Текст книги "Диверсия в монастыре, aka Монастырский источник"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

*

Вероника не нуждалась в будильнике, если на утро было намечено что-то важное. Мозг сам пробуждался в нужное время. Вот и сегодня она проснулась в семь часов утра.

Взглянув на пасмурное небо и влажный тротуар за окном, девушка после душа надела джинсы, чёрную водолазку и бежевый кардиган с красным орнаментом.

Из своей комнаты вышел Виктор, тоже полностью одетый и свежевыбритый; с неизменно гладко зачёсанными и стянутыми в тугой пучок волосами, источая легкий прохладный запах "Авентуса". Черные джинсы и тонкая водолазка облегали гибкую худощавую фигуру. Виктор на ходу надевал серую кожаную жилетку.

– Я заказал нам кофе с круассанами в номер, – сказал он, – завтракать будет некогда, но думаю, ты не откажешься от чашки любимого доппио. Да и круассаны здесь необыкновенно вкусные.

В номер постучали.

– А как поживает чебуречная возле "Монрепо"? – спросила Вероника, вспомнив симпатичное кафе в Краснопехотском, где так любила завтракать в прошлом году.

– Процветает. И твои любимые чебуреки с сыром – как и прежде, выше всяческих похвал. Я теперь там часто бываю.

Без пяти восемь они вышли из номера и спустились в зал, где в креслах у плазменного экрана уже расположилась группа молодых людей и девушек – ничем не приметных, обычного туристического вида, но с цепкими взглядами и тигриной пластикой движений, и в отличие от обычной молодёжи они не болтали, не смеялись и не дурачились. При виде Морского вся компания синхронно поднялась, совсем по-военному.

– Садитесь, – кивнул Виктор, проходя с Вероникой к диванчику в центре зала, но приезжие оставались на ногах, пока не сел хозяин. – Закройте двери... Спасибо. Итак, ваше задание состоит в том...

В 08.45 Виктор и Ника выехали в администрацию Синеозерска, и тут на торпеде требовательно завизжал телефон Морского, предназначенный для связи с подчинёнными.

По трём отрывистым репликам Виктора – "Что у вас? Так, понял. Ждите указаний" – Ника не могла определить, кто и зачем звонил. Но по хмурому виду Морского, потемневшему взгляду и на минуту "постаревшему" лет на десять лицу догадалась, что известия его не порадовали.

– Возникли проблемы? – спросила она.

– Да. В монастырской гостинице переполнение. До понедельника свободных мест не будет. Даже одного человека поселить некуда. Не говоря уже о четверых...

*

Городская администрация Синеозерска располагалась в старинном доме с широким парадным и массивными дубовыми дверями.

– Испокон веков – городская управа, – пояснил Виктор, заводя "ягуара" на парковку для посетителей. – А ты обратила внимание на зелёный особняк в венецианском стиле, мимо которого мы проезжали на предыдущей улице?

– Да.

– Это и есть дом Извольских, который покупали Ольминский и Бубликов, – Морской запер "ягуара" и поставил на сигнализацию. – Варвары, в таком палаццо хотели бордель открыть! А интересно, мне его продадут?

– А что бы ты в нем устроил?

– Не знаю. Гостиницу, например. Или дом отдыха. Или отремонтировал бы и сделал подарок городу. А может, приезжал бы сюда отдыхать и оборудовал бы его как виллу... Или подарил бы тебе на день рождения.

– Я бы не приняла такой дорогой подарок, – покачала головой Ника, – мне было бы нечем отдарить.

– Ты уже отдариваешь, – Виктор лёгким касанием поправил воротник Вероникиного кардигана. – Пошли?

*

Корнеев и Перов уже в третий раз отсматривали видеоматериал с турбазы – зал ресторана, двор и часть главной аллеи, фиксируя время, когда кто-то из фигурантов выходил из ресторана между 14 и 15 часами и как долго отсутствовал.

Свиридова действительно вернулась в зал в 14.31 и больше не выходила, с завидным аппетитом уплетая шашлык с длиннющего шампура и успела за полчаса лихо осадить три дринка – "баккарди" на брудершафт с Морским, "Дэниэлс" – с Гершвиным и "Хеннеси" – с Дольской. А потом пошла плясать под "Читу-дриту" Верки Сердючки с Яниным и Орловой.

– Да-а, такой и ром с вискарем под коньячок нипочём, и голова потом не болит, – с завистью сказал Перов, – если бы я глушил с такой скоростью и столько намешал, назавтра бы весь день болел!

– Свиридовой, наверное, и литра будет мало, – согласился Корнеев. – Ты смотри, как отплясывает! Крепкий же там паркет, у нас бы, наверное, половина вылетела!

Мимо весело отплясывающих на экране Таси, Вероники и Дмитрия прошествовал с телефоном Виктор Морской, на ходу водя пальцем по экрану. Бизнесмен слегка пошатывался, но во дворе его лицо сразу стало жёстким и, прохаживаясь по аллее, он, судя по резким движениям и жестикуляции, кого-то строго распекал.

– Хорошо, что он не наш начальник, – заметил следователь, – ишь, как своих строит, даже на отдыхе гайки закручивает... Так, из кадра он не пропадает, в слепую зону не заходит и в сторону свалки не сворачивает.

– И тоже нормально держится, – сказал Перов, – а с виду и не скажешь, по идее такому и две порции крепкого – уже перебор, ан нет... Все, возвращается в зал!

Навстречу Морскому пёстрой стайкой высыпали три красавицы из "Фармы". Во дворе одна деловито направилась в сторону туалетов, вторая стала делать селфи, включив вентилятор на штативе, чтобы волосы эффектно развевались в кадре, а третья вставила в мундштук "Хэллоу, Китти" розовую сигариллу и закурила, стараясь выпускать геометрически правильные кольца. Увидев проходившего мимо Лапина, красавица эффектно выгнулась и состроила глазки.

– Подожди, а он откуда вышел? – спохватился Перов. – Ну-ка просмотрим ещё раз этот фрагмент!

– С пляжа возвращается, – сообразил Корнеев, просмотрев снова двухминутный отрезок. – Видишь, у него волосы и свитер на груди мокрые. Ого, и в рукава налил. Перебрал парниша и пошёл освежиться, ясное дело. Смотри, даже ботинки мокрые, в воду, что ли, зашёл? Надо было с мостков наклониться, если хотел в лицо себе поплескать, а то в мокрой обуви и простудиться можно, у нас тут не Мадагаскар!

– С мостков он бы бомбочкой ухнул, – усмехнулся майор, – весело гуляли, ребята, оторвались по полной, видно, устали от строгого распорядка на работе и тут на радостях расслабились.

– Бомбочкой – это когда головой вверх и ноги к животу притянуты, – поправил Корнеев, – чтобы в воду задницей плюхнуться и побольше брызг поднять. А он бы головой кувырнулся. Так что получилась бы не "бомбочка", а "пьяный чебурашка".

– Смотри, вот Гершвин вышел. Распарился, лоб платком вытирает.

– Белым, – встрепенулся Корнеев, – на экране не видно, из какой материи, но белым!

– И у Лапина белый, – Перов указал на Леонида, промакивающего мокрые волосы платком. – Слушай, Костя, сейчас по закону подлости у всех мужиков окажутся белые платки. Или почти у всех. И пока мы додумаемся собрать их на экспертизу, окажется, что их уже постирали, потеряли или выбросили...

– Не каркай, Рома, – поморщился следователь. – Вот за что я не люблю эти преступления в духе Агаты Кристи: вроде легко – убийца – один из присутствующих, значит, надо подозревать не сто человек, а всего 5 – 10. Но поди-найди! Или ни у кого нет мотива, или он есть у всех. Или невозможно найти уникальную примету, которая выдала бы убийцу...

На экране Гершвин с сигаретой вальяжно дошёл почти до самого объектива веб-камеры. Неожиданно поднял голову и посмотрел прямо в объектив. Потом скорчил зверскую рожу и показал "нос". И вышел из кадра.

– Видела бы его сейчас Федеральная палата адвокатов, – усмехнулся Перов, – корчит рожи в объективы, как школота. А куда это он подался?

Наум появился в поле зрения камеры минуты через две. Лихо запулив окурок в урну, он совершил перед объективом эффектное антраша, в прыжке хлопнув в ладоши и бодрой походкой побежал к ресторану.

– Во артист, – веселился Перов, – перед нами фасон давил, как денди лондонский, и на судах царственно выступает, а тут разрезвился! А вот где это он пропадал?

– Две минуты и 13 секунд, – Корнеев успел замерить время отсутствия Гершвина. – Мог ли он за это время пересечься с Ольминским, зайти с ним под деревья, ударить его по голове и не спеша вернуться на аллею? Да, и при этом не выпускать из рук сигарету.

– Надо будет провести следственный эксперимент и замерить время. О, смотри-ка, ещё один!

На экране появился идущий по главной аллее спортивной походкой Дмитрий Янин. Несколько минут назад он залихватски выписывал ногами кренделя под разудалую песню Сердючки и рассыпался вприсядку перед монументальной Свиридовой и пышногрудой Орловой. Сейчас выражение его лица было озабоченным. Мужчина быстро прошёл мимо видеокамеры и тоже пропал из вида.

– Четырнадцать сорок три и восемь секунд, – отметил Перов.

На экране в зале ресторана блондинка, любительница селфи, пела под караоке песню Елены Ваенги, в центре зала танцевали Лапин и Никодимов с двумя другими девушками из своей фирмы, Таисия и Ольга Свиридовы просматривали фотографии на планшете; Орлова, Дольская и Морской курили у фонтана во дворе. Гершвин помогал Василькову чинить разболтавшееся крепление в штативе для селфи. В сторону кухни пробежали две официантки, унося грязную посуду. Навстречу им неспешно прошествовали ещё три их товарки, неся новые порции шашлыка, салатов, рыбы и картофеля "фри". Их обогнал бармен с бутылками рома, виски и коньяка. У стойки его коллега неутомимо жонглировал разноцветными бутылками и шуровал шейкером, смешивая сразу два экзотических коктейля.

– Куда это Янин запропастился? – Перов посмотрел на таймер, – уже шесть минут отсутствует. Куда-то в спешке убежал и пропал.

– Нашлась пропажа, – Корнеев указал на квадратик, показывающий аллею. – Вот он идёт.

Социолог возвращался уже не бегом, а неспешным прогулочным шагом. На ходу он брезгливо вытирал руки платков. Белым платком, который на глазах покрылся разводами и темными пятнами.

У ступенек, ведущих к площадке у ресторана, Янин безнадёжно посмотрел на измазанный платок.

– Теперь уже не отстираешь, – вполголоса комментировал Перов, – и "чисто Тайд" вряд ли поможет. И чем он так уделал материю?

Скомкав платок, Дмитрий забросил его в урну.

– Все, – махнул рукой Корнеев, – уже и не узнаем. Мусор там вывозят регулярно. Если на платке и были микрочастицы краски и чугуна или кровь потерпевшего, мы их уже потеряли.

– А может и не потеряли!

Платок упал на край урны, шевельнулся под порывом озёрного ветра. Замер, словно раздумывая, что делать дальше: лететь дальше или нырять в неприветливый чёрный зев урны. И принял решение. Следующим порывом ветра платок сдуло с бортика. Белым голубем он порхнул в сторону и скрылся в зарослях ослепительно-жёлтых и неправдоподобно крупных для апреля одуванчиков.

Тем временем Янин вышел к фонтану, расположился на скамейке и закурил. Сделав несколько быстрых затяжек, он за минуту выкурил полсигареты, а дальше уже курил не спеша.

– Вот так. И поди пойми, что он тынялся шесть минут незнамо где, а не только что вышел, – Корнеев хлопнул ладонью по столу. – Так, Рома, не будем терять ни минуты. Я вызываю его прямо сейчас. Если сумеет внятно объяснить, куда он ходил и почему не хотел, чтобы его отлучку заметили, назначим ему подписку о невыезде и устанавливаем слежку. А запнётся – возьмём под стражу на 72 часа. А ты быстро отправляй людей на турбазу, пусть все одуванчики перероют, но найдут платок! Надо провести экспертизу, – он схватился за телефон, листая записи с контактными данными фигурантов.

Перов тоже схватил телефон, позвонил в отделение и отправил трёх человек на турбазу. Потом позвонил эксперту.

Михалыч был ещё дома и неспешно завтракал. Из трубки на заднем плане доносились голоса дикторов новостной программы на Первом канале.

– Ромыч, ты что, заболел? – возмутился он, услышав просьбу приехать в лабораторию. – Сам же дал мне выходной! Мне вообще неделя отгулов давно положена. До завтра твоё "срочно" не подождёт?

– Михалыч, я тебе потом всю неделю дам и ещё два дня прибавлю, только приезжай, – попросил Перов. – В лаборатории сейчас только Королькова, но ты ее знаешь: неделю валандаться будет.

– Минаева попроси, он быстрый, за полдня сделает...

– Да уж он сделает! Все наспех, через одно место, лишь бы отстали. Быстрый, даже слишком. А мне нужно, чтобы и без задержек, и качественно, а это только ты и умеешь.

– Эхехе, – Михалыч выключил телевизор, – все говорите: олдскул, олдскул, а на деле получается, что без нас – никуда. Что бы вы делали без старого лабораторного волка Михалыча? Королькова вечно зевает за столом, Минаев пробирки сшибает...

– Михалыч, не тяни! У нас, может, ключевая улика появилась, есть шанс раскрыть убийство по горячим следам!

– Да я уже во дворе, машину вывожу. Я, Ромыч, аки Цезарь – никуда не спешу, но все успеваю.

Мимо окон промчался с мигалкой сине-белый "уазик", в котором сидели оперативники, отправленные в Залесское.

Потом из-за угла вышел Дмитрий Янин, неспешно идущий к длинному зданию, в котором соседствовали Синеозерский городской суд, ЗАГС и прокуратура. Сверившись с табличкой на стене ближайшего дома, социолог прибавил шаг.

– Смотри-ка, явился, – подошёл к окну Корнеев, – в бега не ударился. Или хитёр, как лис, или мы попали пальцем в небо. Но проверить его надо. Поначалу вроде все совпадает: рост, комплекция, серый свитер, парфюм. Да ещё и долго отсутствовал незадолго до того, как обнаружили тело Ольминского и выбросил белый платок. Думал, что урну вечером вычистят и мусор вывезут, и не заметил, что платок ветром сдуло!

– Гершвин тоже пропадал из кадра, – напомнил Перов, – и по описанию он тоже подходит – крупный, в сером свитере и парфюмом облился, как тульский пряник – глазурью. Таня говорит, что у неё в носу защипало, когда она с ним беседовала, от его мускусно-древесных ароматов.

– Вызовем, Рома. Тем более что платок у него тоже белый. И Лапина надо проверить. И отсмотреть на видео, когда он выходил. И запросить видео с пляжных видеокамер, сколько он времени в воде плескался. Это какой-то заколдованный круг, Рома. Лапин ведь тоже высокий, в сером свитере и злоупотребляет парфюмами. А что сказала твоя сотрудница о его аромате?

– М-м-м... Как же она его назвала? – потёр лоб Перов. – Таня о парфюмах может лекции читать, шпарит, как с кафедры. В общем, дерзкий цитрус или что-то в этом духе.

Позвонили с проходной, и Корнеев велел дежурному выписать пропуск для Янина Дмитрия Ивановича.

– Добрый день, Константин Павлович, Роман Валерьевич, – благоухающий хвойным парфюмом социолог вошёл в кабинет. – Прибыл по вашему приглашению и весь внимание.

– Садитесь, Дмитрий Иванович, – предложил Корнеев. – Я бы хотел опросить вас о событиях, развернувшихся на турбазе в Залесском...

... – Ты уже отдариваешь, – Виктор лёгким касанием поправил воротник Вероникиного кардигана. – Пошли? " От этого лёгкого касания Веронику окатило таким теплом, словно в южном море набежавшая внезапно волна. – Ого! Ещё и так бывает,– подняла бровь Вероника. Ощущение было новым, сродни ощущению счастья.

*

Навстречу Веронике и Морскому из-за массивного дубового стола поднялся высокий сухощавый мужчина лет пятидесяти с коротко подстриженными, абсолютно седыми волосами и продолговатым бледным лицом. Серо-стальной костюм-"двойка" и белая рубашка с темно-синим галстуком сидели на нем, как влитые. Но этого человека так же легко можно было представить и в джинсах со свитером, и в камуфляже. Двигался он очень легко, пружинисто и мимо длинного стола заседаний прошёл за несколько секунд.

Поздоровавшись с гостями, губернатор Синеозерска пригласил их к кофейному столу в другом конце кабинета. Когда молчаливая девушка в строгом синем костюме принесла кофе и десерт, Иван Игнатьевич кивком отпустил ее и обратился к Виктору:

– Виктор Ильич, вчера вы сказали, что ваша тема не подлежит обсуждению по телефону. Я вас внимательно слушаю.

– Нам придётся начать издалека, – даже на чужой территории Морской держался непринуждённо и по-прежнему раскованно и в то же время, как человек, привыкший рулить ситуацией, а не действовать по обстоятельствам или по принципу "ничего не поделаешь, надо смириться" и никому не уступал ведущую роль. – Будет лучше, если рассказ начнёт Вероника Викторовна, которая волей случая первой обратила внимание на то, что в городе разворачиваются некие события...

– Вероника Викторовна, звезда "Невского телескопа", – обаятельно улыбнулся мэр, – некоторые ваши расследования получили широкий резонанс и в наших краях.

Вероника поблагодарила и рассказала об услышанном в кофейне разговоре Ольминского с Бубликовым, о встрече с Ольминским на турбазе и о том, как закончился обед в Залесском.

– Ну а потом, – подхватил Виктор, – мы вышли на его несостоявшегося компаньона и решили побеседовать по душам, о каких траблах и попадосах они говорили. Видите ли, проблема в том, что много лет назад я сталкивался с Ольминским в Краснопехотском, – бизнесмен помолчал, играя желваками на скулах. – Он был косвенно причастен к гибели моих дяди и двоюродной сестры. Наум Моисеевич Гершвин вспомнил, что Ольминский недавно дал на суде ложные показания против его клиента, – Виктор отпил кофе.

– Моя подруга, Таисия Свиридова, сотрудница ФСИН, – добавила Вероника, – и она рассказала, как Ольминский обокрал и посадил двух жён.

– И так как одного из нас могли заподозрить в убийстве по личным мотивам, – Морской подался вперёд, сложив ладони домиком, – мы решили помочь следствию, покопаться в том направлении, которое они могли пропустить. Мы спросили у Бубликова: кто создавал им проблемы для будущего бизнеса? О чем они шептались в кофейне?

– Вы были уверены в прямом и честном ответе, Виктор Ильич? – удивился мэр и скептически покачал головой. – Шушера вроде этого Бубликова будет увиливать от ответа всеми способами, как червяки из-под лопаты.

– Я умею быть убедительным, Иван Игнатьевич, – улыбнулся Морской и вальяжно откинулся на спинку кресла. – И владелец автосервиса в конце концов согласился на доверительную беседу, когда понял, что загадочные "они" могут и с ним расправиться так же, как с Ольминским, а я даю шанс выбраться живым из этой истории.

– И что он вам сообщил?

– Неизвестные злоумышленники собираются на Пасху выпустить новый тропический грипп в местах массового скопления людей в Синеозерске, – уже без тени улыбки ответил Виктор. – Церкви, собор, монастырь – их цели. Это похоже на политический заказ. В городе будет много гостей, в том числе и высокопоставленных, и приезжих из-за рубежа. Ваши чудотворные иконы и источник пользуются большой популярностью среди паломников и просто верующих людей. И они будут заражены новой неизвестной, а потому пугающей болезнью, привезут ее домой и распространят в своём окружении, а те – ещё дальше... Это будет сильный удар для вашей политической репутации и карьеры, поэтому я и попросил вас о встрече.

Губернатор нахмурился, сжав губы в ниточку, а глаза блеснули сталью. "Афганец, – вспомнила Вероника, – бывший спецназовец. И у него, наверное, был свой перевал, как у Наума, и сейчас, видимо, вспомнился. Да, мы стоим на перевале и должны выстоять и не допустить. Не имеем права на поражение!".

– Да, я понял, – сказал Иван Игнатьевич. – В мае состоятся выборы, а кое-кто очень хочет, чтобы я проиграл. Знаю. Догадываюсь даже, кто. Но не ожидал, что дойдёт до ТАКОГО. Какого рода помощь вы желаете предложить мне, Виктор Ильич?

– Сегодня в Синеозерск прибыла группа работников службы безопасности "Морской Инкорпорейтед", – ответил Виктор, – они – специалисты в сфере наружного наблюдения и обезвреживания преступников. Если им позволят, они возьмут под контроль объекты, потенциально привлекательные для террористов.

– Я даю своё разрешение, – сказал мэр. – И вот ещё что...

*

На турбазе оперативников встретили приветливо в надежде узнать, как продвигается расследование. Работники очень надеялись на то, что раскрытие преступления спасёт их репутацию, чтобы не пошли слухи о том, будто бы в Залесском не могут обеспечить безопасность туристов и на территорию комплекса любой злоумышленник может незаметно проскочить. Вокруг Синеозерска было ещё четыре туристических комплекса – тоже благоустроенные, с прекрасным видом на озеро, пляжами, хорошей кухней и уютными номерами, и между ними шла конкурентная борьба. Внешне все обстояло мирно, никто не вредил соседям целенаправленно, но все равно слух о том, что на Залесской турбазе неизвестные убили туриста, мог отпугнуть многих отдыхающих. А турбаза кормила сорок семей...

Сегодня было затишье. Только по пляжу гуляли две молодые семьи. Двое мальчиков пяти-шести лет по очереди метали плоские камешки, соревнуясь, у кого камешек дольше проскачет над водой. На лугу у мольберта работал длинноволосый молодой человек в заляпанном красками джинсовом костюме. Художник вдохновенно рисовал гуашью россыпи одуванчиков в зелёной траве.

На просьбу оперативников ненадолго освободить луг парень отреагировал без восторга. Складывая свои принадлежности, он ворчал: все цветы вытопчут, солнце уйдёт, и надо же именно сейчас, когда он нашёл самый лучший ракурс.

– И что он, по памяти одуванчики не нарисует? – удивился румяный полицейский Вася. – Можно подумать, они тут какие-то особенные. Одуваны – они все на одно лицо.

– Творческие люди, их не поймёшь, все с закидонами, – пожал плечами его напарник, курносый Гена. – Помнишь того чудика, который картины и эти, как их... инстаграции делал из мусора?

– Инсталляции, – поправила его Лиза. – Да, помню. Ну и свалка была у него в мастерской! А уж воняло!..

– Чего ищем-то? – деловито спросил Гена.

– А ищем-то белый, сильно испачканный носовой платок, – Лиза натянула перчатки. – Скорее всего, льняной.

– Льняной, шерстяной, – пропыхтел Вася, тоже распечатывая пакетик с перчатками, – для меня один шут, я в этом ни фига не понимаю.

– В общем, белый платок. Не десять же их тут валяется!

Полицейские принялись за поиски. Они досконально прочёсывали территорию, указанную майором Перовым и надеялись на то, что луг ещё не чистили и платок лежит там, где упал.

Вася тут же наткнулся на муравейник, развалил его и шарахнулся. Лиза и Гена смеялись, глядя, как он чертыхается и стряхивает с рукавов и брюк перепуганных муравьёв.

Лиза подобрала дорогой кожаный, но сильно потёртый бумажник. Естественно, он был пустым.

– Не могли кошелёк с деньгами потерять, – пошутила она, – было бы мне на лабутены и штаны!

Вася и Гена снова покатились от смеха, представив невысокую коренастую Лизу в обтягивающих джинсах и на высоких каблуках.

Гена заорал и отпрянул, наткнувшись, как ему показалось, на дохлую крысу. Но тут зверушка, лежащая в траве, в ответ так же громко заорала:

– Ничего на свете лучше нету,

Чем бродить друзьям по белу свету...

Гена со смехом поднял принятого поначалу за крысу плюшевого осла.

– Хорошо игрушки делают, – сказала Лиза, тоже смеясь, но ещё немного нервно. – На земле, в росе валялся, и поёт, как ни в чем не бывало!

– Ребята, – позвал Вася, раздвинув самую густую заросль одуванчиков, – смотрите, вот, кажись, он!

Лиза и Гена подошли.

Среди цветов притаился скомканный лоскут некогда белой, а теперь – сильно испачканной льняной материи. Сверху оказался уголок с вышитой монограммой "Д. Я.". Оперативники переглянулись.

– Подожди, – остановила Лиза Гену, уже потянувшегося за находкой, – надо зафиксироать обнаружение и изъятие по форме. Вася, дуй за понятыми и кем-нибудь из персонала. Я позвоню Валерычу.

– Ага, я же нашёл, я же и дуй, – проворчал ленивый толстяк Вася, но выполнил приказ. Лиза была старше по званию и командовала их опергруппой.

– Тебе полезно лишний раз пробежаться, – успокоила его девушка.

Это действительно оказался носовой платок, на котором черные пятна мешались с бурыми очень характерного цвета. Все трое полицейских хорошо знали, как выглядит засохшая кровь и улику очень бережно упаковали в пластиковый пакет на "молнии", поспешив к машине, где за рулём скучала водитель Олеся. Она вяло листала журнал с рассказами читателей о ярких и необычных событиях из их жизни. Видно, В этот раз подборка была неудачной, и Олеся все чаще тоскливо отрывалась от журнала, поглядывая в окно: не идут ли коллеги.

– Живо под сиреной в лабораторию, – велела Лиза, запрыгнув на переднее сиденье рядом с ней.

– Нашли? – Олеся отбросила журнал и завела мотор.

– Похоже на то, – плюхнулся на заднее сиденье Гена и цапнул журнал. – Что читаешь? Ну-у, жесть!

– Ага, им бы у нас поработать, вот были бы темы для рассказов, – уселся рядом с ним Вася.

"УАЗик" с воем помчался по дороге через лес, пугая белок и птиц.

Лиза доложила Перову о находке и позвонила в лабораторию. Старший эксперт Олег Михайлович уже прибыл и ждал их.

Художник снова установил на лугу мольберт, недовольно глядя на помятые цветы и истоптанную полицейскими ботинками обочину. "Грубые бестактные люди. Хотя теперь можно нарисовать картину другой направленности... Цветок, смятый тяжёлым ботинком, отброшенный в сторону игрушечный ослик и удаляющаяся мигалка... По-моему, это будет интереснее, чем просто цветущий луг!".

И художник снова азартно заработал кистями.

*

Социолог Дмитрий Янин не отказывался отвечать на вопросы, не выказывал агрессии или настороженности, но пока ничего путного из него выжать не удалось.

Да, приехал в Синеозерск, чтобы провести Страстную неделю возле знаменитого монастыря и в праздник сходить к источнику.

Да, совершенно случайно оказался в одной гостинице с Виктором Морским и его спутниками.

Да, поехал с ними в Залесское на пикник по приглашению Таисии Свиридовой и остальные в ее компании против этого не возражали.

Нет, ранее не был знаком ни с обеими Свиридовыми, ни с Морским, ни с Орловой, ни с Гершвиным, ни с Дольской. Вадима Ольминского тоже увидел на турбазе впервые.

Насчёт своего знакомства со Свиридовой-старшей ответил: он давно разведён, алименты на сына выплачивать уже закончил. Таисия тоже не связана брачными обязательствами. Два свободных человека познакомились на курорте, и что тут необычного?

Нет, – терпеливо повторил он, – с Ольминским раньше никаких контактов не имел, но на турбазе понял, что появление этого человека чем-то неприятно некоторым участникам пикника.

Зачем отлучился около 15 часов? Извините, это личное.

Корнееву пришлось настоятельно повторить вопрос: чем занимался Янин во время убийства Ольминского?

– Я же не знаю, когда оно произошло, – не попался на этот крючок социолог, – и затрудняюсь с ответом.

– Почему вы отсутствовали около десяти минут?

– Мне нужно было сделать один телефонный звонок, личный и очень неприятный, – нехотя признался Янин.

– Кому вы звонили и о чем разговаривали? Я настаиваю на ответе, Дмитрий Иванович, потому что ваше молчание выглядит подозрительным.

– Ну хорошо, – вздохнул Дмитрий, – раз так... Я звонил бывшей жене. Она пытается через суд обязать меня ещё пять лет выплачивать алименты, пока наш сын не окончит вуз. Она не может претендовать на это по закону потому, что сын учится заочно, но все равно считает, что я обязан уступить ей потому, что она родила мне сына, она мать и ей все должны. А я не горю желанием до бесконечности оплачивать ее парикмахеров и косметологов и содержать здоровенного балбеса, которому кроме рэперских баттлов, порносайтов и попоек с такими же "дружбанами" и подружками ничего больше не нужно. Тем более что в прошлом году жена снова вышла замуж за обеспеченного человека и ни в чем не нуждается. Но ее второй муж не жаждет посадить себе на шею двухметрового "ребёночка", который хочет иметь самые лучшие гаджеты, самый крутой прикид, самую "бомбовскую" технику, деньги на расходы, не ударяя пальцем о палец. Отчим хочет пристроить пасынка к делу в своей фирме, чтобы он сам зарабатывал на свои игрушки, а жена доказывает, что "малыш" перевёлся на заочное по причине слабого здоровья, работать не может, и я, как отец, обязан, и т.д. Однако слабое здоровье не мешает ему тусоваться так, что дым столбом, и аппетит у него – как у двух здоровых! Я считаю, что выполнил свой отцовский долг, добросовестно выплачивал алименты, пока "малышику" не исполнилось 18 лет и не считаю, что должен ещё несколько лет оплачивать развлечения этого Митрофана. Однако его мать с этим не согласна и неустанно давит, наезжает и прессует. Она звонит и пишет "телеги" мне на работу, выслеживает моих знакомых женщин и говорит им гадости, донимает судью и юристов, и меня это достало. В Синеозерске я узнал, что она готовит очередную массированную атаку, требуя защитить права матери и ребёнка, и судья заморочен уже настолько, что готов вынести решение в ее пользу, лишь бы только отвязаться.

– То есть вы отошли, чтобы позвонить своей бывшей жене, – уточнил Корнеев. – Вы не хотели, чтобы разговор услышали ваши новые знакомые, верно?

– Да.

– Тогда возникает ещё один вопрос. Кое-кто видел, как вы на обратном пути вытирали руки платком, а потом выбросили его в урну, – решил не говорить о видеозаписях следователь. – Что вы об этом скажете?

Он украдкой переглянулся с Перовым: "Если начнёт вилять, думая, что платок так и сгинул в помойке – можно брать голубчика для начала на трое суток... а там посмотрим, что покажет экспертиза!".

– Да, было такое, – кивнул Янин. – Я прохаживался у забора и споткнулся. Телефон выпал у меня из рук и угодил в какую-то ямку. Я полез за ним. Не хотелось его потерять: у меня на симке много важных номеров сохранено. Пока нашёл – испачкался; земля была влажная. И порезал палец об осколок бутылки, оказавшейся в той же ямке. Я вытер кровь платком и выбросил его, увидев, что он безнадёжно испачкан.

– Битое стекло – это серьёзно, и до столбняка недалеко, – покачал головой Перов, – тем более что оно на земле валялось. Надо было сразу же обработать порез.

– Я пошёл в медпункт, и там мне промыли палец.

– Но свидетели говорят, что, вернувшись после отлучки, вы не сразу пошли в медпункт, а сели покурить на скамейке у фонтана.

– Да. Мне нужно было успокоить нервы после разговора с женой.

На просьбу показать травмированный палец социолог положил левую руку на стол. Указательный палец действительно был заклеен широким бежевым пластырем почти по всей длине. На светлой поверхности кое-где просочились капельки крови. Видно, порез был глубоким.

В ожидании заключения из лаборатории Янина отпустили под подписку о невыезде.

– А теперь проверим Гершвина и Лапина, – взялся за телефон следователь.

*

Вернувшись из мэрии, Ника встретила во дворе гостиницы угрюмую Тасю, курящую на скамейке.

– Хоть к группе прибивайся, – сказала подруга, – решила сходить к Мещерскому и Грэю, тут на соседней улице, а не с кем. Олька со своим Дэном в органный зал усвистела. Прикинь, сегодня там аншлаг, и на неделю вперёд билетов нет, но он достал каким-то чудом две контрамарки. А Диму вызвал следователь. А я не люблю ходить одна по музеям.