Текст книги "Подъем, спящая красавица! (СИ)"

Автор книги: Анастасия Разумовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Мужики, что злы и грубы – стихотворение барда средних веков Бертрана де Борна. Дальше в нём только хуже. Не понятно, было ли это стихотворение отображением мыслей автора или иронией, но оно реально ужасное.

Глава 6

Вуаль печали

Маркиз Арман де Карабас был молод и до крайности хорош собой. Высокий, широкоплечий, с широко расставленными голубыми глазами и умеренно тёмными волосами. Каштановые, кажется так называют этот оттенок? Сапфирового цвета бархатный камзол, украшенный бронзово-коричневым позументом, сидел на его атлетической фигуре идеально. Как же я соскучилась по чистым, богатым одеждам людей, не изнурённых нищетой!

– Ваше Величество, – эрталиец склонился передо мной и поцеловал любезно предоставленные ему пальчики, – как вы юны и прекрасны!

Ах, льстец! Я мягко и необидно рассмеялась:

– Маркиз, боюсь, справедливости вашего суда о моей красоте несколько мешает вуаль.

Да, я так рыдала утром, что никакие белила и румяна не могли бы скрыть следов неподобающего для королевы поведения. А ещё у меня обнаружилась целая комната, поразившая меня цветным изобилием платьев и их глубокими вырезами. В моё время такого не носили. Там же нашлась и вуаль, достаточно густая, чтобы скрыть безобразие. Подозреваю, что такая роскошь появилась не без волшебства моего жениха, но сегодня эти способности принца меня не радовали.

– О красоте женщины всегда свидетельствуют её руки, – возразил Арман.

А ещё грудь и талия – поняла я по его быстрому взгляду. И правда: а лицо, что лицо? не воду ж с него пить – говаривал бывало мой батюшка. Нет, подождите… Мой отец-король такого просторечивого выражения никогда не… У меня чуть закружилась голова, и я поспешила вернуться к беседе, чтобы не думать о своих странностях.

– А если у меня, например, на лице бородавки? – ехидно уточнила я.

– Ваше величество? – голубые глаза наполнились недоумением.

Ну да, я немного нарушала этикет, но… Рыцарь был так прекрасен, что хотелось его немного позлить и подёргать за усы. А ещё я очень люблю мужские брови. У Армана они были густые, не тонкие и не широкие, и идеально прямые… Ах!

Я потянулась к его лицу – приятно всё же, когда мужчина выше тебя даже без каблуков – и шепнула на ухо, задев щёку вуалью:

– Это шутка, маркиз. Моя красота убийственна, поэтому я берегу от неё мужчин. А то вдруг вы потеряете голову…

И услышала, как сбился ритм его дыхания.

Всё это произошло после официальной церемонии королевского приёма. Мы вдвоём бродили по площади, где прежде был сад, от которого осталась одна лишь старая черешня, уже почти облетевшая. Дезирэ отправился куда-то в город, его мерзкий паж – с ним, а потому нас совершенно некому было подслушать, и я не могла удержаться, чтобы не восстановить пошатнувшуюся было уверенность в собственном очаровании.

– А может, я бы хотел потерять голову? – улыбнулся маркиз принуждённо, не сводя с меня блестящих глаз.

– Друг мой, – я чуть пожала его пальцы, положила ладошку на его руку, мы продолжили путь, – признаюсь честно: вы мне симпатичны. Но мне бы не хотелось бы, чтобы мой жених причинил вам какое-либо зло.

– Вы его боитесь?

Арман внезапно остановился. Я обернулась к нему. Голубые глаза тепло и внимательно смотрели на меня. Я понимала, что́ должна ответить. Оскорбиться или рассмеяться – лучший вариант. Но, Дева Пречистая, как мне было холодно! Как жестоко Дезирэ оскорбил мою гордость! И я не выдержала:

– Принц наделён невероятной силой.

Я уловила скользнувшую по губам маркиза пренебрежительную усмешку. Мужчины всегда сверху-вниз смотрят на тех, кто уступает им в росте. Вернее, не мужчины, нет. Молодые люди, юноши, мальчишки, не познавшие ещё, что сила совсем не в этом. Арману же было лет… двадцать? Нет, побольше…

– Вы женаты?

Ой, зачем я это спросила? Просто задумалась и брякнула невольно.

– Нет, – Арман радостно улыбнулся.

Небось вообразил, что покорил меня своим очарованием и я спрашиваю с умыслом. Привык, красавчик, к неравнодушию лиц женского пола. Я усмехнулась, благо вуаль позволяла не контролировать выражение лица.

– Очень жаль. Женатые рыцари, как правило, надёжнее. Позвольте вас кое с кем познакомить.

Арман с досадой нахмурился. Мальчишка! Сразу чувствуется, что у маркиза нет опыта придворной жизни. Слишком он пылкий и искренний. Я взяла юношу за руку и подвела к статуе.

– Друг мой, перед вами – Рар-шах, Великий каган Монфории.

– Я сразу обратил внимание на эту скульптуру, – отозвался Арман, с любопытством рассматривая застывшего в оборонительной позе воина. – Потрясающая пластика! Какая искусная работа резчика. Сначала я удивился, почему вы оставили статую узурпатора, но сейчас, мне кажется, я вас понимаю. Мастер – невероятный гений. Было бы жаль лишить свою коллекцию подобного шедевра. Каган выглядит совершенно живым!

– Потому что он и есть живой.

Маркиз удивлённо оглянулся.

– Шутите?

Я должна, я просто обязана предупредить его о той угрозе, которую представляет из себя Дезирэ. Это мой святой долг, совершенно не зависящий от восторга в лазурных глазах маркиза, от чувства защищённости рядом с ним, чувства, от которого я уже успела отвыкнуть! Арман должен, должен понять, что смотреть на меня с таким восхищением смертельно опасно. И пусть даже я потом останусь в холодном одиночестве, и некому будет заступиться за меня перед безжалостным женихом, но умолчать о всемогуществе того, в ком симпатичный юноша уже, очевидно, видит соперника, было бы подло…

– Да. Конечно. Шучу. Но я не могу отделать от этого чувства. Уж очень искусен мастер.

Я… я потом скажу. Просто не могу вот прям сейчас… да и он ведь не поверит же… я бы не поверила. И… ещё чуть-чуть, совсем немножко согреться от его тепла. Разве это преступление?

– В моём дворце, Ваше величество, множество прекрасных скульптур. Какая жалость, что я не могу их вам показать! Мы с сестрой предпочитаем искусству живописи вот эту пластику камня.

– Как жаль, что я не смогу их увидеть…

Он остановился, неожиданно взял мои руки в свои – ох, как неприлично! – и произнёс голосом, опустившимся из-за сдерживаемых эмоций:

– Вам правда жаль?

– Вы нарушаете этикет, маркиз.

– Простите, – но рук не выпустил, – простите мою дерзость, но… Вы уверены, что желаете выйти замуж за принца Дезирэ? Мне ваш избранник показался довольно неучтивым…

О, да-а-а! Сердце сжалось. Захотелось уткнуться носом в широкое плечо и поплакать. И чтобы меня подхватили на руки, спасли и защитили от этого урода…

– Маркиз, я сделаю вид, что этих слов не было. И впредь попрошу вас не унижать меня подобными вопросами, – холодно процедила я.

Он рассыпался в извинениях. Мне стало совершенно не по себе. Как часто мы не говорим то, чего нам хочется, и как же часто лжём о том, о чём надо лгать! Лучше уж сменить опасную тему.

– Вы лично знакомы с королём Анри? – мило поинтересовалась я, давая понять, что извинения приняты.

– Да, но не то, чтобы близко. Скорее пересекались. Незадолго до того, как королева его свергла и заключила в темницу, я участвовал в королевской охоте. Почти нечаянно.

Я рассмеялась:

– Это как? Как можно случайно участвовать в королевской охоте?

Он ответил таким же смехом. Да нет, не таким же: очень искренним и добродушным смехом.

– Представляете… Ой, Ваше величество, извините. Я, наверное, кажусь вам очень дерзким…

– Нет-нет. Я и сама не очень жалую этикет. Когда мы с вами наедине, пожалуйста, отбросьте церемонии. Ну, до некоторой степени, конечно… Представьте, что беседуете не с королевой, а просто с… дамой.

– Благодарю. Я не так давно маркиз, признаться. Со мной занимались лучшие учителя, но нет-нет, да и прорывается… Впрочем, об этом слушать вам будет скучно. Итак, это случилось лет пять назад, Его величеству тогда было шестнадцать, а мне семнадцать. У меня два старших брата, и отец перед смертью завещал одному мельницу, другому осла, а нам с сестрой достался Кот.

– Кот? Но… позвольте, а кто же из ваших братьев стал маркизом? И… странное наследство.

– О нет, Ваше величество. Мой отец не был аристократом, он был простым мельником.

– Весьма любопытно. А зачем вам кошка, если нет жилья, в котором она могла бы ловить мышей?

– Не кошка, Кот. Это было прозвище старого слуги. Он всё спал и ел, дремля на кухне, и поэтому его прозвали Котом. Так себе, скажу, богатство – содержать дряхлого бездельника, но…

Это оказалось до дикости странная история о старом плуте-слуге, маркизе – колдуне и людоеде, – весельчаке-короле и прекрасной принцессе. Не обошлось и без магии, но и без неё всё было так уморительно, что я хохотала, словно девочка.

Когда новоявленный маркиз закончил рассказ о своих необычных похождениях, я прищурилась:

– А вы говорили, что неженаты. А между тем, король выдал за вас принцессу.

– Да. Но на следующий же день после нашей свадьбы злая королева бросила Его величество в темницу, а наш брак с Эллен признала недействительным.

– Как это?

Арман внезапно зарумянился и отвёл взгляд. Я приподняла бровь.

– То есть… вы хотите сказать, что не консумировали его? Первой брачной ночи не было?

– Я был идиотом, – вздохнул маркиз, краснея. – Мы с королём на свадебном пиру основательно набух… приложились к щедрости королевских винных погребов, и, боюсь, я изрядно разочаровал юную супругу, когда заснул прямо на коврике у брачного ложа.

Я расхохоталась, представив эту чудную картинку. Маркиз тоже засмеялся.

– Милосердный Боже, Ваше величество, простите, мне так стыдно о таком вам рассказывать! В моё оправдание: я был очень юн.

– У брачного ложа? То есть, даже не на брачном ложе?

– На коврике.

Я закрыла лицо руками, запрокинула голову, пытаясь удержать до неприличности громкий ржач, и головной убор слетел с головы вместе с вуалью. Ветер тотчас подхватил и покатил шляпку по каменным плитам. Арман бросился за ней, догнал, поднял и обернулся ко мне. Застыл.

– Вы потрясающе красивы, – прошептал хрипло.

– Дайте, пожалуйста, мою вуаль.

Он послушно протянул было, но тотчас убрал руки за спину.

– Нет! Нельзя скрывать такую красоту под дырявой тряпкой.

– Арман!

– Нет.

Маркиз попятился от меня. Я рассмеялась и пошла за ним, протягивая руки:

– Пожалуйста, верните мне мою вуаль.

– Только в обмен на поцелуй, – задорно предложил он.

Сердце стукнуло. Я остановилась.

– Это непозволительная дерзость, маркиз.

– Простите, – покраснел и искренне расстроился.

Я подошла и молча забрала из его безвольной руки вуаль. Нет, ну до чего ж Арман хорош собой и… и… Особенно вот так близко. Мужественный подбородок, горбинка на прямом носу, намёк на тёмную щетину, которая непременно отрастёт к утру и… брови.

– И ещё непозволительнее, – прошептала я, закрывая глаза, – не выполнять условий обмена…

Его руки нерешительно коснулись моих плеч. Арман помедлил и, осознав, что я не отстраняюсь, нагнулся и нежно-нежно коснулся моих губ. Я послушно открыла их ему навстречу. Наше дыхание смешалось. Его губы стали смелее и настойчивее в ласках, а объятия крепче.

Ах, так самозабвенно меня никто никогда не целовал… кажется.

Когда он чуть отстранился, я невольно потянулась за ним следом.

– Вы плакали, – вдруг с болью заметил мужчина. – Кто вас обидел?

– Не надо… пожалуйста.

– Это принц Дезирэ, верно? Вы поэтому и хотели скрыть лицо вуалью, что бы никто не увидел следы ваших слёз?

– Арман… Целуйте меня. Ещё, пожалуйста.

Он вновь привлёк меня, но это уже был иной, не столь робкий и нежный поцелуй. Как жаль, что корсет не позволяет почувствовать моей груди хотя бы его камзол. Я обвила мужчину руками, чуть запрокинув голову. Как же я истосковалась по мужским ласкам! По любви, по страсти, по нежности! И как же сейчас мешают все эти фижмы-юбки-корсаж… М-м…

– Маркиз, будьте добры, отступите на пару шагов назад. Моя дорогая, мне кажется, ты кое о ком-то забыла.

Я дёрнулась, но Арман удержал, притянул к себе и глянул на моего жениха исподлобья. Подбородок маркиза чуть выступил вперёд, взгляд стал жёстким и злым. Я в ужасе оглянулась на принца. Дезирэ улыбался. Равнодушно и весело. Чёрт!

– Это вы забылись, Ваше высочество, – процедил мой защитник. – Перед вами – королева.

– Да? Действительно, запамятовал. Я-то уж решил было, что течная сука.

Арман отстранил меня и выхватил шпагу из ножен.

– Нет! – закричала я. – Остановитесь. Дезирэ…

– «Ты всё не так понял»? – ухмыльнулся жених и подмигнул мне.

– Защищайтесь, сударь!

– Нет! Остановитесь…

Но они меня не услышали. Клинок стукнул клинок. Затем маркиз, даром, что сын мельника, совершил классический выпад и перешёл в бешенную атаку, нанося удары так быстро, что я не успевала понять, куда он целится. Дезирэ почти лениво их отражал, отступая и посмеиваясь.

Я огляделась. Лезть под металл было глупо, но… Отчего-то я не сомневалась: Дезирэ убьёт Армана. Хотя… почему ж «отчего-то»? Мой жених – принц, а, значит, лицо королевской крови, то есть, его непременно учили фехтовать, и учили с детства. А Арман… Тут и без всякой магии всё слишком очевидно. Кстати, а к какому королевскому роду принадлежит Дезирэ? И из какого он королевства?

Сын мельника поскользнулся в луже, некрасиво упал набок, но тотчас вскочил, и я разом забыла свой вопрос. Сердце забилось в тревоге. Я заозиралась. Мы были одни. Мне нужно найти кого-то… хоть кого-то, пока не слишком поздно. Я бросилась в коридор, пронеслась по лестнице вверх и увидела на подоконнике Люсьена. Лже-мальчишка читал, уткнувшись в небольшую книжку.

– Помоги мне! – я схватилась за тонкую руку. – Пожалуйста! Только ты можешь остановить его, только тебя он слушается.

– Я не хочу. Вам – тем более.

– Люсьен! Пожалуйста! Он его убьёт!

Девчонка вздрогнула, книга выпала из её рук. Я мельком с изумлением увидела непонятные символы и какие-то графики. Пажэсса спрыгнула с подоконника и вяло уточнила:

– Куда…

Но я уже стремглав тащила её вниз по лестнице.

Мы вылетели на площадь вовремя: Дезирэ как раз перешёл в контратаку. Прямо на наших глазах шпага Армана вылетела из окровавленной руки и, звеня, поскакала по мостовой.

– Эй! – закричал Люсьен.

Принц выплюнул какое-то грязное ругательство на незнакомом мне языке. Арман кинулся за шпагой. Дезирэ свистнул, и… маркиз исчез. Победитель вытер шпагу о плащ, обернулся к нам.

– Хорошо, – процедил сквозь зубы. – Осень, я тебя услышал, чёрт возьми. Прекрати это делать. В тёмной башне…

– А где…

Дезирэ кивнул на камень. Я подошла и бессильно опустила руки. Всхлипнула. Наклонилась и подобрала с земли небольшую зелёную лягушку. Люсьен заглянул через плечо.

– Ты не мог бы его… обратно? – спросил с надеждой.

– Я его не убил, – процедил колдун сквозь зубы. – Что вам ещё надо? Теперь, милая невеста, ты можешь брать красавчика даже в свою постель. Уверен, он оценит открывающиеся виды.

Люсьен по прозвищу Осень оглянулась на своего покровителя:

– Не думаю. Он – лягушка.

– Но в душе – королевич, – хмыкнул Дезирэ.

– То есть он всё видит, слышит, понимает?

Принц вложил шпагу в ножны и только потом ответил на вопрос пажа:

– А то. Стань он простым земноводным, это было бы скучно.

Скотина!

– Кстати, моя королева, если вдруг захочешь ещё с кем-нибудь помиловаться, то заранее уточни: козлик или птичка?

– Что? – спросила я, хлюпая носом и глотая слёзы.

Лягух на моей ладони сидел смирно и даже не пробовал спрыгнуть.

– Кого предпочитаешь, спрашиваю. Мне несложно. Зверюшек я люблю намного больше, чем людей.

И, не дождавшись ответа, он отвернулся и небрежно пошёл прочь.

– Будь ты проклят! – не выдержала я.

– Уже, – рассмеялся Дезирэ, не оборачиваясь.

Люсьен, стоявший рядом со мной, вздохнул:

– Ему вода нужна. У лягушек быстро пересыхает кожа. Дезирэ восстановил колодцы. Хотите, я принесу воды? В какой-нибудь плошке.

Провались ты в бездну вместе со своим Дезирэ! Чтобы тебя чума сожрала, что б…

– Да, буду вам очень признательна.

– Ква.

Глава 7

Я – пламя, я – жизнь

Люсьен действительно принесла мне воду в глиняной чашке, а ещё несколько кленовых листьев и камушков. Видимо, для удобства лягушки.

– Я могу ещё что-то…

– Уйдите, пожалуйста, – прошептала я.

Она послушалась. Я сидела и пальцем бултыхала воду.

Итак, что мы имеем? Жениха, который обладает сильнейшей магией. Нет, я понимаю: есть и колдуны, и феи. У отца, например, были придворные феи. Они могли, скажем, превратить росу в бриллианты, а солнечные лучи – в золото и, расшалившись, порой заставляли старика-конюха танцевать до упаду. Милые такие проказы фей. Но бриллианты таяли с первыми же лучами солнца, золото быстро ржавело и рассыпалось прах. Почти как волшебное платье моей прабабки. А уж превратить человека в камень, а тем более армию – в птиц… Нет. На такое не способен ни один колдун. Вернее, способен, но опять же: временно. Опять же, должно быть условие, которое расколдует, пророчество. Но я уже несколько раз чмокала лягуха в мордашку и – ничего.

Кто же ты, Дезирэ?

Я поёжилась, встала, набросила на себя плед и снова села. А потом вдруг вспомнила: библиотека! Если её не спалили военные пожары и не продали казначеи правителей, отчаянно пытающихся найти деньги на войну, то, возможно, я отыщу ответ в старинных фолиантах? Вот только… вряд ли моя инициатива понравится Дезирэ.

– Ква!

Я почесала лягуха по голове за большими золотистыми глазами.

– Нет, я не сдамся, – прошептала тихо. – Никогда.

Одно было понятно: этого человека не обольстить и не влюбить. Даже не потому, что у него, похоже, добрые чувства вызывает только девочка Осень. Не поэтому. «Красивая. Умная. Злая девочка». А я – зла? Почему он так сказал? Только лишь потому, что я ударила невыносимую девчонку?

Я забарабанила пальцами.

Чего хочет Дезирэ? Зачем я ему? Сначала я была уверена: принц хочет стать королём. Но сейчас… Это нужно быть совсем глупцом, чтобы не понимать: с таким могуществом для такой мелкой цели я ему просто не нужна. Он мог бы и без меня явиться к кагану, уничтожить его и объявить себя повелителем Монфории. Формальности права престолонаследования вряд ли бы его обременили. Нет. Тут всё не так просто.

А если я Дезирэ не нужна для короны, то для чего?

Мне непременно нужно это понять, если я хочу выжить! Не зная целей врага, невозможно придумать план войны, а без плана войны одержать победу немыслимо.

Но я не могла даже предположить, какие ещё выгоды нашей женитьбы могут для него быть. Знала лишь одно: я ненавижу Дезирэ. И сделаю всё, чтобы наш брак не состоялся. Насколько же нужно презирать невесту, чтобы вот так вести себя с ней? Насколько нужно быть уверенным в собственной власти?

Мне невольно вспомнилось, как я поцеловала его в шале. И голова ж шла кругом не только от вина. Уж себе-то я могу не лгать. Почему? Я не смогла найти ответа на этот вопрос, встала и подошла к окну.

Есть люди, которые, когда на них обрушивается беда, рыдают и плачут. Есть те, кого горе ломает. Те, кто паникует, те, кто жалуются или начинают пить. Но это не я.

Шиповничек, говорите? Красиво звучит, но на самом деле это сорное растение, вцепившееся в каменистую бесплодную землю крепкими корнями. Взъерошенное, шипастое, выбрасывающее алые флаги цветов. Флаги войны. Нет, я не сдамся. Я найду выход.

В чём преимущество Дезирэ передо мной?

Он уступает мне по всем статьям. Я красива, он – нет, я умею влюблять в себя людей, умею говорить то, что им хочется слышать, умею очаровывать, он – нет. Его все рано или поздно начнут ненавидеть. Я высокая, он – нет. В моих жилах течёт кровь королей древности, в его… нет. Я уверена, что нет. Просто потому что: а откуда принц родом? У меня есть моё королевство, порядком истощённое войной, но я его приведу в порядок. Мои люди, моё войско. У него – нет. Я умна. Он – нет. Потому что ни один умный человек не станет наживать себе врага в собственной… гм… жене.

У него только одно преимущество: магия. А значит…

– Ква.

Наклонившись, я чмокнула лягуха в носик, распрямилась, аккуратно повесила плед на спинку стула и вышла из комнаты. Если не знаешь, что делать, делай хотя бы то, что знаешь.

Я больше не буду плакать.

Я больше не буду злиться.

Я больше не буду откровенной.

Дезирэ я нашла на башне. Принц играл на флейте, сидя на каменном парапете. Вокруг него колыхалось мышиное море. Я застыла в дверях и невольно вскрикнула, когда в лодыжку ткнулся холодный нос очередного грызуна. Из окна спикировала галка, махнула крыльями, схватила мышку и улетела прочь. Дезирэ перестал играть, вопросительно посмотрел на меня. Мыши бросились врассыпную. Я вжалась в стенку, пропуская полчище на лестницу.

– Что нужно?

– Я пришла напомнить: вы обещали научить меня магии.

Его враждебный взгляд стал заинтересованным, почти любопытным. Дезирэ спрыгнул на пол. Наклонил голову набок.

– Уверена, что хочешь заниматься со мной?

– Да, Ваше высочество, – я опустилась в реверансе и улыбнулась, нежно и мило, – если вы будете столь добры, чтобы обучать меня.

– Я буду столь добр.

– Благодарю вас.

Я опустила ресницы, заставив их нежно трепетать. Подниматься из реверанса не спешила, понимая, какой вид открывается сейчас на моё декольте. И Дезирэ оценил. Обошёл меня, замер чуть сбоку, чтобы лучше видеть со спины.

Ещё одно моё преимущество перед ним: я – женщина. А он – нет.

– Я буду очень добр, – вкрадчиво прошептал принц, – если ты будешь…

Не дав ему возможности договорить, я подняла лицо и всмотрелась в почерневшие, чуть посвёркивающие глаза снизу-верх.

– Я буду. Буду послушной и… я была неправа, простите меня. Такого больше не повторится.

Он коснулся пальцем края своей нижней губы, медленно провёл по нему, прищурился, усмехнулся.

– Идём.

Развернулся и сбежал вниз по лестнице. Идиот. Да, я буду послушной, покладистой, милой и примерной девочкой, пока не пойму, как тебе нанести удар в спину. Единственный, потому что шанса нанести второй ты мне не дашь.

Мы снова вышли во внутренний двор с черешней. Дезирэ остановился, не оборачиваясь, бросил:

– Сожги её.

– Как?

– Просто сожги, – фыркнул он раздражённо.

Так… наверное надо поверить в себя, поверить в то, что я могу, представить… Я закрыла глаза, вытянула руки и велела:

– Гори!

Приоткрыла один глаз: эффекта не было.

– Пламеней! – прошипела я.

Безрезультатно. Может, не надо закрывать глаза? Может, всё дело во взгляде? Я попыталась вспомнить, смотрел ли Дезирэ на кагана, когда колдовал. Кажется, смотрел.

– М-дя, – изрёк мерзкий принц минут через пятнадцать моих попыток подчинить дерево приказам и взорам. – Бездарь.

– Как это делается? Как мне догадаться, что делать, если вы ничего не сказали? Вот это называется – научить⁈ Так себе из вас учитель!

Он подошёл со спины, обнял, взял за запястья.

– Хорошей девочкой никак не получается быть? – спросил на ухо, хрипло и даже сочувственно. – Нутро прёт?

Я постаралась не зарычать. Укусила внутреннюю сторону щеки. Дезирэ поднял мои руки, пальцами расправляя пальцы. Я чувствовала его дыхание на своей щеке, щекотное, чуть неровное.

– Расслабься, – прошептал колдун. – Выдохни. Забудь, что сейчас хочешь сделать. Растворись. Забудь о том, кто ты. Почувствуй ветер. Почувствуй солнце. Вот эту влагу, которой пропитан воздух. Закрой глаза. Ты видишь гряды холмов?

– Да…

– Не открывай. Посмотри на небо… Нет, не запрокидывай голову. Чтобы видеть, не обязательно смотреть глазами. Просто почувствуй. Там, наверху, парит птица. Что это за птица?

– Я не знаю…

– Знать не надо. Ну же, скажи мне. Просто скажи. Назови её.

– Как я могу…

– Тш-ш… Забудь. Обо всём забудь. Кто ты есть, кем была, кем будешь.

Что со мной? Я – воск, он – пламя. Где моя решимость и ненависть? Я всё забыла, я не помню, почему злилась на него. Огонь течёт по моим венам.

– Плачешь? Это хорошо. Ты – дождь. Туча, плывущая по небу. Ты не хороша и не плоха. Для кого-то ты – смерть, для кого-то – жизнь. Но тебе нет до этого ни малейшего дела, ты просто туча. Тебе безразлично, что внизу: пустыня, жаждущая хотя бы капли твоего дождя, или затопленная наводнением земля, с отчаянием взирающая вверх. Ты просто туча. Ты плывёшь и обнимаешь небо.

Я была водой. Я испарялась, поднимаясь всё выше и выше, туда, к солнцу, в холодную синеву. Подо мной простирался мир. Кряжистые отроги гор, жёлтый степной ковыль. Я видела табун дикий коней, пасущихся на востоке. Их вожак чутко вслушивался в шум ветра: боялся волков. Я видела, как по моим рукам побежали тёмно-фиолетовые искорки, чувствовала, как они защекотали пальцы.

– Кречет, – выдохнула восторженно.

– Не открывай глаз. Молодец. Кто ты?

– Я – воздух.

– Да. А ещё?

– Я вода.

– Верно. А ещё?

– Я – огонь…

– Сожги её, пожалуйста. Сделай это ради меня…

Я открыла глаза.

Искорки на пальцах наливались малиновым, а затем – золотистым светом.

Посреди двора скрючилась старая, почти облетевшая, на три четверти высохшая черешня. Пять рыжих листиков трепетали на её узловатых ветвях. Она помнила меня ребёнком, помнила моего отца и мать… У неё были сладкие, нежные, крупные плоды. Я помню их вкус, их плоть… А потом она кормила ими моих врагов. Их рвали, ими наслаждались варвары, потопившие моё королевство в огне и крови.

– Молодец.

Вздрогнув, я уставилась на пылающее дерево. Попятилась, но позади был – он.

– Я… я не хочу… я не хотела её убивать! – закричала я.

Она пылала, словно факел, хорошо просмолённый факел. Черешня, которую в честь моего рождения своими руками посадила моя мама…

Я закричала и бросилась тушить. Дезирэ властно удержал.

– Пусти!

– Она сгорит, и ты станешь феей. Только так. Только потеряв ты обретаешь.

– Но я…

– Потушишь и никогда не сможешь овладеть магией.

Я беспомощно оглянулась на него. Чёрные глаза-угли не отрываясь смотрели на черешню, малиновые губы кривились.

– Ненавижу тебя…

– Это хорошо, девочка. Меня и надо ненавидеть.

арт просто для атмосферы

Я снова проплакала всю ночь. Тёмную, ветренную, промозглую. Когда встала заря, я всё ещё не ложилась спать. Сидела у окна и смотрела, как занимается рассвет. Лягух надувал щёки, квакал, а вернее как-то резко тарахтел, словно пытался что-то сказать. Может, жаловался, что вода в плошке стала уж слишком солёной? Я вытерла слёзы в очередной раз. Как будто с той черешней сгорела и я сама.

В дверь постучали. Неужели Дезирэ решил поиграть в вежливость? Да нет, не думаю. Я набросила вуаль.

– Войдите.

– Простите, можно к вам?

Она-то что тут забыла⁈ Но… любимая девушка моего врага… Пусть не лжёт, что не способен любить, и что ему все безразличны. Любую другую он бы давно или прибил, или жестоко обидел. С Люсьеном же он ведёт себя как сторожевой пёс с ребёнком хозяина: скалится, рычит, но не кусает. Злится, бесится, но ведь до сих пор не отправил в башню, как грозился. А Дезирэ не был человеком пустых угроз.

«Я – хорошая девочка, я очень хорошая, послушная, добрая и покладистая девочка», – напомнила я самой себе и обернулась.

– Заходи, Люс. Хотя… может быть, наедине я могу называть тебя Осень? Или это прозвище обижает тебя?

– Это имя. Меня зовут Осения.

Дурацкое имя. Впрочем, нет. Имя красивое. Дурацкая сама девчонка. Она прошла, плотно закрыла дверь и встала рядом со мной:

– Простите меня, – а глаза-то на мокром месте, – это из-за меня он к вам так… Я не думала, что нарушаю правила, что вас обижаю и… Вы можете меня не прощать, я просто хочу, чтобы вы знали: я поняла. И я… мне жаль.

Губы её дёргала судорога, глаза смотрели в пол. Извинения? Неожиданно.

– Ну что ты! – пропела я ласково. – У меня просто сдали нервы. Этот город… Понимаешь, я видела его сто лет назад, и тогда он выглядел совершенно иным. Радостным, зелёным, сытым и очень красивым…

– Зелёным?

– Да, здесь было множество источников, прудов, колодцев, каналов…

Глаза Осени заблестели.

– Давайте его восстановим? Вчера Дезирэ разбил каменный затор на реке, вернул её в старое русло, и прорыл канавы вдоль полей. Но он может только разрушать. Я уговорила его, что рытьё канав это, в каком-то смысле, разрушение слоя почвы. Так же, как колодцы. Но я не смогла придумать, как можно подвести под разрушение выращивание, например, зерна. Или деревьев.

– Он сделал мне платья. Вряд ли это можно назвать разрушением ткани…

– Не знаю. Может, такие мелочи он и может, но… Пойдёмте, я вам кое-что покажу… Если можно. Я не сильна в этикете, я не умею всего этого. В моём мире ни к кому не обращаются «ваше величество». Я могу по отчеству, но я не знаю имени вашего отца.

– Не надо, – я вздохнула и поднялась.

Почему бы и нет? Хоть отвлекусь от мрачных мыслей. Да и наладить отношения с любимой девушкой Дезирэ было бы совсем неплохо. Иметь союзника в стане врага – мудро. К тому же, неплохо было бы хоть что-то узнать о самом принце.

– Куда ты хочешь меня отвести? – спросила я кротко.

Осения хотела отвести меня за городские ворота. Мы шли пешком – странная девчонка настояла на этом – и, когда я увидела сожжённую дотла черешню, я невольно приостановилась и отвернулась.

На небе клубились сизые тяжёлые тучи, местами их пронзали жаркие лучи.

– Здесь было дерево… ещё вчера днём, – потрясённо прошептала Осень, подошла и присела рядом с обуглившимся пнём.

– Я его спалила, – неожиданно для себя призналась я и закусила губу.

Ну зачем? С чего вдруг такая глупая откровенность⁈

Девушка-паж обернулась, глянула на меня. А я вдруг подумала, что она и правда похоже на осень. Глаза – серый туман печали, бледное лицо, волосы – первый снег. Не на ту осень, которая сразу после лета – нарядная и яркая, а ну ту, что приходит в сезон предзимних дождей.

– Давайте посадим новое?

– Не хочу, – зло фыркнула я. – Это было особенное дерево. Его сажала моя мать, я с ним играла в детстве. А новое будет… новым.

– Понимаю, – прошептала девушка.

Да что она там понимает⁈

Город встретил нас вонью давно нечищеных улиц. Я сморщилась:

– Какие же люди всё-таки свиньи…

– Они голодны, – возразила Осень. – У них ни на что нет сил. А для чистоты тоже нужны силы. И для радости.

– Что я могу сделать? – резко отозвалась я. – У меня не хватит на всех еды. Ты скажешь: отменить войну. Хорошо, согласна с тобой. Война – это дорого. Вот только твой Дезирэ желает войны. Если ты сможешь убедить его, то я тебя поддержу. Сама я, как ты понимаешь, сделать это не в состоянии.

Она насупилась:

– Вы же королева…

– Почти дохлая, – напомнила я.

На этом спор и завершился.

Мы шли мимо жалких домишек, перепрыгивая через вонючие лужи и кучи гнилого мусора, о происхождении которого я старалась не задумываться. А затем Осень взяла меня за руку и ввела внутрь очередной лачуги. Там, прямо на полу, в груде тряпья, накиданном под окном, лежала женщина. Она была мертва. На тощей груди её копошился ребёнок, пытавшийся сосать молоко. Копошился слабо, словно весенняя муха. Два других лежали неподвижно по обе стороны от матери.

– Зачем…

Осень не ответила, вынула из кармана свечу и маленький – не больше пальца – прозрачный флакончик, щёлкнула его крышечкой. Вспыхнул голубоватый язычок пламени. То есть, она тоже владеет магией? Неудивительно, конечно. Почему бы Дезирэ не научить волшебству и свою спутницу? Девушка затеплила свечу и поднесла к лицам. Бледная кожа несчастных была усеяна алыми язвами.