Текст книги "Малышка с секретом (СИ)"
Автор книги: Анастасия Абанина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Доча, Веда что? Плохо? Боженьки неужто опять? Ведочка слышишь меня? Сейчас, погоди я до старосты добегу! Попрошу тебя к Сении свеэти! – почти плача кричала матушка.
Из последних сил удерживая себя в сознании я пробормотала:
– Нет! Не смей, так нужно… Все хорошо со мной, меня лисичка убережет… – засыпая бубнила я.
Глава 16. Какой чудесный день…
Сегодня я проснулась, когда солнце уже взошло. Вокруг было тихо и я сразу поняла, что сплю на кровати отца и матушки, а не на своей лавке. Надо мной возвышалась беленая стена печи, с которой свешивалась, над установленным на ней деревянным бортиком, рука спящего на верху Зелеслава.
– Скорее всего бортик установили, как ограничитель, чтоб во сне ребята с печи не свалились. – думала я, разглядывая вид на потолок с этого ракурса.
Подвинув левую руку наткнулась ею на что-то, приподнявшись, увидела стоящую на постели лисичку.
Видимо матушка положила, чтоб она меня оберегала. Хорошо, что она меня послушалась и не отвезла к Сении еще вчера… – размышляла я, поглаживая теплую на ощупь статуэтку.
Чувствовала я себя весьма сносно. В теле присутствовала легкость и расслабленность. Как же здорово, что все обошлось и вчерашнее предчувствие меня не обмануло. Почувствовав дуновение воздуха справа, повернув туда голову, увидела спящую рядом со мной матушку. Ее рука лежала очень близко к моей. За ней на сундуке стоял светец, со сгоревшей до предела лучиной.
– Наверняка, она всю ночь держала меня за руку, проверяя, что со мной… Я так всегда с Машунькой спала, когда та болела, да и с Ленчиком тоже… – разглядывая спящую матушку и примечая окружающие детали, рассуждала я про себя.
Бедная матушка… Спящей, сейчас она выглядела так, будто за эту ночь постарела на пару лет. Щеки впали, откуда-то появились морщинки под глазами и какой-то бледный, не присущий ей цвет лица, который делал женщину неузнаваемой.
– Да уж, тяжело матушке дался вчерашний день… Как там она сказала? Беда беду накликает… Вот же ж! – думала я, рассматривая утомленную ночным бдением женщину. – Нужно тихонько подняться, очень уж пить хочется…
Решив, что будить ее не стоит, я на четвереньках проползла к изножью кровати и тихонько слезла с нее. Убедившись, что мама не проснулась от созданного мной шороха, подошла к ведру у печи и набрав в ковш воды, напилась.
– Интересно… Матушка скорее всего весь вчерашний вечер от меня не отходила. А сейчас солнце уже довольно высоко, и ведро для дойки стоит под лавкой сухое… Значит корову еще не доили, не хотелось бы маму поднимать из-за этого… Точно, разбужу ка я Боянку, она доить умеет и матушке иногда вечерами помогала… – наметив план на ближайший час, я прошла к Боянкиному закутку. Отодвинув край занавески убедилась, что сестрица сладко спит подложив под щеку сложенные лодочкой ладошки. Прошмыгнув внутрь, коснулась не укрытого одеялом плеча девочки и легонько потрясся, произнесла:
– Бояночка, проснись… Боян, пойдем, нужно корову подоить… – говорила я, морщившей во сне нос сестрице, но так и не открывшей глаза.
Ухмыльнувшись, я принялась трясти ее сильнее, уже двумя руками. Боянка перепугавшись, открыла глаза и резко соскочила с постели, запутавшись в одеяле и с грохотом рухнув на пол. Я отскочив, от ворошащейся в одеяле на полу, сестры, зажмурила глаза и прислушалась, а не проснулась ли матушка? Убедившись, что мы ее не потревожили, я подскочила к рассеянной сестре и прошептала:
– С добрым утром сестрица, только не шуми… – прижав палец к губам, прошипела я. – Пойдем корову подоим, матушка спит, притомилась совсем.
Девочка разглядев кто перед ней, привстала на коленях и крепко меня стиснув, обняла, прижав к своей груди.
– Ты живая! Живая! Хвала Богам! Как же я перепугалась вчера…. Матушка чуть с ума не сошла, бежала ко мне с тобой на руках и плакала, а потом, как рванет в деревню, я так и не поняла ничего… Сразу все побросала и за вами…. в избу забегаю, а она сидит на лавке и тебя укачивает, рыдая… – говорила девочка быстро и радостно, с нотками облегчения.
– Так конечно живая, – обняла ее в ответ. – Я же успела матушке сказать, что все хорошо… – улыбаясь и отстраняя от себя Боянку, произнесла я.
– Так она не сказала ничего… Знаешь ведь, если что плохое услышит, то молчит как рыба, будто и нет ее с нами… Ну я вчера и ждала, покуда отойдет да скажет, чего… А она все молчит, уложила тебя на постель и рядом села, за руку тебя держала все время… – шептала сестра. – Я вчера вечером корову доила.
– Точно про корову…. Пойдем и сейчас подоим, мама всю ночь не спала наверное, дожидаясь пока я проснусь.
Поднявшись с колен, Боянка подошла к занавеске и отогнув ее выглянула в горницу, поглядев в окно и удостоверившись, что солнце давно встало, сестра развернулась ко мне, взяла свой сарафан и натянув его, шепотом сказала:
– Пошли… – и махнув рукой за собой, взялась переплетать косу, потихоньку выходя из закутка и направляясь к лавке, под которой стояло ведро для дойки. Нагнувшись она вытянула ведро и стараясь не скрипнуть дверью, пошла на двор. Я за ней следом. Пройдя через сени, мы вышли на крыльцо.
На улице было просто прекрасно, так как бывает только ранним утром летом. Солнце еще не палит землю своими лучами, легкий ветерок разносит оставшуюся с ночи прохладу и где-то поют соловьи. Вздохнув полкой грудью свежего воздуха, я как никогда была рада, что жива, и что чуть больше месяца назад мне посчастливилось проснуться в этом теле.
– Главное я жива, а со всем остальным как-нибудь справлюсь… Опыта у меня на двоих хватит… – подумала я, улыбаясь новому дню.
Спустившись с крыльца и почесав за ухом, выбравшегося из будки Лашека, что напрашивался на ласку, я отправилась за Боянкой в сторону колодца, куда шла сестрица, повесив ведро на руку и согнувшись под его тяжестью, переплетая косу.
Дойдя до колодца, Боянка поставила ведро на землю и продолжила плести косу. Я решив совершить утренний туалет, направилась к деревянной будке за свинарником. Закончив, вернулась к колодцу, где Боянка, как раз вытягивала ведро с водой из колодца. Я дошла до сестры, которая переливала воду в пустое ведро, стоявшее у бочки и попросила:
– Научишь меня доить? – рассматривала сестру, ожидая ответной реакции.
Девочка глянув на меня, продолжила переливать воду и сказала:
– Научу, а не рановато тебе? – с сомнением в голосе спросила сестра.
– Позже уже некуда… Я же через неделю к знахарке уеду, а там неизвестно, освою ли я это умение…. Так что мне нужно сейчас… – рассуждала я, решительно кивая головой и рассматривая Боянку, подобравшую ведра и направившуюся в коровник.
– Пошли, на Милке тебя поучу, она смирная… – проговорила сестрица, подгибаясь под ведрами и бредя по двору.
Я припустила за ней радостно улыбаясь: – Где еще я смогу научится доить корову, как не здесь. В прошлом своем, я бывала в деревне у бабушки и у той была корова, но она никогда ни меня, ни Райку, ни Таю не подпускала к вымени, опасаясь, что корова нас лягнет.
Пройдя двор, мы вошли в коровник, где привязанные к деревянной перекладине, сделанной из средней толщины бревна, стояли две коровы. Одна побольше и массивней, а вторая миниатюрная, вместе они смотрелись, будто девушка и женщина.
Они обе были белого цвета с желтыми хаотичными пятнами по бокам, с длинными загнутыми под прямым углом рогами и безразличными ко всему большими, будто плачущими глазами. Буренки стояли переминаясь с ноги на ногу, отмахиваясь хвостами, отгоняли от себя, летавших вокруг насекомых. При этом флегматично пережевывали сено, что лежало в больших яслях за бревнами, к которым они как– то хитро были привязаны за рога, обмотанные веревкой.
Боянка подошла к корове по тоньше, которая – «девушка», ближе и поставив ведра на землю неподалеку, пошла к задней стенке сарая, возле которой стояла маленькая скамеечка сантиметров тридцать высотой. Взяв скамейку, она подошла к корове с правой стороны и установив ее, взяла ведро, что было наполнено водой, уселась на скамейку и махнула мне, чтоб я подошла ближе.
– Иди, смотри… – сказала девочка, устраивая ведро между ног. – Сначала вымя нужно помыть, коровы ночью ложатся и вымя то в грязи, то в помете… – объясняла Боянка, черпая воду рукой и обмывая один из сосков. – Мой хорошенько, если вымя сильно грязное, воду смени, а то вся грязь в молоке будет, и оно прокиснет быстро… – говорила поучительно сестрица, поглядывая на внимательно слушающую и кивающую головой меня.
Обмыв вымя, Боянка отставила ведро с грязной водой и подхватив коровий хвост с длиной волосатой кисточкой на конце, подсунула ее под согнутую коленку, чтоб корова не хлестала близко сидящую девочку по лицу. Потом взяла подойное ведро и принялась доить корову дергая за соски. Боянка доила корову очень быстро и сноровисто, со стороны это казалось просто, понаблюдав за ней пару минут, я попросила:
– А мне можно?
Девочка остановившись кивнула, отпустила хвост Милки и поддерживая на половину наполненное ведро встала, освободив для меня скамейку. Я уселась на ее место и подхватив коровий хвост так же, как и сестра попыталась подсунуть его под колено. Но поскольку, я была намного меньше сестры и корова не прекращая дергала хвостом, отгоняя мух. Я не преуспела в таком простом для начала деле… Боянка понаблюдав за мной, пытающейся удержать хлыщущий по лицу хвост, усмехнулась поставила ведро с молоком, что держала, на пол и пройдя к двери отвязала от крючка небольшую веревку. Вернулась ко мне, она схватила хвост и прислонив его к ноге коровы, привязала его веревочкой, что сняла с крючка.
– Вот теперь глаза сохранишь… – сказала весело Боянка.
Я кивнув, потянулась к ней принять ведро с молоком, но девочка проигнорировав мою помощь, сама установила его на землю под выменем.
– Не удержишь, тяжело больно будет… Давай так, я сначала тоже так доила пока не окрепла… – пояснила свои действия сестра.
Кивнув ей в знак того, что поняла, схватила вымя и сжала потянув, но молоко не полилось… Я недоуменно попробовала снова и опять. Результата не было, посмотрев на смеющуюся сестрицу, услышала:
– Не так, пальцами по вымени тяни, тогда польется… Вот так… – показала мне
Боянка, пристраивать за мной и демонстрируя, вроде бы тоже самое, что делала и я.
Промучившись какое-то время и добившись того, что молоко полилось и к тому же пальцы у меня скрючились с непривычки от такого напряжения, сестра сдвинула меня со скамьи.
– Никогда бы не подумала, что пальцам так больно будет… – сказала я в никуда.
Кисти тянуло и ломило, суставы жутко выкручивало от усердия.
– Ну эт с непривычки… Как по обвыкнешься, тогда и замечать перестанешь… Ток каждый день тогда доить надобно, а то бес толку будет… – сказала Боянка, и сама до доила бедную, уставшую от нашей возни корову.
Закончив, она поднялась со скамьи и пошла к загону поросят. Я наблюдала за ней, стоя в косяке сарая. Вылив им это ведро, сестра помыв его в колодце, вернулась в коровник, взяла ведро с грязной водой, в котором мыла вымя до этого, вылила его и пошла набирать чистую, к колодцу, набрав воды, сестрица вернулась к стоявшей в проходе в коровник мне и пройдя к корове потолще, принялась обмывать ее.
– А почему ты то ведро свиньям вылила? – спросила я Боянку.
– Чтоб поросята быстрее росли… Они уже большие и матерного молока им не хватает, вот отдаем одно ведро, чтоб не хирели, пока кашу есть не начнут… – возясь с коровой, ответила сестрица.
– А-а-а-а. Ясно. А почему от маленькой коровы? – спросила я от нечего делать, разминая не отошедшие пальцы.
– Так Милка ток в этот год отелилась… Теленка дядьке Власу отдали. Он нам Зорьку отдал лета три назад, вот и обменялись. Ну и молока у Милки немного, потому поросятам и отдаем, да и жиденькое оно пока… – под мерное шипение выстреливающего от Боянкиной дойки молока, рассказывала сестра. – А вот Зорька, уже не первое лето телится… Вот ее молоко мы пьем…
– Тэк Милка Зорькина дочка? – спросила я, рассматривая двор и вышедшего из избы, сонного Зелеслава.
– Угу… – буркнула Боянка.
– А где Зорькин теленок? – уточнила я.
– Обменялись на тяпки у Благояра… – уже медленнее сцеживая молоко, ответила девочка.
– М-м-м – промычала я, не зная, чем еще себя развлечь.
Где-то минут через пять, девочка закончила доить Зорьку, освободила ее хвост и подняв скамейку одной рукой, а другой ведро, понесла скамейку на место. Расставив все по местам, она подняла оба ведра и пошла к колодцу. Там оглядывался по сторонам, взъерошенный Зелеслав в поисках ведра. Завидев, что оно у сестры, он пошел к нам на встречу и забрал его на пол дороге, буркнув:
– Доброе… – хмурясь и щурясь, видимо не отойдя ото сна.
– Угу– ответила девочка, перехватывая ведро с молоком.
– Ты как Ведка? Чего с тобой опять приключилось? – спросил мальчик, посматривая на меня, будто подозревая в симуляции.
– Хорошо… Богов вчера за сватов наших просила… Вот меня и сморило, как в прошлый праздник… – ответила я, кивнувшему мне и уходящему к колодцу Зелеславу. – И тебе доброе! – крикнула я запоздало.
Боянка ушла в сторону избы, а я решила пойти в баню умыться. Прошла через двор, вошла в баню плеснула, как и в прошлый раз при помощи скамейки воды из котла и сполоснула лицо и руки. Закончив, обтерлась полотном и пошла к Боянке в избу, по дороге смотрела, как братец кормит поросят. Взойдя на крыльцо, прошла сени и открыв дверь, тихо прошмыгнула в горницу. Боянка уже поцедила молоко и собиралась ставить хлеб. Я усевшись на лавку спросила:
– Чем помочь? Может крупы на кашу перебрать? – смотря, на сосредоточенную над мукой и вмешивающую дрожжи, сестру спросила я.
– Угу. – буркнула не отвлекаясь Боянка и начала смешивать ингредиенты в тесто.
Я спрыгнув с лавки подошла к полки у печи, на которой в кадке матушка хранила крупу, взобравшись на скамейку, с трудом выудила с высокой полки кадку и высыпав часть крупы на стол, принялась ее перебирать.
Так мы и провели какое-то время. Все при деле.
Странно, что не кто не удивляется моей сознательности… Хотя может дети-ведуны совсем другие?… Ведь это весьма необычно, что я в три года так себя веду и занимаюсь домашними делами… Обычным трехлеткам это не свойственно… Опять же о естественности. Вот же ж, надо было так вчера свалиться? Местная магия оказывается не совсем безобидная, как я вчера убедилась…. Тот поток проходивший через меня, был просто ужасно сильным, казалось разорвет, ведь я с трудом выдержала. Хотя может так и было нужно… Поскорее бы узнать, что тут творится и научиться это использовать… Батька с Отомашем теперь вернуться только через дней шесть или семь, а там еще парочку и новый месяц начнется… Кстати, что-то я стала замечать, что мои прикидки на дни недели не совпадают с действительностью, часто присутствует какое-то расхождение…. Может здесь в неделе дней больше? Одного же времени года нет, может и тут какая-то особенность… Нужно будет уточнить…. Хотя, что откладывать…:
– Боян, а сколько в неделе дней? – спросила я, пересыпая перебранную горстку зерен в миску.
– Девять. – ответила, не отрываясь от вымешивания, девочка.
Я немного опешив и замерев в с очередной горсткой крупы в руках, повторила:
– Сколько?
– Де-вя-ть. – по слогам, с натугой ответила Боянка, меся тесто.
– А, как так девять? Не семь? Точно? – спрашивала я.
– Точно… – ответила сестра.
Попытавшись смириться с новыми мировыми обстоятельствами, я дальше перебирая крупу, уточнила:
– А, как называются?
– Ох, ну вот сейчас прямо отвечать нужно? Не подождешь? – спросила притомившись Боянка, молотя тесто.
– Нет, давай сейчас… А то потом ты на реку убежишь и не ответишь… – сказала, со знанием дела, я.
– У Зелеслава или матушки спросишь… – пробухтела девочка.
– Нет, я потом забуду, давай щас. – не отступала я.
– Ну понедельник, вторник, тритейник, четверг, пятница, шестица, седмица, осьмица и неделя. – с остановкой после каждого слова, отвечала сестрица.
– Да, уж… – сидела я, ошалев и примеряясь с действительностью.
– Ну тут хотя бы ничего сильно сложного, наша среда – тритейник, ну и плюс три дополнительных названных по числу дня. И конец неделя. Проще простого. – думала я.
За печкой раздался шорох и к нам выскочила проснувшаяся, и перепуганная матушка. Остановившись, она увидела сидевшую за столом меня, с облегчением выдохнула и кинулась меня обнимать, и расцеловывать мои щеки.
– Слава богу мы не просыпали крупу, что я перебирала, а то потом еще и с ней возни… – размышляла я, обнимая женщину в ответ и радостно ей улыбаясь.
Матушка, натешившись здоровой и довольной мной, спросила:
– Ты как? Давно проснулась? – присаживаясь на лавку, уточнила женщина.
– Не очень, мы только корову подоить успели и все… – ответила я, прижимаясь к ней.
– Батюшки! Точно корова… – всплеснула матушка руками. – А я и забыла совсем… Вот вы хозяюшки мои… Помощницы… – говорила она, ласкова смотря на отставляющую хлеб к печи Боянку и поглаживая меня по голове.
– Зелеслав, что скотине дает? – спросила мама оглядевшись.
– Да, он тоже не так давно встал… – ответила Боянка, закидывая поленья в печь и растапливая ее.
– Ну молодцы детишки… Выручили… – довольно говорила матушка.
Я заметив, что она уже спокойна, принялась дальше перебирать крупу:
– Что сегодня делать будем? – спросила я, чтоб хоть о чем-то поговорить и отвлечь матушку от мыслей.
– Да думаю к Квасене сходим, саженцев попросим… Нужно огород поправить… А то есть не чего станет… – улыбаясь, наметила план на день женщина.
Затем встала и пошла одевать сарафан за печь, к нам-то она в одной рубахе ниже колен выскочила. Одевшись матушка вышла из-за печи, переплетая косу.
Поспав, она выглядела намного лучше. Видимо волнения на ней сильно сказались, что она так изменилась во сне, зато сейчас снова красавица.
Матушка плетя косу, пошла на улицу. Я закончила перебирать крупу, пересыпала все в миску и подвинула на ближний к Боянке край стола. Она поставив на стол котелок, плеснула в него воды, высыпала кашу, кинула в нее ложку какого-то жира и посолив, поставила в печь. Я пошла за печку, чтоб забрать свою берегиню, подойдя к кровати, подпрыгнула на нее и свесив ноги дотянулась до статуэтки. Взяла ее в руки, прижав к себе поближе поцеловала лисью мордочку, благодаря про себя. Ведь она обо мне позаботилась, иначе я бы вряд ли вчера справилась. Пройдя к своей постели, взобралась на лавку и поставила лисичку на подоконник.
– Интересно, как ее зовут? – думала я, поглаживая теплое дерево.
– Боян, а как лисичку зовут? – спросила я, копошащуюся позади меня сестру.
– А мне по чем знать? Я, что на ведающую похожа? – прикрикнула недовольно девочка. – Не мешай…
Вернулась матушка, поглядев вокруг и не найдя чем заняться, пошла застилать постель.
– Мам, а как таких лисичек зовут? – спросила я, оборачиваясь на поправляющую кровать женщину.
– Ну даже не знаю… Бабка моя ее кумой звала… А там сама решай… Можешь новое имя придумать – ответила она улыбаясь и посматривая в окно за моей спиной.
Повернувшись обратно к лисичке, я долго ее разглядывала думая, как же назвать мою спасительницу и помощницу?
– Кума… Больше на прозвище похоже, а мне хочется, чтоб у нее было имя… – размышляла я про себя, смотря в изумрудные глазки и опять провалившись в них, краем сознания услышала:
– «Василиса»… – будто шепоток или легкое дуновение ветерка.
– Мам, а Василисой можно? – решила уточнить я.
– А почему нет? – весело ответила матушка, проходя мимо меня к Боянке. – Хорошее имя…Ты ж ведающая, значит любое понравившееся подойдет…
Я посмотрев на лисичку, пробормотала:
– Ты теперь Василиса…
И в ответ на мои слова, берегиня мигнула мне изумрудами-глазок, будто одобряя.
Я удовлетворенная принятым решением, собралась отправится под яблоню и сделать гимнастику. Запускать себя не стоит, а то вчера ее так и пропустила… Хотя беготню по огороду за свинками можно считать разминкой, так что день зря не пропал.
Спрыгнув с лавки, я пошла на улицу, добравшись до своей яблони начала делать зарядку: с приседаниями, махами ног и наклонами. Позанимавшись минут пятнадцать уставшая, но благодушная, прилегла на травку, передохнуть.
Мои занятия уже принесли мне огромную пользу… Я уже не такая толстенькая, как была поначалу, конечно то, что есть еще не норма, но я к ней стремлюсь и уже чувствую себя вполне здоровым ребенком. Ручки свободно берут мелкие предметы, ноги налиты силой, практически нет одышки… Значит я все делаю верно… Как и сказала Сения, я сама знаю, что мне нужно, чтоб привести себя в порядок.
Полежав какое-то время, я увидела Боянку, идущую в мою сторону:
– Утреничать пойдем… Зелеслав, где? – спросила сестра, оглядывая двор.
– Не знаю, не видела… Может у поросят сидит, или в амбаре… – ответила задумавшись я.
Девочка пошла на поиски, я поднявшись отряхнула подол и направилась в избу. Войдя внутрь, увидела накрытый стол и сидящую на лавке матушку, тоскливо глядевшую в окно:
– Что такое мам? – спросила я, взбираясь на лавку рядом.
– Да ничего… Кактам сваты наши? – спросила она печально.
– Ну хочешь, я Василису спрошу потом? – сказала я, беря матушкину ладонь утешая, – Может она, как в прошлый раз покажет, что у них там?
– Хорошо бы было… – ответила матушка улыбаясь и поглядывая на меня.
Вошли Боянка и Зелеслав, мы расселись и стали завтракать. Сегодня у нас была: каша, молоко, свежий хлеб, и вареная репа, которая видимо никогда не закончится.
– Но спасибо ей за это, потому что это витамины, а они мне сейчас, ох как нужны…
– радовалась я нашей частой на столе гостье.
Закончив завтракать, Боянка ушла мыть посуду, Зелеслав пошел убирать у коров в сарае, а матушка отправились к Квасене, договорится на счет саженцев.
Я же присела на свою лавку и взяв Василиску в руки, про себя стала упрашивать ее, показать мне родных… Промучившись где-то с час, но так и не добившись результата, я уставшая и раздраженная бухнулась на подушку, положив статуэтку рядом. Я рассматривала ее какое-то время, пока не задремала.
Мне снова снился переливающийся лес. И опять я шла по тропинке не известно куда и откуда. Побывав здесь в прошлый раз и впечатлявшись своим неестественным отражением, я решила больше не ходить к реке, если вдруг наткнусь на нее и свернув с тропинки пошла в сторону расступающихся в дали, на вид хвойных, разноцветных деревьев. Я шла очень долго, но деревья так и не приблизились ни на метр. Приняв бесцельность такого блуждания на месте, остановившись, села в тень под ближайший куст и переводила дух.
– Что это за странное место? – размышляла я, поглядывая по сторонам.
Вот слева от меня, у какой-то сиреневой толи осины, толи березы мелькнуло что– то… Я подскочив ломанулась в ту сторону, чтоб узнать, что там было. Подойдя к дереву, увидела в земле отпечатки лап, уходящих в растущие неподалеку кусты, похожие на ракит.
Пройдя к кустам ближе и заглянув под крайние ветки, приподняв их, увидела лисичку с тремя зелеными, как трава глазами, таращившуюся на меня. Я испугавшись, отскочила на пару шагов и замерла наблюдая, как лисичка осторожно выходит из-под куста.
Она высунула свой блестящий черный нос, принюхалась, показала аккуратную голову с милыми ушками, пару изящных лапок в «черных носочках», а затем выбралась уже вся. Остановившись и разглядывая меня, она будто ожидала какой– то реакции. А я же просто ошарашенно таращилась на ее третий глаз, тоже глядевший на меня, что моргал с двумя обычными вместе.
Простояв так какое-то время и убедившись, что она не нападает и ничего не делает, я обратилась:
– Ты кто?
Лисичка качнув голову на бок, поднялась из сидячего положения и подпрыгнув, повернувшись в воздухе, бухнулась на тоже место в виде моей деревянной берегини. Я с еще большим шоком смотрела, на лежавшую на синей траве статуэтку, пока она вновь не подпрыгнув, обернулась рыжей лисой…
– Ты Василиса? – отупевая спросила я.
В ответ она кивнула головой.
– Но, как? Кто ты? И что это за место? Это ты меня сюда привела? Что тебе нужно?
– завалила я вопросами милое животное, наверняка не умеющее говорить.
Она пройдя пару шагов по тропе, на которой мы стояли, качнула головой будто говоря:
– Пошли за мной.
Я удивившись, но решив, что во сне ничего со мной не произойдет, а если и произойдет, то и ладно, отправилась за ней следом. Мы почти бегом двигались по лесу, пока я вновь не услышала шум приближающейся реки. Выйдя на открытый берег, свободный от деревьев, лисичка подбежала к тому месту, где я видела свое отражение в прошлый раз. Я с опаской приблизилась к ней. Василиса сев на самый край, качнула головой с бережка, будто говоря:
– Смотри…
Я нехотя опустившись на колени, заглянула в водную гладь и сначала увидела свое обычное отражение маленькой девочки, полюбовавшись пару мгновений собой, заметила, что вода пошла рябью и в отражении появились: батька, дядька Влас, Отомаш, Благояр, Болет, близнецы и еще какой-то незнакомый старик, сидевших за большим деревянным столом и говоривших о чем-то. Поначалу, мне был слышен только шум реки, а потом как будто кто-то резко прибавил звук на телевизоре, и я услышала голос отца, обращавшегося к старику:
– Житомысл Годинович, мы ж к тебе не просто так наведались…. Мой сын к внучке твоей свататься хочет. – говорил батюшка с почтением.
– Эт к какой? – спросил старик, вспоминая что-то.
– К Плеяне… Она уже в возраст вошла, я знаю… так вот, хотели тебя попросить сваху местную нанять, чтоб она к сыну твоему и невестке сходила, и все разузнала, а там уж и мы, как положено с дарами явимся… – говорил с расстановкой, серьезным голосом отец.
– Ну дело хорошее и Болет-старый пес, за вас поручился… – говорил Житомысл, смотря на кивающего Болета. – Со свахой все просто, она через три избы от моей живет… Веценой кличут, баба она в возрасте, своих девок всех переотдавала замуж…. Вот теперь других взялась сговаривать… Я к ней схожу договорюсь, но учти Гоймир… Сыну то я скажу, что вы из добрых людей, но решать то все равно Плеянка будет, так что ежели чего не серчай и не обижайся… Девки нынче такие, что и не знаешь, что в головах у них творится… Коли не угодит ей твой молодец, повлиять на нее никто не сможет… Добрород всех дочерей своих избаловал своеволием… – говорил старик, перебирая пальцами рук, лежавших перед ним на столе и поглядывая на серьезного батьку.
– Ну, коли откажет, обид держать не будем… Не поделаешь ничего… – сказал батюшка слегка улыбаясь краешком губ и смотря на насупленного, и тревожного Отомаша.
Все сидели молча, кроме перешептывающихся близнецов. Я смотрела на них еще секунду и тут изображение поплыло, и река унесла мое видение дальше по течению прекратив сеанс. Я усевшись на пятую точку, посмотрела на внимательно наблюдающую за мной берегиню и спросила:
– Так я поэтому здесь оказалась? Чтоб на родных посмотреть… – сказала я лисичке, смотрящей в мои глаза.
Она кивнула на это и встав потрусила обратно в сторону леса, я подскочив припустила за ней:
– А почему я в прошлый раз их наяву увидеть смогла, а сейчас нет? – на ходу выкрикивала я, убегающей в чащу берегине.
Запыхавшись, я начала отставать и тут резко проснулась, услышав грохот. У печи стояла матушка, уронившая крышку котелка на пол. Она поджав губу и раскрыв руки, виновато смотрела, на проснувшуюся от шума меня:
– Прости доча, не хотела тебя будить… – сказала мама, наклоняясь и подбирая крышку с пола.
– Да ничего, я уже вроде выспалась… – ответила я, в противовес своим словам чувствуя усталость и жажду.
Поднявшись с лавки, я подошла к печи и набрав воды в ковш, напилась прохладной и вкусной колодезной водицы. Напившись, осмотрелась, матушка накрывала на стол.
– Это ж сколько я спала? Часов шесть не меньше!.. А ощущение, будто и пяти минут не прошло… Вот так сон… – думала я, помогая матушке:
– Я сватов наших во сне видела… Мне Василиска их показала, как я и просила… – говорила я раскладывая ложки.
Матушка замерев у печи с полотенцем в руках, которым хотела вытащить котелок изнутри, повернулась ко мне и взволнованно спросила:
– Ну и как они, добрались? Что делали? – спрашивала матушка, подойдя ко мне и забрав ложки положила их на стол, взяв меня за руки и усаживаясь, и усаживая меня на лавку.
– Да все хорошо, у Житомысла сейчас они договариваются на счет свахи… Все живы и здоровы… – рассказывала я улыбаясь.
Матушка прижав меня к себе, обняла крепко и прошептала:
– Хвала Богам, главное, чтоб теперь срослось… – отпуская меня и утирая влагу с глаз, сказала женщина поднимаясь.
– Ну давай накрывать, а то после обеда на огород хотели пойти, Квасена нам саженцев выделила, теперь посадить их надобно… – сказала матушка, возвращаясь к печи.
Я принялась расставлять миски. Вошли Боянка и Зелеслав, сестра разлила сбитень по стаканам, Зелеслав нарезал хлеб, матушка поставила на стол котелок щей, и мы все сели обедать. Пообедав и прибрав со стола, отправились на огород восстанавливать нанесенный поросятами урон.
Пройдя на огород, я увидела стоящие тут и там корзинки с саженцами. Матушка став во главе нашей сельскохозяйственной бригады, распределила всем обязанности и начала растаскивать корзинки по рядкам, Зелеслав пошел к колодцу за водой, Боянка помогала распределять саженцы, а мне поручили убрать весь сор и старые уже высохшие за ночь саженцы с рядков.
Мы провозились за посадкой всех растений до самого вечера. Грязные, все в пыли и поте присели на свободном пятачке, прямо на прогретую солнцем за день землю и наслаждались плодами наших трудов, рассматривая вновь восстановивший всего себя огородец.
– Хорошо поработали… – сказала мама, удовлетворенно обводя взглядом рядки.
– Да, почти все восстановили и даже новой зелени у тетки приобрели… – произнесла Боянка, почесывая грязную голову.
– Умаялись то как, а еще скотину убирать… – про бухтел Зелеслав, поднимаясь и уходя к колодцу, видимо решил не откладывать, уже довольно скоро начнет темнеть и тогда не одного корыта не увидишь.
– Да, зато красота вон какая… – вставила реплику я.
Передохнув какое-то время, мы поднялись и пошли к избе, матушка войдя внутрь с нами вместе, сказала:
– Боян, вы идите-ка сполоснитесь пока, Зелеслав баньку еще с обеда натопил, я щас коров подою и вечерять сядем, как обмоемся все. – проговорила мама, беря ведро под лавкой и вышла.
Боянка собрав нам чистых вещей, отправилась в баню, я за ней следом. Хорошенько отмывшись, до скрипа, мы вернулись в избу. Матушка уже процедила молоко, а Зелеслав пока не вернулся из сарая. Взяв себе чистую рубаху и полотно, а заодно вещей для брата, мама ушла мыться. Мы посидев пару минут и попив прохладной воды, немного отдохнув от жаркой бани, взялись накрывать на стол. Пришел братец, уставший бухнулся на лавку у входа и наблюдал за хлопочущими нами. Вернулась чистая и счастливая матушка. Мальчик проводив ее взглядом, услышал:
