Текст книги "Диверсия в монастыре, aka Монастырский источник"
Автор книги: Анастасия Калько
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Вот только Лиля не учла того, что вестибюль тоже надо было прослеживать, и Ника едва не "засветилась", когда внезапно вернулся один из парней. Но как говорится – не было бы счастья, да несчастье помогло...
– Я не успела осмотреть все вещи, мне помешали, – сказала Вероника, закуривая. – Но я все равно поняла, кто хочет выпустить вирус. Скорее всего, Ольминского убил тоже он. Это...
– Вот вы где! – под навес вбежал запыхавшийся и взволнованный Виктор Морской. – А я вас ищу... Что за Территория тьмы: ни Оля, ни Наум не отвечают... Им уже обзвонились все!
– Оля ушла с Денисом в кино и выключила звук у телефона, – пояснила Вероника, – а Наум на экскурсии. В музеях тоже просят выключать телефоны.
– Блинннн, – с чувством выругался Виктор, оттягивая тугой ворот белой водолазки. – Как нарочно. А почему вы такие встрёпанные, как будто за вами волки гнались?
– Витя, я узнала, кого мы будем ждать возле источника, – ответила Орлова, – но пока никаких действий не предпринимаем, чтобы не спугнуть их и не упустить ни одного из его шайки... А что случилось?
– Тасю сбила машина, – Виктор закурил "Трисурер", – в центре, у ресторана. Полиция думает, что это какой-то пьяный дурак угнал чужую машину, чтобы покататься, сбил женщину и удрал с перепугу, но я в такие совпадения не верю.
– Что с Тасей? – встревоженно спросила Лиля.
– Она в больнице, в "травме". Я только что оттуда. Устроил ее в отдельную палату под наблюдение.
– Но? – спросила Ника, видя, что Морской замялся. – Что-то ещё?
– Неизвестно, когда она очнётся. Переломов серьёзных нет, все быстро срастётся. Но она сильно ударилась затылком о поребрик и сейчас в коме, а тут нет хороших нейрохирургов и оборудования для операции. В Питер ее пока отправлять нельзя – Тася пока нетранспортабельна, а операция нужна в ближайшие дни. Не иначе, как придётся вызывать врачей сюда! Это не проблема, я все организую. Но, Ника, я не хочу, чтобы ты ехала в монастырь. Ты видишь...
– Ещё громче кричи, – ответила Ника, – зайди в бар и повтори все это в микрофон, чтобы ОН наверняка услышал.
Виктор осёкся, не привыкший к тому, что на его слова так реагируют. Да и Лиля изумлённо посмотрела на подругу, которая препиралась со всемогущим Морским.
– Пойдём в номер, поговорим, – уже тише сказал Виктор.
– Лучше отвези нас в больницу, – попросила Орлова. А я по дороге расскажу вам, что я узнала. Только не проси меня отказаться от поездки в монастырь. ТЕПЕРЬ я поеду даже если весь социум будет против.
В "ягуаре" Вероника пересказала Лиле и Виктору все, что услышала, сидя в шкафу в первом люксе.
– Теперь я поняла, о какой скифской бабе с пульсом он говорил, – заключила она. – И лично хочу изловить этого ублюдка, который чуть не убил мою подругу. И не пытайся меня отговаривать или удерживать силой или хитростью, Виктор. Я не отступлюсь.
Морской молчал, ожесточённо выворачивая руль.
– Витя, – сказала Ника уже другим тоном, – разве ты бы остался в стороне, если бы узнал, кто именно убил Диану и ее отца? Разве тебя остановили бы страх и опасность, если бы ты захотел покарать убийцу своих близких?
– Но почему ты так и не назвала нам его имени? – спросил Морской, понимая, что Вероника не шутит. Она говорила тихо и ровно, но Виктор понимал, что это – спокойствие перед бурей. – Скажи, кто он; это и будет твоя месть. А мы с Наумом его не упустим.
– Это не то, – возразила Вероника. – Я хочу отомстить за Тасю САМА. Пойми.
*
В больнице им сообщили, что Свиридову сейчас оперируют, и попросили подождать в комнате отдыха. Там разговор продолжился.
– Однажды, Витя, – рассказала Вероника, – мы с Тасей пошли погулять на дворцовую набережную... Тогда наши семьи жили в коммуналке на Миллионной, так мы и подружились. Там как раз начинался ледоход. Мы решили поиграть в лагерь Папанина, и вдруг льдина, на которой я стояла, оторвалась от берега. Я хотела перепрыгнуть на берег, но промахнулась и упала в воду. Тася успела поймать меня за капюшон. Люди на набережной не сообразили, что делать, только бестолково охали и ужасались, а она меня вытащила и сняла с себя шубку, чтобы укутать, пока мы бежим домой.
– Я об этом не знала, – сказала Лиля.
– Мы договорились никому об этом не рассказывать, чтобы не пугать моих родителей. А потом уже просто не хотели лишний раз вспоминать о своей детской глупости. Тоже мне, папанинцы нашлись... Тогда Тася спасла меня, сама, не ожидая, пока кто-то придёт и поможет. А теперь моя очередь.
Виктор молчал, глядя на сложенные на коленях руки.
– Ты не отступишься, – резюмировал он после паузы.
– Нет. И это не блажь и не поиск приключений. Пойми меня.
– Детские тайны, узы дружбы, – вздохну Морской. – Вендетта... Как на Сицилии.
– А разве ты не мстишь сейчас всем секс-бизнесменам за Диану и дядю Егора?
– Я пытаюсь вытащить из этого болота других девушек, – ответил Морской. – Не смог спасти свою сестру, так хоть других вызволю. И борюсь с теми, кто торгует женщинами, как вещами и зарабатывает на их бесчестии и поломанных судьбах. Но при чем тут ваш случай?
– при том, что я все равно не передумаю, – сказала Вероника. – Я хочу взглянуть в глаза этому мерзавцу.
Из коридора донёсся голос Дмитрия. Янин пытался выяснить у медсестёр, как проходит операция и каково состояние Таси. Потом приехал майор Перов. Примчались Наум и бледная от потрясения Оля. Появился и следователь Корнеев.
– Я своему слову хозяин, – тихо сказал Морской на ухо Веронике, пока Лиля успокаивала Олю, а Наум и Дмитрий беседовали с вышедшим из операционной хирургом, – и если уж согласился на твоё участие в операции, то от слова своего не откажусь. Только...
– Я буду осторожна. Обещаю.
– О чем вы шептались? – спросил Веронику Корнеев, когда опрашивал по очереди всех собравшихся.
– Это касается только меня и Виктора Ильича, – отрезала Орлова.
Корнеев смерил ее пристальным взглядом:
– Вероника Викторовна, мы обещали дать вам материал для нового расследования в вашем таблоиде в обмен на помощь следствию. А я сейчас вижу нечто обратное. Мне кажется, вы скрываете от нас свою версию того, что случилось с Таисией Михайловной. Почему?..
Вероника молчала.
– Напуганной вы не выглядите. Значит, за свою жизнь или за кого-нибудь из своих близких вы не боитесь. Одно из двух: либо вы по каким-то причинам скрываете от нас преступника, либо хотите самостоятельно провести своё расследование и сделать "бомбовский" материал в ущерб нашей работе...
"О вирусе ему сообщать пока нельзя. Так мы условились с губернатором. Пока полиция и следователь ищут убийцу с турбазы, мы расставляем сети вокруг "Вирусологов"..."
– Но вы сами видите, Вероника Викторовна, – продолжал следователь, – как беспощадно этот человек расправляется с теми, кто встал на его пути. Сначала – Ольминский, потом – ваша подруга, которая показала нам, что мельком видела преступника...
– Тася жива, – оборвала его Вероника, – и потом, сотрудники районного отделения решили, что это какой-то пьяный дурак или хулиган взял чужую машину...
– Так все выглядело на первый взгляд, но я склонен думать, да и вы, наверное, тоже, что покушение на Таисию Михайловну связано напрямую с убийством в Залесском. Вашей подруге повезло больше, чем Ольминскому. Но вы со своей жаждой славы можете оказаться третьей...
Ника закусила губу и опустила глаза. Тася, со своими грубоватыми шутками, любительница чебуреков и пышек в кафе "12 апреля". Тася, которая с двадцати лет стала основным добытчиком и кормильцем в семье. Тася, которая то и дело жалеючи подсовывает бывшему мужу то новую рубашку, то ботинки "в подарок к дате" и не отпускает его, не накормив горячим ужином. Тася, которая хоть и орёт на свой контингент, но добрее ее нет человека – она всегда готова помочь, посочувствовать, ободрить. Тася, краснеющая, как девочка, под руку с Дмитрием. Тася, которая, кряхтя и сама сползая к полынье, все же не отпустила ее капюшон и от натуги даже не могла крикнуть, позвать на помощь мечущихся и кудахтающих на набережной взрослых.
Тася лежит сейчас в операционной с разбитой головой и переломанными рёбрами. А Корнеев что-то бормочет о жажде славы и поисках сенсации. Вероника сморгнула слезы и посмотрела на следователя почти с ненавистью.
– Вероника Викторовна, сокрытие информации от органов следствия – преступление, – Корнеев был уязвлён ее взглядом. – И за это я вполне могу взять вас под стражу, для начала – на трое суток...
Ника зло усмехнулась, давя в груди крик боли.
– Тогда уже через сутки я буду пить кофе в своём номере, а вы пополните ряды безработных, – ответила она. – Виктор Ильич очень не любит, когда его знакомых хватают просто так, под горячую руку.
Она понимала, что ведёт себя вызывающе, козыряя именем Морского, но уж очень хотелось уязвить следователя в ответ за его предположение, будто она – охочая до пиара "акула пера". "Осел! Много ты понимаешь!"
Корнеев покраснел, но сдержался.
– Я думал, что вы тоже заинтересованы в скорейшем выявлении человека, который покушался на вашу подругу, – сказал он сквозь зубы. – Можете идти. Позовите следующего.
Ника встала. Уже с порога она обернулась:
– Серый свитер, найденный в Вишнёвке на свалке, – сказала она. – Узнаете, чей он, и можете выезжать на задержание. Подсказку вы найдёте на видеозаписях с турбазы в день убийства. Свитер подобрал местный бомж и тут же угодил в полицию, а участковый обратил внимание на пятна крови, которые кто-то неумело пытался замыть... Можете проверить это, когда закончите с нами. Лиля, заходи!
*
Корнеев вспомнил о том, что говорила Орлова, только вечером. Марков по телефону пообещал утром со службы первым делом скинуть ему фотографии свитера и заключение экспертизы.
*
Ранним утром Страстной пятницы человек, которого они искали, закинул за плечо ремень сумки и сказал друзьям:
– Вынужден от вас отколоться. У шефа опять какой-то пожар, и он срочно высвистал меня в Питер. Вот так, и куличей здешних знаменитых не поем! Эх, работа-работа, перейди на Федота...
– Бедный Федот, – засмеялся Дэн Васильков, – все на него переходит: икота, чихота, работа...
– Стирка – на Ирку, глажка – на Машку, готовка – на Вовку, а мне – на море путёвку, – подхватила белокурая Зоя.
Он сел в междугороднее такси, но доехал только до поворота к монастырю. Сумку с вещами оставил в кустах (вот будет праздничный подарочек местным бичам!) и развернул заранее приготовленный свёрток.
Через десять минут по дороге, ведущей к обители, степенно шагал высокий монах с мешком для трав за плечами. Даже в широкой рясе видно было, какой он подтянутый и спортивный. Клобук был низко натянут на уши и лоб, защищая от утренней прохлады.
Люди Морского в палатке у стен мельком покосились на фигуру в облачении. "Вот не спится им, спозаранку уже за своими цветочками-корешками бегают", – подумал один из филёров, разжигая походную печку.
Он устроился в найденном на плане обители заброшенном крыле. Карту посчастливилось приобрести на задах барахолки у местных "черных археологов". Это было идеальное место для укрытия – сюда уже давным-давно никто не заглядывал, крыло считалось аварийным и заросло непроходимым бурьяном. Для кого-то непроходимым, а для него – в самый раз...
Конечно, не люкс, – он влез в полуподвал и выбрал себе келью с отдельным выходом прямо к роднику. – Но на одну ночь сгодится. Удобно. И обзор из окошка-бойницы отличный: его в окне никто не заметит, а он охватывает взглядом почти всю площадку.
Из-за этой белобрысой коровы ему пришлось воспользоваться "планом Б", то есть перебираться из удобного номера в монастырь раньше на день. Вчера он ещё сомневался, опасна ли она для него, пока ехал в "Ладогу". Там он раздал помощникам пробирки и провёл инструктаж. Выйдя покурить, он заметил идиотский красный кардиган белёсой бегемотицы. Она крутилась вокруг ресторана, стараясь делать это незаметно. Но комплекция и колер одежды свели ее усилия подражать Гениальному Сыщику на нет.
Решение пришло быстро. Отпустив людей, он натянул одноразовые перчатки и сел за руль первой попавшейся машины на ресторанной парковке. О, эта провинциальная беспечность – в Питере уже давно даже самые убитые "запоры" и "копейки" ставят на сигнализацию, а тут целая "ауди" стоит, и даже не пикнула! И ключ на месте, под солнцезащитным козырьком.
Прекратив попытки что-то разглядеть под окнами (или надумав перекусить), бабища двинула в ресторан. Тут он ее и настиг.
Бегло взглянув на пострадавший капот, он хмыкнул: "На такую КАМАЗ был нужен... Извини, бро, – обратился он про себя к хозяину "ауди", – необходимость!"
Теперь он сидел в прохладном и пыльном, но сухом помещении 2 на три метра. Явно бывшая келья на двоих рядовых монахов; у старших по званию, наверное, апартаменты даже в прежние века были получше. Две узкие каменные полки, выбитые в стене, квадрат от вмурованного в стену образа – не иначе кто-то вроде тех парней, которые продали ему карту, пошустрили. Вода рядом, пока – безопасная. Дверь и окно надёжно замаскированы бурьяном. Сухой паек на сутки есть. Ладно, нормально. Можно перекантоваться.
Пробирку он спрятал в бывшем очаге. Все в той же сумке-термосе. Меньше чем через 48 часов он выпустит на волю ее обитателей...
А пока остаётся ждать.
Он расстелил на одной из коек походное одеяло с подогревом из вещмешка, который снаружи выглядел, как монашеская торба, с которыми братия ходит в лес за грибами-ягодами-корешками и лёг. Вещмешок прекрасно заменил подушку. Звон колоколов не мешал ему. И не в таких условиях спать приходилось. Если он устал – он спал всегда и везде. Разбудить его могло только чувство опасности, обострённое до автоматизма и чуткое, как лучший в мире сейсмограф.
Пока ему ничего не угрожало. И он спокойно уснул в своём временном укрытии, не ведая, что вокруг него уже стягивается сеть...
*
Корнеев смотрел видео с турбазы, внимательно вглядываясь в одежду мужчин. Рядом с экраном он прислонил фото свитера, найденного в Вишнёвке. "Узнаете, чей он, и можете выезжать на задержание", – сказала ему Орлова. И следователь всматривался в экран, ожидая, когда мелькнёт человек в этом пуловере.
Вот Гершвин выходит из пляжной раздевалки – куртка перекинута через руку, волосы влажные, на свитере ослепительно белеют ромбы.
морской прохаживается с телефоном у фонтана. Лицо суровое, взгляд сосредоточенный. Свитер с греческим орнаментом обтягивает худощавый гибкий торс.
Парни и девушки из "Фармы" оживлённо высыпают из кафе, фотографируя все подряд: лес, луг, озеро, постройки турбазы и друг друга. Среди них выделяется Васильков в своём "апельсиновом" свитере; балагурит, делает комплименты девушкам, всех смешит. Лапин переливается стразами, как ёлочный Дед-Мороз. Никодимов подхватил на руки одну девушку, закружил. Потом вторую, третью; изобразил пару фигур брейк-данса. Хохот, визг, веселье.
Янин и Свиридова-старшая по очереди фотографируют друг друга на фоне озера и луга; потом Янин делает совместное селфи.
Орлова и Дольская курят в беседке у пёстрой от весенних цветов клумбы и о чем-то беседуют с улыбками.
Рыжеволосая Оля Свиридова играет с котятами, бегающими у ресторанного крыльца. Четверо пушистых малышей увлечённо гоняются за огоньком лазерной указки. Их мать, изящная трёхцветная кошка, тоже посматривает на двигающуюся красную точку с интересом.
Вадим Ольминский бесцельно слоняется по двору, прихлёбывая пиво из высокой жестяной банки и разглядывая девушек. Пнул камешек на земле; запулил пустой банкой в птицу на заборе.
Художник шагает в сторону пляжа с мольбертом и красками и недовольно посматривает на шумную компанию "фармацевтов".
Две пожилые дамы, туристки из Тихвина, степенно прогуливаются по лугу, любуясь цветами и улыбаясь погожему, по-настоящему весеннему дню.
Мирная картина. Никто не подозревает, что уже через несколько часов случится кровавая трагедия. А она уже созрела и ждёт своего часа...
Корнеев переключился на ресторанный зал, потому, что во дворе почти все были в куртках. Только Гершвин и Морской "погорячились".
И тут он увидел человека в том самом свитере. А потом прокрутил запись вперёд – и недостающая часть пазла встала на место.
Кириллов нашёл в контейнере свитер с размытыми пятнами крови.
На мокрой шерсти они не были видны; сохнут шерстяные вещи долго, особенно весной, когда воздух ещё прохладный и сыроватый, поэтому никто не заметил пятен за мокром свитере, когда убийца вернулся в зал. Но стоило вещи высохнуть, как разводы проступили.
Человек встретился с Ольминским и ударил его по голове. Увидев, что кровь брызнула на свитер, он спустился к озеру и наспех замыл пятна, забыв даже о том, что намочил дорогие ботинки. А потом вернулся в зал, и никого не удивил его встрёпанный вид и мокрая одежда и обувь. Перебрал человек, ходил освежиться...
– Орлова права: я дурак, – сквозь зубы пробормотал Корнеев, набирая номер Перова. – Если бы не заболел водитель Вишневского мусоровоза, этот гад от нас только так бы и ушёл...
*
Вероника пила кофе в ресторане, за тем же столиком у окна, что и в день приезда. Как они тогда были веселы и беззаботны, предвкушая приятный отдых в этом тихом симпатичном городке! К ним присоединились Тася и Оля, шутливо пикируясь по поводу книг модных авторов. Витя поперхнулся, когда бесхитростная Тася сообщила, кем работает. Все шутили и смеялись.
А потом Витя увидел в окно идущего с автостанции Ольминского. С этого все и началось.
Накануне вечером их буквально вытолкали из больницы, разрешив остаться только Оле. Дмитрий тоже настоял на том, чтобы и его оставили ждать, пока Тася очнётся.
Тасю после операции поместили в палату интенсивной терапии, где посещения не разрешались даже близким родственникам. Врачи отказывались делать прогнозы. У дверей палаты поставили круглосуточный полицейский пост; на этом непреклонно настоял Наум.
... Когда оперирующий врач сказал, что не знает, когда Тася придёт в себя и что его всерьёз беспокоят последствия черепно-мозговой травмы у пациентки, Виктор и Наум схватились за телефоны и наперебой заорали в них, напоминая кому-то о том, что долг платежом красен; о том, что надо помнить поступки. И вскоре после этого в Синеозерск из Питера поспешили сразу несколько лучших хирургов и травматологов. "Мы поставим ее на ноги", – пообещал Виктор. "Надо будет, я и Москву на уши подниму, – топорщил усы Наум, – всех крабом поставлю, но Таське помогу!".
Перед завтраком Ника позвонила в больницу. Оля ответила, что к матери ее пока не пускают. А к Дмитрию приехали двое каких-то врачей, и сейчас они беседуют с главврачом... "Наверное, своих вызвал, на Литейном тоже медчасть есть. Значит, Тася в хороших руках", – Орлова отвернулась к окну.
Погода радовала необычным для апреля теплом. По улице сновали люди в лёгких куртках; было много приезжих с фотоаппаратами, телефонами и путеводителями. "Может, среди них есть и пособники террориста, и Витины безопасники. А выглядят как все, – Ника взяла с блюдца ярко-жёлтый макарун. – Внешность обманчива".
День "Икс" наступал завтра. Если Корнеев не услышал или не понял ее подсказку. На всякий случай Ника уже была в полной боевой готовности.
*
по улице, пугая сиреной степенные туристические автобусы, неспешных местных и суетливых туристов, промчался с мигалкой полицейский "уазик". За ним с таким же душераздирающим воем мчались две бело-синие легковые машины.
Перов и Корнеев в сопровождении трёх полицейских ворвались в вестибюль гостиницы. Остальные рассредоточились под окнами, балконами и у чёрного хода.
– Вот они! – Корнеев увидел через стеклянную витрину бара компанию из "Фармы", смакующую первый утренний латте.
– Кого-то не хватает, – заметил Перов.
– Может, он в номере, – предположил следователь.
Перов велел полицейским:
– Живо в первый люкс. Пусть вам кто-нибудь из персонала отопрёт дверь. Мы пока опросим его товарищей.
Парни в форме развернулись и гулко затопали форменными ботинками по ковру. Позолоченная нимфа невозмутимо взирала на них с зеркальной рамы. Купидончик шаловливо целился в полицейских из лука. Шарахнулась испуганная горничная. Ошарашенно смотрели постояльцы, вышедшие в вестибюль из номеров первого этажа.
– А он уехал, – удивлённо посмотрел на следователя Денис Васильков, который сегодня вырядился в кислотно-жёлтую рубашку. – Сегодня рано утром.
– Его на работу вызвали, – пояснила яркая брюнетка в облегающем синем платье. – Какой-то дедлайн.
В номере действительно никого не было. В спальне мужчин из шкафа исчез один комплект одежды. В ванной комнате при мужской спальне треть полки пустовала. Портье подтвердил, что названный жилец действительно выписался из отеля сегодня в 04.27 и уехал на такси.
На улице Перов отвёл душу такими выражениями, что полицейские оторопели, а прохожие шарахнулись. Какая-то сухонькая старушка в чёрном платье и белом платке погрозила клюкой и прошамкала: "В Страстную-то Пятницу! У, нехристь!".
Корнеев уже звонил в офис "Фарма-Невы", чтобы выяснить, какая была причина для того, чтобы вызывать из отпуска одного из менеджеров.
– Выпустил пар, полегчало? – спросил он у Перова. – А теперь звони в службу такси. Надо опросить шофёра, который увёз сегодня нашего клиента.
*
Во второй половине дня над Синеозерском разливался многоголосый колокольный перезвон. Шли последние приготовления к Пасхе. Куличами и наклейками для крашенок бойко торговали повсюду. В супермаркетах почётные места в холодильниках для молочных продуктов заняли творожные пасхи, и продавцы еле успевали подносить новые. Из открытых окон квартир частных домов плыли соблазнительные ароматы готовящихся к воскресенью яств.
Все сбивались с ног в радостных хлопотах. На рынке змеились очереди. Ярмарка в Вишнёвке собрала прекрасную выручку. С автостанции хлынул новый, особо плотный поток туристов, желающих встретить Пасху в Синеозерске.
В закрытый пансионат и гостиничный комплекс в лесополосе потянулись почётные гости, которые на два дня оставили свои дела и кабинеты с гербом ради того, чтобы в воскресенье приложиться к чудотворной иконе в соборе и выпить святой воды в обители. А сегодня они собирались отдохнуть в тишине в сверхкомфортабельных номерах и погулять по аккуратным аллеям закрытого для рядовых посетителей лесопарка на берегу озера. Одни планировали в ночь с субботы на воскресенье стоять заутреню, другие решили явиться на дневную службу – но все одинаково включили в свои планы намерение приложиться к источнику и отведать монастырских куличей. Журналистам вход на закрытую турбазу был строго ограничен – кроме счастливых обладателей пропуска с аккредитацией, и то при условии соблюдения строгих правил. Остальные шатались у ограждения, пытаясь хоть что-то разглядеть и шарахаясь от бдительной охраны.
Обычные турбазы в окрестностях города тоже быстро заполнились. Квартиросдатчики радовались прибыли, которая прокормит их потом целый месяц. Да и летом, наверное, ожидается большой наплыв туристов – Синеозерск популярен и любим.
Губернатор Иван Игнатьевич встретился с высокопоставленными гостями в Чайном тереме на турбазе, поприветствовал их и, хотя на душе у него скребли кошки, старался этого не показывать. Ему было очень неспокойно. время истекало. Теперь уже поздно что-либо отменять. Все зависит от бдительности безопасников из его службы и из "Морской.Инк". Смогут ли они вовремя выявить и остановить сообщников диверсанта в храмах города? А самый опасный, их вожак, наверное, в монастыре. Если Орлову подведет ее уникальная зрительная память, беды не миновать. В пасхальную ночь к источнику потянутся люди, желающие испить знаменитой воды и омыться ею. Из источника возьмут воду для свячения продуктов. И вирус, от которого пока нет ни вакцины, ни лекарств, пойдёт гулять по Синеозерску. По области. По всем городам и весям. А может и ещё дальше.
Песня о последнем бое, трудном самом, вертелась в голове у губернатора все время, пока он обменивался приветствиями, рукопожатиями, поддерживал беседу и раздавал указания подчинённым.
Ему уже сообщили накануне, что полиции с независимыми добровольными помощниками удалось установить личность человека, который совершил убийство на турбазе. Но уже сегодня утром мэр узнал, что преступник успел сбежать. За несколько часов до того, как в отель прибыли полиция и следователь, он уехал, сославшись на срочный вызов с работы. Значит, это был опытный преступник со звериным чутьём на опасность. Иван Игнатьевич предположил, что беглец затаился неподалёку от монастыря, но там его можно искать долго: средневековая обитель имеет множество подземелий, потайных ходов и укрытий. Есть даже такие закоулки, где и насельники отродясь не бывали. А у них нет времени на поиски. Даже суток уже не осталось. И надежда на спасение одна: засада у источника. Орлова, Морской и Гершвин. Иван Игнатьевич знал, что Гершвин до того, как заняться адвокатурой, проходил срочную службу в Чечне, на первой войне. Вернулся он оттуда с боевыми наградами. В прошлом году интернет облетел стрим, где адвокат участвует в задержании наркоторговца на болотах под Краснопехотским. "Не подведи, брат", – мысленно обратился мэр к Гершвину.
В это время Наум в своём номере уже примерял монашеское облачение, которое привезли рано утром люди Морского. В голове неотвязно вертелось то самое стихотворение Степана Щипачёва о последних пяти минутах перед войной 22 июня 1941 года...
"Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу...", – адвокат прошёлся по комнате, проверяя, не мешает ли одеяние двигаться. У источника запутаться в рясе или наступить на неё – верный приговор ему, Нике, Витьку и Бог весть скольким ещё людям. – Нет... Я буду славить свою дорогу, когда сумею остановить этого ушлепка. Тогда, на перевале, мы смогли удержать армию противника, помня, что за нами – мирный город. И сейчас не имеем права упустить ситуацию!" – Наум сжал кулаки. Он надеялся, что будет возможность приложить по смазливой роже этого ублюдка, который оказался ещё большим д...м, чем Ольминский.
Вероника тоже училась быстро и ловко двигаться в подряснике и скуфейке послушника, затянув в корсет и корректирующие шорты все свои округлости, чтобы ничто не выдало в ней женщину. Отрабатывала приёмы тхэквондо, которые могли пригодиться завтра вечером. В работе журналиста, занимающегося расследованиями, всякое бывало, и Вероника умела за себя постоять.
Корсет и шорты оказались тесными, в них было жарко, и с непривычки они стесняли движения. Но Вероника надела их с обеда и уже не снимала, чтобы привыкнуть и научиться игнорировать дискомфорт. Зато фигура в них выглядит совершенно мальчишеской. И скуфья прекрасно сидит на коротких волосах.
Из зеркала на Веронику смотрел коренастый круглолицый паренёк лет двадцати или моложе – хмурый и раскрасневшийся. "А что, вполне убедительный послушник", – подумала Орлова и стала дальше отрабатывать все варианты захвата и выхода из него, а потом – приёмы обезоруживания противника. Когда она решила, что на сегодня тренировку можно закончить, по лицу уже градом катился пот. Вероника вытерла лоб рукавом подрясника и вышла на балкон.
Прохожие удивлённо поглядывали на курившего в бельэтаже отеля юношу в подряснике и скуфье. Патлатый парень в цветастых шортах почесал давно не мытую голову и вдруг заорал на всю улицу: "Вау, Анютик, а я те че говорил? Ничто человеческое им не чуждо, во, позырь!". Такая же лохматая девушка в джинсах, спереди состоящих из небольшого количества растрепавшихся ниток, так же громко расхохоталась, хлопая кавалера по тощей сутулой спине.
Виктор Морской недовольно выглянул из окна на эти вопли, и плотнее закрыл форточку. На кровати лежало его облачение; рядом стояли монашеские ботинки – тупоносые, тяжёлые, подбитые гвоздями, сделанные не на год-два, а лет на тридцать постоянной эксплуатации.
Морской неторопливо разделся, убрал в шкаф джинсы от "Бальмэйн" и водолазку "Фальконери" и надел простые домотканые брюки, такую же рубашку, толстые носки и ботинки. На них – рясу. Она идеально подходил по росту, и Виктор похвалил про себя Камышова. Одежда не должна сковывать движений, быть тесной или наоборот – болтаться и путаться в ногах при погоне или драке.
Виктор распустил волосы. Они легли мягкой волной, прикрыв уши. Скуфья завершила преображение. Сегодня и завтра Морской решил не бриться, чтобы выглядеть более убедительно в новом образе. В зеркале отразился худощавый монах с темно-русыми волосами до плеч. Вот только суровое властное выражение лица было совсем не монашеским. Виктор ещё какое-то время репетировал перед зеркалом, чтобы придать своим чертам благочестивое, смиренное выражение, а взгляду – молитвенную отрешённость от мирской суеты. Сложил руки, воздел глаза к потолку. Вполне убедительно. Вот только со взглядом ничего не поделаешь, сразу выдаёт человека, привыкшего руководить и повелевать. Ника права – в монастыре надо опускать голову или загораживать лицо молитвенно сложенными руками. А так – то, что надо! "Во мне пропадает великий артист", – подумал Морской, прохаживаясь перед зеркалом.
На столике заорал телефон.
Виктор схватил трубку.
– Да? – "ролевым" мягким голосом спросил он. Потом спохватился и продолжал уже со своими привычными интонациями:
– Морской слушает!
Появившаяся в дверях его комнаты Вероника хихикнула. Только что семенящий туда-сюда перед зеркалом молодой монашек с благочестиво сложенными для молитвы руками снова сверкал глазами и рубил фразы повелительным тоном.
– Ребята уже на постах, – сообщил Морской, переговорив с Камышовым. – Люди Ивана Игнатьевича – тоже. А ты над чем смеёшься?
– Несоответствие образа и поведения, Витя.
– Уж кто бы говорил! – развеселился Морской. – Это кому только что с улицы орали "ничто человеческое не чуждо"? Ты хоть завтра вечером не кури, а то послушник, пахнущий табаком, спалится быстрее, чем успеет понять, в чем же он так оплошал.
– Вот интересно тогда, откуда там ковёр из окурков под оградой, – задумчиво сказала Вероника.
– Может, туристы или водители автобусов набросали.
– Может быть, – не стала спорить Орлова. – Ты уже готов?
– Как юный пионер. Хоть я им и не был. Даже октябрёнком побывать не успел.
– А я успела. Только октябрёнком. Как раз в 1992 должны были в пионеры принимать...
*
Воспользовавшись тем, что в церкви шли заключительные приготовления к пасхальной службе, один из помощников диверсанта незаметно подошёл к баку со святой водой.
Отлично: на него никто даже не смотрит. Никакого внимания. Весь причт хлопочет вокруг чудотворной иконы, с которой внезапно что-то оказалось не в порядке. Несколько прихожан самозабвенно молятся, крестятся и бьют лбом в пол. Священник беседует с какими-то старушонками, пришедшими за благословением.