Текст книги "Малышка с секретом (СИ)"
Автор книги: Анастасия Абанина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 13. Часть 2. Решение…
Матушка выполоскав рубаху, стала ее отжимать, а я стояла и отводила глаза, моля мироздание, стереть эти пять минут моей жизни, из памяти.
Вот, как так бывает? Десять минут назад, я была можно сказать счастлива, а тут в один миг, будто мешком по голове ударили. Ну, почему так? Почему? Ох, никогда не умела со стрессом справляться, хорошо хоть, язык с возрастом за зубами научилась держать.
Ну, вот вывали я сейчас все на матушку… А вдруг все не так, как я подумала, а она потом все время будет в верности батькиной сомневаться. Даже если достоинство у него вдруг отсохнет, все равно будет думать, что если б мог, с другой бы сейчас был… Ведь, не ищешь же что-то на стороне, если любишь уже. Просто, какой смысл тогда искать? Чтоб любви, как бы больше стало? Или ему не хватает чего– то?… Так то, полная изба детей, не позволяет посвятить десять минут необходимым потребностям, но если я не видела, что они обнимались к примеру, то это не значит, что они в амбаре этим не занимались. Там довольно удобно, клети закрытые, вещей полно, шубы опять же валяются, еще и романтику создать можно. На «шкуре зверя» любить друг друга, как в классических любовных романах, обычно: "Он соблазнил ее у камина, на шкуре убитого им когда-то тигра и собственноручно освежеванного." Долго, наверняка, тигра освежевывать, он же размером с полугодовалого теленка…
Господи, ну, о чем я думаю? У меня тут семья рушится! Спокойная жизнь под угрозой, а я о шкурах каких-то размышляю! Это все стресс, мозг пытается переключиться, но мне никак нельзя переключаться, нужно попытаться выяснить, что батьку с этой стервой связывает… Нет ну какова дрянь! Вы только подумайте!.. Я решила, будто она Боянке ритуал изгадить хочет, а она всю нашу жизнь разом сломать решила… То-то она, так вечно матушкой недовольна была, отца то она любит как бы, хотя сейчас скорее уже ненавидит, за столько то лет… И мстит так, видимо, дура, а что не плохо… Ты меня тогда отверг, а я сейчас тебе семью разрушу… Что ж одной в своем котле вариться?… Вместе то веселее и чем участников больше, тем лучше… – сердясь, размышляла о произошедшем я.
Стоя на мостке и оглядывая окружающий пейзаж, я видела насколько природа – тиха и беззаботна. Неспешно бежала речка по привычному ей руслу, едва– едва, от легкого ветерка колыхалась листва на деревьях, где-то пели довольные птички, все вокруг находилось в гармонии, в отличии от моего внутреннего состояния. Заметив, что матушка с Боянкой уже заканчивают и собираются идти домой, я погруженная в себя, поплелась за ними, отставая на пару метров сзади. Матушка, всю дорогу до дома, пыталась меня растормошить, но я в ответ ей лишь грустно улыбапась и говорила, что все прекрасно, просто голодная.
Вернувшись в деревню и проходя меж домов в сторону избы, смотря по сторонам, я приметила у соседней избы от нашей справа, идущего куда-то батьку. Мужчина был суров и хмур, шел быстро чеканя шаг… – Это, куда ж ты намылился родной? – подумала я и обратилась к матери.
– Мам, а можно я к колодцу ненадолго сбегаю? Там дядька Болет, сегодня сказку новую рассказать, обещал, очень интересная, я на минуточку только послушаю и назад… – принялась отпрашиваться я, видя, что матушке моя идея не очень нравится. Но что-то прикинув, она тяжело вздохнула, улыбнулась и кивнула мне со словами:
– Токмо не долго, а то снидать скоро и смотри мне, чтоб от колодца не на шаг, поняла? – сдвинув брови и грозя пальцем велела женщина. Я радостно кивнула и прислустила в сторону, где виднелся отдаляющийся батька.
Пробежав за отцом, находясь от него на довольно приличном расстоянии, я увидела, как он пройдя на соседнюю улицу, отправился к дому кузнеца Благояра.
– Вот же ж, что зря следила что ль? – сердясь подумала я, продолжая красться за батюшкой. Как же хорошо, что я мелкая, он даже и не подумает вниз, почти к земле, смотреть, как оборачивается. А батька периодически озирался, проверяя нет ли кого поблизости. Подойдя к забору Благоярого двора, отец открыл калитку и прошел внутрь.
– Так, мне через парадный вход путь заказан. Но благо, что девчонки сплетничают обо всем, и я знаю, где у них в заборе у кузни дощечка отходит. Часто уж любят под окошко к Цветанке, местные женихи красться. А она с младшими сестрами в одной светелке спит, а не с родителями в общей, так что пока этот секрет Благояр не прознал, можно воспользоваться лазейкой. Я припустила вокруг дома, со всей возможной для меня скоростью, обогнув забор, добежала до, видневшейся над оградой, крыши кузни, приподняла крайнюю от стены доску и пролезла во двор.
– Господи, теперь бы отдышаться! Я явно не спринтер и пока не сброшу лишний жирок, лучше так не напрягаться. – с трудом пропуская в легкие воздух, думала я. Присев и наконец отдышавшись, я оглядела абсолютно пустой двор и подошла к прикрытой двери кузни, из которой раздавались мужские голоса. Один из них принадлежал батьке, второй самому Благояру, а третий, нежданный для меня, голос старосты. – А он тут откуда, интересно знать?
– Юско, пойдем, мне поговорить с тобой надобно… – попросил старосту серьезный отец.
Услышав приближающиеся к выходу, гулкие от земляного пола, шаги, я со скоростью метеора ломанулась обратно, за угол кузни в кусты. Батька со старостой вышли на улицу и прошли ближе к кустам, в которых пряталась, перепуганная от того, что меня могли заметить, я.
– Чего-хотел-то Гоймир? – спросил Юско весело.
– Ко мне вчера жена твоя подходила… – бесцветно ответил батюшка, я вся обратилась в слух. – И сегодня на реке свидание назначила… – я немного отодвинув, мешающие обзору, ветки, увидела стоящих ко мне полу боком мужчин, староста был хмур, недоволен и сердит.
– Что ж, он в том, что с женой его по кустам шастает, признаться решил? – размышляла я.
– Она опять мне в любви признавалась… Ты меня знаешь Юско, мне твоя жена не к чему, и все, что у нас по молодости было, прошло уже и быльем поросло. Но я вот думаю…а коли твоя жена начнет Чипране моей говорить, что я сегодня с ней на реке виделся… Так что, ты давай разберись в своей семье, мне такого счастья не надобно. И ты мужик хороший, я давно тебя знаю и не желаю тебе худого. Так что, сам решай, что и как…. Ну… я все сказал… пойду, пожалуй. – перекатываясь с пятки на носок, сказал батька и хлопнув Юско по плечу, пошел в кузню к Благояру.
– Вот же ж сука… – зло сквозь зубы, прошипел староста, ярясь и топая сапогом, подняв неболыиое облако пыли… – Ну, погоди ж у меня кошка, я тебе хвост то накручу, чтоб не смела им перед соседскими мужиками вилять. – зло бубнил себе под нос староста, быстро пересекая двор в сторону калитки.
Я все еще сидела под кустом и никак не могла перестать счастливо и облегченно улыбаться.
– Как же хорошо, что я промолчала! Господи, какая же я молодец, что решила все узнать сама. Значит нет у батьки с ней ничего. Господи, спасибо тебе и всем богам, которым здесь покпоняются… Обошлось… Я была готова танцевать от радости, если б не продолжала сидеть под кустом.
– Ладно, пойду у Болета спрошу, он все равно у колодца сидит… Бывай! – проговорил вышедший из кузни батька, прикрывая дверь и махая на прощание рукой.
Я проследила, как он вышел в калитку и чуть не упала от осознания того, что он сейчас идет к колодцу, где должна находиться я и слушать Болетовы сказки. Подорвавшись с места, я рванула в сторону забора. Отодвинув доску, шмыгнула на улицу и бегом рванула к колодцу.
– Пожалуйста, пусть ему кто-нибудь по пути встретиться, пусть он к кому-нибудь зайдет, а то не успею. – думала я, пока бежала по деревне на всех парусах. Когда впереди показался колодец, мне оставалось только пару домов пробежать, но батька уже показался с другой стороны, идя по основной улице.
– Блин, вот же ж, он сейчас увидит, что меня нет, спросит потом у матушки, где была и они вместе поймут, что я где-то пропадала, а там и со двора больше не выпустят. – размышляла я, решив попробовать затеряться среди детей и обойти колодец стой стороны, которая для батьки пока не просматривалась.
Я побежала в другой переулок между домов, чтоб попытаться незаметно подсесть, к увлеченно слушающим Болета, детям. Обогнув дома, пригнувшись преодолела угол, стоявшей ближе всего к колодцу избы, а за ним и оставшиеся пять метров, и плюхнулись за спинами сидевших передо мной мальчишек, как раз в тот момент, когда батька остановился облокотившись на стенку колодца и тоже стал, слушать сказку. Я сидела и старалась, не привлекая внимания, отдышаться. – Так и помереть можно, такую тушку, как я, заставлять бегать и нервничать противопоказано. – думала я, сидя за пацанами.
– И забрала тогда Сумерла, душу его в свои чертоги, и стал он править духами богине подчинявшимися, и не было больше мора на земле… Конец. – закончил сказку Болет.
– Да уж, а концовка ничего, жаль, что не удалось послушать полностью, хотя нет не жаль. Мое душевное спокойствие и спокойствие всей семьи, явно важнее. – размышляла я.
Дети стали подниматься и благодарить старика за увлекательную сказку, спрашивая, о чем будет следующая, батька слегка улыбаясь, наблюдал за всеми. Заметив меня, он округлил глаза и пройдя ближе, поднял на руки:
– О горлинка, а ты здесь откуда? – спокойно улыбаясь, ответил мужчина.
– Оттуда… – махнула я рукой в сторону избы, обнимая батьку за шею.
– А, ты где был? – следя за его реакцией, спросила я.
– К кузнецу ходил, переговорить нужно было. Ну, как тебе сказка? – как-то благостно, ответил батюшка.
– Хорошая, только я не все поняла… Ну ничего пойму еще… – кивая головой в такт словам, сказала я.
Батька рассмеялся, следя за мной и подошел к старику которого уже оставили одного, разбежавшиеся по домам дети, спрашивая:
– Болет ты, когда последний раз в Мухояровском бывал?
– Дык, лет семь назад, а что?
– Да, купец там есть один, дело у меня к нему… – заискивающе проговорил отец, косясь на Болета. – Отомаш мой, на ярмарке девку его увядал, говорит свататься будет, вот и хотелось узнать… Может, ты знаешь, где там кто живет?… – что-то прикидывая в уме, спросил батюшка.
– Так, а кто нужен-то? Я конечно не всех, но многих помню… – морща лоб, ответил старик.
– Добрород, сын Житомысла, знаешь такого? – сказал, будто проверяя Болета, отец.
Старик задумавшись на минуту, ответил:
– Добророда нет, зато батьку его знаю… Тоже из купцов… Старый уж совсем он, но живет отдельно. Я у него бывал как-то, ежели что, могу показать, а там и спросишь, где невеста ваша живет… – ответил, ухмыляясь Болет.
– Ну, добре. Мы в следующую неделю отправиться хотели, тогда с нами не откажешься съездить?
– Да к, не откажусь, дело-то хорошее и давно не выезжал я уже, хоть какое-то развлечение… – прикидывая перспективы, ответил старец.
Батюшка поблагодарив старца, отправился со мной домой.
– Вот это да!!! Вот так Отомаш тихушник, жениться собрался! Хотя ничего удивительного, ему уже шестнадцать, а там если невеста согласится, то и ладно. Для местных он уже взрослый, и отец ему очень доверяет, значит тоже считает, что готов братец свою семью создавать. Вот это я понимаю новость, а не эти батькины лазанья по кустам со всякими крысами. Как быстро же все меняется, мне не нужно столько потрясений в один день, надеюсь сегодня больше ничего не случится… – думала я, устало радуясь и отдыхая душой от всего случившегося, сидя, у открывающего калитку батьки на руках.
Войдя во двор, мы увидели, выходящих из денника Кучура близнецов. Завидев нас, мальчишки стали приближаться, насторожено посматривая на батьку. Отец потрепав их по вихрастым головам, улыбнулся и сказал:
– Чем занимались разбойники? Скотине воду давали в полдень?
– Да. – ответил Бенеш.
– А, как же… – сказал Бивой.
– Ну молодцы, пойдемте тогда в хату, время снидать.
Мальчишки улыбнувшись, развернулись и отправились в сторону избы, мы пошли следом. Войдя внутрь, увидели уже накрытый стол, матушку, хлопочущую по горнице, Боянку, раскладывающую пирожки на тарелку, Зелеслава, разливающего сбитень по стаканам и Отомаша, нарезающего хлеб. Устроившись на лавках, каждый на своем месте, все принялись обедать. Особых разговоров за столом не вели, всеобщее настроение было радужным и благодушным. Закончив обед, я поблагодарила матушку и пошла к своей лавке, подремать, сон моему растущему организму был просто необходим, сколько энергии он сегодня затратил, пока я бегала за отцом по всей деревне. Проснулась уже ближе к вечеру, в избе сидя за столом, батька учил или Зелеслава читать. Заинтересовавшись темой занятия, я отправилась к ним за стол, усевшись на лавку, увидела перед Зелеславом, лежавший на столе, желтоватый и толстый пергамент, исписанный местным алфавитом, он чем-то напоминал кириллицу с помесью латыни. Батюшка называл буквы, указывая на каждую отдельно, пальцем. А;Б;В;Г;Д;Е и так далее, только в этом алфавите не было твердого и мягкого знака и букв Э; Й и Ё. В принципе они заменяемы буквами аналогами. Так что многого от этого алфавит не потерял, а мягкий и твердый знак, как по мне, важны только при чистописание. А я особо и не видела, чтоб здесь плакаты или транспорты висели, скорее всего люди пишут слова так, как слышат. Ну, зато мороки меньше, и я знаю, что тоже смогу писать, вот только запомню, как тут буквы пишутся. Просмотрев свиток, насколько это было возможно из-за плеча брата, перед которым тот лежал, я заметила на нем какой-то текст. Зелеслав сидел и заучивал порядок букв, водя пальцем по листу. Я толкнув его в бок попросила:
– Зелеслав, дай гляну поближе… – кивая в сторону пергамента, сказала я.
Брат улыбнувшись, немного отодвинулся от стола, и я наконец увидела, что там написано. Это было какое-то, описанное неизвестным автором, событие, рассказанное тем же стилем, каким и обычно рассказывал нам сказки Болет. «И приходили они на поле чистое и вставали плечом к плечу, чтобы дать отпор супостатам нечистым. И началась великая сечь и пали духом слабые, а те что остались, дали начало народу новому, что проживает на земле той до сей поры.
– Да-а-а информативно, но обрывается на полуслове, чувствуется недосказанность… – подумала я и подняла глаза от листа.
На меня, даже, как-то неприлично таращились батька и Зелеслав. Я немного опешив, спросила: – Что?
– Ты, что читала? – восторженно спросил брат.
– Нет, я же молчала… – вспоминала я, весь текст я читала про себя.
– Но у тебя глаза бегали, будто читаешь и губы слегка шевелились…
Я таращились на родных, думая о том, что я конечно могла для концентрации бормотать слова, все же такой текст для прочтения, мне не привычен и тяжело сразу разобрать, где какая буква, но неужто, я вот так по-гпупому спалилась?.. Да, сдаешь Наденька, совсем расслабилась.
– Ну, если только немного, это очень сложно читать. – пробормотала я, разглядывая пергамент.
– Вот так вот сынок, ну и чудны же, дела Божии… Ну ничего, и ты эту науку освоишь. – весело сказал батька, ободряюще потрясая мальчика за плечо.
– Ну здорово, я тут второй час сижу, а она глянула и уже читает. Она меньше меня, а уже читать и считать умеет, везде оказывается теперь я последний. – бухтел Зелеслав, скпадывая руки на груди.
– Ну, чего ты обижаешься? Она ж ведунья и дивиться не чего… – приободряя расстроенного мальчика, сказал батюшка.
– Не обижайся, я тебе помогу, читать научиться. – обняла я мальчика за талию и чмокнула в щеку.
– Угу… – зардевшись и покраснев мыкнул Зелеслав. Мы просидели за пергаментом до самого ужина, пока у Зелеслава не наметились неплохие успехи. Уже вернулась Боянка от Цветанки, довольная и счастливая, матушка подоив корову, процедила молоко и стала собираться в баню, прихватив и меня. Братья накормили скотину и ждали своей очереди, чтоб помыться. Мы искупавшись вернулись в избу. Батька оторвавшись от учебы, подошел к матушке и шепнув ей что-то, увел за печь. Я сидела на своей постели, обсыхая. Отец усадив матушку на кровати пристроился у ее ног на корточках и что-то ей шептал жестикулируя. Матушка на его слова сильно нахмурилась, всплеснула руками и что-то стала ему выговаривать тоже шепотом, но явно распыляясь. Батюшка сказал ей еще что-то и крепко обнял, она уткнулась ему в плечо и что-то бубнила, с моего места слышно не было, потому что мальчишки весело болтали за столом, но зато было видно и нетрудно догадаться, зная, что отец рассказал матушке о встрече с Чернавой. Ну и хорошо, что сам, а не она к примеру, еще и сочинив что-нибудь крамольное. Закончив выяснять отношения матушка вышла из-за печи и принялась собирать на стол, Отомаш вернулся из бани, а близнецы убежали мыться, пока еще была пара минут. К тому времени, как матушка и Боянка закончили греть ужин, братья уже вернулись. И мы все сели вечерять. Поужинав, разбрелись по койкам.
Я лежала на своей кровати и благодарила всех, кого можно. Радуясь, что сегодняшний день закончился хорошо.
– Спасибо. – пробормотала я в никуда и сладко заснула.
Глава 14. История старца…
Прошло уже четыре дня с Боянкиного обряда. У нас все было, хвала богам, стабильно. Никто больше не выкинул никакой фортель за эти дни, и мы прибывали в довольно хорошем и праздном настроении. Все эти дни батька с братьями ездили на поля, а мы занимались хозяйством, я вносила свою лепту и полола свежо– выросшую траву на огороде. И каждый день мы с Зелеславом учились читать и даже писать, по тому свитку, что нам в пользование отдал батька. Разучивая буквы, мы садились на скамейку у колодца и на вытоптанном братьями участке земли припорошенным пылью, рисовали прутиками буквы, приспосабливаясь писать и читать написанное друг другом, по очереди. И добились довольно многого, Зелеслав уже читал по слогам, медленно конечно, но все же, а я почти выучила все символы, что особенко разнились с обычным для меня алфавитом. Боянка, все так же, бегала в гости к Цветанке и на поваленное дерево у реки. Частенько сестра брала меня с собой, потому что матушка, эти посиделки, не особо одобряла: – И так дел много, а ты еще и мотаешься. – говорила она, но все же отпускала. В последний раз, мы собирались у Цветанки во дворе, у них за домом есть небольшой садик, в нем очень тесно растут яблони, а меж этих яблонь – небольшое пространство, так вот там, дядька Благояр поставил широкие лавки и стол, вот там подружки и любят собираться, чтоб поболтать. Как-то в один из дней, мы с Боянкой пришли в сад последними. В палисаднике уже собрались: Франа, Юлка и Цветана, девочки уже вели какой-то разговор и не сразу нас заметили.
– Да ну его, тоже мне жених. Не хороший он, гнилой внутри, как так репа… – говорила Цветанка, морща нос.
– О ком говорите? – заинтересованно спросила сестра, стоя со мной на входе в импровизированную беседку.
– Да, все о том же, Мстишко. Недавно, говорят, его у сеновала порошкиного видели с Янкой. – шепотом многозначительно сказала, вытаращишь Юлка.
– Да и что! Мало ли, может брешут, – как всегда взялась защищать своего идеального Мстишко, Боянка.
– Ну да, а ежели я скажу, что это я их видела, что ты тоже скажешь брешут? – хихикая и прямо смотря на сестрицу, сказала Юлка.
– Тю, да ты может, что не так поняла, может он ее провожал просто…
– Ага, как же в обнимку и до самого сарая. То-то, я думаю, Янка переехала уже… – еще громче засмеялась, ехидничая девочка.
Боянка насупившись, подошла к лавке и села недовольно скрестив руки на груди, я прошла следом и села рядом, с одиноко сидящей на соседней лавке, Франой.
– Да ты, вечно за него вступаешься, прямо, свет клином сошелся. Что ты в нем нашла, не лойму? – спросила рассудительная Франа.
Да, эта девочка явно, за обложкой гнаться не будет, отец ее очень привлекательный, а толку с него меньше, чем от самого младшего братишки Фракы. – думала я, погладывая на девочек.
Так забавно наблюдать за ними, я ведь тоже когда-то такой была, чистой, открытой, невидящей и неожидающей зла в людях. У них сейчас возраст такой, они всех по себе меряют не задумываясь о том, что не все люди одинаковы и не все добрые, и не все ценят чистоту в других. Вот Франа, по отцу своему уже знает, что лучше старый, страшный и работящий, чем красивый, но неприспособленный, как Мстишко.
– Ну он такой, красивый, высокий, а глаза какие… – мечтательно описывала сестрица, прижимая руки к груди и закатывая глаза к небу.
– Ну, какой такой? – вспылила Цветана, подскакивая с лавки. – Глаза, они у всех есть, слава богам, а ты и видеть не хочешь, что он, например, брата старшего, Франкиного, обзывал тогда у реки по-всякому. Так а он, что виноват, что с таким носом здоровым родился? Нет, а он его при всей деревне полоскал, а дружки его стояли и ржали, как те кони. – злилась девочка. – А вот ежели ты замуж за него выйдешь, родишь и растолстеешь, как тетка Харина… Что думаешь, он тебя поносить не станет? Ему ж, все самое лучшее подавай… – передразнивая манеру Мстишко, изображала Цветанка. – Гад он. Был бы у меня старший брат, попросила бы его поколотить, чтоб знал… – потрясая кулаком, говорила девочка.
– Да и что? А ежели не растолстею… и будем мы жить и детишек нянчить. – не сдавалась Боянка, поджимая губы.
– Ага, как же, будет он нянчить, он еще хуже моего батьки. – говорила Франка. – Мамка вон только и знает, как брюхатой ходить и ведра тягать, а он лазает по деревне чекушки собирает, делец, ненавижу его. – со слезами на глазах и лютой злобой во взгляде, тихо буркнула Франка.
– Да что ты, он ж отец, так же нельзя… – сказала, напугано таращась, Юлка.
– И, что, что отец? Вот ежели мамка не выдюжит еще одного родить и помрет, что нам делать-то? Он-то нас сразу бросит и перемрем все, вслед за ней, а она такая: – Ну раз боги дали, так что же… – изобразила девушка смиренную мать. – А сколько ей тетка Трейда говорила у Сении травки взять, чтоб не тяжелеть? Так она все: – Не гоже это, богами данное и не мне тому препятствовать… – роняя слезы и закрывая лицо руками, откровенничала Франа.
Бедная девчонка, видимо, накипело уже, а поговорить не с кем и мать, та еще клуша. Не знаю, как таких женщин еще назвать?… Никогда не понимала, как можно рожать раз в два года, если у тебя старшие дети в рванье ходят?… Знала я, в свое время, одну особо верующую семью, так они вроде и не пили, и работали, а детей уже восемь штук было, и она с девятым в роддом легла, так на старших без слез не взглянешь, худые, грязные, младших нянчат и поесть не успевают, а старшему только двенадцать, на тот момент, было. Ну, что это за жизнь?… Здесь конечно, семьи тоже у всех большие, но все не так плохо, а Франкина мать видимо, как раз, как та фанатичка, не рыба не мясо… – размышляла я, переживая за этого ребенка.
– Ну, не плачь Фран, образуется как-нибудь… – утешала Юлка девочку.
– Дура ты Боянка, вот на что и своих детей обречь хочешь… – грустно и бессильно говорила Цветана, качнув головой в сторону плачущей подруги.
– А его же староста, за Цветанку, сосватать хотел… – пробормотала я не к месту, вспоминая праздник Игельда.
Боянка ошарашено округлив глаза, посмотрела на меня, а затем перевела его на Цветану, опустившую глаза в пол:
– Что правда? И ты молчала? – как будто ее предали, воскликнула Боянка.
Франа даже перестала реветь, а Юлка виновато отводила глаза, стараясь не смотреть в сторону сестрицы. Да-а-а, тайны мадридского двора, а я главный болтун, находка для шпиона, их раскрыла. Я то думала, что это, они уже обсуждали… а Цветанка, скорее всего, не хотела расстраивать подругу и поделилась только с Юлкой, потому что по Франиному лицу и реакции тоже понятно, что и она не в курсе.
– Я отказалась тогда… – сказала девочка тихо. – Батька спросил, пойду я за него? А я сказала нет… Мстишко тогда, так на меня посмотрел, будто проклясть хотел и потом всякие гадости за спиной говорить стал…
– Ну понятно, ему же обидно, что ты его отвергла. Вот ежели он ко мне бы посватался, я бы….
– Ну и тетеха ты Боянка, ей про одно, а она все о том же… – перебила, сестру, Юлка, покачивая осуждающе головой.
Боянка в ответ просто промолчала, но мнение ее не изменилось, только теперь, она украдкой вздыхает поэтому Мстишко. Вспоминая этот момент, я шла по улице в сторону колодца, время уже к полудню и Болет уже, наверное, там. Хочется, все– таки, хотя бы одну сказку от него, от начала до конца послушать.
Сегодня дела уже все переделаны и Боянка на реку без меня отпросилась, так что, мой променад сегодня, только в пределах деревни и то до колодца. Заметив из дали, что ребята уже собираются и Болет идет от своей избы со скамейкой в руках, я пошла быстрее, чтоб ничего не пропустить. Болет старик знающий, и может много интересного рассказать об этом месте и вообще мире в целом. Я не у кого больше в деревне не слышала, хоть чего-то похожего, если он не сам придумывает эти сказки, то послушать их будет очень познавательно. Приблизившись, я уселась у стенки колодца в теньке, солнце пекло нещадно и не спасал даже платок повязанный на голову. Жаркий денек выдался, прям пустыня сахара. Дошагав до колодца, Болет установил скамейку и усевшись на нее, спросил:
– Так, о чем я обещал сегодня рассказать? – щурясь на нас, сказал старик.
– О ведунах. – ответил сидящий впереди мальчик.
Вот так да, удачный день я выбрала для сказки! Само проведение меня надоумило, прийти сюда сегодня.
– Ох, ну раз так… To слушайте… Бывал я, когда-то в городе Каменце, далече он отсюда, ежели все время идти, чтоб солнце от тебя по правую руку было, придешь к морю, а там и город тот, весь из камня поставленный. Великий тот город и людей в нем много… да таких, что и диву даешься… У кого уши длинные, у кого кольца в носу, кто рисунками тело покрыл и в одних штанах ходит, без рубахи. Народов там много, торгуют все, кто чем. Вот и видал я там ведунов, да не простых, а скитающихся. Узнал я там, что у каждого ведуна дар есть, это мне один из них по секрету сказал, Ментимиром его звали, веселый был, молодой и болтливый очень….
– Да, как же? Ведуны же все старики… – сказала девочка чуть постарше меня.
– Нет – смеясь ответил Болет. – Они такими же детьми рождаются и в семьях живут, покуда ведун какой, на обучение к себе не заберет. Потом, как обучатся, чему уж не знаю, то каждый за даром своим следует… Как мне Ментимир сказывал, дар, когда в силу входит, а не полыхает, как в детстве, тянуть ведуна начинает, туда, где надобен больше. И вот Ментимира того и тянуло за море…
– А, какой дар у него был? – спросил мальчик, что отвечал первым.
– Ох, я не разумею, какие они у ведунов бывают. Он говорил, что дар много слоев имеет у кого больше, у кого и по одному. Так, он и тайное слышать мог, и что потерянное найти и предков слышал, тех, что уже давно Сумерле служат…
– А, что ему нужно было за морем делать? – спросил другой мальчик с кудрявыми, темными волосами.
– Да к, откуда я знаю, он же ж уплыл потом, так, а до того и не знал почему ему туда надобно… – весело отвечал старик.
Дети приуныли:
– А, что еще знаешь? – спросил кто-то, мне видно не было.
– Ну коли подумать, то не так уж и много. Ведуны, они все богам служат и сами, как боги почти… Говорят, боги наши, жертвами, что мы приносим кормятся… А ведуны те, и как мы могут, и как боги… А уж, как они, чего там снидают, я не знаю… Ведовские знания, простому люду знать не надобно, тайные они и токмо от наставника к ученику передаются…
– Так вот зачем, мы богам каждый новый месяц жертву носим. Они ее снидают… – пробормотал кудрявый мальчик.
– Ну да, как уж они то делают не знаю, жертву-то всегда, то дождем, то зверьем каким разносит, а что из того богам идет и как, я не ведаю… Ох, ну и пекло сегодня, хватит, пожалуй, стар я под таким палящим светилом сидеть, как бы не заплохело. И вы давайте разбегайтесь по мамкам, не че в такую жару по дворам бегать… – погрозил старик, утирая пот и поднимаясь со скамейки.
Все дети стали подниматься и разбредаться по домам. Я тоже отправилась в сторону двора, чувствовала я себя уставшей и думать об услышанном от Болета сейчас, не хотелось. – Потом… – решила я.
Добравшись, заметила матушку что-то делающую в бане, из колодца ей таскали в ведрах воду Зелеслав и Боянка. Махнув ей рукой, подтверждая, что уже вернулась и получив улыбку в ответ, буквально заползла в избу, попила воды прямо из ковша у ведра с чистой водой и отправилась спать, перегрело меня знатно. Плюхнувшись на лавку быстро уснула, в избе было прохладно, поэтому спалось мне очень хорошо.
Проснулась я через пару часов, время уже было к пяти примерно, жаль здесь часов нет. Матушка варила ужин, кашу с праздника мы уже доели и сегодня она хотела, сварить щи. Боянка ставила тесто, наверное, будем лепить пирожки. Зелеслав вошел в горницу с ведром полным чистой воды, поставил его на лавку и ушел на двор. Я поднялась с лавки и ушла по нужде, в туалет на улицу, управившись, вернулась в избу и предо мной предстала необычная картина, везде по полу и вообще, валялись: какие-то тряпки, веревка, еще одна широкая лавка из амбара, перина и еще что-то, тяжело определяемое:
– А, чего вы это делаете? – с любопытством спросила я, матушку с Боянкой разглядывающих, разворачивая какую-то яркую, красную, вышитую цветами ткань.
– Да вот, Боянке место городим, не гоже уже невесте, с родителями и братьями спать. – ответила матушка, поднимая веревку.
Пришел с улицы Зелеслав с деревянным молотком и гвоздями в руках.
– Ну что мам, решила где городить будем? – спросил он.
– Так, давай вот в этом углу веревку прибивай, токмо пока с одной стороны, а там уж ткань вденем и вторую прибьешь… – ответила матушка, поднимая с пола веревку и показывая, где именно ее прибивать.
Зелеслав подошел к лавке, подтащил ее к стене и взобравшись, прибил веревку, я уселась на занятую вещами лавку с края, чтоб не мешать. Матушка вдела ткань и вместе с Боянкой и братом, стала ее расправлять. Подвесив и вторую сторону занавески и подрезав ткань по длине пола, матушка села на пол ее подшивать.
– Плохо без метра, можно было, конечно и веревкой замерить, но не подумали видимо… – размышляла я, наблюдая за работой.
Боянка села подшивать ткань, с другой стороны. С перестановкой мы провозились до самого приезда отца и братьев с поля. Родные удивились изменениям интерьера, но не сильно, наверное, заранее знали. Близнецы заглянув за занавеску, поканючили, что тоже хотят себе отдельную постель и ушли вместе с Отомашем и батькой мыться, а мы накрыли на стол и расселись по лавкам, дожидаться пока из бани вернуться мужчины, и матушка подоит корову:
– Неплохо получилось… – сказал Зелеслав, рассматривая занавеску.
– Да, даже наряднее стало в горнице, – поддакнула Боянка.
– Только тесновато… – поучаствовала в диалоге и я.
