Текст книги "Дикие питомцы"

Автор книги: Амбер Медланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Я с удовольствием пройдусь пешком.

Мы же не хотим, чтобы твои милые ножки устали.

Да все в порядке.

Айрис поднимает на Сэма глаза, очень довольная тем, как все прошло. Ее почему-то расстраивает, что у Лекси все так отлично складывается. Выбросив эту мысль из головы, она просовывает руку Сэму под локоть. Они проходят мимо парка Вашингтон-сквер, и Айрис указывает на темную живую изгородь – станция метро же в той стороне, верно?

Впервые она представляет, как ей добраться до дома. Сэм отвешивает поклон живой изгороди, потом бездомному и провозглашает – дай пять! Леди и джентльмены, наконец-то она начинает осваиваться.

4

До начала занятий остается еще две недели, в квартире пахнет хот-догами из расположенного под окном киоска. Сэм прислоняется к стене возле письменного стола. Несколько минут он стоит, заложив руки за голову, словно изучает план здания. А потом неожиданно бьет по стене кулаком. Костяшки врезаются в бетон с тихим печальным звуком, если бы Айрис не наблюдала за ним, она бы ничего не услышала. Она вскрикивает, а Сэм сгибается пополам, зажимая кисть второй рукой.

Какого хрена?

Сэм не отвечает, только сжимает и разжимает кулак. Удар вышел не сильным, но больно все равно ужасно. Айрис достает из морозилки пакет со льдом и оборачивает его кухонным полотенцем.

Этим ничего не исправишь, говорит она, подбегая к нему.

Вот уж точно. Пару минут он позволяет ей прижимать к его пальцам лед, а потом выдергивает руку. Мне нужен воздух.

Минутку, я только обуюсь.

Я один пойду.

Точно?

Сэм затягивает шнурки так, словно хочет придушить собственные ступни. Айрис садится на пол рядом с ним и прикасается к его ноге. Хочешь, возьми лед с собой? Что все-таки случилось?

Сама посмотри, он указывает подбородком на ноутбук. А потом хватает куртку и выходит.

Спускаются сумерки. Айрис сидит на полу и читает письмо. Агент Сэма забраковал отрывок, который он хотел послать в «Грейволф Пресс». «Слишком поверхностно. Слишком умозрительно. Куда подевалась энергия первого наброска?»

В квартире весь день сумрачно, солнце заглядывает в окна только на закате. Айрис не сразу удается подняться с пола.

Вечером она предлагает посмотреть вместе «Умницу Уилла Хантинга». Выдавливает из себя слезы на случай, если Сэма тоже проберет, но его лицо остается бесстрастным, даже когда Робин Уильямс говорит: «Ты не виноват». По экрану бегут титры, Сэм все молчит. Когда он уходит чистить зубы, Айрис проводит ладонью по стене. Вмятина от удара почти незаметна, можно подумать, что кто-то просто неудачно переставлял в комнате мебель. Айрис слышит, как в раковину сбегает вода, и снова садится.

На Сэме рубашка из гладкого хлопка, о нее приятно тереться щекой, когда Сэм ее целует. Он смущается и старается не встречаться с ней взглядом. Они сидят на краю кровати, Айрис массирует ему плечи и болтает все, что в голову взбредет. Что бы он ни заявил – что это она во всем виновата, или, напротив, что она очень его поддерживает, – она все примет.

Знаю, тебя это вряд ли утешит, но я бы с удовольствием прочла последний вариант. А если ты против, тоже не страшно. Но мне бы правда не повредило занять чем-нибудь мозг. Она проминает пальцами узел у него между лопаток. Кстати, если тебе нужен чтец с британским акцентом, у меня есть на примете одна девушка.

Он кивает, и она целует его в щеку. А потом садится у него за спиной и обвивает его ногами. Ну вот, довольно говорит она, устраиваясь поудобнее. Давай придумаем план. Чем ты завтра первым делом займешься?

Айрис старается незаметно помочь ему пережить этот день. А когда Сэм засыпает, проверяет почту. Нэнси не разговаривала с ней с того самого случая в доме у Пирса. Айрис один раз позвонила ей, но та не взяла трубку. В июне она прислала ей ссылку на статью о сделке, которую Тереза Мэй заключила с Демократической юнионистской партией, но никакой приписки в письме не было. Наверное, адрес Айрис просто значится у нее в списке рассылок. В два ночи, когда возвращаются Тина и Линн, Айрис еще не спит. Девушки пьяно хихикают, роняют ключи и громко шикают друг на друга – потише!

Когда Айрис просыпается и идет варить кофе, Сэм уже сидит за письменным столом. Он порезался, когда брился. И пластырь на щеке, и то, что он смущается при виде ее, – это так трогательно. Она бродит по квартире на цыпочках и отмывает вещи, абсолютно не нуждающиеся в чистке. На обед она готовит им сэндвичи с тунцом. Вечером ей приходит в голову посмотреть документалку о событиях в Шарлоттсвилле, но она никак не может найти свои наушники. Тогда она идет в комнату Сэма и включает передачу на ноутбуке. Дверь прикрывает, а звук приглушает до минимума.

Фильм идет уже десять минут. По городу шествует толпа белых, одни выкрикивают лозунги, другие несут в руках факелы. Евреям нас не вытеснить, скандируют они. Чьи улицы? Наши улицы!

Я смотрю, ты довольна? – спрашивает Сэм.

Айрис так увлеклась передачей, так внимательно вглядывалась в толпу, выкрикивающую «Белые жизни важны!», а Сэм произнес это так ровно, что поначалу она даже внимания не обратила. Не поняла, что это он ей. Она ставит видео на паузу. Сэм? Ты со мной говоришь? Ответа нет, только трубы гудят под полом.

Сэм?

Он не оборачивается. Просто откладывает ручку и медленно повторяет, как будто возвращаясь к недавнему разговору – довольна, что твои теории об американцах подтвердились?

Айрис рассматривает его затылок, пытаясь понять, как же они до такого дошли. В голове пусто. Она словно со стороны видит, как подходит к нему сзади и обвивает руками его шею. Жаль, что на ней не надето что-нибудь другое – шелковая комбинация, пеньюар, в общем, что-нибудь нежное.

Я действительно предвзято относилась к американцам, пока не встретила своего, говорит она и поглаживает Сэма по затылку.

Вскоре его плечи расслабляются. Ох, блин, прости. Я веду себя, как урод. Через две недели начинается учеба. А я должен был к этому времени успеть гораздо больше. Я просто не имею права все просрать. Не хочу стать парнем, который никогда ничего не доводит до конца. А ты сильно меня отвлекаешь. Представляю, как будет задирать нос Пол – его-то хренову писанину приняли. И от Конрада спасу не будет. Для него и всех этих гонзо-журналюг эта петрушка в Шарлоттсвилле – просто золотая жила.

Ты не обязан никому рассказывать, как у тебя продвигаются дела с книгой. Пойдем прогуляемся по парку полчасика? Хочешь хот-дог?

Сэм вздыхает. Нет. Мне нужно сосредоточиться.

В последнее время Айрис пишет чаще. По большей части из-за того, что как только Сэм делает перерыв в работе, он тут же спрашивает – ну, как идут дела? Она просто перечитывает старые заметки, притворяется, будто вносит что-то новое, но по вечерам, когда дает Сэму почитать отрывки, тот жадно набрасывается на них и испещряет карандашными пометками. Иногда, закончив чтение, он откладывает листки и прижимает ладони к глазам, словно не в силах осмыслить степень ее гениальности. Черт возьми, бормочет он, ты хоть сама понимаешь, что написала?

В такие моменты ее окатывает теплой волной. Кажется, что Сэм видит в ней что-то живое, то, что сама она давно уже мысленно похоронила. Когда же дело касается его собственной работы, Сэм постоянно срывается. Айрис пытается предотвращать его гневные вспышки, и от того весь день то сидит, как на иголках, то умирает от облегчения. Нет, он не начинает крушить все вокруг. В каком-то смысле, наверное, было бы даже проще, если бы он, как Надаль, швырялся теннисными ракетками. Просто у Айрис постоянно ощущение, что вот-вот грянет буря. Будто бы она стоит посреди огромной равнины, а с небес на нее постепенно наползает тень. Конечно, от нее становится прохладнее, зато ты никогда не знаешь, что она с собой принесет. Это похоже на сдвиг тектонических плит. Вы вроде просто разговариваете, и вдруг в бытовых фразах откуда ни возьмись появляется опасный подтекст, и в итоге тебе уже страшно слово сказать. А по полу змеятся трещины. Айрис из-за этого всегда начеку, настороже, держит ухо востро. Она – единственная, кто способен обезвредить пояс шахида. С каждым днем она все отчетливее понимает, что именно может вывести Сэма из себя, и старается ловко обходить острые углы. Самое сложное, что Сэм ничего не способен поделать со своими настроениями. Он и сам их боится. Внутри у него прячется целое озеро ярости. Чаще всего он в него не лезет, резвится на берегу. Но оно постепенно становится все глубже, как лужа, набегающая под десятилетиями подтекавшим краном. Вспышки изматывают его, кажется, будто над ним временно берет верх какая-то темная сила, которой он не способен противостоять. И да, он ходит к терапевту, но дело движется медленно, потому что врач кажется Сэму слишком легковерным.

Все хорошо, заверяет Айрис. Неудивительно, что ты на пределе. У тебя же дедлайн через два месяца. Это нормально.

Спасибо, что напомнила.

Извини, говорит она. А он кладет руку ей на плечо, показывая, что не сердится.

Иногда они шутят на эту тему. Сидят рядом, смотрят телевизор, и Айрис, чокнувшись с Сэмом банкой пива, говорит – было бы здорово, если бы у тебя над головой появлялся специальный значок, предупреждающий, что я вот-вот тебя выбешу. Ну, знаешь, как в видеоиграх.

Просто я не привык иметь дело с такими сильными чувствами, то ли в шутку, то ли всерьез отзывается Сэм. До встречи с тобой я так себя никогда не вел. Хочешь, дам тебе пару номеров, сама поспрашиваешь.

Айрис нравится думать, что она имеет на него такое большое влияние. Скрестив ноги, она сидит на диване, наблюдает за мечущимся по комнате Сэмом и понимает, что в любой момент легко сможет его успокоить. Она подсказывает ему идеи, зароняет в голову мысли. Выписывает цитаты из книг, которые он не читал, чтобы его не раздражала ее начитанность. Раньше ее привлекали его решительность и прямота, теперь же она понимает, что и у него есть свои скелеты в шкафу. Он талантлив, но совершенно не представляет, как со своим талантом справиться, не умеет себя дисциплинировать. И искренне поражается, что почувствовал себя лучше после того, как Айрис уговорила его передохнуть.

Надо же, я и не думал, что вся эта шняга со свежим воздухом и водой так офигенно работает, говорит он.

В хорошие дни Айрис кажется, что это ее слова заполняют экран его ноутбука.

Но сегодня ни один из приемов не срабатывает. У Айрис приступ сенной лихорадки, и она громко сопит носом. А Сэм не желает открывать окно, потому что с улицы тянет жареным луком. В комнате уже нечем дышать.

Держи, Сэм вручает ей свои наушники.

Спасибо.

Она садится на диван позади него и смотрит документальный фильм с субтитрами. Какой-то лысый мужик рассказывает репортеру о расовых проблемах. Речь о том, способны ли белые на насилие, перебивает журналист, а лысый отмахивается от него. При чем тут способны или нет? – говорит он. Конечно, способны. У меня, например, пистолет есть, и в качалку я хожу постоянно. Я очень стараюсь быть способным на насилие.

Айрис разглядывает линию плеч Сэма поверх экрана. Он ничего не печатает, только то прибавляет, то убавляет яркость. Двадцать минут спустя он выходит покурить, а когда возвращается, лицо у него такое напряженное, словно он так и подначивает ее отпустить по этому поводу комментарий. Айрис, сдвинув брови, смотрит в экран. Напиши что-нибудь, мысленно просит она. Что угодно. Хоть свое имя. Потом пугается, что он может услышать ее мысли, и старается вовсе перестать думать.

Она с маниакальным упорством проверяет почту, но от Эзры по-прежнему ничего нет. Все лето он присылал ей пустые письма с вложенными файлами: то ролик, где мужчина с голым торсом рисует мандалу на тротуаре в Лос-Анджелесе, то эпизод из «Кельвина и Хоббса», то из «Мелочи пузатой». Она не отвечала. Иногда в письмах были какие-то занимательные факты. «Ты знала, что на шоу Эда Салливана Моррисона попросили изменить текст песни с «Нам круче кайфа не найти» на «Нам лучше быть уже не может»? В итоге он спел в прямом эфире оригинальную версию. А после, когда один из продюсеров пригрозил, что «Шоу Эда Салливана» больше с ними дела иметь не будет, ответил: «Чувак, да мы сами только что поимели «Шоу Эда Салливана».

На эти письма Айрис тоже не отвечала. Но как-то в четверг Эзра пишет ей в Вотсап.

Эзра, 16:20: Кстати, если ты не занята, завтра у нас концерт в Бруклине.

Эзра, 16:26: Если хочешь, можем вместе провести следующий день. Мы пробудем в городе до вечера воскресенья…

Айрис, 16:46: Знаешь, я ведь тут не сижу целыми днями у окошка в ожидании тебя.

Эзра, 16:48: Это хорошо.

Айрис, 16:49: Так почему ты пишешь накануне?

Эзра, 16:50: Не хотел говорить заранее, вдруг сорвалось бы.

Эзра, 16:51: К тому же, учитывая, как мала вероятность того, что ты сможешь вырваться, получив приглашение в последний момент, если мы все же встретимся, это будет… как там это слово?

Айрис, 16:52: Кисмет?

Айрис, 18:00: Пошел ты.

Вечером Лекси приглашает ее на лекцию в «Школу жизни». В зале так тепло, что Айрис почти сразу же засыпает.

Когда они выходят, на улице уже прохладнее. По лестнице – парами, тройками – спускаются другие посетительницы. Айрис кутается в кофту.

Так тебе понравился Сэм?

Ммм, тянет Лекси, проверяя телефон. Мне нравится, что ты с ним счастлива. Увидев выражение лица Айрис, она прячет мобильный. Не пойми меня неправильно, он очень милый, симпатичный и внимательный…

Ладно, Айрис натягивает рукава на кулаки.

Но разве ты бы встречалась с ним в Лондоне?

А ты бы с Фредом в Лондоне крутила?

Лекси вспыхивает, и Айрис с невольной радостью подмечает, что злость ей не идет.

Просто мне в нем чудится какая-то фальшь. Чего это он так старается?

У него такая манера речи. А старается он, потому что я ему нравлюсь.

Но он тебе и слова не давал вставить, замечает Лекси.

Айрис внезапно приходит в ярость. Она уже не раз просила Лекси не вмешиваться в ее дела.

Я молчала, потому что хотела, чтобы вы, ребята, получше узнали друг друга. И очевидно зря. Прости уж, что мой парень не соответствует твоим высоким стандартам.

Вообще-то я его и не приглашала, фыркает Лекси, затем медленно выдыхает. Но если ты с ним счастлива, то я счастлива за тебя.

Я счастлива.

Несколько минут они идут молча, а потом Айрис не выдерживает – я просто на куски разваливалась, пока не встретила Сэма. А теперь я снова чувствую себя собой. Как, блин, мне надо было поступить? Эзра постоянно между делом бросает, как возьмет меня с собой на гастроли или где мы с ним когда-нибудь будем жить. Как будто у нас и правда есть будущее. Но при этом никогда не говорит ничего определенного, ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Он даже ни разу не сказал, что хочет, чтобы я вернулась.

Ладно, ладно, мягко увещевает Лекси. Потом указывает на ребенка в смешной панамке. Несколько секунд они разглядывают его, а затем идут дальше.

То есть Сэм не против всех этих непоняток с Эзрой?

Айрис разворачивается и машет малышу, хотя тот на нее и не смотрит. Я снова пишу, говорит она.

Это классно, но это ведь не вся жизнь.

Нет, вся, Айрис стирает со щек злые слезы. Господи, у меня гормоны шалят. Я рассказывала тебе про парня с моего курса, у которого был пунктик на лунных циклах? Он поставил себе на телефон приложение, знаешь, вроде того, которое определяет, что за песня играет. И постоянно объявлял нам – Луна сейчас в такой-то фазе. А я в ответ – ой, Бесси, представляешь, у каждой девушки в этой аудитории сейчас месячные. У нас тут свой цикл.

Лекси улыбается, но сбить ее с мысли не так-то легко. Айрис не знает, как половчее сменить тему. В какой-то момент хочет даже спросить, как там Фред. Но, слава богу, Лекси наконец переключает внимание на что-то другое.

После ужина она выуживает из сумочки пачку мидола и вручает ее Айрис.

Хорошо помогают. Только с алкоголем не мешай.

Айрис вытряхивает на салфетку четыре таблетки, а оставшиеся отдает Лекси. Та закатывает глаза, но ничего не говорит. Они, посмеиваясь, наблюдают за парой за соседним столиком. У них явно первое свидание. Девушка все время на разные лады повторяет – как интересно, как интересно! Лекси во внезапном приливе энтузиазма начинает рассказывать, что мечтает взять творческий отпуск и уехать учиться в Китай. Совершенно очевидно, что спад рождаемости происходит из-за всплеска феминистских настроений и стремления к большей мобильности, что не способствует желанию иметь детей. А еще я читала статью, довольно надуманную, на мой взгляд, но все равно интересную. Там говорилось, что у молодого поколения нет личного пространства. Мы тут жалуемся на жизнь, а в Китае молодежи в буквальном смысле некуда податься. Как думаешь, почему в Европе все иначе?

В целом?

Я про темпы рождаемости.

Много темных переулков?

Айрис шутит, но Лекси неожиданно кивает, словно ее всерьез заинтересовал этот аргумент. Айрис нравится, что мир Лекси такой громадный, а она в нем жмется где-то с краю. Они допивают вино и заказывают еще одну бутылку. Лекси раскраснелась и теперь больше похожа на себя.

Ты ужасно на меня влияешь, говорит она.

Если честно, из-за антидепрессантов у меня повысилась толерантность к алкоголю. Приходится пить больше…

Лекси отпивает из бокала. Совсем по-американски выражаешься: повысилось, снизилось.

Придумай, как сказать по-другому.

Лекси набивает рот едой, потом откладывает вилку и нож. Знаешь, в «Голдман» сотрудникам, пережившим нервный срыв, дают отпуск с сохранением полной зарплаты.

Не было у меня нервного срыва.

Я просто о том, что определенная среда может способствовать появлению психологических проблем.

Айрис подцепляет кусочек из тарелки Лекси. Все считают, что люди искусства не такие амбициозные, как банкиры, а на самом деле мы еще хуже.

Но хуже всех коллекционеры.

Мы просто служим разным богам, вот и все, заключает Айрис, прихлебывая вино. Мы приносим себя в жертву. А у вас есть стимулы. Сэм целый день колотит по клавиатуре, но у него хотя бы есть агент. Я говорила тебе, что Пол продал свою писанину? Пол!

* * *

Чуть позже они курят на улице, и Лекси снова заводит речь о Лидерман. Айрис затягивается и смотрит вверх, на мост, под которым они стоят.

Может, тебе стоило бы поговорить с кем-то еще? – предлагает Лекси.

Угу. Не знаю. Сэм все время мне напоминает, что таблетки должны быть только временной мерой. Да и побочные эффекты у них так себе. К тому же теперь все иначе. Тогда мне не хватало поддержки.

По мосту с грохотом проносится поезд, Айрис следит глазами за его тенью, потом сплевывает на тротуар. Лекси дожидается, пока затихнет эхо, и спрашивает – что это ты такое только что сделала?

У меня гадкий вкус во рту.

Это отвратительно.

Сэм меня научил.

Потому что ему хочется, чтобы другие мужчины считали тебя отвратительной.

Ой, перестань.

Это правда, настаивает Лекси. Знаешь, бывают парни, которые нарочно раскармливают своих подруг, потому что толстые с меньшей вероятностью их бросят. А они не сомневаются, что однажды это непременно случится.

Вечером Айрис пересказывает ее слова Сэму в постели, а он ухмыляется и почесывает живот, словно его застукали за просмотром порно. Ошеломленная, она замирает и спрашивает – ты серьезно?

Ох уж эта Лекси, отмахивается он. Брось, ты же знаешь, ей просто нравится тебя накручивать.

5

В субботу в пять Айрис встречается с Эзрой у станции метро «Линкольн-центр». Он ее не целует, зато обнимает так крепко, что, кажется, вот-вот треснут ребра. Они отправляются в «Вангард» и всю дорогу болтают, но Айрис не может заставить себя взглянуть Эзре в глаза. Утром она проснулась в постели Сэма. Потом съездила к себе и тщательно вымылась, долго скребла кожу солью. И все равно так ясно чувствует на теле отпечатки рук и губ Сэма, что, кажется, и Эзра их тоже видит. Потом она представляет себе его вымазанный помадой живот и ощетинивается. Они оба спали с другими. Она ничуть не хуже его. Выходит, они в расчете?

Эзра рассказывает, что они решили снимать часы на входе в студию, по примеру «Fleetwood Mac».

Знаешь, оживляясь, продолжает он, во время записи «Слухов» двое участников группы переживали тяжелый разрыв. Стиви Никс пришла в ярость, когда Линдси Бакингэм, ее бывшая, спела про «мечтаю с ним перепихнуться».

Ту самую строчку из песни они повторяют хором. А затем Эзра сухо добавляет – что ж, совершенно очевидно, что я превращаюсь в своего отца. Ты все мои истории уже сто раз слышала, а я все равно продолжаю их рассказывать.

Такая вот ироничная манера речи ему идет. Они сидят рядом у барной стойки, но вскоре Эзра разворачивается к Айрис и постепенно начинает расслабляться. Долли велела им перестать фантазировать в интервью, а то журналисты не понимают, что из их болтовни шутка, а что правда.

Ндулу все еще бесится из-за смены названия и постоянно по-дурацки его переделывает, вроде «Жиголо Л(0)тус» – Эзра пальцами изображает кавычки.

Сделай так еще раз.

Он повторяет жест, явно испытывая облегчение от того, что Айрис начала его дразнить. И качает головой – ох уж эти журналисты. У тебя было время послушать новые песни? Впрочем, нет, конечно же, нет, ты слишком занята, поспешно добавляет он.

Они прекрасны, заверяет Айрис, и Эзра сникает. Нет, честно. Правда, твой голос теперь звучит немного иначе. Как будто без обработки его уже и не существует.

Эзра корчит презрительную гримасу, и в то же время заметно, что он немного смущен. Как по мне, его слишком уж сильно обработали. Зато получился танцевальный трек, народу нравится.

Я очень тобой горжусь, Айрис сжимает ему руку. Потом извиняется и начинает пересказывать свою недавнюю находку по теме соли – старинную индийскую сказку. Однажды король спросил семерых своих дочерей, сильно ли они его любят. И шестеро старших ответили – мы любим тебя так же сильно, как сласти. А младшая сказала – я люблю тебя так же сильно, как соль.

Эзра кивает, но вид у него настороженный. За что ты извинялась?

Айрис не сводит глаз с бармена, смешивающего мохито. На Эзру смотреть она боится. Что, если в его глазах мелькнет то, что он пытается сказать ей уже много лет?

Людям иногда кажется, что я разговариваю с ними свысока, сама не знаю, почему, отвечает она.

Эзра озадаченно смотрит на нее, потом пожимает плечами.

Не знаю, я ничего такого не замечал.

Айрис спрашивает его о новом альбоме, он что-то отвечает, но вскоре она отвлекается и перестает слушать. А когда снова сосредоточивается на разговоре, Эзра как раз рассказывает о своей новой песне. Она про криосферу. Про криосферу?

Да, про криосферу! Это одна из оболочек Земли, характеризующаяся наличием или возможностью существования льда. И вечная мерзлота, и айсберги, и льды.

Нельзя же просто выдумывать несуществующие слова.

Давай-ка живее запиши, щелкает пальцами он.

Я этим больше не занимаюсь. Взяла отпуск. Айрис перебрасывает волосы на одно плечо и смотрит, не посеклись ли кончики.

Ничего, потом вернешься в строй, заявляет Эзра. К тому же такое слово правда существует. Я пришлю тебе ссылку на энциклопедию.

Айрис берет солонку и высыпает горстку соли на стойку. Эзра, достав кредитку, принимается сгребать ее в дорожки. Непонятно, осознает он, что делает, или действует машинально. Примерно час они болтают на отвлеченные темы. Айрис завороженно следит за тем, как старательно он строит белые линии. Почему-то это напоминает японские сады камней. Кажется, они оба втайне считают, что говорят о чем-то глубоко личном. Не все ведь можно сказать напрямую, некоторые вещи приходится зашифровывать. Айрис вдруг замечает в копне буйных кудрей Эзры пару седых волосков. Вид у него усталый.

Тебе нужно взять себе девиз: «Айрис – жить в параллельных реальностях», тихо произносит Эзра.

А она пытается представить себе множество Айрис из разных вселенных: одна нежится в ванне с Сэмом и сдувает пену с его груди, другая помогает Тесс готовить обед, третья пьет розовый джин и болтает по Скайпу с Нэнси, четвертая все еще учится в Оксфорде, а пятая там же, где и всегда, рядом с Эзрой.

На глаза наворачиваются слезы, но она упрямо запрокидывает голову, не давая им пролиться. И говорит – не так я себе все это представляла. Эзра сгребает соль в ладонь и аккуратно ссыпает ее в свой пустой стакан.

Снаружи все еще светло. Айрис не проверяла телефон три часа. Когда она достает его из сумки, Эзра, уставившись на зеленый сигнал светофора, произносит – я знаю, что все сложно. Но не сомневаюсь, что, когда придет время, ты снова в меня влюбишься.