Текст книги "Приключения 1989"

Автор книги: Анатоль Имерманис

Соавторы: Владислав Романов,Александр Павлюков,Николай Бакланов,Василий Викторов,Владимир Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Я уже получил такое указание из Лэнгли. Послезавтра сюда прибудет наш сотрудник, который заменит меня на этом посту. Но перед отъездом я должен уладить кое-какие дела, – Уильямс поправил холодно блеснувшие очки и, кивнув, вышел из кабинета.

Телефон разразился пронзительной трелью, и Горанин, который ждал звонка из Москвы, сразу же снял трубку. На линии сначала были помехи, затем он услышал знакомый голос редакционной стенографистки:

– Алле-о, алле-о, – повторяла она.

– Здравствуйте, Елена Петровна, – радостно сказал Горанин.

– Здравствуйте, Игорек! – сразу же откликнулась она. – Что-то вас давно не было слышно. Болели?

– Об этом при встрече, – сдержанно ответил Горанин и после паузы спросил: – Ну что, будем работать?

– Пожалуйста, я готова, – отозвалась стенографистка.

Горанин начал диктовать:

– Отдел капиталистических стран. Заглавие: «Предвыборная кампания по сценарию ЦРУ». Текст с абзаца…

Игорь писал эту статью всю ночь. Давалась она ему с трудом. Мгновениями он ловил себя на том, что сидит, упершись взглядом в лист бумаги, а в голове вновь и вновь прокручиваются сцены бегства с виллы, головокружительной погони по улицам города, перестрелки на мельнице.

Но не только и не столько об этом собирался рассказать читателям Горанин. Очередная провокация ЦРУ, невольным участником разоблачения которой он стал, заставила его ещё раз с болью подумать о стране, ставшей для него хорошо знакомой и близкой.

Каменная лестница, ведущая к площади Испании – на её ступенях он любил посидеть среди тысяч туристов… Редкостная по красоте, идеальная в пропорциях статуя волчицы – он часто приходил полюбоваться ею в один из залов Капитолийского музея… Везувий, казавшийся при взгляде с залива двугорбым верблюдом… Многие уголки этой прекрасной страны навсегда вошли в сердце Игоря. А главное, он полюбил её людей – открытых, жизнерадостных, искренних.

Поэтому с горечью и сарказмом Горанин писал о той несправедливости, которая царит в стране. О том, что и сегодня члены правительства, на словах пекущиеся о гражданах страны, служат, оказывается, не народу, а заокеанским партнёрам. Что уважаемые финансисты и «капитаны индустрии», чьим мудрым заботам обществу советуют доверяться, на самом деле обделывают через масонскую ложу свои грязные делишки, считая её чем-то вроде ассоциации по улучшению материального положения богачей. Что командование вооруженных сил, призванное охранять покой республики, на деле составляет заговоры против неё. Были в его статье строки и о том, что испытанные секретные службы, день и ночь стоящие на страже демократии, отбивая атаки террористов всех мастей, в действительности покровительствуют террористическому подполью, снабжая его оружием, деньгами и документами, чтобы быстрее покончить с этой самой демократией. А печать – совесть либерально-демократического истеблишмента, по передовицам которой сверяют, как надо жить и думать, во что верить, – оказывается содержанкой масонских банкиров…

Закончив диктовать материал, Горанин ещё некоторое время продолжал сидеть, сжимая телефонную трубку в ладони. Нервное напряжение, вызванное обрушившимися на него событиями, работа над статьей – всё было позади, и сейчас он чувствовал только нечеловеческую усталость.

Сержант Тонио дочитал спортивное обозрение и вздохнул: судя по всему, столичные футболисты в нынешнем сезоне опять останутся без медалей. Он сложил газету и посмотрел на часы – было четверть двенадцатого, и до конца его дежурства оставалось сорок пять минут.

Тонио встал, решив, что не мешало бы взглянуть на своего подопечного. Тихо приоткрыв двери, он заглянул в больничную палату. Там на высокой кровати лежал Клаудио Понти. Глаза его были закрыты – он, видимо, заснул после перевязки и уколов. Сержант удовлетворенно кивнул и так же тихо прикрыл дверь.

В это время пискнула портативная рация, лежащая на тумбочке в коридоре. Сержант взял её и, нажав на кнопку, произнес:

– 23-й слушает…

– Привет, Тонио, – раздался чей-то голос сквозь шипение и потрескивание. – Это Вентура.

– А… Я даже не сразу узнал вас, комиссар, – откликнулся сержант. – Почему-то очень плохая слышимость.

– Постараюсь говорить погромче. Как у тебя дела?

– Всё нормально. Он спит, – ответил Тонио.

– Слушай меня внимательно, – голос с трудом пробивался сквозь помехи в эфире. – Сейчас ты спустишься вниз, а я через пару минут подвезу тебе на смену Джентиле.

– Но, комиссар, вы ведь сами приказали не оставлять объект без охраны, – возразил сержант.

– А он и не останется без охраны. Ты ведь будешь у больничных дверей внизу, а как только я тебя заберу, Джентиле пойдет наверх. Так что, давай, действуй и приготовься к хорошей драке – едем на облаву. Возможно, понадобятся твои чемпионские кулаки.

Рация отключилась. Тонио секунду продолжал молча стоять, затем польщенно хмыкнул: он занимался боксом и гордился своими неплохими успехами на ринге. При случае он любил продемонстрировать их при разгоне демонстрантов или при задержании каких-либо сомнительных типов.

Сержант, одернув китель, решительным шагом направился к лифтам. Коридор был пуст. Лишь в холле за небольшим столиком сидела дежурная сестра и, читая книгу, грызла печенье. Тонио притормозил возле неё.

– Я ухожу. Но через минуту сюда придет мой коллега. Вы пока присмотрите за нашей палатой. Идет? – Сержант широко улыбнулся. Он знал, что у него хорошие зубы, и был уверен, что все девушки без ума от его улыбки.

– Идет, – улыбнулась сестра.

Тонио, решив, что с ней нужно будет познакомиться поближе, отправился дальше, к лифту. Ему пришлось немного подождать, прежде чем пришла кабина.

Через несколько мгновений после того, как сержант спустился вниз и вышел в вестибюль больницы, на столе у сестры зазвонил телефон. Она сняла трубку и услышала взвинченный женский голос:

– Дежурный врач просит вас срочно зайти в приемный покой – сейчас в ваше отделение мы будем отправлять тяжелого пациента.

Сестра только собралась спросить, не влетит ли ей за то, что она оставит свой пост, как в трубке раздались сигналы отбоя. Она набрала номер приемного покоя, но там было занято. Пожав плечами, девушка встала и направилась к лифтам. После того, как за ней закрылись двери кабины, коридор ещё некоторое время оставался пуст.

Сначала на пожарной лестнице раздались приглушенные шаги. Затем дверь, ведущая на лестницу, приоткрылась, и в коридор скользнули двое мужчин в белых халатах и шапочках. Они оглянулись по сторонам и быстро направились к палате, в которой лежал Клаудио Понти. Около неё они задержались, прислушиваясь. Осторожно открыли дверь и вошли внутрь.

Понти спал. Черты его побледневшего, осунувшегося лица казались особенно резкими из-за глубоких теней, отбрасываемых ночником.

Люди в халатах беззвучно приблизились к высокой кровати. Один из них занес руку и что было силы резко ударил террориста в солнечное сплетение. Тот коротко и придушенно вскрикнул, потом захрипел, ловя ртом воздух. Неизвестные тут же подхватили его и быстро понесли к окну. Один из них поставил слабо сопротивляющиеся ноги Понти на подоконник, другой – свел его руки за спиной и сильно толкнул вперед.

Все произошло так неожиданно и быстро, что террорист даже не успел испугаться – выбив стекло и падая вниз, он ощущал только острую боль от удара в живот и от порезов. Страх пришел за несколько метров до земли, но Клаудио Понти не успел даже крикнуть – вслед за сокрушительным, ослепляющим ударом наступила тьма.

Сержант уже начинал нервничать – он ждал комиссара около пяти минут, – а машины всё ещё не было. Он посмотрел на часы, и в этот момент услышал звон разбитого стекла и затем – звук глухого удара.

Тонио тут же, задрав голову, стал внимательно осматривать окна больничного корпуса. Все они были вроде бы целы. Но сержант вдруг сообразил, что окно палаты, которую он охранял, выходит на другую сторону. От дурного предчувствия у него перехватило дыхание. Какое-то мгновение Тонио продолжал стоять, словно не решаясь тронуться с места, затем опрометью бросился в здание.

Из лифта он выскочил, сжимая пистолет в руке. В коридоре было пусто. Громко топая, сержант пробежал мимо столика сестры – её книга лежала на стуле, а сама она куда-то исчезла. Тонио ворвался в палату и, сделав по инерции несколько шагов, бессильно остановился.

Комната была пуста. Сквозь дыру с острыми, неровными краями, которая зияла в оконном стекле, в помещение врывался холодный ветер. Сержант заставил себя подойти к окну, высунулся наружу. С высоты девятого этажа он увидел человека, неподвижно лежащего на асфальте.

По расписанию самолет в Москву отправлялся в 7.45 утра. Горанин собрал вещи накануне и сейчас, когда до приезда его друзей – Климова и Мазини оставалось ещё несколько минут, прошел по квартире, проверяя, ничего ли он не забыл.

После драматических событий, о которых Игорь рассказал в своей статье, перепечатанной многими изданиями, руководство редакцией решило предоставить ему отпуск. Ему на смену для освещения выборов должен был приехать специальный корреспондент.

Горанин хорошо понимал, что возможностью улететь сегодня на Родину он во многом обязан Мазини, и поэтому, когда тот предложил Игорю проводить его, с радостью согласился – хотелось на прощание ещё раз повидаться.

Журналист посмотрел на часы – стрелки показывали без пяти шесть. Ещё раз окинув взглядом прихожую, он подхватил чемодан и вместительную сумку, открыл дверь и шагнул за порог.

Горанин запер оба замка, когда запах табачного дыма заставил его поднять голову. На лестничной площадке, ведущей к следующему этажу, стоял человек в темном плаще. Игорь замер от неожиданности, его взгляд впился в невозмутимое лицо незнакомца, сжимавшего дымящуюся сигарету в тонких губах. Затем журналист посмотрел на руки мужчины. Они были спрятаны глубоко в карманах.

Игорь почувствовал какую-то противную слабость. Под взглядом человека в плаще, который он ощущал буквально физически, Горанин медленно подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Время, пока он ждал кабину, показалось ему вечностью.

Когда журналист бросил чемодан и сумку в багажник машины и уселся на заднее сиденье рядом с Климовым, тот удивленно спросил:

– Что случилось, старик? На тебе лица нет.

Игорь нервно рассмеялся:

– Какой-то тип стоял на лестнице около квартиры. Я было решил, что он предоставит мне, как выражаются герои детективов, бессрочный отпуск от земных забот, но ошибся.

Мазини включил сигнал поворота и, плавно отъезжая от бровки, покачал головой.

– Не нравится мне это. Кому понадобилось торчать в такую рань под дверью?

Утренняя дорога, подернутая предрассветной туманной дымкой, была почти пуста, и Мазини вел свой «фиат» быстро. По пути Горанин рассказал друзьям о том, как радушно прошла встреча с Чезаро Росси и Адриано, состоявшаяся накануне у них дома в присутствии многочисленных родственников. Затем Франческо поведал о скандале, разразившемся в редакции «Вечерних новостей», но на выезде из города – неожиданно прервал свой рассказ.

– По-моему, игра продолжается. За нами «хвост».

Игорь обернулся и увидел светлую «хонду».

– Она?

– Да, – кивнул Мазини. – Впрочем, сейчас проверим.

Он резко нажал на тормоз и прижал автомобиль к тротуару, сбросив скорость до двадцати километров в час. Машина позади тоже притормозила и поползла за «фиатом», соблюдая ту же дистанцию.

– Всё ясно, – заметил Климов. – Давай быстрее в аэропорт.

Мазини не нужно было повторить дважды. Похоже, он решил выжать из «фиата» всё, что было возможно. Но «хонда» не отставала. Более того, через двадцать минут бешеной тики по автостраде она вдруг рванула вперед и легко сократила расстояние между машинами.

Подъезжая к зданию аэропорта, Мазини был вынужден уменьшить скорость. Припарковавшись на стоянке, он быстро вышел из «фиата» и встал так, чтобы автомобиль прикрывал его. Горанин и Климов тоже вышли.

В нескольких метрах от них «хонда» затормозила, задняя дверца распахнулась, и из автомобиля вылез… комиссар Вентура. С невозмутимым видом он приблизился к изумленным друзьям, протянул им руку и буркнул:

– Вот… решил вас проводить.

– Спасибо, – Горанин растерянно улыбнулся. – Мне, право, неудобно – ведь у вас, наверное, много работы.

– А вы думаете, сейчас я отдыхаю? – хмыкнул Вентура.

– В чём дело? – спросил Климов. – Разве «охота» на советского журналиста продолжается? Кстати, это ваш человек торчал у его дверей?

– Не торчал, а охранял, – поправил его комиссар. – Что касается «охоты», – он сделал паузу и как-то странно посмотрел на журналистов, – держу пари: вы ещё не видели утренних газет.

– Точно, – ответил Горанин. – Считайте, что вы выиграли. А что случилось?

Вентура тяжело вздохнул и пожал плечами:

– Я не хочу сыпать соль на собственные раны. Прочтете – поймете сами. И вот ещё что… Помните, я обещал найти подонка, который устроился у меня «под крылышком»? Так вот – это будет сделано, чего бы мне это ни стоило! – Комиссар круто развернулся и, грузно ступая, направился к машине.

Мазини, глядя ему вслед, с сожалением покачал головой:

– Бедняга! Он ещё не знает, что его переводят в провинцию.

– Почему? – удивился Горанин. – В чем он провинился?

– А кто тебе сказал, что его в чем-то обвиняют? – усмехнулся Мазини. – От него решили избавиться более тонко. На новое место службы он отбудет с повышением.

Самолет набрал высоту, и в салоне погасла надпись, запрещающая курить. Пассажиры начали отстегивать ремни, доставать из карманов и сумочек сигареты, из портфелей – журналы и книги. Вскоре в проходе показалась стюардесса, катящая впереди себя столик на колесах. На нем красовались различные бутылки с яркими этикетками, тихонько позвякивало ведерко со льдом. На нижнем отделении лежала толстая пачка утренних газет.

Горанин, с нетерпением дождавшись, пока девушка поравняется с его креслом, взял одну из них. Торопливо раскрыв её, он замер.

С газетной полосы на него холодно смотрел Клаудио Понти. Рядом помещалась другая фотография – обезображенное человеческое тело, лежащее на потемневшем от крови асфальте. Чуть ниже, под броско набранным заголовком «Загадочная смерть террориста», печаталось следующее сообщение:

«Вчера, около полуночи, во дворе госпиталя Санта-Клары был найден мертвым печально известный лидер «красных бригад» Клаудио Понти. Он находился в лечебнице под охраной полиции после ранения, полученного в ходе проведения очередного террористического акта.

Причиной его смерти стали тяжелые телесные повреждения – результат падения с девятого этажа больничного здания.

Убийство или самоубийство – на этот волнующий общественность вопрос полиция пока не дает ответа. Но несомненно одно: со смертью Клаудио Понти и серьезным психическим заболеванием редактора «Вечерних новостей» Антонио Рицо, который помещен по посьбе его жены в специальную клинику, многие ключевые моменты этого сложного дела так и останутся невыясненными».

Александр Павлюков
ЭТИ ДНИ

Все возможные совпадения, касающиеся имен действующих лиц и места действия, являются случайными.

Автор

12 НОЯБРЯ

– Давай съездим на аэродром, – попросила Наташа.

– А дочка? Не дай бог, проснется.

– Ничего, Лика присмотрит за ней.

Я обвел взглядом нашу комнату с заметно обшарпанной мебелью, неухоженным паркетом, с канареечного цвета стенами. Самодельный абажур, ситцевые занавески на окнах, несколько вырезанных из журналов пейзажей – Наташины попытки создать хоть какое-то подобие уюта лишь подчеркивали временность нашего казенного семейного очага. Последний полустанок на пути домой.

– Поехали.

Наташа ушла за Ликой, а я загадал, что если Вовкина жена войдет со своим неизменным учебником «Ядерная физика. Том 1» в руках, то все у нас будет в порядке и через два месяца мы будем дома, в Москве.

Я почему-то вспомнил, как мы с Вовкой встречали наших жен два года назад. Волнуясь до дрожи, стояли тогда на нагретом нежарким осенним солнцем бетоне летного поля рядом с одолженной у начальства голубой «Волгой». Со стороны всё это выглядело, конечно, сплошным пижонством. А может быть, нас принимали за людей, встречающих высоких гостей. Накрахмаленные в прачечной воротнички душили наши загорелые шеи, как туго затянутые ошейники. Букеты роз и гвоздик, завернутые в папиросную бумагу, лежали на сверкающем капоте и были похожи на кукольных невест в фате.

Приземлился самолет, к нему подкатил трап, открылась дверца, и, казалось, зазвучала какая-то немыслимая и ликующая музыка: это наши жены сходили по красным ступенькам трапа. Наташа приехала как на большой международный курорт: в модном костюме, с элегантной белой сумкой, только что из парикмахерской. Лика прискакала за пять с половиной тысяч верст так, будто её пригласили в поход по Подмосковью с веселой студенческой компанией: в руках туго набитый рюкзак, за спиной гитара.

С этого самого дня мы с Наташей полюбили аэропрт, будто именно здесь встретились и влюбились с первого взгляда, отыскав друг друга в пестрой толпе. Со временем аэропорт стал зримым выражением Наташиной ностальгии, она утверждала, что только тут можно получить точно такое же мороженое, как в «Космосе» на улице Горького. Я подозревал, правда, что всё дело в том, что здесь два раза в неделю приземляются серебристые лайнеры с красными флажками на хвосте и звучит настоящая, чистая, не сдобренная ещё местными словечками русская речь. И не только приземляются, но и улетают обратно, и очень легко представить, что через пять с половиной часов они сядут в Шереметьеве на серый промерзший бетон, по которому гуляет поземка из снежной крупы, и к трапу подойдут люди: пограничники, медслужба, таможня; закрываясь от ветра меховыми воротниками, поведут московские разговоры о том, о сём, точно такие же, какие мы и сами будем завтра вести…

Лика вошла с неизменной книгой в руках. «Ядерная физика. Том 1».

– Привезите мороженого, – попросила она.

– Привезем, – пообещала Наташа.

– За Ольгу не переживайте. Практика мне просто необходима, – Лика погладила свой круглый животик.

– Послушай, Софья Ковалевская, ты не боишься, что ребенок заговорит формулами?

– Иди-иди, охальник.

– Серьезно, Лика, сколько ты запрограммировала детишек?

– У нас в коллективе программист Вовка.

– А всё-таки?

– Это зависит от пола…

– Туманно.

– Если будет мальчик, то двоих, а если девочка, то тогда будем дерзать до тех пор, пока все-таки не выйдет наследник. Так сказал программист.

– Серьезные дела. Если мы тут задержимся, мне часто придется ездить за мороженым.

– И отдавать мне свою селедку.

– Я готова, Алеша, – вмешалась Наталья, – хватит терзать Лику.

– Поехали. Ради практики не буди ребенка, Софья.

– Как скажете.

На заднем сиденье темно-синего маленького «фиата» было уютно, словно в двухместной ракушке. Шофер не удивился, что на аэродром едут без багажа, и погнал машину.

– Посмотри налево.

Наташа обернулась, кивнула головой, но ничего не сказала.

Огромная вилла белого мрамора сверкала огнями. Вдоль каменной ограды, между декоративными вазами с цветами и небольшими статуями горели заключенные в хрустальные колпаки ацетиленовые фонари. В гараже выстроился десяток больших американских автомобилей. У входа бодрствовали сторожа в белом. Здесь каждый день, месяц за месяцем, преданные слуги ожидали короля соседней страны. Теперь уже бывшего, лишенного трона родным братом. Повелитель же предпочитал проводить время на юге Франции…

И через два квартала отсюда двухэтажный, с небольшим садиком, скромный дом. Наверное, дети уже легли спать, светится только одно окно на втором этаже. Скорее всего это её комната, печальная комната вдовы, перебирающей сейчас в тишине в тысячный раз старые фотографии мужа. Для нас он давно уже стал легендой, его именем назвали улицы, институты, города, сложили песни, страшные для врагов. А для неё он так и остался просто мужчиной, сильным, умным и ласковым, и трудно сказать, сколько ещё детей хотелось ей родить от него и как она сейчас мучается, что не успела прошептать ему самые нежные слова. Постеснялась, должно быть, или подумала, что скажет завтра. Но завтра не наступило для Патриса Лумумбы, и для неё всё осталось вчера, там, за кроваво-красной чертой. Хорошо, что живы дети и что они знают, кем был их отец, и могут им гордиться.

Вот такие вехи встречаются в этом городе на недлинной дороге в аэропорт. В остальном вполне респектабельный тихий район, застроенный двух– и трехэтажными домами с садами за решетчатыми заборчиками и скамейками у ворот, на которых спят сторожа. Пешеходы тут редкость, магазинов и лавок минимум. Широкая лента дороги делится пополам газончиком с посаженными в ряд толстыми пальмами. Всё это быстро остается позади.

Здесь нет плавного перехода города в пригород, с дачками и огородами, природа предлагает на выбор что-нибудь одно – пустыню или оазис, смерть или жизнь. Исход зависит от человеческой воли и упорства в стремлении добыть воду, напоить бескрайнюю пустыню, заставить её цвести и плодоносить. Вот почему так резко проведена граница города, он словно сжал мускулы, собрался с силами для следующего скачка, чтобы отвоевать ещё хотя бы пару гектаров песка.

Всего в нескольких километрах от последних домов и пальм начинают маячить в чернильном небе разноцветные огни аэропорта, сначала два или три, ярких, как звезды – на башне, а потом появляется целая россыпь неразличимых пока неоновых надписей, светящихся широких окон и автомобильных фар.

Прямо над нами, точно вдоль ленты дороги, с включенными перед посадкой прожекторами пронесся огромный «боинг». Казалось, он пикирует на аэродром. Наташа зашевелилась где-то у меня под мышкой. Тихонько сидела всю дорогу, грустила в темноте, ощущая моё тепло и покачиваясь на мягком сиденье

Кафе в аэропорту хорошо тем, что с его террасы летное поле видно как на ладони. Кажется, стоит перелезть через невысокий бордюр, пройти две сотни шагов, подняться в самолет, урчащий и готовый к вылету, задраить за собой дверцу и скомандовать. «На Пресню, ребята, подбросьте, будьте добры!» – и всё, проблем нет, летим, укрыв ноги пледом, подремывая под мягкий гул моторов, а тут и ребята: «Вам где на Пресне?»

– Всегда здесь вспоминаю Сергея, – сказала Наталья, вынимая из сумки большую банку для мороженого. – У него научилась жить. Сейчас сделают круглые глаза: кто же в международном аэропорту мороженое в банки набирает? Но ты уж будь добр, наплети чего-нибудь.

Именно Сергей надоумил нас брать в аэропорт банку для мороженого. И в самом деле, чего стесняться, если дочь любит мороженое?

– Ольга утром обрадуется.

– Скажи, что бабушка из Москвы прислала.

– Поверит ведь.

– Да, кроха она ещё.

– У тебя что, есть претензии к моей дочери?

– К твоей никаких.

Мы посмеялись традиционной шутке, я подумал, а может быть, нам тут и поужинать, в этом интернациональном аквариуме, но Наташа опередила меня:

– Ужинать будем дома. Если хочешь, купим шашлыка и запалим мангал, посидим подольше. Завтра выходной.

– Давай кого-нибудь позовем на огонек

– Жалко, Вовки нет.

– За него не волнуйся. Он сейчас в море искупался и устрицами закусывает.

– Поподробнее нельзя?

– А я что-нибудь знаю?

– Значит, нельзя.

– Ей-богу, Наташа, сам не знаю. Во всяком случае, ничего серьезного. Вернется, расскажет.

– Как бы тебя куда-нибудь не загнали.

«Прибыл самолет «Боинг-707» компании «Пан-Америкен»…

– А вот и мороженое.

– Спасибо, – Наташа благодарно улыбнулась вежливому метрдотелю, который за долгие годы службы наверняка привык к гораздо более пикантным капризам своих проезжающих клиентов,

Через стеклянную стенку было видно, как из таможенного зала в багажный не торопясь шла группа пассажиров, в основном преклонных лет американцы, шатающиеся по свету на накопленные под старость денежки, увешанные сложной кино-и фотоаппаратурой, дамы почему-то обязательно в ярких клетчатых штанах и темных очках, мужчины чаще всего в шортах. Среди этих божьих одуванчиков мелькнуло вдруг знакомое, отнюдь не туристическое лицо.

– Две кока-колы, пожалуйста, – сказал я бармену, – а вот эту банку спрячьте, если не трудно, в холодильник. Я ненадолго оставлю даму одну.

Через две минуты я вернулся. Бармен показывал Наташе фокус со своим кольцом, которое одному ему известным способом распадалось на три, а потом снова прочно соединялось. Бармен улыбнулся, увидев меня, и полез в холодильник за мороженым.

– Впервые вижу такое кольцо, – сказала Наташа.

– Он тебе предлагал его купить?

– Нет, просто показал.

– Их на базаре сколько угодно.

– Почему же ты раньше… – начала Наташа, но я сжал её руку

– Не поворачивай резко головы Справа, между старухой в красных штанах и носильщиком, стоит молодой парень в белой рубашке навыпуск. Запомни его лицо. Вопросы потом. Улыбнись мне, – я обнял Наташу, мы были уже у выхода. Ещё несколько шагов, и я быстро распахнул дверцу подъехавшего такси

– Может быть, ты объяснишь?

– Дома, чтобы не повторять то же самое Лике.

Интересно, как на этот раз его зовут, этого Джонни, обычного американского рубаху-парня, с короткой стрижкой и белозубой улыбкой, вечного студента, сегодня в Афинах, завтра в Багдаде, отлично говорящего по-русски: «Мой предки уехал Москва до револьюшен, всё о'кэй, парни, я знаю, тут чудесни бар за угол» Настойчивый, как слепень, он, видимо, рассчитывал на дешевый шантаж или подкуп, а может быть, ловил обрывки разговоров. Однажды терпению ребят наступил предел, они позвали общительного Джонни в гостиничный номер и за легкой закуской высказали всё, что думают о нем и его родителях, служивших, как нам было известно, во власовской РОА. «Гостя» охотно поили водкой, не жалея ценного продукта, а потом спустили с лестницы. Ребят пожурили, а Джонни исчез на несколько месяцев, потом снова появился ненадолго, но климат в стране был уже неподходящим, и Джонни было совсем пропал. Я уж думал, не сменил ли он сферу деятельности, этот эксперт по русским, работающим за рубежом, ан нет. Судя по внешнему виду, даже пошел на повышение. Исчезли суетливость и дежурная улыбка, по-моему, и в весе прибавил.

– Ты поднимайся наверх, – сказал я Наташе, когда мы подъехали к дому, – а я зайду к Сергею.

– Зови его на шашлык.

Сергей стоял в прихожей и завязывал галстук. Его только что вызвали к Главному, и мысленно он был уже на работе. Поправляя узел, Сергей посмотрел на меня, словно на посторонний предмет.

– Что, Алик?

– Джонни объявился. Прилетел полчаса назад на «Пан-Ам».

– Одно к одному… Однако есть новости и похуже, – медленно выговаривая слова, произнес Сергей.

– А именно?

– Они возобновили бомбежки. И начали с гражданских объектов. Подробностей ещё не знаю, завтра прочитаешь в газетах.

– По-твоему, совпадение? Или ты считаешь?..

– Ну, бывай, – Сергей не ответил и протянул руку. – Присмотри тут за моими в случае чего. Может быть… – Сергей не договорил, махнул рукой и вышел.

Дома уже раскочегарили на террасе мангал. Наташа видела, как Сергей садился в машину, и подняла на меня глаза.

– Главный вызвал, не спится старику. Хочет с Сергеем в шахматы сыграть, – бесстрастным голосом соврал я.

– Надоели вы все с вашими тайнами, – сказала Лика.

– Пусть повыпендриваются, – отозвалась Наташа.