцы. Разве мы знаем, какие у них в жизни могли быть личные счеты?

– Доказательства? Пожалуйста. Мистер Брэдок получил в свое время угрожающее письмо. Речь шла о крупных вьетнамских ученых, которые собирались вернуться в Ханой.

– Можете не рассказывать. У вас есть это письмо?

– Секретарша Брэдока, к сожалению, не придала ему значения и выбросила.

– Почему—к сожалению? Могу вам показать его!

Олшейд вынул из ящика и небрежно бросил на стол лист бумаги, украшенный стилизованным желтым драконом. Мун пробежал письмо глазами. Никакого сомнения. Оригинал того самого письма, копию которого читала Мэри. Напечатан на ундервуде выпуска 1955 года. Точно такая же машинка была у Нгуэна. Подпись гласила: «Желтый Дракон».

– Как оно к вам попало? – спросил Мун.

– Очень просто. По почте, – Олшейд, усмехаясь, показал конверт с вытисненным на нем изображением желтого дракона.

– Адресован начальнику санарисской полиции! – еще больше удивился Мун.

– Как видите!.. Ну, что вы сейчас скажете? Получается, что южновьетнамские патриоты, взорвавшие, по вашему мнению, «Золотую стрелу» из–за этих ученых, не патриоты, а форменные идиоты. Если преступники заранее извещали бы полицию, чтобы та могла принять соответствующие меры, то на свете вообще не было бы преступлений, а мы с вами должны были переквалифицироваться в проповедников.

– Да… – промычал Мун. – Пожалуй, с этим письмом я сел в лужу.

– Сочувствую… Еще несколько таких луж, и вместо того, чтобы положить в карман обещанный гонорар, вам придется надеть калоши, чтобы не промокнуть окончательно… У вас, конечно, нет таких крупных расходов, как у меня, но все равно семья. И главное, расходы на рекламу своей фирмы… Кстати, вы, должно быть, заплатили изрядную сумму за рекламную передачу, в которой так удачно выступала жена вашего компаньона?

– Как вижу, вы еще не совсем потеряли чувство юмора.

– Дай бог! – Олшейд тяжело вздохнул и неожиданно перешел на более миролюбивый тон. – Вы хотите, чтобы я арестовал Нгуэна? Обещаю… Конечно, только в том случае, если он действительно в городе и мне удастся напасть на его след.

– Вы не подведете меня?

– Мун, ведь мы с вами когда–то работали вместе – обиделся Олшейд. – Неужели вы думаете, что я в состоянии обмануть вас! Свое дело я еде–паю… Но ваш Нгуэн, как я понял, южновьетнамский «подданный… Вы знаете, у нас дружественные отношения с Сайгоном… Боюсь, что шеф не пойдет на арест без соответствующего дипломатического запроса… Поговорите с ним!

В приемной начальника полиции сидело человек десять. Пришедшие на доклад инспектора, несколько штатных осведомителей, просители. Рассерженный Доун не стал дожидаться. Пройдя мимо пытавшейся задержать его секретарши, он распахнул дверь.

Увидев посетителя, начальник быстро спрятал в ящик письменного стола какие–то бумаги. Муну показалось, что это телеграмма и фотография. Начальник кому–то позвонил и только после этого обратился к посетителю.

Мун представился.

– Знаю заочно – по фотографиям в газетах. Вы сейчас самый популярный человек в нашем городе. Вашу гостиницу не осаждают любители автографов?

– Я еще не был в гостинице. С самолета прямо к вам.

– Большая честь для меня! Выпьете что–нибудь? Отказаться было неудобно. За стаканом виски речь шла главным образом о разнице в климатах Сингапура и Санариско, о шансах Фелано и Брэдока на избрание, о преимуществе виски со льдом перед виски с содовой. Как только одна тема обрывалась, начальник полиции любезно подбрасывал другую. Внезапно он, споткнувшись на полуслове, встал. Мун оглянулся. В дверях стоял улыбающийся Фелано.

– Я вас покину на минуту, – извинился начальник. – У меня срочные дела.

Мун остался наедине с Фелано.

– Приятное совпадение, – сказал Мун с усмешкой.

Улыбка Фелано стала еще шире.

– Скажем лучше – приятная встреча! Тут нет никакого совпадения. Догадывался, что вы придете, и попросил начальника полиции известить меня. Я мог бы, конечно, прийти к вам в гости, но удобнее встретиться на нейтральной почве.

– Судя по тому, с какой готовностью начальник полиции оказывает вам дружеские услуги, почва не очень–то нейтральная.

– Я и не скрываю, что он мой друг… Но не будем мелочны… Благожелательный нейтралитет или просто нейтралитет, не все ли равно. Зачем тратить время на уточнение формулировок? Я деловой человек.

– А я нет.

– Это я уже заметил, когда вы так героически отказались от лишних десяти тысяч. Впрочем, я не только оценил этот жест по достоинству, но даже рассказал об этом газетчикам.

– Очень благородно с вашей стороны.

– Мистер Мун, мне вас очень жаль!.. Никогда вы не станете великим политиком!.. Неужели вы не понимаете, для чего я это сделал? Для упрочения вашей репутации.

– Как вижу, вы не потеряли еще надежду перетянуть меня на свою сторону?

– Ну вот, наконец, мы нашли общий деловой тон. Какие условия вы ставите? Подождите! Сначала выслушайте меня внимательно. Я не желаю, чтобы ваша простоватость принесла вам материальный ущерб. Хотите, скажу честно, что я о вас думаю?

– Честность прежде всего! Не только перед выборами, но и в промежутках между ними, – с иронией процитировал Мун.

– Великолепная память! Еще одно доказательство, что вы не годитесь в политики. У нас есть такая поговорка – обещания дают, чтобы их забывать… Итак, вы первоклассный игрок, но, к вашему несчастью, играете в команде, обреченной на проигрыш… Мистер Мун, то, что вы успели сделать за это время, просто изумительно! После этого ваша цена в наших глазах возросла на…

– Двадцать пять процентов.

– Преклоняюсь перед вашими телепатическими способностями! И поскольку мы в этом отношении равны, я, понимая, что это вас не устраивает, округлю до пятидесяти.

– Поставьте ноль.

– После двадцати тысяч? Вы это серьезно?

– Не после, а вместо… Мне совершенно достаточно тех десяти тысяч, которые я получу от Брэдока.

С лица Фелано слетела улыбка. Он задумался. Прошелся по комнате, вынул из бара стакан, наполнил и выпил. На лицо вернулась улыбка.

– Ну вот! Недаром говорят, что глоток алкоголя расширяет сосуды и проясняет мозги… Старею я… Старею. Теряю способность молниеносно улавливать мысль собеседника.

– Сейчас уловили?

– Кажется, да. Вам неудобно отказаться от вашей гипотезы… Отлично понимаю. Эйнштейн перестал бы быть Эйнштейном, отказавшись от теории относительности. У детектива, к сожалению, нет такой возможности маневрировать…

– Как у вас?

– Угадали, как всегда! Предлагаю вам такой маневр, кстати, не только в ваших интересах… Ваша репутация мне не менее дорога, чем вам самому. Слушайте меня внимательно! Злополучный самолет пал жертвой политики, ваш Нгуэн будет арестован и… – Фелано сделал выразительный жест —Мы можем себе это позволить. Единичный случай не опровергает общего правила. В центре внимания все равно будет «Золотая стрела». Ну, а причины ее гибели известны: степень вибрации, недостаток прочности… Одним словом, Брэдок выпустил заведомый брак. Как вы это докажете, ваше дело… По рукам?

– Нет.

Фелано с удивлением уставился на него.

– Вы первый человек, которого я не понимаю. В чем дело? Может быть, вашей старомодной щепетильности претит, что мы предлагаем больше, чем Брэдок? Можем дать ту же сумму. Нам не жаль! Конечно, это было бы не совсем честно с нашей стороны, но не станет же торговец отказываться от сделки только потому, что за слоновую кость вместо ружья просят стеклянные бусы.

– Мистер Фелано, вы деловой человек, зачем вы напрасно тратите время?

Фелано улыбнулся. Но это была уже совсем иная улыбка. Даже лицо изменилось. Внезапно исчезла припухлость щек, кожа между скулами и подбородком натянулась, как на тугом барабане, черты стали жесткими.

– Значит, война, мистер Мун? Придется сломить ваше упрямство!.. Только не воображайте, что мы от вас отказываемся. Помните вторую мировую войну? Италия вначале капитулировала, а потом стала нашим союзником. Конечно, чем позже это случится, тем невыгоднее для нас и особенно для вас. Публично каяться в ошибках не очень приятное занятие.

– Откуда вам известно? Вы, должно быть, никогда публично не каялись?

– В ошибках? У вас предвзятое мнение обо мне. Вот, например, сейчас… С удовольствием покаюсь… Я был не прав… Для нас это даже выгодно… Люди скажут: мистер Мун сначала примкнул к неправой стороне; но понял свое заблуждение и пришел, наконец, к истине. На суде это будет звучать сверхубедительно.

Фелано налил виски себе и Муну.

– Выпьем за наш рыцарский поединок, в котором все средства дозволены! – весело провозгласил он. – Но с одним условием… – И Фелано совершенно неожиданно пропел: – «Не говори, прощай, мой друг, а только до свидания!..» – У него был мягкий грудной баритон.

Дожидаться начальника полиции Мун не стал. Было ясно, что после объявления войны политика доброжелательного нейтралитета превратится в военную помощь под видом торговых поставок.

В гостиницу Мун приехал усталый и озлобленный. В комнате Дейли слышался тихий женский голос. Мун не сомневался – это Мэри. Дейли перенес боевые действия на собственную территорию. В отличие от настоящей в той специфической войне, которую вел Дейли, это было признаком успешного хода военных действий. Мун не хотел мешать ему. Но желание поговорить со своим помощником и, главное, узнать, нет ли новых сведений о Нгуэне, взяло верх. Мун деликатно постучал.

– Прошу!

Мун вошел и остолбенел. На кровати сидела совершенно незнакомая женщина. Мун уже сделал шаг назад, чтобы ретироваться, но Дейли остановил его.

– Не пугайтесь. Это стюардесса с самолета Сингапур – Санариско. Я разыскал ее в театре–бурлеск и решил, что о делах удобнее поговорить дома.

– И как это ему удалось вас уговорить? – обратился Мун к женщине. – Поразительный талант!

– А мистеру Дейли совсем не пришлось меня уговаривать! – удивилась она. – Там такая скука, все время раздеваются…

– О! У вас очень строгие взгляды! – воскликнул Мун.

– Да нет! – небрежно бросила девушка. – Я просто считаю, что интереснее раздеваться самой, чем смотреть, как это делают другие.

К великому облегчению Муна, она ушла прежде, чем успела подкрепить свои взгляды практическими действиями.

Дейли успел опросить не только стюардессу, но и служащих аэродрома. Результат был таким же, как в Гонолулу, – Нгуэна по фотографии никто не опознал. Ни у одного из пассажиров не было клетки с попугаем.

– Я начинаю думать, что наше предположение насчет попугая высосано из пальца, – сказал Мун. Он находился сейчас в том состоянии, когда люди склонны относиться с подозрением к собственным заключениям.

– Клетку, на худой конец, можно засунуть в саквояж.

– Дело не в клетке, а в самом Нгуэне. Готов допустить, что он остался в Сингапуре и находится сейчас у сиамской принцессы.

– Предчувствую, что это выяснится после первого визита на улицу Благоухающих вишен, – сказал Дейли.

– Предоставьте вашей жене заниматься предчувствиями, у нее это получается лучше.

– У нее это называется предвидением.

– Думаете, вкус котлеты меняется от того, как ее назовут: рубленым бифштексом или рубленым шницелем?

– Я лично считаю, что да. Иначе у нас не тратили бы столько миллиардов на рекламу.

– Ну, знаете! Идите вы со своей рекламой… – Мун проглотил бранное слово, – …спать! Я тоже пойду! Устал, как боксер после десятого раунда, получивший к тому же хорошенький нокаут.

– А именно?

Мун рассказал про адресованный начальнику полиции оригинал письма. Дейли свистнул:

– Вот это да!.. Угадайте, как называется заведение мистера Хай Куанга?.. Я успел навести справки. Он вьетнамец, но с самого рождения живет у нас. Вьетнамского языка не знает. Несмотря на это, известен как ярый националист. Довольно богат, владелец большого восточного ресторана. Но в китайском квартале каждый ребенок знает, что за вывеской ресторана прячется игорный притон, курильня опиума и клуб по обмену…

– …опытом между диверсантами?

– Нет, по обмену жен.

– Старых на молодых? Тогда я тоже не прочь вступить… Когда вы бросите свои шутки? Возможно, это шедевр остроумия, но до меня как–то туго доходит…

– Да нет, это серьезно. В Санариско существует несколько таких клубов. Члены их обычно люди с положением. Например, муж – адвокат, жена – деятельница благотворительного общества. В общем такие, которые не могут позволить себе роскошь завязывать знакомство на улице. А тут все респектабельно. Одалживаешь жену на неделю, не лишая ее привычной семейной атмосферы, сам получаешь взамен чужую…

– Спокойной ночи. Я иду спать, – Мун зевнул.

– Обождите! Вы должны сначала угадать, как называется заведение Хай Куанга?

– Судя по разнообразию удовольствий, «Благоухающий рай алкоголиков, курильщиков опиума и сексуальных маньяков».

– Не угадали! Официальное название «Желтый Дракон».

На этот раз свистнул Мун.

– 15-

В восемь часов Муна разбудил голос телефонистки. Благодарить было некого. Голос был записан на пленку и стоил при разовом пользовании пятнадцать центов, при месячном абонементе – четыре доллара. Лежащий на столе проспект извещал, что выгоднее и удобнее всего универсальный абонемент. Будь такой у Муна, его бы не только будили, но и напоминали, что пора ложиться спать, принимать лекарство, идти в кино, к тому же записывали и передавали все, что кто–либо в его отсутствие пожелает сообщить по телефону.

В девять часов Мун позвонил швейцару и попросил подать машину, которую пришлось оставить на стоянке в соседнем квартале: свободных мест вблизи гостиницы не оказалось. Ключ от «конвэра» был вручен швейцару накануне вечером. В сущности, Мун никуда не спешил, но почему не позволить себе такую роскошь, если чаевые швейцару и пригнавшему машину бою шли не из собственного кармана? Бой, не моргнув, принял доллар, но все же счел своим долгом объяснить, что удобнее всего абонировать бокс в гараже, откуда автомобиль при наличии дополнительного абонемента будет подаваться в любое назначенное владельцем место и время. Бой терял на этом совете свои чаевые, но зато с честью поддерживал репутацию гостиницы. В каждой комнате, включая ванную и туалет, лежала реклама: «Обращайтесь к нам! Любой совет по любому вопросу! Совершенно бесплатно!» Мун дал бою еще один доллар и решил последовать его совершенно бесплатному совету.

По истечении недели он незаметно для себя стал обладателем несметного количества абонементов, в которых совершенно запутался. Случалось, что он шел обедать в ресторан, а вернувшись в номер, находил там доставленный согласно абонементу обед. Как–то телефонистка, регистрировавшая заказ по абонементу развлечений, слегка перепутала, и вместо книги для легкого чтения Мун, к своему ужасу, обнаружил на столе девицу легкого поведения, сидевшую в непринужденной позе. Этот прискорбный случай закончился благополучно только благодаря своевременному вмешательству Дейли и на всю жизнь отвадил Муна от пользования абонементами.

Ровно в десять часов Мун подъехал к «Желтому Дракону». Это был трехэтажный дом в типично пагодном стиле, культивируемом в китайском квартале при постройке не только частных домов, но и общественных зданий. Жители придерживались его ради сохранения традиций далекой родины, власти города – для привлечения туристов.

Именно за такого туриста, богатого бездельника из среднезападных штатов, вздумал выдавать себя Мун. Роскошный «конвэр» пришелся весьма кстати для этой цели. Как и полагается человеку, знающему цену своим деньгам, Мун не спешил выйти из машины. Он подождал, пока одетый в национальный костюм с вышитыми по синему шелку золотыми драконами швейцар ресторана услужливо открыл дверцу. Мун, верный провозглашенному Дейли девизу «За все платит Брэдок!» дал ему пять долларов.

– Вам в ресторан или?.. – многозначительно спросил швейцар.

– К хозяину! – повелительно ответил Мун. Входя в подобострастно распахнутые перед ним двери, над которыми висел большой дракон, Мун оглянулся. Воздух как будто чист. Уже вчера Мун успел заметить, что ухо конкуренции снова приступило к своим обязанностям. Поэтому сегодня пришлось принять соответствующие меры. От гостиницы до универсального магазина «Париж» машину вел Дейли. Пока Мун в многочисленных торговых залах, кафетериях и бюро услуг старался сбить со следа нежелательных спутников, Дейли петлял по самым запутанным улицам. До китайского квартала, где его ожидал Дейли с машиной, Мун добрался, трижды сменив на пути такси, автобус и трамвай. Дейли вылез, и Мун медленно проехал полмили, остававшиеся до цели. Все это время он следил за шагавшим вслед Дейли. Тот не снял шляпу. Значит, все благополучно.

Первое, что Мун увидел в кабинете Хай Куанга, был попугай. Он висел вниз головой и спал. В эту минуту Мун глубоко сожалел, что не посвятил свою жизнь изучению этих птиц. Но, как неспециалист, он был готов отдать голову на отсечение, что это попугай Нгуэна. Совпадало все – окраска, величина, клетка.

– Интересуетесь? – спросил хозяин «Желтого Дракона». Он был толст и солидно одет. В раскосых глазах светилась особая хитринка, которая в равной мере могла быть и лукавой мудростью и затаенным коварством.

– Да, очень люблю попугаев, – сказал Мун. – Сколько хотите за него?

Мун был доволен собой. Это именно тот тон, каким разговаривал бы изображаемый им богач, привыкший считать свою чековую книжку всеоткрывающим ключом ко всем сезамам.

Хай Куанг усмехнулся.

– Мистер… простите, как ваша фамилия?

– Джонс.

– Мистер Джонс, у нас на востоке сначала спросили бы, согласен ли я расстаться с ним.

– А мне друзья говорили, что в вашем доме продается все. У них остались самые лучшие воспоминания. Говорили, что у вас можно купить все, что угодно, даже динамит.

– Динамит, может быть, но не этого попугая.

– Он у вас, должно быть, недавно?

– Смотря по тому, что вы подразумеваете под

словом «недавно». Наш великий мудрец как–то сказал, что нищий духом всю свою жизнь превращает в короткое мгновение, а другой мудрец сказал, что курильщик опиума за одну секунду видит столько прекрасного, сколько сам бог не видит за целую вечность.

– Удивительно в такой деловой комнате слышать такие цветистые восточные изречения, – заметил Мун… .

Действительно, кабинет был выдержан в абсолютно современном стиле. Единственное отклонение – он не имел дневного света, а освещался занимавшим весь потолок матовым плафоном. Стены были увешаны фотографиями с автографами. Сначала Мун подумал, что это именитые посетители «Желтого Дракона». По крайней мере так можно было судить по большому, в натуральный рост, снимку Мей Ричмонд, известной исполнительницы роли шпионки–вампа, повторенной ею в десятках фильмов. Журнал «Сквозь замочную скважину» сообщал в свое время о ее пристрастии к азартным играм. О многих других знаменитостях, украшавших стену, Муну тоже было известно нечто подобное. Но, увидев портреты императора Бао Дао, мадам Пю, Рокфеллера–младшего, вождя нацистской организации Рэнта и сенатора Фелано, Мун понял, что ошибся. Очевидно, эта портретная галерея отражала также патриотические чувства и политические симпатии хозяина.

– Ваш знакомый? – спросил Мун, указывая на фотографию Фелано. – Мне однажды довелось видеть его выступление по телевидению. Блестящий оратор! Можете гордиться, что у вас такие друзья!

Хай Куанг усмехнулся свойственной ему усмешкой, по которой трудно было судить: должна ли она иллюстрировать его мысль или, наоборот, скрывать ее.

– Нет, – сказал он. – Не имею чести! Он сенатор от нашего штата… Вас удивило, что я не забыл наших великих мудрецов? Вы напрасно думаете, что, занимаясь делами, я запамятовал прекрасную поговорку: «Можно нажить десять состояний, но даже у самого богатого человека только одна родина».

Хай Куанг встал и жестом, который показался Муну преувеличенно торжественным, открыл незаметную для поверхностного взгляда дверь. В проеме Мун увидел выдержанную в золотистых тонах домашнюю молельню с сидящим на золоченом постаменте Буддой в полтора человеческих роста.

– Я, правда, давно оторван от родины, но, как видите, свято храню традиции отцов, – с гордостью пояснил хозяин.

– Вы буддист?

– Вы спрашиваете из–за Будды? Нет, это тоже дань традиции. Я католик… Да, так получилось, что на родном языке я даже не могу сказать «милости просим!». Говорю и торгую на вашем… Чем могу служить?

– Я как раз… как там сказал ваш мудрец?.. «Блаженство вечности за одну секунду…» Кокаин пробовал, морфий пробовал – все перепробовал! А вот опиума у нас дома ни за какие деньги не достанешь.

– Тогда для меня будет большим счастьем открыть вам дверь в царство, где любое желание исполняется. Как сказал мудрец: «Волшебное зелье, которое творец вселенной изобрел в минуту своего высшего совершенства. Несчастным оно дает забвение, счастливых делает в тысячу раз счастливее…» Прошу следовать за мной.

В этот момент попугай проснулся и пронзительно закричал. Мун не имел понятия, на каком наречии – вьетнамском, китайском, японском. Но все же рискнул сказать:

– Удивительно, он говорит на вашем родном языке?

– Вы бывали на моей родине?

– Нет, но мой отец некоторое время жил в Сайгоне. Он продавал всякие машины, начиная от швейных и кончая сельскохозяйственными. Неплохо заработал.

– Какое совпадение! Мой отец тоже жил в Сайгоне, почти всю жизнь прожил там. Я получил от него в наследство этого попугая…

– Разве? Мне показалось, что попугайчик молоденький.

– Вам только показалось. Эти птицы живут долго. Не то что люди… Как сказал мудрец: «Единственное, что ты никогда не встретишь случайно, – это смерть». – Хай Куанг прищурил глаза. И без того узкие, они сейчас походили на амбразурные щели с желтоватым пламенем минометных вспышек.

Муна невольно передернуло. Было ли упоминание о смерти случайностью или затаенной угрозой, ответом на показавшееся ему подозрительным любопытство гостя? Чтобы прийти в норму, Мун закурил сигару, предварительно предложив Хай Куангу. Тот отказался.

– Благодарю, не курю.

Мун сделал несколько затяжек. Лицо вьетнамца снова было непроницаемо. Могло почудиться, что в молельне стоит не идол, а скульптурное изображение хозяина «Желтого Дракона».

– Прошу за мной! – пригласил Хай Куанг.

Но Мун не торопился уходить. Он ждал, пока попугай опять закричит.

– Одну минуточку. Это кто?.. А это?.. – Мун притворился, будто заинтересовался портретной галереей.

Ему повезло. Владельцу «Желтого Дракона» пришлось давать объяснения под почти беспрерывный аккомпанемент гортанных выкриков. Теперь можно было идти. Перед уходом Мун не без внутренних опасений решился на довольно рискованный ход.

– Кстати, в связи с изречением вашего мудреца мне вспомнилась катастрофа с этим самолетом. Мой старик говорит, что на борту находились какие–то вьетнамские ученые. Они летели через Гонолулу в Сайгон. Как вы полагаете, была их смерть случайной?

С лица Хай Куанга впервые спала непроницаемая маска. Но, против ожидания, Мун прочел на нем, если только он умел правильно читать, не шок, не испуг, не смятение, а скорее затаенную жестокость.

– Вы совершили двойную ошибку, – владелец «Желтого Дракона» сделал долгую паузу и абсолютно бесстрастным тоном, от которого мурашки пробежали по коже, сказал: – Во–первых, они летели в Ханой. Во–вторых, они еще не умерли. В–третьих… – Хай Куанг резким движением засунул руку в бездонный карман своих просторных брюк.

Мун словно оледенел. За секунду, пока рука вьетнамца застыла в кармане, в мозгу пронеслись, сталкиваясь подобно электрическим разрядам, десятки решений. Что делать? Выстрелить первым? Успеет ли Мун? Может быть, лучше броситься на пол? А что, если противник хочет только испугать его, спровоцировать, заставить раскрыться? В таком случае Мун при любом варианте выдаст себя с головой и действительно напросится на пулю. Казалось неправдоподобным, что в этом деловом, современно обставленном кабинете может сейчас произойти хладнокровное убийство. Но Мун понимал, нет, каждым нервом чувствовал: этот вьетнамец с бесстрастным голосом и лицом Будды способен на все. И еще он подумал, как непростительно глупо было не взять с собой Дейли. И ради чего? Любой, даже самый гениальный план не стоит того, чтобы платить за него собственной жизнью.

Секунда прошла… Мун так и не успел ни на что решиться, как рука вынырнула из кармана. Вместо пистолета Мун увидел тяжелый золотой хронометр в форме сплющенной луковицы. Старомодный, непомерно большой хронометр, не в пример попугаю, действительно наследство от деда или прадеда. Xaй Куанг нажал на пружину. Крышка с громким теньканьем отскочила. Внутри раздался тоненький переливчатый звон – какая–то незамысловатая восточная мелодия, запомнившаяся Муну на годы.

– …у меня скоро деловое свидание… – сказал Хай Куанг.

Оглушенному пережитой секундой Муну фраза поначалу показалась совершенно бессмысленной. Потом он все же сообразил, что это продолжение разделенного секундной паузой предложения: «В–третьих… у меня скоро деловое свидание».

– Поэтому, если вы не хотите лишить меня счастья быть лично вашим гидом в страну богов, о которой великий мудрец сказал, что она более глубокая реальность, чем жизнь, и более глубокое забытье, чем смерть, прошу следовать за мной! – Хай Куанг поклонился по–восточному низко и распахнул перед Муном дверь.

Пока они проходили по длинному, идущему под уклон коридору без окон, соединявшему кабинет владельца с курильней, Мун размышлял о многом. С некоторой издевкой над только что пережитым страхом он намеренно обряжал свои размышления в заимствованную у хозяина «Желтого Дракона» форму.