Текст книги "Малышка с секретом (СИ)"
Автор книги: Анастасия Абанина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– Сынок иди мыться, вещи твой в бане уже.
Поднялся и вышел. Мы расселись и стали ждать Зелеслава из бани.
– С легким паром… – сказала я, сидя на лавке и болтая от скуки ногами.
– И вам дочи мои с легким паром… – подойдя, к сидевшим нам с Боянкой, матушка улыбаясь, потрепала нас по влажным головам.
Через минут десять, вернулся распаренный Зелеслав и все сели ужинать. Закончив, разбрелись по местам спать. Матушка за печь, Боянка в свой закуток, я на лавку, а братик на место близнецов на печи.
– Наверняка скоро совсем на нее переедет… Отомаш то здесь больше ночевать не будет, ему батька и дядька Влас с Годуном свою избу строить будут. – думала я улыбаясь. – Какой хороший вышел день… – я уснула.
Глава 17. Ну и как оно…
Прошла уже неделя. И сегодня к нашему вящему удовольствию, вероятнее всего вернуться наши старшие мужчины. Если верить матушкиным расчетам…
Мы всю эту неделю жили слава богу тихо– мирно, ничего не происходило. Единственное, я каждый день теперь доила корову, чтоб привыкнуть… Ну и общалась с Василисой. Правда общение наше проходило в основном в одностороннем порядке. Видений наяву у меня не было, зато были сны.
Я в том лесу… все так же брожу по тропинкам, пока лисичка меня не находит и не отводит к реке. Там она усаживается на берегу и указывает мне кивком, что я должна смотреть в отражение.
Вглядываюсь в водную гладь и вижу какие-то размытые образы. Нечеткие, обрывочные, как кадры из фильма, будто смотрю в запотевшее стекло, сквозь которое видна лишь в темная комната, а в ней лица. Впечатление от этой мешанины видений жуткое и не внушающее ничего хорошего… Мне почти каждый день видится одно и тоже, снова и снова: истощенные, плачущие дети, с ними что– то происходит, и они все время от этого страдают, им больно и страшно… Они пытаются вырваться, сбежать, но у них ничего не выходит, рядом всегда кто-то есть… Тень… силуэт… кто именно разглядеть не выходит, как бы сильно я не пыталась всмотреться, было лишь чувство что это мужчина или несколько мужчин, скорее всего разные. Я пыталась выяснить у берегини, что это за видения, но она ничем не могла мне помочь разобраться в том, что происходит, а может и не хотела… Лишь отрицательно качала головой и сбегала в лес, оставляя меня на берегу одну. После нескольких бесплотных попыток я прекратила ее преследовать, потому что всякий раз, как пыталась настичь убегающую лисичку тут же просыпалась…
И просыпалась после этих снов в ужасно подавленном состоянии, на душе был неприятный осадок, хотелось прекратить это все, спрятаться и ничего не чувствовать, но как именно это сделать, не знала…
– Скорее бы отправится к знахарке… – с таких мыслей и начался мой сегодняшний день, под впечатлением от еще одного пережитого кошмара.
Проснулась я не самая первая, Зелеслав сидел на лавке у печи и натягивал рубаху. Боянки видимо уже не было, потому что занавеска в ее закуток была сдвинута и в проеме виднелась прибранная постель.
– Ну если Боянка встала, то матушка и подавно… – думала я, сползая с лавки и натягивая приготовленный на сегодня сарафан.
Одевшись и подвязав волосы, чтоб не мешали, пошла на улицу, привести себя в порядок. Управившись и понаблюдав немного, как братец кормит скотину, вернулась в избу. Здесь уже хозяйничали матушка с сестрой. Мама цедила надоенное молоко в кувшины, а Боянка взялась ставить хлеб. Я преодолела всю горницу и угрюмая, и мрачная взобралась на свою лавку. Улеглась, в надежде никого и ничего не видеть, чтоб не сорвать свое раздражение, вызванное очередным сновидением, на близких.
Теперь я даже понимаю Чипрану и ее манеру от плохих новостей замыкаться в себе на какое-то время. Если не знаешь и не можешь сказать что-то хорошее, то лучше помолчи и попытайся перетерпеть никому не нагрубив, не испортив настроение и не разругавшись. Смысла то все равно нет, а от того, что проорешься допустим, никому легче не станет и тебе в том числе. Только переживать начнут и беспокоится что с тобой что-то происходит и это может повторится. Ведь гнев и страх на самом деле заразен…
Находясь в своем преотвратном расположение духа, я лежа наблюдала за возней родных, проваливаясь в апатию и накрываясь тяжелым и вязким одеялом депрессии.
– Если эти сны не прекратятся я, наверное, свихнусь. – закралась мысль в голову. – Неделю смотреть кошмары с маленькими, периодически меняющимися беззащитными детишками, это слишком… Никто не выдержит.
Матушка обернувшись от печи, в которую ставила котелок и заметив мое угрюмое личико, спросила:
– Веда, стряслось чего? – отставляя в сторону ведро, стоящее на пути и вытирая руки, подошла ко мне.
– Нет мам, просто сон плохой приснился. – проговорила я ровным голосом.
– Что сильно дурной? Что снилось то? – присаживаясь на мою постель, озабоченно спросила мама.
– Да так… не разобрала толком, как обряд за Отомаша провела, так и началось на следующий день… – ответила, смотря в одну точку и замечая краем глаза, что матушка как-то подобралась.
– Что, с отцом или братьями что? – обеспокоенно спросила мама.
– Да нет не с ними… – пробормотала, не зная стоит ли рассказывать. – Дети, плачущие снятся… В беде они какой-то, а что– где не знаю, тяжко… – сказала я грустно и с отчаянием в голосе.
– Ну доча, это может быть и просто сон. – успокоила меня женщина. – А может и беда где… главное что ты о ней теперь знаешь. Вот скоро к Сении на обучение поедешь, спросишь у нее, что это за видения… – помогла найти хотя бы временное решение матушка, кивнув в ответ, я крепче обняла подушку и уставилась на месившую тесто Боянку.
Женщина поднялась и ушла к печи, а я взялась обдумывать ее слова.
– Она конечно права, сейчас все равно ничего поделать не смогу… К тому же, я то точно знаю, что это не просто сны, ведь видения были в реке, а не как обычный сон, когда не понимаешь, что спишь, а там в лесу ко мне является только то, что происходит сейчас… Может стоит просто не ходить туда больше с Василисой? Не хочу этого видеть… Если Сения сможет ответить, что это такое, то ничего не стоит попросить берегиню, отвести меня туда вновь… Сама то я дорогу найти никогда не могу, сколько б не пыталась…
Быстрее бы уже отправится учиться, столько вопросов и не одного ответа, страшнее и неприятнее неизвестности ничего нет. А как выясниться, что творится с этими детьми, и кто они, можно будет решать хоть что-то, а не трястись как осиновый лист на ветру. – погружаясь в дрему, думала я.
И снова этот лес…
– Господи я уже боюсь здесь находится… Ну делать нечего, если стоять на месте, Василиса меня тоже найти не может, дня три назад уже проверяла… Так что вперед навстречу с берегиней, теперь то уж точно выскажу ей, что не могу больше на это смотреть… – размышляла я, решительно шагая в сторону цветастой чащи.
Шла вперед минут десять по извивающейся то влево, то вправо тропе и прямо передо мной неожиданно выскочила из черных кустов моя трехглазая проводница… Она уселась на тропу будто ожидая от меня чего-то. Посмотрев на что-то подозревающую Василису и не заставляя себя долго ждать, намерилась сразу выяснить волнующий меня вопрос и обратилась к ней:
– Василиса послушай, я не хочу больше видеть этих детей… – не много неловко с нотками стыда в голосе, начала свой монолог. – Ты же знаешь, что я ничего не могу для них сделать… Мне очень жаль, но я в правду не в силах сейчас что-либо изменить в их жизни… – умоляюще говорила, внимательно слушающей меня собеседнице. – В данное время уж точно… Я сама такой же ребенок, хоть и не совсем… Можно я больше не пойду с тобой к реке? Это тяжело понимаешь? Я все что с ними происходит воспринимаю так, будто это со мной творят что-то ужасное, так просто с ума можно сойти! – хватаясь за голову и переходя на крик, не сумела сдержаться я. – Я понимаю, что так не правильно и вообще бездействие хуже зла, но не могу больше! – со слезами на глазах кричала бессильно, закрывая руками лицо и присаживаясь на колени.
Лисичка дослушав мою эмоциональную речь и склонив голову на бок, как-то оценивающе, не спеша разглядывала тяжело дышащую меня.
– Как будешь готова, скажешь… – произнесла берегиня тягучим и высоким голосом, моргнув всеми тремя глазами.
Удивившись, я неприлично на нее вытаращилась и подскочила:
– Ты что говорить умеешь? А что ж раньше-то молчала? Эй погоди ты куда? – кричала я вслед, вновь улепетывающей от меня плутовке, сбегающей в радужную чащу. – Так не честно, ты должна ответить на мои вопросы… Ты слышишь? Остановись же… – пытаясь догнать берегиню, разочарованно и раздраженно вопила ей вдогонку, пока она не прибавив скорости, совсем не скрылась в дали, а меня будто кто-то невидимый сильным толчком в грудь вышиб из сна.
Вскочив на кровати, вся мокрая от холодного пота и с трудом втягивая в легкие воздух, будто при падении, я пыталась прийти в себя и отдышаться.
– Это что ж творится? Нет, ну вы подумайте! Вот же ж лисья морда… Ей понимаешь ли и так, и эдак, всю жизнь свою рассказываю, проблемами делюсь, спрашиваю то что больше узнать негде, а не ерунду всякую, а она прикидывается что немая… Вот наглость! Мерзавка двуликая, вот так и верь после этого всяким лисам… Ну ничего, встретимся еще на этой тропинке! – зло возмущаясь бухтела я, сидя на постели и потирая грудь под рубахой. Давило так, будто меня толкнули ладонями, довольно ощутимо к тому же.
– Хорошо, что не ногой – усмехнулась сама себе.
Оглядевшись увидела на столе прикрытые тряпицей: миску и хлеб. Прислушавшись к себе поняла, что голодная и поднявшись направилась к лавке у стола.
– Есть то как хочется… – подняв полотенце, осмотрела свой завтрак, видимо все уже поели и разбрелись по двору… – Ну что ж, тогда приятного аппетита Ведочка. – пожелала радостно себе и принялась жадно поглощать кашу, запивая молоком и закусывая хлебом. Вкусно…
Закончив, подобрала грязную посуду и пошла к колодцу ее мыть, пока свежая и не подсохла. Пройдя горницу, вышла на крыльцо, навстречу мне кинулся Лашек, наверняка подумал, что его кормить иду, подхалим. Так-то его всегда Зелеслав кормит…
– Так что не че! – буркнула я, топая ногой по ступеньке в попытке отогнать или хотя бы спугнуть, чтоб успеть обойти весело скачущего вокруг меня пса.
Задача оказалась почти невыполнимой. Животинка то почти с половину меня, если вдруг ему взбредет, тогда он с легкостью повалит мое упитанное тельце на землю, да еще и потопчется.
– А ну! Место! – прикрикнула я, но этому проглоту хоть бы что, команд он не знает.
Ладно попробую обойти его как-нибудь потихоньку. Прижавшись боком к стене избы, я подняв посуду повыше над головой, чтоб не соблазнять лишний раз весело скалящегося Лашека, стала протискиваться вперед по сантиметру, стараясь не отодвигаясь от опоры в виде бревен за спиной, чтоб не быть затоптанной счастливым питомцем. Кое-как медленно добравшись до колодца в целости, я поставила, на стоявший у него стол посуду и заглянув в ведро, что было приковано к поднимающей цепи, порадовалась, что в нем есть вода и самой тянуть мне ее не придется. Плеснув в миску и стакан немного, сполоснула их рукой, поскольку, тряпку взять не додумалась, а тут ничего подобного не было, помыла посуду так несколько раз и закончив, понесла ее в избу. Расставив все по местам на полки, попила воды из ковша и пошла искать родных. Заглянув в баню и в коровник, но никого не обнаружив, направилась в заднюю часть двора. И подходя ближе к курятнику, вокруг которого бегали обеспокоенно квохтая куры, услышала матушкин голос.
– Да, вот суда вбивай, щас прикрепим как-нибудь, а там батька вернется да починит все по-хорошему. – говорила невнятно мама.
Дойдя до приоткрытой двери и заглянув внутрь, увидела Боянку и матушку, державших на весу цепь сбитых между собой в линию и свалившихся со своего места насестов, которые Зелеслав на гвозди пытался приколотить обратно к стене.
– Что стряслось? – спросила я, разглядывая погром в обычно прибранном курятнике.
– Да вот насесток свалился, все яйца переколотились. – объяснила матушка, подпирая плечом ящики. – Ну ладно чего уж… Сынок, давай скорее вбивай тяжело ведь. – ответила матушка, придерживая свой край.
Осмотрев валяющуюся кругом солому, в которой возились несколько не сбежавших из сарайчика кур, битые скорлупки яиц, и корытца для воды и корма полные соломы и грязи. Подошла к одному из них и приподняв за один край, вывалила всю грязь на пол.
– Хоть чем-то помогу… А то что толку столбом стоять? – думала я.
Зелеслав продолжал вколачивать гвозди по периметру жерди, продвигаясь к Боянкиной стороне, вывалив и второе корытце, я вышла и направилась к амбару набрать зерно. Его не много нужно и донести даже мне под силу, в отличии от воды которую нужно сначала вытянуть из колодца. Пройдя в амбар, и подобрав специально углубленный совок для зерна, я приоткрыла створку сусеков и насыпала до верху зерен. Закрыв вернулась в курятник и отложив совок в сторону, вытащила корытце на улицу и высыпала содержимое, на которое с радостью накинулись куры. Услышав звук высыпающегося корма, клушки со всех ног устремились к сарайчику, прекратив далеко разбредаться по двору.
– А то гоняй их потом, да считай сколько удрать успело… – думала я, наблюдая за сбегающейся птицей и слушая мерную дробь молотка за спиной.
Вскоре стук прекратился и наши ремонтники вышли из сарая покрытые слоем пыли, грязи и в паутине. Матушка оглядев двор, посмотрела на собравшихся у своего жилище кур и сказала:
– Зелеслав, ну ты дальше тут и без нас справишься… А мы пойдем обед варить… – отряхивая подол, говорила мама.
Мальчик кивнул и пошел в амбар, прихватив с собой вилы. Матушка и Боянка пошли к избе, а я к колодцу, вымыть руки, вымаранные в грязи от корытец. Заодно сполоснув и лицо, от осевшей в сарае пыли, пошла в дом, но войдя увидела, что в горнице еще никого не было.
– Наверное, в баню пошли, а то как готовить, когда с волос земля сыпется? – пробубнила самой себе.
Присев на лавку, я дождалась возвращение купальщиц, и мы все вместе принялись готовить обед. Мне досталась чистка репы и других овощей, матушка взялась ставить вариться кусок мяса на косточке на бульон, Боянка месила тесто на пироги с яйцами и уже подросшим, в нашем вновь растущем огороде, зеленым луком. Возились мы довольно долго и уже заканчивая лепить последнюю партию пирогов и доваривая щи и кашу, как услышали с улицы ржание коня и скрип колес телеги. Побросав все и подорвавшись с мест, мы рванули к выходу, как раз в том момент, когда Бивой открыл калитку и вошел на двор. Мы кинулись к нему все разом, он немного опешив, замер, а мы с мамой и Боянкой принялись его дружно обнимать, радостно улыбаясь.
– Вернулись…Хвала богам… Что долго так? – говорили мы хором, спрашивая притихшего братца, обнимающего нас в ответ.
В калитку вошел Бенеш:
– Ну чего копаешься? Батька же сказал ворота открыть… – проходя на двор, говорил парень.
Заметив нас, он тоже приостановился, а мы уже подбежали к ничего не понимающему парню и стали тискать, и целовать и его.
– Какой ты загорелый, что на солнце все время сидел? – спросила радостно матушка.
– Будто целое лето не виделись… проговорил замученно Бенеш, но не пытаясь выпутаться из наших объятий.
Он беспомощно смотрел на смеющегося Бивоя, который получив свободу от переполненных радостью нас, прошел дальше, чтобы открыть ворота. Распахнув их, он отошел в сторонку, а мы не дожидаясь, когда батька ввезет телегу на двор подскочили и к остальным членам нашей семьи. Все светло улыбались, обнимали друг друга, целовали в щеки, матушка умудрилась немного всплакнуть, видимо от радости, что все вернулись и все живы здоровы. Батька обнял ее, взяв на руки меня и задорно улыбаясь, спросил:
– Ну чего ты горлинка моя? Все хорошо, все вернулись… Все в порядке…
– Да это я так… – отмахнулась матушка, утирая слезы и приникая головой к его плечу.
С телеги спустились: жизнерадостный дядька Влас, серьезный, но не слишком Благояр и весьма утомившийся от поездки Болет, придерживающийся за поясницу, которому помогали сойти с телеги близнецы.
– Все-таки какой же он старый, хотя на вид и не скажешь… – думала я, поглядывая на тяжело разгибающегося старца.
– Давайте мой дорогие в избу проходите, я вас обедом покормлю… – лучезарно улыбаясь, сказала матушка, кивая головой в сторону крыльца.
Дядька Влас от души потянувшись и поблагодарив маму, ретировался к себе домой.
– У меня там Квасена с нашей оравой уже неделю одна, как бы не лопнула от натуги… С пацанятами кроме меня, все равно никому не управится. Бойкие, все в красавца отца… – приосанившись и поиграв бровями, басовисто рассмеявшись, произнес Влас, выходя со двора и махая нам на прощанье.
Благояр и Болет согласились отобедать и пошли в дом, батька махнув братьям, что взялись разбирать груз из телеги, чтоб быстрее заканчивали и присоединялись, держа матушку под локоток, а меня спустив на землю и взяв за руку, направился за гостями. Боянка шла следом, а Зелеслав остался помогать братьям.
Войдя в избу, мужчины расселись по лавкам за столом, отец сел на свое законное место во главе, а мы принялись прибирать муку и накрывать к обеду. Матушка кинулась к печи, спасать чуть не подгоревшие без присмотра пироги. Хорошо, что успела, и они не поджарились, а стали чуть суховатыми, но гости и наше семейство, а точнее его мужская половина, лишь нахваливали выпечку уплетая за обе щеки. Братья разгрузив телегу и поставив Кучура в денник, присоединились к нам. Рассевшись за ломящимся от еды столом, мы приступили к обеду.
Благо что матушка наварила еды вдоволь и всех голодных, но счастливых от возвращения мужчин, нам удалось сытно накормить. Утолив первый голод и попивая кто взвар, а кто сбитень и молоко матушка встав, обратилась к отцу:
– Ну, как оно? Как-прошло-то? Сговорились? – нетерпеливо метаясь по горнице и складывая на поддон посуду, спросила мама.
Батька не спеша, отставив стакан в сторону и пригладив усы и бороду, глянул серьезно без тени улыбки, на жующего хлеб, как всегда угрюмого Отомаша и обведя присутствующих пристальным и печальным взглядом, тяжело вздохнул и буркнул:
– А, как же? Чай не кто-нибудь, а сам Отомаш Гоймирович сватался… – растягивая губы в задорной улыбке и замечая облегчение от охватившего нас напряжения на лицах, протянул батюшка.
Мамка, стоявшая рядом, и забирающая грязные миски, с облегчением хлопнула его легонько по плечу.
– Чего пугаешь то? Как было то, лучше расскажи… – обратилась мама, разливая взвар по стаканам мужчин.
Отомаш сидя на своем месте, едва растянул губы в ухмылке, поглядывая на батьку и на всех присутствующих. Благояр улыбался, прикрывшись стаканом, а Болет покачал головой, осуждая отцовы шуточки.
– Правильно дело то серьезное… Отомаш семью свою создает, а не поросенка на базаре покупает… – думала я, с интересом слушая рассказ батюшки.
– Мы как добрались, нашли деда Плеянкиного, у него и жили все эти дни… Благо, что Болет с ним знаком был давно и Житомысл его еще помнит, так-то ему почитай шестидесятое лето пошло, долгожитель уже, но крепок, что тот кедр… Ну вот договорились мы с ним, он помог нам и сваху местную найти, чтоб было кому сговор вести… Дождались, когда сваха нам добро даст ну и на следующий день отправились к Добророду, Плеянку сговаривать… Нарядились все как баре, пришли значит, с порога, как и положено Влас речь произнес, что мы приехали ради доброго дела. На что родители Плеянкины ответили, что рады нам. Дары мы им вручили, что еще дома приготовили… Встречали нас Добрород с женой Живой и всеми дочерями, парней то у него два, а девок аж шесть штук, веришь? – восторженно рассказывал батька, обращаясь к матери вспоминая. – Хорошо еще, что в это лето на выданье только Плеянка, хоть путаницы никакой не вышло… – рассуждал задумчиво батюшка. – Ну раскланялись, представили нас друг другу, расселись все за стол, накрытый… все чин по чину. Вецена, ну эт сваха значит, бойкая баба такая, веселая, а язык что помело… села напротив двери да ноги оставила на половице, ведущей к выходу из хаты, чтобы сватовство прошло удачно… Ну ты знаешь… – махнул отец рукой, как будто это не шибко важно. – И слово, как и принято первой взяла…
Мол у нас слушок прошел, что есть у вас утица, что выпорхнуть должна, так на утицу вашу сокол нашелси, уж люба ему она больно и по сердцу пришлась.
Ну Жива ей ответила, вроде как подтверждая: – Никто против свахи не соврет, что– утица-то подросла, да больно много орлов молодых, да пригожих на нее поглядеть хотят…
Веценка встала от двери к нам присела, кивнула да говорит: – Суженого примите, а ряженую покажите…
Ну Живка поднялась да девку привела… Ладная такая невестка у тебя будет, женка, – сказал довольно батька, подмигивая Отомашу. – Входит значит в светелку, высока, стройна, сарафан на ней серебром вышит, волос в косу убран, а черен, что зола в печи. Стоит значит глазки-то в пол потупила, а все одно так и поглядывает на нас, сияет очами своими карими. Губки поджимает, щеки румянцем налилися, ну в общем как вы бабы умеете… – свернул на самом интересном описание Плеяны батька. – Я сыну то киваю, мол та девица то, ну он мне в ответ, что да эта люба… Ну, а Влас дальше выспрашивает: – Чем ваша красавица в умениях своих может похвастаться? Добрород нас подчивать стал, говорит мол: Моя девка умнешенька, прядет тонешенько, точет чистешенько, белит белешенько и сама горлинка к нашему приходу расстаралась и кушанья наготовила. Мы попробовали похвалили, да и ушла она платье менять… Вот никогда не понимал, что толку три сарафана менять, будто есть разница, если девка красивая, то и в первом видно, что хороша… – бубнил осуждающе батька, обращаясь к мужчинам за столом. Те кивали ему в ответ, соглашаясь.
– Ничего то ты не понимаешь… – отмахнулась от него матушка возясь у печи, но внимательно прислушиваясь.
Близнецы видимо подустав, вышли из-за стола и ушли на улицу.
– А дальше то что? – спросила Боянка с любопытством и нетерпеливо.
– Ну сидим значит беседу ведем, узнаем, что – да как, чем живем? Потом Веценка говорит: мол есть ли еще какие таланты? Живка опять поднялась, привела дочку ряженую всю в жемчуга да колты серебряные, она рушник и платок кружевной поднесла, нам подала и стоит опять в сторонке…Ну как обычно. – сказал небрежно батюшка. – Да кстати, они там в мешке где-то лежат, в дар тебе привезли, оценишь… – сказал немного хмельной от взвара отец матушке. – Ну мы рассматриваем, а сынок то наш с девицы глаз не сводит, прямо того глади подорвется с места… хорошо, что жених на сватовстве молчит, а то от радости и "му" бы не выговорил, – смеясь подначивал Отомаша батька. Тот в свою очередь поперхнувшись, очередной раз глотнув молока, закашлялся. Его похлопал по спине улыбающийся Благояр.
– Бать, ну чего ты… – возмутился Отомаш поднимаясь.
– А что не так что ли было? Вон все подтвердить могут… – удивляясь, смеялся над смущенным и негодующим сыном батюшка.
Отомаш встал из-за стола, обиженно стрельнул глазами в батьку, забрался на печь и повернулся к нам спиной.
– А дальше что? – спросила я.
– Ну дальше сидим значит снидаем, взвар попиваем, Живка с нами села, Плеянка опять наряжаться ушла, сидим рассказываем, чем занимаемся…, что в миру делается… ну как по обряду положено, чтоб нечисть обхитрить… – пояснил отец. – Шутки шутим, да весело в общем сидели… Ну и к главному переходим так сказать… Влас спросил: Ваш товар нам люб: наш вам люб ли?
А Добрород, хвала богам, довольный сидит:
– Для купца удалого молодца, наша девица хоть куда…
Согласился в общем… Ну мы улыбаемся, что ладно все прошло, киваем, со стола встали да на крыльцо все вышли, посовещаться что да как? Через сколько свадьбу играть и что в приданное надобно. Потом вернулись, Живка опять за дочкой ушла, привела ее ну еще краше чем была, хотя может это я уже во хмелю малость был – хихикая говорил батька, подпирая щеку кулаком. Ну спрашиваем:
– Выйдешь ли к нам на крыльцо, покажешь ли бело лицо?
Она развернулась за печку ушла, да и выносит нам тыкву, рыжую такую… Ну мы то довольны все. Знать девка не прочь… считай пол дела сделано. Уселись опять за стол про приданное да время, когда обряд проводить будем обсудили, да к Житомыслу ночевать ушли, а там уж и домой позже отправились. Вот так-то… – сказал батька допивая взвар из стакана.
– Вот здорово – радостно проговорила Боянка поднимаясь, взяла грязную посуду и ушла ее мыть.
– Ну так и когда свадьба теперь? – спросила матушка утирая пот со лба.
– Через полтора лета… – пробубнил батька, поднимаясь за встающими из-за стола гостями. – Как избу для молодых справим, так и свадебку сразу сыграем.
– Спасибо хозяюшка за хлеб, соль пойдем мы по избам, ежели чего обращайтесь… – произнес Болет направляясь на выход.
Благояр тоже поблагодарив нас за гостеприимство ушел. Батька пошел с ними проводить. Я сидела на лавке и думала, чем бы себя занять, не придумав ничего лучше пошла помогать сестре к колодцу. По двору бродили близнецы и вышедший вместе со мной Зелеслав, отправившийся вместе с братьями кормить скотину. Я дошла до задумавшейся Боянки, намывающей миски и спросила:
– Подсобить чем?
– На, вытирай те, что отмыла… – сказала она, подавая мне полотенце.
– Что задумалась? – спросила я сестрицу, вновь погрузившуюся в себя.
– Да ничего, так… тоже свадьбу хочу… И чтоб любимый рядом… – мечтательно произнесла девочка.
– Уж не Мстишко ль? – ехидно поинтересовалась я, зная о сестринской болезненной привязанности.
– А коли и так, то что? – распаляясь выкрикнула сестрица, видя мои подначки.
– А то, что не пара он тебе и все это знают, одна ты принять не хочешь… – спокойно ответила я, стараясь избежать ссоры.
– Вот еще, будет меня какая-то малявка учить кто мне люб, а кто нет. Не твоего ума дело… – рассерженно бурчала сестра и замолчав снова замкнулась в себе.
– Ох, вот пока не вляпается с этой своей дурной любовью, пока ноги он об нее не вытрет, не успокоится видимо. – думала я, вытирая очередную миску.
– Ты что делать сейчас будешь? – спросила я через какое-то время.
– Ничего, к Цветанке сбегать хотела, а то завтра стирка будет не получится… – ответила поостыв Боянка.
– А мне можно? А то в избе особо делать нечего… – попросилась я.
– Да пойдем, я все равно ненадолго… – ровно проговорила девочка, моя последнюю ложку.
Перетерев посуду, мы вернулись в избу и расставив все по местам, Боянка спросила:
– Мам чем помочь еще надобно?
– Да вот горницу бы подмести да полы перемыть и тут, и в сенях… – сказала мама, перебирая крупу на кашу для ужина.
Скоренько прибравшись, предварительно разделив обязанности: я мела полы, а сестрица мыла. Вымыли горницу с сенями и освободившись отправились к Цветанке на посиделки.
Сегодня там опять собрались вся наша дружная компания. Цветанка, Франа и Юлка ну и мы с Боянкой соответственно. Та история с дракой уже позабылась и сплетничали девчонки как прежде, о женихах и соперницах. Сегодня на повестке дня был Отомаш и его удавшееся сватовство. О котором Боянка рассказала подружкам прямо с порога, не успев зайти и усесться на лавку. Девочки повздыхав и поохав, помечтали и о своем будущем и все мы разошлись по домам, Цветанку мать погнала на реку белье полоскать… Поэтому наш визит особо не затянулся. И ничем особым не отличился, просто неплохо развеялись и скоротали время.
Вернувшись домой, я подустав от непрекращающегося зноя завалилась вздремнуть. Проснулась где-то через час, поднялась и села на лавке, убедившись что в избе никого нет и время уже где-то к пяти, свистнула один из прикрытых полотном пирогов и пошла на двор.
– Сегодня же хотела еще прополоть траву на грядках. – вспомнила я.
Пока шла к огороду, дожевала пирог и отряхнув руки, взялась полоть травку, на почти таком же ухоженном огороде, что и прежде. Неспешно повыдергивала всю сорняковую растительность и закончив, остановилась у забора полюбоваться на дело рук своих. Жалко, но не все саженцы, что мы пересадили прижились, но большинство все же радовало глаз и грело душу. Вдоволь наглядевшись на аккуратненькие рядки, пошла поглядеть чем заняты остальные. Услышав стук в сарайчике направилась к нему, там близнецы и Отомаш помогали батьке починить насест в курятнике и судя по инвентарю, и мусору, что валялся повсюду в радиусе трех метров, ремонт они затеяли капитальный. Зелеслав в это время возился у поросят, чистя от навоза загон и нося им корм. Матушка с Боянкой пели заунывную песню в амбаре, перебирая мешки, что брали с собой в дорогу мужчины. Я решила присоединиться к ним. Разобрав вещи на чистые и грязные и разложив все чистое, и пока ненужное в клетях по полкам, и развесив по крючкам, вернули на место оружие, походную посуду, что брали в путь родные. Заодно нашли подарки переданные Плеянкой для матушки, те что она сама сделала.
– Ну что ж, девушка очень мастерски рукодельничает: и вышивка, и кружево было очень красивым и аккуратным. Матушка примерила на себя платок и осталась довольна подарком, ушла домой прятать его в сундук. Я пошла за ней следом. Уже вечереет и скоро матушка пойдет доить, а я хотела с ней напросится, утреннюю дойку из-за кошмаров пропустила, так хоть вечерней компенсирую. Войдя за мамой в избу крикнула:
– Мам, можно с тобой пойти доить?
– А что ж нет-то? Коли хочешь пойдем, дело нужное, хоть и мала ты еще на мой взгляд… – крикнула матушка в ответ из-за печи.
Выйдя ко мне, погладила меня по волосам и потрепала по пухлой щечке, затем направилась на выход прихватив дойное ведро. Я за ней хвостиком.
Мы прошли к колодцу, набрали в ведра воды и отправились в коровник. Доить начала матушка, раздоив вымя, как следует, она уступила место для меня и придерживая корове хвост, чтоб не хлыстал по лицу, стояла рядом и наблюдала за моими действиями. Потренировавшись в дойке и устав, со скрюченными в суставах пальцами, я отошла в сторонку, присела на скамейку и наблюдала, как матушка заканчивала додаивать коров.
– Мам, а почему Отомаш отдельно жить хочет? Разве не принято всей семьей с родителями жить? – спросила я, чтоб не молчать.
– Да так-то принято, но больше от молодых зависит, кто как хочет, так и делает… Коли родители могут новую избу поставить, ставят, а ежели нет, то вместе живут. – говорила матушка, присаживаясь доить Зорьку.
Закончив, мы вместе пошли домой. Боянка, как раз собиралась в баню, я попросила ее взять вещей и мне и мы с сестрицей пошла мыться вдвоем, пока мама провозится с молоком. Искупавшись, мы вернулись в избу, солнце уже клонилось все ниже за деревья, в неподалеку растущем лесу.
Я с Боянкой взялась накрывать к ужину. Зашли в горницу наши строители, все перемазанные грязью, попили воды и взяв чистых вещей, ушли на двор, чтоб помочь Зелеславу со скотиной, пока мама купалась в баньке. Матушка сполоснувшись, вернулась в избу и помогла нам собирать на стол. Отмывшиеся и распаренные через минут двадцать, в светелку ввалились мужчины и рассевшись по местам, все принялись вечерять. Отужинав, и подустав от насыщенного делами дня, разбрелись по спальным местам и загасив лучину, уже в ночном мраке уснули.
