Текст книги "Я и мой оригинал (СИ)"

Автор книги: Анастасия Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Я несколько мгновений в абсолютной тишине продолжала грызть свою губу, а потом все же решила уточнить:

– Это ты сейчас со мной разговаривал?

Возможно, мне показалось, но кажется, парень еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Вместо этого, он еще сильнее сжал челюсти. Скорее всего, от того момента, когда послышится хруст его сломанных зубов, нас отделяло лишь несколько минут, проведенных в обществе друг друга.

– Да, придется над многим поработать, – выдавил Альмод.

– Только без меня, – тут же деловито сообщила я. Поднялась, на этот раз без криков и боли, но с ощутимым головокружением. И, стараясь не обращать на серый туман перед глазами, сообщила:

– Знаешь, мне вообще-то пора домой, – и тут сквозь колышущуюся перед глазами пелену я разглядела свою одежду и поняла, что какой-то явно склонный к суициду человек меня переодел, так как вместо привычных удобных джинс и любимой старой куртки на мне красовалось нечто, подозрительно смахивающее то ли на коктейльное платье дорогой шлюхи, то ли на ночнушку героини мультика для взрослых. В общем, развратным в этом наряде было все, начиная от подчеркивающего и приподнимающего грудь декольте, до короткой, едва прикрывающей то, что пониже поясницы юбчонки. Хорошего в этом наряде было только то, что тонкая нежно-розовая ткань не просвечивалась. И на этом спасибо.

– Ночная бабочка на вольном выпасе, – подвела я неутешительный итог и мысленно пожелала самой мучительной смерти тому, кто меня в это нарядил.

– Ты никуда не пойдешь, – решительно заявил Альмод и встал.

– Конечно, пойду, – я принялась оглядываться вокруг в поисках своих вещей. – У меня дел, как у бомжа махорки. Надо печку растопить, воды из колодца наносить, дров нарубить, детей накормить…

Я несла абсолютную чушь, болтая без умолку. Не то, чтобы я надеялась заговорить мужику уже крошащиеся от постоянного стискивания челюстей зубы и по-тихому слинять, но…Хотя нет, именно на это я и надеялась, рассчитывая, что передо мной просто красавчик-дуболом, который привык все решать при помощи силы, не задействуя мозги.

– Остановись, Риэль, – пророкотал он своим низким голосом, отчего у меня словно поджелудочная завибрировала. За спиной раздались шаги и вот он уже схватил меня за плечи, разворачивая лицом к себе. – Не усугубляй своё положение. Нынешняя ситуация сама по себе достаточно непроста, но я могу устроить так, что всё станет действительно плохо. И в первую очередь, для тебя.

Я затаила дыхание. Когда с тобой вот так, спокойно, но непоколебимо беседует мужчина, своим телосложением больше походящий на нависающую над тобой гору, воевать и махать шашкой в открытую проблематично.

– Ладно, – кивнула я, вырвалась из его рук, отступив обратно к кровати, плюхнулась на скомканную собственными стараниями постель и заболтала ногами в воздухе. Королевское ложе было настолько высоким, что мне приходилось подпрыгивать, усаживаясь на него, а потому ступни мои до пола не доставали из-за чего я ощущала себя еще более беззащитной, находятся в этом непонятно жилище, возведенном и обустроенном человеком с явной склонностью к гигантизму. – И что дальше? Я буду вечной пленницей в твоих покоях? Кстати, у тебя весьма своеобразное понимание, как должна выглядеть мужская спальня. Розовый? Серьезно? Знаешь, здесь не то, что жить, здесь даже умирать не хочется.

– Это не мои комнаты, – возвращаясь к прежнему непоколебимому спокойствию мороженного омуля, пояснил Альмод, все еще маяча передо мной на расстоянии двух шагов. – А твои. Там будуарные комнаты.

И он ткнул пальцем куда-то за мою спину. Я оборачиваться не стала, а в вместо этого изумилась:

– Мои? Ты хочешь, чтобы я жила здесь?

– Да, – подтвердил Альмод, складывая руки на груди и замирая широко расставив ноги. Он будтобы готовился отразить вражеский удар, и всем своим воинственным видом демонстрировал боевую готовность противнику. – Тем более, эта часть королевского замка всегда принадлежала только тебе. Столько, сколько я себя помню. И даже когда ты ушла, когда ты бросила нас, эти комнаты все равно оставались только твоими. Их даже не запирали. Прислуге было приказано регулярно убираться здесь, смахивать пыль, но никого не пускать. Иногда мы с отцом приходили сюда. По одиночке или вместе. Подолгу стояли у окна, глядя на Голубое озеро. Присаживались на край кровати, пытаясь ощутить твой запах, который еще хранили простыни. С каждым днем он становился слабее и однажды, придя сюда, я понял, что это больше не твой дом. Ощущение твоего близкого присутствия пропало. И комнаты превратились в мавзолей. А когда отец, наконец, разрешил мне отправиться за тобой и вернуть назад, к нам, я приказал всё тут поменять. Я хотел, чтобы история, твоя история здесь, началась заново. Раньше всё оформление было выполнено в темно-серых оттенках. Ты говорила, что этот цвет напоминает тебе глаза матери. Но это всегда казалось слишком…

– …скучным, – тихо подсказала я. Тот факт, что некоторую часть своей жизни я провела в мире сидхе уже начал постепенно укладываться в моей голове. Потому что это казалось логичным и вполне допустимым. Но что меня беспокоило – так это то, что ничего из того, что я видела не казалось мне знакомым. Ни одна вещь не вызвала во мне какого-то душевного томления, тревоги или назойливого чувства дежавю. Ничего. Ноль. Пустота. Я как будто участвовала в постановке, где все, кроме меня, были знакомым со сценарием и знали, что случится в следующей сцене. А словно продвигалась во тьме на ощупь, постоянно вынужденно импровизируя.

– Да, – кивнула Альмод. – Я не умею обустраивать женские спальни, а потому попросил Вивиану этим заняться. Но, кажется, она немного…

Он замялся и впервые за все время нашего общения я увидела у него какие-то еще эмоции, помимо ярости и злости. Бородачу было неловко. Он неуверенным и одновременно смущенным взглядом обвел окружающее нас розовое помешательство и не нашелся, что сказать.

– …перестаралась, – вновь подсказала я. – А Вивиан – это у нас кто?

– Вивиана, – странно кашлянув, поправил меня Альмод. – Моя невеста.

– Если она – невеста, то кто тогда я? Пойми меня правильно, не то, чтобы я претендовала на твою руку, сердце и весь остальной суповой набор, но твои хозяйские замашки весьма красноречивые.

– Ты моя старшая сестра, – просто ответил Альмод.

3.

И вот это заявление произвело на меня совершенно ошеломляющий эффект. Мой рот открылся и не желал закрываться.

– Во-первых, мы совершенно не похожи, – наконец, отмерла я. – И я на сто процентов уверена, что не являюсь сидхе. Во-вторых, старшая сестра? Мужик, без обид, но тебе сколько? Тридцать? Я никак не могу быть твоей старшей сестрой.

– Мне чуть больше, чем тридцать. На самом деле, мне около тысячи лет, – вздохнул Альмод, отчего его широкая грудь заметно поднялась и опустилась.

Я моргнула. Потом еще раз. И еще раз.

– Хорошо сохранился, – постаралась я выглядеть невозмутимо. Так, словно каждый день общаюсь с тысячелетними бородачами, претендующими на родство со мной.

– Тебе сейчас могло бы быть еще больше, – загадочно улыбнулся Альмод в ответ на мой сомнительного качества комплимент. – И разве я сказал, что ты моя кровная сестра?

– А бывают другие? – выгнула я бровь.

– Конечно, – неожиданно начав демонстрировать поразительную стойкость ко мне, как к раздражителю, ответил Альмод. – Тебе еще предстоит все узнать. Не переживай, в своё время ты все узнаешь.

– Ты переоцениваешь мою заинтересованность в происходящем, – криво усмехнулась я.

– Сейчас я позову служанку, – проигнорировал мой выпад бородач и направился к двери, которая продолжала являть собой чудо плотницкого искусства. – Тебе следует подготовиться.

А вот тут я уже действительно напряглась.

– К чему?

Альмод оглянулся на меня уже у самого порога.

– Сегодня вечером будет бал по случаю твоего возвращения. Ты должна присутствовать.

– Бал? – изумленно взмахнула я ресницами. – Ты шутишь?

– Что может быть смешного в балу? – Альмод старательно свел фиолетовые глазки у переносицы.

– Я и танцы – вот, что смешно, – заверила его я, лихорадочно размышляя над планом побега. Вариантов было немного. На самом деле, пока имелся только один – связать из всего имеющегося здесь розового барахла веревку и по ней спуститься через окно. Интересно, имеются ли ниже другие спальни с окнами, выходящими на эту же сторону? И как отреагируют их обитатели, когда увидят за окном полуголую девчонку, болтающуюся на связке из розовых простыней?

– Ты отлично танцуешь, – выдал неожиданную похвалу Альмод.

– Если только в твоих фантазиях, – нервно почесала я бровь.

– И в них тоже, – кивнул блондин и исчез за дверью.

– Пристрелите меня, – простонала я, надеясь, что бог есть, и он милостив. И упала на постель, широко раскинув руки и ноги.

– Моя госпожа? – вопросительно и чуть удивленно проговорил незнакомый голос.

Я вздрогнула, широко распахнула глаза и уставилась в центр задрапированного тканью куполообразно балдахина. И…там меня не ждало ничего.

А вот со стороны двери раздалось негромкое деликатное покашливание. Я приподняла голову над кроватью и только тогда заметила девушку. Обычную такую, очень похожую на человека девушку, скромно переминающуюся с ноги на ногу у массивных дверных створок.

Заметив мой взгляд, девушка улыбнулась, светло и очень добро, и присела в глубоком реверансе, слегка приподнимая полы простого синего платья из плотной ткани.

– Ты кто? – неприветливо спросила я.

Улыбка сползла с лица девушки и она, опустив взгляд, тихо произнесла:

– Бонерия, моя госпожа. Ваша горничная.

– Не зови меня так, – раздраженно одернула её я, отчего девчонка вздрогнула всем телом и тут же рухнула на колени.

– Простите меня, моя гос…, – начала она, но оборвала саму себя на полуслове. – Я не хотела вас расстроить!

На мгновение опешив от такого представления, я тут же спрыгнула с кровати, приблизилась к уткнувшейся лицом в ковер незнакомке и сдержанно проговорила:

– Слушай, я плохо понимаю, что здесь происходит, но давай договоримся на берегу – не называй меня госпожой и не падай на колени. Хорошо?

Девушка согласно задергала головой, все еще погрузив моську в пушистый ворс.

– И было бы замечательно, если бы ты встала, – пробормотала я, протягивая руки, чтобы помочь ей. Но девушка вскочила на ноги быстрее, чем я успела к ней наклониться. От такой прыти я замерла в полусогнутой позе, словно готовилась к прыжкам в воду.

– А ты быстрая, – похвалила я, выпрямляясь. – Напомни еще раз, как тебя зовут?

Девушка, которая еще секунду назад мило улыбалась, тут же погрустнела и повторила:

– Бонерия.

– Мне такое не запомнить, слишком заковыристо. Будешь Боней, – решила я, наблюдая за тем, как лицо девушки в очередной раз изменилось. Она была такой открытой и такой светлой, что в буквальном смысле читалось у неё на лице. Все её эмоции были видны так, как если бы писались у маленьком смуглом лбу крупными буквами. Не девчонка, а открытая книга. Такой, наверное, трудно жить при дворе, где кругом один жлобы. – Ты чего расстроилась?

Девчонка опустила взгляд и шмыгнула носом, явно пытаясь скрыть выступившие слезы.

– Эй, кто-то умер, что ли? – я попыталась заглянуть ей в глаза, но она опускала голову все ниже и ниже, пока не уперлась подбородком в грудь. – Не стой так, еще шею себе вывихнешь.

– Разве это возможно? – горничная, которой на вид было не больше двадцати лет улыбнулась и быстро утерла слезу, скользнувшую по щеке.

– Конечно! Я вот однажды себе челюсть вывихнула, то еще веселье было, пока обратно не вправили, – поделилась я, усаживаясь прямо на пол возле кровати и жестом приглашая девушку последовать моему примеру. Ковер сюда еще доставал, а потому не приходилось сидеть голой попой на камнях. На мгновение лицо девушки отобразило сомнение, но она тут же мужественно отогнала его и аккуратно села туда, куда я показала. Надо же, какая исполнительная. – Итак, Боня, расскажи мне о себе, – попросила я, но тоном, более подходящим для приказов. Что-то мне подсказывало, что к проявлению доброй воли эта девушка была не приспособлена, а потому следовало управлять и направлять.

– Что рассказать? – растерялась она.

– Все, – кивнула я. – Например, как давно ты живешь здесь?

– Всю жизнь, – взмахнула она длинными и пушистыми, но бесцветными ресницами. В девчонке в принципе не хватало красок. Длинные, собранные в толстую косу волосы имели цвет мышиной шерсти. Большие серого цвета глаза были круглыми и близко посаженными, из-за чего создавалось впечатление, будто девушка пребывала в постоянном состоянии удивления. Телосложение у неё было мальчишеским, худым и плоским, напрочь лишенным каких-либо женственных изгибов. В целом, Боня была похожа на белый холст, ожидающий художника, который нарисует на нем что-нибудь достойное.

– Я родилась здесь, – продолжила девушка, смутившись от моего пристального и не прикрыто изучающего взгляда. – Моя мать была человеческой рабыней, а отец – сидхе из низших.

– Здесь есть рабы? – замерла я, оглушенная новой информацией.

В ответ Боня лишь кивнула.

– Откуда?

– Из мира людей, – так, словно это само собой разумеющееся ответила девушка и в явно защитном жесте подтянула к груди колени. – После каждой Дикой Охоты всадники привозят плененных человеческих женщин. Как правило, это очень красивые женщины и девушки, которые становятся наложницами своих похитителей.

– А как на это смотрят жёны?

– Никак, – пожала плечами Боня. – У сидхе распространен брак по расчету. Помолвка заключается родителями даже без присутствия детей. Зачастую случается так, что жених и невеста знакомятся уже непосредственно у алтаря. И, соответственно, в таком браке любви очень мало. На ложе новобрачные восходят исключительно для продолжения рода и зачатия потомков, к которым тоже не питают светлых чувств и едва ли не на следующий день после рождения сдают на попечение нянек.

– Сурово, – невесело хмыкнула я.

– Поэтому женам все равно, в чьих объятиях проводят ночи их мужья. Потому что сами они имеют по любовнику и не одному. Сидхе – очень страстные и не склонны к моногамии. Здесь все изменяют всем, и даже любовницы надолго не задерживаются. Надоевшую рабыню хозяин может отдать другому сидхе – в качестве уплаты долга или просто как дружеский жест.

– А вот это уже мерзко, – с отвращением поморщилась я.

– Такова жизнь среди сидхе, – меланхолично и немного устало ответила Боня.

– А почему просто не вернуть девушку туда, откуда взял, если игрушка надоела?

– Ты что? – испуганно отшатнулась от меня Боня. – Это убьет тебя, если ты человек!

– Почему?

– Потому что здесь время идет иначе, не так, как в мире людей. Медленнее, намного медленнее. И на девушку, которая попала к сидхе совсем молоденькой и прожила с ними не один год, обрушится все то время, которое миновало в мире людей пока её не было. Она просто в одну секунду превратится в горстку пепла. А здесь в мире сидхе, а еще долгое время будет жить, не вечно, конечно, вечность доступна только сидхе, но дольше, чем в человеческом мире.

– Вот это новость, – пораженно выдохнула я, вскакивая на ноги. – Почему мне, блин, раньше об этом никто не сказал?

– Потому что, вам и так об этом известно, – смиренно проговорила Боня, глядя на меня с каким-то странным выражением. – Вернее, мы так думали. Когда господин вернул вас домой, мы все очень обрадовались. А потом…пошли слухи, что с вами что-то не так. Это стало особенно очевидно, после того, как выяснилось, что к вам применяют усыпляющую магию, постоянно обновляя заклинание.

Она грустно опустила глаза, а на её лице застыл отпечаток невыразимой грусти.

– Расскажи мне, – попросила я, усаживаясь обратно. – Расскажи мне всё.

– Вам нужно готовиться к балу, – тревожно сложила кулачки на груди Боня. – Иначе король будет не доволен!

– Когда бал?

– Вечером, – она бросила взгляд за окно, где по-прежнему ярко светило солнце. – На закате.

– Пффф, – пренебрежительно фыркнула я. – До заката можно успеть в Мексику сгонять и вернуться обратно, с текилой и сомбреро. А не то, что подготовиться к какому-то балу.

– Во дворец съезжаются все двадцать четыре туата, чтобы лично засвидетельствовать ваше возвращение.

– А туаты – это у нас кто? – продолжала я задавать вопросы.

– Главы Великих Родов, – с некоторой заминкой ответила Боня. А после нерешительно добавила, следя за моим лицом: – Они единственные, помимо членов королевской семьи, имеют право первыми заговаривать с наследниками престола, то есть, с вами, госпожа и вашим братом.

– Как сложно, – я потерла лоб. – Ладно, успеем мы подготовится к этим танцулькам.

– Сегодняшняя торжество очень важно, – никак не могла успокоиться Боня, еще сильнее округлив и так круглые глаза, отчего стала похожа на взволнованную сову. – В первую очередь, для вашей семьи.

– А кто там нынче в моей семье числится? – прищурилась я с ощущением, как будто за пазуху скользнул кусочек льда. – А то я давно перекличку среди родственников не проводила.

– Это правда, – охнула Боня, прикрывая рот ладошкой. – Вы совсем ничего не помните.

– А разве это не было очевидным еще в начале нашей беседы? – запустила я руку в свои распущенные и от того сильно спутавшиеся волосы, уже начавшие постепенно превращаться в паклю.

– Тогда слушайте, – Боня вдруг схватила меня за руку с каким-то ожесточенным рвением, будто только что решившись на что-то очень важное для себя. – Я вам расскажу все, что знаю.

4.

Илане только-только исполнилось тринадцать лет, когда однажды ночью на их селение налетел сильнейший раскидывающий все на своём пути и нагоняющий тяжелые, застилающие звездное небо непроглядной облачной пеленой ветер. В его устрашающих завываниях слышалось ржание лошадей, цокот копыт, вой собак, лязг мечей и обрывки непонятных слов, произнесенные мужскими голосами. Этот же ветер подхватил её, Илану, выскочившую во двор в одном тонком нижнем платье и накинутом на плечи платке, и закрутил в черной круговерти. Она потеряла сознание, а когда пришла в себя, уже лежала на кровати в красивой комнате, где было тепло и тихо. Уютно потрескивал огонь в камине и доносился приятный запах свежеиспеченного хлеба. Не успела Илана подняться, как перед ней возник высокий красивый мужчина, с густыми золотистыми волосами, отброшенными за спину. Одет он был в длинные черные, отороченные золотой нитью одежды. И пахло от него чем-то приятным, цветочно-сладковатым. Глубоким, чуть низковатым голосом мужчина представился:

– Меня зовут Синай, – проговорил он и Илана неожиданно даже для самой себя поняла его. – Я – Призрачный Охотник, вхожу в свиту короля Аэрна. Это я тебя сюда привез.

– Зачем? – только и смогла спросить Илана.

– Ты красивая, – просто сказал Синай.

На этих словах девушка потянула на себя одело, которым её кто-то заботливо укрыл, пока она был без сознания, и попыталась прикрыться.

Она была уже взрослой, и отлично понимала, что обычно следует за такими признаниями мужчин.

– Успокойся, – громко рассмеялся Синай и, откинув полы своего длинного верхнего одеяния, уселся в кресло напротив широкого просторного ложа. – Ты мне не интересна в интимном плане. Слишком худая. И мелкая. И грязная. Да и я не любитель…животных в кровати.

Илана не совсем поняла, что он имел ввиду, но было очевидным, что он не собирается на неё претендовать в физическом плане. И это немного успокоило.

– Что будет дальше? – спросила она тоненьким подрагивающим голосом, поражаясь тому, что говорит с златоволосым мужчиной на одном языке.

– Дальше? – он потянулся к стоящему на низком столике золотому, блеснувшему в свете огня из камина кубку и с наслаждение отпил из него. – Дальше ты отправишься в мой замок и будешь жить там, пока не повзрослеешь. И не станешь более…полезной.

– И все? – удивилась Илана.

– И всё, – с кривой усмешкой кивнул мужчина и щелкнул пальцами. Двери позади него тут же распахнулись и в комнату вошли женщины, одетые в длинные красивые одежды, подобных которым Илана никогда не видела.

Уже потом, значительно позже, Илана узнала, что эти женщины были прислугой. И что существуют в этом мире, где обитают красивые, похожие на людей, но не люди волшебные существа, именующие себя сидхе, платья в сотни раз красивее, чем бело-серая одежда служанок.

Прошло четыре года. Все эти четыре года девушка провела в замке Синая, практически не покидая пределов территории, принадлежащей ему, старшему сыну Главы Рода Туан. Кто такие туаты и зачем её вообще забрали из собственного мира девушка узнала быстро, но особого значения своему новому положению не предала. Ей понравилось у сидхе. Её хорошо кормили, она ложилась спать на мягкие чистые простыни в собственной комнате, её не заставляли выполнять грязную работу по дому. Хозяин замка появлялся редко, не особенно заботясь о том, что происходит внутри высоких каменных стен и полностью перепоручив все обязанности по ведению хозяйства суровой, но справедливой ключнице. Очень быстро Илана освоилась и даже забыла свою прежнюю жизнь. И хотя с Синаем они после той памятной первой встречи виделись лишь несколько раз, да и в те случаи золотоволосый статный красавец смотрел куда-то мимо Иланы, словно девушки вообще не существовало, она не считала себя рабыней и уж тем более наложницей, хотя за долгие ночи, проведенные в обществе любящих посплетничать прислужниц наслушалась всякого.

Жизнь Иланы была спокойной, размеренной и приятной. До тех пор, пока однажды утром в её комнату не вошла незнакомая хмурая женщина и приказным тоном не потребовала одеться и спуститься вниз как можно быстрее. Девушка подчинилась, не задавая вопросов, и уже через полчаса предстала перед ожидающей её у парадных дверей замка все той же хмурой неприветливой женщиной.

– Поторопись, у меня не так много времени, – бросила незнакомка. Судя по серой одежде она была прислугой и в то же время, что-то с ней было не так. Уж слишком гордо, слишком независимо она держалась, глядя на Илану немигающим взглядом с отчетливо сквозившим в нем высокомерием.

В ответ на слова женщины Илана лишь кивнула, но когда та жестом приказала следовать за ней, осталась невозмутимо стоять, надеясь получить разъяснения происходящему. Незнакомка отреагировала своеобразно – выругавшись себе под нос, она вернулась, схватила девушку за тонкое запястье и поволокла за собой, к стоящим у входа оседланным лошадям.

– Я не умею ездить верхом, – пролепетала Илана, увидев нетерпеливо переступающих с ноги на ногу животных.

– Придется научиться, – раздраженно буркнула женщина и, подобрав полы платья, сноровисто заняла место седока.

Илана попыталась повторить этот маневр, но едва не рухнула спиной на землю, вывихнув лодыжку. Женщина презрительно вздохнула, спрыгнула на землю, подошла и помогла Илане забраться в седло, попутно быстро пояснив, как это надо правильно делать. Когда обе наездницы заняли свои места верхом, распахнулись ворота, и незнакомка уверенно направила свою лошадь к выходу. Проследив за её действиями Илана сделала то же самое, понимая, что учиться придется быстро и самостоятельно, но продолжая вздрагивать от каждого движения лошади, которую очень боялась. За все время пребывания в мире сидхе Илана ездила верхом лишь несколько раз, да и тогда сидела позади более опытного наездника, которым чаще всего оказывался местный конюх.

Ехали они в тот день долго, до самого заката. Так и не представившаяся женщина сохраняла молчание. Илана тоже не предпринимала попыток заговорить, при этом пребывая в состоянии тревожного ожидания. Куда они едут? Кто это женщина? И что ожидает её, Илану, по окончании пути? Кажется, что ничего хорошего.

Едва солнце полностью скрылось за горизонтом, женщина остановила лошадь, спешилась и направилась к перекрестку двух дорог, к которому они как раз подъехали. Запустив руку под накидку, она вынула какой-то серый мешочек и, быстро прошептав над ним несколько слов, которые Илана не расслышала, швырнула мешочек на перекресток. И едва он коснулся земли, как дорогу озарило сиреневой вспышкой и из открывшегося портала вышел мужчина. Молодой сидхе-аристократ, что определялось по его бледно-молочной коже и длинными серебристым волосам. Как Илана успела заметить, у всех, в чьих жилах текла кровь высших сидхе, имелась белая тонкая кожа и волосы необычных оттенков, которые не принято было состригать. Считалось, что волосы являются драгоценнейшим украшением – как у мужчин, так и у женщин. Волосы спускались по широкой прямой спине парня и практически достигали колен, напоминая ожившую сталь.

– Мой господин, – поприветствовала новоприбывшего женщина и поклонилась едва ли не до земли. И хотя она явно не желала этого демонстрировать, Илана преданность и любовь на грани обожествления, читающееся в каждом жесте, в каждом вздохе незнакомки. – Я привела её.

И тогда мужчина развернулся к Илане, взглянув на неё так, словно до этого момента не подозревал, что она здесь. Девушка не смутилась и взгляд не отвела, разглядывая сидхе так же пристально, как он рассматривал её. Он был почти так же хорош, как и Синай. Почти. Если бы не этот скользкий презрительный взгляд холодных глаз, который портил всё впечатление. Илана подумала, что взгляд его напоминает змею – скользкую, холодную, мстительную.

– Меня зовут Кахир, – произнес парень, направляясь к Илане. Протянув к ней правую руку, он помог спешиться с лошади и тут же несколько грубо ухватив девушку за запястье повел к всё еще мерцающему порталу. В мире сидхе пользоваться такими было в порядке вещей, не всё любили верховую езду, и не все были готовы тратить часы на то, чтобы добраться с одних земель в другие. – Отныне я твой господин и повелитель.

Илана дернулась и попыталась остановиться, но ей не позволили. Вместо этого Кахир лишь бросил на неё уничтожающий взгляд и еще быстрее поволок к порталу, стискивая руку так, словно желал её сломать.

– Но, – выдохнула девушка, – мой господин – Синай.

– Больше нет, – и, хотя он шел впереди, таща за собой упирающуюся Илану, она услышала в его ответе пренебрежительную усмешку. – Синай проиграл тебя мне.

– Как проиграл? – ахнула девушки в тот момент, когда Кахир рванул её вперед и практически втолкнул в портал.

– В карты, – заявил Кахир, вступая в портал следом за ней.

С этого момента жизнь Иланы превратилась в ночной кошмар, словно судьба решила отыграться за все прожитые светлые деньки и подсунула ей беспросветную тоску, быстро переросшую в отчаяние. Синая она больше не видела, на самом деле, следующие десять лет она вообще мало, кого видела.

Кахир оказался внебрачным сыном Главы Рода Аэд, рожденным от такой же, как Илана, человеческой женщины. И хотя внешне он выглядел, как чистокровный сидхе, официально своим отцом признан не был, прав практически ни на что не имел и в иерархии сидхе стоял гораздо ниже, чем его единокровные братья и сестры. Жил Кахир хоть и в собственном замке, но это был не замок и даже не самый лучший дом. Стоял он на окраине территорий, принадлежащих его отцу, бы окружен густым лесом и ухаживал за ним минимальный набор прислуги. Сам Кахир имел прямой приказ не высовываться и покидать дом исключительно тогда, когда ему разрешали это высокородные родственники, но старательно на него поплевывал с высокой колокольни с тех пор, как стал совершеннолетним. Имевшиеся у Кахира слуги фактически достались ему в наследство от матери, покинувшей этот мир по собственному желанию, когда парню было одиннадцать. С тех пор и до двадцати пяти лет он провел не один месяц практически в полной изоляции, так как весь Род Аэд мальчишку, оставшегося сиротой при живом отце, откровенно презирал и всячески избегал с ним встреч. Но даже в одиночестве можно найти свои преимущества. Кахир, вот, научился играть в карты. И на самом деле, играл он как бог. Он не потерпел ни одного поражения с тех пор, как начал играть еще с кем-то, кроме своего повара. Кахир был не глуп, своё положение, как и опасность выбранного им занятия, полностью осознавал. А потому тщательно выбирал, с кем садиться за один стол и всегда играл по-крупному. Вот только с Синаем вышла накладка. Считая, что у этого законного аристократа полные карманы золота, Кахир уже мысленно подсчитывал, на что потратит выигрыш. Но когда вскрыли карты, и золотоволосый осознал свой проигрыш, выяснилось, что взять с него и нечего. Отец Синая, зная о его пагубных пристрастиях, перекрыл ему доступ к семейным богатствам. Единственное, что он смог предложить Кахиру – человеческую девчонку, которую он забрал в качестве трофея в ночь Дикой Охоты. Она как раз уже достигла того возраста, когда могла заинтересовать мужчину не только в виде рабочих рук.

Заперев Илану в своем доме, Кахир запретил девушке покидать его пределы. Сам он появлялся дома редко, время от времени пропадая так надолго, что солнце успевало подняться в небо больше тридцати раз. В такие времена Илана чувствовала себя чуть лучше, представляя, что она – не бесправная пленница в чужом доме с непонятным прошлым и еще более непростым будущим, а полноправная владелица собственного дома, ожидающая своего принца. Но вот, на пороге появлялся Кахир, уставший, измотанный и злой, предпочитающий срывать свою ненависть и злобу на неспособной дать ему отпор девушке, и красивые мечты разбивались, словно хрустальный бокал, разлетаясь на миллионы мелких ранящих осколков. Периодически она думала о побеге, и иногда эти мысли перерастали в нечто, наподобие плана, но когда Илана поняла, что забеременела, стало понятно, что бежать больше некуда. И испугалась еще больше. Уже не за себя, за ребенка.

5.

– Мама хотела меня сохранить, – Боня словно невзначай провела рукой по щекам, вытирая слезы, которые явно не хотела никому показывать. – Но боялась, что отец не позволит, что он применит магию, и она потеряет ребенка. Или просто изобьет её, чтобы оборвать беременность. Она решила вытерпеть всё ради меня. Ей посчастливилось завести дружеские отношения со старенькой горничной, Мистрой, которая помнила отца еще совсем маленьким. Мистра помогала маме скрывать беременность. Сохранению все в тайне способствовало еще и то, что отец стал чаще покидать дом. Мама рассчитывала родить, пока он будет в отъезде, а потом, вместе с ребенком, добраться до королевского замка и броситься в ноги правителю с надеждой на спасение. Но не получилось, отец вернулся как раз в тот момент, когда у мамы начались схватки…

…Кахир вошел в спальню Иланы и увидел громко стонущую девушку лежащей на полу. Её огромный мячикообразный живот красноречиво выпирал далеко вперед. Подол ночной сорочки был мокрым, с явственными розоватыми разводами. Сама девушка находилась на грани потери сознания и плохо осознавала происходящее. Быстро сообразив, что происходит Кахир бросился за прислугой. Целителей и врачевателей, так необходимых людям, в мире сидхе практически не было, ведь самим сидхе они были не нужны. Их женщины разрождались от бремени достаточно легко и быстро, осложнения случились крайне редко, да и в этих случаях родственники всегда рассчитывали исключительно на собственные силы роженицы.