Текст книги "Моя дурацкая гордость (СИ)"
Автор книги: Анастасия Эр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава 6
Хьюстон приперся на эликсирику с опозданием, я уже успел предупредить Залесского, что он задержится, и сел к Псарю. Гордей прикинулся отсталым иностранцем: молча скорчил отвратную рожу и уткнулся в рецепт.
– Задержится? Все в порядке?..
– Отрабатывает заклятие Избавления, профессор. Домашнее задание.
Однокурсники обернулись на меня, как костежора увидели. Костежоров, страшных костлявых тварей, похожих на отощавших драконов, видели только девственники, если что.
Елизарова подняла руку.
– Профессор Залесский, у меня вопрос по закону Порей-Одоевского.
– Да, моя дорогая?
– Профессор, я пыталась идентифицировать все ингредиенты, но обозначенный в вашем списке под номером пятьдесят четыре мне определить не удалось. Это так задумано или…
– Совершенно верно, Ева! Я ожидал, что уж вам-то точно удастся раскусить старика! Пятьдесят четвертый элемент – обычная сода, которая, как известно, не влияет на свойства эликсира…
Дальше они перешли на какой-то неведомый мне язык, хуже латыни, и профессор даже не заметил, как в аудиторию ввалился Хьюстон.
За что я уважаю Елизарову, так это за умение заговорить Залесского и привести его в щенячий восторг. За что я уважаю Залесского, так это за умение восхищаться мозгами Елизаровой, а не ее сиськами.
Псарь кромсал корешки с таким видом, как будто это мои пальцы, Леха грыз ногти, хотя в рецепте никакие ногти не значились. Хьюстон как ни в чем не бывало дописывал эссе для Юстины, а я выстукивал по столу гимн Виридара. Фальшивил страшно, примерно как Цареградский на праздничном фуршете в начале года.
Богдан, заглянув перед звонком в наш котел, кивнул, накарябал что-то в блокноте и поплыл к девчонкам. Гордей сказал что-то Хьюстону, услышав колокол, прошел мимо меня и пинком открыл дверь.
Перед трансформагией я встал в дверях кабинета Разумовской, не пуская Псаря внутрь.
– Дай пройти.
– Долго будешь вести себя как упырь?
– Я веду себя как упырь? Дай пройти.
– Не ссорьтесь, мальчики, вы оба как упыри, – сострила Чумакова, протискиваясь между нами и подмигивая Гордею.
– Уйдите с дороги, – потребовала Елизарова, поправляя блузку на груди. Псарь, к счастью, не выглядел изнемогающим от желания вставить ей.
– Подождешь, – грубо обрубил я, но Гордей перебил:
– Мы тебя не задерживаем, Елизарова, следуй за Чумаковой, – оскалился он, уставившись на меня, а не на нее, сунул руки в карманы и замер.
Елизарова скривилась и боком скользнула в аудиторию, на какую-то сраную секунду прижавшись ко мне грудью. Я не стал тормозить и потискал ее, сколько успел. Псарь выглядел довольным. Наверное, обломилось пощупать жопу.
– Куда же ты, Елизарова? – с фальшивым разочарованием гаркнул Гордей, когда она с шумом выдвинула стул и сбросила на него сумку. – Маслова, погуляешь со мной? Нет? Дай хотя бы списать. Ой, Меркулова, надевай мешок на башку, не пугай народ. Погоди-погоди, мы тебя так пропустим.
Светка раздраженно пыхтела, когда пташки одна за другой терлись о нас задницами и сиськами. Потом пташки кончились, Псарь свалил к Роме, а я всю сдвоенную трансформагию думал, зачем он это затеял. Не проще ли подрочить, если Эмма не дает?
За обедом Хьюстон нехотя двигал челюстями, изредка поглядывая то на меня, то на Гордея, то на Поводырь. И всякий раз выдавал что-нибудь типа:
– Картошка остыла. Свиззаровский, Пашков и Елизарова сидят в кабинете латыни. Вы как дети.
– Завали, – процедил Псарь.
– Точки с именами Елизаровой и Пашкова подозрительно близко.
– Елизаровой одного Свиззаровского уже не хватает, – я отхлебнул из стакана, закашлялся и несколько реплик пропустил. Придя в норму, услышал, как Рома говорит:
– …не надо на мне срываться.
Мы с Хьюстоном синхронно ковыряли тушеное мясо и глядели прямо перед собой. Я не сразу допер, о чем он.
Кость оцарапала глотку.
– Что? – я помассировал шею.
– Я уже все сказал, – тихо сказал Гордей. – Я скорее оформлю Вербину, чем Елизарову.
Лерка Вербина гуляла с Елисеем Чернорецким и происходила, по словам Псаря, из отвратительно чистокровного рода.
– Ты не долбишь те же дырки, что мы с Хьюстоном, – передразнил я нараспев.
– Садись, пять, – выплюнул Псарь и, облизав ложку, приготовился уходить.
– У Елизаровой их три, вряд ли Марк трахнул ее во все, – Рома на полном серьезе пожал плечами и, поморщившись, отодвинул еду. Аппетита после полнолуния у него не бывало, голод настигал к вечеру следующего дня.
В хождении вокруг да около Хьюстон был так же плох, как Прогноз в трансформагии. А после превращения он и вовсе исходил дерьмом; мы давно привыкли, тем более что за рамки Хьюстон выходил редко.
Я обхватил брюхо одной рукой, второй покрепче сжал ложку и продолжил метать мясо в рот.
– У Елизаровой есть, по крайней мере, еще две, которые я не трогал.
Рома зашипел, как кот, которому прищемили хвост. Я перегнул палку. И тут у Псаря сорвало крышу:
– Сообщи, когда отымеешь ее в рот и в зад, – процедил он, заехав мне по морде. – Может, тогда с тобой можно будет нормально разговаривать. И мозгов у Елизаровой одолжи, раз своих лишился. А ты, – ткнул пальцем в Рому, – проследи, чтобы до того момента он ко мне не подходил.
Гордей развернулся на каблуках и, не торопясь, вышел в холл.
На улице лило как из ведра, но мы все равно поперлись на улицу. Из девок на практические занятия по уходу за пегасами ходили только две с Флавальеха, так что можно было потупить, не отвлекаясь на идиотское хихиканье и громкий шепот.
– Извини, – просто попросил Хьюстон. С похожей интонацией то же слово произнес утром я.
– Проехали.
***
Утром я встал как с похмелья. В башке шумело, вчерашний день превратился в кашу, во рту насрали голуби. Или Псарь, психанув, наслал на меня Повелительные чары и заставил сожрать помет с пола голубятни.
За завтраком Чумакова поздоровалась, улыбаясь во весь рот, Елизарова кивнула, собираясь плюхнуться на скамью рядом с Миленой, но увидела каких-то отбросов-ботаников из младших и смылась к ним, прихватив стакан с соком. Они с подружками жрали шлак типа фруктов и овсянки, наверное, от этого росли сиськи. Псарь даже не взглянул на Елизарову, смел с тарелки завтрак и был таков.
На боевой магии мне в пару достался Свиззаровский. Полтора часа я отрабатывал на нем чары, в том числе придуманные нами с Гордеем. Грех не воспользоваться возможностью. Уроки боевой магии я любил еще за то, что девчонки то и дело падали, хвастали трусами, и, расправившись с соперником, можно было вволю насмотреться. Пашков не то икнул, не то загоготал и вытянул шею, чтобы лучше видеть панталоны Масловой, растянувшейся между преподавательской кафедрой и шкафом.
– Слюни подбери, – посоветовал Свиззаровский. Запахло почти политическим конфликтом – ну, знаете, когда первый помощник министра обвиняет второго помощника в краже канцелярской скрепки.
Гордей в этот момент вышел из себя и отправил Прогноза в противоположный конец аудитории, я собрался по привычке показать ему большой палец, но вспомнил, что мы поссорились вчера.
Хьюстон аккуратно оглушил Елизарову и теперь виновато кружил над ней, ждал, пока очнется. Чумакова и Влада Меркулова дрались, как за последние колготки в магазине. Не знаю, что в них такого ценного, но матушка говорила, что присвоить последний экземпляр товара чуть ли не дело чести.
– Уйди с дороги, Исаев! – рявкнула Челси и запустила в Меркулову огненным шаром. Ей надо идти в авроры, но она, скорее всего, выйдет замуж и будет до старости квохтать над выводком. Жаль, когда красивая умная девка с сиськами пропадает дома.
На флороведении нас чуть не сожрал болотный аир, на тренировке – Разумовская, которая лично приперлась поглазеть на команду с трибун. Она нихрена не понимает в крылатлоне, но кубок хочет. А еще хочет видеть обалдевшую физиономию Залесского. Я даже не знаю, чего из этого она хочет больше.
Не люблю, когда Разумовская появляется на поле. Сразу чувствую себя министром на встрече с журналистами: хочется сказать, какой пиздец творится в чародейской России, и какие криворукие неудачники занимают государственные посты, но приходится улыбаться и уверять, что все круто.
– Исаев, я забронировала для вас поле на субботу, следующий вторник и четверг.
– Спасибо, профессор, – искренне поблагодарил я. Забить поле в последнюю неделю перед матчем было так же сложно, как достать билеты на международный чемпионат.
Юстина кивнула и собралась уходить, но притормозила.
– Ах да, Исаев…
– Да, профессор?
– Мы с профессором Залесским заключили пари, я поставила на победу Рубербосха, разумеется.
– Хороший выбор, Юстина Константиновна.
Я люблю эту тетку.
– Так вот, Марк, учтите, что у меня нет лишних десяти ассигвалей.
Она смерила меня взглядом и зашагала к трибунам. Наверное, будет шпионить за сборной Флавальеха.
В раздевалке уже никого не было, я сгреб манатки и потащился в усадьбу, чтобы залезть под душ. Флавальех мы, ясное дело, сделаем в два счета, у них там одни гномы играют, а вратарь так вообще на кикимору смахивает.
В спальню я не торопился: там наверняка Псарь жарит свою пташку Эмму, или Прогноз варит Перевертыш-эликсир, или Хьюстон опять выносит мозги.
Леха полный ноль в трансформагии и совсем не соображает в чарологии; Селиверстов чуть не плакал вплоть до Квалификации – и в начале четвертого курса, зуб даю, окропил двери своего кабинета святой водой. Но в эликсирах Прогноз шарит. Не как Харя, конечно, но на крепкую «Хорошо». Уже второй год он таскает ингредиенты из запасов Залесского, варит Перевертыш и в чужом обличье обхаживает девчонок. Хотя, как по мне, Прогноз не урод и мог бы запросто найти себе пару со своей собственной рожей.
А у Хьюстона раз в месяц ум заходит за разум, он чувствует себя говном и ведет себя так же. Наш знахарь Галина Львовна объясняла нам, что свойственная оборотням девиация – стремление влезть в чужую шкуру.
Дойдя до ванной, я уткнулся в запертую дверь. Наверняка какой-нибудь Пашков закрылся там и рыдает над своим убогим членом.
Я пристукнул по косяку и поперся в общие душевые.
– …у отца связи в немецком Магическом Совете, может быть, ему удастся устроить меня на хорошее место…
Я тормознул на углу и заглянул в боковой коридор.
Елизарова медленно шагала вперед, помахивая палочкой; факелы гасли, Пашков, потирая ладони, шел следом, потом догнал и приклеился к ней сзади.
– Не надо, Дим. – Елизарова остановилась, но лапы его не отпихнула.
– Да ты чего? – лица Пашкова я не видел, но догадывался, что он мерзко лыбится и уже предвкушает, как завалит ее где-нибудь в аудитории по соседству. Или прям здесь, судя по тому, с каким нетерпением он сунул грабли Елизаровой под юбку. – Давай снимем это.
– Дим. Дима, прекрати.
Тот потянул ее трусы вниз, Елизарова придерживала их, не позволяя спустить до конца. Голос звучал устало, как будто ее бесконечно достали. Я посчитал по пальцам – Свиззаровский, Пашков, Корсаков, Ветроградов. Кого-то еще забыл.
– Шутишь, Ева? Я черт знает сколько терпел, – Пашков переминался с ноги на ногу и приседал, как будто вот-вот обосрется. – Ну погляди, Ева, клянусь, я никогда никого так сильно не хотел, ты же не оставишь меня здесь одного, – отвратно сюсюкал он, уткнувшись Елизаровой в черепушку. Я чуть не сблевал.
Ну окей, Свиззаровского можно вычеркнуть. Ветроградова тоже, он больше выпендривается. Корсаков понял, где его место, и замутил с какой-то своей однокурсницей. Но Пашков, похоже, слов не понимал. Я старался дышать тише. Если обнаглеет, просто убью его.
Лучше бы Елизаровой справиться самой, конечно: ей не обязательно знать, как мне стремно влезать в это дерьмо. Как будто бы мне не насрать.
– Отвали, Дим, – Елизарова увернулась от его слюней, напялила трусы и стала расправлять юбку.
– Мы по-быстрому, да, Ева?.. У тебя уже кто-то был, так ведь?.. Хорошо, – он лип к ней, терся бедрами, даже штаны спустил. Я сжал палочку и мысленно перебрал чары, способные завязать хотелку узлом.
– Тебе какое дело, – без всякого выражения сказала Елизарова.
– Исаев, да?
Она помолчала и спокойно спросила, придерживая подол:
– Почему именно Исаев? – но лицом к Пашкову не повернулась.
– Не знаю, – неопределенно промямлил тот и, тяжело выпустив пар, грубо потянул бедра Елизаровой на себя. – Ну все, хватит. Не хочешь снимать, просто отодвину.
Я уже дернулся вперед, но Елизарова двинула козлу под дых и вывернулась из захвата.
– Я же сказала – отвали.
Пашков пыхтел как жирдяй и через силу скалился, якобы дружески.
– Ладно-ладно, Ева, не горячись, я понял. Ты не в настроении сегодня.
– Я вообще не в настроении. С тобой.
– Исаеву обычно дают, – не совсем в тему ответил Пашков, поясняя свое недавнее «не знаю». – И он явно был не против с тобой перепихнуться. Многие не против, – нагло добавил он, пряча свой убогий член обратно в штаны. – Ты красивая, Ева.
– Есть намного лучше, – безразлично возразила Елизарова, а я так и не понял, позавидовал мне Пашков или опустил.
– Ты зря отказываешься, Ева, – он выпятил грудь и шагнул к Елизаровой. – Исаев – это только один из… многих. Да ты и сама знаешь. – Его взгляд задержался на сиськах. – В следующий раз, угу?
Она не ответила. Пашков свалил.
Когда ушла и Елизарова, я наконец осознал, что у меня стоит, и надо спустить.
А завтра оторвать Пашкову яйца.
***
– Привет, Елизарова.
– Исаев. Привет.
С утра мы разминулись, потом я поперся на уход за пегасами, куда Елизарова, само собой, не ходила. Увиделись только на боевой магии, потому что обед я тоже профукал.
На парах профессора Шереметьева Елизарова сидела вместе с Марковой, чаще всего на последних партах, хотя боевыми владела сносно. Сейчас она прошла мимо меня к своему месту, привычно кинула сумку на стул и завязала волосы в узел на затылке. Минуты две мы молча тупили.
– Ты уже поела?
– Да, – лаконично отозвалась Елизарова.
Я соображал, о чем еще сказать. Что-нибудь такое, от чего можно плавно перейти к сексу.
Я с неохотой признавал, что если бы не Светка и минет на обед, тема для разговора давно бы нашлась.
– Елизарова? – я откинул стул на две задние ножки и посмотрел на нее через плечо. Елизарова лежала на парте и, когда я позвал, лениво подняла голову. – Знаешь, как мы провернули то безобразие в день Осеннего Круга?
Елизарова помотала башкой.
– Слышала о комнате, где время можно повернуть вспять?
– Я похожа на человека, который верит в сказки?
– Ты похожа на человека, который, – я подолбил кулаком по ладони, – верит в сказки с однокурсником в пустом кабинете. – Получилось сочно и стремно. Такой же чавкающий звук выходит, когда пташка не умеет сосать, но старается.
Елизарова вскинулась, выбралась из-за стола и оказалась рядом со мной. Ее глазищи яростно сверкали.
– Ты бы хотела изменить свое недавнее прошлое? Суток на пять-семь можно вернуться. Больше уже затруднительно. – Она прищурилась, глядя на меня. – Это не больно, Елизарова.
– Да, я знаю, больно только в первый раз, – хмыкнула та и присела на парту; юбка приподнялась, и я готов был поспорить, что Елизарова сделала так специально. Один – один.
– Гордей отправился в эту комнату, вернулся назад во времени, прихватив снотворное… дальше рассказывать?
– Ага, – по ее ярко накрашенным губам скользнула издевательская усмешка. – Пустой кабинет есть, однокурсник имеется, только сказок и не хватает.
Елизарова взрывала мне мозг. Я с трудом догонял, чего она добивается: хочет, чтобы я ей вдул, пока остальные жрут в Главном зале, или просто играет на нервах? Иногда я готов был променять какой-нибудь из своих талантов на элементарные навыки чтения мыслей, чтобы понимать, о чем думают пташки.
К слову, перед трансформагией Елизарова и Чумакова стирали с губ помаду и прикидывались целками. Разумовская им верила. Трудно не поверить девочке с нашивкой старосты на рукаве и идеально выполненным домашним заданием в руке.
На самом деле у Елизаровой под блузкой голые сиськи, и она трахалась с однокурсником в пустом кабинете, а Чумакова курит в спальне, и у нее отличная задница.
Разумовская всего этого не знает.
– Я предполагала, что без нарушения закона тут не обошлось. У вас наверняка не было разрешения на использование этой комнаты.
– Разумеется.
– Не боишься?
Я понимал все меньше. Кажется, она считала, что с минуту на минуту в Виридар прибудет отряд гвардейцев и заберет нас с Псарем в Новемар – тюрьму, куда зажали чародеев-преступников.
– А мы закроемся здесь и никого не пустим, а если спросят про комнату, мы ничего не знаем.
У Елизаровой сделалось такое лицо, будто я предложил порешить Шереметьева, расчленить и подать в качестве субботнего десерта.
Я оперся на парту ладонями так, что Елизарова оказалась прямо передо мной, между моих рук.
– Вы с Чернорецким плохо кончите, если не прекратите баловаться с законом, – она прикинулась дурой, типа не догнала, к чему дело идет.
– За Псаря не поручусь, но я кончаю хорошо. – Мне нравилось доводить ее так же сильно, как лапать. Еще лучше – доводить и лапать одновременно.
Глаза Елизаровой едва заметно бегали, но взгляд оставался прямым. Она вроде как не могла определиться, куда ей удобнее смотреть – на мой рот или в самые зрачки. Так или иначе, я наклонился и, притиснув Елизарову к парте, засосал. Постарался, чтобы это не походило, будто трахаю ее в рот языком. Видимо, все же именно так это и выглядело, потому что Елизарова врезала мне по морде и отвернулась. Мы оба дышали как паровоз Виридарского Состава, у меня стоял, она вцепилась в подол юбки и натягивала его на колени.
– Плохие новости, Исаев, – сообщила Елизарова. – Еще раз полезешь ко мне – выцарапаю глаза, будешь мотаться по усадьбе на ощупь.
– Слава Страннику, что знахари уже изобрели Заживляющие чары. – Я готов был поспорить на своего пегаса, что Елизарова сама себя не понимает. Почему в день Осеннего Круга она мне дала, а теперь ломается? Скорее всего, хочет, чтобы я поклянчил милости и сполна прочувствовал, какое я говно. – Иначе твоя угроза приобрела бы разрушительные масштабы. Впрочем, это неинтересно, Елизарова. Ты придешь посмотреть, как мы размажем флавальехцев по полю?
– Я всегда хожу на матчи, Исаев. Гриша хорошо летает.
– Матвеев едва держится на своей кляче, я его раскатаю.
Елизарова фыркнула, меня разбирало желание спустить штаны и содрать с нее трусы, но вот-вот должны были явиться однокурсники.
– Не надо, Исаев, – она говорила не менее устало, чем вчера с Пашковым. Как если бы он все же уломал ее, и Елизарова трахалась с ним весь день до этого, и всю ночь, и ее достало раздвигать ноги. – Исаев.
Я психанул и ляпнул:
– Не привыкла давать одному дважды, Елизарова?
– Ты меня вроде как шлюхой сейчас назвал?
– Скольким ты успела дать за эти дни? – я вцепился в край парты. – Свиззаровскому, Пашкову, кому еще?
– Ты отмороженный, Исаев, и больной на голову. – Глаза Елизаровой сузились.
Из коридора послышался звук шагов, дверь распахнулась, и на нас уставились Ветроградов и Меркулова.
– О, глядите-ка, кто у нас здесь. Вы уже закончили или еще не начинали? Влада, мы помешали Исаеву отыметь приблудную.
Я так взбесился, что едва заметил, как Елизарова взмахнула палочкой, мусорная корзина взлетела под потолок, завертелась и, перевернувшись, опустилась Ветроградову на башку. Елизарова выскочила в коридор, я заклятием впечатал этого козла в стену и махнул Хьюстону, показавшемуся на пороге.
Тот сел со мной и до конца занятия молчал с каменным лицом. Девчонки как всегда хихикали, парни переглядывались, Меркулов проорал что-то на весь кабинет. В висках стучало.
– Ты весь в красной помаде, – тоном, каким сообщают о колоссальном фиаско, сказал Рома.
Я вытер рот ладонью и все для себя решил.
***
За завтраком Хьюстон сидел между мной и Псарем.
– Гордей, Эмиссар просил передать тебе, что с ним уже можно разговаривать. От себя добавлю, что вчера перед боевой магией он условно отымел Елизарову в обе оставшиеся дыры.
Из Хьюстона вышел бы неплохой манекен у входа в госпиталь Святого Григория. Здравствуйте, проходите, вам туда.
– Передай Эмиссару, чтобы шел в жопу, – буркнул Псарь, пожирая кашу как перед казнью. Быстро и жадно, короче.
Прогноз метал в рот тосты один за другим и заедал их джемом.
– Эмиссар сказал, что он вел себя как урод, и извиняется за свое поведение. Привет, Ева, привет, Челси, привет, Милена, привет, Злата.
Псарь уставился на него как на дебила. Кстати, я ничего такого не говорил.
Заправившись, мы потащились в общагу и тупили там до посинения. Потом пошли на пары.
– Слушай, Хьюстон, в том-то и дело, что я отымел ее условно. Ус-лов-но. – Мы поднимались по лестнице к одному из потайных ходов. – Ну, то есть я ей вчера вставить не успел, потому что приперлись эти козлы из Виредалиса, но для себя решил, что с ней покончено. Чтобы принять это нелегкое решение, мне необходимо было убедить себя, что я Елизарову уже отжарил по-всякому, и дальнейшее общение с ней потеряло всякий смысл.
– Да у тебя вся рожа в помаде была, не успел он вставить, – хихикнул Прогноз.
– Бва-ха-ха, умереть от смеха, – я перекривил Леху и зарядил ему подзатыльник. Он заткнулся, но все равно лыбился всю дорогу.
– Но, строго говоря, ты же уже занимался с ней сексом, так что все в порядке, к тому же, тебе не удастся сделать вид, будто она тебя не интересует.
– Это еще почему? – я посмотрел на него как на говно. Или как на Харю, что одно и то же.
– Потому что она тебя интересует, – прогундосил Хьюстон и почесал на ходу яйца.
– Надо было еще хер осмотреть на предмет следов, – съязвил Гордей, и я чуть не обрадовался, что он перестал строить из себя немую задницу. Но больше Псарь ничего не сказал и снова превратился в имбецила. Не бывает говорящих задниц. Чуда не случилось.
