Текст книги "Добыча ярла Бьорка (СИ)"
Автор книги: Ана Сакру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
***
Предрассветную черноту потихоньку пытаются разорвать робкие серые краски. Ещё не первые лучи, но уже их настойчивые предвестники окрашивают комнату таинственной, неясной хмарью, поселяя безоотчетную тревогу в душе. Заснуть мне так и не удалось. Устроившись щекой на горячей груди ярла и слушая размеренные гулкие удары его сердца, я тихонько лежала, пялясь в пустоту и медленно привыкая к мысли, что теперь это – моё настоящее.
Только сейчас я осознаю это пронзительно и полностью. Всё -таки до этого дня я не могла до конца избавиться от ощущения, что всё происходящее – лишь дурной сон. Слишком невероятной была действительность. Я не понимала, как подобное вообще могло со мной произойти. Не ощущала себя живой, настоящей...
Но сегодня...
Что может быть острее, реальней, чем мужчина, лежащий рядом со мной. Я чувствую его каждой клеточкой: тяжесть руки в моих волосах, мягкий жар тела, пряный запах кедра и мускуса, чуть колющие мою щеку темные волоски на груди, упругая кожа под моими пальцами. Эти ощущения настолько яркие, что почти пугают...
И слова Вейлы о том, что мою душу перенесла в свое тело настоящая ведьма, теперь безостановочно крутятся в голове. Значит есть объяснение тому, что произошло. Хоть и безумное с точки зрения всего моего прошлого опыта, но звучащее вполне логично. Что тоже страшит...Ведь ещё Вейла сказала, что, скорее всего, это навсегда. Та ведьма не станет возвращаться в мёртвое по её мнению тело в этом мире. Даже пытаться не будет. А своих сил мне не хватит...
Я здесь навсегда...
Кошусь на спящего ярла и завороженно наблюдаю, как беспокойно дрожат его черные, длинные как у девушки ресницы. Как размыкаются тонкие, твёрдые губы на бесшумном выдохе. Ощущаю, как под моей щекой мерно поднимается и опускается развитая грудная клетка.
Я здесь навсегда...
Сердце сжимается в щемящей тревоге и начинает трепыхаться, словно испуганная пойманная птичка. Кажется, так громко, что это слышно даже спящего Хотборку, пробормотавшему что-то нечленораздельное и приоткрывшему глаза. Жесткие пальцы в моих волосах сильнее перехватывают затылок, заставляя приподнять голову и встретить прямо направленный на меня сонный взгляд.
– И чего не спится тебе, Хель?– хрипло со сна интересуется Хотборк, растягивая губы в ленивой полуулыбке, – Сопишь и сопишь беспокойно всю ночь. Сил уже нет слушать...Так понравилось, что не уснуть теперь, а?
И его рука отпускает мои волосы и, ловко проскользнув под шкуры, смачно шлепает по заду. Я взвизгиваю от возмущения, на что Хотборк только весело ржет. Пытаюсь демонстративно встать, но Бьорк не дает, прошипев «куда???» и, без усилий перехватывая меня за талию, припечатывает к себе обратно. Наша возня ещё какое-то время продолжается, сбивая дыхание, заражая чувственным весельем и прогоняя тревогу. И через пару минут я замираю, сдаваясь и расплавтавшившись на горячей мужской груди. Укладываю голову на свою левую руку, правой лениво ведя пальчиком вдоль пугающе реалистичной змеи на боку ярла, то и дело ежась от колких мурашек, разбегающихся по телу, когда Бьорк рассеянно проводит ладонью по моей спине вдоль позвоночника.
– Почему у тебя только одна татуировка, Хотборк? – я поднимаю на него вопросительный взгляд, упираясь подбородком в свою руку. Бьорк лишь лениво улыбается, ведя пальцами по моей пояснице.
– Любопытная Хель...– тянет он.
– Нет, серьезно, – толкаю его в бок, подначивая, – На половине места нет живого, а ты такой чистенький... Вы их за какие-то достижения или победы делаете? Ты просто...м-м-м...не очень сильный?
Хотборк ржёт так, что меня подбрасывает на его животе. А потом я отхватываю звонкий шлепок по попе.
– Мы их делаем, когда о чем-то просим богов, Хель, и взамен даём обет, – немного отсмеявшись, сообщает Хотборк, щуря свои карие глаза, – Я привык надеяться на себя, а не доставать высших своими проблемами...
– И всё же один раз попросил...– парирую я, ехидно улыбаясь, – И о чем же? Секрет?
Бьорк же наоборот становится серьёзным, смеряя меня нечитаемым взглядом. Поджимает губы, прежде чем ответить, и приувеличенно аккуратно убирает рыжую прядку мне за ухо.
– Мне нужно было орудие мести. Нужен был путь, на котором я бы смог этим орудием воспользоваться, не обрекая на смерть своих людей и на уничтожение свой дом. Похоже, – он криво улыбается, – я выпросил себе тебя, Хель...
11
– Мне нужно было орудие мести. Нужен был путь, на котором я бы смог этим орудием воспользоваться, не обрекая на смерть своих людей и на уничтожение свой дом. Похоже... – Бьорк сощурился, сам не веря, что признаётся ей в этом.
Но наблюдать за реакцией рыжей печорки на его слова оказалось отдельным видом удовольствия – так поведение Хельги не совпадало со всем, что он знал и слышал о ведьмах.
– Я выпросил себе тебя, Хель...– хрипло завершил он.
И тут же тёмные в сумраке, но Бьорк точно знал, что зеленые с золотистыми искорками на свету глаза Хельги расширились и вспыхнули обидой. Совсем, как у обычной, задетой за живое женщины. Забавно...
Забавная она...Такая тёплая, такая живая, что так и тянет запретить ей ходить к Вейле, чтобы и дальше не помнила себя. Не будила в себе силу, которая неминуемо сделать её другой. Недоступной для него.
Хель надула и без того припухшие от чьего-то подлого удара губы и попыталась встать. Бьорк лишь снова улыбнулся. Вот опять всё не так делает...Девчонка. Крепко, но аккуратно притянул обратно за талию, помня о посиневших уже слева ребрах, и поцеловал, настойчиво раздвигая языком упрямо поджатый рот. Не хочется ей быть разящим мечом, видите ли. Задело. Ведьме бы хотелось...Ещё бы и всю душу его выторговала себе взамен. Так что и не расплатишься. А эта дурочка лишь губы дует...И отвечает.
Как же сладко она отвечает...
Бьорк провел нетерпеливой ладонью по выгибающемуся под его рукой позвоночнику и недвусмысленно сжал мягкую половинку, подсаживая рыжую повыше. Мысли опадающими листьями закружились в голове. Низ живота свело от приливающей пульсирующей тяжести. Девушка сладко застонала, вжимаясь в него.
Сколько ещё его непутевая ведьма такой будет? Может, уже к вечеру вернётся от Вейлы надменной и холодной. С неизменным превосходством во взгляде и зачерствевшей от осознания собственного могущества душой. Кто знает...
Значит, не о чем думать. Надо пользоваться...
О ведьмах Бьорк знал много. Наверно, даже слишком. Недаром столько лет он прожил бок о бок с одной из них. Самой сердобольной на всех пяти островах Вейлой. Никакая другая ведьма не забрала бы диковатого, хмурого мальчишку к себе в дом, подальше от гневливой, скорой на расправу мачехи. Да и то...
Раньше Бьорк думал, что Вейла его просто пожалела, потому и увела одним дождливым хмурым днем к себе в лесную избушку. Побоялась, что когда-нибудь несдержанная Сайма Хотборк ненароком прибьёт ненавистного ей нагулянного мужем в долгом походе на восточные земли чернявого пацанёнка.
Теперь же, когда Бьорк остался один из всего древнего рода Хотборков, он уже не был так уверен в простой жалости хитрой ведьмы. Может быть, Вейла предвидела смерть отца? И заботилась лишь о том, чтобы бастард Ивара Хотборка дожил до сегодняшнего дня и смог защитить Унсгард от слетевшихся после гибели ярла и его законных сыновей стервятников.
Ведь все знают – не людьми Вейлы дорожат. Местом. Вплетаются своей загадочной душою в землю, на которой живут, будто дерево прорастает корнями. Сходятся с местными духами, черпая у них свои силы. Лишь место ведьмы чтят, его защищают. Бьорк ни секунды не сомневался, что, приди ему сейчас в голову завалить камнями горячий ключ у склона Угрюм– горы, или срубить священную ель в тёмной роще в Ужьем ущелье, как завтра же его одолеет неведомая хворь, а разгневанная Вейла лишь мстительно сощурится и разведёт руками, не желая помогать тому, кто осквернил её вотчину. И всё равно старухе будет, что он прожил с ней столько лет. Ведьмы преданны до безумия. Вот только не людям...
Мысль вновь оборвалась, тая в мутном жарком мареве похоти, когда женская тонкая рука просунулась между их телами. Ноготки царапнули низ живота, задевая жесткие волоски, дорожкой убегающие от пупка к паху. И словно кипящая лава разлилась по бёдрам. Тело послушно отозвалось на интимные прикосновения рыжей девчонки. Ведьма и есть...
Только глаза Хель смотрели на него так по-человечески. Маняще, открыто, страстно желая живого отклика в ответ. Так девушка смотрит на своего жениха, мечтая быть горячо любимой, а не ведьма, желающая лишь получить власть и использовать в своих целях.
Ведьмы не признают любви между мужчиной и женщиной, у них не бывает мужей. Лишь влюбленные в них то ли рабы, то ли слуги, исполняющие любую прихоть своей хозяйки. Мужчина ведьме был нужен как источник энергии, высвобождаемой во время близости, а иногда и просто починить что-нибудь. Или принести...Вот и у Вейлы тоже был такой. Карсен, кузнец, огромный как медведь дядька с пугающе угрюмым лицом и пышной бородой, сбежавший когда-то от жены и детей в лес и поселившийся в сарае ведьмы. Лишь бы поближе к ней быть, пока она позволяет. Бьорка Карсен не любил, и Хотборк только потом понял почему.
Ведь когда бастард ярла подрос и сам уже мог делать всю тяжелую работу по дому, то необходимость в постоянном присутствии Карсена у Вейлы отпала. И она, не раздумывая, прогнала его от себя. Лишь на ритуалы теперь звала кузнеца ведьма, пока была ещё в цвете лет, чтобы соединиться с ним и помолиться духам. Карсен долго так не выдержал и через пару зим сбросился с отвесного края Угрюм– горы. Вейла на это только вздохнула и обозвала несчастного любовника слабаком. Бьорку тогда исполнилось двенадцать. И он, в отличие от равнодушной Вейлы, проплакал всю ночь, лежа на своих шкурах и вспоминая хмурого молчаливого кузнеца, которого больше никогда не увидит. Он считал его почти родным, несмотря ни на что. Ведь не так много близких людей у него и было…
Матери своей Бьорк не помнил и почти ничего о ней не знал. Отец говорил о ней неохотно, опасливо поглядывая на тут же каменеющее лицо законной жены Саймы Хотборк. Знал только, что была она молода и очень красива. Что отец пленил её в одной деревне через полгода после отплытия от родных берегов и сделал своею. И жила она с ним как законная супруга еще полтора года похода, в котором и родился Бьорк. И так к ней привык ярл Ивар, что решил юную чужеземку привезти в Унсгард и сделать второй законной женой. Тем более, что оказалась она очень плодовита. Не успел Бьорк родиться, как девушка с черными как смоль волосами и раскосыми глазами снова понесла, чем очень порадовала Ивара. Ведь Сайма, первая жена ярла, родив ему двух не очень сильных мальчиков, с трудом оправилась от третьей неудачной беременности и больше никак не могла зачать, каким бы богам не молилась и какие бы травы не пила, чем очень тревожила Хотборка.
Вот так и вышло, что вернулся ярл Ивар в Унсгард после двухлетнего отсутствия не только с дивной добычей в виде шелков и драгоценностей, но и с пузатой юной красавицей– женой да с маленьким смуглым сыном на руках. Вот только счастье Хотборка было недолгим. И одной луны не прошло, как пошла мыться в баню молодая жена, да и умудрилась там утонуть. Шепотом поговаривали, что были на её тонкой шее синие следы, а Сайма укрылась в дальней коморке на неделю с того дня не от горя, а от того, что всё лицо её оказалось в кровь расцарапано. Но сам ярл разбираться не стал, заступиться за чужеземку было некому, так что так и остались те слухи лишь грязными сплетнями и не более.
Бьорка Сайма люто не взлюбила. Поначалу просто делала вид, что его будто и нет. Сама ребенком не занималась, но и другим не мешала. Лишь презрительно кривилась при виде его и отворачивалась. За бастардом же смотрели то старенькая тетка, то кухарки, то поломойки. Так он и рос. Сорняком. Вот только с каждым годом разница между её слабыми, постоянно болеющими сыновьями, Колином и Аврой, и крепким как дубок черноволосым бастардом была всё заметней.
Ярл Ивар выделял из-за того младшего сына всё больше, не без основания полагая, что быть ему сильным воином. И этого Сайма вытерпеть уже не могла. Всем раздражал её шустрый, крепкий мальчишка, который, казалось, и не кашлял с рождения ни разу, и усталости не знал. И годам к шести совсем Бьорку жизни не стало в отчем доме. Только отец за порог, как находит его Сайма в любом углу и колотит так, что и не сесть потом неделю. Вот тогда его Вейла к себе и забрала, отпуская лишь иногда к отцу и братьям в Унсгард, чтобы не терял бастард связь со своим родом и семьей.
***
Когда Бьорку исполнилось четырнадцать зим, отец впервые взял его в набег. Сначала недалеко. Лишь до Большой земли доплыли они тремя драккарами через Буйный пролив. Там проскользнули вдоль побережья, начав с разорения богатого храма Единого Бога, которому поклонялись меряне, живущие на Большой земле. После, захватив ещё два поселения, расположенных дальше на юг и загрузив драккары до бортов, ярл Хотборк и его воины повернули обратно к архипелагу пяти островов варравов.
Первый набег молодого бастарда прошел спокойно. Только в последнем поселении, уже похоже предупреждённом о том, что варравы идут, встретили люди Хотборка ожесточенное сопротивление. Но тем слаще была победа. А для Бьорка ещё и первый бой, и первая лёгкая колотая рана, и первые убитые враги. Троих тогда отправил в тёмные чертоги юный сын ярла, чем заслужил истинное уважение отца. Такое сильное, что по приезду домой на приветственном пиру объявил захмелевший Ивар во всеуслышание, что Бьорк, а не старшие сыновья, его истинный наследник. И что быть ему ярлом, когда он, Ивар, не сможет крепко держать боевой топор.
Бьорк в тот момент был по-настоящему счастлив. Лишь сверкнувшие жгучей ненавистью глаза мачехи, да горестный вздох сидящей рядом с ним Вейлы внушали смутную тревогу.
Но кто ей верит в четырнадцать!
После первого похода жизнь Бьорка разительно изменилась. Из никому не нужного мальчишки, бывшего на побегушках у ведьмы, стал он в одночасье молодым сильным воином и признанным наследником ярла. Унсгардцы перестали сторониться его, признавая в юноше своего будущего вожака. Парни искали теперь дружбы. Девушки вдруг обратили внимание на смуглого, хорошо сложенного молодого человека. Время быстро и весело летело от похода до похода. Вот только сам Бьорк прекрасно помнил, кем он был ещё совсем недавно, и просто так никого близко к себе не подпускал. Как был у него один близкий друг – Альв Рыжий, так и остался. С остальными Бьорк мог пить, шутить, бедокурить, да только в душу к себе не позволял заглядывать.
С братьями у Бьорка отношения не ладились, хоть иногда он и пытался. Но всё как-то не срасталось. С Альвом же понимали они друг друга с полуслова. Оба сильные, ловкие, хитрые. И оба бастарды, на чем и сошлись.
Альва, в отличие от Бьорка, его отец и не думал признавать. Был рыжий приятель юного Хотборка сыном простой скотницы и самого конунга, гостившего у ярла Ивара с неделю, когда вернулся тот из дальнего похода с третьим сыном и молодой черноволосой женой. Погостил конунг и уехал, а через девять месяцев родила русоволосая скотница Клара рыжего мальчонку – вылитую копию конунга Арка. Словно портрет срисовала. Только конунгу тот портрет был без надобности. У него своих законных было шесть. Впрочем, Альв не сильно по этому поводу переживал, а может просто не подавал виду. Был он ещё более скрытный, чем Бьорк. Да и, надо сказать, положение рыжего друга юного Хотборка было не такое уж и плохое. Без памяти любящая его мать у него была, место при ярле было. А ещё было неосознанное уважение окружающих к ходячей копии самого конунга, хоть тот копию эту и не жаловал.
Так прошли шесть, пожалуй, самых счастливых лет в жизни Бьорка. А когда ему исполнилось двадцать, случилось страшное.
Много лет смотрела Сайма, жена Ивара, на то, как растет и крепнет ненавистный ей бастард. Как с каждым годом авторитет Бьорка всё выше, а сыновей её уже и всерьёз никто не воспринимает.
И ладно бы Колин – старший. Он и не стремился быть ярлом. Колина влекли лишь драккары и корабельное ремесло. Набеги и походы он не любил. Слишком тощий, длинный как жердь, рассеянный и тихий. Издалека, как добродушно шутили варравы, Колин и сам смахивал на корабельную сосну с длинными руками– ветками. Старший сын Ивара будто жил в своём мире. Часто говорил с духами, часами мог обстругивать дерево и вырезать на бортах своих драккаров витиеватые руны. Горожане над ним посмеивались, но на самом деле уважали за талант и мастерство, верили в его связь с потусторонним и считали чуть ли не посланным богами корабелом.
А вот Арва, второй сын...
За него болела душа у Саймы. Умный, как считала мать, но несдержанный, не способный остановить вовремя вспышки истерического гнева, болезненный с самого детства, желающий быть первым во всем, но слишком хилый для этого. Арва мечтал быть вождем, но над ним лишь смеялись. И смех этот совсем не был похож на добродушное подтрунивание, как над Колином. Это были издевки, доводившие порой Арву до лютого бешенства. А вместе с ним и мать. И оба они считали во всем виноватым только одного человека. Бьорка.
Как хорошо бы было, если бы его просто никогда не было...
И Сайма давно уже была готова устранить это досадное черноволосое недоразумение, мешающее занять её Арве законное место подле отца. Да только боялась страшно. После смерти матери Бьорка, Ивар на людях, конечно, ничего не сказал, но втихую поколотил жену так, что та чуть и сама в сумрачные чертоги не отправилась. Именно потому не выходила она из коморки две недели после гибели второй жены. Ждала, когда лицо, превратившееся в одно сплошное месиво, хоть чуть-чуть заживет.
Так что Сайма прекрасно знала, что, заподозри ее Ивар в смерти любимого сына, расправы ей не миновать...А вот если Арва...Да как бы случайно...Ивар поверит. Или хотя бы сделает вид. Ведь не убивать же и второго наследника, лишившись первого.
Решив так, Сайма начала потихоньку вбивать свою мысль в голову младшего сына. Поначалу Арва пришел в ужас от речей матери. Брата он не любил, но, чтобы убить! Нет, он сам всего добьётся, сам станет лучше него! Сайма на время затихла, выжидая.
Время шло...
И пропасть между Арвой и Бьорком всё росла. И всё чаще, в бессильной злобе сжимая слабые кулаки, вспоминал Арва тот разговор с матерью. И в затуманенных жгучей ненавистью глазах страшная идея Саймы не казалась уже такой безумной...Но Арва держался. Долго.
Пока на двадцатилетие отец не подарил Бьорку его собственный драккар. Такого старший сын уже стерпеть не мог. Арве минуло осенью двадцать три, и он получил на именины дурацкий ножик. А этот презренный бастард целый корабль! Пусть небольшой, но легкий и быстрый. Идеальный для близких набегов. Такой красивый...
Ночью пьяный Арва пришел к матери и согласился. План придумали быстро.
Спустя неделю Арва взял с собой Колина и пошел с братом к Бьорку звать на охоту. Бьорк, конечно, удивился, не часто они охотились вместе, но виду не подал. Подумал про себя, что может поговорить о чем-то желает старший брат, вот и нашел повод. Взял любимый лук, повесил на пояс второй охотничий нож и отправился вслед за братьями. Арва сказал, что утром видел в роще в Ужьем ущелье королевского оленя, голову которого давно мечтал заполучить себе на стену в трапезную отец, да только хитрый зверь всё время от него убегал. У Колина, ничего не знающего о планах Арвы, и у Бьорка тут же глаза загорелись. Этот олень был что бельмо на глазу у всех местных охотников. Словно призрак он бродил вокруг Унсгарда, маня воинов своими роскошными рогами, но так никому и не давался.
В ущелье, густо поросшем смешанным лесом, решили разделиться, чтобы наверняка. Договорились, кто куда идет. Арва предложил братьям манки, чтобы не перекрикиваться людскими голосами и не спугнуть хитрого оленя. Да и самим знать, что если шорох рядом есть, а в ответ манок не отвечает, то не человек это, а зверь, и можно стрелять.
На том и разошлись....
Арва медленно продирался сквозь валежник, не в силах убрать предвкушающую улыбку с лица. Всё шло так гладко, что даже пугало... Бьорку он подсунул сломанный манок, а этот дурачок даже и не проверил...Сейчас Арва пройдёт ещё чуть– чуть по своей стороне, свернёт вправо навстречу Бьорку. Услышит его шаги, подует в манок, предупреждая, что это он. Честно не дождётся ответного сигнала и выстрелит. Как просто. Что может быть естественней несчастного случая на охоте. Колин подтвердит, что всё так и было. Колина чтят за общение с духами и чистую, бесхитростную душу. Колину поверят. Отец разгневается, конечно. Но куда деваться. Бастарда уже не будет в живых, из Колина ярл никакой, и останется только он, Арва. Он станет наследником и будущим правителем Унсгарда.
Арва снова улыбнулся своим мыслям, сворачивая с едва заметной лесной тропы. Начал продираться напрямик через глубокий овраг, чтобы выйти навстречу брату. Замер на полпути, хмурясь и прислушиваясь. Шорох листвы вдалеке, сломанная под чьей-то осторожной ногой ветка…
Бьорк? Так рано?
Потянулся было за своим манком, как услышал, как уже кто-то дует в свой. И Колин тут? Он-то зачем свернул? Арва тоже быстро свистнул, чтобы его не прибили ненароком. Замер, вслушиваясь. Тишина, ответного манка нет. Шорох опять, где-то недалеко, слева. Ещё раз манок, шорох, свист стрелы.
И истошный предсмертный хрип.
Арва широко распахнул глаза, осознавая услышанное. Сердце зачастило в груди как сумасшедшее, легкие запекло. Колин…убил?
Арва побежал, не разбирая дороги туда, откуда пришел этот страшный звук. Ноги так тряслись, что, подкашиваясь, заплетались и цепляли то корни, то кусты. И всё же он прибежал первым. Первым взглянул в стеклянные уже, устремленные в бездонную синюю высь глаза брата и заметил в раскрытой ладони его сломанный манок. Отступил на шаг, прикрывая рот трясущейся рукой, ещё на шаг...
По спине прокатился леденящий озноб. Как он мог…Как он мог перепутать? Великий Ордин…
– Колин? – ошарашенный севший голос Бьорка раздался сзади, – Колин, твою матерь, вставай!
Арва словно в кошмарном сне смотрел, как Бьорк подлетает к распростертому на земле старшему брату. С силой трясет его, пытаясь сделать невозможное – вернуть в остывающее тело жизнь. Опускает резко обратно на землю в отчаянии. Качает черноволосой головой, пряча лицо в ладонях.
Арва медленно облизал пересохшие губы, думая о том, что родного брата он уже потерял. Главное теперь, чтобы не зря…
– Ты его убил, – хриплым карканьем выдавил из себя, – Ты братоубийца, Бьорк! Братоубийца…
Спина бастарда вмиг окаменела и распрямилась. Черноволосая голова медленно повернулась к Арве, и сощуренный взгляд впился в лицо.
– Что ты несешь, брат? Я же звал, ты слышал! Я не хотел…Я думал, олень…
– Не слышал, – отчаянно замотал головой Арва, – Ничего я не слышал…Не было ничего! Ты врешь! Я всем расскажу, что ты его специально убил. Ты всегда боялся, что отец передумает. Всегда! И поэтому ты брата убил. Тебя проклянут.
Словно в забытьи возвращался Бьорк в поселение с мёртвым братом на плече. Его крупно шатало из стороны в сторону, но совсем не от тяжести бездыханного тела. Бьорк страшился слов Арвы и реакции отца. Пытался понять, что его ждёт, и сердце щемило от тревожного предчувствия...
Вспомнилось почему-то, как тяжко вздохнула на том давнем пиру Вейла, когда выбрал Ивар его своим наследником. Как покачала головой, хмурясь.
И взгляд мачехи, полный жгучей ненависти, вспомнился тоже...
Молча прошли они с Арвой по главной улице прямо к дому ярла, преследуемые перешептываниями застывающих при виде них горожан. Отца нашли сразу, в трапезной. Аккуратно опустил Бьорк тело Колина в ноги ярлу. Да так и остался перед Иваром на коленях, склонив черноволосую голову. Арва заговорил, сбивчиво и страстно, во всем обвиняя младшего брата. Бьорк лишь вяло отрицал, словно сквозь плотный туман его слушая. Шею разогнуть не удавалось. Вина и сверлящий взгляд отца пудовым камнем давили на плечи и голову, заставляя горбиться и хмуро рассматривать пол перед собой.
Ярл молчал, звеняще и тяжело, смотря на своих сыновей. Ничего не говорил – слушал. И было это молчание страшнее крика для Бьорка. Знал он, что выносят ему сейчас приговор.
Дверь в трапезную неожиданно распахнулась, и в комнату ворвалась Сайма, сверкая безумными глазами. Громко вскрикнула, прижимая дрожащие руки к губам, застыла на секунду, а потом коршуном кинулась к распростёртому на полу Колину. Прижала его светлую голову к груди и взвыла словно раненая волчица. Бьорк похолодел, видя её горе так близко. Мачеху он всегда не любил, но видеть её такою было тяжко.
– Пошли, – глухо обронил отец, вставая, – Обговорим.
Тронул младшего сына за плечо, побуждая следовать за ним. Арва тоже было за ними подался, но ярл остановил его грозным взглядом и бросил небрежно.
– А ты с матерью побудь. Сами мы...
Бьорк поплёлся за отцом. Вышли в сени. Ивар устало потёр лицо крупными мозолистыми ладонями, протяжно вздохнул, вперил в притихшего сына тяжелый потухший взгляд и медленно произнес.
– Разочаровал ты меня...
Словно плетью ударил. Бьорк весь подобрался, только теперь очнувшись от вязкого тумана, окутавшего его с того момента, как из лука его вылетела проклятая стрела.
– Арва врёт! Разве ты не видишь? Какой мне прок был Колина убивать???
– Врёт– не врёт, разве это важно, дурачье зеленое? Важно то, что, кому надо, тот поверит. И использует это против тебя! Шептать будут за спиной, пока не сгоришь на погребальном костре, – Ивар подошел и тыкнул младшему сыну в нос, – Ты итак бастард! А теперь ещё и братоубийца! За это казнят! Сколько поводов оспорить твою власть ярла. А, сынок? И ты сам этот повод дал. Потому что не думаешь!
Указательный палец отца переместился к виску Бьорка и болезненно постучал.
– И не ценишь. А я столько тебе дал...– давя на каждый слог, пробормотал Ивар, хмуро взирая на сына. Вздохнул тяжело ещё раз и отошел.
– Думал я, умнее ты, – ярл присел на скамью в углу, широко расставив ноги и уперев локти в колени, – Да, видно, зря...
Бьорк не знал, что на это возразить. Только руками развел, отводя глаза. Сложно ему было выдерживать горечь отцовского взгляда.
На некоторое время повисла в сенях гнетущая тишина. Такая отчаянная, что слышно было, как где-то в глубине дома завывает над телом Колина безутешная мать.
– Ладно, вот моё решение, – хлопнул ярл себя по бедрам, сверля сына мутным взглядом исподлобья, – Вину я твою не признаю. Но ярлом тебе не быть. Арва будет. А ты уплывай отсюда, и раньше трёх зим не появляйся. Случайно или нет, а тяжелый грех на тебе, сын, у людей не должно быть мысли, что ты его не искупил. Не место тебе среди нас пока. Я всё сказал.
У Бьорка скулы свело, глаза зачесались, будто в них щедро песка насыпали.
– Ты изгоняешь меня, а ведь Арва врёт! Он бесчестный слабый трус! И ты сделаешь его ярлом?! Ты вообще думае...
Ивар подскочил с места удивительно шустро для его возраста и комплекции, метнулся стрелой к сыну и рывком схватил за шкирку, словно щенка, опасно сверкая глазами.
– Меня учить вздумал?! Не дорос ещё! – зашипел гневно Бьорку в лицо, – Да, Арва врёт, Авра забыл о чести... Потому что Арва жаждет получить то, что к тебе само в руки приплыло. Убить готов за то, ради чего ты и пальцем не пошевелил. Я ведь просто подарил тебе это, Бьорк! А что легко достаётся – ещё легче потерять. И ты потеряешь…Несмотря на свою физическую силу, на то, что нравишься людям, на то, что за тобой идут. Потеряешь потому, что никогда не боролся, не познал жажду власти. Она не отравила тебя. А вот Арва познал. У него нет ничего из того, что есть у тебя, но он и мёрзлую землю прогрызет ради стула ярла. Душу духам отдаст. И, получив, никогда уже не упустит. И только поэтому он сильнее тебя. Я выбираю его, Бьорк. Всё, иди.
Ивар отпустил рубаху сына и как-то сразу ссутулился, отчего возраст его отчетливо проступил сквозь волевое лицо. Бьорк отступил на шаг, помедлил, ожидая чего-то. Потом резко развернулся и вышел из сеней.
– Колин был даром богов, – донесся до него из прикрывающейся двери глухой уставший голос отца, – Все мы прокляты теперь, сынок. Я чувствую…
Шум скотного двора перекрыл задумчивый голос ярла. Бьорк бесцельно покружил между сараями и устроился на завалинке за конюшней. Достал дрожащими пальцами дым-траву, трубку. Великий Ордин…Что ж, изгнание. Три зимы…На драккаре не выйдет. Ну кто с ним поплывет? Он же братоубийца… Не одному же грести…Колин… Его распахнутые, устремленные в небо льдистые глаза…Бьорк, сплюнув, чиркнул огнивом. Он часто видел смерть. В том числе и от собственной руки, но это совсем…Совсем другое…Почему Колин???Лучше бы Арву, твою матерь…Глубоко затянулся и выпустил густое облако перед собой.
– Ты!
Визгливый голос мачехи заставил крупно вздрогнуть. Бьорк нехотя поднял на стремительно приближающуюся женщину прищуренные глаза. Молча стерпел звонкую пощечину. Она всё-таки мать…Вперил в неё тяжелый взгляд, выжидая, что дальше.
– Я тебя…проклинаю! – выдохнула она, с трудом переводя дыхание, и кинула в лицо только что убитого цыпленка, – Проклинаю! Отныне, бастард, каждый раз, как будешь ты получать желаемое – будешь терять в разы больше. И, только потеряв, понимать истинную ценность того, что сам же упустил. Так и будешь ты маяться всю жизнь, неустанно стремясь к тому, что не твоё и теряя то, что действительно тебе нужно. Каждый раз. Ты слышишь меня?
Сайма топнула ногой и заорала прямо ему в лицо.
-Слышишь?!
Внутри у Бьорка всё похолодело. Он ощущал, как слова её, сказанные в истинном горе, вплетаются в его судьбу, навсегда меняя её. Под кожей забродил мороз, но виду юный Хотборк не подал. Лишь криво улыбнулся и сделал ещё затяжку.
– Так не работает, Сайма. У любого проклятья должны быть условия освобождения, тогда оно вступит в силу. Не знала?
Усмехнулся, выдыхая на неё сизый масляный дым.
– Ткань миров порвёшь и будет тебе освобождение, Хотборк, – прошипела мачеха, сверкнула заплаканными глазами и ушла…
***
И видение растаяло… На место полному ненависти взгляду Саймы пришел блеск иных глаз, устремленных на него. Смотрящих с нетерпением и желанием. Бьорк мотнул головой, прогоняя остатки так не вовремя всплывших воспоминаний. К чему вообще ему привиделась ведьма – мачеха, когда в руках его нежится совсем другая ведьма. Хель.
12
В следующий раз я просыпаюсь от того, что кто-то легонько, но настойчиво треплет меня за плечо. Яркие солнечные лучи пробиваются сквозь сомкнутые веки. И открывать глаза я категорически не хочу, потому что это точно Хотборк...
