Текст книги "Подъем, спящая красавица! (СИ)"

Автор книги: Анастасия Разумовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Annotation

Я – Шиповничек, принцесса, заколдованная злой ведьмой на сто лет сна. И однажды, как было обещано, прекрасный принц поцеловал и разбудил меня, но... Во-первых, он не прекрасный. Во-вторых, он просто нахал. А его паж... О! Пажа вообще хочется придушить. В-третьих, моего королевства давно нет: его раскололи на три части, над каждой из которых – свой монарх.

Но мой жених уверен: мы всех их победим, уничтожим злую ведьму и её коварного любовника-колдуна, вернём мне корону и...

... и, может быть тогда я перестану видеть странные и неприятные сны, в которых я – лишь девочка-простолюдинка?

В этом романе найдутся ответы на многие загадки из прошлых томов... Но не сразу.

Подъём, спящая красавица!

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Дополнение 1

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Дополнение 2

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Дополнение 3

Глава 21

Глава 22

Дополнение 4

Глава 23

Дополнение 5

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Дополнение 6

Эпилог

Примечания: пасхалки, отсылки и т.п. (спойлеры к предыдущим книгам)

Подъём, спящая красавица!

Глава 1

Не упади, Шиповничек!

Солнце золотилось в его волосах, ветер ласкал их невидимыми пальцами. Я украдкой посматривала на смуглое зеленоглазое лицо друга и чуть улыбалась, покусывая травинку. А потом проследила за безмятежным взглядом. Небесные овечки бегали по своему голубому лугу, белые и пушистые. Как всегда. И что он в них находит?

– Я вчера видела зеркало, – похвасталась я, прижмурив глаза. – Настоящее. У торговца. Я так просила отца купить! Совсем маленькое… А он сказал: «Это слишком дорого, Кэт. Даже если продам тебя, не куплю. Ты не стоишь столько, сколько стоит это зеркало».

Обычно друг всегда смеялся, когда я передразнивала жирный голос батюшки. Но не сегодня. Сегодня он впал в мечтательность и, кажется, вовсе меня не слышал. Я ударила его в плечо. Он вскрикнул:

– Ай!

– Мне скучно.

– Хочешь, я сыграю для тебя?

Он всё же обернулся. В его глазах плескалось травяное море. Как же это красиво! Ни у кого в деревне нет таких зелёных глаз. И таких медных волос! Я отвела взгляд, встала и одёрнула юбку, надула губы:

– Нет. Не люблю дудки. Я хочу зеркало. Большое. Большое-большое. С пясть. Чтобы можно было увидеть своё лицо.

– Зачем? – удивился он и сел.

Ну наконец-то не пялится в свои облака!

– Чтобы увидеть своё лицо! – выкрикнула я обиженно.

Он что, тупой?

– Я понял, Кэт. А – зачем?

– Чтобы знать: хорошенькая я или нет. Вот сын мельника сказал, что я прям курочка. А я не знаю. Может, я не красивая совсем? Может, я уродина? Как тут поймёшь?

– Ты красивая, – осторожно возразил он.

– Какого цвета у меня глаза?

– Коричневые. Тёмные, как… смородина.

– Смородина не коричневая! А волосы?

Да, волосы я, конечно, и сама могла увидела. Вот только мне хотелось, чтобы сказал он. Друг пожал плечами. Костлявыми и узкими. Тряхнул головой, и шапка волос рассыпалась по плечам. Досадливо поморщился, подобрал шнурок, стянул волосы в хвост.

– Коричневые, – проворчал хмуро.

Я чуть не расплакалась. Вскинула голову, закусив губу.

– Коричневые, – передразнила зло. – Для тебя всё – коричневое. Я замуж выхожу.

И тут он действительно удивился:

– Ты же маленькая совсем? Ведь ещё даже обряда конфирмации не было…

– Первая кровь уже была, – фыркнула я. – Значит, могу рожать.

Вышло грубо. И неприлично совсем. Но я была так зла!

– Какая кровь?

Мы вдвоём оглянулись на проснувшегося Жака. Мальчишка щурился от яркого солнца, его круглая, выпачканная ягодами мордаха некрасиво морщилась. Верхняя ярко-малиновая пухлая губа задралась, обнажая крупные щербатые зубы. Старший брат наклонился и щёлкнул его по носу:

– Тебе рано это знать, Щегол. Иди вон, посмотри, все ли овцы на месте.

Тот бросил сердитый взгляд на меня. Жак ревновал брата ко мне со страшной силой, постоянно крутился рядом с нами и надоедал вопросами и болтовнёй.

– А, вы про течку, – неприятно рассмеялся Щегол, подтянул штаны и, наклонив голову набок, в упор уставился на меня насмешливо-злым взглядом, кольцо каштановых волос упало на узкие глаза. – Как у сук…

– Ещё слово, и я тебе врежу, – предупредил старший брат, сдвинув брови.

Тёмно-медные, как канделябры в старом храме. Как же мне хотелось коснуться их дуг пальцем! Жак выпятил нижнюю губу, захлопал глазами цвета гнилых яблок и невинно заныл:

– А чё я сказал-то? Она сама…

– Щегол! А ну брысь! А то дрын возьму.

И, дождавшись, когда младший уберётся, обернулся ко мне.

– Зачем, Кэт? За кого?

Я пожала плечами, фыркнула:

– За сына мельника. А что? У него уже усы растут. Он высокий, красивый. И богатый. А ещё он меня любит. И папенька велит.

И друг испугался! Схватил меня за руку:

– Не иди за него, Кэт! Вальжан – скволыга тот ещё… И дядька его от эля помер. А ещё он младших обижает. На прошлый Божий день у Эллен леденец отобрал.

– Она вредная. Я бы тоже у неё отобрала.

– Кэт… Она маленькая. Ему и до пояса не достаёт.

Мне стало досадно. Причём тут Эллен? Вечно он всех вокруг жалеет. Всех, но не меня! Я отвернулась, сломала прут ивы и хлестнула молодую траву.

– Он мне зеркало купит, – буркнула, обдирая листья с ветки. – Если любит, значит, купит. Если купит, то выйду за него.

– Кэт, я тебе друг, ты же знаешь. Послушай…

Друг. Что-то злое и рыдательное стукнуло в грудь Ещё не хватает разреветься прямо здесь! Захотелось подхватить юбки и убежать, куда глаза глядят. Или ударить. Вот, ударить лучше. Коленкой в пах.

– Ты мне не друг. Ты дурак. Деревенский дурачок-пастушок.

Он дёрнулся. То ли от моих слов, то ли от брошенного взгляда сверху-вниз (я была его на полголовы выше).

– Кэт…

Мне стало приятно от той боли, которая зазвучала в моём имени. Гордо вскинув голову, я стряхнула травинки с верхней юбки, отвернулась и зашагала в деревню. Через двенадцать шагов обернулась и через плечо посмотрела в его опрокинутое лицо. Выразительно вздёрнула бровь:

– Я выйду замуж за того, кто купит мне зеркало. Или ни за кого.

И пусть отец хоть до смерти забьёт! Хоть изломает о мою спину всю окрестную иву. Умру, но слово сдержу. Я шла и шла прочь от отары, пиная нежную траву. Глотала злые слёзы, не вытирая их. Всё равно заметить некому.

Наш заливной луг на самой излучине Луары ещё месяц назад был затоплен водой. Ветер шелестел в ивах, весеннее солнце пекло, неугомонные птицы голосили. Колокол покосившейся церквушки пробил два часа, и я перекрестилась.

– Прости меня, мой Иисус, – прошептала боязливо, – я согрешила. Но я поставлю тебе свечку. Честно. И деве Катарине – тоже.

Надо бы и Деве Марии, но её я боялась: деревянные глаза Пречистой всегда смотрели так праведно-сурово, что эту статую я предпочитала обходить стороной. Да и Иисус – мужчина, а мужчина всегда охотнее простит женщину, чем другая женщина. Ой, я, кажется, снова согрешила! Я зажмурилась и поднесла пальцы ко лбу…

– Принцесса, подъём!

Мои веки дрогнули и распахнулись. Светлое пятно лица надо мной. Тёмные глаза. Я заморгала. Это был сон? Удивительно-реалистичный.

– Ну же, красавица. Давай руку.

– Кто вы? – прошептала я, зябко передёрнув плечами, приподнялась, облокотилась о постель.

Высокие готические своды. Косые разноцветные лучи на каменном полу. Кованная кровать с нежно-зелёным балдахином. И мужчина. Волосы светлые, как лён, на затылке топорщатся хохолком. А глаза – весёлые, насмешливые. Тёмные. Вишнёвый плащ, кожаный дублет с бархатными вставками цвета бычьей крови.

– Я? Принц Дезирэ, к вашим услугам. Тот, поцелуй истинной любви которого пробудил вас от столетнего сна, моя прекрасная принцесса Шиповничек.

Мне очень хотелось потянуться, размять мышцы, но… не при мужчине же?

– Столетнего сна?

– Вы ничего не помните?

Он присел на корточки и сверху-вниз заглянул в моё лицо, прищурился. Затем хмыкнул и снова вскочил:

– Ничего. Это поправимо. Со временем. Вашу руку.

Я потёрла глаза и вложила в его широкую ладонь пальчики. Принц помог мне подняться. Всё тело тотчас заныло. Прялка… перед глазами крутилось её деревянное колесо, чуть постукивая и несмазано повизгивая. Меня пошатнуло. Дезирэ поддержал.

Мы вышли на балкон. Мои ноги дрожали, и я вновь вцепилась в его руку: вниз круто уходил лесистый склон, и там поблёскивала свинцовая извилистая река.

– Мои родители…

– Давно умерли.

Я вздрогнула и оглянулась на него. Да, сочувствие – явно не главная черта в характере моего принца. То есть, получается – жениха?

– Вы… вы меня поцеловали? – с сомнением уточнила я.

– Надо повторить? Я готов.

Нет, спасибо. Как-то не хочется. Поцелуй истинной любви? Но какая может быть любовь к человеку, которого видишь первый раз в жизни? Как можно… Нет, ну воспылать желанием или очароваться симпатией, да даже влюбиться… но истинной… любви… Я с сомнением посмотрела на него.

– И что теперь?

Он выгнул русую бровь:

– Свадьба. И жили они долго и счастливо, пока не умерли.

Я снова поёжилась. Холодно. С гор тянуло прохладой. Их пики сверкали на солнце. Стояла осень, и склоны казались затопленными ало-золотистой лавой. Неужели, я осталась совсем одна? Ни папы, ни мамы, ни дядюшек-тётушек? Ни друзей, ни даже слуг, знакомых с детства. Лишь мрачный тёмный камень угрюмого замка, когда-то бывшего родным… Наверное.

Мне стало бесконечно одиноко. Из-под ресниц вырвалась слеза, я почувствовала, как она холодит кожу щеки.

– Мы останемся здесь? – спросила и услышала, как ломается от сдерживаемых слёз мой голос.

– Зачем? – принц пожал плечами. – У меня есть башня. Там уютнее.

И набросил мне на плечи тёплый шерстяной плащ. Я благодарно закуталась. Дезирэ рассмеялся:

– Вперёд, красотка, навстречу подвигам. Или, как говорят в одном наипрекраснейшем королевстве: кто не успел, тот опоздал.

Он снова взял меня за руку и повёл по тёмным коридорам, затянутым тёрном. Колючие ветви расступались перед нами, словно тьма перед светом. Мы вышли в сад, и на моих глазах шипастые плети тёрна падали и рассыпались золой. Солнце ещё не взошло, но было так светло, что я невольно зажмурилась – глаза отвыкли от света. Я самой себе напоминала пьяную: моё тело расслабилось без движения. Споткнувшись обо что-то, я глянула под ноги. Человеческий скелет. Гладкие-гладкие жёлтые кости. Череп с тёмными, чуть посвёркивающими сединой, волосами. Если честно, я даже не сразу поняла, что это волосы. Он просто лежал на них, и мне показалось, что это мох.

Я сглотнула и попятилась. Принц оглянулся на меня, потом заметил скелет, усмехнулся:

– Кто-то знакомый? Может, вы узнали кого-то? Любимый слуга, нянюшка, ворчливый повар, болтливый садовник, выпивоха-лесник, поставляющий дичь ко двору? А то и старый добрый шут. Йорик, признавайся: кем ты был?

– Не надо, – прошептала я, пятясь.

Как он может? Как можно так… кощунствовать?

– Вам страшно? Этот невежа вас обидел, Зайка?

– Нет, но…

– Значит, напугал. Ах, мерзавец!

И Дезирэ, размахнувшись, пнул череп ногой. Я вскрикнула от ужаса. Принц весело пронаблюдал полёт, а затем обернулся ко мне:

– Он больше не станет вас пугать, о любовь души моей и радость очей моих. Со мной вам никого больше не надо бояться.

Я закусила губу.

– Вы напрасно так поступили…

– В этом мире ничего не бывает напрасно.

Мы вышли на каменную террасу, откуда открывался чудесный вид на домики, облепившие противоположный склон, будто черепичные гнёзда. Здесь нас уже ждали две лошади. Невысокий худенький подросток в чёрном костюме расчёсывал серебристо-серую гриву одной из них металлическим гребнем.

– Здравствуй, – неловко сказала я.

Ответом мне послужил взгляд осеннего пасмурного неба. Глаза – дождевые тучи – косились на меня с явным недоброжелательством. Почему?

– Моя принцесса, – голос Дезирэ был по-прежнему весел, – разреши представить тебе моего любимца – Люсьена.

– Любимца? – я удивлённо покосилась на жениха.

Его карие глаза напоминали зарумянившийся в духовке хлеб.

– Мой паж. Он мелкий ещё, – рассмеялся Дезирэ, ласково взлохматил пушистые светлые волосы мальчика, – и, как и все мелкие, ненавидит женщин.

Я отметила теплоту в его голосе, когда принц говорил о паже, и невольно сравнила с безучастностью ко мне. Мне всё это показалось странным, но времени обдумать наблюдения никто не дал. Мысли путались. Мои родители и… все-все – умерли. Я одна в целом свете… Совсем одна.

– Мост растаял, – мрачно заметил любимчик моего жениха.

– Да ты что? Вот же какая неприятность!

«Он издевается над нами. Обоими». В голове мелькнула нехорошая мысль. Уж слишком миловиден был маленький паж. Но… порядочные девушки такое думать не могут. Может, Люсьен – бастард, брат принца? Или там… племянник? Сын кормилицы? Что ещё может объединять лицо королевской крови и слугу? Или паж – сын аристократа, отданный в обучение вельможе? Вряд ли. Люсьену лет пятнадцать, в этом возрасте дворяне уже становятся оруженосцами, а то и рыцарями.

– Если ты хочешь свернуть шею, спускаясь на лошадях по отвесному склону, то я не буду мешать.

Ничего себе! И это господину говорит его паж? Паж⁈ Я растерялась и зажмурилась, решив, что Дезирэ сейчас ударит мальца, но принц лишь снова расхохотался:

– А ты жесток, мой милый Люсьен. Вот прям безжалостен, как пёс бездны. Представь, сколько слёз прольёт моя милая невеста, и как это ужасно: обрести, чтобы потерять…

– Мне пофиг.

Принц обернулся ко мне:

– Ваше высочество, прошу не обращать внимание на грубости мелкого нахала. Что поделаешь: тяжёлое детство, деревянные игрушки.

– Я ничего не слышала, – вежливо отозвалась я. – Но я тоже не готова скакать по таким крутым склонам…

И, кстати, замуж выходить – тоже.

– А мы и не будем. Мы полетим на драконе.

Он шутит? Какие ещё драконы? Что за сказки? Люсьен пнул камушек, понаблюдал, как тот летит вниз.

– Ага. На волке из бездны.

Дезирэ поперхнулся. Да что ж мой жених такой смешливый-то?

Он не был высоким, мой принц – я возвышалась над ним едва ли не на полголовы. Вернее, я бы возвышалась, если бы не его каблуки. Крепкий, коренастый, хоть и довольно худой. И… я никогда не любила блондинов. Хотя… когда бы и успела любить?

– Моя прелестная принцесса, по дороге в ваш зачарованный замок, как и положено прекрасному рыцарю, я победил дракона. Но, чтобы вас не пугать, мой дракон согласился временно облечься в образ обычной лошади. Мессир, вы можете превращаться обратно, прошу вас.

И Дезирэ склонился перед конём в учтивом поклоне. Тем самым, серым, которому Люсьен расчёсывал короткую гриву. Конь тряхнул головой, переступил ногами. Я рассмеялась, и тут вдруг жеребец и правда начал расти. Морда удлинилась, грива встала дыбом и превратилась в жёсткий гребень, хвост вытянулся, обретая плоть, а ноги искривились…

И чей это неприятный визг?

Я попятилась. Закрыла лицо руками. Снова открыла – не видеть оказалось страшнее. Дезирэ перехватил меня, зажал ладонью рот.

– Не бойтесь, душа моя. Это очень добрый дракон.

Люсьен сел на каменную балюстраду и стал наблюдать метаморфозу, болтая ногами. Видимо, ко всему привык.

– У меня сейчас сердце лопнет! – простонала я.

– Было бы досадно. Я проделал такой долгий путь…

Принц прижимал меня спиной к груди, поэтому до пощёчины я не опустилась. И это – мой жених⁈ Эгоистичная сволочь… Но раньше, чем я успела додумать мысль, преображение завершилось. К каменной площадке жался белым брюхом огромный, серый, словно туман, ящер. Его жёлтые глаза, размером не меньше двух моих ладоней, но казавшиеся совсем маленькими на морде длинной с меня, уставились на нас, расширяя вертикальный зрачок.

Я сглотнула. Дезирэ щекотно шепнул на ухо:

– Уже не боишься? Я могу тебя отпустить?

– Д-да, пожалуйста…

Его руки тотчас разжались.

– Мы назовём тебя Осень, – изрёк принц. – У каждого порядочного дракона должно быть имя. Ты же порядочный?

Порядочный дракон махнул чешуйчатой головой, а затем вдруг распахнул пасть, схватил вторую – рыжую – лошадь, подкинул, хрумкнул и проглотил.

– За-ши-бись, – изрёк Люсьен со своего места.

Удивительно, но в этот раз я была с ним полностью согласна. И со следующим утверждением – тоже:

– Кто как, а я на нём не полечу.

– Это сугубо по желанию, – неожиданно согласился принц, подошёл к боку ящера, вытащил шнурок из своего рукава и принялся оплетать туловище чудовища. – Я вот полечу. А все зайчишки-трусишки могут остаться здесь. Лет на двадцать. Или двадцать пять. В гордом одиночестве.

– На сколько?

Мой голос как-то странно охрип. Карие глаза глянули насмешливо.

– В трёхкоролевствии есть проблемка с принцами: почти все из них женаты. Пока новые достигнут рыцарского возраста, пройдёт около четверти века. Это плохая новость. Хорошая: вас двое. А, значит, вы сможете славно развлечься.

Шнурок в его руках всё вился и вился, и ему не было конца. Остатком Дезирэ вновь подвязал рукав, затем разгладил бок ящера, превратив верёвку в кожаное седло и обернулся к нам.

– Ну что решили?

У него была совершенно безумная улыбка человека без преград и тормозов. Мне стало страшно. Но с другой стороны – остаться одной замке… И поцелуй истинной любви опять же… Он же меня расколдовал? Значит…

Люсьен спрыгнул на пол.

– Ну и как мы разместимся на одном драконе втроём?

– Я посередине. Кто-то спереди, кто-то сзади.

– И кто спереди?

– Бросим жребий?

– Ты всё равно будешь жульничать. Лучше так скажи.

Дезирэ выразительно хмыкнул, запрыгнул на верёвочную лесенку, вскарабкался и уселся в длинное седло. Продел ногу в стремя. Дракон задумчиво рыгнул и выдохнул тонкие струйки дымка.

– По росту. Ты – спереди, невеста – сзади. Чтобы мне обзор не заслонять.

Паж живо вскарабкался следом за принцем. Я с сомнением посмотрела на раздувающийся и опадающий чешуйчатый бок. Вздрогнула. Подошла. Чтобы ступить на первую ступеньку, нужно было задрать юбки едва ли не до пояса. А ещё ведь фижмы…

– Ну же, – поторопил меня Дезирэ.

Я зажмурилась, задрала подол серебряного платья, вцепилась в верёвочную лестницу. Ящер обернул зубастую пасть. Мамочки! Мне с трудом удалось попасть второй ступнёй на лесенку. Длинный подол мешался, заслоняя собой верёвку, а руки были заняты. Чешуйки обдирали нежную кожу на руках. Но, когда я наконец преодолела лестницу и поравнялась с седлом, стало ещё непонятнее, как на него усесться, чтобы не задирать подол до ушей. Мне пришлось уцепиться за плечи жениха.

– Ты слетишь, – заметил Дезирэ. – Садись по-мужски.

Ещё десять минут пыхтений и мучений, и – ура – я сижу, прижавшись грудью в корсете к его спине. Мои юбки плотным валиком отделяют меня от его зада, а плащ жениха переброшен мне за спину.

Принц свистнул. Дракон тяжело взмахнул кожистыми крыльями, перепонки которых завершались когтями, подпрыгнул, извиваясь всем телом, и взлетел. Дезирэ обернулся и крикнул:

– Держись крепче, Шиповничек. Не упади.

ПОЯСНЕНИЯ автора для любознательных:

пясть – старинное название кисти руки (ладони + пальцы)

обряда конфирмации – в католической и некоторых протестантских церквях младенцев крестят водой, но миром не помазывают. И лишь после совершеннолетия совершают как бы «докрещение». На самом деле, в древней христианской церкви было много споров о том, можно ли крестить младенцев, и не все святые отцы были согласны между собой. Конфирмация – попытка совместить и то и другое мнение. Существует и в современной Европе, став атрибутом праздника совершеннолетия.

Божий день – воскресенье

каблуки – изначально изобретение только для мужчин (хотя женщины довольно быстро их освоили, но в Средние века предпочитали «платформы»). Каблук предназначался для верховой езды, позволяя ноге жёстко фиксироваться в стремени

шнурок из рукава – с кроем в шитье того времени всё было неважно. Одежду подгоняли по фигуре с помощью шнурков и булавок. Но в XV – XVI веках уже – ура! – используют ещё и пуговицы.

Глава 2

Планы и кролики

Наверху оказалось холодно. Очень-очень холодно. Это было странно, ведь должно быть наоборот: чем выше, тем ближе к солнцу и теплее. Я совсем окоченела, даже мысли смёрзлись в комок, а потому бесстыдно прижималась к Дезирэ, намертво обняв его грудь онемевшими руками. Внизу простирались горы, мы летели над самыми их вершинами. Оловянно сверкали змейки рек. Голова кружилась, как будто мне не хватало воздуха.

«Я упаду», – поняла я.

Безумно хотелось спать, спать, спать… От прыгающих движений дракона накатывала тошнота. И это ещё хорошо, что в самом начале полёта я зарылась в просторный плащ принца! А что было бы…

– Эй, – позвал Дезирэ откуда-то снизу.

Я с трудом разлепила веки. Оказалось, что мы уже приземлились, и принц стоял внизу и смотрел на меня, запрокинув голову. И как я не заметила, что больше не держу его? Люсьен разминал ноги рядом с ним: сгибался и тянулся пальцами рук к пальцам ступней поочерёдно.

– Ты там как? – ухмыльнулся Дезирэ. – Жива? Прыгай давай. Хотя нет, ещё ноги пере…

Он успел меня перехватить, и на миг я оказалась в крепких горячих объятьях. А моя юбка задралась, обнаружив, вероятно, прекрасный вид пажу на девичьи штанишки. Дезирэ поставил меня на ноги, отпустил. Я пошатнулась, и принцу вновь пришлось меня придержать.

– Ты дура? – логично уточнил он.

– Я не прыгала, я упала.

Губы двигались с трудом, слова прозвучали невнятно, сил же возмущаться его грубостью просто не осталось.

– Это не она дура, это ты идиот, – процедил Люсьен, неожиданно занявший мою сторону. – Это ж на какой высоте мы летели? Три тысячи? Больше? А она – в платье. Ты вообще зачем её разбудил? Чтобы уморить?

– В следующий раз она полетит впереди, а ты – сзади, – предупредил Дезирэ, скинул с себя тёплый бурнус, замотал меня и набросил на мою голову капюшон. Одёрнул мне подол.

– Следующего раза не будет. Я с вами больше никуда не полечу. Мне холодно и есть хочется. И спать. И, кстати, твоей невесте – тоже. У неё, вон, колени подгибаются. Нельзя так над людьми издеваться.

Как же я была с ним согласна! Мир танцевал, из ног словно кто-то вытащил кости. Я почувствовала себя снежной бабой весной. Но сейчас осень, а я не баба.

– Я даже не начинал ещё, – хмыкнул принц. – Ладно, ваша взяла. Сегодня будем отдыхать. Здесь неподалёку есть шале. Одна проблемка: конь-то у нас один на троих.

Оглянувшись, я увидела, что наш дракон снова превратился в крепконогую лошадку. Она щипала пожухшую траву и потряхивала большой головой, словно силясь осознать произошедшие с ней головокружительные метаморфозы. Я освободилась из рук жениха и села на камень.

Мы по-прежнему находились в горах, в седловине одного из горных хребтов. Но каменистая почва здесь всё же была уже почвой, а не сплошным камнем, и неподалёку зеленела макушкой чёрно-рыжая сосна, раскорячившаяся так, что казалась пауком. Солнце всё ещё стояло высоко в небе, и здесь, на земле, его лучи даже грели.

– Я дойду пешком, – буркнул Люсьен. – Позаботься о своей невесте.

– Как скажешь.

Положив руки на колени ладонями вверх, я принялась массировать пальчики, возвращая в них кровь. А я точно обязана выходить замуж за этого грубияна? Да, у меня не очень много вариантов, да, я совсем одна в целом мире и совершенно не знаю даже, как зовут короля, который правит через сто лет после того, как я заснула магическим сном. Да, да, да. Но… Если Дезирэ сейчас, когда я ещё не принадлежу ему перед людьми и перед Богом, вот так себя ведёт, что меня ждёт дальше? «Ну, по крайней мере, со свадьбой я точно не стану торопиться», – решила я и погрела пальцы дыханием.

Дезирэ подошёл ко мне:

– Идёмте, принцесса.

Он помог мне сесть на коня, затем взлетел позади, передвинул меня на холку коня, сам переместился в седло и пустил лошадь шагом. Люсьен взялся за повод и бодрым шагом пошёл рядом.

Мне не нравился, очень не нравился этот странный принц, но после пережитого полёта голова оказалась настолько тяжёлой, что, несмотря на мою борьбу с самой собой, упала на плечо жениха, а веки сомкнулись. Однако Дезирэ даже не попытался устроить меня поуютнее.

Я проснулась от того, что конь остановился.

– Что случилось? Мы приехали?

– Рокировка, – фыркнул жених и спрыгнул с коня. – Давай, мелкий, залезай.

Он подхватил пажа и посадил его в седло на своё место.

– Все несогласные с моим решением идут или пешком, или в бездну.

– Вам не холодно? – сонно пробормотала я, кутаясь в бурнус жениха.

Дезирэ оглянулся на меня. Ветер ерошил его светлые волосы.

– Жарко, – процедил принц сквозь зубы.

– А в той бездне, куда ты нас посылаешь, – мило поинтересовался Люсьен за моей спиной, – жарко или холодно?

– А вот сходи и узнай сам.

Ещё часа через два, когда спина начала невыносимо ныть, а ноги совершенно затекли (я ведь ехала не в седле, а впереди, по-дамски) показался небольшой домик, сложенный из дикого камня. Одноэтажный, но с мезонином. Черепичная покатая крыша покрылась мхом, а палисадник перед крыльцом зарос бурьяном, чертополохом и каким-то кустарником, уже облетевшим. И всё же это был дом. Внутри не дует ветер, и, может быть, есть очаг, и…

Принцу снова пришлось помогать мне слезть с лошади. А мне – вытерпеть его нежеланные объятья. Впрочем, пару минут спустя Люсьен тоже свалился всё в те же крепкие руки и даже издал жалостный стон. Значит, не я одна такая неженка?

– Вас донести, или сами дойдёте?

– Благодарю, сама.

– Отлично.

Мой жених перекинул своего пажа через плечо и легким шагом направился в дом. Хам. Но… он что, совсем не устал? Лошадь пошла за нами, мирно покачивая шеей.

К дому вела тропинка из круглых жёлтых камней. Их почти не было видно из-за мха и опавших листьев. Я кое-как доплелась до распахнутой настежь дубовой двери, схватилась за неё, выравнивая дыхание. Узнать бы ещё кто такой добрый отправил меня спать на сто лет! Но – завтра, всё завтра. Сегодня мышцы, отвыкшие от нагрузки, похожи на тряпочки, а голова так кружится!

После маленькой прихожей с люком в погреб сразу шла кухня: приземистый крепкий стол, мужицкие грубые стулья, маленькое окошечко с широченным подоконником, массивная печь и – о! – кровать. Широкая, покрытая густым слоем пыли, застеленная бог знает когда… Я застонала от вожделения, подошла, отдёрнула покрывало, взметнув в воздух пыль, расчихалась и рухнула. Почувствовала, что вместо соломы тюфяк был набит пылью.

– То есть сто лет не хватило? – рассмеялся принц.

Мне было плевать.

– Люсьен, ты, может, тоже приляжешь рядышком?

– Ты офигел? Я вроде как мужик.

– Ну разве что вроде как.

Хлопнула дверь, заскрипел стул. Я открыла глаза и повернула голову. Люсьен сидел на стуле. Вернее полулежал на столе. Дезирэ не было.

– Помоги мне расшнуровать корсет, – попросила я.

– Я не ваш слуга.

– Да, но слуга моего жениха…

– Это не одно и то же. Вам я прислуживать не буду.

«Ты такой же хам, как и твой господин». Однако раньше, чем мы спустимся к людям, и раньше, чем я придумаю, что мне делать дальше, наживать себе врага было бы неразумно. Мне пришлось проглотить наглость.

– Конечно, не будешь. Мне нужна служанка. Женщина, а не мужчина. Но сейчас я не смогу расшнуровать корсет, ведь шнуровка находится на спине. Мне просто не достать до неё.

– Хорошо, – процедил он, поднялся и подошёл. – Ложитесь на живот.

К моему удивлению, освободить моё тело от корсета у дерзкого пажа получилось довольно ловко. Я вдохнула всей грудью.

– Ещё, пожалуйста, будь добр – расплети мои косы.

– А вот это вы уже сами можете.

– Без зеркала – нет. А зеркало в этом домишке вряд ли есть…

Сдерживая раздражение, я заставила себя ласково посмотреть на мальчишку. Он прищурился, затем засунул руку в карман и кинул на постель что-то, похожее на металлический медальон, размером не больше ладони.

– Дарю.

Я с недоумением повертела «подарок» в руках, нашла мудрёный замочек, открыла и ахнула. Зеркало! Ну надо же, как необычно. Даже два, одно из них, сверху, нормальное, а второе, снизу, увеличивало моё отражение.

– Спасибо.

Люсьен молча вернулся на свой стул и снова полулёг на стол, положив локоть под голову. А я принялась с любопытством разглядывать себя. Тёмно-карие глаза, покрасневшие от долгого сна, немного опухшие, но всё ещё красивые. Как у лани, как говорят поэты. Но мне не нравится это сравнение. Потому что я знаю, как выглядит лань. Почти так же, как коза. Глаза у ланей уж точно козьи. Никогда не могла понять поэтов: почему сказать «козлиные глаза» это оскорбление, а «глаза как у лани» – ах, как романтично? Впрочем, признаюсь, разрез моих глаз мне всегда нравился: большие и меланхоличные. Конечно, я бы предпочла голубые или зелёные… А ещё ресницы. Ресницы – это боль: длинные, густые, но… коровьи. Да-да, всё та же лань: притеняют глаза, вместо того, чтобы красиво закругляться наверх. И мне вечно приходится их подвивать…

Я тяжело вздохнула и продолжила придирчиво оглядывать себя.

Бледная кожа, даже губы бледны. Страх божий, а не девушка на выданье. Зато приятно, что за сто лет я не постарела, и мне по-прежнему восемнадцать. А тёмные, почти чёрные волосы, кажется, стали ещё шелковистее и темнее. И – главное – никаких седых волосинок! А то мало ли… за век то дрёмы…

Грохнула дверь. Я оглянулась. Дезирэ. А кто бы сомневался… Принц прошёл к очагу, скинул с рук вязанку дров, запихал все поленья в очаг.

– Так нельзя, – запротестовала я. – Нужно понемногу. Во-первых, не разгорится, а во-вторых, труба может обрушиться, ведь печь давно не топили…

И замерла. Дева Пречистая, а я-то откуда такие нюансы знаю⁈

Дезирэ оглянулся на меня. Снова искривил в усмешке губы, провёл рукой по волосам, ероша их.

– Может, сама затопишь? Поучишь меня, как это делать?

Я отвернулась. Какой же он всё-таки неприятный тип!

Буквально спустя минуты две огонёк вспыхнул в печи и принялся жадно облизывать дрова. Дезирэ застыл на корточках, заворожённо разглядывая пламя. А я украдкой рассматривала его поверх зеркальца.

– И что мы будем есть? – сварливо подал голос Люсьен.

– Крольчатину.

– Если она и была здесь, то давно стухла. Даже если маринованная или вяленая…

– Свежую.

Дезирэ рывком вскочил на ноги и жёстко приказал пажу:

– В шкафу между очагом и окном чугунок. Поставь его на плиту. Снаружи слева от двери, перед яблоней, колодец. Набери воду, налей в чугунок до половины. Прямо сейчас. Я вернусь минут через двадцать или полчаса. Вода должна кипеть.

– Почему я?

– Потому что.

Кажется, паж всё же выбесил своего господина.

– И да, не забудь протереть котелок, – швырнул Дезирэ приказом в недовольного мальчишку и снова вышел.

– Давай я помогу? – вызвалась я.

Тело протестует, тело ноет, но мне нужен союзник. Любимчик жениха – не самый плохой вариант.

– Я протру котелок, а ты принеси воду, – распорядился Люсьен.

– Котелки – это женское дело, – возразила я. – Ты мужчина, а, значит, натаскать воды – твоя задача.

Паж отчётливо скрипнул зубами, но всё же подчинился.