Текст книги "Король гнева (ЛП)"

Автор книги: Ана Хуанг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Это стимул, – Данте усмехнулся. – Если ты действительно не можешь или не хочешь уехать, то можешь и не улетать. Но ты чертовски много работала последние несколько месяцев. Ты заслужила небольшой перерыв.

– Неплохо придумано. Ты уверен, что это не потому, что у тебя тревога разлуки? – поддразнила я.

– Раньше этого не было, – его глаза смотрели на меня, как одинокое пламя, мерцающее в холодную зимнюю ночь. – Но я начинаю думать, что могло бы.

Тепло заполнило мой желудок и устремилось к поверхности кожи.

Я не должна была, но, возможно, я устала жить по принципу – должна.

Я приняла окончательное решение за долю секунды.

– Тогда, наверное, я поеду в Париж.

В течение следующих двух дней я готовила свою команду как могла. Я дала им шесть разных номеров, по которым они могли бы со мной связаться, и столько раз пробежалась по аварийному протоколу, что мне казалось, что Шеннон сама проводит меня в самолет, прежде чем задушит.

Тем не менее, я продолжала бояться поездки, пока не оказалась в машине по дороге в отель, наблюдая за проносящимся за окном городом.

Как и Нью-Йорк, Париж был городом, который можно любить или ненавидеть. Я полюбила и то, и другое. Еда, мода, культура... ничто не может сравниться с этим городом, и как только я оказалась в Париже, я легко потерялась в его волшебстве.

Первые три дня мы занимались обустройством и, в моем случае, адаптацией к новому графику работы. Я проводила тихие утренние часы, выполняя административные задачи, а после обеда проводила встречи, когда моя команда и нью-йоркские поставщики были онлайн. Я думала, что буду отвлекаться на город за окном, но оказалась на удивление продуктивной.

Тем не менее, я не смогла удержаться от быстрого похода по магазинам на улицу Сент-Оноре и, конечно же, посещения шоу-рума Ива Дюбуа, где я провела два часа, выбирая и примеряя платье для Бала Наследия.

– Только не это, – Ив поджал губы, когда я провела пальцами по захватывающему дух румяному и серебряному платью, расшитому бисером. – Розовый слишком мягкий для тебя, дорогая. Тебе нужно что-то более смелое, более дерзкое. Что-то, что сделает заявление, – он наклонил голову, его глаза сузились, прежде чем он щелкнул пальцами. – Фредерик, принеси мне платье из Феникса.

Его помощник выскочил из комнаты и вернулся через несколько минут с тем самым платьем.

Я шумно вздохнула.

– Мое последнее творение, – сказал Ив с пышным торжеством. – Восемьсот часов ручной работы, всплески золотой нити, вышитые по всей поверхности платья. Моя лучшая работа на сегодняшний день, по моему скромному мнению.

В Иве не было ничего скромного, но он был прав. Это была его лучшая работа на сегодняшний день.

Я не могла оторвать от него глаз.

– Обычно это сто пятьдесят тысяч долларов, – сказал он, – но, чтобы вы, будущая миссис Руссо, надели его на Бал Наследия? Сто тридцать тысяч.

Это было бесспорно.

– Я согласна.

В тот вечер Данте вернулся в номер-люкс отеля, заваленный пакетами с покупками на полу, столах и половине кровати.

Ив отправит мое платье прямо в Нью-Йорк, так что мне не нужно было беспокоиться о том, что я испорчу его во время обратного перелета, но, возможно, я немного переборщила с покупками.

– Может, мне стоило забронировать отдельную комнату для твоих покупок? – Данте посмотрел на груду шляпных коробок Dior на кровати.

– Надо было, но уже слишком поздно, – я заперла свое новое бриллиантовое колье Булгари в сейфе отеля, прежде чем достать что-то из одной из маленьких сумок. – Я тоже кое-что тебе купила.

Я протянула ему маленькую черную коробочку и с замиранием сердца ждала, пока он ее откроет.

Его брови взлетели вверх, когда он открыл крышку.

– Это запонки, – сказала я ярко. – Я знаю ювелира на Рю де ла Пэ, который делает изделия на заказ. Оникс – соевый соус. Рубин – это вишня, хотя ты не ешь его с вишней, но я думаю, что красный цвет связывает дизайн воедино.

Это был полушутливый подарок, полуискренний. Данте владел десятками роскошных запонок, но я хотела подарить ему что-то более личное.

– Они тебе нравятся? – спросила я.

– Мне они нравятся, – он снял свои нынешние запонки и заменил их новыми. – Спасибо, mia cara.

Тепло его голоса ласкало мою кожу, прежде чем он обхватил мое лицо одной рукой и поцеловал меня.

В тот вечер мы так и не выбрались на ужин.

Другие наши вечера были заполнены любыми занятиями, какие только приходились нам по вкусу. Мы бродили по очаровательным книжным закоулкам «Шекспир и компания», исследовали Лувр в нерабочее время, притворялись, что смотрим черно-белые французские инди-фильмы в артхаусном кинотеатре, а втайне целовались на заднем ряду, как подростки.

Я много раз бывала в Париже, но исследовать его вместе с Данте было все равно, что увидеть его впервые. Запахи, доносящиеся из булочных, текстура булыжников под ногами, радуга цветов, распустившихся по всему городу – все было ярче, живее, словно кто-то посыпал город сказочной пылью.

В наш последний вечер Данте пригласил меня на частный ужин у Эйфелевой башни. В монументе было три ресторана, наш находился на втором этаже, откуда открывался захватывающий вид на город. Он забронировал все помещение, так что были только мы, меню из семи блюд и город, лежащий у наших ног во всем своем сверкающем ночном великолепии.

– Хорошо, какое блюдо, которое ты терпеть не можешь, нравится всем? – я проглотила тонкий ломтик морского окуня, а затем добавила: – Я первая. Оливки. Я их ненавижу. Они портят жизнь человечеству.

– Я хочу сказать, что удивлен, но ты тот же человек, который ест огурцы с чипсами и пудингом, так что... – Данте поднес вино к губам, – достаточно сказано.

Я сузила глаза.

– Я не тот человек, кто две недели назад очистил наш запас огурцов, потому что он не мог перестать воровать мою закуску.

– Не драматизируй. Грета купила еще больше огурцов на следующий день, – он засмеялся, глядя на мой хмурый взгляд. – Отвечая на твой вопрос, я терпеть не могу попкорн. У него странная текстура, и он ужасно пахнет, даже когда не подгорел.

– Серьезно? Тогда что ты ешь во время кино?

– Ничего. Кино нужно смотреть, а не есть еду.

Я уставилась на него.

– Иногда мне кажется, что ты инопланетянин, а не настоящий человек.

Еще один смех прокатился по мне.

– У всех нас есть свои причуды, mia cara . По крайней мере, я не пою Мэрайю Кэри в душе.

Мои щеки потеплели.

– Однажды я это сделала. Я услышала песню в рекламе, и она застряла у меня в голове, ясно?

– Я не говорю, что это плохая причуда, – уголок его рта приподнялся. – Это было мило, даже если ты не попадала в ноты.

– Я не сбивалась, – пробормотала я, но мое возмущение длилось всего несколько секунд, когда он улыбнулся.

– Как подготовка к Каннам? – спросиал я, когда официант поменял местами наши пустые тарелки для третьего блюда. – Вы все успели сделать вовремя?

– Да, к счастью. Если бы мне пришлось сидеть на другом совещании, обсуждая, какое шампанское подавать на афтепати, меня бы арестовали за убийство, – ворчал он.

– Я уверена, что ты нашел бы выход из положения. Ты же Руссо, – поддразнила я.

– Да, но бумажная волокита стала бы занозой в заднице.

– Ты любишь бумажную работу. Это то, чем ты занимаешься весь день.

– Я сделаю вид, что ты не оскорбила меня посреди романтической последней ночи в Париже, – он звучал уязвленным, но в его глазах светилось озорство.

Я рассмеялась, прежде чем спросить: – Ты когда-нибудь думал о том, кем бы ты стал, если бы не родился Руссо?

Его жизнь была предопределена с самого первого дня. Но где бы он был, если бы мог выбрать свой собственный путь?

– Раз или два, – Данте пожал плечами, казалось, не заботясь об этом. – Я никогда не знаю ответ. Работа занимает большую часть моего времени, и, хотя я наслаждаюсь своими хобби – боксом, теннисом, путешествиями – я бы не стал делать из них карьеру.

Я нахмурилась, странно опечаленная его ответом.

– Я бизнесмен, Вивиан, – сказал он. – Это то, кем я был рожден быть. Мне нравится моя работа, даже если некоторые аспекты не всегда доставляют удовольствие. Не думай, что я бросаю страсть всей моей жизни, чтобы работать в угловом офисе, потому что я чувствую себя обязанным.

Полагаю, он был прав. Данте – дерзкий, смелый, очаровательный, когда хотел, но агрессивный, когда его провоцировали – он был рожден для того, чтобы править залом заседаний. Я не могла представить его ни в какой другой роли, кроме генерального директора.

– А ты? – спросил он. – Если не планированием мероприятий, то чем бы ты занималась?

– Я хочу сказать, что была бы астрономом, но, честно говоря, у меня ужасные способности к математике и естественным наукам, – призналась я. – Я не знаю. Наверное, я такая же, как ты. Я счастлива, делая то, что делаю. Планирование мероприятий может быть стрессом, но это весело, творчески... и нет ничего более приятного, чем взять идею и воплотить ее в жизнь.

Улыбка коснулась его губ.

– Так что мы оба счастливы там, где мы есть, – бархатная тяжесть его слов заставила мое сердце перевернуться.

– Да, – сказала я. – Думаю, да.

Воздух стал густым и влажным от смысла. Я колебалась, затем тихо добавила: – Я рада, что приехала в Париж.

Глаза Данте были как зажженная спичка на моей коже, яркие и горячие, достаточно горячие, чтобы обжечь.

– Я тоже.

Мы уставились друг на друга, забыв о еде. Тяжесть дюжины невысказанных слов лежала между нами и грозила пролиться в тишину.

Но, прежде чем это произошло, резкий звонок отвлек наши взгляды в сторону его телефона.

Он произнес негромкое ругательство на итальянском языке. – Мне жаль. Я должен ответить, – сказал он. – Срочный звонок.

– Все в порядке, – успокоила я его. – Делай то, что должен.

Он отодвинул стул и ответил на звонок, направляясь к выходу.

Я закончила есть свое блюдо, но была так рассеяна, что едва попробовала лангустина.

«Я рада, что приехала в Париж».

«Я тоже».

Даже в отсутствие Данте мой пульс бился так, словно я боролась за олимпийское золото в легкой атлетике.

Как я уже сказала, я была в Париже много раз.

Но это был первый раз, когда я действительно влюбилась в Город Любви.

ГЛАВА 31

Данте

– Мы нашли их всех.

Я замолчал.

– Ты уверен?

Я почти позволил звонку Кристиана уйти на голосовую почту. Я хотел насладиться последней ночью в Париже с Вивиан, но любопытство взяло верх. Он не стал бы звонить, если бы у него не было важных новостей.

Я был прав.

– Да. Мы следим за всеми восемью местами, – сказал Кристиан. – Только скажи слово, и ты навсегда освободишься от Лаусов.

Моя рука крепко сжала телефон. Я ждал, когда нахлынет облегчение. Радости, триумфа, гребаного оправдания, когда я смогу уничтожить Фрэнсиса так, как мечтал уже несколько месяцев.

Ничего не пришло.

Вместо этого в моем желудке образовалась пустота, словно слова Кристиана высосали из него весь воздух.

Посмотрел на Вивиан через дверной проем. Я стоял у входа в ресторан, достаточно далеко, чтобы она не слышала, что я говорю, но достаточно близко, чтобы видеть ее мягкую, довольную улыбку, когда она смотрела на город.

У меня в груди все горело. Она выглядела такой чертовски счастливой. Даже с учетом поездки в последнюю минуту и предстоящего Бала Наследия, она ожила в Париже так, что мне захотелось остаться здесь с ней навсегда.

Никакого шантажа, никакого Фрэнсиса, никакого светского дерьма. Только мы.

Потому что это была, скорее всего, наша последняя совместная поездка.

– Данте? – подсказал Кристиан.

Я оторвал взгляд от Вивиан.

– Я слышал тебя, – в висках запульсировала мигрень. – А как насчет деловой стороны?

– Тоже готова к работе.

– Хорошо, – чувства проскочили мимо моего сжатого горла. – А наш другой проект? Со стартапом?

Я тянул время. Я должен был дать Кристиану добро сразу же, как только он подтвердил, что мы нашли все резервные копии Фрэнсиса, но что-то не давало мне произнести эти слова.

– У компании Хита возникли некоторые проблемы, – удовлетворение наполнило голос Кристиана. – В последнее время с программным обеспечением возникли проблемы. Сотрудники нервничают. Инвесторы напуганы. IPO выглядит мертвым грузом. Это глубоко прискорбно.

– Очень.

Я осознавал лицемерие, учитывая, что то, что мы с Кристианом планировали, оттолкнет ее навсегда, но мне было наплевать. Я никогда не был логичен, когда дело касалось ее. Она была моей единственной искрой эгоизма за всю мою разумную жизнь.

– Честно говоря, это было так просто, что почти скучно, – Кристиан зевнул. – Теперь, когда с этим покончено, что ты хочешь, чтобы я сделал с Фрэнсис?

Я не ответил, не знал, как это сделать.

Я услышал тяжесть его паузы через линию.

– Позволь напомнить тебе, что именно к этому ты шел восемь месяцев, – сказал он. – Этот человек шантажировал тебя и угрожал жизни твоего брата.

– Я прекрасно знаю, – огрызнулся я.

Я провел рукой по волосам, пытаясь думать о давлении, сдавившем мой череп.

Гипотетическая последовательность событий, последовавших за моим согласием, пронеслась перед моим мысленным взором, как фильм на ускоренной перемотке.

Кристиан уничтожает улики и торпедирует Лау Джуэлс. Вивиан слышит новость о том, что средства к существованию ее семьи сгорают в огне. Я рассказываю ей правду о шантаже. Она уходит...

Давление распространилось на мою грудь.

Черт. Если у меня случится сердечный приступ посреди Эйфелевой башни во время разговора с Кристианом, я никогда не услышу конца этого.

– Твой выбор, Руссо, – его голос стал нетерпеливым. – Каков наш следующий шаг?

Он не сказал этого, но я услышал предупреждение в его голосе. Он точно знал, почему я колеблюсь, и был не слишком впечатлен.

Я закрыл глаза. Мигрень накатывала с нарастающей силой.

Я – не моя семья.

Этот человек шантажировал тебя и угрожал жизни твоего брата.

Скажи слово, и ты навсегда освободишься от Лаусов.

Я должен был избавиться от шантажа. Независимо от моих чувств к Вивиан, на кону стояла жизнь моего брата, и я не мог рисковать утечкой этих фотографий. Романо содрал бы с него кожу живьем, если бы узнал, что Лука прикасался к любой женщине в его семье, тем более к его любимой племяннице.

Если я уничтожу шантаж, ничто не помешает мне отомстить Фрэнсису. Я мог бы оставить прошлое в прошлом, но он этого не заслуживал.

– В следующий раз, когда увидишь своего брата, передай ему, чтобы он был осторожнее, – Фрэнсис улыбнулся, как змея, только что поймавшая добычу. – Я бы не хотел, чтобы эти фотографии попали в руки Романо.

Я не притронулся к папке на своем столе. Я видел достаточно. Мне не нужно было просматривать каждую чертову фотографию.

– В любом случае, я уверен, что ты занят, поэтому не буду больше отнимать у тебя время, – Фрэнсис встал и провел рукой по своему галстуку. – Подумай о том, что я сказал. Брак с моей дочерью был бы весьма выгоден, особенно для... долголетия вашей семьи, – его улыбка расширилась, обнажив острые резцы. – Разве ты не согласен?

Воспоминание вычерпало все эмоции с той встречи и вылило их в яму моего желудка.

Шок. Неверие. Гребаная ярость и на брата, и на ублюдка, которому хватило наглости явиться без приглашения в мой офис и шантажировать меня.

Нет, Фрэнсис Лау не заслуживал от меня никакой пощады.

Я повернулся спиной к столовой. Холодная окончательность поселилась в моей груди, когда я принимал решение.

– Покончи с ним.

Повесив трубку, я вернулся к ужину и изо всех сил старался вести себя нормально. Вивиан ничего не сказала в ресторане, но, когда мы вернулись в отель, она бросила на меня обеспокоенный взгляд.

– Все в порядке? – спросила она. – Ты был тихим после звонка.

– Все в порядке, – я стряхнул с себя куртку и избегал ее взгляда. – Просто досадно, что он прервал наш ужин.

– Все равно ужин был хорошим, – она вздохнула и села на кровать с мечтательной улыбкой. – Этот десерт будет сниться мне до конца жизни.

– Десерт, а не я? Я обиделся.

Вивиан закатила глаза.

– Не все крутится вокруг тебя, Данте.

– А должно, – я улыбнулся тому, как она сморщила нос, даже когда мое сердце сжалось.

На первый взгляд, наш разговор был игривым, как всегда. Но под легкомысленностью тикали часы, слышные только мне, отсчитывая мгновения нашей совместной жизни.

Я должен сказать ей правду. Если не сейчас, то, когда мы приземлимся в Нью-Йорке. Рано или поздно она все равно узнает, и я хотел, чтобы она услышала это от меня.

Но мысль о том, чтобы рассказать ей о шантаже и разрушить последние идеалистические представления, которые она имела об отце, признаться в том, что я уполномочил Кристиана сделать... она разрывала меня, как нож в груди.

Это были наши последние минуты вместе, и я был достаточно эгоистичен, чтобы присвоить их себе.

Вивиан издала задыхающийся смешок, когда я толкнул ее на спину и сел на нее, мои движения были достаточно мягкими, чтобы она приземлилась с мягким толчком, а не с чем-то более сотрясающим.

Она подняла на меня глаза, и ее прежняя насмешливая досада превратилась в улыбку, от которой у меня защемило сердце.

– Сегодняшняя ночь во Франции, – я опустил голову, чтобы мои губы касались ее губ при каждом слове. – Интересно, как мы проведем ее...

– Ну, изначально я планировала принять длинную ванну, почитать, может быть, сделать маску, которая, по твоим словам, делает меня похожей на Джейсона из «Пятницы 13-го»... – Вивиан задумалась, ее глаза искрились от смеха и накопившегося тепла. – Но, возможно, у тебя есть идея получше.

– Возможно, – я нежно поцеловал ее в губы, медленно расстегивая молнию на ее платье. Шелковистый материал ослаб, и я осторожно приподнял ее, чтобы снять остальную одежду.

Обычно я был бы слишком нетерпелив, чтобы действовать так медленно, но сегодня я позволил своим прикосновениям задержаться на каждом изгибе и впадинке. Я ласкал ее тело ртом и руками, поглаживая груди через лифчик и стягивая зубами нижнее белье, дюйм за дюймом, пока она не застонала от разочарования.

– Данте, пожалуйста, – вздохнула она, ее кожа раскраснелась от удовольствия, хотя я еще едва прикоснулся к ней.

Мой стон вибрировал на ее коже. Я хотел затянуть эту ночь как можно дольше, но я не мог отказать ей ни в чем. Не тогда, когда она смотрела на меня такими глазами и умоляла меня таким голосом.

Я отбросил ее нижнее белье в сторону и взглянул на прекрасное зрелище, открывшееся передо мной.

– Черт, детка, ты такая мокрая для меня.

Она снова заскулила, когда я нежно провел зубами по ее клитору. Раз, два, давая ей согреться от ощущений, прежде чем я втянул чувствительный бутон в рот и пососал.

Нарастающие крики Вивиан были музыкой для моих ушей, когда я довел ее до первого за эту ночь оргазма. Я мог слушать ее вечно – тихие стоны, вздохи и хныканье, и то, как она звала меня по имени, когда кончала на мой язык. Это была самая сладкая, самая грязная симфония, которую я когда-либо слышал.

Она еще не отошла от своего кайфа, когда я скользнул в нее.

Еще один стон поднялся в мое горло от того, какая она была тугая и влажная. Ее тело прилегало к моему, как океан прижимается к берегу – естественно, без усилий, идеально.

Я не двигался, целуя ее шею и захватывая ее рот в поцелуе, прежде чем начать двигаться.

Вздохи удовольствия Вивиан вибрировали в моем теле, когда я входил и выходил из нее в медленном, чувственном ритме.

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы сохранить неторопливый темп, когда она чувствовала себя так чертовски идеально, но я хотел насладиться каждой секундой.

В конце концов, однако, мой контроль ослаб, и я ускорил темп. Я сдержал проклятие, когда она выгнулась дугой, втягивая меня еще глубже.

– Быстрее, – умоляла она, ее голос задыхался от желания. – Пожалуйста.

Я стиснул зубы, мои мышцы напряглись от усилия сдержать разрядку. На лбу выступили бисеринки пота.

– Se sapessi il potere che hai su di me ( прим. ред. Если бы ты знала, какую власть имеешь надо мной.), – сказал я, мой голос был неровным.

Я сделал секундную паузу, прежде чем обхватить ее бедра и дать ей то, о чем она просила, вбиваясь в нее все сильнее и быстрее, пока ее ногти не прочертили бороздки на моей спине.

Глаза Вивиан были полузакрыты, щеки раскраснелись от удовольствия, а губы полуоткрыты, когда стон за стоном вырывался наружу.

Она выглядела такой красивой, что я почти не мог поверить, что она реальна.

Мой взгляд задержался на ее лице, пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь, прежде чем я снова поцеловал ее. Я проглотил ее крик освобождения, когда она прижалась ко мне.

Я продержался еще минуту, прежде чем мой контроль окончательно ослаб, и мой собственный оргазм пронесся через меня в горячем, ослепительном порыве.

– Ну, – вздохнула Вивиан, когда я перевернулся на бок рядом с ней. – Это было определенно веселее, чем ванна.

Я усмехнулся, даже когда чувство вины вернулось в мое сознание и вырезало дыру в моей груди.

– Мое эго благодарит тебя за подтверждение.

– Скажи ему, что не за что, – она зевнула и прижалась ближе ко мне, закинув одну руку и ногу на мое тело. – Это была идеальная ночь, – пробормотала она. – Мы должны... – еще один зевок, – приезжать в Париж почаще. В следующий раз... – третий зевок, – пойдем в...

Ее сонный голос прервался в тишине. Я прижался губами к ее макушке, когда ее дыхание замедлилось до глубокого, ровного ритма.

Я попытался уснуть, но тяжесть в груди не давала мне покоя.

Вместо этого я уставился в потолок, считая ее вдохи и гадая, сколько еще нам осталось до того, как все развалится.

Кристиану хватило бы одного дня, чтобы уничтожить улики. Один или два, чтобы Фрэнсис понял, что произошло, в зависимости от того, насколько внимательно он следил за резервными сайтами. И еще пара дней, чтобы эффект от захвата бизнеса стал заметен.

Реально, я мог бы рассказать Вивиан правду, когда мы приземлимся в Нью-Йорке. Я бы предпочел, чтобы она услышала ее от меня, а не от отца, который, несомненно, попытается все извратить так, чтобы он выглядел жертвой.

Но... черт. Я не мог вот так просто вывалить на нее эту бомбу. В то же время я не мог притвориться, что все в порядке, и впустить ее еще больше, чем уже впустил. Не тогда, когда наш разрыв был неизбежен.

Другие люди тратили годы на то, чтобы сблизиться со мной. Вивиан даже не нужно было пытаться. Каждая минута, проведенная нами вместе, была еще одной щепкой в моей защите, знала она об этом или нет.

Если я отпущу ее отца, я смогу спасти то, что у нас было. Даже если она поймет, что он был куском дерьма, она была слишком предана своей семье, чтобы простить меня за то, что я разрушил их. И если она каким-то чудом согласится, чтобы я уничтожил ее отца, смогут ли наши отношения пережить последствия? Я чертовски уверен, что не собирался сидеть напротив Лаусов на Дне благодарения каждый год и делать приятное, и я сомневался, что они примут меня, в любом случае.

Я не мог оставить ее у себя, и я не мог ее отпустить.

Пока не могу.

Я закрыл глаза, пытаясь найти лучший выход из этой ситуации.

Логика говорила мне, что я уже украл у нее несколько мгновений, проведенных с ней сегодня, и что мне нужно отдалиться, пока я не упал еще глубже. Эмоции говорили мне, что нужно послать логику к черту и засунуть разум в задницу.

Моя голова или мое сердце. Одно из них должно было победить.

Я просто не знал, что именно.